Все выразили молчаливое согласие.
- Где я? - спросил Вилли и заплакал.
- Тихо, Вилли, - успокаивала его Мерседес ван Деллен. - Все хорошо, мы - твои друзья.
Вилли начал сосать палец, не выпуская при этом переключателя; он успокоился.
- Тепло здесь! Хорошо здесь.
Как ни странно, следующей заговорила Ким Сеонг.
- Нам следует переговорить с тем парнем с Северного полюса, зелененьким мальчишкой с миллионом рук. Он старше любого из нас.
- Но он мертв, - пораженно сказал Тропайл.
- Должно быть, очень приятно быть так уверенным в себе, - сухо заметила она. - Я, конечно, не мужчина, поэтому я не так уверена. Но я знаю наверняка, что нужно предусмотреть любую гадость, которую могут подстроить.
Алла Нарова сказала:
- Я думаю, они жалеют, что уничтожили своих хозяев. Я считаю, что они пытаются оживить того, у Северного полюса; из-за этого и вся суматоха. Я думаю, они хотят извиниться перед ним.
- Нет, нет! - закричал Корсо Навароне. - Твое женское сердце наполнено всепрощением, но они изверги; они мучают его. Смерть монстрам, вот мое слово, и я никогда не изменю его. - Если бы он мог сложить руки, он бы сделал это, но мешали провода переключателей.
Спирос Гульбенкян сказал:
- Друзья, давайте рассмотрим ситуацию в целом. Мы должны ударить по ним и снизу и сверху. Атака снизу проходит успешно: наши люди с Земли задали ремонтным машинам задачу, которая на порядок превосходит их программные или механические возможности. Вскоре нескольким десяткам женщин придет срок рожать. Второе поколение, друзья мои! Дайте им достигнуть зрелости через тринадцать - четырнадцать часовых лет, и эта планета обречена. Но я утрирую. Люди с Земли будут размножаться, должен сказать, и Пирамиды и их механизмы перестанут справляться с ними. Время работает на нас - какая роскошь для старика говорить такое! Непонятые, они будут распространяться по планете. Они осушат ванны для осаждения осадка и сделают новые пласты закваски, будучи в неведении, что обогащенные осадком коксовые катышки дадут непревзойденную по качествам сталь, из которой Пирамиды прикажут изготовлять разнообразные приборы. Они заметят, что камера вполне пригодна для жилья, и в отношении температуры и в отношении влажности, единственным препятствием является подаваемый в нее хлор. В своей наивности, они перекроют вентилятор, нагнетающий хлор, не зная или не думая о том, что отсутствие хлора прекратит на некоторое время производство полихлоропрена на этой планете, а без полихлоропрена невозможно производство бензиностойких прокладок. Плоть слаба! Слабая плоть, подгоняемая голодом и заботой о потомстве! Какой вред нанесет слабая плоть железным машинам!
- Я не хочу ждать столетие, - проворчал Тропайл.
- Чего ждать? - спросил Гульбенкян мягко.
- Ждать... ждать... - он не знал ответа. Он произнес почти как вопрос: - Чтобы снова стать человеком; вернуться на Землю... О Боже! Что мы делаем?
Вилли заплакал от страха. Мерседес ван Деллен успокаивала его.
- Что мы делаем? - спросил Тропайл снова, стараясь сохранять спокойствие. - Мы сорвали наших друзей с Земли и позволили им стать сбродом для нашего удобства. Мы не боги, мы - дьяволы!
Как в калейдоскопе, события менялись быстро, и он мысленно их наблюдал. Непоколебимая уверенность Снежинки, которая не знала ничего, кроме задач и их экономного решения, превратилась в бесчеловечную стойкость машины.
- Мы - машина! - закричал он. - Мы такая же машина, как и Пирамиды. В нас нет ни души, ни жалости.
- Да, - сказала Алла Нарова, неожиданно ощутив страх. - Как мы могли это сделать? Джанго Тембо, как ты позволил нам сделать это?
Развозчик навоза обладал душой короля, но короля африканского. Глубоко взволнованный, он сказал им:
- Загляните в мое сердце, и вы поймете, почему я не понимаю ваших возражений.
Они заглянули и увидели. Он был абсолютно сбит с толку словами "не боги, а дьяволы". Для него это звучало как самый грубый, неприкрытый абсурд. Дьявол и бог было для его народа одно и то же после тысячелетий в голодной Африке с ее кислой почвой. Нигде, кроме Африки, человек не поедал человека. Бывало, что сибирские шаманы разрывали на части тех, кто наблюдал за их танцем, но позже каждый кусок извергался из организма, чтобы это нарушение закона не навлекло гибель на племя. Полинезийцы и маламийцы, закусывая "длинным поросенком", рисковали жизнью и при этом дрожали от страха. И лишь в голодной Африке человек рассматривался как пища, не больше и не меньше. Поэтому, когда Тропайл говорил, Джанго Тембо послышалось, что он говорит: "Мы не дьявол-бог, мы - дьявол-бог". Он не мог понять этого суждения.
Гульбенкян засмеялся над этой тупиковой ситуацией.
Озадаченный и простодушный, Джанго Тембо сказал:
- Сила лучше, чем слабость, друзья. Вместе мы сильны, что тут еще сказать? Разве возможно ступать так, чтобы при этом не пострадал ни один муравей?
- Больше я в этом не участвую, - сказал Тропайл.
- И я, - сказала Алла Нарова.
- Вы не поступите так! - закричал Корсо Навароне. - Алла Нарова, которую я любил, Глен Тропайл, мой верный товарищ - предатели? Никогда!
- Я тоже так думаю, - с интересом промолвил Спирос Гульбенкян. Когда я говорю "думаю", я имею в виду, что думаю именно мозгами, извини, Корсо. Как вы собираетесь покинуть нас? Я думаю, мы сможем, если захотим, остановить вас.
- Попробуйте! - прорычал Тропайл.
- Попробуйте! - как эхо, повторила Алла Нарова.
- Если бы не Вилли, - извиняющимся голосом сказала Мерседес ван Деллен, - он бы погиб без нас...
Ким Сеонг сказала с удовольствием:
- А я просто посмотрю. Обожаю хорошую драку между парочкой дураков. Это вносит разнообразие.
