Певзнер Керен. Смерть саксофониста

   И тут я почему-то вспомнила, как Руби, закончив играть, поморщился и облизал губы.
   - Саксофон! - закричала я. Лина с Михаэлем уставились на меня, как на полоумную. - Мундштук!
   Чтобы меня не перебили, я принялась быстро излагать свою версию:
   - Я видела Руби перед тем, как он полез на сцену. Он не был пьян. Просто лицо раскраснелось. Но это могло было быть и от жары, и от возбуждения. Он легко вскочил на эстраду. И когда играл, не сделал ни одной ошибки. Значит, все было в порядке. А вот когда закончил, то ясно было видно, что у него болят губы - он морщился и дотрагивался до них. Я еще подумала: это оттого, что с непривычки или мундштук чужой. Но это был яд! категорически закончила я.
   - Глупости! - брякнула Лина. - Яд горький, а Руби играл несколько минут. Неужели он не почувствовал горечь?
   - Если Михаэль говорит, что яд сильный, то его можно было нанести не на весь мундштук, - запальчиво отстаивала я свою версию. - Вполне достаточно небольшого пятнышка... Ищите у Руби во рту ранку, вроде укола! - заключила я.
   - А что ж, это мысль... Где у вас телефон? - Михаэль набрал номер полицейского управления.
   - Виктор? Это Борнштейн. Проверь, пожалуйста, имеется ли во рту у Вольфа ранка, как от укола? Что? Да? Спасибо.
   Михаэль посмотрел на меня, и я поняла, что подразумевают под выражением "квадратные глаза".
   - Что? - подавшись вперед спросила Лина.
   - Есть след укола на внутренней стороне нижней губы. Вокруг него самая большая язвочка...
   - Ну, ты даешь, подруга! - сказала Лина и восхищенно выматерилась.
   Мне стало неудобно перед Михаэлем. Он как будто не знает русского языка. Но кто их разберет, полицейских?
   x x x
   С начала визита старшего следователя прошло около часа. Лина поднялась со стула.
   - Вижу, что у вас свои дела, а мне нужно срочно повидать вдову.
   - Я объясню тебе, как доехать, - сказала я с облегчением. Поездка к Вольфам для меня отменялась.
   - Конечно, вы понимаете, госпожа Коган, - со всей серьезностью произнес Борнштейн, - что в интересах сохранения тайны следствия вы должны весь наш разговор держать в секрете...
   - Вот так всегда, - вздохнула Лина, - как только узнаешь что-нибудь стоящее, вечно на свет божий вылезает или тайна следствия, или высшие интересы, или еще подобная хренотень. Обещаю, пока не найдете убийцу, ничего никому не скажу. Но потом - напишу первая!
   - Согласен, - невозмутимо отреагировал Борнштейн.
   Проводив Лину до дверей, я вернулась в салон.
   - Скажите, Валерия, музыканты из ансамбля на свадьбе говорили по-русски?
   - Да, - кивнула я.
   - Ничего не поделаешь, - развел руками Михаэль, - прошу вас составить мне компанию. Не возражаете?
   - Чего уж там... - и я пошла собираться.
   До Оленьего парка мы добрались минут за пятнадцать. На просторной стоянке, вчера вечером не вмещавшую все машины гостей, сегодня стояли на приколе лишь три машины. Одна из них, не первой молодости микроавтобус, была украшена по борту разноцветной надписью "Ансамбль Ностальжи".
   Банкетный зал выглядел уныло. Столы ощетинились ножками перевернутых стульев, со стен сняли композиции из цветов и листьев, а лампы светили в полнакала.
   В дальнем углу зала, на эстраде, репетировали музыканты. Слышалось треньканье гитары и приглушенный разговор.
   - Интересно, кто из них саксофонист? - шепотом спросила я.
   - А это мы сейчас узнаем, - Михаэль подошел к музыкантам, - можно вас?
   К нам на площадку перед эстрадой спрыгнул длинноволосый парень с маленькой золотой сережкой в левом ухе.
