Петухов Юрий. Меч Вседержителя

   Она с трудом подавила желание броситься к нему на фудь, зарыдать, уйти вместе, хоть куда, хоть на край света… И только кивнула.
   – Ну, что же, – Иван подхватил свою торбу, еще разок вопросительно взглянул на Гуга Хлодрика и пошел к нише, где стоял его скафандр, – прощайте! Не поминайте лихом.
   Оборотень Хар поглядел ему вслед унылыми, грустными глазами. Лива отвернулась, смахивая темной ладошкой хлынувшие из глаз слезы.
   Через полчаса Иван сидел в мыслеуправляющем кресле того самого обгорело-ржавого шара-звездолета, что чудом сумела захватить и угнать его Светлана. Он сидел и думал – не о себе, о них, смогут ли они продержаться до его возвращения? Похоже, теперь верховодить будет Гуг, а он известный сорви-голова, он не даст покоя никому, они обязательно влипнут в историю. Но ничего не поделаешь, ведь и они обладают свободой воли, нельзя им все время навязывать свою. А там пусть жизнь покажет, кто был прав!
   Иван знал, куда держать путь. Главное, чтобы Первозург не сменил своего укрытия. А ведь тот запросто мог это сделать, уж очень он недоверчивый, мнительный, да еще после того, как его посетил Дил Бронкс, нарушив покой правительственных катакомб. И все же пора в путь.
   – На Зангезею! – коротко приказал Иван.
   Он был спокоен и хмур.
   Он снова был один в поле. И полем этим раскинулось во все пространства, измерения и времена непостижимое Мироздание. Иди, и да будь благословен!
   Первозург встретил Иван настороженно. Он сам откликнулся на запрос внутренней связи, поднялся на орбиту, ничуть не удивившись, что нарушитель его покоя заявился на корабле Системы.
   – Вон, поглядите, – сказал он Ивану, даже не повернувшись к обзорным экранам, – точно такой же болтается. Еще три на поверхности… им уже никогда не взлететь!
   Встреча получилась вялая. Они даже не пожали друг другу рук. Иван тоже не стал оборачиваться. Он все знал – корабль негуманоидов пуст и мертв, зангезейская братва поработала на славу, не оставив трехглазых даже на развод – научились, сукины дети, бить иродов! Еще больше не повезло тем, что высадились на саму планету. Сеча была лютой и долгой, не меньше трети братвы полегло в этом побоище, половина осталась перекалеченной, но зато с десяток монстров удалось захватить живьем, и теперь на них отрабатывали приемы будущих боев.
   – Дураки! – вслух сказал Иван. – Корабли можно было и не фомить, пригодились бы!
   Сихан Раджикрави понимающе улыбнулся.
   – В раж вошли, – сказал он с тихой улыбкой, будто оправдываясь за воров и бандюг, не пожелавших сдавать Зангезею ни рогатым выползням, ни трехглазым уродам.
   Но радость не обуяла Ивана. Он-то знал, что придут новые гады, а вслед за ними еще одни, что Система может и подыграть братве, потягаться с нею силушкой, покрасоваться, поерепениться… а потом врежет так, что и мокрого места
   не останется. Это Игра!
   – Это игра… – вслух сказал Сихан. И в упор поглядел на Ивана. – С чем пожаловали?
   Более странного вопроса в подобной обстановке невозможно было и придумать. Иван промолчал.
   – Можете не отвечать. Сам знаю.
   На планету они спустились к черном бутоне. Ни один из паханов не посмел притормозить их движения – Первозур-га на Зангезее уважали. Слыхали и про Ивана – высоко взлетел, больно упал! Но паханы рассуждали просто, коли хватило у седого силенок вышибить самого диктатора из правительственных катакомб, стало быть, серьезный человек. Короче, Сихан Раджикрави засветился, и знали бы зангезейские ухари, кто на его хвосте сидит, выпроводили бы давным-давно и куда подальше. Первозург бы и сам сбежал – зарылся бы с головой, спрятался, сховался… Но где?! Вселенная не такая уж и большая. Найдут!
   Пока действовали коды и заговоры он мог не бояться за своего гостя. Из подземных убежищ было видно хорошо, слышно далеко.
