– А герр Бругш с тебя! – парировала она. – Он так и рвался тебя сопровождать. Ты разве не заметила?
   – Нечего приписывать мне своих поклонников! – возмутилась я. – Не нуждаюсь в лживой лести. Даже если все так и было, герр Бругш на редкость противный тип.
   Честно говоря, я порадовалась тому, что с нами нет директора. Я бы наверняка не удержалась и прочла ему нотацию. Безусловно, экспонаты были просто великолепны, но в каком же жутком состоянии находились! Всюду, куда ни глянь, толстым слоем лежала пыль. Я была оскорблена в лучших чувствах. Так и хотелось схватить мокрую тряпку и навести чистоту.
   – Будь справедлива, – мягко сказала Эвелина, когда я начала клокотать от возмущения, – посмотри, какая гора экспонатов! А ведь ежедневно поступают все новые и новые.
   – Ну и что?! – взвилась я. – Тем более нужны аккуратность и порядок! Не помешало бы здесь немного английской опрятности в противовес французской безалаберности.
   Мы добрались до одной из дальних комнат, где была выставлена всякая мелочь, – вазы, ожерелья, маленькие резные фигурки в беспорядке громоздились на полках и в шкафах. В зале находилось еще несколько человек. Не обращая на них внимания, я продолжала метать громы и молнии:
   – Хотя бы пыль можно было стереть! Ты только взгляни!
   Схватив терракотовую статуэтку, я яростно потерла ее носовым платком и продемонстрировала Эвелине грязное пятно.
   Тишину комнаты пронзил вой. Да-да, это был настоящий звериный вой. Прежде чем я успела опомниться, на меня налетел вихрь. Бронзовая от загара мускулистая рука выхватила у меня статуэтку, а в ухе загрохотал голос:
   – Мадам! Будьте так добры оставить в покое бесценный экспонат! Мало того что этот безмозглый осел Масперо сваливает все в одну кучу, так вы еще решили довершить его вандализм!
   Эвелина поспешно отскочила в сторону, и я осталась одна. Собрав все свое достоинство, я повернулась лицом к обидчику.
   Это был высокий широкоплечий человек с коротко подстриженной бородой. На лице, от загара почти таком же смуглом, как у египтян, гневно сверкали синие глаза. Его голос с полным основанием можно было назвать громовым. Выговор у незнакомца был как у джентльмена. Чего нельзя сказать о его поведении.
   – Сэр! – произнесла я, обдав его ледяным взглядом. – Я с вами не знакома!
   – Зато я знаком с вами, мадам! Такой тип дамочек часто попадается – буйная англичанка, столь же неуклюжая, сколь и высокомерная. О боже! Да ваша порода заполонила всю землю, подобно тучам москитов, и точно так же доводит до бешенства. От вас не укрыться ни в глубинах пирамид, ни на вершинах Гималаев.
   Тут он остановился, чтобы перевести дух, и я не преминула этим воспользоваться:
   – А вы, сэр, из тех надменных типов, которые столь же громогласны, сколь дурно воспитаны! Если такие, как я, заполонили землю, то лишь для того, чтобы противостоять глупости и грубости таких, как вы! Самодовольных и крикливых болванов!
   Мой противник мгновенно пришел в бешенство, на что, собственно, я и рассчитывала. Он разразился невнятными ругательствами, от которых подпрыгивали древние безделушки.
   Я натянуто улыбнулась и отступила на шаг, поудобнее перехватив зонтик. Меня не так-то просто запугать, и я далеко не маленького роста, но этот человек навис надо мной настоящей горой, а побагровевшее от ярости лицо не оставляло сомнений, что ему ничего не стоит прибегнуть к насилию Он так скрипел белыми острыми зубами, что я впервые в жизни по-настоящему испугалась.
   Внезапно на его плечо опустилась рука.
   – Рэдклифф, – спокойно сказал молодой человек, являвший собой уменьшенную копию моего противника. – Ты пугаешь эту даму. Прошу тебя...
   – Я вовсе не напугана, – соврала я. – Меня лишь беспокоит здоровье вашего друга. По-моему, он на грани припадка. Часто у него бывают приступы слабоумия?
   Молодой человек покрепче сжал плечо моего врага. При этом он отнюдь не казался встревоженным, напротив, по лицу его блуждала широченная улыбка. Кстати, выглядел он весьма привлекательно. Я бросила быстрый взгляд на Эвелину – вне всяких сомнений, она разделяла мое мнение.
   – Это мой брат, мадам, а не друг, – рассмеялся он. – Вы должны его простить. Ну, Рэдклифф, успокойся же! Музеи всегда оказывают на него такое действие, – объяснил молодой человек и снова рассмеялся. – Не вините себя за то, что вывели его из равновесия.
   – Винить себя?! – желчно отозвалась я. – С какой стати? Безобразный припадок вашего родственника целиком и полностью на его совести...
   Бородатая личность взревела пуще прежнего.
   – Амелия! – Эвелина подскочила ко мне и схватила за руку. – Знаете что? Предлагаю всем нам успокоиться. Перестанем сердить друг друга!
   – И не думала никого сердить, – буркнула я.
   Эвелина обменялась взглядом с молодым человеком. Судя по всему, эти двое поняли друг друга без слов.
   Молодой человек оттащил своего возбужденного родственника в одну сторону, а Эвелина более мягко, но столь же настойчиво потянула меня в другую. Остальные посетители музея с жадным любопытством наблюдали за нами. Поймав мой свирепый взгляд, дама с нелепыми кудельками надо лбом опрометью вылетела из комнаты, волоча за собой маленькую девочку. Ее примеру последовала супружеская пара. В зале остался единственный зритель – араб в свободном одеянии, закутанный в платок. Глаза его, прикрытые темными очками, были устремлены на странных чужеземцев.
   Быстрые шаги в коридоре возвестили о приходе мсье Масперо, которого, должно быть, встревожил шум. Увидев нас, он замедлил шаг, лицо его расплылось в добродушной улыбке.
   – Ah, c'est le bon Emerson[2]. Мне следовало догадаться. Значит, вы все-таки встретились? Вы уже знакомы?
   Теперь я знала, как зовут этого неприятного человека. Эмерсон! Ну и имечко.
   – Мы не знакомы! – отозвалась бородатая личность. Правда, на этот раз вопль прозвучал не столь угрожающе. – И если вы попытаетесь нас познакомить, Масперо, то рискуете получить взбучку!
   Мсье Масперо ухмыльнулся.
   – Вот как? Что ж, тогда не буду рисковать. Милые дамы, пойдемте, я покажу вам наши самые ценные экспонаты. В этом зале нет ничего интересного, так, всякие безделицы.
   – Напротив, они очень интересны, – с улыбкой возразила Эвелина. – Чудесные украшения! Такие изящные и утонченные...
   – Эти побрякушки не представляют никакой ценности, это не золото, а всего лишь фаянс, – рассмеялся Масперо. – Их в наших краях не меньше, чем песка. Подобные браслеты и ожерелья мы находим сотнями.
   – Фаянс? – изумилась Эвелина. – Значит, чудесные кораллы и эти бирюзовые фигурки – не настоящие камни?
   Бородатый субъект, демонстративно повернувшись к нам спиной, уткнул нос в одну из витрин, но я-то знала, что невежа нас нагло подслушивает. Его брат оказался не таким грубым. Молодой человек стоял в сторонке, застенчиво поглядывая на Эвелину. Он открыл было рот, чтобы ответить ей, но его перебил жизнерадостный мсье Масперо:
   – Mais non, mademoiselle, это характерные для Древнего Египта имитации коралла, бирюзы, лазурита, сделанные из цветной глины.
   – Все равно они невероятно красивы! – с жаром воскликнула я, косясь на угрюмую спину своего врага. – Один их возраст поражает воображение. Подумать только, этот браслет украшал смуглое запястье египетской девушки за четыре тысячи лет до рождения нашего спасителя!
   Бородач развернулся и злобно уставился на меня.
   – Три тысячи лет! – проревел он. – Хронология Масперо, как и вся его работа, непростительно небрежна!
   Масперо расцвел в очередной улыбке, на сей раз, как мне показалось, несколько раздраженной. Подцепив с полки ожерелье из крошечных синих и коралловых бусинок, он с учтивым поклоном протянул его Эвелине.
   – Примите на память о вашем визите! Нет-нет, – отмел он возражения Эвелины. – Я сожалею лишь о том, что у меня нет более изящной вещи для такой очаровательной дамы. А это вам, мадемуазель Пибоди...
   И другое ожерелье скользнуло мне в ладонь.
   – Но... – пробормотала я, тревожно глянув в сторону бородатой личности, которая тряслась, словно в эпилептическом припадке.
   – Окажите мне честь, – настойчиво продолжал мсье Масперо. – Если только вас не пугают глупые россказни о проклятиях и мести фараонов...
   – Нисколько! – тут же сказала я и покрепче сжала ожерелье, решив, что теперь-то уж точно с ним не расстанусь. Назло предрассудкам.
   – А как насчет проклятий мсье Эмерсона? – весело спросил Масперо. – Regardez[3], судя по всему, он опять собирается пройтись на мой счет.
   – Не бойтесь! – рявкнул бородач. – Я ухожу! И так слишком много времени проторчал в вашей обители ужасов. Только скажите мне ради бога, почему вы не приведете в порядок керамику?
   С этими словами он взбешенным носорогом рванулся прочь, по дороге подхватив своего куда более миролюбивого родственника. Молодой человек обернулся; его взгляд не отрывался от лица Эвелины до тех пор, пока его не выволокли из комнаты.
   – У мсье Эмерсона почти галльский темперамент! – с восхищением прошептал Масперо. – В гневе он просто великолепен!
   – Не могу с вами согласиться, – возразила я. – Кто этот неприятный человек?
   – Один из тех ваших соотечественников, дорогая леди, что интересуются древностями. На раскопках Рэдклиффу Эмерсону нет равных, но, боюсь, своих коллег он не очень жалует. Вы уже слышали, как он поносил мой бедный музей. Мои методы раскопок он поносит с не меньшим рвением. Честно говоря, в Египте не найдется археолога, который был бы обойден его критикой.
   – До чего же нелепый человек! – фыркнула я презрительно.
   – Ваш музей очарователен, мсье Масперо, – поспешила вмешаться Эвелина. – Кажется, я могла бы поселиться здесь!
   Мы провели в музее еще несколько часов, бродя по залам и внимательно осматривая экспонаты. Я даже почувствовала некую солидарность со злобной бородатой личностью по имени Эмерсон. Экспонаты пребывали в весьма хаотичном состоянии, повсюду лежала пыль. Впрочем, прилюдно признавать правоту мистера Эмерсона я не собиралась ни под каким видом.
   Наконец Эвелина сказала, что устала. Мы взяли экипаж и, не заезжая на пристань, вернулись в гостиницу. Всю дорогу моя подруга задумчиво молчала. Когда мы подъехали к гостинице, я осторожно заметила:
   – Мне кажется, брат мистера Эмерсона не унаследовал семейного темперамента. Ты случайно не слышала, как его зовут?
   – Уолтер. – Эвелина предательски покраснела.
   – А-а... – Я с самым невинным видом уставилась в окно. – Мне он показался довольно приятным молодым человеком. Возможно, мы встретим их в гостинице.
   – Нет, они остановились не в «Шепарде». Уолт... мистер Уолтер объяснил мне, что они не могут себе позволить такой роскоши. Все деньги у них уходят на раскопки. Его брат не получает финансовой поддержки. У него есть всего лишь небольшой ежегодный доход, но, как говорит мистер Уолтер, будь у него богатство обеих Индий, они все равно бы бедствовали.
   – Похоже, вы немало успели обсудить. – Я покосилась на Эвелину. – Жаль, что нельзя продолжить знакомство с младшим мистером Эмерсоном.
   Рядом наверняка будет вертеться его безумный братец.
   Скорее всего, мы больше никогда не встретимся, – тихо сказала Эвелина.
   У меня на этот счет было собственное мнение.

3

   Ближе к вечеру, отдохнув, мы отправились за лекарствами. Путеводители советуют путешественникам запастись всевозможными микстурами и таблетками, поскольку к югу от Каира доктора большая редкость. Я аккуратно переписала из путеводителя предлагаемый список лекарств и решила закупить все. Не родись я женщиной, непременно посвятила бы себя медицине. У меня природная склонность к этому роду человеческой деятельности: рука твердая, при виде крови я не взвизгиваю и не падаю в обморок, а научного любопытства хоть отбавляй. Кроме лекарств я решила обзавестись еще и набором скальпелей. На всякий случай. Вдруг понадобится кому-нибудь что-нибудь ампутировать – конечность или, на худой конец, палец. Не сомневаюсь, что проделаю я это аккуратно, быстро и элегантно.
   В аптеку с нами отправился наш проводник Майкл. Он казался каким-то притихшим, но мысли мои были заняты снадобьями: карболка, хинин, настойка опия, слабительное...
   Зато Эвелина не преминула поинтересоваться у Майкла, чем он расстроен. Тот помялся, прежде чем ответить.
   – Заболела моя маленькая дочурка, – наконец прошептал он.
   Конечно же, мы не могли оставить без внимания слова нашего проводника и, покончив с покупками, решительно зашагали к его дому.
   Семейство Майкла обитало в старом здании с вычурным балкончиком – типичное каирское строение. Дом был неимоверно грязен, но, вспомнив другие египетские жилища, я решила, что могло быть и гораздо хуже. Девочка лежала в маленькой темной комнатке, ставни были плотно закрыты, дабы внутрь не могли проникнуть злые духи. Первым делом я бросилась к окну и настежь распахнула ставни. В комнату ворвался солнечный свет.
   Особы, задрапированные в пыльные черные покрывала, издали дружный вопль. Их было шестеро, они рядком сидели на полу и бездельничали. Впрочем, нет, не совсем бездельничали, они беспрерывно причитали, не давая бедному ребенку заснуть.
   Я выставила плакальщиц вон, позволив остаться лишь матери девочки. Этой довольно миловидной мамаше с большими черными глазами было, как я подозревала, не больше пятнадцати лет.
   Эвелина, забыв о своих роскошных юбках, опустилась на пол рядом с соломенным тюфяком, на котором лежал ребенок. Она ласково откинула спутанные кудри с лица девочки. Юная мать протестующе дернулась, но, испуганно глянув на меня, снова замерла. Я довольно улыбнулась – как вовремя мы заглянули в аптеку! Еще больше я обрадовалась, когда выяснила, что стряслось с девочкой. Она всего лишь порезалась, но из-за грязи ранка загноилась. Для меня пара пустяков, особенно если вооружена такой замечательной вещью, как скальпель. Вскрыв нарыв, я прочистила ранку, наложила повязку и велела держать в чистоте.
   В отель я вернулась донельзя довольная, чего нельзя сказать об Эвелине. Впрочем, у нее имелись все причины для дурного настроения – бедняжка со дня на день ждала известия о кончине деда. Она исстрадалась от сознания, что он умирает всеми покинутый. Я же считала, что старый граф сам виноват в своем одиночестве.
   Тем не менее, ужинать мы спустились в столовую. Эвелина была как всегда великолепна, я же превозмогла себя и втиснулась в то самое кроваво-красное платье с чудовищным декольте. Наш выход произвел потрясающий эффект. Все постояльцы отеля мужского пола вывернули шеи, наблюдая, как мы шествуем к столику. Внезапно лицо Эвелины залил румянец. Я вздернула брови и огляделась. В дверях стоял... кто бы вы думали? Уолтер Эмерсон собственной персоной!
   Не сводя глаз с Эвелины, он быстро пересек столовую, едва не опрокинув какую-то жабоподобную даму.
   Следом за ним на пороге возникла и бородатая личность. Я едва сдержала смешок, глядя на угрюмую физиономию Эмерсона-старшего. Смотрелся он чрезвычайно эффектно – вечерний костюм сидел на нем мешком и имел такой вид, словно им не меньше недели забавлялось семейство бегемотов. Воротник рубашки впивался в мощную шею, наверняка причиняя ее обладателю неимоверные страдания. Мистер Эмерсон подрастерял все свое самодовольство и ковылял за братом, мрачно зыркая по сторонам.
   Коротко поздоровавшись со мной, Уолтер повернулся к Эвелине, и они тотчас погрузились в беседу. Я вдруг обнаружила, что осталась с глазу на глаз с Эмерсоном. Мой враг стоял столбом и взирал на меня с видом глубокого уныния.
   – Должен принести извинения, – пробубнил он.
   – Ладно, принимаю! – сказала я и величественно взмахнула рукой, приглашая садиться. – Прошу, мистер Эмерсон. Странно встретить вас здесь. Насколько я поняла, светская жизнь – не в вашем вкусе.
   – Это все Уолтер! – проворчал Эмерсон. Он расположился как можно дальше от меня, насколько это позволяло ограниченное пространство дивана. – Терпеть не могу подобные вещи.
   – Какие вещи? – спросила я, так и млея от удовольствия.
   Как же приятно видеть, во что превратился высокомерный и свирепый мистер Эмерсон! Достаточно было вытащить этого человека в общество, чтобы он ничем не отличался от безобидного ягненочка.
   – Гостиницу. Людей. Словом, всю эту дребедень!
   Он презрительно обвел рукой прекрасно обставленную комнату с ее изысканно одетыми обитателями.
   – А где вы предпочли бы находиться? – спросила я.
   – Где угодно, но только не здесь! А лучше всего на раскопках.
   – В пыльной пустыне, вдали от благ цивилизации? В обществе невежественных арабов...
   – Может, они и невежественны, зато лишены лицемерия, свойственного так называемым цивилизованным людям. Господи, как меня раздражают самодовольные высказывания английских путешественников в адрес «туземцев»!
   К нему вмиг вернулся прежний апломб, Я решила подлить масла в огонь:
   – Тогда вы должны одобрительно относиться к тому, что мы, британцы, делаем в Египте. Мы взяли на себя ответственность за финансы этой страны...
   – Чушь! – тут же разъярился Эмерсон. – Вы полагаете, что англичане действуют из человеколюбия? Пусть мы не столь нецивилизованны, как турки, но цель у нас та же – собственный эгоистический интерес. Да еще позволили этим идиотам французам управлять Ведомством древностей, если это можно назвать управлением! Впрочем, наши собственные ученые ничем не лучше.
   – Они все-все никуда не годятся? – ласково спросила я. – Все, кроме вас?
   Моя ирония осталась незамеченной. Эмерсон воспринял вопрос всерьез.
   – Есть один молодой человек по имени Питри[4], который, похоже, имеет некоторое представление о том, что такое археологический метод...
   Я посмотрела на Эвелину. Слышать, о чем они с Уолтером беседуют, я не могла, поскольку Эмерсон галдел, как целая толпа, но, судя по всему, молодые люди прекрасно поладили. Я вновь переключилась на своего собеседника, который продолжал злопыхать:
   – ...какие-то там горшки! Знаете, с гончарными изделиями надо что-то делать! Нужно изучить их типы!
   – С какой целью?
   – Да целей – сотни! Любая безделица, любой маленький осколок прошлого может дать нам бесценные сведения. Большинство этих предметов сейчас просто выбрасывается или, на худой конец, растаскивается невежественными туристами!
   – Я поняла! Ученые не собирают кости и мумии, если не считать тех, что выставляют на обозрение в качестве диковинок. А ведь можно было бы столько узнать...
   Эмерсон на мгновение лишился дара речи, потом выдохнул:
   – Господи... Женщина с пытливым умом? Разве такое возможно?
   На сей раз я решила пропустить оскорбление мимо ушей. Разговор меня заинтересовал, и я собиралась выпытать у Эмерсона как можно больше сведений, но тут нас прервали самым драматичным образом.
   Эвелина, сидевшая в кресле напротив Уолтера, внезапно вскочила на ноги. Я обернулась и увидела, что, побледнев как полотно, она с ужасом смотрит в сторону входа.
   Встревожившись, я обвела взглядом гостиную. В комнате было полно народу, но никого примечательного я не обнаружила. Прежде чем я успела провести более внимательную инспекцию, Эвелина рухнула на пол.
   Обморок оказался на редкость глубоким. Битых две минуты я совала ей под нос флакон с нюхательными солями, прежде чем Эвелина очнулась. Наши вопросы она оставила без внимания, твердя как заведенная, что хочет побыстрее оказаться у себя в номере.
   Уолтер предложил проводить нас, но Эвелина наотрез отказалась.
   – Нет, нет! – срывающимся голосом пролепетала она. – Амелия мне поможет. Со мной все в порядке. Прошу вас, не трогайте меня.
   Бедный Уолтер побледнел почти как Эвелина и покорился. Я успела шепнуть, что он может утром зайти проведать ее.
   В номере нас ждала Треверс, от безделья глазевшая в окно. Эвелина отказалась от ее услуг, впрочем, Треверс не особенно и рвалась. Я отослала горничную.
   – Пожалуй, отправлю-ка эту идиотку домой, – безмятежно проговорила я, словно не было сейчас заботы важнее. – Ей все здесь не нравится – страна, египтяне, наше судно...
   – И я. – Эвелина слабо улыбнулась.
   – Да и обо мне она не слишком высокого мнения, – рассмеялась я, обрадовавшись, что к подруге возвращается хорошее расположение духа. – Прекрасно обойдемся и без нее! Завтра же все устрою. Эвелина, может, теперь ты мне скажешь...
   – Потом! – быстро ответила она. – Потом все объясню, Амелия, когда... Ты не хочешь вернуться в гостиную? Вы так увлеченно беседовали с мистером Эмерсоном. Уверена, он все еще там. Ты можешь успокоить его и... Да-да, извинись за меня. А я лягу. Ничего страшного не произошло, Амелия, честное слово!
   Эта тирада, произнесенная быстрой скороговоркой, была вовсе не в характере Эвелины. Я уже хотела наброситься на нее и выудить правду, как раздался громкий стук в дверь.
   Эвелина вздрогнула. Лицо ее вновь сделалось смертельно бледным. Я смотрела на подругу, окончательно сбитая с толку. Кто это заявился с визитом в столь неурочный час?! Для светских развлечений было еще не очень поздно, но чтобы ломиться к дамам в номер... Вряд ли воспитанный Уолтер решился на такую дерзость. Да и, судя по лицу Эвелины, моя подруга догадывалась, что за гость к нам прибыл, и догадка эта наводила на нее ужас.
   Наши глаза встретились. Плечи Эвелины распрямились, губы решительно сжались. Она спокойно сказала:
   – Будь так добра, Амелия, открой дверь, Я веду себя как последняя трусиха.
   В моей голове раздался какой-то щелчок. Так вот оно что! Я распахнула дверь и без всякого удивления оглядела нахала. Никогда прежде я не видела этого человека, но сомнений у меня не оставалось. Да и кому еще могли принадлежать это смазливое лицо и сладкая улыбка...
   – А-а, – протянула я. – Синьор Альберто!

Глава 3

1

   Альберто прижал руку к сердцу и поклонился. Я едва удержалась, чтобы не отхлестать его по щекам, – до того наглый был у него вид.
   – Разве вы не хотеть меня пригласить? – ухмыльнулся молодой итальянец, сверля меня взглядом. – Полагаю, вы предпочитать, чтобы я не говорить о кое-каких вещах на публике?
   Заскрежетав зубами, я отступила, пропуская его в комнату, и осторожно притворила дверь. Хотя больше всего на свете мне хотелось заехать Альберто по носу. Похвалив себя за сдержанность, я последовала за незваным гостем.
   А тот уже вовсю разливался соловьем, мелкими шажками семеня к моей подруге:
   – Ах, моя утерянная возлюбленная! О радость моего сердца! Как ты могла покинуть меня? Я так волноваться, так беспокоиться о тебе!
   Эвелина величественно вскинула руку. Альберто остановился в нескольких шагах от нее. Полагаю, этот мошенник собирался заключить ее в объятия, но, осознав, что она не горит желанием припасть к его надушенному сюртуку, остановился и заголосил пуще прежнего, безбожно коверкая слова:
   – Ты отталкивать меня! О, Эвелина, ты губить меня! Я понимать. Ты найти богатую покровительницу, Она делать тебе подарки, и ты покидать бедного, несчастного, одинокого возлюбленного, который давать только любовь.
   Как же хотелось чем-нибудь огреть этого сладкоречивого болвана! Мой взгляд наткнулся на зонтик. Прекрасно. Теперь можно переходить к решительным действиям! Эвелина по-прежнему помалкивала, должно быть, от наглости этого человека она впала в столбняк. Но со мной-то все было в полном порядке! Свирепо улыбнувшись, я быстро пересекла комнату и с силой ткнула пришельца зонтиком. Он испуганно ойкнул и отскочил.
   – Вот так-то лучше! – прикрикнула я. – Это вы оставили мисс Эвелину, а вовсе не наоборот. Впрочем, от таких слизняков надо бежать куда глаза глядят. Как вы смеете являться сюда, после того как украли все ее вещи и подбросили ту отвратительную записку?!
   – Записку?! – Альберто закатил глаза. – Я не оставлять никакая записка. Я пойти искать работа, чтобы купить хлеб для моей любимой, и, когда я переходить через улица, меня убивать лошадь. Несколько недель я умирать в ужасной больнице. А потом выздороветь и бежать домой. Но мой ангел исчезать! Солнце мое исчезать! Любовь моя исчезать! Я не оставлять никакой записка. Не оставлять! Нет-нет! О, это все мои враги! Они кругом! Они хотеть украсть мое счастье! Мою голубку!
   Он снова закатил глаза. Я вздохнула. В жизни не видела более бездарного представления. Но Эвелина, похоже, считала иначе. Я покосилась на подругу и онемела от возмущения. Судя по всему, эта дурочка поверила стенаниям напомаженного кретина! Непостижимо.
   Но я ошиблась. Бледные щеки Эвелины внезапно вспыхнули. Я довольно улыбнулась – эта краска была не чем иным, как краской гнева. Ну теперь держись, глупый ловелас!
   – Как вы смеете? – прошептала она яростно. – Разве мало горя вы принесли мне? Да, быть может, я заслужила ваше презрение. Но не потому, что оставила вас, а потому, что сбежала с вами! Однако если вы скажете еще хоть одно порочащее слово по адресу моей подруги, то берегитесь! Вы недостойны даже дышать с ней одним воздухом! Убирайтесь вон! – И Эвелина надвинулась на своего бывшего кавалера.
   Альберто отступил, не забывая корчить гримасы, призванные, должно быть, изображать страдание. На пороге он было остановился, но тут я снова пустила в ход свой зонтик и ткнула ему в живот.