Покровский Владимир. Танцы мужчин

   Предстоящая операция беспокоила Дайру. Захват импатов, которые вот уже месяц сидят дома - дело опасное. Инструкция на этот счет была, но от нее не приходилось ждать проку: как всегда, не хватало машин. Нужно было поставить по "пауку" на каждой слабой точке вокруг дома - четыре, не меньше, еще пару подвесить сверху и вдобавок выделить два пеших десанта один с крыши, другой с подъездной двери. Хорошо еще, что в домах Экономии не бывало черных ходов. Самым неприятным местом была задняя стена дома. Она почти вплотную примыкала к соседнему особняку и в зазор между ними машина могла вклиниться только боком, что очень опасно - никогда нет гарантии, что оконные стекла форсированы.
   Ниордан повернулся к Дайре.
   - Ну, командир?
   Тот ощутил в пальцах привычное покалывание - нервный всплеск перед боем.
   АННЕТТА
   Аннетта не отрываясь смотрела на Томеша, по лбу которого ползла муха. Оцепенение ушло. О том, что они знали наверняка, думать не хотелось. Хотелось жить.
   Он тоже искал, он чувствовал, что можно найти лазейку, создать новое "будет", он перебирал лихорадочно вариант за вариантом, и вдруг поймал что-то: даже привстал возбужденно, оторвал от пола ноги. Непривычное усилие сбило мысль и то, верное, ушло из памяти, постепенно, ловко увертываясь от разглядывания, под конец оставив в виде следа слово "сказал".
   Он подумал, ну, где же, где же, и Аннетта помогла ему, и он понял.
   - Нет, не хочу, спасаться будем вдвоем. Тебе тоже жить надо. Нет. Не хочу, - простонал Томеш.
   - Врешь, - сказала она.
   Он ответил ей, соглашаясь:
   - Честное слово, жаль.
   ...Дайра машинально поднес микрофон к самым губам:
   - Баррон охраняет окно, Дехаан пойдет к фасаду, от каждого паука по двое - на лестничный десант. Воздушный десант - наша группа. Ди Марко на всякий случай повисит над домом.
   И сразу две машины пошли на снижение, ревом сирен оповещая зазевавшихся о начале захвата. Ниордан вошел в глубокий, как бы давно запланированный вираж и мягко сел на крышу.
   В этот момент (так всегда бывало перед захватом) они перестали думать о том, что ждет их в ближайшие минуты, расслабились и мирно вышли из машины. Сентаури вдруг вспомнил, что давно пора бы позавтракать, Хаяни, под впечатлением отчаяннейшего мысленного спора с Мальбейером, решительно зашагал к люку. Дайра, сохраняя угрюмую маску, пошел к задним двигателям. Абсолютно безо всяких причин - так он решит позже. Ниордан остался за рулем, растроганно вглядываясь в себя.
   Дайра тронул правый задний двигатель - тот был горячий; Сентаури отлепил вуалетку от потных щек; Хаяни, вцепившись в автомат, шел к люку и не сводил с него невидящих глаз - он говорил Мальбейеру, что пусть не рассчитывает. Ниордан тоже смотрел на люк, но с намного большим вниманием: предчувствие, как всегда, родилось у него раньше, чем у других. Он совсем не удивился, а даже как бы и ждал этого, когда раздался глубокий удар, когда люк вспух и с визгом провалился. В разрыве появилось что-то круглое и цветастое. Сентаури и Дайра вскинули автоматы, Ниордан опустил правую руку за гарпунным ружьем, один только Хаяни все так же решительно шел вперед с удивленным и похолодевшим лицом. Потом все поняли (они и раньше знали), что это человеческое тело. Выстрелили, но поздно: цель была уже высоко, она поднималась к висевшей над ними машине Ди Марко.