Тропайл и Алла Нарова поняли, что атаку начал Цжанго Тембо; она заключалась в том, что в их мозг пробирались фальшивые воспоминания. Сверкающие пустыни камня и песка, переходящие в снежные степи; смерть последнего на Земле слона, тотема Тембо, на улицах Дурбана; старое, украшенное бивнями животное падает на колени, а затем, с ворчанием, на бок... Принстон и Гала, как в тумане, всплыли в мозгу Тропайла, Нис и слепой старик - в мозгу Аллы Наровой. Яростные, путающиеся, напыщенные мысли Корсо Навароне, призывающего их быть храбрыми, сильными, отважными, достойными, как он. Спирос Гульбенкян, отнюдь не подходящий для того, чтобы возглавить кавалерийскую атаку, напомнил им тот день в Париже, шесть солнечных циклов тому назад, когда он получил привилегию взимать сбор на Девятом Мосту, основу его состояния; ту ночь во Франкфуртском Доме Правил, когда он взорвал стену и дал возможность сбежать своему главному бухгалтеру - обвиняемый, конечно же, был Волком; день, лапы Великого Сфинкса, он и торговец по имени Шалом меняют африканское зерно на французскую сахарную свеклу. Мерседес ван Деллен: Бедняжка Вилли. Он, конечно же, ничего не понимает, но ему гораздо лучше, когда мы все вместе. Он забывает о том, что не понимает нас. Может быть, он поправляется. Вам так не кажется? Может быть, в следующий раз он будет чуть-чуть лучше? Это будет прекрасно, правда? Глен и Алла, может быть, ради бедняжки Вилли вы останетесь?
Алла Нарова прервала краткий обмен воспоминаниями сердитым рыданием:
- Вилли расстроен! Он не хочет мне отвечать!
С усилием Тропайл изгнал фальшивые воспоминания и псевдоголоса.
- Погодите минутку! - крикнул он. - Если вас всех так волнует, чего хочет Вилли, давайте дадим ему возможность высказаться самому.
Снежинка - семь восьмых ее - замолчала. Настала очередь высказаться одной восьмой. Она, однако, не сделала этого. Неуверенно, дрожащим голосом Алла Нарова позвала:
- Вилли!
Ответа не было.
- Он чувствует себя как-то странно, - сказал Спирос Гульбенкян.
Затем каждый понял, что Вилли действительно странно чувствует себя, потому что неподвижное тело вдруг резко задергалось.
- Что он делает? - закричал Тропайл. - Вилли, прекрати сейчас же. Если ты будешь так извиваться, ты можешь что-нибудь повредить.
Неожиданно начавшее биться, корчащееся тело Вилли так же неожиданно стало вновь неподвижным. Затем он систематически двигал пальцем руки, потом ноги, потом рукой, как владелец нового автомобиля, который испытывает управление им.
- Боже! - выдохнула Мерседес ван Деллен. - Это не Вилли!
Голос Вилли мягко ответил:
- Нет, не Вилли. Я использую тело Вилли, чтобы сообщить вам, что вскоре вам кое-что предстоит.
- Вилли! - вскрикнула Мерседес.
Вилли повторил:
- Нет, не Вилли. Мне очень жаль, но мне пришлось, так сказать, убить его. Он больше не вернется. Я тот, кого ваша подруга недавно назвала зеленым парнишкой с миллионом рук.
- Я вам говорила об этом, - сказала Ким Сеонг.
- Да, мадам, - сказал Вилли. - У нас были похожие на вас, в нашем мире. Это был интересный и приятный мир. По крайней мере, до тех пор, пока мы не стали переделывать его ради машин, а потом позволили машинам переделать его только для машин.
- Откуда вы знаете наш язык? - тихо спросил Корсо Навароне.
Вилли задумчиво ответил:
- Было время, когда у нас было более двухсот языков, одни хороши для одного, другие - для другого. Мы должны были знать все. Одним языком больше - не так уж и сложно. Мы были умной расой. О да! Мы были умными. Мне какое-то время казалось, что вас заинтересует, насколько умны мы были. Я первый заметил, что вы наблюдаете за нами.
Мерседес заплакала:
- Вы заметили? А Пирамиды... они тоже заметили?
- Подождите минутку, будьте добры, - произнес голос Вилли.
Наступило долгое молчанье. Затем голос Вилли с сожалением произнес: Это еще одно, о чем мне хотелось бы поговорить чуть позже: "Что действительно заметили Пирамиды?" Но есть кое-что, о чем вам следует подумать немедленно. Вы сделали ошибку, когда проникли в Полярную библиотеку. Вы были недостаточно сильны, чтобы сделать это. Конечно, невозможно было ожидать, что вы знаете об этом.
Тропайл, потрясенный и трепещущий, получил более чем достаточно завуалированных намеков и вежливых предупреждений.
- Итак? - прорычал он.
- Вы попали в беду, когда проникли в Библиотеку, - извиняющимся тоном сказал Вилли. - Пирамиды, э... - он на минуту умолк, затем начал вновь: Давайте скажем, они "заметили", хотя это совсем неточно. В любом случае, Всеобращающие, - простите, те, кого вы называете Пирамидами, - ждали, чтобы начать действовать, лишь прибытия той, которую они держали на вашей планете. Она прибыла. Все восемь движутся сейчас к вашей цистерне, как я думаю, с намерением разрушить ее. Желаю вам всего хорошего. Вы приятная раса.
Тропайл сжал зубы; во всем этом не было ничего завуалированного, все было предельно понятно.
- Не скажете, что нам делать? - спросил он.
- Я не могу, - был ответ. - Я мертв.
Вероятно, не все так уж предельно ясно.
16
После всего сказанного сам собой отпал вопрос о каких-либо личных желаниях. Тропайл и Алла Нарова снова стали частью Снежинки. Если в тот момент они и задумывались о себе лично, то это было лишь мучительное сожаление о том, что все могло бы быть по-другому. Не впервые в истории человечества возникало такое сожаление. На карту была поставлена их жизнь. В течение всей истории Земли у порядочных людей возникало такое сожаление, иногда причина была стоящей, иногда нет (хотя редко кто думал, что причина несущественна), они с горечью говорили "прощай" благоговению перед жизнью, свободе слова, неприкосновенности личности и неотъемлемому праву носить, когда заблагорассудится, полосатые носки.
Они вступали в Армию.
Возможно, это была не самая впечатляющая Армия, но это не имело значения, они были решительно готовы к войне. Они представляли собой одну из значительных сил, размещенных на планете и внутри нее. Таких сил было четыре:
1. Сама Снежинка (не в полной силе, потому что один из ее членов был мертв).
2. Люди в большом количестве где-то внутри планеты - "мыши".
И по другую сторону линии фронта:
3. Машины и системы Пирамид.
4. Сами Пирамиды.
Мало кто из генералов мечтал бы о битве с такими неравными силами.
Снежинка тоже не хотела этого, но битва приближалась к ним с каждой минутой.
Поэтому Снежинка начала борьбу. Она давно была готова к сражению, хотя и не сейчас: ей, как и всем армиям мира, не хватило времени на приготовления, она бы лучше подготовилась, если бы у нее было больше времени. Она была меньше подготовлена, чем они ожидали, потому что Вилли был выведен из строя. Вилли был с ними. Они ощущали его присутствие, его одобрение, иногда даже восхищение. Но Снежинка походила на восьмимоторный самолет, у которого один пропеллер работал вхолостую, он должен был тянуть машину, а он крутился без всякой пользы.