   - Я вас слушаю...
   - Следователь Борнштейн, - официально представился Михаэль, - а это госпожа Вишневская, она помогает мне с переводом.
   Парень с сережкой кивнул и протянул руку для рукопожатия:
   - Руководитель ансамбля Йоханан Кравец.
   - Скажите, Йоханан, почему вы вчера на свадьбе дважды сыграли одну и ту же мелодию? У вас что, репертуара не хватает?
   - Ну, зачем вы так... - нахмурился музыкант. - Мы до утра можем играть и ни разу не повториться. И джаз, и восточную музыку, и попсу...
   - Хорошо, хорошо, не обижайтесь, - остановил его Борнштейн. -Просто я профан в музыке и хотел прояснить ситуацию. Вы играете то, что хотите, или идете навстречу пожеланиям публики?
   - Нет, мы обходимся без самодеятельности, - серьезно сказал парень. Не хотим попасть впросак. Кто знает вкусы публики? Пусть уж лучше заказывают, а мы сыграем все в лучшем виде.
   - Как это обычно бывает?
   - За несколько дней до торжества, к нам приходит клиент и уточняет список произведений, - Йоханан так и сказал: "Произведений", с заглавной буквы, - которые он хотел бы услышать.
   - И что вам заказал Руби Вольф?
   - А к нам не Руби приходил, а его зять. Он сказал, что Руби ему поручил составить список, - Йоханан недоуменно посмотрел на следователя и добавил. У нас почти всегда молодые музыку заказывают.
   - Было что-то необычное в списке?
   - Да нет, не было. Морис оказался любителем джаза, причем классического, старого. А для нас это хорошо, у нас, знаете, какой саксофонист классный Веня. Поэтому "Сент-луи-блюз" Армстронга и "Рапсодия в стиле блюз" Гершвина были заказаны дважды.
   - И в обоих сольная партия саксофона, - уточнила я.
   - Можно, конечно, сыграть и без саксофона, - заметил руководитель ансамбля. - У нас синтезатор есть, выкрутились бы. Но эффект, конечно, был бы уже не тот.
   - А почему вы не использовали синтезатор на этот раз? - спросил Михаэль. - Кстати, на нем играет другой музыкант?
   - Да, - кивнул Йоханан, - но мы думали, что сыграем так...
   - Так куда же делся ваш Веня? Не кажется ли это вам странным: уйти вот так, посередине выступления, бросить инструмент?
   - Ему позвонили на сотовый телефон и сказали, что звонят из больницы его мать срочно госпитализировали. Вот он и сорвался с места. Вы не думайте, у нас такой случай из ряда вон выходящий. Просто он знал, что у мамы плохое здоровье и недавно оно ухудшилось.
   - В какой больнице ее госпитализировали?
   - В "Сороке".
   - Как ее фамилия?
   - Ее? Не знаю. Но у Вени фамилия не из частых. Додельзон. Может, и у мамы его такая же фамилия?
   - Последний вопрос: почему Вениамин не взял свой саксофон? Это же дорогой инструмент.
   - Мы всегда возим инструменты в нашем микроавтобусе. Поэтому смысла таскаться с ним не было. А вот мундштук он взял. Мундштук - это как соска. Музыкант к нему привыкает и не может пользоваться чужим. Хороший саксофонист это делает машинально.
   - Очень интересно... - пробормотал Михаэль в недоумении. - А как же Руби играл без мундштука? Это возможно?
   - Вы что, смеетесь? - фыркнул Йоханан. - Вы в машине без колес когда-нибудь ездили?.
   - Значит, ваш Веня в спешке забыл мундштук на саксофоне.
   - Нет, - категорически заявил Йоханан, - мы с ним знакомы пять лет. За все это время он ни разу не расставался с мундштуком. Его же мыть надо после выступления.
   - Как же, в таком случае, играл вчера Руби? У него что - свой мундштук был? - озадаченно спросил Борнштейн. - Вы говорите: без мундштука играть невозможно. Ваш Веня уехал вместе с мундштуком... Могу я взглянуть на саксофон?