   – Гиргея тоже держится, – сказал Иван для затравки, усаживаясь поудобнее в шаровидное упругое кресло. -
   Странные дела.
   Тонкие синие губы Сихана искривились в грустной улыбке.
   – Почти все каторги устояли, да еще семь перевалочных баз Синдиката и три планетенки наподобие этой… Ничего странного! Народишко размяк, порассуждать любит… извиняюсь, любил, причин поискать, поразмыслить над истоками зла и добра. А эти не рассуждали, они сразу отпор давали, на каждый удар три ответных… так-то, Иван, кто не в тепличках жил, тот и выстоял. Да только и их добьют. Вот и вы тоже, ищете все ответа на вопросы свои… а ответов никаких не будет, кончились времена ответов. – Завершил он совсем уныло: – И помощи от меня не ждите.
   Иван вздрогнул.
   – Почему?!
   Первозург отвел глаза, перестал улыбаться.
   – Потому что у меня нет родни, нет жены, нет детей. У меня нет ничего на этом свете, к чему бы я был привязан, у меня есть только Пристанище. Да, только оно – мое детище. Плохое или хорошее, плевать!
   – Тогда не будет ничего! – резко выкрикнул Иван. – И вашего XXXI-ro века не будет! Человечество погибнет, уже почти погибло! Мы не можем поразить их извне, мы не можем даже сопротивляться их вторжению. Вы меня прекрасно понимаете, Первозург! Пристанище надо брать изнутри… только вы способны сделать это и спасти земную цивилизацию!
   – А вы думаете, ее надо спасать?!
   Иван стих. Вперился взглядом в сидящего перед ним седого, сухощавого человека с вытянутым смуглым лицом. Он все забыл! Он стал считать его своим, почти своим… Выродок! Это он и ему подобные погубили Землю. Это они породили ложь, подлость, двусмыслие, тайную власть. Это они породили нечисть и предуготовили ее приход в мир людской! Они! Об этом нельзя было забывать, никогда. А он забыл… и все же без него ничего не получится. Ни-че-го!
   – И думать позабудьте об этом! – еле слышно выдавил Сихан. – Пусть я выродок, пусть дегенерат… плевать! Создав Пристанище, я стал богом! Вы же верите в Создателя? Да или нет?!
   – Верю! – сухо ответил Иван.
   – Тогда представьте себе, что Он, создавший ваш мир, вернулся бы в него, разрушил этот мир изнутри, погубив все создания свои – все, везде и повсюду!
   – Нет!
   – Но почему же вы хотите, чтобы я разрушил мир, созданный мною?
   – Вы потеряли власть над ним!
   – Пусть! Рано или поздно дети взрослеют и выходят из-под контроля, это ведь не означает, что их надо убивать. Я сам ненавижу их, до слез, до скрежета зубовного… но это мои дети, и может, они окажутся, в конце концов, более
   совершенными, чем мы с вами, созданные тем, старым Творцом!
   Иван понял, что спорить бесполезно. Первозург знает коды Пристанища. Но он и пальцем не шевельнет, чтобы взорвать этот страшный мир. Более того, он будет защищать его. Бесполезно. Все бесполезно! Новые времена. Новые боги. Новые… Нет, все ложь! Рожденный в старом мире не может создать ничего абсолютно нового, чего бы никогда, пускай и в частях, в отражениях, в наметках не было бы в этом старом мире, он вообще не сможет даже представить себе совершенно нового, не существующего… В старом мире?! Ивана прожгло неземным огнем. Неужто он коснулся главного, случайно коснулся? Их мир уже стал Старым? Нет, бред! Ему не удастся перепрыгнуть через круги, ему надо идти шаг по шагу, шаг за шагом… и каждый несделанный шаг будет возвращать его назад. Да, свой Путь следует пройти самому – от начала и до конца. И нет никаких новых богов. Это все гордыня! Породивший нечисть не может быть богом. Но ведь и сам Творец порождал не только праведников, но и падших ангелов… Ложь! Кощунство! Он не порождал падших, он порождал чистых и светлых, они сами стали падшими… свобода воли! основной закон Мироздания. И Первозург такой, он не преломит своей воли… Своей ли?!
