- Вот здесь, в грязи, я нашел эту штуку, оторвавшуюся, наверное, во время борьбы. Это наконечник от пояса, принадлежащего госпоже Перл. Мастер Найалл несколько дней назад делал ей новую пряжку, чтобы она подходила к украшениям на поясе, и именно этот рисунок ему надо было повторить. Сомнений нет, он узнал узор. А тут кто-то держал наготове лодку.
- Наверняка краденую, - произнес Мадог рассудительно, вглядываясь в глубокий след на земле.- Для таких шуток зачем брать свою? Ведь потом, если лодку заметят и кто-нибудь пронюхает, где ее видели и что в ней было, на тебя ничто не укажет. Значит, это случилось ранним утром, вчера? Интересно, отвязывал ли какой-нибудь рыбак или горожанин свою лодку от причала? Я знаю дюжину, которые могли бы оставить такой след. А сделав дело, можно пустить лодку по течению, и пусть пристает, где хочет.
- Ее могли спустить только сверху, - сказал Хью, подняв глаза от маленькой бронзовой стрелки, лежавшей у него на ладони.
- Конечно! Только сверху, где бы ее ни стащили. Да и в путь он отправился отсюда вниз по реке, с таким-то грузом. Легче и безопаснее, чем идти против течения. Рано утром на берегу мало людей, но к тому времени, когда один человек или даже двое, гребя против течения, сумеют обогнуть городские стены, на реке будет уже полно народа. Даже когда город останется позади, вору еще надо будет пройти мимо Франквилла - а это добрый час гребли, прежде чем он сможет быть уверен, что его не заметили и никто не станет любопытничать. А вниз по течению - прошел тут вдоль стены, потом под замком,- и можешь вздохнуть свободно, вокруг только поля и леса, никакого жилья.
- Разумно,- согласился Хью.- Я не утверждаю, что вверх он не мог подняться, но мы сначала проверим более вероятный путь. Видит бог, внутри стен мы обследовали каждый закоулок, обыскали почти все дома и будем еще продолжать. Однако никто не признался, что видел пропавшую женщину или слышал что-нибудь о ней после того, как та разговаривала со стражником у ворот и вышла на мост. А если она вернулась или ее утащили обратно в город, то не через ворота. Стражник клянется, что не пропустил ни одной телеги, ни одной тачки, где бы ее могли спрятать. Есть, конечно, еще калитки тут и там, но они большей частью ведут на огороды и не так-то просто проскочить через них на улицу, чтобы жители домов ничего не заметили. Я склоняюсь к тому, что Джудит в стенах города нет, но я поставил людей у всех калиток, которые выходят на улицу, и велел именем короля проверить каждый дом. Чтобы никто не мог сопротивляться или жаловаться на произвол.
- И никто не жаловался? - поинтересовался Кадфаэль.- Ни один человек?
- Поворчали, конечно, но про себя. Нет-нет, никто не возражал, не увертывался и не пытался отказаться отпереть какое-нибудь помещение. А кузен Джудит вчера весь день дотемна таскался за мной по пятам, принюхиваясь и тут, и там, как потерявшая след собака. Он послал нескольких ткачей помогать нам искать хозяйку. Старший работник - его зовут Бертред - молодой парень, здоровенный детина, весь день рыскал повсюду, не отставая от нас. Сейчас он отправился с моими людьми снова обшарить дворы и сады возле замка. Все домочадцы Джудит готовы рыть землю, чтобы найти ее. И неудивительно, ведь она обеспечивает им существование, от нее зависят больше двадцати семей. Но нам не удалось найти ни одного ее волоска, подозреваемых нет. Во всяком случае, пока.
- А как вел себя Годфри Фуллер? - спросил Кадфаэль, вспомнив разговоры о поклонниках Джудит.
- Я тоже помню! - сказал Хью и рассмеялся.- Но, сказать по правде, этот, похоже, был встревожен не меньше ее кузена. Он просто отдал мне все ключи и разрешил открывать любую дверь, какую захочу. Я и открывал.
- Ключи от красильни и сукновальни тоже?
- Да, тоже, хотя они не были нужны, потому что все его люди работали, каждый угол был на виду, открыт, и нигде ничего не было спрятано. Думаю, Фуллер даже одолжил бы мне несколько человек, чтобы помочь в поисках, но он слишком любит деньги, чтобы позволить работе приостановиться.
- А Уильям Хинде?
- Старый суконщик? Он провел всю ночь со стадами, у пастухов, так сказали его домашние, и вернулся домой только утром. До этого он ничего не знал о том, что Джудит пропала. Алан был у них вчера, и жена Хинде, не возражая, пустила его осмотреть все, что он хотел, но нынче утром я еще раз пошел туда и поговорил с самим хозяином. Кажется, там у нескольких молодых баранов начали подгнивать копыта, и хозяин со слугой вернулись только для того, чтобы взять примочку и полечить их. Он больше беспокоился об овцах, чем о госпоже Перл, хотя и сказал, что очень огорчен такими новостями о ней. Знаете, я уверен, что сейчас в стенах города ее нет. Так что,- добавил Хью, оживившись,- мы поищем в другом месте. Вниз по течению, согласны? Мадог, идем с нами обратно к городским воротам, отыщи там какую-нибудь лодку и давай посмотрим, что делается на реке.
Они выбрались на стремнину, и течение понесло их, Мадог только изредка шевелил веслом, чтобы лодка не уклонялась в сторону. Перед ними разворачивалась панорама восточной части Шрусбери: крутой, покрытый зеленью берег под стенами, то тут, то там небольшие заросли кустов у самого среза воды, склонившиеся над рекой развесистые ивы, а так - сплошь зеленая летняя трава и возвышающаяся над ней серая каменная стена. Ни один конек крыши не торчал над ней, только верхушка шпиля церкви пресвятой девы Марии и башня, а чуть подальше сверкал кончик креста церкви святого Алкмунда. Лодка с Хью, Кадфаэлем и Мадогом проплыла мимо трех калиток в стене и приблизилась к устью протоки у церкви пресвятой девы Марии. В случае необходимости по этой протоке можно было добраться из города и замка до реки. Потом они миновали места, где горожане расширяли свои усадьбы и огороды за пределами городских стен или использовали относительно ровные участки склона для хранения дров и других хозяйственных нужд. Однако крутизна склона сильно затрудняла обработку земли, так что лучшие огороды вне стен города располагались на юго-западе, в большой излучине Северна.
Они миновали узкий выход протоки в реку, берега которого были укреплены камнями, и дальше опять потянулся крутой травянистый склон, только здесь росло больше кустов. А потом стена придвинулась ближе к воде, между рекой и стеной оставалась поросшая травой полоса земли, длинная и ровная. В праздники и в дни ярмарок молодежь устанавливала здесь мишени и упражнялась в стрельбе из лука. В конце этой зеленой поляны находилась последняя калитка в стене, прямо под первой башней замка, а дальше берег становился совсем плоским, и взору открывались широкие поля, среди которых пролегала проезжая дорога, начинавшаяся у ворот замка. Здесь, как и со стороны Уэльса, город выплескивался слегка за стены, к дороге лепились несколько домишек, как бы прячущихся в тени огромных каменных башен, прикрывающих этот единственно возможный подход с суши к Шрусбери.
Ровные и, сколько хватало глаз, открытые луга с колышущейся травой, лес на горизонте - мирная, тихая картина. Последним напоминанием о городе были стоящие у самой реки сараи и сукновальня с рамами Годфри Фуллера, а рядом с ними - крепкие склады Уильяма Хинде, где тюки с отборной шерстью ждали, когда к узкому, но прочному причалу подойдет баржа, заберет их, и ценный груз отправится в путь.
Около сукновальни сновали люди, а на раме были растянуты для сушки два длинных куска яркой красно-коричневой материи. Сейчас было время красного, коричневого и желтого. Кадфаэль обернулся, посмотрел на последнюю в стене калитку, через которую можно было попасть в город, и вспомнил, что дом Фуллера стоит совсем недалеко от замка. А чуть дальше находится дом Уильяма Хинде. Эта последняя калитка очень удобна им обоим. Фуллер даже держал ночного сторожа, который и жил на сукновальне.
- Едва ли пленницу спрятали здесь,- вздохнул Хью.- Днем столько народа крутится вокруг, что скрыть ее невозможно, а ночью здесь парень, который сторожит сукновальню, а заодно следит и за имуществом Хинде - ему платят за это. Он еще и собаку держит - мастиффа. Дальше, кажется, только поля и леса, но все-таки пройдем еще немного.
Теперь оба берега стали зелеными, с той и другой стороны над водой свешивались деревья, но лес был не густой. Никакого жилья, ни одной хижины на протяжении более полумили. Хью готов был уже прекратить поиски и повернуть обратно, а Кадфаэль собрался закатать рукава рясы и взяться за весло, чтобы помочь Мадогу грести против течения, как вдруг Мадог приподнялся и указал на берег:
- Что я говорил! Дальше идти не нужно, конец поискам - вот она.
У левого берега течение вымыло в грунте нишу и обнажило корни небольшого куста боярышника, отчего он сильно наклонился над водой и его ветви превратились как бы в ловушку для рыбы. Тут-то и покачивалась пустая лодка. Ее нос застрял между двух колючих веток, весла повисли в уключинах и слегка шевелились на мелководье.
- Эту я знаю,- заявил Мадог, подводя свою лодку к найденной, он ухватился за ее борт и поставил обе лодки рядом.- Это лодка Арнальда, торговца рыбой с Вайля, он держит ее под мостом со стороны города. Вашему парню и трудиться-то не пришлось, подрулил сюда и спрятал ее. Арнальд небось будет бегать по Шрусбери, раздавая оплеухи всем ребятишкам, кого только заподозрит. Я, пожалуй, отведу лодку на место, пока он не открутил уши какому-нибудь мальчишке. У него ее угоняли и раньше, но все же приводили обратно. Ну, вот и все, милорд. Вы довольны?
- Чему тут быть довольным? - уныло произнес Хью.- Но ты прав, как мы и говорили, вниз по реке. Похоже, где-то между мостом и этим местом госпожу Перл вывели на берег и спрятали. Хорошо спрятали! Только я до сих пор не имею представления - где.
С помощью веревки, до того изношенной, что, казалось, она вот-вот расползется под собственной тяжестью, они взяли найденную лодку на буксир и стали грести, поднимаясь теперь вверх по течению. Кадфаэль взял весло и, усевшись поудобнее на банку, старался не отставать от умело действовавшего Мадога. Но когда они поравнялись с сукновальней, их окликнули с берега, они подплыли, и к воде подошли двое помощников Хью, грязные, усталые, в сопровождении нескольких добровольцев - горожан, которые из почтительности перед шерифом держались на некотором расстоянии. Кадфаэль заметил, что среди них находится и тот самый ткач Бертред, силач и хвастун, как сказал Хью. Парень шагал по травянистому берегу с уверенным видом человека, который нравится сам себе. Глядя на него, никак нельзя было сказать, что он удручен тем, что поиски хозяйки ничего не дали. Кадфаэль видел Бертреда до этого лишь однажды, в компании Майлса Кольера, ничего о парне не знал и мог судить лишь по внешности. А внешность была хороша: свежий цвет лица, завидные рост и осанка, открытое лицо - из тех лиц, что могут выражать истинные чувства, а могут и скрывать их, как бы пряча за запертой дверью. Чуть-чуть слишком искренне глядящие глаза, улыбка чуть-чуть слишком наготове. И чему улыбаться, когда Джудит Перл нет и к концу подходит уже второй день поисков?
- Милорд, - обратился к шерифу старший из сержантов, придерживая рукой лодку,- между излучинами реки мы заглянули под каждую травинку и ничего не нашли. Никто ничего не знает.
- Мои успехи не лучше,- хмуро сознался Хью,- если не считать того, что мы нашли лодку, на которой, наверное, ее увезли. Лодка зацепилась за колючие ветки немного ниже по течению, но обычно она стоит у моста. Осматривать реку еще ниже нет смысла, если только бедную женщину не перевозят с места на место, а это маловероятно.
- Мы обыскали каждый дом и каждый сад вдоль дороги. Мы видели, что вы спускаетесь по реке, милорд. Так мы еще раз все хорошенько осмотрели, но местность-то здесь совершенно открытая. И мастер Фуллер разрешил нам заходить всюду, куда мы захотим.
Хью обвел окрестности долгим, внимательным, однако не слишком исполненным надежды взглядом.
- Да, вряд ли сюда можно было пробраться тайно, по крайней мере, при свете дня, а ведь она исчезла рано утром. А в кладовые мастера Хинде вы заглядывали?
- Вчера, милорд. Его жена сразу дала нам ключи, я сам все осмотрел, и милорд Хербард. Там ничего нет, кроме тюков с шерстью, сараи забиты ими от пола до потолка. Похоже, в этом году он настриг очень неплохо.
- Лучше, чем я,- проговорил Хью.- Но у меня ведь нет там, наверху, трехсот овец, я - мелочь перед ним. Ладно, вы работали целый день, хватит, идите домой.- Хью встал на банку и, перешагнув через борт, ступил на берег. Лодка слегка качнулась.- Делать здесь больше нечего. А я вернусь в замок, посмотрю, может, кому-нибудь повезло больше. Мадог, я пойду пешком через восточные ворота, а тебе мы можем дать двух гребцов. Если хочешь, они помогут отвести вверх вторую лодку. Кто-нибудь из горожан, искавших вместе с нами, наверное, не будет против доплыть до моста.- Хью посмотрел на мужчин, которые, наблюдая и прислушиваясь, почтительно держались поодаль.- Все лучше, чем топать пешком, особенно после такого дня. Парни, кто хочет?
Двое выступили вперед, расцепили лодки, уселись во вторую и, оттолкнувшись от берега, стали уверенно выгребать против течения, идя впереди лодки Мадога. Кадфаэль отметил, что ткач Бертред вовсе не собирался предлагать для этого дела свои сильные руки, и подумал, что тому, наверное, ближе пройти домой через ворота замка, а потом по городу, чем от моста, куда надо было привести лодку. Так что для Бертреда это было невыгодное предприятие. А может, он и не умеет владеть веслом. Но все это отнюдь не объясняло легкой, мелькнувшей у него на губах улыбки и его самодовольного выражения, когда он постарался спрятаться за спинами своих товарищей, чтобы его не заметили. И уж тем более это не объясняло то, что увидел Кадфаэль, бросив на берег последний взгляд уже с середины реки. Пропустив вперед Хью и его помощников, быстро зашагавших в сторону дороги и восточных городских ворот, Бертред помедлил минуту, убедился, что они стали подниматься на холм, потом повернулся и решительно, хоть и не спеша, зашагал в противоположном направлении - к ближайшей опушке леса, как будто там его ждало важное дело.
Домой Бертред пришел уже в сумерках. Расстроенные домочадцы целый день бродили, забыв о работе, о еде и обо всем прочем, что составляет твердый и разумный распорядок жизни. Майлс то и дело выскакивал из мастерской, бросался на улицу, догонял какого-нибудь солдата из гарнизона и приставал к нему с расспросами, нет ли новостей. Новостей, увы, не было. За два дня Майлс стал таким раздражительным, что даже его мать, поначалу пытавшаяся успокоить сына, теперь старалась не попадаться ему на глаза. Девушки-пряхи, сидя в своей рабочей комнате, больше перешептывались и переглядывались, чем трудились, а как только Майлс отворачивался, выбегали поболтать с ткачами.
- Кто бы мог подумать, что он так любит свою кузину! - удивлялась Бранвен при виде напряженного, встревоженного лица Майлса. - Конечно, человек привязан к своей родне, но можно подумать, что он потерял невесту, а не кузину, так он горюет.
- Из-за своей Исабель он бы переживал гораздо меньше,- цинично заявил один из ткачей. - Она принесет ему неплохое приданое, он вполне доволен заключенной сделкой, но, если она сорвется с крючка, в море хватит других рыбок. А госпожа Перл - его опора, будущее и вообще все. Кроме того, насколько я мог заметить, они хорошо ладили между собой. У него есть повод беспокоиться.
И Майлс беспокоился. Он грыз ногти, хмурил брови от отчаяния и страшной тревоги, которая не отпускала ни днем ни ночью, когда поиски волей-неволей прекращались. Тогда он погружался в покорное немое уныние и ждал утра. Но к рассвету третьего дня обыскали, похоже, весь город, побывали в каждом доме, каждом саду, на каждом выгоне. Где еще искать?
- Она не может быть далеко,- продолжала твердить Агата.- Конечно же ее найдут.
- Далеко или недалеко,- с несчастным видом говорил Майлс,- но какой-то негодяй хорошо спрятал ее. А вдруг он силой заставит ее уступить и выйти за него замуж? Что станет с тобой и со мной, если она пустит в дом нового хозяина?
- Она никогда этого не сделает, она не хочет второй раз выходить замуж. Нет, так она не поступит. Ну а если злодей возьмет ее силой, что вполне возможно, то, как только она освободится - а ему придется отпустить ее! она исполнит то, о чем думала уже давно,- уйдет в монастырь. А до уплаты ренты только два дня! - заметила Агата. - Что будет, если Джудит не найдут?
- Тогда сделка будет считаться расторгнутой и будет время подумать и придумать что-нибудь получше, но это может сделать только Джудит. Пока ее не нашли, предпринять ничего нельзя. Вот я и беспокоюсь. Завтра я снова отправлюсь ее искать,- поклялся Майлс, качая головой, словно оплакивая неудачу, постигшую шерифа и его людей.
- Но куда? Осталось ли такое место, где не искали?
Действительно, трудный вопрос - вопрос, на который нет ответа.
В эту-то атмосферу ожидания и тревоги и попал Бертред, когда в сумерках бочком пробрался в дом, из осторожности стараясь сохранить на лице хмурое выражение, и все же у него был такой елейный вид, а глаза так весело блестели, что Майлс вопреки своему спокойному и ровному характеру разговаривал с ним крайне грубо, а когда Бертред благоразумно поспешил скрыться в кухне, проводил его долгим возмущенным взглядом. В теплые летние вечера на воздухе дышалось гораздо легче, чем в полутемном дымном помещении, где к тому же было жарко от очага, даже если огонь на ночь забрасывали торфом или выгребали угли до утра. Поэтому остальные домочадцы отправились по своим делам, и только мать Бертреда Элисон, которая готовила еду и для семьи хозяйки, и для работников, ждала своего загулявшегося сына. Она проявляла некоторое нетерпение, но все же продолжала держать на огне горшок с пищей.
- Где ты был? - поинтересовалась она, поворачиваясь с поварешкой в руке к Бертреду, когда он переступил порог и направился к своему месту за большим дощатым столом.
На ходу сын небрежно поцеловал мать и погладил ее легонько по круглой румяной щеке. Элисон была полной приятной женщиной, лицо которой еще сохранило следы былой красоты, передавшейся и сыну.
- Хорош, нечего сказать! - проворчала она, со стуком ставя перед сыном деревянную миску.- Заставляешь столько ждать себя. И много ли дел ты сделал за день? Может, скажешь, что привел хозяйку домой и поэтому хорохоришься, как петух? Другие вот вернулись уже два часа назад. Где ты болтался?
В полутемной кухне трудно было разглядеть самодовольную усмешку Бертреда, но голос выдавал его приподнятое настроение. Он взял мать за руку и усадил на скамью рядом с собой.
- Не важно где и не спрашивай почему! Мне нужно было дождаться кое-чего, и подождать стоило. Матушка... - Бертред наклонился к Элисон, понизил голос и доверительно прошептал: - Ты бы хотела быть в этом доме не просто служанкой? Госпожой, почтенной вдовой! Погоди немного, я собираюсь разбогатеть и тебя сделаю богатой. Что ты на это скажешь?
- У тебя вечно великие планы,- ответила Элисон, на которую слова Бертреда не произвели особого впечатления, однако она слишком любила сына, чтобы смеяться над ним. - И как ты рассчитываешь это сделать?
- Сейчас я ничего не скажу, пока все не исполнится. Ни одна из тех ищеек, что рыскали по городу весь день, не знает того, что знаю я. Это все, что я скажу, больше ни слова, и только тебе. Да, вот еще. Матушка, сегодня, когда совсем стемнеет, мне снова нужно уйти. Не беспокойся, я знаю, что делаю, просто потерпи, и тебя ждет радость. Но пока молчи, никому ни слова.
Элисон слегка отодвинулась от сына, чтобы получше видеть его хитро улыбающееся лицо.
- Что ты затеял? Если нужно, я умею держать язык за зубами, как никто. Только не попади в беду! Если ты что-то знаешь, почему бы тебе не рассказать?
- И, выдав секрет, лишиться выгоды? Нет, матушка, предоставь это мне. Я знаю, что делаю. Завтра сама увидишь, а сегодня - ни слова. Обещай!
- Твой отец был такой же,- произнесла она и, вздохнув, улыбнулась. Всегда полон великих планов. Ладно, если меня сегодня будет раздирать любопытство и мне суждено не спать, так уж и быть. Разве я когда-нибудь становилась у тебя на дороге? От меня никто ни слова не услышит, обещаю.- И вдруг добавила горячо, с тревогой, как будто предчувствуя беду: - Только будь осторожен! Ночью еще кто-нибудь может отправиться на опасное дело!
Бертред засмеялся, внезапно обнял мать и, насвистывая, вышел в сумрак двора.
Его кровать находилась в сарае, где стояли ткацкие станки, он спал там один, так что никто не проснулся и не услышал, когда примерно через час после полуночи Бертред встал, оделся и вышел из дома. Выскользнуть со двора в узкий проход, ведущий на улицу, не составило труда: особого риска, что его увидит кто-нибудь из домочадцев, не было. Бертред очень точно выбрал время: не слишком рано, чтобы все уже улеглись и спали, и не слишком поздно, иначе взойдет луна. А осуществить задуманное ему легче было в темноте. И действительно, когда Бертред пробирался от улицы Мэрдол к замку, в узких проулках между сгрудившимися домами и лавками было темно. Восточные городские ворота являлись частью оборонительных укреплений, на ночь их запирали и выставляли охрану. За последние несколько лет Шрусбери не подвергался угрозе нападения с востока. Лишь изредка покой в графстве нарушали набеги из Уэльса, с запада, но Хью Берингар по-прежнему требовал от своих людей бдительности. Однако калитками, выходившими к реке под самыми крепостными башнями, можно было пользоваться свободно. Только во время угрозы нападения калитки закрывались и запирались, а на стенах ставили часовых. Всадники, разносчики с тачками, возчики с телегами, едущие на рынок,- все они должны были ждать, когда на рассвете откроются ворота, а одинокий пешеход мог пройти в город в любое время.
Бертред находил дорогу в темноте так же легко, как днем, и шагал уверенно, ступая неслышно, как кошка. Пройдя в калитку и тихо закрыв за собой ее деревянную дверцу, он вышел на заросший травой и кустами склон холма над рекой. Под ногами у него тек Северн, в движущейся воде то и дело вспыхивали узкие светлые полоски. Звезд не было, по небу плыли небольшие тучки, но оно оставалось более светлым, чем вырисовывавшиеся на его фоне очертания строений и деревьев. К тому времени, как взойдет луна, а это будет не раньше, чем через час, небо, наверное, очистится. У Бертреда было время постоять минуту и обдумать свои действия. Надо было принять в расчет, что дул слабый ветерок, и не приближаться к мастиффу сторожа с наветренной стороны. Бертред поднял палец, предварительно послюнив его. Легкий устойчивый ветер дул с юго-запада, с верховьев реки. Из осторожности придется обогнуть весь замок и, сделав круг, подойти к складу с шерстью сзади.
Сегодня днем он хорошо осмотрел это строение. То же сделали и все другие - шериф со своими сержантами и горожане, помогавшие им в поисках. Но Бертред, в отличие от них, и раньше бывал в этом доме, когда приходил за шерстью для госпожи Перл. А кроме того, они не сидели на кухне у госпожи Перл в тот вечер, накануне ее исчезновения, и не слышали, когда Бранвен заявила о намерении хозяйки рано утром отправиться в аббатство, чтобы составить новый договор, по которому ее дар монастырю отныне не будет оговариваться никакими условиями. Поэтому только Бертред мог заметить, как сразу после этого Гуннар быстро допил свой эль, сунул в карман кости и поспешно удалился, хотя до этого казалось, что он собрался просидеть здесь целый вечер, так удобно он устроился. Гуннар был единственным, помимо Бертреда, человеком, знавшим о намерениях Джудит, и уйти он поторопился, несомненно, чтобы сообщить о них кому-то еще. Кому - старому Хинде или молодому, - не имело значения. Бертреду самому казалось странным, что он так долго не мог сообразить, что к чему. Его осенило только сегодня днем, когда он увидел окно в старую контору, плотно закрытое ставнями, запертое на засов снаружи и, очевидно, так же тщательно заделанное изнутри. Все стало ясно. И если потом он, укрывшись под деревьями, терпеливо ждал сумерек, чтобы увидеть, кто выскользнет из калитки в городской стене и куда он поспешит со своей плетеной из тростника корзинкой, то это было просто предосторожностью, желанием еще более укрепить свою уверенность.