С этим ничего нельзя было поделать, и Снежинка занялась тем, что было в ее силах. Каждый из оставшихся семи выполнял свои конкретные обязанности. Их руки включали и выключали переключатели, включали километры проводов, десятки генераторов, сотню микрофонов и наблюдательных приборов по всей планете - Сеть Первого Приближения, которая давала Снежинке быстрое, нечеткое изображение любой неисправности. Машины-шпионы, рыскавшие по экватору, докладывали им, что Пирамиды уже там, на этой воображаемой линии, они расположились на равных расстояниях по всей окружности планеты. Шпионы докладывали далее, что Пирамиды находятся и на голой, похожей на свалку, поверхности планеты, что было непривычно, и что от вершины каждой Пирамиды влево и вправо отходила непонятная линия, которая соединяла все вершины в гигантский восьмиугольник.
В этот момент шпионы на экваторе умерли, и от них по кабелю в цистерну был выпущен почти смертельный разряд тока. Но кабель испарился в районе экватора, прежде чем разряд смог смертельно поразить Снежинку.
Потребовались минуты, чтобы регенерировать и ввести в действие Сеть Второго Приближения, ограниченную на сей раз и обеспечивающую более четкую видимость. И тогда Снежинка увидела Пирамиды, которые медленно двигались на Юг, и ту ослепительно сверкающую линию, которая связывала их вместе. Там, где она проходила через безвоздушное пространство, она была почти невидима; она вспыхивала голубым в тех местах, где прорезала изгиб планеты, и затем появлялась вновь. Приборы успели доложить Снежинке о природе этой линии, прежде чем они сгорели. Восьмиугольник был сделан из нескольких фунтов дейтерия. Его разогрели до такой температуры, до которой нельзя разогреть ни жидкость, ни газ, ни твердое вещество. Это была плазма из электронов и нейтронов, и плазме придали форму цилиндрического плазмоида толщиной с карандаш. Сделано это было при помощи магнитных полей, излучаемых Пирамидами. Температура вещества составляла сто миллионов градусов при давлении двадцать два миллиона фунтов на квадратный дюйм. Частицы не могли покинуть цилиндр, но часть их энергии излучалась наружу. Внутри плазмоида шел непрерывно ядерный синтез при температуре сто миллионов градусов, и это высвобождало энергию на уровне Солнца. По мере того, как восьмиугольный пояс вокруг планеты медленно двигался на юг, вся сталь, которая попадалась на его пути, пудлинговалась и текла; вся медь, которая встречалась, испарялась и улетучивалась. Дистанционные глаза Снежинки заморгали в предсмертной агонии. Было ясно, что Пирамиды уничтожают половину своей планеты и хотят сохранить другую половину.
Было ясно, что южное полушарие становится необитаемым для всего, что было понятно Пирамидам: проводов, реле, генераторов, электронных ламп, транзисторов, термисторов, спейсисторов, преобразователей и всего того, что зависело от них. Связь была нарушена, сети перестали функционировать, жизнь, как они ее понимали - а это понятие включало Компоненты и Снежинку, - будет уничтожена.
Жизнь, которой они не понимали, продолжалась.
Роджет Джермин поджаривал дрожжевые лепешки над огнем - спирт, налитый в покореженную жестянку для смазочного масла. Спирта было много, но сейчас его уже никто не пил. Потому что только через три дня узнавали, выпили ли вы этиловый или метиловый спирт. И тогда, если это был метиловый спирт, человек слеп и умирал. Эта путаница между доброкачественным спиртом и его смертоносным родственником унесла десяток беспечных мужчин и женщин. Их племя уменьшилось на пятьдесят процентов. Погибло несколько героев, таких, как Мухандас Дутта, а остальные стали жертвами тех или иных слабостей, люди, которые не смогли прожить пять дней без пищи или воды, люди, которые переели недоброкачественной закваски, а она не слишком отличалась от доброкачественной, люди, которые не смогли вскарабкаться на стены, перепрыгнуть пропасти, не удержались и споткнулись об обнаженную собирательную шину, люди, погибшие от смертельной тоски по своим женам, рису или облакам на закате солнца.
Роджет Джермин был слишком занят, чтобы тосковать, поэтому он выжил, не будучи теоретиком, не особенно напрягая мозг, он гордился тем, что его желудок сыт, что у него есть сильная женщина, что он просыпается и спокойно лежит несколько минут на постели из полиуретана, который он украл, когда ставил прокладки в штамповочном цехе. Он считал себя третьим в Команде после Хендла и Иннисона, и все считали так же.
Большой Вождь Хендл присоединился к нему у огня. Он принес ковш, сделанный из куска нагретого термопластика. Он был полон бесцветной жидкости, а огонек был совсем небольшим. Джермин автоматически, привычным движением опустил в жидкость большой и указательный пальцы, потер их друг о друга, поднес к носу и понюхал, потом попробовал на язык. Это заняло лишь полсекунды, и от таких предосторожностей зависела их жизнь. Подсознание подсказало ему: все в порядке; эта жидкость не погасит огонь и не взорвется. Он кивнул Хендлу, и Хендл осторожно отлил жидкость в жестянку для смазочного масла; голубой язычок пламени стал выше на белом хохолке фитиля, и дрожжевые лепешки зашипели на проволочном вертеле. Теперь, когда они будут готовы, Хендл имеет право на одну из них.
Хендл сказал:
- Вероятно, это последний спирт.
- Почему?
- Я разбил трубу на стыке и наполнил ковш. Стала подъезжать ремонтная машина, и вдруг она стала вертеться.
- Никогда не видел такого.
- И я тоже. Затем она остановилась. Совсем. Мотор заглох, а потом по трубе перестал подаваться спирт.
Планету-близнеца трудно было назвать тихим местом. Обычно где-нибудь поблизости был слышен грохот и гул тяжелых работающих машин. Когда они сели, чтобы съесть лепешки, грохот усилился. Они не подскочили и даже не заговорили, а просто продолжали жевать. За последние месяцы те, кто выжил, научились экономить энергию на всем, для того чтобы выжить. Во всей заквасочной камере, которую они занимали, около трехсот бывших Граждан практически не обратили на это внимания и продолжали есть, спать, собирать закваску из ванн, делать лепешки, разжигать огонь, делать орудия из отходов и сломанных деталей.
Лампы дневного света, которые использовались для фотосинтеза при созревании закваски, вдруг погасли, раздались испуганные крики, пока глаза привыкли к тусклому люминесцентному свету панелей на потолке.
Затем стало жарко. Северная стена начала светиться - блекло-красным, потом ярко-оранжевым, лимонно-желтым, голубым, бело-голубым - и появилось что-то похожее на раскаленную проволоку, протянулось по всей длине комнаты и медленно проползло над их головами. Плазмоид исчез в противоположной стене, раскалив ее до бледно-голубого цвета, и потом наступила тишина, нарушаемая лишь грохотом где-то на юге. И вскоре он смолк совсем.
Панели потолка оплыли на ванны для закваски, из которых все выпарилось, на пластик, который расплавился и капал, и на три сотни распластавшихся, замолкших фигур. Один за другим они стали шевелиться и поглядывать наверх. Некоторые на какое-то время ослепли; все страдали от сильных ожогов первой степени, но никто не получил лучевой болезни. Ядерный синтез дает высокую температуру, но не дает радиации, поражающей человека. Изумленные, они собирались на краях заквасочных ванн и заглядывали в их сухие, обгоревшие глубины. Один за другим они поворачивались спиной к удаляющемуся грохоту и через силу двинулись на Север. Они были голодны, а там, где они были, уже не было пищи, на юге ее тоже не было, поэтому они двинулись на Север. Они представляли собой ту форму жизни, которая была неизвестна Пирамидам. Поэтому они прошли санитарный кордон Пирамид, чего никогда не смогла бы Снежинка.
Снежинка отступала. У нее был спасательный туннель, который вел на поверхность, и она пробиралась по этому наклонному туннелю на гусеничной платформе. Она представляла к тому времени центр огромного комплекса: оружие, запас питательной смеси, насосы, источники энергии для этих насосов, дистанционные органы чувств, манипуляторы. Фактически она была уже размером с Пирамиду, хотя и не такая мобильная. Она выбралась на поверхность и продолжала медленно ползти на юг, огибая свалки, обходя расселины. Были два нерва, идущие к ней, фидер к простому устройству "глаз-ухо" на Севере, которое наблюдало за передвижением восьмиугольного кордона, и линия на юг, где манипуляторы распределяли хрустальные с золотом пластины, которые должна прочесть Снежинка.
Трудность, конечно, состояла в том, что Снежинка научилась читать лишь на одном из двухсот языков, которые знал зеленый парнишка с миллионом рук. Более того, пластины валялись без всякой системы.
Внутри Снежинки Глен Тропайл сыпал проклятия:
- Чем мы сейчас занимаемся? - спрашивал он, ни к кому в отдельности не обращаясь.
- Мы их сортируем, - твердо ответила Алла Нарова. - Невозможно сражаться с тем, чего мы не понимаем.
- Это займет целую вечность, - жаловался Гульбенкян. - А у нас нет в запасе вечности.
Алла Нарова вспылила:
- Давайте подумаем. Почему пластины разбросаны? Должна быть какая-то система. Это первое. Мы выведем систему, затем...
- Затем, - с горечью сказал Тропайл, - мы все равно не сможем прочесть эти чертовы пластинки. Да и кто, в конце концов, говорит, что система должна быть? Может быть, зеленые люди обладали своего рода способностью знать априорно, врожденной способностью знать. В таком случае пластинка, которую они брали, и оказывалась той, которая нужна. Зачем же тогда составлять картотеку?
И Вилли сказал с восхищением:
- Вы и в самом деле довольно умны. Все именно так и было.
- Вилли! - закричала Алла Нарова. - Что нам сейчас делать?
Вилли сказал с сожалением:
- Мне действительно очень жаль, но так как я мертв...
- Плевать на то, что ты мертв! - грубо ответил Тропайл. - Можешь ты, по крайней мере, помочь нам прочитать эти чертовы пластины?
- Да, конечно. Это я могу, - в голосе звучало некоторое раздражение. - Секундочку. Вот.
И хрусталь и золото стали связными текстами, так как двести языков были усвоены мозгом Снежинки.
- О Боже! - прошептал Тропайл потрясенно. - Вилли! Ты можешь сказать, какой из них...
- Но в данных обстоятельствах это было бы нечестно, - ответил Вилли серьезно.
Итак, Снежинка начала поглощать библиотеку. Название первой книги, которую она просматривала, пользуясь телевизионными глазами, было многообещающим: "Трактат по Стратегии для Использования (неразборчиво)". Стратегия! Снежинка прочла книгу за пять минут. Оказалось, что стратегия использования белой палки и Собаки Смотрящий Глаз - нечто такое, что использовалось отдельными зелеными людьми, которых несчастный случай или болезнь лишали способности к телепатии. Учение о гамбитах, обдуманных отходах и окружениях было последним словом в науке о протезах. Эти хрустальные пластинки с грохотом полетели в угол комнаты; проворные пальцы вновь погрузились в кучу пластин и стали рыться в ней.
"Математическая Эстетика Первого Этапа Поклонения Яйцу". Пять минут на чтение; ничего интересного, за исключением старой семеричной системы счисления, традиционной для обрядов, и "...наша неизбежная, присущая гуманоидам, тенденция к поляризации, которую мы запечатлели даже в наших машинах..."
"Оплодотворение как Форма Искусства" (Оно, это искусство, считалось ниже Пространственно-Временных, Электромагнитных Построений, но значительно выше Прекогнитивного Завершения. Но лишь как форма искусства. Было абсолютно ясно, что в качестве неумственной активности она уступала лишь самой высшей - Намеренной Смерти.)
"Домашинная Культура (какой-то планеты какой-то звезды)" - Забавные малыши; завидовали их простоте, не говоря уже о низком числе несчастных случаев.
"Является ли Полярность Артефактом?" - Да, и это есть диаметрально противоположный способ выразить ее. В необработанной вселенной в отличие от вселенной, упорядоченной умом человека, полярности не существовало. И тем не менее, сама вселенная, путем эволюции, "положила начало полярному мозгу человека", с его нервными клетками, глазами, которые снабжают его информацией, определяют, является ли предмет светлым или темным, а не просто ведут точный подсчет фотонов. Сама Вселенная была классифицирована на абстракции, которыми можно было манипулировать, используя дидактическую двухэлементную систему записи с присущей ей двойственностью. На метаязыке...
Метаязык был почти непонятен и представлял собой лишь введение в совершенно непонятное объяснение на мета-метаязыке.
"Архитектура для Людей и их Всеобращающих". Это золотой (вернее, "палладиевый" - они любили черно-серебристое сияние сорок шестого элемента больше, чем маслянистый блеск золота) век праздности и творчества... новый и бросающий вызов человеку... традиционная и семеричная эстетика яйцевидных должны либо уступить, либо достойно слиться с новыми потребностями удивительно многосторонних машин... Всеобращающий - плод механического гения нашей расы... некий компромисс, необходимый для эстетического единства... расширение дорог до границ, которые прежде лишь мечтались, чтобы движение не прекратилось... питание и кров, которые обеспечивает Всеобращающий каждой группе зачатия... надежда, что удобства, рационально и прекрасно организованные для почти симбиоза человека и его машин, сведут к минимуму несчастные случаи, которые до сей поры считались неизбежным следствием прогресса...
- Где я? - спросил Вилли и заплакал.
- Тихо, Вилли, - успокаивала его Мерседес ван Деллен. - Все хорошо, мы - твои друзья.
Вилли начал сосать палец, не выпуская при этом переключателя; он успокоился.
- Тепло здесь! Хорошо здесь.
Как ни странно, следующей заговорила Ким Сеонг.
- Нам следует переговорить с тем парнем с Северного полюса, зелененьким мальчишкой с миллионом рук. Он старше любого из нас.
- Но он мертв, - пораженно сказал Тропайл.
- Должно быть, очень приятно быть так уверенным в себе, - сухо заметила она. - Я, конечно, не мужчина, поэтому я не так уверена. Но я знаю наверняка, что нужно предусмотреть любую гадость, которую могут подстроить.
Алла Нарова сказала:
- Я думаю, они жалеют, что уничтожили своих хозяев. Я считаю, что они пытаются оживить того, у Северного полюса; из-за этого и вся суматоха. Я думаю, они хотят извиниться перед ним.
- Нет, нет! - закричал Корсо Навароне. - Твое женское сердце наполнено всепрощением, но они изверги; они мучают его. Смерть монстрам, вот мое слово, и я никогда не изменю его. - Если бы он мог сложить руки, он бы сделал это, но мешали провода переключателей.
Спирос Гульбенкян сказал:
- Друзья, давайте рассмотрим ситуацию в целом. Мы должны ударить по ним и снизу и сверху. Атака снизу проходит успешно: наши люди с Земли задали ремонтным машинам задачу, которая на порядок превосходит их программные или механические возможности. Вскоре нескольким десяткам женщин придет срок рожать. Второе поколение, друзья мои! Дайте им достигнуть зрелости через тринадцать - четырнадцать часовых лет, и эта планета обречена. Но я утрирую. Люди с Земли будут размножаться, должен сказать, и Пирамиды и их механизмы перестанут справляться с ними. Время работает на нас - какая роскошь для старика говорить такое! Непонятые, они будут распространяться по планете. Они осушат ванны для осаждения осадка и сделают новые пласты закваски, будучи в неведении, что обогащенные осадком коксовые катышки дадут непревзойденную по качествам сталь, из которой Пирамиды прикажут изготовлять разнообразные приборы. Они заметят, что камера вполне пригодна для жилья, и в отношении температуры и в отношении влажности, единственным препятствием является подаваемый в нее хлор. В своей наивности, они перекроют вентилятор, нагнетающий хлор, не зная или не думая о том, что отсутствие хлора прекратит на некоторое время производство полихлоропрена на этой планете, а без полихлоропрена невозможно производство бензиностойких прокладок. Плоть слаба! Слабая плоть, подгоняемая голодом и заботой о потомстве! Какой вред нанесет слабая плоть железным машинам!
- Я не хочу ждать столетие, - проворчал Тропайл.
- Чего ждать? - спросил Гульбенкян мягко.
- Ждать... ждать... - он не знал ответа. Он произнес почти как вопрос: - Чтобы снова стать человеком; вернуться на Землю... О Боже! Что мы делаем?
Вилли заплакал от страха. Мерседес ван Деллен успокаивала его.
- Что мы делаем? - спросил Тропайл снова, стараясь сохранять спокойствие. - Мы сорвали наших друзей с Земли и позволили им стать сбродом для нашего удобства. Мы не боги, мы - дьяволы!
Как в калейдоскопе, события менялись быстро, и он мысленно их наблюдал. Непоколебимая уверенность Снежинки, которая не знала ничего, кроме задач и их экономного решения, превратилась в бесчеловечную стойкость машины.
- Мы - машина! - закричал он. - Мы такая же машина, как и Пирамиды. В нас нет ни души, ни жалости.
- Да, - сказала Алла Нарова, неожиданно ощутив страх. - Как мы могли это сделать? Джанго Тембо, как ты позволил нам сделать это?
Развозчик навоза обладал душой короля, но короля африканского. Глубоко взволнованный, он сказал им:
- Загляните в мое сердце, и вы поймете, почему я не понимаю ваших возражений.
Они заглянули и увидели. Он был абсолютно сбит с толку словами "не боги, а дьяволы". Для него это звучало как самый грубый, неприкрытый абсурд. Дьявол и бог было для его народа одно и то же после тысячелетий в голодной Африке с ее кислой почвой. Нигде, кроме Африки, человек не поедал человека. Бывало, что сибирские шаманы разрывали на части тех, кто наблюдал за их танцем, но позже каждый кусок извергался из организма, чтобы это нарушение закона не навлекло гибель на племя. Полинезийцы и маламийцы, закусывая "длинным поросенком", рисковали жизнью и при этом дрожали от страха. И лишь в голодной Африке человек рассматривался как пища, не больше и не меньше. Поэтому, когда Тропайл говорил, Джанго Тембо послышалось, что он говорит: "Мы не дьявол-бог, мы - дьявол-бог". Он не мог понять этого суждения.
Гульбенкян засмеялся над этой тупиковой ситуацией.
Озадаченный и простодушный, Джанго Тембо сказал:
- Сила лучше, чем слабость, друзья. Вместе мы сильны, что тут еще сказать? Разве возможно ступать так, чтобы при этом не пострадал ни один муравей?
- Больше я в этом не участвую, - сказал Тропайл.
- И я, - сказала Алла Нарова.
- Вы не поступите так! - закричал Корсо Навароне. - Алла Нарова, которую я любил, Глен Тропайл, мой верный товарищ - предатели? Никогда!
- Я тоже так думаю, - с интересом промолвил Спирос Гульбенкян. Когда я говорю "думаю", я имею в виду, что думаю именно мозгами, извини, Корсо. Как вы собираетесь покинуть нас? Я думаю, мы сможем, если захотим, остановить вас.
- Попробуйте! - прорычал Тропайл.
- Попробуйте! - как эхо, повторила Алла Нарова.
- Если бы не Вилли, - извиняющимся голосом сказала Мерседес ван Деллен, - он бы погиб без нас...
Ким Сеонг сказала с удовольствием:
- А я просто посмотрю. Обожаю хорошую драку между парочкой дураков. Это вносит разнообразие.