   – Ты окончательно запутался, Иван, – прошептал Си-хан Раджикрави, снова переходя на «ты». – Ты нервничаешь, мечешься, бьешься как рыба об лед… а знаешь, почему?
   Иван поднял глаза. Он не хотел сейчас думать о себе. Но Первозурга надо было слушать. Надо. В этом он убедился давным-давно, еще когда у них было много времени для долгих, бесконечных философских бесед.
   – Почему?
   – Потому что ты сам себя гложешь. Вы называете это совестью. Что такое со-весть? Ты знаешь. Евангелие – это «благая весть». И жить по совести, значит, жить по Евангелию, жить сообразно с «вестью» из высшего мира, не нарушая заповедей. А ты их нарушал. Ты боролся со злом его же оружием, тем самым умножая зло…
   – Такова была воля Свыше!
   – Ты загубил множество людей, забыв, что и они были ближними твоими…
   – Губят не тело, лишь плоть убиваема, губят душу. Но нет сил, способных погубить душу против ее воли, и сгоравшие в огне посреди палачей своих не теряли души! – Иван говорил истово, веря в каждое свое слово.
   – Ты обрек на муки и страдания друзей своих и всех, пошедших за тобой.
   – Я собрал их, вернул к жизни. А они изгнали меня!
   – Ты предал доверившуюся тебе. Ты предал сына своего!
   Иван сжался в комок. Да, Первозург прав. Пока эта боль будет изводить его, покоя не жди. А значит. Старый мир не примет его. И ничего не изменится – агония рода людского будет продолжаться, до последнего двуногого в адских подземельях. Все так. Первозург видел его насквозь, он видел то, чего не видел сам Иван.
   – Что молчишь? Может, я не прав? Может, твое детище менее уродливо, чем мое?!
   – Ты прав, – процедил Иван сквозь зубы.
   – Ну, что ж ты сидишь тогда – иди и убей его! – Первозург испытующе уставился на Ивана. – Убей! И тогда я уйду в Пристанище…
   Иван стиснул лицо руками. Все верно. Этот бессмертный старец, еще не родившийся на свет Божий, сказал лишь то, что постоянно колотило Ивану в мозг, наколачивало безъязыким, причиняющим тупую боль колокольным би-лом – неясным, глухим, убивающим. И чего требовать с кого-то, ежели он сам, ищущий Света и бьющийся за него, избранный из многих, породил оборотня? По плодам их узнаете их.
   На левом боковом экране в беспросветно-лиловом мраке трехлунной зангезейской ночи ватага вооруженных до зубов головорезов расправлялась с рогатыми выползнями, лезущими из дюжины подземных труб сразу. Парни работали сноровисто и лихо. Они верили, что победа будет на их стороне. Они просто не знали всего… Сихан Раджикрави нахмурился. Одни уроды бьют других уродов. Обычным, нормальным людишкам такого не дано… на то они и нормальные.
   – Ты прав, – повторил Иван еще глуше. – Мне надо идти к ним.
   Это было просто кошмаром наяву. Пристанище шло за ним по пятам, оно не давало ему жизни даже теперь, когда он получил Высшее благословение, оно давило его, душило… Нет, это он сам не давал жизни себе. Очистительные круги! Ничего не получится, пока он не очистит своей совести, и не удастся этого дела отложить напотом. Проклятое Пристанище! Проклятая планета Навей! Черное заклятье! Оно сбывалось. Злой дух этого чудовищного мира властвовал над ним.
   – Сверхпространственный туннель открыт? – спросил Иван, не решаясь поднять глаз.
   – Да. – Сихан Раджикрави встал, подошел к центральному экрану. Его верхний сегмент показывал изуверскую бойню на другой стороне планеты – там опустился новый звездолет из Системы, еще не помеченный налетом вселенской ржавчины, серебристый шар. Не менее полусотни закованных в латы трехглазых, будто древнегреческая фаланга, сомкнутым строем теснили разношерстную армию Синдиката. Недобитые, полуискалеченные головорезы корчились на кремнистой земле под уродливыми и мощными птичьими лапами. Звуки не доносились в катакомбы, но по разинутым в отчаянии ртам и выпученным глазам было видно, что лихие парни погибают в мучениях. Сихан знал, на этот раз они устоят, продержатся, теша своими смертями полумертвецов Системы. Но это будет потом.
   – Тебе нет нужды идти по туннелю, – сказал он, переводя взгляд на Ивана. – Ты забыл про мой личный канал. Он тоже открыт.
   – Хорошо, – Иван встал. Ему сейчас не было дела до братвы и трехглазых. – Хорошо. Дай мне коды биоячейки!
   – Алена давно умерла… ее нет. Остался лишь злой дух.
   – Не верю!
   – Это твое право, – Первозург не выдержал взгляда серых колющих глаз. – Я буду с тобой на связи. Если понадобится, позовешь.
   – Ладно. На этот раз я ее вытащу оттуда! – Он сжал кулаки, будто прямо сейчас собирался броситься в драку. – А этого… выродка я убью.
   Сихан сокрушенно вздохнул, покачал головой, но ничего не ответил.
   – Алена в шаре?
   – Да. Но только для тех, кто знает коды.
   – И этот шар такой же… – до него только сейчас дошло, что земной звездолет в Спящем мире планеты Навей очень похож на эти звездолеты, на серебристые шары Системы… похож, но не совсем.
   – Нет, не такой же, – пояснил Сихан, – все эти ваши шарики – разработка XXVII века, устаревшие модели. Тот почти мой ровесник, его сработали в ХХХ-ом. Но он врос в Пристанище. Ни мне, ни тебе не увести его оттуда, и не мечтай! И вообще, брось свои несбыточные затеи – тебе надо облегчить душу, вот и давай, повидайся, поговори, сними груз с сердца. Но помни, что рожденный тобою сильнее тебя, он не простит своего прошлого поражения. С временной петлей шутки плохи. Ну, хватит об этом. Пора!
   Сихан снял с головы тонкий обруч, надел на Ивана, сжал плечи руками, ледяным взглядом пронзил насквозь.
   – Где я выйду…
   Вопрос растаял во мраке и тишине.
   Иван рванулся вперед, сильно ударился обо что-то гремящее и пустое. Вывалился наружу. Щербатая мертвецки синяя луна висела над поганым лесом. За спиной поскрипывала незатворенная полусгнившая дверь избушки. Шлюз! Он уже вышел из шлюза. Вот и ответ.
   В лесу выли обезумевшие от тоски волки. А скорее всего, это забавлялся один из оборотней. Может, и его сын, а может, и другой.
   Иван ощупал себя руками – комбинезон, фильтры, малый лучемет, парализатор на бедре, сигма-скальпель, рукоять меча у предплечья. Нормально! В прошлый раз он был почти голый, безоружный и ничегошеньки не понимающий. Нынче все иначе, нынче он сам иной.
   Ловко этот Первозург все проделал! Будто ждал заранее… нет, канал он готовил для себя, а его, Ивана, спровадил, лишь бы с глаз долой, чтоб память не грызла и не мучила – кому дано долго носить в сердце благодарность!
   Иван отворил дверь, на ощупь пробрался через темные сени, ступил в горенку с косым, просевшим окошком. В прошлый раз именно тут довелось свидеться с Аленой – постаревшей, неузнаваемой, доживавшей последние годки. Больше такой встречи не будет. А будет совсем иная… ежели вообще им суждено свидеться в этой постылой жизни. Главное, не ошибиться.
   Иван поднял за корявую ножку табурет, поставил возле потемневшего от старости стола. Присел. Прежде ему морочил голову подлый Авварон, сбивал с пути, пихал то в болото, то под камнепад, разыгрывая из себя спасителя и благодетеля. Но все же он вел Ивана к цели, худо-бедно, но вел. Ныне гнусного бесеныша не будет. Он сам его изгнал. Ныне надежда только на себя. Избушка была непростой. Да и какая это, к дьяволу, избушка – одна видимость только, а на самом деле – многоканальный шлюз-переходник, одна из межпространственных пуповин, связующих несчитанные миры Пристанища. Из этого шлюза Иван выходил не единожды и через дверь и через окна, сюда его приволакивали связанным, сюда несло его по своей воле.
   – Ничего, разберемся! – пробормотал он себе под нос.
   Из сеней повеяло холодком. Где-то снаружи звякнуло что-то, будто цепь поддернули, невидимый оборотень каркнул хрипло и приглушенно. Было. Все это было!
   Иван усмотрел в черном дощатом потолке небольшую дыру – только-только протиснуться. Встал. Нашарил в сенях скрипучую лесенку, притащил внутрь. Хотел было вытащить из бокового клапана инфраленту, прилепить к вискам, чтобы в потемках видеть получше. Да передумал, зажег полуистлевшую лучину на подоконнике, таком же кривом и ветхом как и само окно. А потом приставил лесенку к стенке и быстро вскарабкался наверх.
   Чердак был пыльный, старый, забитый всяким хламом и рухлядью. Три метра вперед, два направо, три налево, а дальше сплошняком: мрак, паутина, обшарпанные стены, рванье какое-то, хлипкие стропила, что-то дряблое, свисающее с них, хлам, мусор, грязь… Иван ожидал чего угодно, только не этого – он весь оцепенел, переваливаясь от края в прелое сено. Это был тот самый чердак! который вел в Систему, на Хархан-А! Всего пять шажков по лесенке! Непостижимо! Неужто подлец Авварон не знал про этот лаз?! Не мог не знать… нет, мог и не знать! не все лазы открыты для всех, есть стены и фильтры, в которых видит распахнутые ворота и щели лишь допущенный к перемещению в них. А Авварон все время ныл и жаловался, что не во все двери его, видете ли, пускают. Вот так избушка! Это замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Он сразу все припомнил. «Лети, комар, форточка открыта!» Они тогда издевались над ним… Теперь они его просто убьют. Тогда он был забавной букашкой, ползающей по ярусам и сферам-веретенам, жалкой и смешной мошкой. Теперь он не-прошенньгй и злой гость, с которыми поступают круто. Он все помнил. Чтобы очутиться в садах Хархана, надо провалиться сквозь мякоть этого фальшивого «прелого сена» – и все закрутится по-новой, опять пойдут лютые мордобои и развлечения, опять его закуют в цепи и бросят в подземелье… или сразу прикончат. Нет! Причем тут Хархан-А! Ему нужен Спящий мир Пристанища, а не триединое квазипространство «системы», вывернутое наизнанку одновременно в восьмидесяти полюсах Страшных Полей. Назад!
   Иван сунулся к дыре. Опустил вниз голову. И не увидел убогой горенки, освещенной тусклой лучиной. Избушка-шлюз сыграла свою очередную шутку.
   – Сихан, ты слышишь меня? – молча вопросил Иван, настраиваясь на катакомбы Зангезеи.
   – Слышу, – раздалось в ответ после секундной задержки. – Но не советую злоупотреблять связью. Они запеленгуют тебя… и убьют.
   – Поглядим еще, кто кого, – проворчал Иван. А мысленно сказал: – Мне нужен выход в Спящий мир!
   – Все! Молчи! Я дам знать, когда ты наткнешься на него!
   Иван примолк. Первозург зря нервничать не станет, есть причина. И он сам пока что не в «системе», а на пыльном чердаке, значит, есть ход назад. Как дико и прекрасно устроен мир! До одной и той же цели можно лететь веками, преодолевая бесконечную толщу пространства, изнывая и умирая на пути этом, а можно лишь шагнуть – и ты уже там, на месте! Пристанище и Система! Их разделяет только дверь – тончайшая, невидимая, недоступная для прочих. Их разделяют миллионы световых лет. И здесь нет никакого противоречия, ибо Мироздание живет не по человеческой логике, у него свои законы, не доступные разуму людскому.
   Иван встал на ноги, и его тут же качнуло порывом налетевшего невесть откуда ледяного ветра. Злобный вой, переходящий в хохот, ударил не только в уши, но и в само сердце, в обнажившуюся внезапно на этом ветру душу.
   Он резко обернулся. И замер от ужаса.
   – Ты возвратился, чтобы умереть! Сбывается черное заклятье!!!
   Призрак страшной старухи, злого духа планеты Навей черной смертной тенью нависал над ним. Бились в ураганных ледяных струях черные одежды, скалилось изможденно-злобное лицо из-под черного капюшона, тряслись воздетые кверху уродливые морщинистые руки… Это была она – Алена! Брошенная им, прожившая века в горе, исстрадавшаяся, озлобленная, превращенная извергами-зургами в ведьму, в злобную навь, беспощадную, мстительную, неистовую. Время творит чудовищные дела.
   – Стой!!! – закричал он в отчаянии. – Не смей!
   Острый конец черного посоха, что сжимала в своих лапах старуха, был нацелен в его грудь. В этом острие таилась Иванова смерть – не телесная, но погибель, вечная погибель его души. И он это знал. И еще он знал, что в морщинистых, корявых, воздетых к мрачному верху руках в этот миг слилась вся сила преисподней, вся злоба черного мира, вся ненависть потусторонней бездны и еще… месть извергнутого беса Авварона. И ему дана лишь доля мига, чтобы принять решение. И отсрочек не будет. И Пресветлые Силы с ним… но Они не вмешиваются, ибо только он, только он сам должен решить – наделенный душой и волей.
   Смертное острие неотвратимо приближалось, будто в замедленном старинном кинематографе, и одновременно неслось с быстротою молнии, разящей обреченную жертву. Надо было отпрыгнуть, увернуться, уйти от удара. Но Иван поступил иначе. Он ринулся вперед, отбил древко посоха, ухватил старуху за костлявые плечи, с силой сдавил их, встряхнул высохшее тело, отбрасывая черный капюшон за спину… и заглянул в пустые глазницы черепа.
   – Алена!!!
   Желтые зубы, почти не прикрытые расползающейся полуистлевшей плотью, заскрипели, разомкнулись. Из горла извергся протяжный и тоскливый вой. Он ощутил, как морщинистые костистые пальцы сомкнулись на его горле, стали душить.
   – Алена… – прохрипел он.
   И, преодолевая ужас, отвращение, боль, притянул ее голову к своей, впился в последнем горячем поцелуе в ее тленные губы, изгоняя своим человечьим теплом все то нечистое и злобное, что вселилось в нее, что сделало ее такой, что управляло ею, обратив в одержимую, бесноватую. И почти сразу их обоих подхватило, понесло в ледяных струях урагана куда-то вниз, в пропасть, бесконечную пропасть холода и мрака. Но он не отрывался от ее губ. Он уже не дышал, горло было сдавлено до хруста позвонков. Он цепенел будто скованный льдами, замерзая в этом смертном ледяном поцелуе, умирая, уносясь в Мир Тьмы. И уже когда сознание покидало его, когда не оставалось надежды, он вдруг ощутил, что губы ее теплеют, что в них возвращается жизнь. И замелькали почему-то перед внутренним взором падающие снежинки, огромное множество, целый калейдоскоп падающих снежинок. И падение прекратилось.
   Он вздохнул полной грудью – горло его было свободно, ничто не давило, не душило. И в глазах начинало проясняться.
   – Аленка, – просипел он, отрываясь от полных теплых губ. -Я вернулся за тобой. Вернулся, как обещал!
   Жизненные силы потихоньку возвращались в тело. Теперь Иван начинал понимать, где он. Но встать сразу не смог, руки и ноги плохо слушались его. И тогда он перевернулся на спину и увидел над собой, метрах в четырех-пяти голубое объемное ложе, прозрачный гроб. «Я буду ждать… Помни, я… нет, мы ждем тебя!» – промелькнуло в голове.
   Преодолевая слабость, пошатываясь, Иван встал. Прямо над его головой в биоячейке, удерживаемой силовыми полями, лежала Прекрасная Елена, его любимая и брошенная им Аленка. Он не ошибся. Он попал в Спящий мир! Он попал в шар-звездолет! Он разорвал Черное заклятье и развеял миражи. Страшная старуха-ведьма с ее сатанинским воем и горящими глазами никогда не придет к нему. Он разомкнул временную петлю! Значит, она спит. Значит, она не просыпалась! А раз так – никакого сына у них нет! И не надо никого убивать. Облегчение охватило Ивана, нахлынула радость и… печаль. И сомнения. Ведь все, что случилось сейчас, есть, это само собой. Но и то, что было прежде, тоже есть. Путаница какая-то! Он протянул руки к ячейке.
