- Что, не принимают? - спросил отец.
   - А я и не хочу, - хмуро ответил Сергей.
   - Вот и неправда, - возразил Николай Михайлович. - В футбол играть ты любишь, уж я-то знаю.
   - Любит, любит, - подтвердила мать. - Когда Володя ходил к нам, они резиновый мячик всё по двору гоняли.
   - Послушай, Сережка, это, между прочим, плохо, что тебя не принимают и ты все один. Человеку невозможно без людей. Одного, брат, и куры заклюют. Так что ты давай заводи товарищей. С Володей надо помириться. Обязательно!
   - Мы с Шариком играем, - стараясь сдержать навернувшиеся слезы обиды, ответил Сергей.
   - Шарик - собака. Человека не заменит.
   Заметив, что мальчику и без того горько, Николай Михайлович переменил разговор:
   - Ну, а мамке помогаешь? На огороде или еще что?
   - Дел у него хватает, - пришла на выручку мать.
   Она любовно пригладила вздыбившийся на макушке сына вихор.
   - Он и пол в избе подметает, и цыплят караулит, чтоб коршун не похватал. Да мало ли что. На работу падкий.
   - Вот за это, сын, молодец. Работа человеку радость приносит, похвалил отец и своей огромной ручищей ласково пригреб его к себе.
   Мать глянула на них и не смогла скрыть довольной улыбки.
   - Ты чего смеешься? - спросил отец.
   - Больно похожи один на другого. Оба чернявые да голубоглазые. А лоб у каждого - ладонью не закроешь.
   - Тут уж без обману, зотовская порода, - рассмеялся отец. Потом, вдруг вспомнив, сказал: - Да, мы ведь насчет сома не договорились. Дело в том, Сережка, что в омуте у обрыва никакого страшного сома нет. Водится рыба, как и в других местах на Самарке. Ну, возможно, встречается немного и покрупнее, потому что ей в глубине жить привольнее. А насчет сома сказка. Сказки, правда, бывают разные: есть интересные и полезные, а есть так себе, пустышки, скажем, чтоб запугать человека. Вот и про сома тоже. Выдумка.
   - Значит, у обрыва можно купаться? - спросил Сергей.
   - В том-то и дело, что нельзя, - возразил отец. - Только не из-за сома или другого какого там чудища. У обрыва большая глубина - это раз, а во-вторых, где-то снизу бьют сильные и холодные родники. Вода в омуте всегда такая студеная, что тело судорога схватывает. Ну, а если судорога скует руки или ноги - плохо дело. Трудно плыть. К тому же - водоворот. Чуть растерялся или из сил выбился - закружит тебя, и поминай как звали. Словом, опасное место. Потому-то и не велят там купаться. Понял?
   - Понял, - серьезно ответил Сергей, внимательно слушавший рассказ отца.
   - Так что мама права, у обрыва нужно вести себя очень осторожно. Близко к краю не подходить, может берег обрушиться. И тогда загремишь вниз. Прямо до самого дна.
   - Вообще туда ходить незачем, - поспешно добавила мать. - Разве мало было несчастных случаев, когда люди тонули...
   - Были такие случаи, - согласился отец. - Из-за этого и место считается запретным.
   - А тебя не закружит?
   - Да вот купался сколько раз, ничего. Главное, я плаваю хорошо, да и сила во мне есть. А слабосильному или кто плавает кое-как и рисковать нечего.
   - Вот это верно, - согласилась мать. - Я, например, туда ни за какие коврижки не полезу.
   По земляным ступенькам они спустились на песчаную отмель. На реке шумели веселые голоса, слышался чей-то громкий смех, ребячий визг. Тут был уже не один десяток купальщиков.
   Первым вбежал в реку Сергей и почти тут же остановился - вода показалась настолько холодной, что у него даже перехватило дыхание.
   - Скорей ныряй, в воде теплее станет! - с берега крикнул отец.
   Сопровождаемый тучей брызг, он промчался мимо, затем вытянул руки вперед и ушел в воду.
