Страница:
Соблюдая сосредоточенное, почти благоговейное молчание, усаживались приезжие в круг подле маленького самодельного гигроскопа.
Из соломинки длиной в пятнадцать сантиметров Ветлугин вырезал две узкие полоски шириной не более полутора миллиметров и сложил так, что свободные концы разошлись наподобие усиков таракана. Сложенные концы были укреплены неподвижно.
Когда в воздухе появлялось много влаги, что было предвестием дождя, соломинки сближались. Когда воздух делался суше, усики снова расходились в разные стороны. Для измерения влажности воздуха служил разграфленный деревянный щиток, по которому усики двигались, как стрелки по циферблату.
После того как гости, удовлетворив любопытство, принимались за чай, Ветлугин приступал к ним, в свою очередь, с расспросами. Когда начинаются заморозки в их местах? Рано ли выгорает трава? Каких направлений ветры преобладают? Сабир не успевал переводить.
А пока Ветлугин заносил драгоценные для метеоролога сведения в тетрадь из синей оберточной бумаги, Сабир вполголоса распространялся о высоких добродетелях своего друга.
- Царь боится его, - таинственно шептал он гостям в пушистых малахаях. Поэтому держит далеко от себя.
- А почему боится царь?
- Потому, что род Петлукина желает людям добра...
Гости оживленно поворачивались в сторону Ветлугина.
- А чего желает нам Петлукин?
Ветлугину переводили вопрос. Он с доброй улыбкой смотрел на обращенные к нему заинтересованные лица. Кое-где из-за спины взрослого выглядывал ребенок в пестрой тюбетейке, поблескивая черными, как бусы, глазенками. Дети любили Ветлугина и не боялись его.
"Такой вот, - думал Ветлугин, - когда-нибудь будет управлять погодой в казахской степи, останавливать ветер на всем скаку, как коня, и на невидимом аркане притягивать тучу с дождем к земле..."
Одним простым словом можно было ответить на заданный Ветлугину вопрос. Было такое слово, почти синоним счастья в Средней Азии.
Ветлугин прислушался. Вдали поскрипывал чигирь. Донеслась однообразная песня, на единой ноте, печально-тягучая.
- Мы хотим, - ответил он казахам, - чтобы вода была в степи, много воды!
И пушистые малахаи удовлетворенно кивали.
Той весной у жилища Сабира иногда останавливались всадники, сидевшие чуть боком в седле. Свесившись с коня и поигрывая нагайкой, они сообщали новость, передававшуюся по степи от юрты к юрте:
- Начальник едет из Акмолинска. Спешит, ух! Хочет Петлукина накрыть. Скажешь Петлукину?..
В Акмолинске нервничали.
Доподлинно известно было, что ссыльный большевик Ветлугин занимается опытами во вред государственному престижу. Но что за опыты? О каких приборах идет речь?
Простирали в степь карающую десницу, - та захватывала пустоту, воздух! Ни разу не удавалось посланному в Дозорный нагрянуть врасплох. Неизменно встречали его презрительной усмешкой, отмалчивались, отворачивались, пока он, ругаясь, обшаривал углы.
А когда жандармская таратайка и выгоревший на солнце просаленный верх фуражки скрывались за кустами спиреантуса, Ветлугин доставал из тайника свою самодельную метеостанцию.
Лицо его принимало озабоченное выражение. Показания приборов были неутешительны.
Он переводил взгляд на небо, но и небо не радовало. Оно было прекрасного изумрудного цвета.
"В верхних слоях атмосферы, - соображал Ветлугин, - очень мало влаги. Такое небо предвещает засуху".
Закаты также были тревожны. В тот самый момент, когда солнце скрывалось за горизонтом, вдруг, будто меч, выхваченный из ножен, вырывался вверх ярко-зеленый луч.
Зрелище было эффектным, но Ветлугин знал, что означает этот зловещий признак.
- Плохое лето будет, - говорил он Сабиру, и тот мрачно кивал головой. Меч засухи был занесен над степью.
Летом казахи, зимовавшие у Дозорного, откочевывали южнее, к берегам небольшой реки, где пастбища лучше. Но река пересохла.
И в обычные годы она превращалась летом в цепь мелких плесов, а сейчас и тех не осталось. Колодец же в урочище с каждым днем давал воды все меньше. Введена была строгая норма. Сначала воду, - она была еще прозрачна, - получали дети. Взрослым доставалась мутная, глинистого оттенка вода, которую кипятили и пили в виде чая; горячая вода лучше утоляет жажду. Наконец к желобам подводили жалобно блеющих овец и вытягивавших шеи лошадей.
А ведь был лишь июнь. Что ждало степь в июле и в августе?
Ветлугин, живший летом в юрте Сабира, обнаружил, что стал центром внимания в урочище. За ним ходили неотступно, ловили его взгляды, будто ждали чего-то.
Однажды вечером, выпроводив из юрты жену и детей, Сабир подсел к Ветлугину.
- На, - сказал он и, оглянувшись, протянул на ладони две соломинки и свежевыструганную дощечку.
- Зачем это, Сабир?
- Сделай так, как ты делал весной. Людям нужен дождь, Петлукин. Ничего, если это будет маленький дождь.
Ветлугин промолчал. Сабир сказал, заглядывая в лицо:
- Почему молчишь, Петлукин?
Ветлугин продолжал молчать.
Рассердившись, Сабир вскочил на ноги. Тень в широкополой шляпе метнулась по стене.
- Я видел: ты смотрел на соломинки и шептал над ними - они сходились. Тогда шел дождь. Иногда дождь шел целый день. Почему ты не хочешь вызвать дождь сейчас?
Ветлугин сделал движение, чтобы ответить, но Сабир остановил его. Он отбросил войлочную дверь юрты. Ночь была звездной и ясной, без облачка. Над урочищем стоял жалобный рев, слышны были ржанье, блеянье, плач детей.
Что мог на это ответить Ветлугин?
Как объяснить, что все, о чем он мечтал вслух при Сабире, было правдой, но правдой завтрашнего дня? Пока что метеорологические приборы умели лишь предсказывать, но не предотвращать несчастья.
Некуда было бежать от несчастья. Негде было спрятаться от зеленого меча, поднимавшегося над горизонтом...
Из-под Каркаралинска привезли старуху, умевшую заговаривать кровь, лечить травами и знавшую, по слухам, заклятье против засухи. Сын ее, дюжий, с одутловатым сонным лицом, растолкал толпу и провел мать к Сабиру.
Ветлугин ушел в степь, лег ничком в траву. Вскоре до него донесся топот множества ног и завывание.
Что делала сейчас каркаралинская колдунья? Развязывала узелки на веревке либо расплетала седые косы, что должно было, согласно колдовскому ритуалу, знаменовать освобождение стихии?
И что делал Сабир, его опора, друг, помощник? На четвереньках вместе со всеми полз за колдуньей, отбивал поклоны, кричал и кривлялся, вымаливая у скупого бога хоть каплю влаги?..
Шум затих, на небе высыпали звезды, а Ветлугин продолжал неподвижно лежать, не замечая холода.
Во всем теле была странная легкость.
Со вчерашнего дня он ничего не пил, днем очень мучился от жажды, но сейчас пить не хотелось. Так бывало с ним перед болезнью. Голова была ясна и свежа, он отчетливо представлял себе всю грозную реальность происходящего.
Степь на сотни километров вокруг была охвачена медленным пожаром засухи.
Чем помочь, что придумать для спасения?
- Людям нужен дождь, Петлукин, - сказал Сабир. - Дождь, дождь! Как вырвать его у равнодушного звездного неба?
Ночь неслышно текла над степью, над уснувшим стойбищем, над Ветлугиным, лежавшим ничком на земле, которая была изрезана зигзагами глубоких трещин.
Ему приснился сон. Ночью в пустыне он шел, бесконечно усталый, с трудом передвигая ноги, увязая в песке. Он знал, что это Египет, - на горизонте проступали смутные контуры пирамид.
Он споткнулся, поднял голову, увидел, что стоит у подножья статуи. То была фигура сидящего человека, высеченная могучим резцом из сплошного камня. Поодаль темнел другой силуэт. Огромные руки также сложены на коленях, лицо с грубыми чертами обращено на восток.
Оба колосса были схожи, как близнецы, только у первого верхняя часть туловища обвалилась, голова и плечи лежали у постамента. Теперь Ветлугин понял, что он вблизи Фив, а колосс, возвышавшийся над ним, носит имя Мемнона.
Быстро светлело на востоке. Зашуршали пески, подул предутренний ветер. Желтый диск показался над барханами. Тотчас над самым ухом Ветлугина раздался торжественный басовый звук. Он был протяжен и долго вибрировал затихая.
Ветлугин обернулся. Обезглавленная фигура колосса была позолочена лучами солнца.
Ветлугин помнил этот удивительный феномен, о котором упоминали в университете на лекциях по метеорологии.
При землетрясении 27 года до нашей эры верхняя часть статуи обвалилась, и на рассвете колосс начал издавать звук, напоминавший звук замирающей струны. Предполагалось, что Мемнон, бывший, согласно мифу, сыном Зари, приветствует так появление своей матери. Римский император Септимий Север приказал реставрировать статую, надеясь, что она будет петь еще лучше. Но после реставрации статуя онемела.
Почему это произошло? И какое отношение имело это к Голодной степи, к ждущим помощи казахам, о которых Ветлугин не мог забыть даже во сне?
Он не знал. Он знал только, что задачу надо решить, что надо сделать это во что бы то ни стало.
Перед ним замелькали какие-то цифры, вычисления. Потом на листе синей оберточной бумаги он увидел строчки, написанные его собственным упрямо разгонистым почерком.
"Воздух пустыни, - прочел Ветлугин, - проникая глубоко в трещины охлажденного камня, осаждал влагу. При первых лучах солнца происходило бурное испарение, камень распирало, разрывало изнутри, он звучал! Стоило закрыть трещины, исправить повреждения, и удивительный колосс Мемнона умолк..."
Откуда это?
А, ну конечно, - начало третьей главы его "Географии будущего", посвященной росе - дождю пустынь.
Ветлугин поднял голову, чтобы всмотреться в лицо колосса, но вместо желтых барханов увидел бурую гладь степи. Солнце было уже высоко над степью.
Ладонью он провел по щеке. Что это? Влага? Он плакал во сне? Нет. Как будто нет...
Он рассеянно следил за юрким тушканчиком, который, осмелев, подскочил к груде камней, заменявших Ветлугину изголовье, и принялся вылизывать расщелины.
Ветлугин потер лоб. Надо обдумать это все до конца, связать разорванные звенья в одну логическую цепь. Почему он вспомнил о статуе Мемнона? Разве это так важно сейчас?
"Воздух пустыни, проникая в трещины охлажденного камня..." Там оседала роса... Утром происходило бурное испарение...
Ветлугин склонился над грудой камней, подле которой провел ночь. Да, конечно, влага уже испарилась отсюда, но если построить целый холм из камней, расположив камни в особом порядке... Так или лучше так...
- Петлукин, - донеслось издалека, - я искал тебя ночью.
Со стороны урочища шел Сабир.
- Ты болен, друг, - участливо сказал он. - Ты не привык без воды. Тебе труднее, чем нам. На, пей!
Он протянул Ветлугину кувшин, на дне которого плескалась коричневая жижа.
Ветлугин поднялся с колен.
- Камень! - пробормотал он. - Слушай, камень даст нам воду! Мы заставим камни дать нам воду!..
Сабир взглянул на друга, как на безумного.
- Где же ты будешь копать, Петлукин?
- Нигде. Я выжму воду из камня. Камень поможет мне столкнуть холод и зной, холодную ночь и знойный день. И я скажу тогда: пей, Сабир! Это роса!..
Так, подгоняемый надвигающимся бедствием засухи, человек вмешался в битву гигантов над своей головой.
Удивительная весть облетела урочище. Петлукин нашел воду в степи. Источник воды таился не в земле, а в воздухе.
- Поднимайтесь, выходите в степь! - сзывал людей Сабир, обходя юрты. Петлукин приказал собирать камни. Все выходите: женщины, старики, дети!
В земле, по указанию Ветлугина, было вырыто и тщательно уложено мелкими камнями чашеобразное углубление - водоем, куда должна была стекать вода. Узкий желоб выводил воду наружу.
Над сводами водоема начали насыпать камни. Их предварительно раздробляли, чтобы гора была возможно более пористой. Весь секрет был в особой укладке камней.
По замыслу Ветлугина, насыпная гора должна была представлять собой гигантскую каменную губку. Мало того, что гора вбирала ночью влагу из воздуха и сберегала охлажденную росу до утра, - она препятствовала ее испарению.
Ветлугин видел в мечтах уже целую вереницу холмов - воздушных колодцев, протянувшуюся через всю Голодную степь.
Он окидывал взглядом равнину: похоже было на развороченный муравейник. Всюду копошились люди: маленькие дети, и те не отставали от взрослых, таща в подолах груды щебня.
А вдали, у самой черты горизонта, чернели силуэты неподвижных всадников. То были пикеты, выдвинутые далеко в степь, в ту сторону, откуда невзначай могли нагрянуть царские чиновники.
Каменный холм был построен в последние дни июля. Сотни людей съехались со всех сторон посмотреть на степное диво. Мало кто спал в эту ночь, многие разложили свои кошмы прямо на земле, вокруг холма, - они хотели первыми увидеть долгожданную воду.
Раньше всех о ее появлении узнал Сабир.
- Звенит, - прошептал он Ветлугину, лежавшему рядом с ним у самого подножья холма.
За каменной преградой слышался мерный перезвон капель.
Солнце поднялось над степью. Ветлугин отвалил плиту, закрывавшую выход водоема. По каменному желобу, торопливо стуча, побежала струя.
- Вода, вода!..
- Остановитесь! - раздался визгливый голос. - Не пейте! Вода нечистая!
Из задних рядов, размахивая руками, проталкивался мулла из отдаленного аула Актасты, приехавший в Дозорный накануне.
- Остановитесь! - кричал мулла. - Вспомните, русские - наши враги! Заклинаю вас Кораном, не пейте этой воды! Ее дал вам русский!..
- Старый человек, - укоризненно сказал Сабир, - старый человек, зачем кричишь?
Он зачерпнул чашкой воду из желоба и протянул самому младшему из своих сыновей.
...Вскоре весть о недозволенном дошла окольными путями до Акмолинска. Целый кортеж - несколько бричек с чиновниками и жандармами - спешно пересекал степь.
Миражи возникали слева и справа, как блестки на струящихся воздушных завесах.
На них косились с опаской. Проклятый ссыльный, говорят, обучил инородцев низводить эту призрачную, неуловимую воду с небес на землю.
Каково? Ссыльный облагодетельствовал инородцев! Черт знает что! Страшно подумать о нагоняе, ожидавшемся из Петербурга...
Акмолинская комиссия не слишком вникала в суть метеорологического феномена.
Холм приказано было срыть, приборы уничтожить. Самого Ветлугина посадили между двумя жандармами с шашками наголо и увезли в Акмолинск.
Вскоре исчезли и юрты подле холма. Казахи откочевали в другое место. Холм же с плитой уцелел. Казахи не выполнили приказа властей. Ни у кого не поднялась рука на этот удивительный "воздушный колодец", и он по-прежнему стоит в степи, далеко видный, как бы плавающий на сверкающей светлой пелене...
Очень тихо было у подножья каменного холма, когда Бикчетаев умолк.
На землю пала ночь, - именно пала, а не спустилась, - без всяких переходов, почти без сумерек. Млечный путь, как арка, выгнулся над степью. В воздухе сразу похолодало.
Ия Адрианова вздохнула глубоко, будто перевела дух после быстрого бега.
- А дальше что? - как-то совсем по-детски спросила она.
- Дальше?.. Ну, что ж дальше? Вот мы с тобой прокладываем дорогу строительству, подготовляем грандиозное обводнение Голодной степи...
- Я понимаю. Я не о том. А Ветлугин? Нашли его след?
- Как же! В музее в отдельной витрине даже "Дело" его есть. Удалось отыскать в архиве жандармского управления. Помню, одна страница начинается так: "Продолжая свою революционную работу на поселении и имея целью подрыв государственного престижа России в Голодной степи..."
- А сам-то он? Уцелел? Дожил до наших дней?
- Нет. Говорят, что нет. Внук Сабира, штурман дальнего плаванья, сообщил деду, - старик жив до сих пор, - что Ветлугин в 1916 году находился на поселении где-то в устье Лены, - вон куда загнали из Акмолинска... Нетерпение мучило его. Деятельный был человек, энергичный...
- Спешил помочь людям, - вставил Топчиев.
- Да, помочь... Обязательно хотел принять участие в надвигавшейся революции. А уж было ясно, что революция надвигается. Он пытался бежать с места ссылки...
- Ну и...
- Говорят, погиб не то в тундре, не то в море во время побега...
- Как жаль его! - негромко, словно про себя, сказала Ия.
Все помолчали.
- А ведь ветлугинская идея нашла свое воплощение не только в каменном холме, - подал голос из темноты Семен Мухин. - Возьмите хотя бы траншейное огородничество. Принцип тот же. Конденсация и использование росы, заменяющей дождь в зоне пустынь.
- Ну, скоро уже и зоны такой не будет вовсе, - поправил кто-то.
Гриша Топчиев высоко поднял над костром граненый стакан с водой и посмотрел на свет.
- Ты что? - удивился Семен. - Вода чистая, хорошая.
- Когда пьешь воду, - медленно сказал Гриша, - не забывай об источнике...
- Откуда это?
- Есть такая восточная пословица.
- Хорошая пословица...
Бикчетаев встал, отошел к машинам, отдал распоряжение насчет ночлега и опять подсел к костру. Спать никому не хотелось.
- А я и не знала, что истоки так далеко, - задумчиво сказала Ия.
- Ну, как же! - рассудительно заметил Семен. - О счастье народа думали лучшие люди России. А ведь большевики были всегда лучшими людьми России!..
Снова все замолчали.
А ночное, очень глубокое казахстанское небо медленно двигалось над ними. Звезды были яркими и какими-то мохнатыми, как иней, - к ненастью. И все время мерно позванивала вода, вытекая тоненькой струйкой из родника...
Из соломинки длиной в пятнадцать сантиметров Ветлугин вырезал две узкие полоски шириной не более полутора миллиметров и сложил так, что свободные концы разошлись наподобие усиков таракана. Сложенные концы были укреплены неподвижно.
Когда в воздухе появлялось много влаги, что было предвестием дождя, соломинки сближались. Когда воздух делался суше, усики снова расходились в разные стороны. Для измерения влажности воздуха служил разграфленный деревянный щиток, по которому усики двигались, как стрелки по циферблату.
После того как гости, удовлетворив любопытство, принимались за чай, Ветлугин приступал к ним, в свою очередь, с расспросами. Когда начинаются заморозки в их местах? Рано ли выгорает трава? Каких направлений ветры преобладают? Сабир не успевал переводить.
А пока Ветлугин заносил драгоценные для метеоролога сведения в тетрадь из синей оберточной бумаги, Сабир вполголоса распространялся о высоких добродетелях своего друга.
- Царь боится его, - таинственно шептал он гостям в пушистых малахаях. Поэтому держит далеко от себя.
- А почему боится царь?
- Потому, что род Петлукина желает людям добра...
Гости оживленно поворачивались в сторону Ветлугина.
- А чего желает нам Петлукин?
Ветлугину переводили вопрос. Он с доброй улыбкой смотрел на обращенные к нему заинтересованные лица. Кое-где из-за спины взрослого выглядывал ребенок в пестрой тюбетейке, поблескивая черными, как бусы, глазенками. Дети любили Ветлугина и не боялись его.
"Такой вот, - думал Ветлугин, - когда-нибудь будет управлять погодой в казахской степи, останавливать ветер на всем скаку, как коня, и на невидимом аркане притягивать тучу с дождем к земле..."
Одним простым словом можно было ответить на заданный Ветлугину вопрос. Было такое слово, почти синоним счастья в Средней Азии.
Ветлугин прислушался. Вдали поскрипывал чигирь. Донеслась однообразная песня, на единой ноте, печально-тягучая.
- Мы хотим, - ответил он казахам, - чтобы вода была в степи, много воды!
И пушистые малахаи удовлетворенно кивали.
Той весной у жилища Сабира иногда останавливались всадники, сидевшие чуть боком в седле. Свесившись с коня и поигрывая нагайкой, они сообщали новость, передававшуюся по степи от юрты к юрте:
- Начальник едет из Акмолинска. Спешит, ух! Хочет Петлукина накрыть. Скажешь Петлукину?..
В Акмолинске нервничали.
Доподлинно известно было, что ссыльный большевик Ветлугин занимается опытами во вред государственному престижу. Но что за опыты? О каких приборах идет речь?
Простирали в степь карающую десницу, - та захватывала пустоту, воздух! Ни разу не удавалось посланному в Дозорный нагрянуть врасплох. Неизменно встречали его презрительной усмешкой, отмалчивались, отворачивались, пока он, ругаясь, обшаривал углы.
А когда жандармская таратайка и выгоревший на солнце просаленный верх фуражки скрывались за кустами спиреантуса, Ветлугин доставал из тайника свою самодельную метеостанцию.
Лицо его принимало озабоченное выражение. Показания приборов были неутешительны.
Он переводил взгляд на небо, но и небо не радовало. Оно было прекрасного изумрудного цвета.
"В верхних слоях атмосферы, - соображал Ветлугин, - очень мало влаги. Такое небо предвещает засуху".
Закаты также были тревожны. В тот самый момент, когда солнце скрывалось за горизонтом, вдруг, будто меч, выхваченный из ножен, вырывался вверх ярко-зеленый луч.
Зрелище было эффектным, но Ветлугин знал, что означает этот зловещий признак.
- Плохое лето будет, - говорил он Сабиру, и тот мрачно кивал головой. Меч засухи был занесен над степью.
Летом казахи, зимовавшие у Дозорного, откочевывали южнее, к берегам небольшой реки, где пастбища лучше. Но река пересохла.
И в обычные годы она превращалась летом в цепь мелких плесов, а сейчас и тех не осталось. Колодец же в урочище с каждым днем давал воды все меньше. Введена была строгая норма. Сначала воду, - она была еще прозрачна, - получали дети. Взрослым доставалась мутная, глинистого оттенка вода, которую кипятили и пили в виде чая; горячая вода лучше утоляет жажду. Наконец к желобам подводили жалобно блеющих овец и вытягивавших шеи лошадей.
А ведь был лишь июнь. Что ждало степь в июле и в августе?
Ветлугин, живший летом в юрте Сабира, обнаружил, что стал центром внимания в урочище. За ним ходили неотступно, ловили его взгляды, будто ждали чего-то.
Однажды вечером, выпроводив из юрты жену и детей, Сабир подсел к Ветлугину.
- На, - сказал он и, оглянувшись, протянул на ладони две соломинки и свежевыструганную дощечку.
- Зачем это, Сабир?
- Сделай так, как ты делал весной. Людям нужен дождь, Петлукин. Ничего, если это будет маленький дождь.
Ветлугин промолчал. Сабир сказал, заглядывая в лицо:
- Почему молчишь, Петлукин?
Ветлугин продолжал молчать.
Рассердившись, Сабир вскочил на ноги. Тень в широкополой шляпе метнулась по стене.
- Я видел: ты смотрел на соломинки и шептал над ними - они сходились. Тогда шел дождь. Иногда дождь шел целый день. Почему ты не хочешь вызвать дождь сейчас?
Ветлугин сделал движение, чтобы ответить, но Сабир остановил его. Он отбросил войлочную дверь юрты. Ночь была звездной и ясной, без облачка. Над урочищем стоял жалобный рев, слышны были ржанье, блеянье, плач детей.
Что мог на это ответить Ветлугин?
Как объяснить, что все, о чем он мечтал вслух при Сабире, было правдой, но правдой завтрашнего дня? Пока что метеорологические приборы умели лишь предсказывать, но не предотвращать несчастья.
Некуда было бежать от несчастья. Негде было спрятаться от зеленого меча, поднимавшегося над горизонтом...
Из-под Каркаралинска привезли старуху, умевшую заговаривать кровь, лечить травами и знавшую, по слухам, заклятье против засухи. Сын ее, дюжий, с одутловатым сонным лицом, растолкал толпу и провел мать к Сабиру.
Ветлугин ушел в степь, лег ничком в траву. Вскоре до него донесся топот множества ног и завывание.
Что делала сейчас каркаралинская колдунья? Развязывала узелки на веревке либо расплетала седые косы, что должно было, согласно колдовскому ритуалу, знаменовать освобождение стихии?
И что делал Сабир, его опора, друг, помощник? На четвереньках вместе со всеми полз за колдуньей, отбивал поклоны, кричал и кривлялся, вымаливая у скупого бога хоть каплю влаги?..
Шум затих, на небе высыпали звезды, а Ветлугин продолжал неподвижно лежать, не замечая холода.
Во всем теле была странная легкость.
Со вчерашнего дня он ничего не пил, днем очень мучился от жажды, но сейчас пить не хотелось. Так бывало с ним перед болезнью. Голова была ясна и свежа, он отчетливо представлял себе всю грозную реальность происходящего.
Степь на сотни километров вокруг была охвачена медленным пожаром засухи.
Чем помочь, что придумать для спасения?
- Людям нужен дождь, Петлукин, - сказал Сабир. - Дождь, дождь! Как вырвать его у равнодушного звездного неба?
Ночь неслышно текла над степью, над уснувшим стойбищем, над Ветлугиным, лежавшим ничком на земле, которая была изрезана зигзагами глубоких трещин.
Ему приснился сон. Ночью в пустыне он шел, бесконечно усталый, с трудом передвигая ноги, увязая в песке. Он знал, что это Египет, - на горизонте проступали смутные контуры пирамид.
Он споткнулся, поднял голову, увидел, что стоит у подножья статуи. То была фигура сидящего человека, высеченная могучим резцом из сплошного камня. Поодаль темнел другой силуэт. Огромные руки также сложены на коленях, лицо с грубыми чертами обращено на восток.
Оба колосса были схожи, как близнецы, только у первого верхняя часть туловища обвалилась, голова и плечи лежали у постамента. Теперь Ветлугин понял, что он вблизи Фив, а колосс, возвышавшийся над ним, носит имя Мемнона.
Быстро светлело на востоке. Зашуршали пески, подул предутренний ветер. Желтый диск показался над барханами. Тотчас над самым ухом Ветлугина раздался торжественный басовый звук. Он был протяжен и долго вибрировал затихая.
Ветлугин обернулся. Обезглавленная фигура колосса была позолочена лучами солнца.
Ветлугин помнил этот удивительный феномен, о котором упоминали в университете на лекциях по метеорологии.
При землетрясении 27 года до нашей эры верхняя часть статуи обвалилась, и на рассвете колосс начал издавать звук, напоминавший звук замирающей струны. Предполагалось, что Мемнон, бывший, согласно мифу, сыном Зари, приветствует так появление своей матери. Римский император Септимий Север приказал реставрировать статую, надеясь, что она будет петь еще лучше. Но после реставрации статуя онемела.
Почему это произошло? И какое отношение имело это к Голодной степи, к ждущим помощи казахам, о которых Ветлугин не мог забыть даже во сне?
Он не знал. Он знал только, что задачу надо решить, что надо сделать это во что бы то ни стало.
Перед ним замелькали какие-то цифры, вычисления. Потом на листе синей оберточной бумаги он увидел строчки, написанные его собственным упрямо разгонистым почерком.
"Воздух пустыни, - прочел Ветлугин, - проникая глубоко в трещины охлажденного камня, осаждал влагу. При первых лучах солнца происходило бурное испарение, камень распирало, разрывало изнутри, он звучал! Стоило закрыть трещины, исправить повреждения, и удивительный колосс Мемнона умолк..."
Откуда это?
А, ну конечно, - начало третьей главы его "Географии будущего", посвященной росе - дождю пустынь.
Ветлугин поднял голову, чтобы всмотреться в лицо колосса, но вместо желтых барханов увидел бурую гладь степи. Солнце было уже высоко над степью.
Ладонью он провел по щеке. Что это? Влага? Он плакал во сне? Нет. Как будто нет...
Он рассеянно следил за юрким тушканчиком, который, осмелев, подскочил к груде камней, заменявших Ветлугину изголовье, и принялся вылизывать расщелины.
Ветлугин потер лоб. Надо обдумать это все до конца, связать разорванные звенья в одну логическую цепь. Почему он вспомнил о статуе Мемнона? Разве это так важно сейчас?
"Воздух пустыни, проникая в трещины охлажденного камня..." Там оседала роса... Утром происходило бурное испарение...
Ветлугин склонился над грудой камней, подле которой провел ночь. Да, конечно, влага уже испарилась отсюда, но если построить целый холм из камней, расположив камни в особом порядке... Так или лучше так...
- Петлукин, - донеслось издалека, - я искал тебя ночью.
Со стороны урочища шел Сабир.
- Ты болен, друг, - участливо сказал он. - Ты не привык без воды. Тебе труднее, чем нам. На, пей!
Он протянул Ветлугину кувшин, на дне которого плескалась коричневая жижа.
Ветлугин поднялся с колен.
- Камень! - пробормотал он. - Слушай, камень даст нам воду! Мы заставим камни дать нам воду!..
Сабир взглянул на друга, как на безумного.
- Где же ты будешь копать, Петлукин?
- Нигде. Я выжму воду из камня. Камень поможет мне столкнуть холод и зной, холодную ночь и знойный день. И я скажу тогда: пей, Сабир! Это роса!..
Так, подгоняемый надвигающимся бедствием засухи, человек вмешался в битву гигантов над своей головой.
Удивительная весть облетела урочище. Петлукин нашел воду в степи. Источник воды таился не в земле, а в воздухе.
- Поднимайтесь, выходите в степь! - сзывал людей Сабир, обходя юрты. Петлукин приказал собирать камни. Все выходите: женщины, старики, дети!
В земле, по указанию Ветлугина, было вырыто и тщательно уложено мелкими камнями чашеобразное углубление - водоем, куда должна была стекать вода. Узкий желоб выводил воду наружу.
Над сводами водоема начали насыпать камни. Их предварительно раздробляли, чтобы гора была возможно более пористой. Весь секрет был в особой укладке камней.
По замыслу Ветлугина, насыпная гора должна была представлять собой гигантскую каменную губку. Мало того, что гора вбирала ночью влагу из воздуха и сберегала охлажденную росу до утра, - она препятствовала ее испарению.
Ветлугин видел в мечтах уже целую вереницу холмов - воздушных колодцев, протянувшуюся через всю Голодную степь.
Он окидывал взглядом равнину: похоже было на развороченный муравейник. Всюду копошились люди: маленькие дети, и те не отставали от взрослых, таща в подолах груды щебня.
А вдали, у самой черты горизонта, чернели силуэты неподвижных всадников. То были пикеты, выдвинутые далеко в степь, в ту сторону, откуда невзначай могли нагрянуть царские чиновники.
Каменный холм был построен в последние дни июля. Сотни людей съехались со всех сторон посмотреть на степное диво. Мало кто спал в эту ночь, многие разложили свои кошмы прямо на земле, вокруг холма, - они хотели первыми увидеть долгожданную воду.
Раньше всех о ее появлении узнал Сабир.
- Звенит, - прошептал он Ветлугину, лежавшему рядом с ним у самого подножья холма.
За каменной преградой слышался мерный перезвон капель.
Солнце поднялось над степью. Ветлугин отвалил плиту, закрывавшую выход водоема. По каменному желобу, торопливо стуча, побежала струя.
- Вода, вода!..
- Остановитесь! - раздался визгливый голос. - Не пейте! Вода нечистая!
Из задних рядов, размахивая руками, проталкивался мулла из отдаленного аула Актасты, приехавший в Дозорный накануне.
- Остановитесь! - кричал мулла. - Вспомните, русские - наши враги! Заклинаю вас Кораном, не пейте этой воды! Ее дал вам русский!..
- Старый человек, - укоризненно сказал Сабир, - старый человек, зачем кричишь?
Он зачерпнул чашкой воду из желоба и протянул самому младшему из своих сыновей.
...Вскоре весть о недозволенном дошла окольными путями до Акмолинска. Целый кортеж - несколько бричек с чиновниками и жандармами - спешно пересекал степь.
Миражи возникали слева и справа, как блестки на струящихся воздушных завесах.
На них косились с опаской. Проклятый ссыльный, говорят, обучил инородцев низводить эту призрачную, неуловимую воду с небес на землю.
Каково? Ссыльный облагодетельствовал инородцев! Черт знает что! Страшно подумать о нагоняе, ожидавшемся из Петербурга...
Акмолинская комиссия не слишком вникала в суть метеорологического феномена.
Холм приказано было срыть, приборы уничтожить. Самого Ветлугина посадили между двумя жандармами с шашками наголо и увезли в Акмолинск.
Вскоре исчезли и юрты подле холма. Казахи откочевали в другое место. Холм же с плитой уцелел. Казахи не выполнили приказа властей. Ни у кого не поднялась рука на этот удивительный "воздушный колодец", и он по-прежнему стоит в степи, далеко видный, как бы плавающий на сверкающей светлой пелене...
Очень тихо было у подножья каменного холма, когда Бикчетаев умолк.
На землю пала ночь, - именно пала, а не спустилась, - без всяких переходов, почти без сумерек. Млечный путь, как арка, выгнулся над степью. В воздухе сразу похолодало.
Ия Адрианова вздохнула глубоко, будто перевела дух после быстрого бега.
- А дальше что? - как-то совсем по-детски спросила она.
- Дальше?.. Ну, что ж дальше? Вот мы с тобой прокладываем дорогу строительству, подготовляем грандиозное обводнение Голодной степи...
- Я понимаю. Я не о том. А Ветлугин? Нашли его след?
- Как же! В музее в отдельной витрине даже "Дело" его есть. Удалось отыскать в архиве жандармского управления. Помню, одна страница начинается так: "Продолжая свою революционную работу на поселении и имея целью подрыв государственного престижа России в Голодной степи..."
- А сам-то он? Уцелел? Дожил до наших дней?
- Нет. Говорят, что нет. Внук Сабира, штурман дальнего плаванья, сообщил деду, - старик жив до сих пор, - что Ветлугин в 1916 году находился на поселении где-то в устье Лены, - вон куда загнали из Акмолинска... Нетерпение мучило его. Деятельный был человек, энергичный...
- Спешил помочь людям, - вставил Топчиев.
- Да, помочь... Обязательно хотел принять участие в надвигавшейся революции. А уж было ясно, что революция надвигается. Он пытался бежать с места ссылки...
- Ну и...
- Говорят, погиб не то в тундре, не то в море во время побега...
- Как жаль его! - негромко, словно про себя, сказала Ия.
Все помолчали.
- А ведь ветлугинская идея нашла свое воплощение не только в каменном холме, - подал голос из темноты Семен Мухин. - Возьмите хотя бы траншейное огородничество. Принцип тот же. Конденсация и использование росы, заменяющей дождь в зоне пустынь.
- Ну, скоро уже и зоны такой не будет вовсе, - поправил кто-то.
Гриша Топчиев высоко поднял над костром граненый стакан с водой и посмотрел на свет.
- Ты что? - удивился Семен. - Вода чистая, хорошая.
- Когда пьешь воду, - медленно сказал Гриша, - не забывай об источнике...
- Откуда это?
- Есть такая восточная пословица.
- Хорошая пословица...
Бикчетаев встал, отошел к машинам, отдал распоряжение насчет ночлега и опять подсел к костру. Спать никому не хотелось.
- А я и не знала, что истоки так далеко, - задумчиво сказала Ия.
- Ну, как же! - рассудительно заметил Семен. - О счастье народа думали лучшие люди России. А ведь большевики были всегда лучшими людьми России!..
Снова все замолчали.
А ночное, очень глубокое казахстанское небо медленно двигалось над ними. Звезды были яркими и какими-то мохнатыми, как иней, - к ненастью. И все время мерно позванивала вода, вытекая тоненькой струйкой из родника...