   Музыкант отошел от нас, чтобы принести требуемое, а я стояла и раздумывала, стоит говорить или нет... Наконец тихо произнесла:
   - Я видела мундштук
   - Как? Где? - спросили меня одновременно Михаэль и Йоханан, вернувшийся с футляром.
   - Когда мы с Линой стояли около эстрады, я загляделась на саксофон и ясно помню, что мундштук на нем был. А потом Руби начал играть.
   - Валерия, вы точно помните? Это очень важно!
   - Да что я, ослепла что ли? - обиженно сказала я. - Он же черный, заметный. Откройте футляр и убедитесь сами.
   Следователь встал, молча подошел к футляру, открыл его и, заглянув, продемонстрировал мне содержимое. Мундштука на саксофоне не было...
   x x x
   Михаэль морочил мне голову еще около часа. Я горько пожалела, что Лина избежала этой участи. Он выспрашивал, не видела ли я, кто стоял рядом с эстрадой за пять минут до происшествия, за минуту, через минуту после того, как закончил Руби, и так далее, без конца. Но я твердо стояла на своем: у эстрады в течение десяти минут, кроме нас с Линой, никого не было.
   Наконец, Борнштейн понял, что от меня больше ничего не добиться, и отстал. Он принялся расспрашивать музыкантов, а я, от нечего делать, пошла бродить по Оленьему парку. Ноги сами принесли меня в ту сторожку, около которой намедни мы с Денисом отсиживались в кустах.
   Дверь была полуоткрыта. Ничто так не стимулирует здоровое любопытство, как незапертая дверь. Просто невозможно не войти. И я вошла.
   Внутри стоял запах пыли. В углу столбиком были нагромождены пластмассовые садовые стулья. Валялись какие-то пакеты, картонные коробки. В общем, кладовка для почти ненужных вещей.
   Пожалев, что вообще сюда зашла, я повернула было обратно, но тут мое внимание привлекло окно. Мутное, давно не мытое стекло практически не пропускало света. Но даже в при таком слабом освещении я заметила, что на грязном подоконнике что-то валяется. Подойдя поближе, я пригляделась и протянула руку, чтобы взять этот предмет. Но тут же отдернула, так как на подоконнике лежал конусовидный эбонитовый наконечник - скорее всего, пропавший мундштук от саксофона. И у него был отломан кусочек с краю.
   Поспешив выйти из домика, я бросилась было бежать к Михаэлю, но остановилась и задумалась. Пока я его найду, пройдет пять минут или десять. Все может случиться за это время. Лучше не рисковать. И я не нашла ничего лучшего, как позвонить ему по сотовому телефону.
   - Алло, Михаэль, это я, Валерия.
   - Где вы? И почему вы звоните?
   - Михаэль, я не могу отойти, лучше идите сюда.
   - Куда это сюда?
   - По гранитной дорожке до бассейна, а там между пальмами к маленькому домику. Я жду вас.
   Телефон отключился. Через несколько минут на поляне перед сторожкой показались обеспокоенные Михаэль и один из охранников зала торжеств.
   - Валерия! Как вы меня напугали! Я было подумал, что вы попали в капкан...
   - Посмотрите вот на это, только не трогайте руками, - и я завела его на склад.
   - Ничего себе!.. - ахнул он. - Вам везет, как новичку в покер! Валерия, вы ничего не трогали?
   - Нет, и вам не советую. Этот мундштук, вероятнее всего, отравлен.
   Следователь достал из кармана носовой платок, осторожно сбросил на него пластмассовый наконечник, и мы вышли наружу.
   При свете дня эта штучка выглядела вполне безобидно. Вот только...
   - Валерия, посмотрите, - Михаэль поднес платок к моим глазам. - Вот и жало...
   На черной гладкой поверхности виднелся маленький заусенец, но, несмотря на свою величину, он казался весьма острым.
