Страница:
– В чем дело?
– Я боюсь.
– Да, – согласился Лэр, целуя ее волосы. – Я тоже.
Прежде чем отдаться огромной усталости прошедших дней, Николетт прошептала молитву, страстную мольбу, чтобы Бог даровал ей и Лэру то будущее, что они запланировали.
Спали они беспробудно и без снов.
– Сир, – прозвучал во мраке голос. Внезапно в желтом круге света свечи возникло лицо. – Время вставать.
Лэр вскочил, его сердце буквально выскакивало из груди. Рука нащупала меч, лежащий возле постели. Вглядевшись, он узнал одного из людей Тьери.
– Скажи, что я готов. Человек кивнул и удалился.
Дрожа от холода, Николетт нашла сапоги. Лэр пристегнул меч.
Тьери угрюмо приветствовал их. Он выглядел так, будто под тяжестью его мыслей все должно рухнуть. На столе уже стоял кувшин горячего сидра и блюдо с хлебом. Тьери отпил глоток сидра. Тот был слишком горячим, он отставил его, подошел к закрытым ставням, скрипнул щеколдой задвижки.
– Я отослал Гаспара и Ранделя за нашими лошадьми, – он толчком распахнул ставень. – Охотники собираются на площади.
У Лэра и Николетт едва хватило времени съесть по куску хлеба и глотнуть сидра. Сидр был невкусным, но достаточно горячим, обжигал язык. Они торопливо надели плащи и шляпы и последовали за Тьери во двор, где его люди ожидали с лошадьми. Небо посветлело, но во дворе еще было темно.
Старший, Гаспар, по обычаю нес лук своего хозяина и колчан стрел. Младший вывел лошадь хозяина и держал уздечку, пока хозяин садился в седло.
– Рандель, – сказал юноше Тьери, – принеси еще один лук моему родственнику.
Когда юноша вернулся, Лэр взял оружие, намереваясь повесить его через плечо.
– Его должен нести сквайр, – напомнил Тьери брату. – Ты же сам хорошо знаешь.
– Я смогу, дайте его мне, – настаивала Николетт, изменив голос и с тревогой думая, сумеет ли сохранить маскировку. Она повесила лук и колчан через плечо. Они были невероятно тяжелыми и еще более громоздкими, чем казалось. Когда все выезжали со двора на площадь, страх сжал сердце Николетт, в горле пересохло.
С каждой минутой небо становилось светлее. Площадь перед замком уже была заполнена толпой – дворяне на лошадях, бьющих копытами, ловчие и оруженосцы. Время от времени воздух прорезал хриплый звук охотничьего рога.
Разномастные собаки лаяли и рвались на длинных кожаных привязях, дергая ловчих туда-сюда, вступая друг с другом в драки. Желто-коричневые, белые и пятнистые, они сбивались в пеструю стаю. Среди них были гончие, гладкошерстые доги, на вид более тяжелые и злые, все заходящиеся лаем в предвкушении охоты.
Поначалу Лэру и его спутникам не удавалось различить короля среди многочисленных всадников. Около пятидесяти верховых охотников, нарядно разодетые дамы и мужчины, кружились на утоптанном снегу перед собором. Горожане со стороны наблюдали за толпой и приветствовали ее криками, добавляя еще больше суматохи и шума к этой картине.
Протрубили сразу несколько рогов, и через просвет между всадниками Тьери заметил короля. Он поравнялся с Лэром.
– Вот он, – указал Тьери кивком головы. – Ты его видишь?
Лэр кивнул, вытягивая шею, чтобы лучше видеть, и в то же время крепко держа за поводья Ронса. Жеребец беспокоился, бил копытом, ненавидя окружающую толпу.
На виду всех присутствующих на площади король казался довольным, шутил с ближайшими к нему придворными. Слева от короля находилась группа всадников. Рауль де Конше был в центре, восседая на большой черной лошади. Он и барон де Варенто, кажется, смеялись над тем, что только что рассказал барон де Севри.
Николетт направила гнедую вперед, чтобы лучше видеть. Она узнала короля и де Конше, ее взгляд пробежал по толпе всадников, заметив закутанную в меха леди на светло-серой лошади. Изабелла. Вид ее надменного лица, обрамленного мехом, вызвал у Николетт волну горечи.
Восклицаниям «На охоту! На охоту!» предшествовал хриплый, резкий хор охотничьих рогов. Воздух буквально дрожал. Охотники покидали площадь. Вынужденные на узких улицах вытянуться в длинную яркую кавалькаду, сопровождаемую лающими собаками, они представляли красивое зрелище для взоров любопытных. Горожане, разевая рты, высовывались из окон, стояли на порогах домов, чтобы увидеть великолепие королевской охоты. Дорога вела вниз по извилистым улицам города к старым восточным воротам. За стенами находились мельницы, колеса которых стояли неподвижно, а пруды были закованы зимним льдом. Заснеженное жнивье вело к пастбищам и затем к обширному Клермонскому лесу.
Собаки тащили ловчих вперед через перелесок. Был дан сигнал, и рычащие псы рванулись вперед, побуждаемые звуками рога. Всадники поскакали по снегу сначала мелкой рысью, затем пустились в галоп. Лэр, Николетт, Тьери и Гаспар ехали далеко позади. Тьери подъехал к Лэру и дал знак о своем намерении приблизиться к королю. Ударив шпорами лошадь, он помчался галопом вместе со своим сквайром Гаспаром, прокладывая дорогу сквозь группу всадников.
Лай охотничьих собак становился все громче, крики «Гей, гей!» повисали в морозном воздухе.
Дикий кабан был грозным животным, существом коварным, которое нужно было выгнать из логова. Кабан может вести за собой охотников несколько лье. Затравленный, он яростно сражается. Его острые, как кинжалы, клыки могли убить собаку одним ударом.
Толстый дворянин, скачущий недалеко от Лэра и Николетт, крикнул:
– Холодный след!
Но поскольку они въехали на узкие лесные тропы, человек впереди кричал через плечо:
– Они бегут, они бегут!
Вверх, а затем вниз по холму охотники следовали за собаками, пока не приблизились к длинному глубокому оврагу, заросшему и непроходимому. Здесь охотникам пришлось разделиться. Король и его оруженосцы оказались далеко впереди в обществе Изабеллы, де Конше и его людей. Справа слышались звуки рога и треск зарослей, через которые продирались охотники.