   И вдруг услышал тихое:
   – Не спеши.
   Звук шел сразу со всех сторон. Иван завертел головой – по стенам огромного, тающего в дымке зала стояло не менее дюжины сутуловатых, сгорбленных существ с длинными руками и шерстистыми телами. Мохначи! Он сразу узнал этих странных тварей. Но почему они на борту звездолета?! Им ведь сюда нет дороги!
   – Пошли вон! – прохрипел Иван.
   Рукоять меча скользнула в его руку. По стародавнему своему опыту он знал, что с мохначами церемониться нечего. Два с лишним десятка желтых, горящих глаз наблюдали сейчас за ним. Два десятка покрытых рыжей шерстью узловатых лап сжимали рукояти грубых, увесистых палиц, топоров и мечей. С такими подарками встречают только незваных гостей. И все же говорили не все они сразу. Говорил один. Кто? Иван попытался определить это. Но не смог.
   – Уйдешь ты. И уйдешь навсегда!
   Кольцо начало сжиматься. Проще всего было достать малый лучемет да и пожечь нечисть без разговоров. Но Иван помнил, что в этом мире действуют свои законы и можно запросто попасть впросак.
   – Ну, ладно, – пробормотал он себе под нос, – хватит болтать.
   И не стал дожидаться, пока кольцо сомкнется и его проткнут. Сделав неожиданный обманный выпад в одну сторону, он мощным прыжком отскочил в противоположную, развалил на две половины встречного мохнача, сбил наземь второго – и выскочил из кольца. Можно было бы уложить еще парочку-другую, но Иван решил выждать, авось образумятся сами, да и силы еще не совсем вернулись.
   – Проваливайте по добру по здорову! – закричал он без злости.
   – Провалим, только ты прежде сдохнешь! – раздалось снова сразу отовсюду.
   Иван никак не мог понять, кто говорил. Впрочем, какое это имело дело.
   Он слегка ускорил внутренние ритмы. И бросился, сломя голову, вперед. Этот бросок стоил мохначам еще пяти жизней. Они не успевали даже вскидывать своих мечей и палиц, как падали с отрубленными головами, рассеченными телами… но не умирали, не корчились, а застывали кучами съеживающейся полуживой плоти, дрожащей и отвратительной.
   Это мы уже проходили, отметил про себя Иван. В прошлый раз его выручил барьер, отделявший одну полость Пристанища от другой. Нынче бежать из звездолета было некуда. И куда бежать, если там, в ячейке лежит та, ради которой он пришел сюда.
   Еще одним броском Иван завалил двух мохначей. Отпрыгнул, пристально глядя на упавших. Нет! Та же самая биомасса – тупая, послушная и безжалостная, ежели попадешься ей под руку. Верховодил этими бездушными убийцами кто-то другой – или один из них, до которого пока никак не удается добраться, или некто извне.
   Первый «труп» уже почти восстановился и медленно вставал на карачки, так и не выпустив из лапы топора. Иван пошел было к нему. И чудом успел увернуться от брошенной сильным и ловким броском железной палицы-шестопе-ра. Одновременно с трех сторон на него сиганули три мохнача, бешено вращая смертоносным железом. Они и не думали отходить! и не собирались сдаваться! Более того, пока Иван уворачивался от ударов, не находя возможности взмахнуть мечом, еще двое подкатили сзади, метнули под ноги тонкую прозрачную сеть. Такой номер мог пройти с кем угодно, только не с ним, не с десантником-смертником Дальнего Поиска. Немыслимо извернувшись и выскользнув из сети, он успел ухватить ее за край и захлестнуть ею троих нападавших. Тут же отвернулся от них, сразил мечом двух наглецов. Вернулся к несчастной троице, хрипящей в металлической мелкоячеистой паутине… Главное, не ошибиться! Очень бы хотелось поглядеть на урода, который всем этим заправлял. Нет, у всех троих глазищи были бессмысленно-тупые, полыхающие желтым огнем, ни проблеска!