   - Нужно немедленно отдать в лабораторию, - сказал он и положил платок в карман.
   - Что вас понесло туда, Валерия? - спросил меня Михаэль.
   - Вчера мы с Денисом гуляли здесь и оказались случайными свидетелями одного разговора.
   - Интересно... - Борнштейн подался вперед, как гончая, почуявшая след. - Продолжайте.
   - Разговаривали двое, причем на повышенных тонах. Один не местный, турист из России. Другой был странно одет и вообще производил впечатление бомжа, попавшего на светский раут.
   - Вы знаете имена, фамилии?
   - Постойте, дайте вспомнить. Лина что-то мне рассказывала о туристе. Нет, не Лина, - я потерла лоб. - Вспомнила! Леонид Горелов. Так второй назвал иностранца. Он еще денег у него просил, а Горелов сердился и кричал, что евреи ему надоели.
   - Насильно мил не будешь, - усмехнулся Михаэль. - А как звали второго?
   - Мика Перчиков. Он одет в джинсы и футболку. Я еще подумала, что наряд, прямо скажем, не авантажный для такого приема. Мика еще сказал, что они втроем вместе учились в Москве, в институте геологии.
   - Неплохо для начала, спасибо, - поблагодарил меня следователь, - Надо будет тут тщательнее поискать... А сейчас давайте вернемся к музыкантам.
   Ансамбль не репетировал, все сидели на краю эстрады и ждали нашего возвращения. Подойдя к ним, Михаэль вытащил из кармана платок.
   - Посмотрите, пожалуйста, - сказал он ребятам, разворачивая вещественное доказательство, - можете ли вы сказать, что это такое?
   Йоханан хотел было взять мундштук, но Борнштейн отвел руку и предупредил об отпечатках пальцев. Музыканты окружили Михаэля и громко переговаривались, обсуждая увиденное.
   - Нет, - сказал Йоханан, подводя итог, - это не Венин мундштук. У него более длинный и сделан из эбонитовой пластмассы. Веня его из Союза привез, такие здесь не делают.
   - А этот из чего сделан?
   - Трудно сказать, но, по-моему, из обычного пластика. А Венин потертый, массивный.
   - Вениамин всегда носил мундштук с собой и навряд ли дал бы ему поломаться, - добавил толстый ударник.
   - А почему бы вам не спросить его самого? - Йоханан хмурился, ему давно хотелось вернуться к репетиции, а тут такая докука в нашем лице.
   - Непременно, - ответил Михаэль и широко улыбнулся. - Надеюсь, у вас есть номер телефона вашего товарища?
   - Есть, звоните, - Йоханан протянул ему сотовый телефон с уже набранным номером.
   Телефон не отвечал. Михаэль прослушал еще несколько гудков и вернул мобильник хозяину.
   - Надо звонить в больницу. Наверняка Вениамин там, а сотовый он, по-видимому, отключил. Или в больнице помехи. Как вы сказали, его фамилия?
   - Додельзон.
   - Михаэль, давайте я позвоню в больницу, - предложила я.
   - Окажите любезность, - кивнул он.
   Дозвониться до "Сороки" оказалось непросто. А несколько раз набирала справочную телефонной компании, потом коммутатор больницы, потом информационный центр. Наконец, мне ответили:
   - Информационный центр "Сорока", говорит Анат.
   - Добрый день, Анат, скажите, к вам вчера поступила больная по фамилии Додельзон. Имени, к сожалению я не знаю.
   - Ждите, проверяю, - я услышала, как застучали по компьютеру проворные пальцы. И вдруг в нейтральном голосе телефонистки послышались металлические нотки. - Кто вы ему?
   Без слов я протянула трубку Михаэлю.
   - Говорит старший следователь по особо важным делам Михаэль Борнштейн. У вас госпитализирована больная Додельзон?
   По мере получения информации лицо Михаэля менялось. Наконец, он нажал кнопку "End".
   - Мне нужно срочно ехать в больницу!
   - Что случилось? - встревожилась я. Музыканты подошли ближе и ожидающе смотрели на него.
   - Никакой больной матери там нет, а вот Вениамин Додельзон в коме. Он находится в реанимации. Дорожная катастрофа.
   x x x
   Домой меня привезли на микроавтобусе ансамбля. Я без сил опустилась на диван и не могла пошевелиться. Сколько я так просидела, не знаю. Опомнилась лишь тогда, когда Даша вернулась со школы.
   - Мамуля, я сегодня рано!
   - Да? - сказала я, чтобы только среагировать как-нибудь. - А почему?
   - Нас возили в кибуц на подготовку к поездке в Лондон.
   - И как вас там готовили?
   - Сначала была лекция о международной политике Израиля, соглашениях Осло и Уайт. Жутко нудная лекция. Даже училка заснула.
   - А зачем вам в Лондоне политика Израиля? Я думала, вам по английской истории будут лекции читать. Чтобы не дай Бог, вы в королях не запутались...
   - Это для того, чтобы мы смогли ответить. Если спросит кто-нибудь. Мы должны достойно представлять за границей нашу страну.
   Дежа вю! Кажется, мы это уже проходили... Интересно, такие исторические параллели с совком здесь потому, что обе страны были основаны русскими евреями? Или есть еще какой-то скрытый смысл во всем этом маразме?
   - А второй урок мне больше понравился, - сообщила дочь, распаковывая рюкзак.
   - Английский или компьютеры?
   - Нас привели в кибуцную столовую, накрыли стол. И мы учились пользоваться вилками для рыбы и десертными ложками. И знаешь, мама, я почти все знала!
   Ну, это уже получше, надо будет поблагодарить Элеонору, мать Дениса. Она брала Дарью к себе, когда мы с ее сыном уезжали за границу. И то, что моя дочь может смело ехать в Англию и орудовать десертной ложкой в строгом соответствии с этикетом - целиком ее заслуга.
   - Молодец! - похвалила я ее. - Теперь не стыдно тебя хоть к английской королеве на обед отпускать. Кстати, есть хочешь?
   - Не-а, я же говорю, в кибуце кормили...
   И моя дочь уселась за компьютер.
   Мне вдруг жутко захотелось пройтись и привести в порядок свои мысли. Надев удобные туфли, я сказала Дарье, что пошла на море, и вышла из дома. До Национального парка пешком около двадцати минут, а там и до моря недалеко.
   Люблю бродить одна, когда собеседниками являются лишь шум волн и крики чаек. Люблю вдыхать терпкий соленый воздух с запахом йода и собирать витые ракушки, похожие на спиральные морковки. Такие прогулки прочищают мозги и легкие, а небольшая физическая усталость от ходьбы только помогает заснуть.
   На зеленых лужайках под пальмами и платанами были разбиты палатки. Со всех сторон доносился запах жареного мяса и крики детей, гоняющихся за мячом. Я шла к морю, увертываясь от пластмассовых летающих тарелок, в изобилии носящихся в воздухе. Эти игрушки, в качестве рекламы, раздавала фирма по производству йогуртов, поэтому разноцветные тарелки были шлягером этого купального сезона.
   Мое внимание привлек человек, бредущий по траве. Он шел впереди, и поэтому лицо его я не видела. Человек держал в руках какой-то прутик, иногда внезапно останавливался и махал им. За ним бежали дети, но он не обращал на них никакого внимания.
   Люди с "тараканами в голове" всегда обращают на себя пристальное внимание. Многие из них, скорее всего, больны. Но и здоровые чудаки чаще всего вызывают опасения и подвергаются насмешкам. К большому миру нормальных людей у них только одна просьба: чтобы не мешали им жить в своем придуманном идеальном мире, где они чувствуют себя намного лучше, нежели среди правильных мнений и жестких обычаев реальности.
   Вот и сейчас, вне всякого сомнения, вихрастый худой человек был поглощен чем-то нужным и главным для него, а мальчишки мешали сосредоточиться.
   Решив, что я дошла до цели и теперь могу присесть и немного позагорать, я мгновенно забыла о чудаке с прутиком и поискала подходящее место.
   За спиной у меня был складной шезлонг, состоящий из шести гнутых трубок и прямоугольного куска желтой парусины. Это пляжное кресло я купила на весенней распродаже, оно обошлось мне в копейки, и я жаждала его обновить.
   Усевшись под пальмой, дававшей редкую тень, я принялась собирать складной стульчик, пользуясь инструкцией, вложенной в мешок с трубками. Естественно, шезлонг складываться в форму, удобную для сидения на нем, не желал. Я крутила трубки и так, и эдак, пока чертово кресло не стало походить на ощетинившегося осьминога, и вдруг сзади услышала:
   - Что это вы делаете? Давайте, помогу...
   Обернувшись, я увидела Мику Перчикова. В руках он держал изогнутый прутик.
   - А-а! - невольно произнесла я. - Это вы?
   - Да, - кивнул он, ничуть не удивляясь, - это я.
   - Кажется, вас зовут Мика...
   - Вы меня знаете? После той публикации меня каждая собака знает...
   - Какой публикации? - удивилась я.
   - В местной бесплатной газетенке. Они сфотографировали меня возле палатки и написали, что мне негде жить и я бродяжничаю в парке. Ко мне даже социальная работница приходила, уговаривала.
   - Зачем?
   - Снять жилье, переселиться в дом, - рассказывая это, он ловко собрал мой шезлонг, изготовленный китайскими умельцами, и усадил меня в него. А сам пристроился рядом, на траве.
   - А вы, конечно, не хотите...
   - Зачем? - он вопросительно посмотрел на меня. - Я в геологоразведочных партиях по полгода жил в худших условиях, в холоде, сырости, и ничего, привык. А тут красота: тепло, вон туалет недалеко, кран с пресной водой.
   - Может, у вас денег нет? - спросила я и тут же мысленно себя обругала, чего это я задаю такие вопросы.
   - Есть, - серьезно сказал он, - пособие платят как репатрианту. А мне много и не надо. Ем мало, покупаю каждый день, чтобы свежее было, купаюсь в море. И что они от меня хотят, не понимаю...
   Возразить было нечего. Человек был доволен своей жизнью, которая, кстати говоря, была для него привычна и любима. Но это шло вразрез с устоями, и поэтому было нежелательным. Я вспомнила, что однажды прочитала в газете о мальчике из Норильска, которому все время было жарко, даже зимой. И он при нашей зимней температуре плюс десять приходил в школу в майке, когда все остальные натягивали на себя куртки и свитера. Так социальные работники чуть не лишили его мать родительских прав из-за того, что она, якобы, не смотрит за ребенком.
   - Что это у вас? - я показала на прутик.
   - Лоза, - сказал он и протянул мне ее.
   Я повертела прутик в руках. Ничего особенного, только изогнут круто.
   - А для чего он вам?
   - Воду ищу, - Мика посмотрел на меня прозрачными голубыми глазами, которые ярко выделялись на его загорелом, испещренном морщинами лице, и добавил: - И найду, обязательно найду. Она покажет...
   Когда-то я читала о лозоходцах - как они спасали караваны в пустынях и открывали подземные реки, - но никогда не могла представить себе, что увижу одного из них собственными глазами.
   - Покажите, - попросила я его.
   - Он неохотно взял прутик в руки, видимо, не желая тратить волшебные свойства по пустякам, и повертел им. Лоза качнулась и застыла. Мика проделал это упражнение еще раз, и лоза показала уже другое направление.
   - У вас в сумке бутылка с водой, а там - кран, - он махнул рукой в сторону, куда показывала лоза.
   Этот эксперимент меня абсолютно не убедил, хотя бутылка с водой действительно лежала у меня в сумке. Мика заметил мой скепсис.
   - Вон там, - с жаром сказал он и показал в сторону моря, - огромный откос. Морская вода тысячелетиями вымывала породу. И до пласта воды совсем недалеко. Только нужно найти самую близкую к поверхности земли точку. А площадь - несколько десятков квадратных километров! Мне и за год не осилить.
   - Может, не надо?.. - я попыталась осторожно возразить.
   - Как - не надо? - Мика вскочил и принялся размахивать прутиком. Вы что, историю города не знаете?! Здесь же были термы! Римские горячие бани. А воду они где грели? Деревьев никаких нет - все поздние посадки. Значит, были горячие источники! Между прочим, в сорока километрах от Ашкелона, в Хамей-Йоав, есть геотермальные воды...
   - Вы думаете, что и здесь можно отыскать?
   - Уверен! - заключил он. - А для туризма эти воды какое подспорье! Нет, я чувствую, здешний бассейн намного больше того, в Хамей-Йоав.
   Он замолчал и уставился в одну точку. Я смотрела на него и соображала, как перевести разговор на Руби Вольфа и беседу в сторожке. То, что Перчиков меня не узнал, было ясно: тогда мы разговаривали в полумраке, и на мне был яркий макияж. А сейчас - шифоновые штаны, чтобы не стеснять движений, майка и хвостик на затылке.
   Но он помог мне сам. Помолчав, Мика неожиданно произнес:
   - А денег он давать не хочет!
   - Кто? - заинтересовалась я.
   - Робка. Да и Ленька хорош...
   - При чем тут он? - я решила не скрывать, что мне знакомы его друзья. Он же турист. Приехал, уехал и все.
   - Я им обоим говорил - и ему, и Рубику: дайте денег на изыскания, сторицей обернется. А они... Эх! - Перчиков устало махнул рукой.
   Обычная история. Чудаку, нелепому человеку не доверяли и не хотели принять во внимание его слова, хотя знали его много лет. Когда поступками управляет капитал, тут уж не до старой дружбы.
   - А почему вы тогда, на свадьбе, пошли в сторожку? - прямо спросила я, надеясь, что Мика не испугается и не начнет переспрашивать, откуда я знаю.
   - Да не в сторожку, а за нее, - смутился он. - Туалеты, знаете, далеко, а я пива напился.
   - И там встретились с Леней?
   Скорее всего, я перегнула палку, так как Перчиков отступил на шаг и исподлобья посмотрел на меня.
   - Собственно говоря, кто вы такая? Выспрашиваете, высматриваете...
   - Так интересно же, - сказала я безразлично и потянулась в шезлонге.
   Наверняка он понял то, что я пыталась ему внушить, но до сих пор был в сомнении. Решив придти вихрастому лозоходцу на помощь, я, не меняя тона голоса, сказала:
   - Мика, тут такое произошло! Ясно, что каждый будет выспрашивать, тем более любопытная женщина, у действительного очевидца событий...
   - А... ну, пожалуйста, пожалуйста, - зачастил Перчиков, видимо смущенный тем, что заподозрил такую приятную даму, - спрашивайте на здоровье, все равно я в парке целыми днями один.
   У геолога в голосе появились казановьи нотки. И смотрит он на меня как-то многозначительно. Видимо, пора менять позу.
   С трудом выпрямившись в шезлонге, я спросила:
   - Этот ваш российский друг... Он тоже за домик заходил?
   - Нет, - Мика глупо хихикнул. - У него там свидание было. С дамой...
   "О господи! - воскликнула я про себя. - Неужели и я на шестом десятке буду бегать по разным укромным местечкам ради того, чтобы побыть наедине с кем-нибудь?"
   - Вы ее видели?
   - Нет, - он отрицательно помотал головой, - не видел. Просто у кобеля Леньки на щеке вот тут, - Перчиков показал на уголок рта, - была помада. Поэтому я ему так и сказал...
   - Что сказал?
   - Ну, что помешал. А он смутился и спросил: может, мне надо что? Я не растерялся и попросил у него денег на изыскания. Но только он что-то вспылил и начал меня выпроваживать.