В густой чаще Лэр и Николетт не могли видеть ни Тьери, ни короля. Несколько раз лук цеплялся за ветви кустарника, и Николетт с трудом удерживалась в седле. Лицо ее было поцарапано и кровоточило, на голове огромная шишка – она ударилась о толстую ветку. Только руки, благодаря толстым перчаткам Лэра, были защищены от колючих веток и шипов. Медленно и с трудом Лэр и Николетт продвигались вперед. Когда наконец они и другие отставшие всадники пробрались через чащу, то не увидели короля и сопровождавших его Изабеллу, де Конше и его фаворитов. Ловчие шумели, следуя за лающими псами. После легкого замешательства и путаницы, Лэр увидел брата и, приветственно подняв руку, крикнул:
– Где король?
В ответ Тьери многозначительно пожал плечами.
– Должно быть, впереди, – прокричал он, пришпорив коня. Тот помчался галопом за толпой всадников, а его сквайр последовал за хозяином.
Именно Николетт первая услышала отдаленный звук рога другой группы всадников.
– Ты слышишь? – пронзительно крикнула она, резко поворачивая гнедого. – Там.
Лэр услышал звуки охоты позади них и значительно левее, но все еще далеко в лесу.
– Они осуществили это! – громко закричал он. Как он был глуп. Ясно, что де Конше выбрал чащу, где можно было отделить короля от охотников, увести его навстречу гибели.
ГЛАВА 23
ЭПИЛОГ
– Я боюсь.
– Да, – согласился Лэр, целуя ее волосы. – Я тоже.
Прежде чем отдаться огромной усталости прошедших дней, Николетт прошептала молитву, страстную мольбу, чтобы Бог даровал ей и Лэру то будущее, что они запланировали.
Спали они беспробудно и без снов.
* * *
Николетт протерла глаза. Дрожащий свет двигался по темной комнате по направлению к ним. Она почувствовала быстрое движение Лэра, от которого качнулась кровать.– Сир, – прозвучал во мраке голос. Внезапно в желтом круге света свечи возникло лицо. – Время вставать.
Лэр вскочил, его сердце буквально выскакивало из груди. Рука нащупала меч, лежащий возле постели. Вглядевшись, он узнал одного из людей Тьери.
– Скажи, что я готов. Человек кивнул и удалился.
Дрожа от холода, Николетт нашла сапоги. Лэр пристегнул меч.
Тьери угрюмо приветствовал их. Он выглядел так, будто под тяжестью его мыслей все должно рухнуть. На столе уже стоял кувшин горячего сидра и блюдо с хлебом. Тьери отпил глоток сидра. Тот был слишком горячим, он отставил его, подошел к закрытым ставням, скрипнул щеколдой задвижки.
– Я отослал Гаспара и Ранделя за нашими лошадьми, – он толчком распахнул ставень. – Охотники собираются на площади.
У Лэра и Николетт едва хватило времени съесть по куску хлеба и глотнуть сидра. Сидр был невкусным, но достаточно горячим, обжигал язык. Они торопливо надели плащи и шляпы и последовали за Тьери во двор, где его люди ожидали с лошадьми. Небо посветлело, но во дворе еще было темно.
Старший, Гаспар, по обычаю нес лук своего хозяина и колчан стрел. Младший вывел лошадь хозяина и держал уздечку, пока хозяин садился в седло.
– Рандель, – сказал юноше Тьери, – принеси еще один лук моему родственнику.
Когда юноша вернулся, Лэр взял оружие, намереваясь повесить его через плечо.
– Его должен нести сквайр, – напомнил Тьери брату. – Ты же сам хорошо знаешь.
– Я смогу, дайте его мне, – настаивала Николетт, изменив голос и с тревогой думая, сумеет ли сохранить маскировку. Она повесила лук и колчан через плечо. Они были невероятно тяжелыми и еще более громоздкими, чем казалось. Когда все выезжали со двора на площадь, страх сжал сердце Николетт, в горле пересохло.
С каждой минутой небо становилось светлее. Площадь перед замком уже была заполнена толпой – дворяне на лошадях, бьющих копытами, ловчие и оруженосцы. Время от времени воздух прорезал хриплый звук охотничьего рога.
Разномастные собаки лаяли и рвались на длинных кожаных привязях, дергая ловчих туда-сюда, вступая друг с другом в драки. Желто-коричневые, белые и пятнистые, они сбивались в пеструю стаю. Среди них были гончие, гладкошерстые доги, на вид более тяжелые и злые, все заходящиеся лаем в предвкушении охоты.
Поначалу Лэру и его спутникам не удавалось различить короля среди многочисленных всадников. Около пятидесяти верховых охотников, нарядно разодетые дамы и мужчины, кружились на утоптанном снегу перед собором. Горожане со стороны наблюдали за толпой и приветствовали ее криками, добавляя еще больше суматохи и шума к этой картине.
Протрубили сразу несколько рогов, и через просвет между всадниками Тьери заметил короля. Он поравнялся с Лэром.
– Вот он, – указал Тьери кивком головы. – Ты его видишь?
Лэр кивнул, вытягивая шею, чтобы лучше видеть, и в то же время крепко держа за поводья Ронса. Жеребец беспокоился, бил копытом, ненавидя окружающую толпу.
На виду всех присутствующих на площади король казался довольным, шутил с ближайшими к нему придворными. Слева от короля находилась группа всадников. Рауль де Конше был в центре, восседая на большой черной лошади. Он и барон де Варенто, кажется, смеялись над тем, что только что рассказал барон де Севри.
Николетт направила гнедую вперед, чтобы лучше видеть. Она узнала короля и де Конше, ее взгляд пробежал по толпе всадников, заметив закутанную в меха леди на светло-серой лошади. Изабелла. Вид ее надменного лица, обрамленного мехом, вызвал у Николетт волну горечи.
Восклицаниям «На охоту! На охоту!» предшествовал хриплый, резкий хор охотничьих рогов. Воздух буквально дрожал. Охотники покидали площадь. Вынужденные на узких улицах вытянуться в длинную яркую кавалькаду, сопровождаемую лающими собаками, они представляли красивое зрелище для взоров любопытных. Горожане, разевая рты, высовывались из окон, стояли на порогах домов, чтобы увидеть великолепие королевской охоты. Дорога вела вниз по извилистым улицам города к старым восточным воротам. За стенами находились мельницы, колеса которых стояли неподвижно, а пруды были закованы зимним льдом. Заснеженное жнивье вело к пастбищам и затем к обширному Клермонскому лесу.
Собаки тащили ловчих вперед через перелесок. Был дан сигнал, и рычащие псы рванулись вперед, побуждаемые звуками рога. Всадники поскакали по снегу сначала мелкой рысью, затем пустились в галоп. Лэр, Николетт, Тьери и Гаспар ехали далеко позади. Тьери подъехал к Лэру и дал знак о своем намерении приблизиться к королю. Ударив шпорами лошадь, он помчался галопом вместе со своим сквайром Гаспаром, прокладывая дорогу сквозь группу всадников.
Лай охотничьих собак становился все громче, крики «Гей, гей!» повисали в морозном воздухе.
Дикий кабан был грозным животным, существом коварным, которое нужно было выгнать из логова. Кабан может вести за собой охотников несколько лье. Затравленный, он яростно сражается. Его острые, как кинжалы, клыки могли убить собаку одним ударом.
Толстый дворянин, скачущий недалеко от Лэра и Николетт, крикнул:
– Холодный след!
Но поскольку они въехали на узкие лесные тропы, человек впереди кричал через плечо:
– Они бегут, они бегут!
Вверх, а затем вниз по холму охотники следовали за собаками, пока не приблизились к длинному глубокому оврагу, заросшему и непроходимому. Здесь охотникам пришлось разделиться. Король и его оруженосцы оказались далеко впереди в обществе Изабеллы, де Конше и его людей. Справа слышались звуки рога и треск зарослей, через которые продирались охотники.
В густой чаще Лэр и Николетт не могли видеть ни Тьери, ни короля. Несколько раз лук цеплялся за ветви кустарника, и Николетт с трудом удерживалась в седле. Лицо ее было поцарапано и кровоточило, на голове огромная шишка – она ударилась о толстую ветку. Только руки, благодаря толстым перчаткам Лэра, были защищены от колючих веток и шипов. Медленно и с трудом Лэр и Николетт продвигались вперед. Когда наконец они и другие отставшие всадники пробрались через чащу, то не увидели короля и сопровождавших его Изабеллу, де Конше и его фаворитов. Ловчие шумели, следуя за лающими псами. После легкого замешательства и путаницы, Лэр увидел брата и, приветственно подняв руку, крикнул:
– Где король?
В ответ Тьери многозначительно пожал плечами.
– Должно быть, впереди, – прокричал он, пришпорив коня. Тот помчался галопом за толпой всадников, а его сквайр последовал за хозяином.
Именно Николетт первая услышала отдаленный звук рога другой группы всадников.
– Ты слышишь? – пронзительно крикнула она, резко поворачивая гнедого. – Там.
Лэр услышал звуки охоты позади них и значительно левее, но все еще далеко в лесу.
– Они осуществили это! – громко закричал он. Как он был глуп. Ясно, что де Конше выбрал чащу, где можно было отделить короля от охотников, увести его навстречу гибели.
ГЛАВА 23
Решив, что пробираться через чащу бесполезно, Лэр предпочел поехать по дальней дороге, идущей по лесистому гребню горы, опоясывающему место ловушки. Если хотя бы немного повезет, можно перехватить короля. Де Фонтен знаком велел Николетт ехать за всадниками.
– Найди Тьери! – прокричал он, направляя жеребца вверх по склону холма, густо покрытому заснеженными кустами.
Мгновение Николетт колебалась, затем, повернув гнедого, галопом помчалась вслед за Лэром. Тот не понял, что девушка следует за ним, пока гнедой не ткнулся в бок его коня. Там, где гуще росли деревья, Николетт слезла с лошади и, проваливаясь, шла по следам жеребца, ведя гнедого в поводу.
Дубовая роща резко перешла в глубокую лощину, пересеченную оврагами и заваленную упавшими деревьями. Они медленно продвигались вперед, кони вставали на дыбы, преодолевая препятствия. Когда земля становилась ровнее, лошади переходили на широкий шаг. Стуча копытами, пересекли замерзший ручей, серо-голубой, как сталь, отполированный ветром. Ветви и кусты тянулись к ним, как когтистые лапы. Толстый сук сильно ударил Лэра по колену и больно задел бедро.
На подъеме к новому горному кряжу лошади с трудом карабкались вверх, скользя копытами по камням, покрытым снегом. С каждым шагом лай собак становился громче. И когда они пересекли кряж, яростный лай заставил их повернуть головы к лугу, на котором росла одинокая сосна, а дальше было довольно много деревьев.
Внизу, впереди собак, мчался всадник. Николетт вгляделась и узнала, что человек на лошади – один из лесничих, которого она видела в таверне, его одежда была такой же по цвету. Дальнейшее убедило в том, что она права. Когда всадник проехал, девушка увидела туго натянутую веревку и тушу кабана, которую тащили по снегу.
Всадник низко склонился к лошади, ускоряя бег, двигаясь впереди королевских волкодавов. Псы промчались мимо, пестрые, белые и коричнево-желтые. Они не лаяли, отдавая все силы бегу, спеша за кабаном молча и неумолимо, как смерть. За ними с яростным лаем мчались алаунты, псы для кабаньей охоты. Двадцать сильных собак проскочили вперед, их рычание буквально застыло в холодном воздухе.
На дальнем краю луга движение среди деревьев выдавало засаду. Один стрелок занял позицию, потом другой. Шестеро держали луки наготове. Луг был пуст, виден лишь след собак. Человек, который тащил кабана, исчез, уводя за собой собак. Теперь лай звучал в отдалении.
Из-за деревьев одновременно выскочили несколько всадников. Король и его оруженосец ехали впереди охотников. Де Севри и другие держались позади.
Лэр не увидел де Конше. Страшная догадка пронзила его. Де Фонтен содрогнулся при мысли, как умно все рассчитал де Конше. Его люди завели охотников в чащу, где король оказался отрезан от других. Ловчий с убитым кабаном ожидал в чаще, а с приближением короля умчался, оставив ложный след. Лай собак из своры де Конше, несомненно, привлек королевских гончих, и они должны увести короля по следу убитого кабана навстречу гибели.
Не было времени на размышление, оставалось лишь время, чтобы действовать. Лэр и Николетт обменялись тревожными взглядами.
– Я еду с тобой! – воскликнула она.
– Нет, – закричал де Фонтен, и, когда девушка привстала, чтобы быстрее повернуть лошадь, схватил ее за локоть и толкнул назад в седло. – Не следуй за мной! Поезжай назад, слишком поздно!
Лэр действительно считал, что уже поздно, и, как солдат, который продолжает сражаться, хотя битва проиграна, был готов принять смерть. Николетт не ответила, только смотрела вслед, пока он спускался по склону холма. Слезы застыли в ее глазах. Из груди вырвалось рыдание, она ударила гнедого каблуками и бросилась вслед за Лэром.
Спустившись с холма, Лэр направил коня в рощицу молодых дубов. Деревца стегали ветками, обжигая, как крапива. Поросль перешла в крупные деревья, время от времени появлялись сосны. Когда перед ним открылся луг, де Фонтен остановил лошадь. Между деревьями мелькали охотники. Король был цел и невредим, со своим оруженосцем он скакал далеко впереди остальных.
