Таков Роже Роше, который не поступится ни своими принципами, ни своими убеждениями.
   Во имя принципов он предпочел исключить из клуба за семь дней до завоевания титула чемпиона Франции сезона 1970/71 года двух звезд – Боские и Карню. Причина: клуб «Олимпик де Марсель» подписал протокол о контрактах с этими двумя столпами команды Альберта Батте, ее менеджера.
   Подобные беспрецедентные в истории французского футбола действия вызвали немало эмоций и спровоцировали бурную кампанию и громкую полемику в прессе. Я, хотя еще был очень юн, следил за этими событиями и до сих пор помню заголовки газет, бесконечные интервью, все время публикующиеся анкеты, в которых журналисты оттачивали свое остроумие.
   Как игрок, я бы, конечно, оказался на стороне двух изгнанников, тем более что они немало сделали и для своего увенчанного венками коллектива.
   Много позже, когда я прочитал опубликованную еще в период конфликта статью большого писателя Люсьена Бодара, окунувшего свое драчливое перо в «зеленые» чернила, то понял реакцию Роже Роше, посчитавшего задетой спортивную этику. Бодар в своей статье приводит следующие слова Роже: «Секрет „Сент-Этьенна“ очень прост. Это – поиски по всей Франции молодых талантов. Их доставляют в „Сент-Этьенн“, обучают и воспитывают в высоком спортивном и моральном духе. Из них делают настоящих мужчин, футболистов-профессионалов, которые почти всегда превращаются в игроков международного класса. Это я и называю духом клуба. Объявив о своем намерении перейти в „Марсель“ до окончания чемпионата, Боские и Карню нарушили моральный контракт, заключенный с нами. Поэтому я проявил свою неуступчивость…».
   И вот этот принципиальный и неуступчивый человек звонит мне в дверь 29 мая.
   Впервые в жизни я сталкиваюсь лицом к лицу с всегда по-боевому настроенным президентом, который, как мне рассказывали, может «скинуть пиджак и поговорить по-мужски» со всяким, кого он подозревает в стремлении подпортить репутацию клуба. С седыми волосами, слегка искривленным носом, квадратными плечами и ужасным южным акцентом, Роше показался мне человеком весьма уверенным в себе и мастером в искусстве переубеждать оппонента.
   Беседуя с моей женой Кристель, он заводит вначале разговор об общественной деятельности. Ведь ее отец, как и сам Роше, по сути дела, является предпринимателем.
   Отец Кристель… Я вспоминаю историю получения его согласия на наш брак.
   Кристель вошла в мою жизнь восемнадцать месяцев назад. Однажды в нашей любимой пиццерии «Капри», где для нас всегда был зарезервирован стол для послематчевых вечеринок со спагетти, в сопровождении сестры Оливье Руйе появилась она – блондинка небольшого роста. Предварительно Оливье сообщил: «Тут у меня есть одна подруга, нужно тебя с ней познакомить». Стоило только Кристель взглянуть своими глазами морской голубизны на меня, просто так, без особого значения, как мы оба тут же определили общую стоянку для наших кораблей. Я сразу понял, что ее-то мне и не хватало.
   Само собой разумеется, после этой первой встречи в пиццерии последовали и другие. В общем, Кристель зачастила по дорожке на стадион, а затем прошлась и по другой, ведущей к мэрии.
   В этом браке нет ничего особенного, но в какой-то мере это – подарок Тьерри Ролана.
   Однажды мы принимали «Нант» и выиграли 3:0. Все три гола ему забил я. От счастья я был на седьмом небе…
   Вечером дома у Кристель мы вдвоем смотрим телевизор. Спортивная хроника начинается с этого важного матча. Смотрю, как забиваю голы. Тьерри, который комментирует сюжет, считает необходимым кое-что добавить к моему успеху: «Отлично! Вот этот гол Мишель посвятил своей невесте, очаровательной Кристель…».
   И вдруг на экране появляется голова Кристель. А рядом – моя собственная! А мы знаем друг друга всего пять дней… Можно представить, что происходит с нашими родителями, когда они это видят. Они у нее – выходцы из Бергамо. А в Италии, как известно, с браком не шутят. Тут же была назначена дата нашего бракосочетания… Мерси, Тьерри!
   Мы с Кристель познакомились 30 ноября 1976 года. 21 декабря 1977-го мы предстали перед заместителем мэра Нанси Анри Колло, того самого, который принял меня в клуб в состав стажеров после печального отрицательного теста в Меце. В мэрии собралась куча моих друзей. Пришел туда и Мишель Идальго с президентом футбольной федерации Фернаном Састром. Они привезли с собой Доминика Батенея, ставшего моим лучшим другом в сборной Франции после матча, сыгранного в 1974 году в составе молодежной сборной, и после его простого, полного симпатии приема, оказанного мне накануне нашего матча со сборной Чехословакии. Приехал и Тьерри Ролан.
   Кристель без особых раздумий отказалась от своей мечты получить диплом экономиста. Но, присутствуя при ведении переговоров в мире футбольного бизнеса, она очень быстро нашла свое естественное для деловой женщины место, так как умела сохранять хладнокровие и всегда была очень внимательным свидетелем.
   В этот вечер, когда происходит моя встреча с Роже Роше, она не довольствуется простой ролью хозяйки образцового семейного очага, которая должна лишь поставить стаканчики и распределить закуски к аперитиву. Нет. Она внимательно слушает нашу беседу, все отмечает про себя и анализирует. Она сыграет большую роль при принятии мной окончательного решения.
   Разговор приобретает серьезный оборот, когда в него вступает Пьер Гароннэр. Гароннэр – чемпион Франции по вербовке футбольных рекрутов. Ему принадлежит честь отбора юниоров, тех «зеленых гусаров», которые в конечном итоге пробились в финал Кубка европейских чемпионов в Глазго.
   Гароннэр, как и Эрбен, стал тренером в тридцать два года. Это еще один большой успех, еще одна гордость Роже Роше, непревзойденного метра футбольного менеджеризма. Он обладает несравненным искусством выделить самого лучшего из всех одаренных и компетентных претендентов. Роше сделал Гароннэра (для близких друзей просто Гаро) первым сержантом-вербовщиком своего клуба во Франции.
   Не одна победа «Сент-Этьенна» на европейских аренах подспудно вызрела в «челночных» операциях этого искателя футбольных талантов по всей Франции. Это, однако, не мешает мне для завоевания небольшого психологического преимущества (тем более что я «играю» у себя дома) подшутить над Гароннэром: «Ну, в том, что касается меня, то вы ничем не отличаетесь от своих коллег. Вы, как и они, просмотрели меня, когда я был подростком».
   Ветеран всех закулисных баталий, Гароннэр – человек, которого трудно смутить. Он тут же парирует мой выпад и демонстрирует свое искусство контратаки: «Во всяком случае, мы прибыли вовремя, чтобы сорвать спелый плод». Яркое выражение, которое, конечно, не может не порадовать бухгалтера клуба «Нанси-Лотарингия». Ведь ему в скором времени придется определить самую справедливую, читай самую высокую, итоговую сумму компенсации за мое «обучение», которую «Сент-Этьенн» должен будет выплатить лотарингскому клубу.
   Если Гароннэр и Роше прибыли ко мне домой, то представители других клубов, желающих заключить со мной контракт, названивают по телефону или находят меня в отелях во время переездов команды.
   В начале мая, за три недели до встречи с Роше, например, «Нанси» приезжает в Нант. Многие с интересом ждут моей встречи с Робертом Будзинским, менеджеромвербовщиком «Нанта». Однако Будзинский и я на людях демонстрируем свое полное, но вежливое безразличие друг к другу: «Привет»… «Привет»… Что, впрочем, не мешает нантскому вербовщику два дня спустя побывать в Лотарингии и довольно откровенно мне объявить: «Ты нужен „Нанту“. Твоя зарплата будет такой же, как и у Анри Мишеля, то есть приблизительно 600 тысяч франков в год. Кроме того, наш спонсор, радиостанция „Эуроп-1“, позаботится об остальном: сделает заметный жест в твою пользу».
   Я так и не получу никаких уточнений относительно этого «заметного жеста», и полувето, наложенное на это дело Анри Мишелем, которое проявилось задним числом в возобновлении контракта с Жилем Рампийоном, номером 10 «Нанта», лишь позволит мне с большей легкостью отклонить предложение, которое исходило главным образом от Жан-Люка Лагердера, президента и генерального директора «Эуроп-1».
   Нужно сказать, что «Марсель», следуя традиции, действует несомненно менее скромно, чем «Нант». В этот вечер «Нант», которому я только что отказал, совершает свой визит в Старый порт.[16] Матч на высшем уровне – финал Кубка Франции. Матч повторный, решающий. Либо пан, либо пропал. Либо проигрыш, либо «дубль».
   «Олимпик де Марсель» перед этой игрой отправляется в Мулен-де-Варнег, расположенный в сорока километрах от города. Идеальное убежище, чтобы предаться отдыху.
   Там во время завтрака с твердой убежденностью, заражающей всех вокруг, Мариус Трезор обращается к окружившим его игрокам с пламенной речью: «Мы должны победить „Нант“. Мы обязательно должны пройти и через это испытание…». И ко всеобщему изумлению, добавляет: «С доходами от сборов, которые нам принесет сегодняшняя победа в Кубке Франции, можно приглашать к себе и Платини…».
   Мне об этом рассказал Бернар Женестар, который через несколько недель станет моим поверенным.
   Тем самым Мариус доказал, что он человек, который не помнит зла. Само собой разумеется, мы были приятелями. В сборной Франции завязываются тесные, прочные связи… Но за несколько сезонов до этого я его просто замотал в матче в Марселе, который «Нанси» выиграл с крупным счетом 4:1. Я тогда забил великолепный гол. Один из тех, которые можно занести в летопись футбола крупными буквами. Один из самых красивых за всю мою карьеру. Во всяком случае, так считаю я.
   Это было в 1976 году. После введения мяча в игру вратарем Жераром Мижоном Жан Фернандес и Жорж Берета затевают в центре поля игру «в поддавки». Я стою в пяти метрах от них. Жду, что будет. Наконец мне это надоедает, я подхватываю мяч и делаю рывок к воротам метров на тридцать, а все марсельские защитники бросаются было за мной вдогонку. Но остаются позади. Впереди меня только Трезор, это последнее и существенное препятствие.
   Но я не подаю и виду, что меня это волнует, делаю ложный выпад, и мне удается проделать «маленький мостик», то есть протолкнуть мяч у него между ног. Такой прием всегда считается чем-то унизительным для попавшейся на нем жертвы. Выйдя после этого «дриблинга» на открытое пространство, я тут же наношу удар по мячу. Мяч перелетает через Мижона, который выходит немного из ворот, чтобы прикрыть угол, и точно попадает в девятку марсельских ворот.
   Никто не забыл этого прохода, достойного великих футбольных спектаклей.
   И вот сегодня, когда сбылось пожелание Мариуса, охваченный эйфорией успеха после победы «Марселя» над «Нантом», передо мной появляется Бернар Женестар, чтобы провести со мной переговоры от имени «Олимпик де Марсель». Он даже заставил меня прослезиться, рассказывая по телефону надрывным голосом, как старые болельщики «Олимпик де Марсель» отправляются в церковь каждый вечер и ставят свечи у подножия Богородицы Всехранительницы, молясь о том, чтобы я начал играть на стадионе «Велодром».
   И вот я снова вижу его улыбку, веселые черные глаза, слышу его певучий голос – сопрано, здесь, в Нанси. Рядом с ним – Мариус Трезор с букетом в руках для Кристель и Жюль Жвунка, тренер и мастер на все руки. Суровый человек с мягким и добрым сердцем. Жюль уже заканчивал свою футбольную карьеру, когда я ее только начинал. Его хорошо знали и любили в Лотарингии, где ему пришлось пролить немало пота, когда он занимался с командой «Мец». Но «Марсель» пообещал ему повышение, этому защитнику старой закалки, этому неуступчивому и опасному стопперу.
   Жюль представляется и делает мне заманчивое предложение, стоящее 800 тысяч франков в год, плюс в качестве премии (секретное оружие Женестара) магазин спортивных принадлежностей…
   У меня даже не было времени, чтобы обдумать предложение: «Пари-Сен-Жермен», который хочет во что бы то ни стало завоевать свой первый титул и тем самым утвердить себя в футбольном мире, срывает банк – миллион франков!
   «И это, – уточняет крайне экспансивный президент Фрэнсис Борелли, который сменил после катастрофического провала команды Даниэля Эхтера, – лишь основа для дальнейших переговоров. Я могу увеличить сумму».
   29 мая Борелли со своей командой приезжают в Страсбург. В тот же день у меня в Волен-Ан-Ай, там, где я собираюсь построить дом, появляется Роше.
   Обоих вербовщиков разделяют какие-то сто километров.
   Утром, на рассвете, 30 мая звонит телефон.
   – Говорит Фрэнсис Борелли. У меня самолет на Париж в 9.20, а до вас на машине час. Что прикажете делать?
   – Приезжайте!
   Последний тур переговоров за «круглым столом» я проведу с президентом клуба «Пари-Сен-Жермен», президентом нового типа, полным амбиций и самых дерзких планов для своей команды, которую он уже сейчас сравнивает с лондонским «Арсеналом» в годы его расцвета. Борелли входит с небольшим лимонным деревцем в руках. Руководитель «Пари-Сен-Жермен» доверительно сообщает мне о том почтительном уважении, которое ко мне питает популярная футбольная пресса в Англии. «Но, – поясняет он, – никто там всерьез не думает о том, что вы можете пересечь в один прекрасный день Ла-Манш. Всевозможные налоги, прямые и косвенные, вас бы просто доконали…».
   «Пари» или «Сент-Этьенн», «Пари» или «Сент-Этьенн»? Кому же отдать предпочтение?
   Выведенный из состава перед встречей с «Анже» после последнего своего неудачного матча с «Бордо», на который «Сент-Этьенн» возлагал все свои надежды, Бернар вдруг по телефону получает дружеское и далеко не безобидное уведомление, что «Сент-Этьенн» и «Ницца» ведут переговоры по взаимному обмену пары Репеллини – Лакомб на югославского нападающего Бековича.
   Это всего лишь слух, лишенный всяких оснований, но он вызывает определенные неприятные эмоции у «зеленых». То есть все выражают свою солидарность с Бернаром Лакомбом. Но слушок все еще витает по весям и городам. Все кончается тем, что и я оказываюсь втянутым в это дело. В хорошо информированных редакциях шепчутся о том, что я якобы выступил в поддержку Лакомба, что я поставил условием своего прихода в «Сент-Этьенн» сохранение в его составе ведущего центрального нападающего, своего доброго приятеля по сборной и бесценного игрока в тактическом плане… Все это действует на меня до такой степени, что я, хранивший до этого спокойствие и выдержку, счел себя обязанным официально все прояснить относительно своего будущего. Для этого я избрал агентство Франс Пресс.
   В своем кратком сообщении я уточнял, что мой выбор отныне ограничивается только тремя клубами: мюнхенской «Баварией», «Нанси – Лотарингией» и «Сент-Этьенном». Я подтвердил свои отказы от предложений, сделанных мне «Нантом», «Олимпик де Марсель» и… «Пари-Сен-Жермен». В результате репортер «Эуроп-1» Эужен Саккомано тут же передает в эфир: «У „Сент-Этьенна“ больше шансов по сравнению с другими…».
   По сути дела, я уже принял решение.
   Общественный вердикт, провозглашенный в результате опросов, проведенных «Фут-2», искушение вселить новые надежды в команду «Зеленой Франции», которых ей так не хватает со времени встречи в Глазго в 1976 году, я подкрепляю своим решительным аргументом в пользу солидарности с этим ведущим клубом.
   Правда, в отношении «Сент-Этьенна» лишь чисто гипотетически можно говорить о больших деньгах, в отличие, скажем, от «Марселя» или же «Пари-Сен-Жермен». Но «зеленые» предоставляют мне более длительные гарантии, да к тому же они лишь немного не дотягивают до завоевания титула чемпиона Франции и вполне могут рассчитывать на проведение нового европейского «крестового похода». Кроме того, мы достигли приемлемого соглашения о материальных условиях.
   Мне не хочется называть цифры, так как на «зеленых» год спустя после моего ухода в туринский «Ювентус» легла тень из-за так называемого скандала с «черной кассой» клуба «Сент-Этьенн». Я в этом деле не замешан и абсолютно чист. Я на этом настаиваю и ставлю свою подпись.
   Это правда, что я потребовал платить мне миллион франков ежегодно. Жан Клод Марджолле, казначей клуба, вытащил свой калькулятор, и мы вместе с ним определили мое ежемесячное вознаграждение в 83 000 франков плюс премии.
   За предыдущие годы я слишком много давал и крайне мало получал. Принимая во внимание многочисленные и настойчивые предложения, я рассчитывал отстоять некоторые свои требования.
   Я хотел заполучить этот миллион чистыми. Такую сумму я требовал от каждого клуба, ведущего со мной переговоры о переходе. К тому же я надеялся, что клуб будет платить за меня налоги.
   Я напомнил Роше, что из-за вызывающего поведения Кюни по отношению ко мне на протяжении двух лет он, Роше, получит ощутимую выгоду в результате выплаты меньшей компенсации за мое «обучение» в клубе «Нанси».
   Роше пробовал со мной спорить, но скорее лишь для проформы. В глубине души он со мной был согласен. Он понимал, что после всего пережитого я хотел получить определенную компенсацию.
   Мы пришли к соглашению и о моих налогах. Мне предстояло выплачивать чуть больше 50 процентов своих доходов в казну. «Каждый месяц, – заверял меня Роше, – вы будете получать в конверте деньги, почти покрывающие ваши подоходные выплаты. Эта сумма не будет облагаться налогом».
   Больше я к этому вопросу не возвращался.
   Мы достигли согласия, и это было главным. Я считал, что эти деньги были «чистыми», что я получал их без всяких махинаций и двойной бухгалтерии. Я был вправе ожидать этого от клуба, пользующегося столь высокой репутацией.
   Мне пришлось перенести серьезный удар, когда я был вынужден предстать перед судебным следователем. Мне был известен скандал с «Тотонеро» (мошеннические ставки на футбольные игры в Италии в подпольном тотализаторе), но я абсолютно ничего не знал о существовании в «СентЭтьенне» «черной кассы».
   При обсуждении условий контракта с «Сент-Этьенном» Роше разрешил мне по своему усмотрению, свободно вести переговоры о контрактах с рекламными агентствами. После этого меня буквально забросали всевозможными предложениями: реклама спортивных брюк, пуловеров, наборов спортивного снаряжения с футболкой под номером 10 для детей, спортивной обуви различных марок, мячей и фруктовых соков… Я первым среди футболистов начал распевать ритмический лозунг для юношей: «Фруктовый сок – мускулы в срок!».
   Такая удивительная поблажка со стороны Роже Роше, конечно, повлияла на мое окончательное решение. Покидая клуб «Нанси», Роше уходил не с пустыми руками. В своем черном портфеле он уносил контракт, на последней странице которого, в самом низу, стоит тот автограф, который обойдет всю Францию.

«Трехцветный» среди «зеленых»

   Что же представляет собой клуб, в который я прибываю летом 1979 года? Три года прошло после памятного финала Кубка европейских чемпионов с его участием в Глазго. Из команды ушли Батеней, Ларке, братья Ревелли, Синагаль, Сарраманья, Мершадье… Тем не менее «Сент-Этьенн» занял третье место в чемпионате Франции и заработал визу на игры Кубка УЕФА.
   1976 год – это уже далекое прошлое. За время, прошедшее с тех пор, состоялось лишь несколько памятных матчей с участием «Сент-Этьенна». Прежде всего это игра с «Эйндховеном», затем «кровавая» драма во время игры с «Ливерпулем» перед лицом разъяренных болельщиков «ультра» английского клуба. Доминик Батеней всадил мяч в сетку, как меч в ножны, и «зеленым» не хватило совсем немного, чтобы стать сенсацией сезона 1977 года.
   Несколько недель спустя, после счастливого для себя исхода этого матча, Кевин Киган повезет своих игроков в Рим, где завоюет Кубок европейских чемпионов, играя против немецкой команды «Боруссия» (Мёнхенгладбах) с легкостью, которая обычно проявляется при товарищеской встрече.
   Затем 1978 год, год переходный. Он отмечен «шоком» в игре с «Манчестер-Юнайтед», уже тогда испорченной «хулиганами». Это поражение отзовется в будущем, скажется на многих матчах, приносящих лишь разочарование…
   Короче говоря, «Сент-Этьенн» меняется, он не тот, что прежде.
   Несмотря на временные неудачи з национальных соревнованиях, «Сент-Этьенн» привычен к бескомпромиссным, даже безжалостным, поединкам, и в будущем клуб, несомненно, покажет великолепные футбольные представления. Во Франции он вполне естественно демонстрирует свое полное психологическое превосходство.
   Цель любого соперника «зеленых» – одержать победу над «Сент-Этьенном», и эта чужая цель сама по себе достаточна, чтобы стать стимулом к его собственной победе, чтобы разжечь в нем страсть, придать его игре блеск, вложить в нее всю гордость, что, конечно, найдет свое отражение в обзорах настроенной на похвалы прессы.
   Но грех гордыни зачастую приводит к ошибкам. Все команды, отправляющиеся под звуки победного барабана на престижное состязание с лучшей командой Франции, познали минуты коллективной экзальтации, когда им казалось, что они смогут повергнуть непобедимого противника. Все они (или почти все) испытали на себе ужасное давление взрывоопасной толпы болельщиков, во все горло орущих лозунги буквально в двух метрах от игроков, подбадривающих своими воплями любимчиков, которые отдают последние силы в борьбе. И вот за 10 минут до конца игры, зародившись где-то в глубине, мощный «зеленый вал», распадаясь на волны поменьше, прокатывался по полю, смывая все на своем пути. Мне пришлось дважды быть свидетелем такого штурма, когда я играл в «Нанси». Дважды мы ломались в последнюю минуту и терпели безжалостное поражение.
   Освальдо Пиацца, этот замечательный футболист, своими кинжальными проходами чаще других гасил робкие попытки к сопротивлению противника и рассеивал едва рождавшиеся надежды в их сердцах, в сердцах мужественных, но не всегда милосердных.
   Я появляюсь в «Сент-Этьенне» в тот момент, когда Освальдо уходит из футбола. В раздевалке стадиона «Жёффруа-Гишар» мне предоставляют его место и его шкафчик.
   Я вступаю в команду вполне зрелым игроком. Эрбен приветствует мой приход такими словами: «Я ожидаю от Платини импровизации и спонтанности». Нетрудно понять, что ради этого меня и пригласили в команду. Совершенно ясно, что я должен здесь играть в характерном для себя стиле.
   Я прихожу в команду в тот момент, когда «Сент-Этьенн» значительно пополняет свой технический и тактический багаж. Молодость, запальчивость, пылкий порыв и непреклонная воля – такова была схема нападения команды, которая вызывала неизменный энтузиазм у болельщиков всей Европы.
   Опыт, зрелость и моральное превосходство позволяли команде и в этот переходный период сохранять в неприкосновенности свой престиж.
   Она сумела с пользой для себя употребить неожиданный для всех переход в команду Бернара Лакомба. Этот способный, обладающий высокой техникой футболист, исключительный по своим качествам распасовщик, внес свою, более спокойную, ноту в схему нападения «зеленых».
   Я должен был войти в ансамбль, слиться с ним и снабжать голевыми передачами трех «ландскнехтов», игравших в передней линии нападения: голландца Репа, который обязан своей международной славой игре в «Бастии», Рошто и Зимако. Наводящая страх ударная сила, сила устрашения.
   Короче говоря, идеальные для меня условия игры в команде, в которой «технари» высокой квалификации представлены в подавляющем большинстве. Условия, которые сделают из меня «авторитетного вдохновителя» игры.
   Первый матч, в котором я участвую, мы проводим с «Лионом». Матч товарищеский. Он проходит в Сент-Сиголене, в сельской местности, на правом берегу реки Линьон («Большая удочка»), хорошо знакомой всем местным рыбакам.
   Наш приезд собрал семь тысяч болельщиков. Это много для маленького городка. Некоторые даже осмелились в эту солнечную среду раньше времени покинуть работу, а многочисленные отдыхающие, в этот жаркий июль проводившие свои отпуска в близлежащих тихих и зеленых малолюдных местах Верхней Луары, составили костяк зрителей на стадионе. Многие любители футбола решили, что сорок километров, отделяющие Линьон от Сент-Этьенна, – это небольшое расстояние, и наших болельщиков оказалось немало на трибунах.
   Все сгорают от любопытства поскорее увидеть, что же представляет собой обновленная команда «зеленых».
   Все, кто сегодня болеет за меня (хотелось бы, чтобы они остались моими сторонниками навсегда), с нетерпением ожидают моего первого удара по мячу. Я заставляю их несколько минут поволноваться.
   Зимако снимает напряжение в этом дружественном матче, забивая первый гол. Из центрального круга я направляю мяч Репу, который проскакивает между двумя лионцами, демонстрируя отличный дриблинг. Обманное движение и удар. Гол! «Сент-Этьенн» выигрывает со счетом 4:1. Публика меня очень подбадривает, и, прежде всего, петому, что мне нравится все время выводить Репа или Зимако на голевую позицию.
   Наши игроки окажутся на высоте. Я забью мяч вратарю Де Рокко ударом с лёта внутренней стороной правой стопы, благодаря пасу, пасу-подарку, направленному мне Бернаром Лакомбом. Бернар очень хотел, чтобы я подтвердил свой только что заключенный контракт голом а-ля Платини.