Тропайл и Алла Нарова поняли, что атаку начал Цжанго Тембо; она заключалась в том, что в их мозг пробирались фальшивые воспоминания. Сверкающие пустыни камня и песка, переходящие в снежные степи; смерть последнего на Земле слона, тотема Тембо, на улицах Дурбана; старое, украшенное бивнями животное падает на колени, а затем, с ворчанием, на бок... Принстон и Гала, как в тумане, всплыли в мозгу Тропайла, Нис и слепой старик - в мозгу Аллы Наровой. Яростные, путающиеся, напыщенные мысли Корсо Навароне, призывающего их быть храбрыми, сильными, отважными, достойными, как он. Спирос Гульбенкян, отнюдь не подходящий для того, чтобы возглавить кавалерийскую атаку, напомнил им тот день в Париже, шесть солнечных циклов тому назад, когда он получил привилегию взимать сбор на Девятом Мосту, основу его состояния; ту ночь во Франкфуртском Доме Правил, когда он взорвал стену и дал возможность сбежать своему главному бухгалтеру - обвиняемый, конечно же, был Волком; день, лапы Великого Сфинкса, он и торговец по имени Шалом меняют африканское зерно на французскую сахарную свеклу. Мерседес ван Деллен: Бедняжка Вилли. Он, конечно же, ничего не понимает, но ему гораздо лучше, когда мы все вместе. Он забывает о том, что не понимает нас. Может быть, он поправляется. Вам так не кажется? Может быть, в следующий раз он будет чуть-чуть лучше? Это будет прекрасно, правда? Глен и Алла, может быть, ради бедняжки Вилли вы останетесь?
Алла Нарова прервала краткий обмен воспоминаниями сердитым рыданием:
- Вилли расстроен! Он не хочет мне отвечать!
С усилием Тропайл изгнал фальшивые воспоминания и псевдоголоса.
- Погодите минутку! - крикнул он. - Если вас всех так волнует, чего хочет Вилли, давайте дадим ему возможность высказаться самому.
Снежинка - семь восьмых ее - замолчала. Настала очередь высказаться одной восьмой. Она, однако, не сделала этого. Неуверенно, дрожащим голосом Алла Нарова позвала:
- Вилли!
Ответа не было.
- Он чувствует себя как-то странно, - сказал Спирос Гульбенкян.
Затем каждый понял, что Вилли действительно странно чувствует себя, потому что неподвижное тело вдруг резко задергалось.
- Что он делает? - закричал Тропайл. - Вилли, прекрати сейчас же. Если ты будешь так извиваться, ты можешь что-нибудь повредить.
Неожиданно начавшее биться, корчащееся тело Вилли так же неожиданно стало вновь неподвижным. Затем он систематически двигал пальцем руки, потом ноги, потом рукой, как владелец нового автомобиля, который испытывает управление им.
- Боже! - выдохнула Мерседес ван Деллен. - Это не Вилли!
Голос Вилли мягко ответил:
- Нет, не Вилли. Я использую тело Вилли, чтобы сообщить вам, что вскоре вам кое-что предстоит.
- Вилли! - вскрикнула Мерседес.
Вилли повторил:
- Нет, не Вилли. Мне очень жаль, но мне пришлось, так сказать, убить его. Он больше не вернется. Я тот, кого ваша подруга недавно назвала зеленым парнишкой с миллионом рук.
- Я вам говорила об этом, - сказала Ким Сеонг.
- Да, мадам, - сказал Вилли. - У нас были похожие на вас, в нашем мире. Это был интересный и приятный мир. По крайней мере, до тех пор, пока мы не стали переделывать его ради машин, а потом позволили машинам переделать его только для машин.
- Откуда вы знаете наш язык? - тихо спросил Корсо Навароне.
Вилли задумчиво ответил:
- Было время, когда у нас было более двухсот языков, одни хороши для одного, другие - для другого. Мы должны были знать все. Одним языком больше - не так уж и сложно. Мы были умной расой. О да! Мы были умными. Мне какое-то время казалось, что вас заинтересует, насколько умны мы были. Я первый заметил, что вы наблюдаете за нами.
Мерседес заплакала:
- Вы заметили? А Пирамиды... они тоже заметили?
- Подождите минутку, будьте добры, - произнес голос Вилли.
Наступило долгое молчанье. Затем голос Вилли с сожалением произнес: Это еще одно, о чем мне хотелось бы поговорить чуть позже: "Что действительно заметили Пирамиды?" Но есть кое-что, о чем вам следует подумать немедленно. Вы сделали ошибку, когда проникли в Полярную библиотеку. Вы были недостаточно сильны, чтобы сделать это. Конечно, невозможно было ожидать, что вы знаете об этом.
Тропайл, потрясенный и трепещущий, получил более чем достаточно завуалированных намеков и вежливых предупреждений.
- Итак? - прорычал он.
- Вы попали в беду, когда проникли в Библиотеку, - извиняющимся тоном сказал Вилли. - Пирамиды, э... - он на минуту умолк, затем начал вновь: Давайте скажем, они "заметили", хотя это совсем неточно. В любом случае, Всеобращающие, - простите, те, кого вы называете Пирамидами, - ждали, чтобы начать действовать, лишь прибытия той, которую они держали на вашей планете. Она прибыла. Все восемь движутся сейчас к вашей цистерне, как я думаю, с намерением разрушить ее. Желаю вам всего хорошего. Вы приятная раса.
Тропайл сжал зубы; во всем этом не было ничего завуалированного, все было предельно понятно.
- Не скажете, что нам делать? - спросил он.
- Я не могу, - был ответ. - Я мертв.
Вероятно, не все так уж предельно ясно.
16
После всего сказанного сам собой отпал вопрос о каких-либо личных желаниях. Тропайл и Алла Нарова снова стали частью Снежинки. Если в тот момент они и задумывались о себе лично, то это было лишь мучительное сожаление о том, что все могло бы быть по-другому. Не впервые в истории человечества возникало такое сожаление. На карту была поставлена их жизнь. В течение всей истории Земли у порядочных людей возникало такое сожаление, иногда причина была стоящей, иногда нет (хотя редко кто думал, что причина несущественна), они с горечью говорили "прощай" благоговению перед жизнью, свободе слова, неприкосновенности личности и неотъемлемому праву носить, когда заблагорассудится, полосатые носки.
Они вступали в Армию.
Возможно, это была не самая впечатляющая Армия, но это не имело значения, они были решительно готовы к войне. Они представляли собой одну из значительных сил, размещенных на планете и внутри нее. Таких сил было четыре:
1. Сама Снежинка (не в полной силе, потому что один из ее членов был мертв).
2. Люди в большом количестве где-то внутри планеты - "мыши".
И по другую сторону линии фронта:
3. Машины и системы Пирамид.
4. Сами Пирамиды.
Мало кто из генералов мечтал бы о битве с такими неравными силами.
Снежинка тоже не хотела этого, но битва приближалась к ним с каждой минутой.
Поэтому Снежинка начала борьбу. Она давно была готова к сражению, хотя и не сейчас: ей, как и всем армиям мира, не хватило времени на приготовления, она бы лучше подготовилась, если бы у нее было больше времени. Она была меньше подготовлена, чем они ожидали, потому что Вилли был выведен из строя. Вилли был с ними. Они ощущали его присутствие, его одобрение, иногда даже восхищение. Но Снежинка походила на восьмимоторный самолет, у которого один пропеллер работал вхолостую, он должен был тянуть машину, а он крутился без всякой пользы.
С этим ничего нельзя было поделать, и Снежинка занялась тем, что было в ее силах. Каждый из оставшихся семи выполнял свои конкретные обязанности. Их руки включали и выключали переключатели, включали километры проводов, десятки генераторов, сотню микрофонов и наблюдательных приборов по всей планете - Сеть Первого Приближения, которая давала Снежинке быстрое, нечеткое изображение любой неисправности. Машины-шпионы, рыскавшие по экватору, докладывали им, что Пирамиды уже там, на этой воображаемой линии, они расположились на равных расстояниях по всей окружности планеты. Шпионы докладывали далее, что Пирамиды находятся и на голой, похожей на свалку, поверхности планеты, что было непривычно, и что от вершины каждой Пирамиды влево и вправо отходила непонятная линия, которая соединяла все вершины в гигантский восьмиугольник.
В этот момент шпионы на экваторе умерли, и от них по кабелю в цистерну был выпущен почти смертельный разряд тока. Но кабель испарился в районе экватора, прежде чем разряд смог смертельно поразить Снежинку.
Потребовались минуты, чтобы регенерировать и ввести в действие Сеть Второго Приближения, ограниченную на сей раз и обеспечивающую более четкую видимость. И тогда Снежинка увидела Пирамиды, которые медленно двигались на Юг, и ту ослепительно сверкающую линию, которая связывала их вместе. Там, где она проходила через безвоздушное пространство, она была почти невидима; она вспыхивала голубым в тех местах, где прорезала изгиб планеты, и затем появлялась вновь. Приборы успели доложить Снежинке о природе этой линии, прежде чем они сгорели. Восьмиугольник был сделан из нескольких фунтов дейтерия. Его разогрели до такой температуры, до которой нельзя разогреть ни жидкость, ни газ, ни твердое вещество. Это была плазма из электронов и нейтронов, и плазме придали форму цилиндрического плазмоида толщиной с карандаш. Сделано это было при помощи магнитных полей, излучаемых Пирамидами. Температура вещества составляла сто миллионов градусов при давлении двадцать два миллиона фунтов на квадратный дюйм. Частицы не могли покинуть цилиндр, но часть их энергии излучалась наружу. Внутри плазмоида шел непрерывно ядерный синтез при температуре сто миллионов градусов, и это высвобождало энергию на уровне Солнца. По мере того, как восьмиугольный пояс вокруг планеты медленно двигался на юг, вся сталь, которая попадалась на его пути, пудлинговалась и текла; вся медь, которая встречалась, испарялась и улетучивалась. Дистанционные глаза Снежинки заморгали в предсмертной агонии. Было ясно, что Пирамиды уничтожают половину своей планеты и хотят сохранить другую половину.
Было ясно, что южное полушарие становится необитаемым для всего, что было понятно Пирамидам: проводов, реле, генераторов, электронных ламп, транзисторов, термисторов, спейсисторов, преобразователей и всего того, что зависело от них. Связь была нарушена, сети перестали функционировать, жизнь, как они ее понимали - а это понятие включало Компоненты и Снежинку, - будет уничтожена.
Жизнь, которой они не понимали, продолжалась.
Роджет Джермин поджаривал дрожжевые лепешки над огнем - спирт, налитый в покореженную жестянку для смазочного масла. Спирта было много, но сейчас его уже никто не пил. Потому что только через три дня узнавали, выпили ли вы этиловый или метиловый спирт. И тогда, если это был метиловый спирт, человек слеп и умирал. Эта путаница между доброкачественным спиртом и его смертоносным родственником унесла десяток беспечных мужчин и женщин. Их племя уменьшилось на пятьдесят процентов. Погибло несколько героев, таких, как Мухандас Дутта, а остальные стали жертвами тех или иных слабостей, люди, которые не смогли прожить пять дней без пищи или воды, люди, которые переели недоброкачественной закваски, а она не слишком отличалась от доброкачественной, люди, которые не смогли вскарабкаться на стены, перепрыгнуть пропасти, не удержались и споткнулись об обнаженную собирательную шину, люди, погибшие от смертельной тоски по своим женам, рису или облакам на закате солнца.
Роджет Джермин был слишком занят, чтобы тосковать, поэтому он выжил, не будучи теоретиком, не особенно напрягая мозг, он гордился тем, что его желудок сыт, что у него есть сильная женщина, что он просыпается и спокойно лежит несколько минут на постели из полиуретана, который он украл, когда ставил прокладки в штамповочном цехе. Он считал себя третьим в Команде после Хендла и Иннисона, и все считали так же.
Большой Вождь Хендл присоединился к нему у огня. Он принес ковш, сделанный из куска нагретого термопластика. Он был полон бесцветной жидкости, а огонек был совсем небольшим. Джермин автоматически, привычным движением опустил в жидкость большой и указательный пальцы, потер их друг о друга, поднес к носу и понюхал, потом попробовал на язык. Это заняло лишь полсекунды, и от таких предосторожностей зависела их жизнь. Подсознание подсказало ему: все в порядке; эта жидкость не погасит огонь и не взорвется. Он кивнул Хендлу, и Хендл осторожно отлил жидкость в жестянку для смазочного масла; голубой язычок пламени стал выше на белом хохолке фитиля, и дрожжевые лепешки зашипели на проволочном вертеле. Теперь, когда они будут готовы, Хендл имеет право на одну из них.
Хендл сказал:
- Вероятно, это последний спирт.
- Почему?
- Я разбил трубу на стыке и наполнил ковш. Стала подъезжать ремонтная машина, и вдруг она стала вертеться.
- Никогда не видел такого.
- И я тоже. Затем она остановилась. Совсем. Мотор заглох, а потом по трубе перестал подаваться спирт.
Планету-близнеца трудно было назвать тихим местом. Обычно где-нибудь поблизости был слышен грохот и гул тяжелых работающих машин. Когда они сели, чтобы съесть лепешки, грохот усилился. Они не подскочили и даже не заговорили, а просто продолжали жевать. За последние месяцы те, кто выжил, научились экономить энергию на всем, для того чтобы выжить. Во всей заквасочной камере, которую они занимали, около трехсот бывших Граждан практически не обратили на это внимания и продолжали есть, спать, собирать закваску из ванн, делать лепешки, разжигать огонь, делать орудия из отходов и сломанных деталей.
Лампы дневного света, которые использовались для фотосинтеза при созревании закваски, вдруг погасли, раздались испуганные крики, пока глаза привыкли к тусклому люминесцентному свету панелей на потолке.
Затем стало жарко. Северная стена начала светиться - блекло-красным, потом ярко-оранжевым, лимонно-желтым, голубым, бело-голубым - и появилось что-то похожее на раскаленную проволоку, протянулось по всей длине комнаты и медленно проползло над их головами. Плазмоид исчез в противоположной стене, раскалив ее до бледно-голубого цвета, и потом наступила тишина, нарушаемая лишь грохотом где-то на юге. И вскоре он смолк совсем.
Панели потолка оплыли на ванны для закваски, из которых все выпарилось, на пластик, который расплавился и капал, и на три сотни распластавшихся, замолкших фигур. Один за другим они стали шевелиться и поглядывать наверх. Некоторые на какое-то время ослепли; все страдали от сильных ожогов первой степени, но никто не получил лучевой болезни. Ядерный синтез дает высокую температуру, но не дает радиации, поражающей человека. Изумленные, они собирались на краях заквасочных ванн и заглядывали в их сухие, обгоревшие глубины. Один за другим они поворачивались спиной к удаляющемуся грохоту и через силу двинулись на Север. Они были голодны, а там, где они были, уже не было пищи, на юге ее тоже не было, поэтому они двинулись на Север. Они представляли собой ту форму жизни, которая была неизвестна Пирамидам. Поэтому они прошли санитарный кордон Пирамид, чего никогда не смогла бы Снежинка.
Снежинка отступала. У нее был спасательный туннель, который вел на поверхность, и она пробиралась по этому наклонному туннелю на гусеничной платформе. Она представляла к тому времени центр огромного комплекса: оружие, запас питательной смеси, насосы, источники энергии для этих насосов, дистанционные органы чувств, манипуляторы. Фактически она была уже размером с Пирамиду, хотя и не такая мобильная. Она выбралась на поверхность и продолжала медленно ползти на юг, огибая свалки, обходя расселины. Были два нерва, идущие к ней, фидер к простому устройству "глаз-ухо" на Севере, которое наблюдало за передвижением восьмиугольного кордона, и линия на юг, где манипуляторы распределяли хрустальные с золотом пластины, которые должна прочесть Снежинка.
Трудность, конечно, состояла в том, что Снежинка научилась читать лишь на одном из двухсот языков, которые знал зеленый парнишка с миллионом рук. Более того, пластины валялись без всякой системы.
Внутри Снежинки Глен Тропайл сыпал проклятия:
- Чем мы сейчас занимаемся? - спрашивал он, ни к кому в отдельности не обращаясь.
- Мы их сортируем, - твердо ответила Алла Нарова. - Невозможно сражаться с тем, чего мы не понимаем.
- Это займет целую вечность, - жаловался Гульбенкян. - А у нас нет в запасе вечности.
Алла Нарова вспылила:
- Давайте подумаем. Почему пластины разбросаны? Должна быть какая-то система. Это первое. Мы выведем систему, затем...
- Затем, - с горечью сказал Тропайл, - мы все равно не сможем прочесть эти чертовы пластинки. Да и кто, в конце концов, говорит, что система должна быть? Может быть, зеленые люди обладали своего рода способностью знать априорно, врожденной способностью знать. В таком случае пластинка, которую они брали, и оказывалась той, которая нужна. Зачем же тогда составлять картотеку?
И Вилли сказал с восхищением:
- Вы и в самом деле довольно умны. Все именно так и было.
- Вилли! - закричала Алла Нарова. - Что нам сейчас делать?
Вилли сказал с сожалением:
- Мне действительно очень жаль, но так как я мертв...
- Плевать на то, что ты мертв! - грубо ответил Тропайл. - Можешь ты, по крайней мере, помочь нам прочитать эти чертовы пластины?
- Да, конечно. Это я могу, - в голосе звучало некоторое раздражение. - Секундочку. Вот.
И хрусталь и золото стали связными текстами, так как двести языков были усвоены мозгом Снежинки.
- О Боже! - прошептал Тропайл потрясенно. - Вилли! Ты можешь сказать, какой из них...
- Но в данных обстоятельствах это было бы нечестно, - ответил Вилли серьезно.
Итак, Снежинка начала поглощать библиотеку. Название первой книги, которую она просматривала, пользуясь телевизионными глазами, было многообещающим: "Трактат по Стратегии для Использования (неразборчиво)". Стратегия! Снежинка прочла книгу за пять минут. Оказалось, что стратегия использования белой палки и Собаки Смотрящий Глаз - нечто такое, что использовалось отдельными зелеными людьми, которых несчастный случай или болезнь лишали способности к телепатии. Учение о гамбитах, обдуманных отходах и окружениях было последним словом в науке о протезах. Эти хрустальные пластинки с грохотом полетели в угол комнаты; проворные пальцы вновь погрузились в кучу пластин и стали рыться в ней.
"Математическая Эстетика Первого Этапа Поклонения Яйцу". Пять минут на чтение; ничего интересного, за исключением старой семеричной системы счисления, традиционной для обрядов, и "...наша неизбежная, присущая гуманоидам, тенденция к поляризации, которую мы запечатлели даже в наших машинах..."
"Оплодотворение как Форма Искусства" (Оно, это искусство, считалось ниже Пространственно-Временных, Электромагнитных Построений, но значительно выше Прекогнитивного Завершения. Но лишь как форма искусства. Было абсолютно ясно, что в качестве неумственной активности она уступала лишь самой высшей - Намеренной Смерти.)
"Домашинная Культура (какой-то планеты какой-то звезды)" - Забавные малыши; завидовали их простоте, не говоря уже о низком числе несчастных случаев.
"Является ли Полярность Артефактом?" - Да, и это есть диаметрально противоположный способ выразить ее. В необработанной вселенной в отличие от вселенной, упорядоченной умом человека, полярности не существовало. И тем не менее, сама вселенная, путем эволюции, "положила начало полярному мозгу человека", с его нервными клетками, глазами, которые снабжают его информацией, определяют, является ли предмет светлым или темным, а не просто ведут точный подсчет фотонов. Сама Вселенная была классифицирована на абстракции, которыми можно было манипулировать, используя дидактическую двухэлементную систему записи с присущей ей двойственностью. На метаязыке...
Метаязык был почти непонятен и представлял собой лишь введение в совершенно непонятное объяснение на мета-метаязыке.
"Архитектура для Людей и их Всеобращающих". Это золотой (вернее, "палладиевый" - они любили черно-серебристое сияние сорок шестого элемента больше, чем маслянистый блеск золота) век праздности и творчества... новый и бросающий вызов человеку... традиционная и семеричная эстетика яйцевидных должны либо уступить, либо достойно слиться с новыми потребностями удивительно многосторонних машин... Всеобращающий - плод механического гения нашей расы... некий компромисс, необходимый для эстетического единства... расширение дорог до границ, которые прежде лишь мечтались, чтобы движение не прекратилось... питание и кров, которые обеспечивает Всеобращающий каждой группе зачатия... надежда, что удобства, рационально и прекрасно организованные для почти симбиоза человека и его машин, сведут к минимуму несчастные случаи, которые до сей поры считались неизбежным следствием прогресса...