- Наверняка краденую, - произнес Мадог рассудительно, вглядываясь в глубокий след на земле.- Для таких шуток зачем брать свою? Ведь потом, если лодку заметят и кто-нибудь пронюхает, где ее видели и что в ней было, на тебя ничто не укажет. Значит, это случилось ранним утром, вчера? Интересно, отвязывал ли какой-нибудь рыбак или горожанин свою лодку от причала? Я знаю дюжину, которые могли бы оставить такой след. А сделав дело, можно пустить лодку по течению, и пусть пристает, где хочет.
- Ее могли спустить только сверху, - сказал Хью, подняв глаза от маленькой бронзовой стрелки, лежавшей у него на ладони.
- Конечно! Только сверху, где бы ее ни стащили. Да и в путь он отправился отсюда вниз по реке, с таким-то грузом. Легче и безопаснее, чем идти против течения. Рано утром на берегу мало людей, но к тому времени, когда один человек или даже двое, гребя против течения, сумеют обогнуть городские стены, на реке будет уже полно народа. Даже когда город останется позади, вору еще надо будет пройти мимо Франквилла - а это добрый час гребли, прежде чем он сможет быть уверен, что его не заметили и никто не станет любопытничать. А вниз по течению - прошел тут вдоль стены, потом под замком,- и можешь вздохнуть свободно, вокруг только поля и леса, никакого жилья.
- Разумно,- согласился Хью.- Я не утверждаю, что вверх он не мог подняться, но мы сначала проверим более вероятный путь. Видит бог, внутри стен мы обследовали каждый закоулок, обыскали почти все дома и будем еще продолжать. Однако никто не признался, что видел пропавшую женщину или слышал что-нибудь о ней после того, как та разговаривала со стражником у ворот и вышла на мост. А если она вернулась или ее утащили обратно в город, то не через ворота. Стражник клянется, что не пропустил ни одной телеги, ни одной тачки, где бы ее могли спрятать. Есть, конечно, еще калитки тут и там, но они большей частью ведут на огороды и не так-то просто проскочить через них на улицу, чтобы жители домов ничего не заметили. Я склоняюсь к тому, что Джудит в стенах города нет, но я поставил людей у всех калиток, которые выходят на улицу, и велел именем короля проверить каждый дом. Чтобы никто не мог сопротивляться или жаловаться на произвол.
- И никто не жаловался? - поинтересовался Кадфаэль.- Ни один человек?
- Поворчали, конечно, но про себя. Нет-нет, никто не возражал, не увертывался и не пытался отказаться отпереть какое-нибудь помещение. А кузен Джудит вчера весь день дотемна таскался за мной по пятам, принюхиваясь и тут, и там, как потерявшая след собака. Он послал нескольких ткачей помогать нам искать хозяйку. Старший работник - его зовут Бертред - молодой парень, здоровенный детина, весь день рыскал повсюду, не отставая от нас. Сейчас он отправился с моими людьми снова обшарить дворы и сады возле замка. Все домочадцы Джудит готовы рыть землю, чтобы найти ее. И неудивительно, ведь она обеспечивает им существование, от нее зависят больше двадцати семей. Но нам не удалось найти ни одного ее волоска, подозреваемых нет. Во всяком случае, пока.
- А как вел себя Годфри Фуллер? - спросил Кадфаэль, вспомнив разговоры о поклонниках Джудит.
- Я тоже помню! - сказал Хью и рассмеялся.- Но, сказать по правде, этот, похоже, был встревожен не меньше ее кузена. Он просто отдал мне все ключи и разрешил открывать любую дверь, какую захочу. Я и открывал.
- Ключи от красильни и сукновальни тоже?
- Да, тоже, хотя они не были нужны, потому что все его люди работали, каждый угол был на виду, открыт, и нигде ничего не было спрятано. Думаю, Фуллер даже одолжил бы мне несколько человек, чтобы помочь в поисках, но он слишком любит деньги, чтобы позволить работе приостановиться.
- А Уильям Хинде?
- Старый суконщик? Он провел всю ночь со стадами, у пастухов, так сказали его домашние, и вернулся домой только утром. До этого он ничего не знал о том, что Джудит пропала. Алан был у них вчера, и жена Хинде, не возражая, пустила его осмотреть все, что он хотел, но нынче утром я еще раз пошел туда и поговорил с самим хозяином. Кажется, там у нескольких молодых баранов начали подгнивать копыта, и хозяин со слугой вернулись только для того, чтобы взять примочку и полечить их. Он больше беспокоился об овцах, чем о госпоже Перл, хотя и сказал, что очень огорчен такими новостями о ней. Знаете, я уверен, что сейчас в стенах города ее нет. Так что,- добавил Хью, оживившись,- мы поищем в другом месте. Вниз по течению, согласны? Мадог, идем с нами обратно к городским воротам, отыщи там какую-нибудь лодку и давай посмотрим, что делается на реке.
Они выбрались на стремнину, и течение понесло их, Мадог только изредка шевелил веслом, чтобы лодка не уклонялась в сторону. Перед ними разворачивалась панорама восточной части Шрусбери: крутой, покрытый зеленью берег под стенами, то тут, то там небольшие заросли кустов у самого среза воды, склонившиеся над рекой развесистые ивы, а так - сплошь зеленая летняя трава и возвышающаяся над ней серая каменная стена. Ни один конек крыши не торчал над ней, только верхушка шпиля церкви пресвятой девы Марии и башня, а чуть подальше сверкал кончик креста церкви святого Алкмунда. Лодка с Хью, Кадфаэлем и Мадогом проплыла мимо трех калиток в стене и приблизилась к устью протоки у церкви пресвятой девы Марии. В случае необходимости по этой протоке можно было добраться из города и замка до реки. Потом они миновали места, где горожане расширяли свои усадьбы и огороды за пределами городских стен или использовали относительно ровные участки склона для хранения дров и других хозяйственных нужд. Однако крутизна склона сильно затрудняла обработку земли, так что лучшие огороды вне стен города располагались на юго-западе, в большой излучине Северна.
Они миновали узкий выход протоки в реку, берега которого были укреплены камнями, и дальше опять потянулся крутой травянистый склон, только здесь росло больше кустов. А потом стена придвинулась ближе к воде, между рекой и стеной оставалась поросшая травой полоса земли, длинная и ровная. В праздники и в дни ярмарок молодежь устанавливала здесь мишени и упражнялась в стрельбе из лука. В конце этой зеленой поляны находилась последняя калитка в стене, прямо под первой башней замка, а дальше берег становился совсем плоским, и взору открывались широкие поля, среди которых пролегала проезжая дорога, начинавшаяся у ворот замка. Здесь, как и со стороны Уэльса, город выплескивался слегка за стены, к дороге лепились несколько домишек, как бы прячущихся в тени огромных каменных башен, прикрывающих этот единственно возможный подход с суши к Шрусбери.
Ровные и, сколько хватало глаз, открытые луга с колышущейся травой, лес на горизонте - мирная, тихая картина. Последним напоминанием о городе были стоящие у самой реки сараи и сукновальня с рамами Годфри Фуллера, а рядом с ними - крепкие склады Уильяма Хинде, где тюки с отборной шерстью ждали, когда к узкому, но прочному причалу подойдет баржа, заберет их, и ценный груз отправится в путь.
Около сукновальни сновали люди, а на раме были растянуты для сушки два длинных куска яркой красно-коричневой материи. Сейчас было время красного, коричневого и желтого. Кадфаэль обернулся, посмотрел на последнюю в стене калитку, через которую можно было попасть в город, и вспомнил, что дом Фуллера стоит совсем недалеко от замка. А чуть дальше находится дом Уильяма Хинде. Эта последняя калитка очень удобна им обоим. Фуллер даже держал ночного сторожа, который и жил на сукновальне.
- Едва ли пленницу спрятали здесь,- вздохнул Хью.- Днем столько народа крутится вокруг, что скрыть ее невозможно, а ночью здесь парень, который сторожит сукновальню, а заодно следит и за имуществом Хинде - ему платят за это. Он еще и собаку держит - мастиффа. Дальше, кажется, только поля и леса, но все-таки пройдем еще немного.
Теперь оба берега стали зелеными, с той и другой стороны над водой свешивались деревья, но лес был не густой. Никакого жилья, ни одной хижины на протяжении более полумили. Хью готов был уже прекратить поиски и повернуть обратно, а Кадфаэль собрался закатать рукава рясы и взяться за весло, чтобы помочь Мадогу грести против течения, как вдруг Мадог приподнялся и указал на берег:
- Что я говорил! Дальше идти не нужно, конец поискам - вот она.
У левого берега течение вымыло в грунте нишу и обнажило корни небольшого куста боярышника, отчего он сильно наклонился над водой и его ветви превратились как бы в ловушку для рыбы. Тут-то и покачивалась пустая лодка. Ее нос застрял между двух колючих веток, весла повисли в уключинах и слегка шевелились на мелководье.
- Эту я знаю,- заявил Мадог, подводя свою лодку к найденной, он ухватился за ее борт и поставил обе лодки рядом.- Это лодка Арнальда, торговца рыбой с Вайля, он держит ее под мостом со стороны города. Вашему парню и трудиться-то не пришлось, подрулил сюда и спрятал ее. Арнальд небось будет бегать по Шрусбери, раздавая оплеухи всем ребятишкам, кого только заподозрит. Я, пожалуй, отведу лодку на место, пока он не открутил уши какому-нибудь мальчишке. У него ее угоняли и раньше, но все же приводили обратно. Ну, вот и все, милорд. Вы довольны?
- Чему тут быть довольным? - уныло произнес Хью.- Но ты прав, как мы и говорили, вниз по реке. Похоже, где-то между мостом и этим местом госпожу Перл вывели на берег и спрятали. Хорошо спрятали! Только я до сих пор не имею представления - где.
С помощью веревки, до того изношенной, что, казалось, она вот-вот расползется под собственной тяжестью, они взяли найденную лодку на буксир и стали грести, поднимаясь теперь вверх по течению. Кадфаэль взял весло и, усевшись поудобнее на банку, старался не отставать от умело действовавшего Мадога. Но когда они поравнялись с сукновальней, их окликнули с берега, они подплыли, и к воде подошли двое помощников Хью, грязные, усталые, в сопровождении нескольких добровольцев - горожан, которые из почтительности перед шерифом держались на некотором расстоянии. Кадфаэль заметил, что среди них находится и тот самый ткач Бертред, силач и хвастун, как сказал Хью. Парень шагал по травянистому берегу с уверенным видом человека, который нравится сам себе. Глядя на него, никак нельзя было сказать, что он удручен тем, что поиски хозяйки ничего не дали. Кадфаэль видел Бертреда до этого лишь однажды, в компании Майлса Кольера, ничего о парне не знал и мог судить лишь по внешности. А внешность была хороша: свежий цвет лица, завидные рост и осанка, открытое лицо - из тех лиц, что могут выражать истинные чувства, а могут и скрывать их, как бы пряча за запертой дверью. Чуть-чуть слишком искренне глядящие глаза, улыбка чуть-чуть слишком наготове. И чему улыбаться, когда Джудит Перл нет и к концу подходит уже второй день поисков?
- Милорд, - обратился к шерифу старший из сержантов, придерживая рукой лодку,- между излучинами реки мы заглянули под каждую травинку и ничего не нашли. Никто ничего не знает.
- Мои успехи не лучше,- хмуро сознался Хью,- если не считать того, что мы нашли лодку, на которой, наверное, ее увезли. Лодка зацепилась за колючие ветки немного ниже по течению, но обычно она стоит у моста. Осматривать реку еще ниже нет смысла, если только бедную женщину не перевозят с места на место, а это маловероятно.
- Мы обыскали каждый дом и каждый сад вдоль дороги. Мы видели, что вы спускаетесь по реке, милорд. Так мы еще раз все хорошенько осмотрели, но местность-то здесь совершенно открытая. И мастер Фуллер разрешил нам заходить всюду, куда мы захотим.
Хью обвел окрестности долгим, внимательным, однако не слишком исполненным надежды взглядом.
- Да, вряд ли сюда можно было пробраться тайно, по крайней мере, при свете дня, а ведь она исчезла рано утром. А в кладовые мастера Хинде вы заглядывали?
- Вчера, милорд. Его жена сразу дала нам ключи, я сам все осмотрел, и милорд Хербард. Там ничего нет, кроме тюков с шерстью, сараи забиты ими от пола до потолка. Похоже, в этом году он настриг очень неплохо.
- Лучше, чем я,- проговорил Хью.- Но у меня ведь нет там, наверху, трехсот овец, я - мелочь перед ним. Ладно, вы работали целый день, хватит, идите домой.- Хью встал на банку и, перешагнув через борт, ступил на берег. Лодка слегка качнулась.- Делать здесь больше нечего. А я вернусь в замок, посмотрю, может, кому-нибудь повезло больше. Мадог, я пойду пешком через восточные ворота, а тебе мы можем дать двух гребцов. Если хочешь, они помогут отвести вверх вторую лодку. Кто-нибудь из горожан, искавших вместе с нами, наверное, не будет против доплыть до моста.- Хью посмотрел на мужчин, которые, наблюдая и прислушиваясь, почтительно держались поодаль.- Все лучше, чем топать пешком, особенно после такого дня. Парни, кто хочет?
Двое выступили вперед, расцепили лодки, уселись во вторую и, оттолкнувшись от берега, стали уверенно выгребать против течения, идя впереди лодки Мадога. Кадфаэль отметил, что ткач Бертред вовсе не собирался предлагать для этого дела свои сильные руки, и подумал, что тому, наверное, ближе пройти домой через ворота замка, а потом по городу, чем от моста, куда надо было привести лодку. Так что для Бертреда это было невыгодное предприятие. А может, он и не умеет владеть веслом. Но все это отнюдь не объясняло легкой, мелькнувшей у него на губах улыбки и его самодовольного выражения, когда он постарался спрятаться за спинами своих товарищей, чтобы его не заметили. И уж тем более это не объясняло то, что увидел Кадфаэль, бросив на берег последний взгляд уже с середины реки. Пропустив вперед Хью и его помощников, быстро зашагавших в сторону дороги и восточных городских ворот, Бертред помедлил минуту, убедился, что они стали подниматься на холм, потом повернулся и решительно, хоть и не спеша, зашагал в противоположном направлении - к ближайшей опушке леса, как будто там его ждало важное дело.
Домой Бертред пришел уже в сумерках. Расстроенные домочадцы целый день бродили, забыв о работе, о еде и обо всем прочем, что составляет твердый и разумный распорядок жизни. Майлс то и дело выскакивал из мастерской, бросался на улицу, догонял какого-нибудь солдата из гарнизона и приставал к нему с расспросами, нет ли новостей. Новостей, увы, не было. За два дня Майлс стал таким раздражительным, что даже его мать, поначалу пытавшаяся успокоить сына, теперь старалась не попадаться ему на глаза. Девушки-пряхи, сидя в своей рабочей комнате, больше перешептывались и переглядывались, чем трудились, а как только Майлс отворачивался, выбегали поболтать с ткачами.
- Кто бы мог подумать, что он так любит свою кузину! - удивлялась Бранвен при виде напряженного, встревоженного лица Майлса. - Конечно, человек привязан к своей родне, но можно подумать, что он потерял невесту, а не кузину, так он горюет.
- Из-за своей Исабель он бы переживал гораздо меньше,- цинично заявил один из ткачей. - Она принесет ему неплохое приданое, он вполне доволен заключенной сделкой, но, если она сорвется с крючка, в море хватит других рыбок. А госпожа Перл - его опора, будущее и вообще все. Кроме того, насколько я мог заметить, они хорошо ладили между собой. У него есть повод беспокоиться.
И Майлс беспокоился. Он грыз ногти, хмурил брови от отчаяния и страшной тревоги, которая не отпускала ни днем ни ночью, когда поиски волей-неволей прекращались. Тогда он погружался в покорное немое уныние и ждал утра. Но к рассвету третьего дня обыскали, похоже, весь город, побывали в каждом доме, каждом саду, на каждом выгоне. Где еще искать?
- Она не может быть далеко,- продолжала твердить Агата.- Конечно же ее найдут.
- Далеко или недалеко,- с несчастным видом говорил Майлс,- но какой-то негодяй хорошо спрятал ее. А вдруг он силой заставит ее уступить и выйти за него замуж? Что станет с тобой и со мной, если она пустит в дом нового хозяина?
- Она никогда этого не сделает, она не хочет второй раз выходить замуж. Нет, так она не поступит. Ну а если злодей возьмет ее силой, что вполне возможно, то, как только она освободится - а ему придется отпустить ее! она исполнит то, о чем думала уже давно,- уйдет в монастырь. А до уплаты ренты только два дня! - заметила Агата. - Что будет, если Джудит не найдут?
- Тогда сделка будет считаться расторгнутой и будет время подумать и придумать что-нибудь получше, но это может сделать только Джудит. Пока ее не нашли, предпринять ничего нельзя. Вот я и беспокоюсь. Завтра я снова отправлюсь ее искать,- поклялся Майлс, качая головой, словно оплакивая неудачу, постигшую шерифа и его людей.
- Но куда? Осталось ли такое место, где не искали?
Действительно, трудный вопрос - вопрос, на который нет ответа.
В эту-то атмосферу ожидания и тревоги и попал Бертред, когда в сумерках бочком пробрался в дом, из осторожности стараясь сохранить на лице хмурое выражение, и все же у него был такой елейный вид, а глаза так весело блестели, что Майлс вопреки своему спокойному и ровному характеру разговаривал с ним крайне грубо, а когда Бертред благоразумно поспешил скрыться в кухне, проводил его долгим возмущенным взглядом. В теплые летние вечера на воздухе дышалось гораздо легче, чем в полутемном дымном помещении, где к тому же было жарко от очага, даже если огонь на ночь забрасывали торфом или выгребали угли до утра. Поэтому остальные домочадцы отправились по своим делам, и только мать Бертреда Элисон, которая готовила еду и для семьи хозяйки, и для работников, ждала своего загулявшегося сына. Она проявляла некоторое нетерпение, но все же продолжала держать на огне горшок с пищей.
- Где ты был? - поинтересовалась она, поворачиваясь с поварешкой в руке к Бертреду, когда он переступил порог и направился к своему месту за большим дощатым столом.
На ходу сын небрежно поцеловал мать и погладил ее легонько по круглой румяной щеке. Элисон была полной приятной женщиной, лицо которой еще сохранило следы былой красоты, передавшейся и сыну.
- Хорош, нечего сказать! - проворчала она, со стуком ставя перед сыном деревянную миску.- Заставляешь столько ждать себя. И много ли дел ты сделал за день? Может, скажешь, что привел хозяйку домой и поэтому хорохоришься, как петух? Другие вот вернулись уже два часа назад. Где ты болтался?
В полутемной кухне трудно было разглядеть самодовольную усмешку Бертреда, но голос выдавал его приподнятое настроение. Он взял мать за руку и усадил на скамью рядом с собой.
- Не важно где и не спрашивай почему! Мне нужно было дождаться кое-чего, и подождать стоило. Матушка... - Бертред наклонился к Элисон, понизил голос и доверительно прошептал: - Ты бы хотела быть в этом доме не просто служанкой? Госпожой, почтенной вдовой! Погоди немного, я собираюсь разбогатеть и тебя сделаю богатой. Что ты на это скажешь?
- У тебя вечно великие планы,- ответила Элисон, на которую слова Бертреда не произвели особого впечатления, однако она слишком любила сына, чтобы смеяться над ним. - И как ты рассчитываешь это сделать?
- Сейчас я ничего не скажу, пока все не исполнится. Ни одна из тех ищеек, что рыскали по городу весь день, не знает того, что знаю я. Это все, что я скажу, больше ни слова, и только тебе. Да, вот еще. Матушка, сегодня, когда совсем стемнеет, мне снова нужно уйти. Не беспокойся, я знаю, что делаю, просто потерпи, и тебя ждет радость. Но пока молчи, никому ни слова.
Элисон слегка отодвинулась от сына, чтобы получше видеть его хитро улыбающееся лицо.
- Что ты затеял? Если нужно, я умею держать язык за зубами, как никто. Только не попади в беду! Если ты что-то знаешь, почему бы тебе не рассказать?
- И, выдав секрет, лишиться выгоды? Нет, матушка, предоставь это мне. Я знаю, что делаю. Завтра сама увидишь, а сегодня - ни слова. Обещай!
- Твой отец был такой же,- произнесла она и, вздохнув, улыбнулась. Всегда полон великих планов. Ладно, если меня сегодня будет раздирать любопытство и мне суждено не спать, так уж и быть. Разве я когда-нибудь становилась у тебя на дороге? От меня никто ни слова не услышит, обещаю.- И вдруг добавила горячо, с тревогой, как будто предчувствуя беду: - Только будь осторожен! Ночью еще кто-нибудь может отправиться на опасное дело!
Бертред засмеялся, внезапно обнял мать и, насвистывая, вышел в сумрак двора.
Его кровать находилась в сарае, где стояли ткацкие станки, он спал там один, так что никто не проснулся и не услышал, когда примерно через час после полуночи Бертред встал, оделся и вышел из дома. Выскользнуть со двора в узкий проход, ведущий на улицу, не составило труда: особого риска, что его увидит кто-нибудь из домочадцев, не было. Бертред очень точно выбрал время: не слишком рано, чтобы все уже улеглись и спали, и не слишком поздно, иначе взойдет луна. А осуществить задуманное ему легче было в темноте. И действительно, когда Бертред пробирался от улицы Мэрдол к замку, в узких проулках между сгрудившимися домами и лавками было темно. Восточные городские ворота являлись частью оборонительных укреплений, на ночь их запирали и выставляли охрану. За последние несколько лет Шрусбери не подвергался угрозе нападения с востока. Лишь изредка покой в графстве нарушали набеги из Уэльса, с запада, но Хью Берингар по-прежнему требовал от своих людей бдительности. Однако калитками, выходившими к реке под самыми крепостными башнями, можно было пользоваться свободно. Только во время угрозы нападения калитки закрывались и запирались, а на стенах ставили часовых. Всадники, разносчики с тачками, возчики с телегами, едущие на рынок,- все они должны были ждать, когда на рассвете откроются ворота, а одинокий пешеход мог пройти в город в любое время.
Бертред находил дорогу в темноте так же легко, как днем, и шагал уверенно, ступая неслышно, как кошка. Пройдя в калитку и тихо закрыв за собой ее деревянную дверцу, он вышел на заросший травой и кустами склон холма над рекой. Под ногами у него тек Северн, в движущейся воде то и дело вспыхивали узкие светлые полоски. Звезд не было, по небу плыли небольшие тучки, но оно оставалось более светлым, чем вырисовывавшиеся на его фоне очертания строений и деревьев. К тому времени, как взойдет луна, а это будет не раньше, чем через час, небо, наверное, очистится. У Бертреда было время постоять минуту и обдумать свои действия. Надо было принять в расчет, что дул слабый ветерок, и не приближаться к мастиффу сторожа с наветренной стороны. Бертред поднял палец, предварительно послюнив его. Легкий устойчивый ветер дул с юго-запада, с верховьев реки. Из осторожности придется обогнуть весь замок и, сделав круг, подойти к складу с шерстью сзади.
Сегодня днем он хорошо осмотрел это строение. То же сделали и все другие - шериф со своими сержантами и горожане, помогавшие им в поисках. Но Бертред, в отличие от них, и раньше бывал в этом доме, когда приходил за шерстью для госпожи Перл. А кроме того, они не сидели на кухне у госпожи Перл в тот вечер, накануне ее исчезновения, и не слышали, когда Бранвен заявила о намерении хозяйки рано утром отправиться в аббатство, чтобы составить новый договор, по которому ее дар монастырю отныне не будет оговариваться никакими условиями. Поэтому только Бертред мог заметить, как сразу после этого Гуннар быстро допил свой эль, сунул в карман кости и поспешно удалился, хотя до этого казалось, что он собрался просидеть здесь целый вечер, так удобно он устроился. Гуннар был единственным, помимо Бертреда, человеком, знавшим о намерениях Джудит, и уйти он поторопился, несомненно, чтобы сообщить о них кому-то еще. Кому - старому Хинде или молодому, - не имело значения. Бертреду самому казалось странным, что он так долго не мог сообразить, что к чему. Его осенило только сегодня днем, когда он увидел окно в старую контору, плотно закрытое ставнями, запертое на засов снаружи и, очевидно, так же тщательно заделанное изнутри. Все стало ясно. И если потом он, укрывшись под деревьями, терпеливо ждал сумерек, чтобы увидеть, кто выскользнет из калитки в городской стене и куда он поспешит со своей плетеной из тростника корзинкой, то это было просто предосторожностью, желанием еще более укрепить свою уверенность.