Лэр пустил Ронса вперед, молясь, чтобы не опоздать. И тут краем глаза внезапно заметил всадника и блеск меча, когда тот поспешил к нему через перелесок.
Слева, совсем близко, из укрытия за валежником показался другой всадник в плаще пурпурного цвета. На Лэра мчался Рауль де Конше, держа в руке меч. Его грудь прикрывал щит.
Де Фонтен натянул поводья, резко поворачивая жеребца направо, и чуть не налетел на дерево. Крепко держа поводья, он выхватил из ножен свой меч.
Николетт, скачущая галопом, услышала звон оружия. Она отпустила поводья, ужасаясь увиденной картине – Лэр, де Конше и остальные сражались, их лошади в яростной схватке поднимались на дыбы, скользили и сталкивались.
Удар за ударом, они оттесняли Лэра назад за деревья, где могли окружить и убить.
В отчаянии она вспомнила о луке за спиной. Но не знала, как его зарядить и выстрелить, а еще меньше о том, с какой силой его натягивать. Был только один способ использовать оружие.
Она быстро замотала поводья за переднюю луку седла, сняла с плеча тяжелый лук и, размахивая им, как дубиной, галопом подъехала к сражающимся. Де Конше увидел ее, его рука дрогнула от неожиданности. Меч просвистел мимо головы Лэра и вонзился в дерево рядом. Она услышала лишь крик Лэра, обращенный к де Конше, но не могла разобрать слова.
Человек, на чью спину она обрушила лук, закрутился на лошади. Отчаявшись, Николетт изо всех сил бросила лук и помчалась прочь. Оглянувшись, увидела, что всадник вывалился из седла. Она не убила его, но надеялась, что одним воином стало меньше. Наклонившись вперед, натянула поводья. У нее сейчас было единственное стремление – догнать короля.
– За ней! – заорал де Конше человеку, барахтающемуся в снегу. Тот шатался, как пьяный, но поймал поводья своего коня и кое-как взобрался в седло.
Лэр воспользовался замешательством врагов и развернул Ронса, чтобы атаковать. Острие меча задело край щита де Конше. Щит упал на снег. Без него де Конше был вынужден отступить.
Когда Лэр осмотрелся, Николетт и второй рыцарь исчезли из виду. Он повернул жеребца и галопом поскакал за ними. Выехав из прикрытия деревьев, сразу увидел всю картину целиком. Король и его оруженосец, увлеченные охотой, мчались по направлению к поджидающей их засаде. Николетт на измученной лошади скакала через луг, чтобы преградить им путь. Кажется, они не видели ни ее, ни второго всадника.
Николетт слышала приближающийся стук копыт сбоку от своей лошади и видела тень преследователя на снегу. «Он не должен помешать мне», – сказала она себе и взглянула на двух всадников, галопом приближающихся к стрелкам. Один из них – конечно, король – гнал лошадь в той же жесткой, безжалостной манере, с какой правил семьей и королевством.
Ослепленная белизной снега и вихрем чувств Николетт не заметила впереди себя овраг, пока не достигла его. Поворачивать было слишком поздно, овраг зиял перед ней, пугающе широкий, с торчащими, как пики, кустами и ветками. У нее остановилось сердце, пальцы отпустили поводья. Лошадь, почувствовав свободу, взвилась вверх и, как на крыльях, перепрыгнула препятствие. Ее передние копыта мягко коснулись склона. Еще прыжок – и разгоряченный конь из последних сил поскакал наперерез двум всадникам, мчавшимся галопом.
Король, увлеченный погоней за кабаном, не увидел всадника, мчавшегося к нему на опасной скорости. Но оруженосец заметил, и в его глазах застыл ужас.
Тем временем стрелки, лежащие в засаде, наблюдали за происходящим, ничего не понимая. На лугу появились лишние всадники.
– Что-то не так, – пробормотал один.
– Что случилось? – в панике спросил другой.
Их вожак, хотя и сомневался, но был полон решимости выполнить все указания. Он натянул лук и закричал:
– Пускайте стрелы!
Оруженосец короля рванулся вперед, отчаянно пытаясь схватить поводья несущегося галопом королевского коня. Это ему удалось, и конь, задрав голову, стал поворачивать, не замедляя галопа. В этот момент на его пути возникла лошадь.
Николетт видела только мелькающие яркие силуэты. Внезапно в воздухе что-то зазвенело.
Стрелы проносились мимо, как злые шершни. Резкий удар выбросил ее из седла, и Николетт упала, хватая руками воздух. Она не видела столкновения лошадей, но слышала их ржание.
Галопом спустившись по склону, Лэр увидел, как столкнувшись, лошади не удержались и упали в снег. Когда он остановил жеребца, перебросил ногу через седло и спрыгнул, барахтающиеся лошади уже встали на ноги.
Он подбежал к Николетт и поднял ее из снега.
– Ты ранена? – он задыхался от ужаса.
Николетт не могла ничего сказать. Ей нечем было дышать. Наконец ей удалось прошептать:
– О Боже, ты жив! Я так боялась! – и обвила его руками за шею, целуя.
– Ты не ранена? – повторил де Фонтен, ощупывая ее тело, чтобы убедиться самому.
– А король? – воскликнула она. – Где король?
Лэр забыл о короле, единственной его мыслью было спасти Николетт.
Когда они нашли короля, тот, стоя в снегу на коленях, пытался подняться. Его также сбросило с седла. Лэр помог Филиппу встать на ноги. Король был весь в снегу, одежда изорвана, руки исцарапаны. В тяжелой ткани его плаща торчала стрела. Король отстранил Лэра и вырвал стрелу. В ярости он сломал древко, украшенное перьями, и бросил его в снег.
Охотники, те, кто ехал позади короля, и те, кто вернулся с ложного следа, собрались на лугу, создавая еще большую неразбериху.
Король приказал слугам найти лучников и арестовать. Только сейчас он начал искать оруженосца. Тот лежал мертвый, стрела торчала из его груди. Филипп с болью воскликнул:
– Эта стрела предназначалась мне! О Боже! Они намеревались убить меня!
Через несколько минут лучники были схвачены. Это были, несомненно, люди де Конше, так как их одежду украшали его знаки. Брошенные к ногам короля, они во всем сознались и стали умолять о пощаде, зная, что пощады не будет.
Неожиданно толпа заволновалась, когда приблизился еще один всадник. Рауль де Конше качался в седле, склонившись набок. Кровь стекала по пальцам, впитываясь в плащ и оставляя на ткани темный след.
– Предатель! – закричал король. – За свою измену ты умрешь на дыбе!
Де Конше с пепельно-серым лицом наклонился и соскользнул на землю.