   Ди Марко высунул голову из окна и тут же втянул ее обратно - именно столько времени прошло между двумя ударами - о люк и об машину. При втором ударе Дайра вскрикнул, словно от боли (он услышал треск ломающихся костей). И второй крик раздался - не боли, но торжества. Женщина (теперь было видно, что это женщина, уродливая и старая) резко отскочила от атакованного паука и пошла выше, кажется, хохоча. Машина же, подпрыгнув, завалилась набок и замерла, будто повиснув на невидимой нити.
   Скафы воздушного десанта бросились к своему пауку. Сентаури, который не успел отойти далеко, прыгнул на свое место, за Ниорданом. Дайра, не желая терять времени, прыгнул на кресло замешкавшегося Хаяни и крикнул водителю:
   - Давай!
   Ниордан, человек во многих отношениях незаменимый, обладал феноменальной реакцией. Приказ Дайры прозвучал уже в воздухе.
   - Что же это за степень? - сказал Сентаури. - Она не просто летает, она как пуля. Я таких и не видел.
   Их машина рвалась вверх на пиковой мощности, и старуха из грязной точки скоро превратилась в маленькую скрюченную фигурку с растопыренными руками.
   - Я видел, - отозвался Дайра. - Жалко будет, если убьем. Медики не простят.
   - Оп-пасно! - поежился Сентаури. - Представляешь, как она светит?
   Импатка начала что-то уж слишком быстро расти (она рассчитала все: и то, что Дайра станет проверять задние двигатели, и то, что Хаяни не успеет в машину, и многое-многое другое).
   - С ума сошла, прямо на нас идет. Самоубийца, - удивился было Сентаури, но внезапно сделал страшные глаза и заорал Ниордану:
   - Сворачивай! Сворачивай!
   Паук резко вильнул в сторону и в тот же момент Сентаури, закусив губу, выстрелил из гарпунного ружья. Но старуха угадала маневр и вильнула. Гарпун просвистел мимо, а затем сильный удар потряс машину. Полуоглушенный Дайра вывалился наружу в плохо закрытую дверцу. Инстинктивно он схватился за ручку, его зверски дернуло и пальцы чуть не разжались, но вторая рука уже нашарила выемку на гладкой поверхности дверцы, и он отчаянно заработал ногами, пытаясь добраться хоть до какой-нибудь опоры. (Аннетта особенно рассчитывала на то, что Дайра, вывалившись, повиснет на дверце, тем самым выводя из игры экипаж второй машины.)
   От этого же удара Ниордан неожиданно для себя выпустил руль и сделал сальто назад, свалившись сначала на Сентаури, а потом левее, на место Дайры. Первый раз в жизни он испугался высоты и оцепенел.
   Меньше всех пострадал Сентаури, хотя удар и пришелся почти по нему. Он успел сделать то, что полагалось сделать каждому скафу в его положении зафиксировал тело. Как только прошло ошеломление, - одна-две секунды - он быстро огляделся и прыгнул к рулю. Импатка, почти уничтоженная последним ударом, все еще держалась в воздухе, и теперь, отлетев порядочно в сторону, разворачивалась для следующей атаки. Сентаури выровнял машину, однако увести ее из-под удара уже не мог: здесь нужен был крутой вираж, при котором Дайра неминуемо сорвался бы. Старуха неслась на машину, а та очень медленно и ровно уходила от нее в сторону.
   Ниордан, еще не придя в себя, схватил автомат Дайры, и Дайра услышал характерный щелчок - перевод с фикс-пуль на смертельные.
   - Гарпун! Гарпун! Черт вас!.. - заорал он, сам не понимая зачем.
   Резко застрекотал автомат. Судя по звуку, каждая пуля попадала в цель.
   Дайра внезапно увидел старуху лицом к лицу, уже мертвую, и вдруг понял, что никакая она не старуха, а молодая совсем, только страшная очень. Изувеченная, в крови, она пролетела мимо него, хлестнув по ногам волосами. И упала.
   КИНСТЕР
   Красота не вернулась к ней после смерти, и это показалось Томешу странным. Или несправедливым.