   Сергей тоже нырнул. И раз, и другой. И поплыл. Плавал он еще не очень ладно, но на воде уже держался. Отец похвалил:
   - Из тебя хороший пловец получится. Учти и запомни - воды не надо бояться. Лежи себе в воде и равномерно руками-ногами барахтай. Только без спешки и суетни. Спокойствие и выдержка - это, брат, главное.
   Заметив, что Сергей уж больно зачастил руками, отец немного поддержал его, и дело пошло на лад.
   Выходить на берег не хотелось, и, если бы не мать, напомнившая, что давно уже пора завтракать, отец и Сергей долго бы еще и ныряли, и плавали, и валялись на мелком сыпучем песке под теплыми ласковыми лучами утреннего солнца.
   В переулке им встретилась женщина. Она держала за руку девочку такого же примерно возраста, как и Сергей, и тоже в одних трусиках.
   Увидев женщину, мать Сергея всплеснула руками и бросилась навстречу, а женщина уже бежала к ней.
   - Пап, кто это? - спросил Сергей.
   - Мамина подруга. Тетя Лена. Они вместе в школе учились. А муж у нее летчик. Живут они далеко отсюда, в большом городе. Она раньше жила вон в том угловом домике. Бабушка Фрося - ее мама. В прошлом году они все втроем приезжали и к нам в гости приходили. Помнишь?
   Но Сергей не помнил.
   - А это их дочка.
   Когда они подошли к тете Лене, она, весело улыбаясь, протянула Сережкиному отцу обе руки.
   - С приездом, - добродушным басом сказал он и нечаянно так крепко пожал руки тети Лены, что она вскрикнула и даже присела.
   - Ну медведь, чистый медведь, - упрекнула Сережкина мать.
   - Надюша, я же нечаянно, - похохатывая, оправдывался Николай Михайлович. - Уж вы меня извините, Леночка, это я на радостях так расчувствовался. От неожиданной встречи.
   - Виновата, конечно, я, - смеясь и потряхивая руками, говорила тетя Лена. - Забыла, что у вас не руки, а стальные клещи.
   Была тетя Лена повыше Сережкиной матери, тоже молодая и красивая. Волосы - будто золотая копна, брови почти бесцветные, а ресницы черные, и глаза тоже. У девочки такие же золотистые волосы, и вообще она вся была похожа на маму, только нос у мамы прямой, а у девочки чуть курносый.
   - Дочка, ты помнишь Сережу? - спросила тетя Лена.
   - Нет, - бойко ответила девочка. - Не помню.
   - И Сережка тоже забыл, - сказал Николай Михайлович.
   - Все-таки год прошел. А они всего-то раз или два виделись. Зато теперь наиграются, - сказала тетя Лена.
   - Надолго к нам? - спросил Николай Михайлович.
   - Я скоро уеду - мы с Сашей на курорт собрались, а Танюша все лето будет гостить у бабушки... Ребятишки, вы бы поздоровались тоже да заново познакомились, - подсказала тетя Лена.
   Девочка смело шагнула к Сергею и, протянув руку, звонким голосом сказала:
   - Здравствуй, мальчик. Меня зовут Таня. А тебя как?
   Но Сергей не ответил. И руки не подал.
   Таня растерянно взглянула на мать, не зная, как ей в таком случае быть дальше.
   - Ты что же это, сынок? - удивилась Сережкина мать. - Девочка подошла к тебе, поздоровалась, а ты молчишь. Так, Сереженька, нельзя.
   Сергей и сам понимал, что так нельзя, но он тут не виноват, все само собой получилось. Ему почему-то стало обидно, что не он, а Таня первая подошла к нему и заговорила. И он ничего лучше не придумал, как вприпрыжку пуститься по переулку, изображая всадника.
   А дома отец сказал Сергею:
   - Нехорошо как-то получилось. Если обратился к тебе человек, обязательно выслушай, поговори с ним. А ты - бежать...
   Сергей промолчал. Да и что можно было сказать, если отец действительно прав.
   После завтрака отец и мать занялись починкой ворот.
   Сергею было немного обидно. Он собирался просить отца покатать его на велосипеде. Можно было бы съездить на станцию и посмотреть пробегающие мимо поезда, а отец взялся чинить ворота... Конечно, и ворота чинить нужно, они уже старые, совсем развалились, но все-таки обидно. Жди теперь следующего выходного!
   Дело в том, что Николай Михайлович рано уходил и поздно возвращался с работы и Сергей видел отца только по воскресеньям. Зато в эти дни с утра до вечера отец с сыном не разлучались.
   Николай Михайлович работал на железной дороге путевым мастером и охотно водил сына на станцию. Там они любовались паровозами, наблюдали за работой сцепщика вагонов, ходили в будку к стрелочнику, смотрели, как он передвигает кончики рельсов, чтобы направить поезд на тот или другой путь. А однажды Сергей даже прокатился на дрезине.
   От нечего делать Сергей затеял во дворе возню с Шариком. Но это занятие скоро надоело ему, и он отправился на огород. От двора огород отделял невысокий плетень с легкой дощатой калиткой. Сразу же за этой калиткой начиналось царство цветов. На огороде, конечно, росли и картошка, и капуста, и огурцы, и помидоры, и множество всевозможных овощей, но росли они на небольших грядках, тогда как цветы были повсюду, даже на делянке, отведенной под картошку, между картофельными кустами цвели разноцветные маки. И весь участок скорее был похож не на огород, а на большой цветник. Тут были разных цветов тюльпаны и флоксы, яркие канны, нежный цветок вербены, неистощимые в своем цветении гладиолусы, пышные георгины и строгие астры. Цветы и цветы! Множество. Одни уже отцветали, другие были в буйном цвету, а третьи только набирали силу и цвет, готовясь показать, что они не хуже других красавцев.
   Сережкина мать была большая любительница цветов. Раньше она работала на железной дороге поездным контролером и уже тогда разводила цветы, но не столько и не такие, как теперь. Когда родился Сергей, она временно ушла с работы, потому что его не на кого было оставить. У других людей есть бабушки, есть и дедушки, а у Сергея их не было, о чем больше всего жалела его мать.
   Между прочим, Сергей слышал, что у него есть не родная, а двоюродная бабушка, тетя мамы, что живет она очень далеко, где-то в лесном холодном краю, откуда родом и сама мама, и что зовут мамину тетю Манефа. Бабушка Манефа. Сергей однажды слышал разговор отца и матери о бабке Манефе. Мать как-то стала плакаться, что ей надоело отсиживаться дома и что она истосковалась по настоящему делу и уже не верит в такое счастье, когда снова пойдет на работу. Тогда отец предложил вызвать в Потоцкое бабку Манефу, или, как он ее звал, Манефу Семеновну, и попросить пожить у них сколько сможет. Подомовничать. Но мать не согласилась, потому что у Манефы Семеновны трудный характер и человек она несговорчивый. К тому же очень богомольная, а хорошего от этого ждать нечего. Особенно для Сережки - еще, чего доброго, может ему голову затуманить. И мать занималась домашними делами.
   Она не любила сидеть сложа руки, обрабатывала огород, но выращивала не столько овощи, сколько цветы. И вот развела их так много, да такие красивые, что даже приезжие из других сел приходили полюбоваться и раздобыть семян.
   Вдвоем с Сергеем они целыми днями пропадали на огороде, и не потому, что там всегда находилась работа, а больше из-за красоты. Там было очень красиво, так красиво, что даже уходить не хотелось. А как интересно наблюдать за цветами! Вечером чашечка цветка только начинает раскрываться, чуть-чуть, даже нельзя еще угадать, какого он будет цвета, а утром придешь - и удивительно становится: ну как мог этот огромнейший цветок еще вчера уместиться в своей небольшой чашечке!
   Сергею нравились тюльпаны, да не просто тюльпаны, а те, у которых лепестки белые, окантованные по краям двумя полосками - золотистой и бледно-сиреневой, а внутри, где лепестки выходят из чашечки, ярко-красные мазки, будто там тлеет, разгорается огонек.
   Вот и сейчас Сергей прежде всего навестил своих любимцев.
   Шарика цветы не интересовали, и, хотя он неотступно следовал за своим другом, вид у него был скучный и недовольный.
   Так они вдвоем прошли весь огород до дальнего забора.
   И вдруг Сергей заметил, что ворота, ведущие к обрыву, не только не заперты на вертушку, а даже неплотно притворены. Видно, утром отец ходил к реке да так и не закрыл их как следует. Отцу можно ходить к обрыву, а вот Сережке не разрешают. Боятся. Но он же не маленький и не глупый, все понимает.
   Сергей в нерешительности стоял у ворот - идти или не идти? Шарик сначала обнюхал ворота, затем скользнул за изгородь. Очутившись на свободе, он зачем-то помчался вперед, потом, увидев, что Сергей не идет за ним, вернулся и стал лаять, словно упрекая своего друга в нерешительности.
   Поднатужившись, Сергей отодвинул ворота и... очутился по ту сторону плетня. Прямо перед ним, в нескольких шагах, был обрыв, за ним - река, внизу у обрыва - омут. Направо и налево протянулось село, за рекой зеленая дубовая роща, дальше луг, а затем степь и степь без конца.
   Зотовы жили в селе Потоцком. Это было большое село на Южном Урале. Оно на несколько километров растянулось на правом высоком берегу полноводной реки Самарки. Правда, Самарка, как и большинство степных рек, полноводной была не всегда. Весной она разливалась так, что не видно было другого берега, а летом, уже к концу июля, когда над степью полыхал нестерпимо знойный суховей, река настолько мелела, что местами вода доходила лишь до колен. Зато осенью, когда из-за туч неделями не показывалось солнце и подолгу лил нудный дождь, Самарка снова преображалась. Берега раздвигались, становились менее высокими, а левый, луговой берег отступал все дальше и дальше.
   Хотя Сергею было еще совсем мало лет, он уже видел Самарку и во время весеннего разлива, и в летнюю сушь.
   Сергею захотелось подойти к обрыву, чтобы взглянуть на омут - как он там? А почему не подойти? Если осторожно - совсем и не страшно.
   Подошел. Реку видно, а омута нет. Заслонял край берега. Тогда Сергей лег и тихонько пополз на животе.
   Было страшно, но Сергей полз. Вот и край. Внизу под собой мальчик увидел воду. Омут! Вода была темная, почти черная и казалась совсем неподвижной. Сергею под руку попалась небольшая щепочка, и он осторожно бросил ее вниз. Упав в воду, щепка медленно двинулась вдоль берега, потом отдалилась от него, затем снова приблизилась, начала кружить.
   Тут-то и был водоворот, о котором сегодня говорил отец.
   Шарик нехотя залаял.
   Сергей обернулся и увидел - кого бы вы думали? - Таню. Она сразу узнала его, обрадовалась, словно старому знакомому, и вприпрыжку бросилась к нему.
   - Не подходи! - строго крикнул Сергей. - Тут обрыв. В омут загремишь.
   - А ты?
   - Я не загремлю.
   - А что ты делаешь?
   - Смотрю. Палочка плавает.
   Таню заинтересовали слова Сергея, и она недолго думая опустилась рядом с ним. Глянула вниз и невольно втянула голову в плечи.
   - Страшно... - испуганно прошептала Таня и отодвинулась в сторону. А ты не боишься?
   Сергею тоже было страшно, а от этих Таниных слов стало еще страшнее.
   - Не-ет, - протянул Сергей и ползком тоже стал пятиться назад.
   - Мне мама не велела ходить сюда. И бабушка Фрося тоже.
   - И мне не велели, - признался Сергей.
   - Бабушка Фрося говорит, тут живет страшный сом.
   Таня оказалась девочкой словоохотливой. Торопясь и жестикулируя, она поведала Сергею несколько историй про разбойника-сома, услышанных от бабушки Фроси. Этот сом был ужасно злой и огромный. Он мог свободно проглотить теленка. А ловить его лучше и не пытаться - все равно не выловишь. Сидит он в омуте на самой большой глубине и смотрит - нет ли кого, чтобы схватить. Всем известно, что не так давно какой-то прохожий парнишка решил было искупаться в этом месте. Он разделся и - бултых в воду и ну плавать. А сом только этого и ждал - подкрался да как хватанет за ногу! И начисто откусил. Будто у парнишки и не было ноги. А гусей или уток, то тут и стар и мал знает, что если птица побывала на реке и не вернулась домой, значит, попала на закуску сому. Потому-то сюда и не пускают детей. И взрослые тоже почти не ходят. Им тоже нельзя здесь купаться.
   - Никакого сома нету, - хмуро возразил Сергей.
   Таня даже растерялась: ну как это нет, если об этом говорила бабушка Фрося! И мама тоже.
   Сергей в спор не вступал.
   - А ты откуда знаешь, что нету? Сам выдумал?
   - Папа сказал.
   - Папа?! - удивилась Таня. Такой ответ был совсем неожиданным. Если папа, то... Таня сама верила каждому слову своего отца и привыкла считать, что уж если папа сказал, то тут - чистая правда. - А что он сказал?
   Сергей рассказал, что его отец собирается сегодня купаться у обрыва и что это нисколько не страшно тому, кто сильный и хорошо плавает.
   - А ты умеешь плавать?
   - Еще как!
   - А... а искупаться здесь не боишься? - Таня кивком головы указала на омут.
   Сергей хотел было сказать, что боится, но не сказал.
   - И ничего тут нет страшного.
   - Тогда искупайся. Ага, ага, боишься? Ну, искупайся. Бояка! Ах ты Сережка-хвастежка!
   - Я не хвастаю, - угрюмо ответил Сергей.
   - Ну, прыгни. И искупайся. Вот и не прыгнешь.
   ...Не знала тогда Таня, что пройдет несколько лет и на этом же самом месте она будет хватать Сергея за руки и со слезами уговаривать не бросаться в омут...
   - А мне папа не велит, - наконец-то нашелся Сергей. И прихвастнул: А то бы я сразу...
   Они постояли какое-то мгновение молча, словно соображая, о чем же еще говорить. Сергей, набычившись, смотрел себе под ноги, а Таня на него.
   - Пойдем к нам. У меня игрушки всякие есть. И книжки хорошие, предложила Таня.
   Сергей отрицательно покачал головой.
   - Не пойду.
   Таня не стала больше уговаривать. Она запела какую-то песенку и на одной ножке запрыгала прочь. Сергей немного растерялся. Ему не хотелось, чтобы девочка так внезапно исчезла. Таня ему очень понравилась, и с ней, конечно, можно было играть. А она уже урчала, изображая рокот самолета, вертела перед собой правой рукой, будто это был пропеллер, и мчалась вдоль берега.
   Сергею пришлась по душе выдумка Тани. Он тоже стал крутить рукой и, басовито урча, побежал за Таней, догнал и сделал несколько кругов вокруг нее.
   - Тебя папа катал на самолете? - спросил он.
   - Нет. Он военный летчик. На тех самолетах детей не катают.
   - А меня папа катал на дрезине! - гордо сообщил Сергей.
   Когда же обнаружилось, что Таня не имеет ни малейшего представления об этой чудесной машине, он не только рассказал, но и пообещал, что как-нибудь в выходной они с папой пойдут на станцию, захватят Таню с собой и тоже прокатят на дрезине.
   - Может, твой папа еще и не согласится? - неуверенно спросила Таня.
   - Согласится, - заверил Сергей. - Вот пойдем к нам и спросим.
   - Пойдем, - охотно согласилась Таня.
   Она взяла Сергея за руку, и они дружно побежали. Ни на шаг не отходивший от них Шарик сразу же догадался, куда направляются новые друзья, обогнал их и первым проскользнул в ворота.
   Увидев множество цветов, Таня захлопала в ладоши и даже захлебнулась от восторга. Она перебегала от куста к кусту, склонялась над одним цветком, потом бросалась к другому, чуть прижмурив глаза, жадно вдыхала их запах. Она совсем не разбиралась в цветах, даже не знала, какой из них как называется, и засыпала Сергея вопросами, а он многое знал и рассказывал ей все-все.
   Они настолько заигрались в огороде, что даже позабыли про дрезину, не заметили, как ушел заскучавший Шарик и крепко заснул в тени громадного куста мальвы. Играли они весь день, и Таня ушла домой только перед вечером.
   Так у Тани и Сергея началась дружба, которая длилась много лет.
   На другое утро Таня прибежала к Зотовым, когда Сергей еще спал, что нисколько не смутило девочку, и принялась будить его. Увидев перед собой подружку, Сергей решительно соскочил с постели. Сон прошел.
   - Ты делаешь зарядку? - потягиваясь и протирая глаза, спросил он.
   - Нет, - ответила Таня. - Папа делает. Ему обязательно надо.
   - И мой тоже. Он с гантелями упражняется, - похвалился Сергей.
   ...Дни пошли за днями. Сергей и Таня почти не разлучались.
   ОДНИ
   Как-то в выходной день за завтраком отец рассказал, что на его участке начинаются большие работы по ремонту пути. На днях приезжала техническая комиссия и предложила закончить ремонт к началу уборочной, когда пойдут многочисленные составы с новым зерном.
   - Разве успеете? - удивилась мать. - Времени-то до уборочной всего ничего остается.
   - Придется поднажать. Будем работать круглосуточно.
   - Как? Совсем без отдыха?
   - Ну, не совсем. График составим, кому спать, кому работать. Если поднажмем, недельки за две на своем участке справимся. Зато потом сразу в отпуск. Ну, чего ты, Надюша, вздыхаешь? Надо - значит, надо. Дело государственное.
   - Да я все понимаю, - отозвалась мать. - Не маленькая. Значит, на несколько дней уедешь?
   - Пожалуй, раньше будущего выходного домой не выберусь.
   - А как же с обедами? - допрашивала мать.
   - Не волнуйся, Надюша. Мы все там рыбаки подобрались, и вообще народ бывалый. Такую уху сварганим - хозяйки позавидуют.
   - Я через день буду привозить тебе чего-нибудь свеженького.
   - И ни-ни! - возмутился отец. - Смотри не вздумай.
   - Николай! - Лицо матери стало строгим и решительным. - Знаю, какой ты падкий до работы. А на голодный желудок много не наработаешь. Лучше и не возражай.
   - Так больше же тридцати километров!
   - На рыбалку еще дальше ездили, и ничего. На велосипеде быстро.
   Отец безнадежно махнул рукой.
   Он уехал в тот же вечер. А через день мать встала пораньше, напекла пирогов, наварила кастрюлю баранины с картошкой, хорошенько все увязала и прикрепила к багажнику велосипеда. Затем завела Сергея к бабушке Фросе, попросила присмотреть за ним до вечера. Ловко вскочив в седло, она помахала Сергею рукой и покатила.
   Вечером мать не вернулась. Сергей долго ждал ее, но так и заснул, не дождавшись.
   На следующее утро, едва проснувшись, он спросил, не приходила ли мама. Оказалось - не приходила.
   Бабушка Фрося успокоила мальчика, говоря, что мать, видно, решила заночевать на ремонтном стане и теперь с часу на час подъедет.
   Днем забежала соседка. Она вызвала бабушку Фросю в коридор и там о чем-то долго шепталась с ней. А когда соседка ушла, бабушка Фрося вернулась с заплаканными глазами. Но ни Сергей, ни Таня этого не заметили.
   На третий день Сергей затосковал. Попросился домой. Бабушка Фрося сразу же согласилась, взяла обоих ребят за руки, и они отправились в дом к Сергею. Шарик с радостным лаем мчался впереди. Изба была закрыта, а у дверной ручки привязана веревочка, чтобы посторонний человек, если невзначай завернет во двор, знал: хозяев нет дома и входить в избу нельзя. Такой был в Потоцком порядок. Сергей видел, как перед своим уходом мать привязывала эту веревочку. И она все еще висит... Значит, мать не возвращалась.
   Увидев в цветочных лунках сырую землю, Сергей обрадовался и сказал об этом Тане и бабушке Фросе. Выходит, все-таки мама приезжала? А кто же, кроме нее, мог поливать в их огороде цветы? Бабушка Фрося не стала разубеждать мальчика, хотя она-то лучше других знала, кто именно сегодня ранним утром хозяйничал у Зотовых на огороде в то время, когда и Сергей и Таня еще крепко спали.
   Прошел и этот день.
   На четвертый, перед вечером, приехал отец. Николай Михайлович был не похож на себя: лицо покрыто черной щетиной, щеки осунулись, глаза ввалились...
   - Ну, как ты тут, сын? - Голос Николая Михайловича звучал глухо.
   Сергей кинулся к нему и крепко обхватил отца за шею.
   - Жив-здоров? - через силу улыбнувшись, спросил отец.
   - А как же, здоров! - весело отозвался мальчик.
   - Пойдем, сынок, домой. Спасибо, бабушка Фрося, за вашу заботу.
   - Не за что. Может, еще в чем понуждаетесь, так вы уж безо всяких или идите ко мне, или зовите... Беда-то какая...
   Сергею показалось, что бабушка Фрося говорит каким-то чужим голосом. Обернувшись, он увидел, что старуха вытирает фартуком глаза.
   Отец ничего не ответил на слова бабушки Фроси и, круто повернувшись, с сыном на руках пошел со двора.
   - Ремонт уже закончили? - полюбопытствовал Сергей.
   - Нет еще, - нехотя ответил отец.
   Сергей соскользнул на землю и наперегонки с Шариком помчался по улице.
   - Сережка, подожди! - окликнул отец.
   - А я к маме.
   - Ее там нет, - глядя куда-то в сторону, сказал отец.
   Сергей остановился:
   - А где она?
   Отец не торопился с ответом:
   - Она, брат, уехала...
   Голос отца печальный, а взгляд грустный и задумчивый.
   Ошеломленный Сергей даже не нашелся что сказать.
   - Мама уехала далеко. К родственникам. И надолго. Так что мы, брат, остались с тобой одни. Вот такая петрушка. Понял?
   - Понял, - чуть слышно ответил Сергей, ничего не понимая.
   Они молча зашагали дальше.
   В сенях стоял только один велосипед. Мужской.
   Отец взялся готовить ужин. Сергей стал помогать.
   - А на чем мама уехала? - вдруг спросил Сергей.
   - На чем? Поездом.
   - А велосипед с собой взяла?
   - Нет, зачем же.
   - В сенях нет его. Только твой.
   - Да, да. Правильно. Мамин там, в бригаде остался.
   Сергей начал рассказывать, как ему жилось эти дни у бабушки Фроси.
   Казалось, отец слушает, и даже внимательно, но слышит почему-то не все. А на некоторые вопросы Сергея отвечает просто невпопад. Почему бы это? Может, он нервничает из-за того, что мама уехала? Конечно, лучше бы не уезжала, сидели бы все вместе и ужинали, а то ее нет. Но она ведь приедет. Сергей не раз слышал, как мать говорила отцу, что соскучилась по своей родине и обязательно съездит туда. Вот, значит, собралась и поехала.
   - Будем спать ложиться? - предложил отец.
   - Можно и спать, - согласился Сергей. Едва его голова коснулась подушки, он сразу же уснул.
   Обычно он никогда ночью не просыпался, и мать даже хвалила его за это. А вот теперь почему-то проснулся. Совсем неожиданно.
   Он обвел глазами комнату...
   Привернутая лампа сеяла слабый желтоватый свет, по углам сгустились тени. Подперев голову ладонями, у стола сидел отец. Сергею было хорошо его видно, потому что на лицо Николая Михайловича падал из-под абажура свет. Сергей хотел было окликнуть, но то, что он увидел, так удивило и поразило его, что он не проронил ни звука. Отец сидел с закрытыми глазами, крепко закусив нижнюю губу, а по небритым его щекам текли слезы... Да, да, слезы! Такого Сергей никогда не видел, и не только не видел, он даже подумать не мог, чтобы его отец, такой смелый, большой и сильный, - и вдруг слезы. Он всегда Сергею твердил, что настоящий мужчина не должен плакать, что хлюпанье есть признак слабости характера. И вдруг такое... Сергей весь сжался. Сам не зная почему, он понял, что случилась какая-то ужасная беда.