Изабелла молча наблюдала за этой сценой. В отличие от других, она оставалась в седле. Ее лицо, обрамленное мехом капюшона, напоминало маску.
Де Конше попытался заговорить.
– Я действовал не один, – его голос дрожал, на губах показалась кровь.
Испуганный взгляд Изабеллы остановился на де Севри и де Варенто. Они выступили вперед с кинжалами в руках.
Де Конше, шатаясь, сделал несколько шагов к королю.
– Вы полагаете, я единственная змея? – его глаза остановились на Изабелле.
Казалось, она очнулась от злобного взгляда. Лицо исказилось, она взвизгнула:
– Убейте его!
Де Севри и де Варенто прыгнули вперед, глубоко пронзив кинжалами грудь де Конше. Его тело обмякло, упало на снег.
– Довольно! – прокричал король, жестом приказывая слугам схватить обоих. Филипп был уверен, что они не менее виновны, чем де Конше. Вопреки их планам он остался жив, но предательство ранило его сердце. Филипп повернулся к дочери и голосом, в котором прозвучало обвинение, спросил:
– Изабелла, что вы скажете обо всем этом?
Бледное, красивое лицо Изабеллы превратилось в ужасную маску. Она не произнесла ни слова в ответ, но быстро повернула лошадь и поскакала прочь.
Николетт следовало бы почувствовать, что она отомщена, но девушка ощутила лишь печаль. Прижавшись к Лэру, она не могла не сочувствовать королю. Его сыновья были дураками, а единственная дочь, во всем похожая на него, замыслила убийство отца, чтобы удовлетворить свою алчность и жажду власти.
Король, постаревший буквально на глазах, дрожа, повернулся и спросил:
– Где мальчик, который ехал за мной? Взгляд упал на Лэра.
– Де Фонтен? – сказал он, пораженный.
– Да, сир. Я нарушил приказ об изгнании и должен умереть за верность королю, что и произойдет. Но я не мог позволить им убить вас.
Король опустил дрожащую руку на его плечо.
– Ты полагаешь, я столь бессердечен? Твое изгнание окончено!
Затем обратил свой взор на мальчика, чьи короткие темные волосы вились вокруг лица. Он сразу же понял, что эти прекрасные черты принадлежат не мальчику, а молодой женщине. Взглянув в большие темные глаза, Филипп тотчас же узнал, что это его невестка Николетт Бургундская.
Лэр сразу понял сомнения короля и быстро воспользовался предоставившейся возможностью.
– Ее имя Одетта Друэ. Она камеристка Николетт Бургундской и ваша верная подданная, – осмелев, Лэр продолжил: – Ее хозяйка находится в Гайяре при смерти, – он затаил дыхание, ожидая реакции короля.
Страх сжал горло Николетт. Она слишком хорошо знала предательскую натуру Филиппа. Он может их осудить. Разве они не нарушили приговор Совета?
В суматохе на лугу метались люди и лошади, подминая замерзший снег. Отдаленный лай собак, преследующих убегающего кабана, доносился с дальних холмов.
Наконец, ровным голосом король произнес:
– Вы спасли мне жизнь, де Фонтен. Чем я могу вознаградить вашу преданность?
– Я прошу лишь свободы и права жениться на Одетте Друэ, милорд, – Лэру показалось, что в светлых глазах короля вспыхнула искра чувства.
Король был коварен. Но все прекрасно понял и увидел возможность положить конец личной проблеме, касающейся Николетт Бургундской. Он спросил:
– Вы говорите, узница умирает?
– Да, милорд.
Что-то похожее на улыбку скривило губы короля.
– Возвращайтесь в Гайяр. Похороните Николетт Бургундскую и возьмите себе в жены эту женщину.
Проницательный взгляд упал на Николетт.
– Вы согласны, мадмуазель?
– Конечно, милорд. Нет ничего большего, о чем я могу просить вас. Не судите жестоко Жанну и Бланш.
Король не ответил, но то, что она не услышала в словах, прочла в его взоре.
– Теперь отправляйтесь, – Филипп махнул рукой, – пока мое сердце не ожесточилось. Идите с Богом, верой и надеждой на новую жизнь.
– Найди Тьери! – прокричал он, направляя жеребца вверх по склону холма, густо покрытому заснеженными кустами.
Мгновение Николетт колебалась, затем, повернув гнедого, галопом помчалась вслед за Лэром. Тот не понял, что девушка следует за ним, пока гнедой не ткнулся в бок его коня. Там, где гуще росли деревья, Николетт слезла с лошади и, проваливаясь, шла по следам жеребца, ведя гнедого в поводу.
Дубовая роща резко перешла в глубокую лощину, пересеченную оврагами и заваленную упавшими деревьями. Они медленно продвигались вперед, кони вставали на дыбы, преодолевая препятствия. Когда земля становилась ровнее, лошади переходили на широкий шаг. Стуча копытами, пересекли замерзший ручей, серо-голубой, как сталь, отполированный ветром. Ветви и кусты тянулись к ним, как когтистые лапы. Толстый сук сильно ударил Лэра по колену и больно задел бедро.
На подъеме к новому горному кряжу лошади с трудом карабкались вверх, скользя копытами по камням, покрытым снегом. С каждым шагом лай собак становился громче. И когда они пересекли кряж, яростный лай заставил их повернуть головы к лугу, на котором росла одинокая сосна, а дальше было довольно много деревьев.
Внизу, впереди собак, мчался всадник. Николетт вгляделась и узнала, что человек на лошади – один из лесничих, которого она видела в таверне, его одежда была такой же по цвету. Дальнейшее убедило в том, что она права. Когда всадник проехал, девушка увидела туго натянутую веревку и тушу кабана, которую тащили по снегу.
Всадник низко склонился к лошади, ускоряя бег, двигаясь впереди королевских волкодавов. Псы промчались мимо, пестрые, белые и коричнево-желтые. Они не лаяли, отдавая все силы бегу, спеша за кабаном молча и неумолимо, как смерть. За ними с яростным лаем мчались алаунты, псы для кабаньей охоты. Двадцать сильных собак проскочили вперед, их рычание буквально застыло в холодном воздухе.
На дальнем краю луга движение среди деревьев выдавало засаду. Один стрелок занял позицию, потом другой. Шестеро держали луки наготове. Луг был пуст, виден лишь след собак. Человек, который тащил кабана, исчез, уводя за собой собак. Теперь лай звучал в отдалении.
Из-за деревьев одновременно выскочили несколько всадников. Король и его оруженосец ехали впереди охотников. Де Севри и другие держались позади.
Лэр не увидел де Конше. Страшная догадка пронзила его. Де Фонтен содрогнулся при мысли, как умно все рассчитал де Конше. Его люди завели охотников в чащу, где король оказался отрезан от других. Ловчий с убитым кабаном ожидал в чаще, а с приближением короля умчался, оставив ложный след. Лай собак из своры де Конше, несомненно, привлек королевских гончих, и они должны увести короля по следу убитого кабана навстречу гибели.
Не было времени на размышление, оставалось лишь время, чтобы действовать. Лэр и Николетт обменялись тревожными взглядами.
– Я еду с тобой! – воскликнула она.
– Нет, – закричал де Фонтен, и, когда девушка привстала, чтобы быстрее повернуть лошадь, схватил ее за локоть и толкнул назад в седло. – Не следуй за мной! Поезжай назад, слишком поздно!
Лэр действительно считал, что уже поздно, и, как солдат, который продолжает сражаться, хотя битва проиграна, был готов принять смерть. Николетт не ответила, только смотрела вслед, пока он спускался по склону холма. Слезы застыли в ее глазах. Из груди вырвалось рыдание, она ударила гнедого каблуками и бросилась вслед за Лэром.
Спустившись с холма, Лэр направил коня в рощицу молодых дубов. Деревца стегали ветками, обжигая, как крапива. Поросль перешла в крупные деревья, время от времени появлялись сосны. Когда перед ним открылся луг, де Фонтен остановил лошадь. Между деревьями мелькали охотники. Король был цел и невредим, со своим оруженосцем он скакал далеко впереди остальных.
Лэр пустил Ронса вперед, молясь, чтобы не опоздать. И тут краем глаза внезапно заметил всадника и блеск меча, когда тот поспешил к нему через перелесок.
Слева, совсем близко, из укрытия за валежником показался другой всадник в плаще пурпурного цвета. На Лэра мчался Рауль де Конше, держа в руке меч. Его грудь прикрывал щит.
Де Фонтен натянул поводья, резко поворачивая жеребца направо, и чуть не налетел на дерево. Крепко держа поводья, он выхватил из ножен свой меч.
Николетт, скачущая галопом, услышала звон оружия. Она отпустила поводья, ужасаясь увиденной картине – Лэр, де Конше и остальные сражались, их лошади в яростной схватке поднимались на дыбы, скользили и сталкивались.
Удар за ударом, они оттесняли Лэра назад за деревья, где могли окружить и убить.
В отчаянии она вспомнила о луке за спиной. Но не знала, как его зарядить и выстрелить, а еще меньше о том, с какой силой его натягивать. Был только один способ использовать оружие.
Она быстро замотала поводья за переднюю луку седла, сняла с плеча тяжелый лук и, размахивая им, как дубиной, галопом подъехала к сражающимся. Де Конше увидел ее, его рука дрогнула от неожиданности. Меч просвистел мимо головы Лэра и вонзился в дерево рядом. Она услышала лишь крик Лэра, обращенный к де Конше, но не могла разобрать слова.
Человек, на чью спину она обрушила лук, закрутился на лошади. Отчаявшись, Николетт изо всех сил бросила лук и помчалась прочь. Оглянувшись, увидела, что всадник вывалился из седла. Она не убила его, но надеялась, что одним воином стало меньше. Наклонившись вперед, натянула поводья. У нее сейчас было единственное стремление – догнать короля.
– За ней! – заорал де Конше человеку, барахтающемуся в снегу. Тот шатался, как пьяный, но поймал поводья своего коня и кое-как взобрался в седло.
Лэр воспользовался замешательством врагов и развернул Ронса, чтобы атаковать. Острие меча задело край щита де Конше. Щит упал на снег. Без него де Конше был вынужден отступить.
Когда Лэр осмотрелся, Николетт и второй рыцарь исчезли из виду. Он повернул жеребца и галопом поскакал за ними. Выехав из прикрытия деревьев, сразу увидел всю картину целиком. Король и его оруженосец, увлеченные охотой, мчались по направлению к поджидающей их засаде. Николетт на измученной лошади скакала через луг, чтобы преградить им путь. Кажется, они не видели ни ее, ни второго всадника.
Николетт слышала приближающийся стук копыт сбоку от своей лошади и видела тень преследователя на снегу. «Он не должен помешать мне», – сказала она себе и взглянула на двух всадников, галопом приближающихся к стрелкам. Один из них – конечно, король – гнал лошадь в той же жесткой, безжалостной манере, с какой правил семьей и королевством.
Ослепленная белизной снега и вихрем чувств Николетт не заметила впереди себя овраг, пока не достигла его. Поворачивать было слишком поздно, овраг зиял перед ней, пугающе широкий, с торчащими, как пики, кустами и ветками. У нее остановилось сердце, пальцы отпустили поводья. Лошадь, почувствовав свободу, взвилась вверх и, как на крыльях, перепрыгнула препятствие. Ее передние копыта мягко коснулись склона. Еще прыжок – и разгоряченный конь из последних сил поскакал наперерез двум всадникам, мчавшимся галопом.
Король, увлеченный погоней за кабаном, не увидел всадника, мчавшегося к нему на опасной скорости. Но оруженосец заметил, и в его глазах застыл ужас.
Тем временем стрелки, лежащие в засаде, наблюдали за происходящим, ничего не понимая. На лугу появились лишние всадники.
– Что-то не так, – пробормотал один.
– Что случилось? – в панике спросил другой.
Их вожак, хотя и сомневался, но был полон решимости выполнить все указания. Он натянул лук и закричал:
– Пускайте стрелы!
Оруженосец короля рванулся вперед, отчаянно пытаясь схватить поводья несущегося галопом королевского коня. Это ему удалось, и конь, задрав голову, стал поворачивать, не замедляя галопа. В этот момент на его пути возникла лошадь.
Николетт видела только мелькающие яркие силуэты. Внезапно в воздухе что-то зазвенело.
Стрелы проносились мимо, как злые шершни. Резкий удар выбросил ее из седла, и Николетт упала, хватая руками воздух. Она не видела столкновения лошадей, но слышала их ржание.
Галопом спустившись по склону, Лэр увидел, как столкнувшись, лошади не удержались и упали в снег. Когда он остановил жеребца, перебросил ногу через седло и спрыгнул, барахтающиеся лошади уже встали на ноги.
Он подбежал к Николетт и поднял ее из снега.
– Ты ранена? – он задыхался от ужаса.
Николетт не могла ничего сказать. Ей нечем было дышать. Наконец ей удалось прошептать:
– О Боже, ты жив! Я так боялась! – и обвила его руками за шею, целуя.
– Ты не ранена? – повторил де Фонтен, ощупывая ее тело, чтобы убедиться самому.
– А король? – воскликнула она. – Где король?
Лэр забыл о короле, единственной его мыслью было спасти Николетт.
Когда они нашли короля, тот, стоя в снегу на коленях, пытался подняться. Его также сбросило с седла. Лэр помог Филиппу встать на ноги. Король был весь в снегу, одежда изорвана, руки исцарапаны. В тяжелой ткани его плаща торчала стрела. Король отстранил Лэра и вырвал стрелу. В ярости он сломал древко, украшенное перьями, и бросил его в снег.
Охотники, те, кто ехал позади короля, и те, кто вернулся с ложного следа, собрались на лугу, создавая еще большую неразбериху.
Король приказал слугам найти лучников и арестовать. Только сейчас он начал искать оруженосца. Тот лежал мертвый, стрела торчала из его груди. Филипп с болью воскликнул:
– Эта стрела предназначалась мне! О Боже! Они намеревались убить меня!
Через несколько минут лучники были схвачены. Это были, несомненно, люди де Конше, так как их одежду украшали его знаки. Брошенные к ногам короля, они во всем сознались и стали умолять о пощаде, зная, что пощады не будет.
Неожиданно толпа заволновалась, когда приблизился еще один всадник. Рауль де Конше качался в седле, склонившись набок. Кровь стекала по пальцам, впитываясь в плащ и оставляя на ткани темный след.
– Предатель! – закричал король. – За свою измену ты умрешь на дыбе!
Де Конше с пепельно-серым лицом наклонился и соскользнул на землю.
Изабелла молча наблюдала за этой сценой. В отличие от других, она оставалась в седле. Ее лицо, обрамленное мехом капюшона, напоминало маску.
Де Конше попытался заговорить.
– Я действовал не один, – его голос дрожал, на губах показалась кровь.
Испуганный взгляд Изабеллы остановился на де Севри и де Варенто. Они выступили вперед с кинжалами в руках.
Де Конше, шатаясь, сделал несколько шагов к королю.
– Вы полагаете, я единственная змея? – его глаза остановились на Изабелле.
Казалось, она очнулась от злобного взгляда. Лицо исказилось, она взвизгнула:
– Убейте его!
Де Севри и де Варенто прыгнули вперед, глубоко пронзив кинжалами грудь де Конше. Его тело обмякло, упало на снег.
– Довольно! – прокричал король, жестом приказывая слугам схватить обоих. Филипп был уверен, что они не менее виновны, чем де Конше. Вопреки их планам он остался жив, но предательство ранило его сердце. Филипп повернулся к дочери и голосом, в котором прозвучало обвинение, спросил:
– Изабелла, что вы скажете обо всем этом?
Бледное, красивое лицо Изабеллы превратилось в ужасную маску. Она не произнесла ни слова в ответ, но быстро повернула лошадь и поскакала прочь.
Николетт следовало бы почувствовать, что она отомщена, но девушка ощутила лишь печаль. Прижавшись к Лэру, она не могла не сочувствовать королю. Его сыновья были дураками, а единственная дочь, во всем похожая на него, замыслила убийство отца, чтобы удовлетворить свою алчность и жажду власти.
Король, постаревший буквально на глазах, дрожа, повернулся и спросил:
– Где мальчик, который ехал за мной? Взгляд упал на Лэра.
– Де Фонтен? – сказал он, пораженный.
– Да, сир. Я нарушил приказ об изгнании и должен умереть за верность королю, что и произойдет. Но я не мог позволить им убить вас.
Король опустил дрожащую руку на его плечо.
– Ты полагаешь, я столь бессердечен? Твое изгнание окончено!
Затем обратил свой взор на мальчика, чьи короткие темные волосы вились вокруг лица. Он сразу же понял, что эти прекрасные черты принадлежат не мальчику, а молодой женщине. Взглянув в большие темные глаза, Филипп тотчас же узнал, что это его невестка Николетт Бургундская.
Лэр сразу понял сомнения короля и быстро воспользовался предоставившейся возможностью.
– Ее имя Одетта Друэ. Она камеристка Николетт Бургундской и ваша верная подданная, – осмелев, Лэр продолжил: – Ее хозяйка находится в Гайяре при смерти, – он затаил дыхание, ожидая реакции короля.
Страх сжал горло Николетт. Она слишком хорошо знала предательскую натуру Филиппа. Он может их осудить. Разве они не нарушили приговор Совета?
В суматохе на лугу метались люди и лошади, подминая замерзший снег. Отдаленный лай собак, преследующих убегающего кабана, доносился с дальних холмов.
Наконец, ровным голосом король произнес:
– Вы спасли мне жизнь, де Фонтен. Чем я могу вознаградить вашу преданность?
– Я прошу лишь свободы и права жениться на Одетте Друэ, милорд, – Лэру показалось, что в светлых глазах короля вспыхнула искра чувства.
Король был коварен. Но все прекрасно понял и увидел возможность положить конец личной проблеме, касающейся Николетт Бургундской. Он спросил:
– Вы говорите, узница умирает?
– Да, милорд.
Что-то похожее на улыбку скривило губы короля.
– Возвращайтесь в Гайяр. Похороните Николетт Бургундскую и возьмите себе в жены эту женщину.
Проницательный взгляд упал на Николетт.
– Вы согласны, мадмуазель?
– Конечно, милорд. Нет ничего большего, о чем я могу просить вас. Не судите жестоко Жанну и Бланш.
Король не ответил, но то, что она не услышала в словах, прочла в его взоре.
– Теперь отправляйтесь, – Филипп махнул рукой, – пока мое сердце не ожесточилось. Идите с Богом, верой и надеждой на новую жизнь.
ЭПИЛОГ
Торжественная процессия прошла по улицам Андлу и через каменный мост в Гайяр. Повсюду была апрельская грязь, яркое солнце отражалось в воде, слепило глаза тех, кто глазел, стоя на обочине.
Впереди ехала только что повенчанная пара, сопровождаемая братом жениха, соседом-дворянином с женой, мэром, префектом и купцами.
Горожане, толпящиеся вдоль дороги, выкрикивали приветствия: «Долгой жизни!», «Много детей!» Все вытягивали шеи, толкались, желая увидеть сеньора и его красавицу-невесту.
К радости и удовольствию всех деревенских сплетников Лэр де Фонтен женился на Одетте, камеристке королевской узницы. Конечно, говорили злые языки, у нее нет приданого. Более романтично настроенные горожанки считали, что большая радость всегда приходит на колесах печали. Поскольку смерть принцессы была действительно печальной. Едва исполнилось восемнадцать – и уже в могиле!