   Он вылетел из окна в тот момент, когда Аннетта прорывалась сквозь люк, - здесь многое решала одновременность.
   Лестничный десант находился уже в подъезде. В расчет его можно было не принимать. Две машины с полными экипажами отвлекла на себя Аннетта. Оставалось еще четыре человека на оставшихся двух пауках. Томеш знал только одну возможность спастись. И знание мешало.
   Путь к спасению образовался благодаря целой цепи случайностей, против которых пасовал даже профессионализм скафов. Одной из таких случайностей было то, что окно соседнего дома, находящееся против спальни импатов, было распахнуто настежь. Когда Томеш прыгнул туда, скафы - Баррон и Масетта, руки на автоматах, вытянутые шеи, прищуренные глаза - увидели его, он раздвоился: сам пролетел в открытое окно, двойника на огромной скорости послал между стен (машина рванулась за убегающим импатом, а Баррон помчался к фасаду дома, куда влетел второй); было так трудно - удерживать двойника, не дать ему расплыться, это находилось на грани возможностей Томеша.
   И все же он смог. Оставалось самое трудное. Он знал, что делать, и все-таки было страшно: фьючер-эффект, феномен анонимного знания того, что случится с тобой в ближайшее время, ситуация, когда ты механически повторяешь все, что прочел в будущем, и этим самым сообщаешь себе прошлому, что нужно делать (комната без мебели, с огромным ковром, экран, две скульптуры, брошенный ботинок) - этот фьючер-эффект был тогда еще плохо изучен, предзнания не могло быть, и все-таки оно было, здесь крылась какая-то болезненность и ложь, какая-то жуткая двусмысленность (стукнула и медленно развалилась дверь - стид-бамбук - скорость, скорость! сопротивление воздуха - никакой боли - Баррон на бегу зовет остальных Масетта разворачивает машину - уверен), это стоило размышлений, но как только начинало казаться, что вот оно, прозрение, тут же раздавался изрядно надоевший великий бомммм (лестница - дверь - вот он, Баррон смотрит не туда - скорость!) и все уходило в болото обрывочных слов и никчемных мыслишек с намеком на первозданную истину, и начиналась болтовня мозга, тошнотворная болтовня.
   В ту короткую секунду, когда Томеш летел от дома через улицу, через кусты к другому трехэтажнику, а Баррон вскидывал автомат, а машина с Масеттой уже выглядывала из-за деревьев, а другая машина, с Дехааном и тем, другим, бородатым, поднималась на помощь своим скафам, которых только что ударила Аннетта, изувечив себя, обезобразив, почти убив, и один скаф, черт с ним, с его именем... Дайра... мрачный, сухой и почти не испуганный, повис, как и ожидалось, на дверце, и в эту секунду импат отключился от мыслей и с необычайной четкостью воспринял красоту всего, что его окружало: цвета, звуки, формы ошеломили его, он ударился в стену, и та рассыпалась, и в темный пролом, и снова стена, и снова рассыпалась, и никакой боли, ни даже царапины, - он знал об этом заранее.
   Баррон, посылая веером сонные пули, ворвался в пролом. Пыль еще не осела. Внутренняя стена комнаты тоже была пробита и дальше виднелась еще одна дыра - наружу. Теперь внимание, - сказал он себе, - может быть ловушка, - и кинулся в следующий пролом. Концентрация внимания - с этим у Баррона всегда было в порядке. Он вовремя успел заметить две фигуры, прижимающиеся к стене по обе стороны от пролома, двух человек, один из которых... один из этих людей был брат Баррона, Орпаст; и брат, почти мальчуган, стоял, вжавшись в падающий ковер, в ужасе подняв руки, а с другой стороны, ощерясь, готовился к прыжку импат с камнем в руке, и Баррон, конечно, понял уловку - не новичок, - но тело само повернулось к импату, а не Орпасту, медленно, как во сне, и в то же время быстро, руки сами навели автомат на ложную цель, на копию, на мираж, и только глаза не предали, скашивались на брата, а тот уже летел к Баррону и с трудом, медленно-медленно, с силой поворачивая автомат, Баррон уже видел смерть, Орпаст превращался в импата, а пули дырявили стену, где исчез мираж, а потом импат сорвал вуалетку и выжег ему мозг взглядом, и Баррон еще не упал, еще чувствовать не перестал, как импат начал его раздевать, и он падал, падал, разглядывая каждую черточку на таком дорогом лице быстро чернеющего импата.
   ...Масетта выскакивал из машины, а Баррон махал ему рукой из пролома.
   - Что-то там не то, - сказал он Масетте задушенным голосом. - Поди-ка!
   Сверху падал паук Дехаана.
   Масетта подскочил к пролому.
   - Что там?
   И увидел, что перед ним не Баррон, и в тот же миг удар, и беспамятство, и смерть в беспамятстве, в полном одиночестве смерть.
   Дехаан не очень понял, что произошло. Он видел, как упал Масетта, как Баррон прыгнул в машину, он спикировал ему на помощь, но паук пошел вертикально ему навстречу, и пришлось отклониться, а машина Баррона набрала горизонтальную скорость и скрылась за домами.
   И Дехаан, мучительно уходя от столкновения с землей, понял, что импат вышел из окружения.
   МАЛЬБЕЙЕР
   Он не имел права посылать на захват экипаж Дайры, тем более он не имел права назначать его лидером группы захвата, а Дайра, в свою очередь, не имел права упускать импата, у которого была такая стадия, смертельная, третья, сверхтретья. Но Дайра сделал то, что должен был сделать, и ни один скаф не сделал бы больше, ведь никто (кроме Мальбейера) не знал, что у Баррона был брат, что это слабое его место. Однако почти у каждого скафа есть кто-то, и если, как того требуют Закон и Ответственность, отстранять таких скафов, то не останется опытных, будут все время меняющиеся новички, которые, конечно же, не смогли бы справиться с эпидемией. Мальбейер, как и Дайра, сделал все, что мог, пусть не совсем законно, однако именно то, что надлежало в такой ситуации. Он не имел права делать то, что сделал, но и права не делать этого он в равной степени не имел. Собственная роль ему нравилась и в то же время создавалось ощущение неуловимой, миазменной подлости, горьковатой и возбуждающей.
   - Ах, какое горе, какое несчастье! Ужас, у-у-у-ужас! Вы не сильно ушиблись. Дайра, дражайший друг Дайра? - причитал он в трубку.
   - Да нет, со мной все в порядке! - нервно кричал тот. - Вот Баррон и Масетта...
   - Да, да, да! Это ужасно! - на секунду Мальбейер замер, глаза его лихорадочно бегали по сторонам. - Вы вот что, Дайра. Я думаю объявить тотальный поиск. Придется вам, уж не обижайтесь, принять лидерство операцией. Все скафы в вашем распоряжении. Необходимо как можно быстрее его поймать.
   - Но... но... мы ведь... ночное дежурство! - с Дайрой редко бывало, чтобы он так терялся.
   - Послушайте, Дайра, дорогой друг, его непременно надо найти и лучше всего, если это сделает ваша четверка. Чтобы... ну, вы понимаете.
   - Не понимаю. Ведь мы и сами справимся, зачем тотальный?
   - Сегодня, говорят, у вас холостяцкая вечеринка в музыкальной комнате? - очень тонко сменил тему Мальбейер.
   Дайра нахмурился и на секунду закрыл глаза.
   - Ну, как вам сказать... Да.
   - Как это прекрасно, когда люди - друзья не только на работе! зачастил Мальбейер. (Дайра разъяренно обернулся к Сентаури и Хаяни. Те ответили вопросительными взглядами.) - Ах, я давно мечтаю о чем-нибудь таком! Непринужденная обстановка, милые лица, музыка, какая-нибудь из тех... чтобы уж - р-р-р-р! Вы меня не пригласите, дорогой Дайра?
   - Вам будет неинтересно.
   - Ну, что вы, как это может быть?! Пригласите, друг капитан! А?
   - Что ж... - вздохнул Дайра.
   - Значит, договорились. Все. Объявляю тревогу.
   - Что случилось? - спросил Сентаури.
   - Меня назначили лидером тотального поиска.
   - Так нас же нельзя!
   Дайра пожал плечами.
   - Опять что-то готовит, - вздохнул Хаяни. - Мне это не нравится. Не против ли вас, командир?
   - Из-за одного какого-то дурака - тотальный поиск! Он сам, случайно, не хватанул стадию? А может, я спать хочу! - Сентаури был разъярен, может быть, даже больше, чем того требовали обстоятельства.
   - Давно пора тотальный - пробормотал себе под нос Ниордан. - Вон сколько их развелось. Я их лучше всякого волмера чую.
   ...Носясь по кабинету, Мальбейер громким, взволнованным и наиболее естественным из своих голосов отдавал приказы по бленд-телефону. В тех случаях, когда он боялся, что голос выдаст его, он прибегал к этому способу связи. И странно было бы слышать неподготовленному человеку разлинованную автоматическую речь, что неслась теперь из динамиков всех скаф-диспетчерских.
   ...и, не, забудьте, включить, все, уличные, датчики, волмера, именно, все, и, ненадежные, тоже...
   ...уважаемый, пардье, как, я, рад, вас, черт, немедленно, закройте, город, дело, видите, ли, в том...
   ...объявить, операцию, тотального поиска, чем, вы, так, удивлены, друг, роу, капитан, дайра, триста, восемь, его, индекс, ...да, третьего, вы, чрезвычайно, догадливы, если, номер, на, тройку, то, именно, дайру, все, верно, дайру, третья, третья, и, степень, третья, конечно...
   Затем предстоял опасный разговор со Свантхречи. Мальбейер положил руку на клавишу и, по инерции пробуя сердитость своего голоса, задумался.
   То, что импат ушел, грозило многими крайне неприятными последствиями и в лучшем случае означало гибель многих беспечных прохожих, которые пропустят мимо ушей сообщение о тотальном поиске. Это означало долгое напряжение всех сил эскадрона скафов, а лично для Мальбейера это означало привнесение в его игры самых неожиданных осложнений.
   Свантхречи откликнулся немедленно. На экране видеофона появилось его четко вылепленное, ухоженное лицо, которое несколько портил юношеский румянец. Это было одной из странностей Свантхречи - пользоваться визером, когда им двадцать лет как никто не пользовался. Странность, впрочем, имела простое объяснение: подчиненный из чувства вежливости принужден был включать свой визер и таким образом делал первую самообезоруживающую уступку. Мальбейер визера не включил - бленд-телефон таким устройством не оборудован.
   - Друг гофмайор, вас осмелился побеспокоить грандкапитан Мальбейер.
   - Включите визер - приказал Свантхречи и текст приказа заключал в себе неуловимое превышение власти. Мальбейер усмехнулся, и на другом конце бленд-телефон сказал "эх".
   - Прошу извинить, друг гофмайор, но у меня работает только бленд-телефон. Починка займет не меньше двадцати минут, а дело спешное.
   - Что еще случилось?
   Служба, которой заведовал Мальбейер, была единственным очагом внезапностей в отделе Свантхречи, и в глубине души гофмайор мечтал о том времени, когда ее можно будет упразднить, оставив только сервисные группы. Правда, в таком случае деятельность отдела лишится смысла, но это не слишком волновало Свантхречи. Гофмайор уже усвоил, что чем меньше смысла в работе, тем легче ею руководить.
   - Только что, друг гофмайор, ушел из-под захвата импат третьей степени, подозреваемый в предсудороге.
   - Так поймайте его! - гофмайор еще не осознал трагизм происшедшего. Предстоящая инвентаризация стекол и рам - казалась ему в тот момент более важной.
   - Его подозревают в предсудороге, - повторил Мальбейер и многозначительно посмотрел в объектив, забыв, что визер выключен.
   Свантхречи переваривал ситуацию. Лицо его окаменело и только еле заметный прищур показывал, что гофмайор напряженно раздумывает.
   - Ну, и что же вы предлагаете?
   - Видите ли, друг гофмайор, времени советоваться у меня не было, и я взял на себя смелость объявить тотальный поиск.
   Адреналиновый шок. Юношеский румянец на щеках гофмайора уступил место творожной бледности, которая тут же сменилась апоплексическим багрецом.
   - Вы поступили неразумно.
   - Это был единственный выход, друг гофмайор.
   Свантхречи опустил глаза и несколько секунд молчал.
   - Зайдите ко мне. Немедленно.
   - Сейчас! Есть! Буду! - крикнул Мальбейер. Свантхречи поморщился и выключил визер.
   ДАЙРА
   Сложное, почти хаотически модулированное излучение, идущее от импата, очень трудно зарегистрировать: уже в пятнадцати метрах оно растворяется в радиошумах. Единственным средством, фиксирующим импата, был детектор Волмера, но и он отличался малой надежностью. Он мог почуять болезнь и на двухстах метрах, заверещать панически, а мог пропустить и в непосредственной близости.
   Дайра терпеть не мог волмер и включал его только в исключительных ситуациях. Поэтому он долго ел глазами коричневый динамик на щитке управления, прежде чем сказал Ниордану:
   - Нажми-ка там кнопочку.
   МАЛЬБЕЙЕР
   По пути к кабинету Свантхречи Мальбейер мысленно перебирал возможности, открывающиеся вследствие происшествия, в общем-то, легко устранимого, побега импата третьей степени.
   Те, кто не знал Мальбейера, провожали со снисходительным удивлением его тощую фигуру с прижатыми к груди кулаками, в грязной неформенной рубашке и совсем уж неуместных полупижамных брюках. На фоне всеобщей парадности, царившей в СКАФе, это резало глаза. Впрочем, у некоторых вид Мальбейера вызывал неосознанную симпатию. Мальбейер был антиграциозен.
   Дверь Свантхречи. Чуть изогнувшись, оторвав левую пятку от пола, Мальбейер постучал по двери перстнем на указательном пальце, архизлодейски скосил глаза вбок, прислушался, обольстительно улыбнулся и, не дождавшись ответа, вошел.
   Все было как всегда, Монументальный и недосягаемый стол, Свантхречи, сидящий спиной к зашторенному окну, множество горящих экранов, карт, приборы какие-то непонятные и наверняка здесь ненужные... Во всем, даже в упавшей на пол корзине для мусора, которая словно тянула к Мальбейеру круглую зубастую пасть, было то же превышение власти, что и в приказании включить визер.
   - Почему не в форме? - спросил Свантхречи.
   - Видите ли, друг гофмайор, я полагал, что разговор очень срочный, и поэтому позволил...
   - Полагал, позволил... Немедленно переоденьтесь. Своим видом вы дискредитируете весь институт СКАФ.
   Но когда Мальбейер направился к выходу, Свантхречи хмуро остановил его:
   - Нет, стойте! Потом переоденетесь. Сначала выслушайте меня.
   - Да, друг гофмайор!
   - Вы прекрасно понимаете, друг гранд-ка-пи-тан, что значит для нас тотальная облава, вы... Особенно сейчас, когда общественная полиция с нас глаз не спускает, когда так возросло негативное к нам отношение со стороны горожан, когда половина состава не обучена и практически беспомощна даже при локальном использовании, когда катастрофически не хватает активных кадров, вы... - Свантхречи встал. - Я расцениваю это как провокацию!
   - Друг гофмайор! - испуганно взмолился Мальбейер.
   - Вы думаете, что я не знаю обо всех ваших подпольных грязных играх, обо всех этих... подшептываниях, подмигиваниях, слушках, шантажиках? Все знаю! Я просто недооценивал вас, думал, что все, в сущности, на пользу делу, а теперь вижу, вы обыкновенный провокатор и мелкий вредный подлец, уж не знаю с какими, но наверняка с самыми гнусными целями!
   Мальбейер, не сводя с начальника прищуренных глаз, пожевал губами.
   - Неужели вас это удивляет? - спросил он вдруг резким неприятным голосом. - Вы ведь сами ждали от меня чего-то именно в этом роде.
   - Ничего подобного я не ждал. Вы уволены.
   - Неправда. (Приторная, страшноватая улыбочка.) Если бы вы действительно хотели меня уволить, то не стали бы вызывать сюда, обошлись бы телефоном.
   - Да вы еще хамите! Вы арестованы! - рассвирепел Свантхречи.
   - Вы не вызываете охрану, вы заметили? И не вызовете. Увы, - Мальбейер развел руками, - все игра.
   - Игра? Вы сейчас увидите, какая игра!
   И Свантхречи протянул руку к телефонному пульту. Но тут Мальбейер разразился бессмысленной, или почти бессмысленной, во всяком случае, не подобающей моменту тирадой, из числа тех, которыми он так любил ошарашивать собеседников в истерическую минуту спора. Главное тут было серьезность, неправдоподобная серьезность и неправдоподобная фальшь.
   - Нет правды, Свантхречи, есть только мы с вами. Шантаж - не удар, а касание, туше, и вы прекрасно понимаете это. Прав...
   - Ничего не понимаю. Вы о чем?
   - Правда начнется, если вы все-таки вызовете охрану, впрочем, и тогда она не начнется, будет просто другая игра.
   - Что вы мелете? Вы хоть сами-то сообра...
   - Но игра - неизменна! Меняется жизнь, а мы не меняемся, даже превращаясь непрерывно...
   - Да вам не охрану, вам санитаров вызывать надо!
   - И санитаров не вызовете. К тому же ничего страшного не произошло. Ведь игра! Сейчас найдут импата...
   - Вы уверены? Да все ваши действия, вся ваша бестолковая... бестолковая... Весь город поднят на ноги. Вы даже отдаленно не представляете себе последствий, даже в случае поимки... Вы ни черта не понимаете, что все это значит для СКАФа. Полицейские раздуют эту историю, да тут и раздувать-то нечего, они используют ее...
   - Если только мы не опередим их, дорогой друг гофмайор, - улыбнулся Мальбейер.
   САНТАРЕС
   Раскаленный город медленно пробуждался от затянувшейся сиесты. Дома со вздохами и кряхтеньем распрямляли посеревшие за ночь стены, чистились, подкрашивались, жадно втягивали сегодняшний воздух, сегодняшние свет, звуки, запахи, сортировали их, отделяли энергию от информации, изумленно распахивались или, наоборот, суровели и обтягивались кирпично-красной металлической бахромой - в зависимости от реакции обитателей на неожиданное сообщение, которым позволил себе обеспокоить жителей Сантареса доблестный гарнизон СКАФ.
   - Облава! Облава!
   Бездействующие вот уже шесть лет столбы-волмеры, или "гвозди", на старом сленге, бесшумно выросли на тротуарах, на площадях, в подвесных скверах, обезобразили стадионы и закраснели разом, и слабо зашипели. В небо один за другим взмывали пауки с заспанными скафами, на улицах стало тесно от синих фургонов для перевозки, импатов, эфир наполнился хрипловатыми голосами - взволнованный галдеж, в котором трудно было разобрать что-нибудь, кроме общей растерянности и волнения. Давно, очень давно не знал Сантарес тотального поиска, и хотя болезнь до сих пор уносила ежедневно десятки жизней, к ней успели приноровиться, она уже не так пугала. А теперь кошмар, казалось бы, прочно забытый, вернулся снова. Люди вслушивались в голос диктора, погибшего от импатосудороги в последний год Карантина, и говорили друг другу: