Страница:
Поскольку на шхуне из-за состояния льдов не удалось пробиться к северу от Новосибирских островов, Э. В. Толль принял решение с магнитологом Ф. Г. Зебергом и двумя каюрами проби-ваться пешком. Он стремился туда, так как верил в возможность существования легендарной Земли Санникова — еще не открытого северного материка. Остальным же членам экспедиции из-за того, что кончались запасы продуктов, предстояло пройти от земли Беннетта южнее, вести исследования, а в дальнейшем вернуться в Петербург. Экспедиция оставила для Толля в условленных местах запасы продовольствия: он намерен был со своими спутниками вернуться к устью Лены самостоятельно. Предпринял эту благородную, но крайне рискованную попытку барон Толль весной 1902 г.
Колчак со своими товарищами после новых безуспешных попыток пробиться на шхуне на север к окончанию навигации вышли к устью Лены и через Якутск, Иркутск в декабре прибыли в Петербург. Колчак доложил Академии о работе экспедиции, ее достижениях и неудачах. Сообщено было и о предприятии барона Толля, от которого каких-либо вестей ни к тому времени, ни позднее не поступило.
Участь Э. В. Толля необычайно встревожила Академию, Географическое общество. Не меньше, если не больше их руководителей обеспокоены были участники экспедиции, лейтенант А. В. Колчак. Поднимался вопрос о посылке в район Новосибирских островов Ледокола «Ермак». Колчак же предложил Академии более простой и дешевый план экспедиции для поисков Толля. Поскольку надежды на успех плавания на шхуне «Заря» практически не было, Колчак предложил использовать шлюпку. Намечавшееся предприятие было столь же рискован-ным, как и пеший поход барона Толля. Несмотря на стесненность Академии в средствах, вопрос об экспедиции был решен положительно и довольно быстро, уже в январе 1903 г.
А. В. Колчак, получивший полную свободу действий и достаточные средства, незамедлите-льно выехал в Архангельск. Он взял с собой двух участников предыдущей экспедиции, добро-вольцев — боцмана Н. А. Бегичева и рулевого старшину В. Л. Железникова, в Архангельске к ним присоединились четверо поморов, привыкших к плаванию во льдах. Эта группа отважных людей и составила костяк экспедиции. Выехали в Иркутск, где провели ряд важных подготови-тельных работ. Отважным и деятельным помощником Колчака стал политический ссыльный студент П. В. Оленин, знавший Якутию, Сибирский север. Колчак по телеграфу, связавшись с Якутском, договорился с Олениным об участии того в экспедиции. В соответствии с договорен-ностью, Оленин заранее выехал в Верхоянск, затем в Устьянск, закупил собак (всего 161, этого было мало, но достать больше не удалось), снаряжение. Сам Колчак направился в бухту Тикси, взял со стоявшей там «Зари» один из хороших китобойных вельботов и на собаках привез его в Устьянск. Была нанята группа каюров из якутов и тунгусов (эвенков). Экспедиция, состоящая из 17 человек с 10 нартами и вельботом, с всего лишь трехмесячным запасом продовольствия, минимумом снаряжения, совершила, казалось бы, невозможное. Добравшись до моря и дождав-шись его частичного вскрытия, Колчак и его товарищи то под парусами, то работая веслами, то впрягаясь в лямки и перетаскивая вельбот с тяжелым грузом через массы льда, добрались через несколько недель (4 августа) до земли Беннетта. Начальник экспедиции в полной мере со всеми делил напряженный сверх меры физический труд. Нередко приходилось добираться с вельбота до берега по ледяной воде вплавь. К исходу одних из последних двенадцати суток изнуритель-ной гребли в крайне опасном плавании утлого суденышка в полярных океанских водах подул южный попутный ветер, совпавший со встречей, казалось, с очень надежной большой льдиной. Погрузились на нее. Ветер крепчал и гнал ее на север, к цели. Все были довольны, что «едут на казенный счет», предоставилась возможность отдохнуть. Поставили палатку, все устроились в ней, легли и уснули как убитые. Не спалось почему-то лишь боцману Н. А. Бегичеву. Только было он стал засыпать, как почувствовал нечто тревожное, заставившее его вскочить на ночи. «Только что я стал засыпать, — вспоминал он, — сильным порывом ветра ударила о льдину волна и окатила всю палатку. Я выскочил и увидел, что льдину у нас переломило пополам по самый вельбот. Другую половину льдины унесло, и вельбот катится в воду. Я стал всех будить, а сам держу вельбот, не пускаю его упасть в воду. Все быстро вскочили и вытащили вельбот подальше на лед. Льдина стала маленькой, саженей 70 в квадрате, но толстая: от поверхности воды будет аршина полтора. Ветер усилился. Временами волна захлестывает далеко на льдину. Решили остаться переждать погоду. Палатку и вельбот перетащили на середину, и вельбот привязали вокруг палатки. Один конец я взял к себе в палатку, для того, чтобы если льдину еще переломит и вельбот станет погружаться в воду, то мы услышим и быстро проснемся. Все устроили и заснули как убитые». В память Колчака также врезалось это событие, чуть было не повлекшее потерю вельбота, а значит и неизбежную гибель всех семерых смельчаков. Проснулся он от того, что его тряс за плечо боцман с восклицанием: «Ваше благородие, Александр Васильевич, вставайте, тонем». Быстро вскочил, стал отдавать распоряжения и сам включился в дело спасения вельбота и нового обустройства на ночь. Все обошлось.
Высадились на маленькой отмели. На крутой осыпающийся берег, по склону взбираться на ночь не имело смысла. Решили заночевать на маленькой отмели, у самой воды. На другой день у мыса Эммы обнаружили весло и в камнях бутылку с записками, с планом острова, указанием местоположения хижины Толля. Решили идти к ней прямым путем, по годовалому морскому льду. И в это время начальник экспедиции Колчак провалился под расколовшийся лед. Вода была необычайно холодной, нулевой температуры. Его смогли вытащить, причем с трудом, ибо он от температурного шока терял сознание. Сухой одежды не было. Члены экспедиции раздели его и разделись сами. Они одели его в свое белье, привели в чувство и двинулись дальше. Крутые подъемы и спуски позволили ему разогреться, прийти в норму. Но и это купание, и прочие в несколько лет трудности заполярного путешествия на всю жизнь сказывались на состоянии здоровья Колчака, не замедлили напомнить о себе и в ближайшие месяцы и годы.
Сам же Колчак в отчетах потом писал не о невзгодах, а о красотах севера и научных результатах экспедиции на острове. Он писал: «Наконец, на вторые сутки на прояснившемся туманном горизонте вырисовывались черные отвесно спускающиеся в море скалы острова Беннетта, испещренные полосами и пятнами снеговых залежей; постепенно подымающийся туман открыл нам весь южный берег острова… Под берегом плавала масса мощных льдин, возвышавшихся над водой до 20-ти — 25-ти футов; множество кайр и чистиков со стайками плавунчиков лежали кругом, с необыкновенным равнодушием к вельботу… кое-где на льдинах чернели лежащие тюлени».
Низкое солнце плыло к западу и уже готово было скрыться за ледяным куполом. Льдины за кормой с солнечными просветами казались зеленоватым венецианским стеклом. Поутихший ветер надувал все же четырехугольный парус вельбота, приближал его к гранитной стене, цели экспедиции. Стали под высоким берегом, гасившим ветер. Парус обвис. «Ветер стих, мы убрали паруса, — писал Колчак, — и на веслах стали пробираться между льдинами. Без особых затруднений мы подошли под самые отвесно поднимающиеся на несколько сот футов скалы, у основания которых на глубине 8 — 9-ти сажен через необыкновенно прозрачную воду видне-лось дно, усеянное крупными обломками и валунами. Неподалеку мы нашли в устье долины со склонами, покрытыми россыпями, узкое песчаное побережье, где высадились, разгрузились и вытащили на берег вельбот».
Взору представлялись неописуемые, первозданные красоты приполярья, которые так давно звали к себе Колчака, но любование ими стушевывалось тревогой за судьбу барона Э. В. Толля и его товарищей, необходимостью их поиска.
На земле Беннетта довольно быстро обнаружили следы пребывания барона Толля и его спутников. Как уже сказано, нашли бутылку с помещенной в ней запиской, затем — документы экспедиции и, наконец, — коллекции, геодезические инструменты и дневник. Выяснилось, что Толль прибыл на остров Беннетта летом 1902 г. и, не имея достаточных запасов провизии, решил заняться охотой и здесь перезимовать. Но охота оказалась неудачной. В октябре стало ясно, что группе грозит голодная смерть. В условиях наступившей зимы Толль и его спутники направи-лись на юг, в сторону материка. Больше никаких следов группы обнаружить не удалось. Оставленные для нее склады с провизией оказались нетронутыми. Сомнений не оставалось: группа погибла в пути, скорей всего, утонула в еще не полностью замерзшем море.
2 января 1904 г. Академия наук получила телеграмму: «Вверенная мне экспедиция с вельботом и всеми грузами пришла на остров Котельный к Михайлову стану двадцать третьего мая… Найдя документы барона Толля, я вернулся на Михайлов стан двадцать седьмого августа. Из документов видно, что барон Толль находился на этом острове с двадцать первого июля по двадцать шестое октября прошлого года, когда ушел со своей партией обратно на юг… по берегам острова не нашли никаких следов, указывающих на возвращение кого-либо из людей партии барона Толля. К седьмому декабря моя экспедиция, а также и инженера Бруснева, прибыли в Казачье. Все здоровы. Лейтенант Колчак». Поиск группы барона Э. В. Толля был главной задачей экспедиции Колчака. Но вместе с тем она решала и побочные, но тоже важные исследовательские задачи. В частности, Колчаку удалось открыть и описать новые географичес-кие объекты, внести уточнения в очертания береговой линии, в характеристики льдообразова-ния. Колчак дал названия горе — Барона Толля, полуострову — Чернышева и др.
По прибытии в Иркутск он составил «предварительный отчет начальника экспедиции на землю Беннетт для оказания помощи барону Толлю лейтенанта Колчака», датированный 9 марта 1904 г. Вскоре он был опубликован.
Путешествия и наука могли стать главным поприщем Колчака и на нем он достиг бы, несомненно, еще больших успехов. Но Александр Колчак еще всегда помнил, что он — военный моряк, офицер. Чувство долга позвало его на войну.
Еще по прибытии в Якутск Колчак узнал о начале русско-японской войны, в которой морской флот призван был сыграть особую роль. Эта война явилась результатом противоречий между Россией и Японией в Северо-Восточном Китае и Корее, борьбой за сферы влияния на Дальнем Востоке вообще. Эти противоречия подогревались западными странами. Они не хотели дальнейшего усиления России и, в сущности, поощряли японское правительство на военные действия против нее. Война началась внезапным нападением японского флота в ночь на 27 января 1904 г. на русскую эскадру в Порт-Артуре. Продолжалась война до лета 1905 г. По телеграфу 28 января 1904 г. Колчак обратился к президенту Академии наук Великому князю Константину Константиновичу с просьбой отчислить его в силу чрезвычайных обстоятельств от Академии и передать в военно-морское ведомство. Просьба его после некоторых колебаний была удовлетворена. Получив весть о благоприятном решении вопроса, Колчак стал срочно готовиться к поездке в Порт-Артур, куда ему было приказано явиться.
В самом начале марта он выступил с докладом на общем собрании Восточно-Сибирского отдела Императорского географического общества.
В дни подготовки к отъезду в Порт-Артур Александр Васильевич Колчак сочетается браком со своей невестой Софьей Федоровной Омировой.
Софья Федоровна родилась в Каменец-Подольске в 1876 г., т. е. двумя годами позже своего жениха. Как писал сын Александра Васильевича и Софьи Федоровны — Ростислав, его мать была «сложной крови».
Отец ее, которого Колчак лично не знал, происходил из семьи священника и был действи-тельным тайным советником — гражданским генералом. В Каменец-Подольске он служил начальником Казенной Палаты — крупным чиновником. Умер он еще не будучи старым, в ожидании назначения на пост губернатора Подольской губернии, которой фактически уже управлял.
Мать Софьи Федоровны была дочерью генерал-майора, директора Лесного института Ф. А. Каменского. Среди их предков числились обер-гофмейстер барон К. В. Миних, брат вельможи генерал-фельдмаршала графа Б.-Х. А. Миниха и генерал-аншеф М. В. Берг — выходцы из Германии. Софья воспитывалась в Смольном институте, была весьма образованной девушкой, знала семь языков, из которых французский, английский и немецкий превосходно. Волевая, с независимым характером. Возможно, это в дальнейшем и сказалось на ее отношениях с мужем.
По договоренности с Колчаком они должны были пожениться после его возвращения из первой экспедиции, длившейся несколько лет. Но задуманное пришлось отложить до окончания второй экспедиции. С. Ф. Омирова приехала с острова Капри, из Италии, в Петербург, а оттуда с отцом Колчака Василием Ивановичем добралась в Иркутск. Оттуда она, как рассказывала сыну, на оленях и собаках отправилась навстречу жениху в Устьянск, к Ледовитому океану. Вместе вернулись в Иркутск (по другим версиям, встретились лишь в Иркутске). В Госархиве Иркутской губернии (в фонде духовной консистории Градо-Иркутской Михайло-Архангельской (Харлампиевской) церкви сохранилась запись о бракосочетании 5 марта 1904 г. А. В. Колчака с Софьей Омировой. Читаем: «Звание, имя, фамилия, отчество и вероисповедание жениха, и который брак» — «Лейтенант флота Александр Васильев Колчак, православный, первым браком, 29 лет»; «Звание, имя, отчество, фамилия и вероисповедание невесты, который брак» — «Дочь Действительного Статского советника, потомственная дворянка Подольской губернии София Федоровна Омирова, православная, первым браком, 27 лет». Далее значится: «Кто совершил таинство: — Протоиерей Измаил Ионнов Соколов с диаконом Василием Петелиным. Кто были поручители: — По жениху: генерал-майор Василий Иванович Колчак и боцман Русской полярной экспедиции, шхуны „Заря“ Никифор Алексеевич Бегичев. По невесте: подпоручик Иркутского Сибирского пехотного полка Иван Иванович Желейщиков и прапорщик Енисейского сибирского пехотного полка Владимир Яковлевич Толмачев.
Подписи: Протоиерей Измаил Соколов Диакон Василий Петелин».
Молодая жена со свекром отправилась в Петербург, а ее муж 11 марта — в Порт-Артур.
По прибытии туда во второй половине марта 1904 г. лейтенант А. В. Колчак явился к вице-адмиралу С. О. Макарову, командующему флотом, и попросил назначения на наиболее боевую должность, на миноносец. Но адмирал счел необходимым, учитывая состояние здоровья Колчака, измотанного двумя экспедициями, назначить его на крейсер 1-го ранга «Аскольд». Через несколько дней после встречи с Макаровым, 31 марта, Колчак явился свидетелем его гибели на подорванном и затонувшем флагманском корабле — эскадренном броненосце «Петропавловск». Адмирала С. О. Макарова А. В. Колчак считал своим учителем. Познакомился он и с капитаном 2-го ранга Н. О. Эссеном, под началом которого в дальнейшем довелось служить и многому учиться.
17 апреля Колчак добился назначения на минный заградитель «Амур». Один из современни-ков вспоминал, как Колчак на этом суденышке, выйдя ночью из порта, потопил четыре японских транспорта с грузом и войсками. Точно ли было, судить теперь трудно. Но то, что Колчак сразу же в боях зарекомендовал себя храбрейшим и распорядительным офицером и звезда его славы поднималась высоко, — это подтверждают многие.
Колчак стремится к большему. Уже 21 апреля он назначен на эскадренный миноносец «Сердитый». Командовал миноносцем он, едва держась на ногах, ибо у него началось тяжелое воспаление легких. Его положили в госпиталь. Оправившись, в июле Колчак вернулся на миноносец. К осени стал остро сказываться суставный ревматизм — прямое наследие Арктики (как и быстрая потеря зубов; по описаниям близких, к 1919 г. он был почти беззубым). И все же Колчак успел совершить воинский подвиг на море: на поставленной экипажем его миноносца мине подорвался японский крейсер «Такасаго».
В сентябре, когда основные боевые действия разворачивались уже на суше, больной ревма-тизмом Колчак назначается на берег командиром батареи морских орудий на северо-восточном участке обороны крепости Порт-Артур. Со 2 ноября он командует сдвоенной батареей 120— и 47-миллиметровых орудий в секторе Скалистых Гор под началом капитана 2-го ранга А. А. Хоменко.
Все последующие недели до падения крепости Колчак был в горячем сражении, в артилле-рийской перестрелке, отражал атаки японской пехоты. О боевой жизни его и соседних батарей, о ходе сражения в последние недели можно судить с большой точностью, так как с 3-го по 21 декабря 1904 г. Колчак вел дневник. В первый из этих дней, в частности, записано: «Днем японцы время от времени пускали шрапнель на батарею № 4 и Скалистую Гору. Сегодня 6 орудия (знак, обозначающий калибр орудия) с отрога Большой горы обстреливали окопы на гласисе и ров у укрепления № 3 — очень неудачно и разрушили японские окопы около правого угла рва этого укрепления. Вечером, когда стемнело, я приступил к углублению хода сообщения к батарее № 4. Грунт скалистый, и необходимы подрывные работы. Днем я сделал несколько выстрелов по перевалу из 120 мм орудия по идущему обозу». 5 декабря: «Утро ясное, довольно тихо и тепло. Снег понемногу тает, особенно на S-x склонах (знак, обозначающий юг, южные склоны). С утра редкий огонь на правом фланге сосредоточивается по форту № 2 и Малому Орлиному Гнезду. Время от времени японцы посылают шрапнель и на наши батареи. Около 2 пополудни на форте № 2 в бруствере был произведен взрыв, и около роты японцев попробовали штурмовать форт, не пошли далее 1/2 бруствера и залегли…». Далее записи повествуют о все более напряженной борьбе, драматически складывающейся обстановке на фронте. В записи за 19 декабря говорится об оставлении некоторых рубежей. Указывается на изъяны оборонитель-ных линий. «Сильные сами по себе позиции мало пригодны…, окопы и ходы сообщения не окончены, покрытий от шрапнели и блиндажей нет; высидеть долго под японским артиллерий-ским огнем, которым они только и берут позиции, нельзя. С утра началось… обстреливание Орлиного Гнезда. Подходившие резервы несли огромные потери. После полудня сильный артиллерийский огонь по вновь занятым позициям. На Заредутной батарее, на Скалистом кряже японцы… поставили пулеметы… 120 м/м сегментными снарядами я разбил бруствер на Заредутной батарее и заставил японцев очистить гребень — в это время японцы уже выбили нас из окопов Орлиного Гнезда и стали взбираться на вершину; Круссер… огнем 75 м/м орудия не позволили им (закрепиться) на вершине и перейти на S-склон горы, но наши уже оставили Орлиное Гнездо».
А. В. Колчак то и дело указывает на гибель и ранения воинов, в том числе и своих артилле-ристов. Был ранен и он сам. «Я был ранен, — говорил он на допросах в 1920 г., — но легко, так что меня почти не беспокоило, а ревматизм меня совершенно свалил с ног».
Подрывались орудия, машины и корпуса судов: «Баян», «Победа», «Пересвет» горели. Рано утром, еще когда была полная тьма, мы получили извещение первыми не открывать огня и стрелять только при наступлении японцев: это было вовремя — еще 15 (мин., и) я с Круссером открыли бы огонь по Заредутной и Орлиному Гнезду. В ночь были очищены Куропаткинский люнет, форт литера Б., Малое Орлиное Гнездо и залитерная вершина и вся Китайская стенка до укрепления № 2. Когда рассвело, то на вершинах виднелась масса японцев: они не скрывались и просто сидели группами на вершинах и (обращенных) к нам склонах.
После полудня мертвая тишина — первый раз за время осады Артура… Объявлено перемирие по случаю переговоров о капитуляции крепости.
В печальные дни прекращения по приказу сверху огня, борьбы с японцами и сдачи им позиций, батарей на Большом Орлином гнезде, раненый, тяжело больной и удрученный поражением лейтенант А. В. Колчак записывал: «Луна (понедельник) 20 декабря/ 1 января всю ночь продолжались раскаты взрывов в порту — все на судах уничтожалось… Получено вторичное приказание ни под каким видом не открывать первыми огня — очевидно японцы получили такое же приказание… Флот не существует — все разрушено и уничтожено…
Марс (вторник) 21 декабря/3 января. За ночь мы кое-что уничтожили, но пугаек не подрывали и вообще взрывов никаких не устраивали. Утро туманное… легкий мороз… Около 11 ч. приказано было сдать все ружья и ружейные патроны в экипаж, что я и сделал… После обеда я получил предписание очистить… и приказал войскам в районе нашего сектора уходить в казармы, оставив только посты… К вечеру я снял посты и оставил только дневальных на батареях и увел команду… в город. Ночь тихая и эта мертвая тишина как-то кажется чем-то особенным, неестественным.
Меркурий (среда) 22 декабря/4 января». Записи за этот день нет. Обрыв.
Дальше последовал плен.
Для А. В. Колчака война 1904 — 1905 гг. кончилась. Его положили в госпиталь. Как тяжелобольной, он не был эвакуирован из Порт-Артура. Таким образом он, как и масса других русских воинов, оказался в плену.
В Порт— Артуре он пробыл до апреля 1905 г., когда начал мало-помалу поправляться. Вместе с другими русскими офицерами Колчак был вывезен в Японию, в Нагасаки. Партия больных и раненых офицеров получила разрешение от японского правительства пользоваться лечебными учреждениями и водами Японии или же, если у кого-то будет желание, -вернуться на Родину. «Мы все, — отмечал позднее А. В. Колчак, — предпочли вернуться домой. И я вместе с группой больных и раненых офицеров через Америку вернулся в Петроград. В Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая признала меня совершенным инвалидом, дала мне четырехмесячный отпуск для лечения на водах, где я пробыл все лето до осени» (Временная инвалидность и отпуск на 6 месяцев Колчаку был определен приказом по морскому ведомству от 24 июня 1905 г.)
За героизм, проявленный в боях в Порт-Артуре, А. В. Колчак был награжден Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость». Это была не единственная награда. Еще 15 ноября 1904 г. за «сторожевую службу и охрану прохода в Порт-Артур, обстреляние неприя-тельских позиций», произведенных во время командования «Сердитым», он был награжден орденом Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость». По возвращении из плена — орденом Св. Станислава II степени с мечами (к ордену Св. Владимира IV степени, полученному ранее за первую полярную экспедицию, в 1906 г. Колчаку были пожалованы «мечи»). В 1906 г. Колчаку вручили серебряную медаль в память о русско-японской войне, а в 1914 г. — нагрудный знак участника обороны Порт-Артура.
Боевое крещение Колчака состоялось. Состоялось со славою, но с большим ущербом для здоровья.
3. НАКАНУНЕ ВОЙНЫ. ВОЗРОЖДЕНИЕ ФЛОТА
Колчак со своими товарищами после новых безуспешных попыток пробиться на шхуне на север к окончанию навигации вышли к устью Лены и через Якутск, Иркутск в декабре прибыли в Петербург. Колчак доложил Академии о работе экспедиции, ее достижениях и неудачах. Сообщено было и о предприятии барона Толля, от которого каких-либо вестей ни к тому времени, ни позднее не поступило.
Участь Э. В. Толля необычайно встревожила Академию, Географическое общество. Не меньше, если не больше их руководителей обеспокоены были участники экспедиции, лейтенант А. В. Колчак. Поднимался вопрос о посылке в район Новосибирских островов Ледокола «Ермак». Колчак же предложил Академии более простой и дешевый план экспедиции для поисков Толля. Поскольку надежды на успех плавания на шхуне «Заря» практически не было, Колчак предложил использовать шлюпку. Намечавшееся предприятие было столь же рискован-ным, как и пеший поход барона Толля. Несмотря на стесненность Академии в средствах, вопрос об экспедиции был решен положительно и довольно быстро, уже в январе 1903 г.
А. В. Колчак, получивший полную свободу действий и достаточные средства, незамедлите-льно выехал в Архангельск. Он взял с собой двух участников предыдущей экспедиции, добро-вольцев — боцмана Н. А. Бегичева и рулевого старшину В. Л. Железникова, в Архангельске к ним присоединились четверо поморов, привыкших к плаванию во льдах. Эта группа отважных людей и составила костяк экспедиции. Выехали в Иркутск, где провели ряд важных подготови-тельных работ. Отважным и деятельным помощником Колчака стал политический ссыльный студент П. В. Оленин, знавший Якутию, Сибирский север. Колчак по телеграфу, связавшись с Якутском, договорился с Олениным об участии того в экспедиции. В соответствии с договорен-ностью, Оленин заранее выехал в Верхоянск, затем в Устьянск, закупил собак (всего 161, этого было мало, но достать больше не удалось), снаряжение. Сам Колчак направился в бухту Тикси, взял со стоявшей там «Зари» один из хороших китобойных вельботов и на собаках привез его в Устьянск. Была нанята группа каюров из якутов и тунгусов (эвенков). Экспедиция, состоящая из 17 человек с 10 нартами и вельботом, с всего лишь трехмесячным запасом продовольствия, минимумом снаряжения, совершила, казалось бы, невозможное. Добравшись до моря и дождав-шись его частичного вскрытия, Колчак и его товарищи то под парусами, то работая веслами, то впрягаясь в лямки и перетаскивая вельбот с тяжелым грузом через массы льда, добрались через несколько недель (4 августа) до земли Беннетта. Начальник экспедиции в полной мере со всеми делил напряженный сверх меры физический труд. Нередко приходилось добираться с вельбота до берега по ледяной воде вплавь. К исходу одних из последних двенадцати суток изнуритель-ной гребли в крайне опасном плавании утлого суденышка в полярных океанских водах подул южный попутный ветер, совпавший со встречей, казалось, с очень надежной большой льдиной. Погрузились на нее. Ветер крепчал и гнал ее на север, к цели. Все были довольны, что «едут на казенный счет», предоставилась возможность отдохнуть. Поставили палатку, все устроились в ней, легли и уснули как убитые. Не спалось почему-то лишь боцману Н. А. Бегичеву. Только было он стал засыпать, как почувствовал нечто тревожное, заставившее его вскочить на ночи. «Только что я стал засыпать, — вспоминал он, — сильным порывом ветра ударила о льдину волна и окатила всю палатку. Я выскочил и увидел, что льдину у нас переломило пополам по самый вельбот. Другую половину льдины унесло, и вельбот катится в воду. Я стал всех будить, а сам держу вельбот, не пускаю его упасть в воду. Все быстро вскочили и вытащили вельбот подальше на лед. Льдина стала маленькой, саженей 70 в квадрате, но толстая: от поверхности воды будет аршина полтора. Ветер усилился. Временами волна захлестывает далеко на льдину. Решили остаться переждать погоду. Палатку и вельбот перетащили на середину, и вельбот привязали вокруг палатки. Один конец я взял к себе в палатку, для того, чтобы если льдину еще переломит и вельбот станет погружаться в воду, то мы услышим и быстро проснемся. Все устроили и заснули как убитые». В память Колчака также врезалось это событие, чуть было не повлекшее потерю вельбота, а значит и неизбежную гибель всех семерых смельчаков. Проснулся он от того, что его тряс за плечо боцман с восклицанием: «Ваше благородие, Александр Васильевич, вставайте, тонем». Быстро вскочил, стал отдавать распоряжения и сам включился в дело спасения вельбота и нового обустройства на ночь. Все обошлось.
Высадились на маленькой отмели. На крутой осыпающийся берег, по склону взбираться на ночь не имело смысла. Решили заночевать на маленькой отмели, у самой воды. На другой день у мыса Эммы обнаружили весло и в камнях бутылку с записками, с планом острова, указанием местоположения хижины Толля. Решили идти к ней прямым путем, по годовалому морскому льду. И в это время начальник экспедиции Колчак провалился под расколовшийся лед. Вода была необычайно холодной, нулевой температуры. Его смогли вытащить, причем с трудом, ибо он от температурного шока терял сознание. Сухой одежды не было. Члены экспедиции раздели его и разделись сами. Они одели его в свое белье, привели в чувство и двинулись дальше. Крутые подъемы и спуски позволили ему разогреться, прийти в норму. Но и это купание, и прочие в несколько лет трудности заполярного путешествия на всю жизнь сказывались на состоянии здоровья Колчака, не замедлили напомнить о себе и в ближайшие месяцы и годы.
Сам же Колчак в отчетах потом писал не о невзгодах, а о красотах севера и научных результатах экспедиции на острове. Он писал: «Наконец, на вторые сутки на прояснившемся туманном горизонте вырисовывались черные отвесно спускающиеся в море скалы острова Беннетта, испещренные полосами и пятнами снеговых залежей; постепенно подымающийся туман открыл нам весь южный берег острова… Под берегом плавала масса мощных льдин, возвышавшихся над водой до 20-ти — 25-ти футов; множество кайр и чистиков со стайками плавунчиков лежали кругом, с необыкновенным равнодушием к вельботу… кое-где на льдинах чернели лежащие тюлени».
Низкое солнце плыло к западу и уже готово было скрыться за ледяным куполом. Льдины за кормой с солнечными просветами казались зеленоватым венецианским стеклом. Поутихший ветер надувал все же четырехугольный парус вельбота, приближал его к гранитной стене, цели экспедиции. Стали под высоким берегом, гасившим ветер. Парус обвис. «Ветер стих, мы убрали паруса, — писал Колчак, — и на веслах стали пробираться между льдинами. Без особых затруднений мы подошли под самые отвесно поднимающиеся на несколько сот футов скалы, у основания которых на глубине 8 — 9-ти сажен через необыкновенно прозрачную воду видне-лось дно, усеянное крупными обломками и валунами. Неподалеку мы нашли в устье долины со склонами, покрытыми россыпями, узкое песчаное побережье, где высадились, разгрузились и вытащили на берег вельбот».
Взору представлялись неописуемые, первозданные красоты приполярья, которые так давно звали к себе Колчака, но любование ими стушевывалось тревогой за судьбу барона Э. В. Толля и его товарищей, необходимостью их поиска.
На земле Беннетта довольно быстро обнаружили следы пребывания барона Толля и его спутников. Как уже сказано, нашли бутылку с помещенной в ней запиской, затем — документы экспедиции и, наконец, — коллекции, геодезические инструменты и дневник. Выяснилось, что Толль прибыл на остров Беннетта летом 1902 г. и, не имея достаточных запасов провизии, решил заняться охотой и здесь перезимовать. Но охота оказалась неудачной. В октябре стало ясно, что группе грозит голодная смерть. В условиях наступившей зимы Толль и его спутники направи-лись на юг, в сторону материка. Больше никаких следов группы обнаружить не удалось. Оставленные для нее склады с провизией оказались нетронутыми. Сомнений не оставалось: группа погибла в пути, скорей всего, утонула в еще не полностью замерзшем море.
2 января 1904 г. Академия наук получила телеграмму: «Вверенная мне экспедиция с вельботом и всеми грузами пришла на остров Котельный к Михайлову стану двадцать третьего мая… Найдя документы барона Толля, я вернулся на Михайлов стан двадцать седьмого августа. Из документов видно, что барон Толль находился на этом острове с двадцать первого июля по двадцать шестое октября прошлого года, когда ушел со своей партией обратно на юг… по берегам острова не нашли никаких следов, указывающих на возвращение кого-либо из людей партии барона Толля. К седьмому декабря моя экспедиция, а также и инженера Бруснева, прибыли в Казачье. Все здоровы. Лейтенант Колчак». Поиск группы барона Э. В. Толля был главной задачей экспедиции Колчака. Но вместе с тем она решала и побочные, но тоже важные исследовательские задачи. В частности, Колчаку удалось открыть и описать новые географичес-кие объекты, внести уточнения в очертания береговой линии, в характеристики льдообразова-ния. Колчак дал названия горе — Барона Толля, полуострову — Чернышева и др.
По прибытии в Иркутск он составил «предварительный отчет начальника экспедиции на землю Беннетт для оказания помощи барону Толлю лейтенанта Колчака», датированный 9 марта 1904 г. Вскоре он был опубликован.
Путешествия и наука могли стать главным поприщем Колчака и на нем он достиг бы, несомненно, еще больших успехов. Но Александр Колчак еще всегда помнил, что он — военный моряк, офицер. Чувство долга позвало его на войну.
Еще по прибытии в Якутск Колчак узнал о начале русско-японской войны, в которой морской флот призван был сыграть особую роль. Эта война явилась результатом противоречий между Россией и Японией в Северо-Восточном Китае и Корее, борьбой за сферы влияния на Дальнем Востоке вообще. Эти противоречия подогревались западными странами. Они не хотели дальнейшего усиления России и, в сущности, поощряли японское правительство на военные действия против нее. Война началась внезапным нападением японского флота в ночь на 27 января 1904 г. на русскую эскадру в Порт-Артуре. Продолжалась война до лета 1905 г. По телеграфу 28 января 1904 г. Колчак обратился к президенту Академии наук Великому князю Константину Константиновичу с просьбой отчислить его в силу чрезвычайных обстоятельств от Академии и передать в военно-морское ведомство. Просьба его после некоторых колебаний была удовлетворена. Получив весть о благоприятном решении вопроса, Колчак стал срочно готовиться к поездке в Порт-Артур, куда ему было приказано явиться.
В самом начале марта он выступил с докладом на общем собрании Восточно-Сибирского отдела Императорского географического общества.
В дни подготовки к отъезду в Порт-Артур Александр Васильевич Колчак сочетается браком со своей невестой Софьей Федоровной Омировой.
Софья Федоровна родилась в Каменец-Подольске в 1876 г., т. е. двумя годами позже своего жениха. Как писал сын Александра Васильевича и Софьи Федоровны — Ростислав, его мать была «сложной крови».
Отец ее, которого Колчак лично не знал, происходил из семьи священника и был действи-тельным тайным советником — гражданским генералом. В Каменец-Подольске он служил начальником Казенной Палаты — крупным чиновником. Умер он еще не будучи старым, в ожидании назначения на пост губернатора Подольской губернии, которой фактически уже управлял.
Мать Софьи Федоровны была дочерью генерал-майора, директора Лесного института Ф. А. Каменского. Среди их предков числились обер-гофмейстер барон К. В. Миних, брат вельможи генерал-фельдмаршала графа Б.-Х. А. Миниха и генерал-аншеф М. В. Берг — выходцы из Германии. Софья воспитывалась в Смольном институте, была весьма образованной девушкой, знала семь языков, из которых французский, английский и немецкий превосходно. Волевая, с независимым характером. Возможно, это в дальнейшем и сказалось на ее отношениях с мужем.
По договоренности с Колчаком они должны были пожениться после его возвращения из первой экспедиции, длившейся несколько лет. Но задуманное пришлось отложить до окончания второй экспедиции. С. Ф. Омирова приехала с острова Капри, из Италии, в Петербург, а оттуда с отцом Колчака Василием Ивановичем добралась в Иркутск. Оттуда она, как рассказывала сыну, на оленях и собаках отправилась навстречу жениху в Устьянск, к Ледовитому океану. Вместе вернулись в Иркутск (по другим версиям, встретились лишь в Иркутске). В Госархиве Иркутской губернии (в фонде духовной консистории Градо-Иркутской Михайло-Архангельской (Харлампиевской) церкви сохранилась запись о бракосочетании 5 марта 1904 г. А. В. Колчака с Софьей Омировой. Читаем: «Звание, имя, фамилия, отчество и вероисповедание жениха, и который брак» — «Лейтенант флота Александр Васильев Колчак, православный, первым браком, 29 лет»; «Звание, имя, отчество, фамилия и вероисповедание невесты, который брак» — «Дочь Действительного Статского советника, потомственная дворянка Подольской губернии София Федоровна Омирова, православная, первым браком, 27 лет». Далее значится: «Кто совершил таинство: — Протоиерей Измаил Ионнов Соколов с диаконом Василием Петелиным. Кто были поручители: — По жениху: генерал-майор Василий Иванович Колчак и боцман Русской полярной экспедиции, шхуны „Заря“ Никифор Алексеевич Бегичев. По невесте: подпоручик Иркутского Сибирского пехотного полка Иван Иванович Желейщиков и прапорщик Енисейского сибирского пехотного полка Владимир Яковлевич Толмачев.
Подписи: Протоиерей Измаил Соколов Диакон Василий Петелин».
Молодая жена со свекром отправилась в Петербург, а ее муж 11 марта — в Порт-Артур.
По прибытии туда во второй половине марта 1904 г. лейтенант А. В. Колчак явился к вице-адмиралу С. О. Макарову, командующему флотом, и попросил назначения на наиболее боевую должность, на миноносец. Но адмирал счел необходимым, учитывая состояние здоровья Колчака, измотанного двумя экспедициями, назначить его на крейсер 1-го ранга «Аскольд». Через несколько дней после встречи с Макаровым, 31 марта, Колчак явился свидетелем его гибели на подорванном и затонувшем флагманском корабле — эскадренном броненосце «Петропавловск». Адмирала С. О. Макарова А. В. Колчак считал своим учителем. Познакомился он и с капитаном 2-го ранга Н. О. Эссеном, под началом которого в дальнейшем довелось служить и многому учиться.
17 апреля Колчак добился назначения на минный заградитель «Амур». Один из современни-ков вспоминал, как Колчак на этом суденышке, выйдя ночью из порта, потопил четыре японских транспорта с грузом и войсками. Точно ли было, судить теперь трудно. Но то, что Колчак сразу же в боях зарекомендовал себя храбрейшим и распорядительным офицером и звезда его славы поднималась высоко, — это подтверждают многие.
Колчак стремится к большему. Уже 21 апреля он назначен на эскадренный миноносец «Сердитый». Командовал миноносцем он, едва держась на ногах, ибо у него началось тяжелое воспаление легких. Его положили в госпиталь. Оправившись, в июле Колчак вернулся на миноносец. К осени стал остро сказываться суставный ревматизм — прямое наследие Арктики (как и быстрая потеря зубов; по описаниям близких, к 1919 г. он был почти беззубым). И все же Колчак успел совершить воинский подвиг на море: на поставленной экипажем его миноносца мине подорвался японский крейсер «Такасаго».
В сентябре, когда основные боевые действия разворачивались уже на суше, больной ревма-тизмом Колчак назначается на берег командиром батареи морских орудий на северо-восточном участке обороны крепости Порт-Артур. Со 2 ноября он командует сдвоенной батареей 120— и 47-миллиметровых орудий в секторе Скалистых Гор под началом капитана 2-го ранга А. А. Хоменко.
Все последующие недели до падения крепости Колчак был в горячем сражении, в артилле-рийской перестрелке, отражал атаки японской пехоты. О боевой жизни его и соседних батарей, о ходе сражения в последние недели можно судить с большой точностью, так как с 3-го по 21 декабря 1904 г. Колчак вел дневник. В первый из этих дней, в частности, записано: «Днем японцы время от времени пускали шрапнель на батарею № 4 и Скалистую Гору. Сегодня 6 орудия (знак, обозначающий калибр орудия) с отрога Большой горы обстреливали окопы на гласисе и ров у укрепления № 3 — очень неудачно и разрушили японские окопы около правого угла рва этого укрепления. Вечером, когда стемнело, я приступил к углублению хода сообщения к батарее № 4. Грунт скалистый, и необходимы подрывные работы. Днем я сделал несколько выстрелов по перевалу из 120 мм орудия по идущему обозу». 5 декабря: «Утро ясное, довольно тихо и тепло. Снег понемногу тает, особенно на S-x склонах (знак, обозначающий юг, южные склоны). С утра редкий огонь на правом фланге сосредоточивается по форту № 2 и Малому Орлиному Гнезду. Время от времени японцы посылают шрапнель и на наши батареи. Около 2 пополудни на форте № 2 в бруствере был произведен взрыв, и около роты японцев попробовали штурмовать форт, не пошли далее 1/2 бруствера и залегли…». Далее записи повествуют о все более напряженной борьбе, драматически складывающейся обстановке на фронте. В записи за 19 декабря говорится об оставлении некоторых рубежей. Указывается на изъяны оборонитель-ных линий. «Сильные сами по себе позиции мало пригодны…, окопы и ходы сообщения не окончены, покрытий от шрапнели и блиндажей нет; высидеть долго под японским артиллерий-ским огнем, которым они только и берут позиции, нельзя. С утра началось… обстреливание Орлиного Гнезда. Подходившие резервы несли огромные потери. После полудня сильный артиллерийский огонь по вновь занятым позициям. На Заредутной батарее, на Скалистом кряже японцы… поставили пулеметы… 120 м/м сегментными снарядами я разбил бруствер на Заредутной батарее и заставил японцев очистить гребень — в это время японцы уже выбили нас из окопов Орлиного Гнезда и стали взбираться на вершину; Круссер… огнем 75 м/м орудия не позволили им (закрепиться) на вершине и перейти на S-склон горы, но наши уже оставили Орлиное Гнездо».
А. В. Колчак то и дело указывает на гибель и ранения воинов, в том числе и своих артилле-ристов. Был ранен и он сам. «Я был ранен, — говорил он на допросах в 1920 г., — но легко, так что меня почти не беспокоило, а ревматизм меня совершенно свалил с ног».
Подрывались орудия, машины и корпуса судов: «Баян», «Победа», «Пересвет» горели. Рано утром, еще когда была полная тьма, мы получили извещение первыми не открывать огня и стрелять только при наступлении японцев: это было вовремя — еще 15 (мин., и) я с Круссером открыли бы огонь по Заредутной и Орлиному Гнезду. В ночь были очищены Куропаткинский люнет, форт литера Б., Малое Орлиное Гнездо и залитерная вершина и вся Китайская стенка до укрепления № 2. Когда рассвело, то на вершинах виднелась масса японцев: они не скрывались и просто сидели группами на вершинах и (обращенных) к нам склонах.
После полудня мертвая тишина — первый раз за время осады Артура… Объявлено перемирие по случаю переговоров о капитуляции крепости.
В печальные дни прекращения по приказу сверху огня, борьбы с японцами и сдачи им позиций, батарей на Большом Орлином гнезде, раненый, тяжело больной и удрученный поражением лейтенант А. В. Колчак записывал: «Луна (понедельник) 20 декабря/ 1 января всю ночь продолжались раскаты взрывов в порту — все на судах уничтожалось… Получено вторичное приказание ни под каким видом не открывать первыми огня — очевидно японцы получили такое же приказание… Флот не существует — все разрушено и уничтожено…
Марс (вторник) 21 декабря/3 января. За ночь мы кое-что уничтожили, но пугаек не подрывали и вообще взрывов никаких не устраивали. Утро туманное… легкий мороз… Около 11 ч. приказано было сдать все ружья и ружейные патроны в экипаж, что я и сделал… После обеда я получил предписание очистить… и приказал войскам в районе нашего сектора уходить в казармы, оставив только посты… К вечеру я снял посты и оставил только дневальных на батареях и увел команду… в город. Ночь тихая и эта мертвая тишина как-то кажется чем-то особенным, неестественным.
Меркурий (среда) 22 декабря/4 января». Записи за этот день нет. Обрыв.
Дальше последовал плен.
Для А. В. Колчака война 1904 — 1905 гг. кончилась. Его положили в госпиталь. Как тяжелобольной, он не был эвакуирован из Порт-Артура. Таким образом он, как и масса других русских воинов, оказался в плену.
В Порт— Артуре он пробыл до апреля 1905 г., когда начал мало-помалу поправляться. Вместе с другими русскими офицерами Колчак был вывезен в Японию, в Нагасаки. Партия больных и раненых офицеров получила разрешение от японского правительства пользоваться лечебными учреждениями и водами Японии или же, если у кого-то будет желание, -вернуться на Родину. «Мы все, — отмечал позднее А. В. Колчак, — предпочли вернуться домой. И я вместе с группой больных и раненых офицеров через Америку вернулся в Петроград. В Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая признала меня совершенным инвалидом, дала мне четырехмесячный отпуск для лечения на водах, где я пробыл все лето до осени» (Временная инвалидность и отпуск на 6 месяцев Колчаку был определен приказом по морскому ведомству от 24 июня 1905 г.)
За героизм, проявленный в боях в Порт-Артуре, А. В. Колчак был награжден Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость». Это была не единственная награда. Еще 15 ноября 1904 г. за «сторожевую службу и охрану прохода в Порт-Артур, обстреляние неприя-тельских позиций», произведенных во время командования «Сердитым», он был награжден орденом Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость». По возвращении из плена — орденом Св. Станислава II степени с мечами (к ордену Св. Владимира IV степени, полученному ранее за первую полярную экспедицию, в 1906 г. Колчаку были пожалованы «мечи»). В 1906 г. Колчаку вручили серебряную медаль в память о русско-японской войне, а в 1914 г. — нагрудный знак участника обороны Порт-Артура.
Боевое крещение Колчака состоялось. Состоялось со славою, но с большим ущербом для здоровья.
3. НАКАНУНЕ ВОЙНЫ. ВОЗРОЖДЕНИЕ ФЛОТА
Личный боевой опыт, изучение хода русско-японской войны, особенно действий военно-морского флота, его тягчайших поражений привели А. В. Колчака к важным выводам. В даль-нейшем его деятельность чрезвычайно благотворно скажется на перестройке флота, системы руководства им. Но на первых порах после излечения все мысли Колчака были поглощены наукой. Он принимается за обработку материалов полярных экспедиций, ибо Академия наук ждет их с нетерпением. Ее президент Великий князь Константин Константинович в декабре 1905 г. писал морскому министру: «Окончание экспедиции лейтенанта Колчака совпало с началом военных действий на Дальнем Востоке, вследствие чего офицер этот счел своею нравственной обязанностью принять участие в войне и отправился с разрешения моего и своего морского начальства прямо из Иркутска на эскадру Тихого океана. Явившись в половине марта 1904 г. в Порт-Артур, он оставался там во все время осады, а после сдачи крепости возвратился через Японию и Канаду в начале июня 1905 г. в С.-Петербург совершенно больным от полученной им раны и суставного ревматизма». Президент просил министра вновь прикомандировать лейтенан-та к Академии до 1 мая 1906 г. для обработки гидрографических и картографических результа-тов экспедиций. Высокая оценка президентом Академии личных и научных данных Колчака базировалась не только на собственных умозаключениях, но и на отзывах специалистов. В частности, на оценке результатов последней экспедиции начальником Главного гидрографичес-кого управления, который писал: «Между тем материалы охватили работы по описи берегов, промеру, гидрологии сибирских морей, наблюдения над льдом, астрономические и магнитные наблюдения, выполненные во время плавания и санных поездок, и имеют значение как для научных, так и для практических целей полярного плавания, в частности же для исправления на картах контура берегов северо-восточной части Сибирского материка от острова Диксона до устья реки Лены». Просьба президента морским министром была удовлетворена.
Материалы экспедиций были чрезвычайно богаты. Для их обработки понадобились многолетние усилия и русских, и иностранных ученых. Этим занималась специальная комиссия Академии наук (существовала до 1919 г.). Публикация результатов производилась отдельными выпусками, соединяемыми потом в тома. В связи с октябрьскими событиями 1917 г. это дело так и не было завершено. А. В. Колчаку надлежало прежде всего привести в порядок документацию, составить более подробные отчеты, обработать и опубликовать те результаты экспедиций, которые полностью или в основном были результатом его собственных наблюдений.
Материалы экспедиций были чрезвычайно богаты. Для их обработки понадобились многолетние усилия и русских, и иностранных ученых. Этим занималась специальная комиссия Академии наук (существовала до 1919 г.). Публикация результатов производилась отдельными выпусками, соединяемыми потом в тома. В связи с октябрьскими событиями 1917 г. это дело так и не было завершено. А. В. Колчаку надлежало прежде всего привести в порядок документацию, составить более подробные отчеты, обработать и опубликовать те результаты экспедиций, которые полностью или в основном были результатом его собственных наблюдений.