Ворота Гайяра были открыты настежь, и гости свободно следовали через мосты и проходы. Они проезжали мимо наружной стражи и мимо недостроенной церкви, встающей из руин. Возле цитадели приветствующая толпа была еще больше.
Дворы были наполнены праздничной суетой, в воздухе витали дразнящие аппетит ароматы, смешиваясь с запахом набухших почек и молодой весенней листвы. Вереницы нарядных гостей постепенно заполняли территорию замка. Все весело улыбались в предвкушении свадебного пира.
Когда Лэр и Николетт спешились и пошли в главный зал, гости все еще прибывали, проезжая через подъемный мост. Мужчины, женщины, дети и собаки перемешались в переполненном дворе, все желали приветствовать сеньора и его красивую жену. Темные волосы Николетт были собраны золотой сеткой и увенчаны золотым венком. В бледно-желтом шелковом платье с вышитой накидкой из Триполи она сияла, как весеннее солнце. Лэр был облачен в элегантный коричневый наряд, богато украшенный золотой вышивкой. Его одежда была из фламандской шерсти, а мягкие высокие сапоги с серебряными шпорами изготовлены в Андлу.
Большой зал Гайяра заполняли ряды столов, за которые быстро садились гости. Лэр и Николетт проходили среди гостей, обмениваясь приветствиями и улыбаясь. Позднее, на возвышении жених и невеста начали празднование с того, что разломили пополам ломоть хлеба и выпили красного, как кровь, вина из одной чаши, которую передавали друг другу. Чаша была серебряной – подарок мэра и его жены.
Ощущая во рту вкус вина, Лэр наклонился, чтобы поцеловать Николетт, и пир начался.
Тьери, брат Лэра, приехал лишь накануне, возвращаясь из Арраса, где присутствовал на церемонии подписания соглашения с фламандцами. Переговоры длились четыре долгих месяца. Маршал д'Орфевре, все еще опасаясь за жизнь короля, не оставлял его. И это было кстати, так как Тьери и его дядя не ладили между собой.
Тьери провозгласил первый тост, Франсуа Кашо продолжил, и вино полилось рекой. Пир продолжался, и все гости в зале ели и пили так, будто голодали несколько дней. Из кухни несли вереницы подносов, пиршество длилось несколько часов. Вспотевшие гости сидели с покрасневшими лицами, изнемогая от жары горящих каминов.
Один за другим люди отказывались от предлагаемых кушаний. Жюдо ослабил пояс, а Дора, сидевшая рядом с ним, обмахивала лицо руками. Она слишком много выпила вина и теперь беспрерывно смеялась. Большинству мужчин тоже требовалось ослабить пояс и закатать рукава. Лица женщин лоснились, будто их намазали жиром, под столами они поднимали юбки, чтобы хоть немного охладиться.
Прежде чем заиграли музыканты, мужчины высыпали во двор, чтобы размять ноги, так, по крайней мере, они заявляли.
Тьери, чье лицо тоже покраснело от вина, прохаживался с Лэром. Когда они повернули за угол, где никого не было, он спросил:
Впереди ехала только что повенчанная пара, сопровождаемая братом жениха, соседом-дворянином с женой, мэром, префектом и купцами.
Горожане, толпящиеся вдоль дороги, выкрикивали приветствия: «Долгой жизни!», «Много детей!» Все вытягивали шеи, толкались, желая увидеть сеньора и его красавицу-невесту.
К радости и удовольствию всех деревенских сплетников Лэр де Фонтен женился на Одетте, камеристке королевской узницы. Конечно, говорили злые языки, у нее нет приданого. Более романтично настроенные горожанки считали, что большая радость всегда приходит на колесах печали. Поскольку смерть принцессы была действительно печальной. Едва исполнилось восемнадцать – и уже в могиле!
Ворота Гайяра были открыты настежь, и гости свободно следовали через мосты и проходы. Они проезжали мимо наружной стражи и мимо недостроенной церкви, встающей из руин. Возле цитадели приветствующая толпа была еще больше.
Дворы были наполнены праздничной суетой, в воздухе витали дразнящие аппетит ароматы, смешиваясь с запахом набухших почек и молодой весенней листвы. Вереницы нарядных гостей постепенно заполняли территорию замка. Все весело улыбались в предвкушении свадебного пира.
Когда Лэр и Николетт спешились и пошли в главный зал, гости все еще прибывали, проезжая через подъемный мост. Мужчины, женщины, дети и собаки перемешались в переполненном дворе, все желали приветствовать сеньора и его красивую жену. Темные волосы Николетт были собраны золотой сеткой и увенчаны золотым венком. В бледно-желтом шелковом платье с вышитой накидкой из Триполи она сияла, как весеннее солнце. Лэр был облачен в элегантный коричневый наряд, богато украшенный золотой вышивкой. Его одежда была из фламандской шерсти, а мягкие высокие сапоги с серебряными шпорами изготовлены в Андлу.
Большой зал Гайяра заполняли ряды столов, за которые быстро садились гости. Лэр и Николетт проходили среди гостей, обмениваясь приветствиями и улыбаясь. Позднее, на возвышении жених и невеста начали празднование с того, что разломили пополам ломоть хлеба и выпили красного, как кровь, вина из одной чаши, которую передавали друг другу. Чаша была серебряной – подарок мэра и его жены.
Ощущая во рту вкус вина, Лэр наклонился, чтобы поцеловать Николетт, и пир начался.
Тьери, брат Лэра, приехал лишь накануне, возвращаясь из Арраса, где присутствовал на церемонии подписания соглашения с фламандцами. Переговоры длились четыре долгих месяца. Маршал д'Орфевре, все еще опасаясь за жизнь короля, не оставлял его. И это было кстати, так как Тьери и его дядя не ладили между собой.
Тьери провозгласил первый тост, Франсуа Кашо продолжил, и вино полилось рекой. Пир продолжался, и все гости в зале ели и пили так, будто голодали несколько дней. Из кухни несли вереницы подносов, пиршество длилось несколько часов. Вспотевшие гости сидели с покрасневшими лицами, изнемогая от жары горящих каминов.
Один за другим люди отказывались от предлагаемых кушаний. Жюдо ослабил пояс, а Дора, сидевшая рядом с ним, обмахивала лицо руками. Она слишком много выпила вина и теперь беспрерывно смеялась. Большинству мужчин тоже требовалось ослабить пояс и закатать рукава. Лица женщин лоснились, будто их намазали жиром, под столами они поднимали юбки, чтобы хоть немного охладиться.
Прежде чем заиграли музыканты, мужчины высыпали во двор, чтобы размять ноги, так, по крайней мере, они заявляли.
Тьери, чье лицо тоже покраснело от вина, прохаживался с Лэром. Когда они повернули за угол, где никого не было, он спросил: