Четвертое: Вы будете ненавидеть всех и каждого. Вы будете ненавидеть меня, себя, соседа по кубрику, всех! Вы будете готовы убить того, на кого я укажу, вне зависимости от того, кем он вам приходится и без малейших колебаний. У вас не будет друзей, у вас не будет привязанностей. Того, кого ненавидишь, легче убить.
   Пятое: Вы — часть семьи. Ваши семейные узы крепче, чем у сицилийской мафии. Где бы вы ни были, в каком бы положении не находились, невзирая ни на что, вы должны прийти на помощь члену своей семьи, в каком бы звании он ни был. Вы должны помогать ему даже с риском для своей задницы, кроме случаев, когда это противоречит приказу. Вы можете ненавидеть его, но вы не имеете права оставить своего родича в опасности.
   Шестое: Вы — единый организм. Если не выдержали руки — умирает все тело. Если не выполнил задачу один — умирают все. Думайте об этом, когда решите, что у вас не получается. Зачет всегда принимается по последнему результату. Не справился один — наказывается все подразделение.
   Седьмое и последнее: Вы еще не солдаты. Вы — черви. У вас нет прав, желаний, забот. У вас есть только я — ваш господь бог. И в эти полгода я и только я решаю вашу судьбу.
   Помните это. Вольно.
   — Сэр, у меня вопрос! — выкрикнул из строя бывший сосед Сергея — латиноамериканец, — я здесь по ошибке, я подписал этот контракт не читая. Я не подписывался на такие условия. Я хочу расторгнуть контракт.
   — Сержант Мосол, — Кнут, казалось не слышал вопроса.
   — Сэр! — плечистый сержант шагнул из строя и вытянулся, глядя пустым взглядом прямо перед собой.
   — Вы давали вашему бойцу разрешение говорить в строю? — голос Кнута звучал ровно и отстраненно.
   — Никак нет, сэр! — выкрикнул Мосол.
   — Объясните солдату правила поведения в строю, — Кнут, казалось потерял интерес к происходящему, сосредоточенно счищая невидимую пылинку с петлицы мундира.
   — Есть, сэр! — сержант подскочил к нарушителю, — Выйти из строя! Фамилия!
   Солдат нехотя сделал шаг вперед.
   — Гутиерос.
   — Рядовой Гутиерос! — прошипел сержант.
   — Я не рядовой. Я здесь по ошибке, — упрямо набычился латинос.
   Неожиданным и почти неуловимым движением сержант подсел на бетон и стремительной подсечкой рубанул по ногам солдата. Тот рухнул навзничь и с размаху впечатался спиной и затылком в бетон плаца. Стремительно взметнувшись, сержант обрушил тяжелый ботинок на грудь упавшему. Солдат захрипел, пытаясь протолкнуть в себя воздух.
   — Встать! — дыхание сержанта даже не сбилось, голос звучал ровно и слегка приглушенно.
   Солдат продолжал корчиться на бетоне, не в силах вздохнуть.
   Ботинок сержанта врезался ему в бок. Тело подбросило в воздух.
   — Я буду пинать тебя, пока ты не сдохнешь или пока не встанешь, — ботинок снова врезался в тело.
   С мутными от боли глазами, Гутиерос с трудом встал на четвереньки, затем медленно поднялся. Его шатало, как пьяного. Взвод не дышал.
   — Фамилия!
   — Рядовой Гутиерос…
   Кулак с хрустом ударил его под ребра. Рухнув на колени, солдат запузырил на губах кровавую слюну. Кнут справился с соринкой и теперь безмятежно смотрел вдаль.
   — Когда отвечаешь старшему по званию, надо добавлять «Сэр», — Мосол рывком за воротник поставил солдата на ноги. — Тебе ясно?
   — Так точно, сэр! — прохрипел Гутиерос.
   — Запомни — отныне ты будешь говорить, только когда я тебе разрешу. При любых обстоятельствах. Только я! Имя тебе — Молчун! — сержант вопросительно оглянулся на Кнута. Тот утвердительно кивнул.
   — Так точно, сэр! — судорожно сглатывая, выдавил Гутиерос. Кровь из разбитого затылка заливала ему шею, просачивалась за воротник.
   — Фамилия! — снова выкрикнул сержант в лицо Молчуну.
   — Рядовой Молчун, сэр! — отчаянно выкрикнул тот.
   — Встань в строй, солдат.
   — Есть, сэр! — Молчуна подхватили под руки, чтобы не дать ему упасть.
   — Сэр, ваше приказание выполнено! — Вытянулся Мосол.
   Штаб-сержант кивнул. Мосол прыгнул в строй, снова замер.
   — Есть здесь еще попавшие в армию по ошибке? — спросил Кнут.
   — Так точно, сэр! — Сергей вытянул руки по швам. На него удивленно оглядывались.
   — Выйти из строя! Фамилия!
   — Рядовой Петровский, сэр! — четко выкрикнул Сергей.
   Кнут подошел ближе, остановился, медленно, сантиметр за сантиметром, как редкое насекомое разглядывая Сергея.
   Сергей старательно таращился в пустоту перед собой. Под мышками выступил холодный пот.
   — Ты что, тупой, Петровский? — сержант склонил голову набок.
   — Никак нет, сэр! — выкрикнул прямо в лицо сержанту Сергей.
   — В твоем медицинском досье лежит положительное заключение от психиатра. Значит, ты действительно не тупой… — задумчиво продолжал Кнут.
   — Тебя били, когда ты подписывал контракт? — внезапно спросил он.
   — Никак нет, сэр! — озадаченный Сергей не успевал за ходом мысли сержанта.
   — Тогда почему ты его подписал? — почти ласково спросил сержант.
   — Обстоятельства вынудили, сэр!
   — А сейчас, значит, они изменились… Так, так… — сержант задумчиво покивал головой.
   — Ты, кажется, будешь большой занозой в моей заднице, умник…
   — Никак нет, сэр! — Сергей напрягся в ожидании удара.
   — Будешь, будешь… — сержант прочистил горло. Взвод замер.
   — Мы сделаем так, — начал Кнут, глядя Сергею в глаза, — Ты быстренько сбегаешь в кадровый отдел — это недалеко, всего с километр, попросишь там для меня копию твоего контракта, принесешь ее мне, и, если укажешь мне в нем пункт, согласно которому ты не можешь продолжать службу, ты сегодня же покинешь базу. А пока ты развлекаешься, мы со взводом восполним пробел в физическом воспитании. Рядовой Заноза, выполнять, бегом марш! — сержант перешел на крик.
   — Есть, сэр! — Сергей сорвался с места и помчался через плац.
   — Взвод! Упор лежа, принять! — раздалось за его спиной.
   — Раз… Два… Три… — начали отсчитывать отжимания сержанты.
   — Долбанный русский — прошипел кто-то в третьем отделении.
   — Конец ему, суке, — отозвался кто-то рядом.

10

   Сергей вырос на небольшой русскоязычной планете Новый Урал. Его мать — диспетчер космопорта — рано овдовела. Отец погиб во время пожара в лаборатории научно-исследовательской компании, когда Сергею шел десятый год. Денег по страховке, отложенных матерью, едва хватило на обучение в рамках социальной программы в одном из непрестижных колледжей Екатерининска. В колледже Сергей изучал системы управления нейросетями — основным видом современных компьютерных коммуникаций. Денег отчаянно не хватало. Еще в школе он начал подрабатывать по вечерам, помогая выносить и грузить мусор в одном из недорогих баров по соседству. В колледже он смог устроиться на временную работу в библиотеку, где занимался составлением каталогов, писал аннотации к книгам, программировал поисковую систему. К концу третьего курса, Сергей все активней начал применять знания по будущей специальности, участвовал в реорганизации информационной сети колледжа, за что получил благодарность попечительского совета и прибавку к скудной стипендии. Будущая специальность ему нравилась. Нейросети представляли собой причудливый симбиоз из квазиживых тканей и электрических коммуникаций. Передача данных по ним осуществлялась под управлением нервных центров, распределявших нагрузку, определяющих приоритетность и интенсивность потоков. Настройка и управление нейросети требовали не только хороших знаний, но и быстрой реакции, хорошо развитой интуиции. Нейросетевые администраторы были широко востребованы практически на всех планетах Империи, их постоянно не хватало.
   Планета Новый Урал не считалась богатой. Ее население численностью около ста миллионов человек, преимущественно славянского происхождения, зарабатывало тем, что продавало знания. Довольно неплохой бизнес для потомков горьких пьяниц и казнокрадов, разбазаривших несколько веков назад крупнейшую земную империю. Сотни тысяч выходцев с провинциальных планет ежегодно приезжали поступать в платные колледжи Нового Урала. Местные расценки за обучение были значительно ниже, чем на центральных планетах, а образование, полученное в русском колледже, признавалось и неплохо котировалось по всей Империи. Стимулируя развитие единственно значимой отрасли планеты, правительство финансировало ряд социальных программ, позволявших собственной молодежи получать образование если и не бесплатно, то значительно дешевле, чем для иностранцев. Выпускников с Нового Урала можно было встретить в любой уголке Империи, но особенно часто и охотно их брали на работу крупные корпорации с окраинных планет. Стоили новоуральские специалисты относительно недорого и часто соглашались работать за умеренную плату там, куда никакими посулами не затянешь жителя цивилизованных миров.
   На четвертом курсе в жизнь Сергея пришла Катя. Не избалованный женским вниманием, обычно сторонящийся более богатых однокашников, Сергей не сразу понял, что стройная, обладающая непередаваемым обаянием Катя не просто шутит с ним в студенческой столовой, она откровенно ищет его внимания. Их роман начался мгновенно и, как снежный ком с горы, покатился, стремительно набирая обороты. Катя влекла Сергея. Влекла физически. Она обладала какой-то невероятной, просто необъяснимой сексуальной привлекательностью. Сергей ехал на встречу с ней после работы, они встречались в небольших уютных ресторанчиках, ели острое мясо, запивая его местным сухим вином, танцевали, ходили на спектакли заезжих театральных трупп. Взявшись за руки, подолгу бродили по вечернему Екатерининску. И любили друг друга. Жадно, ненасытно, как будто делали это в последний раз. Они могли делать это в гостинице, в общежитии у Сергея, на летнем пляже, в ночном сквере, везде. Энергия и изобретательность Кати били через край. Сергей пил ее как вино, дышал ею, как воздухом. Они не говорили о любви — они просто были вместе и не представляли, как смогут провести друг без друга хотя бы день.
   Катя училась курсом выше Сергея, и закончила колледж на год раньше его. Сергей хорошо запомнил их последнюю встречу. Они сидели в винном погребке, на их столике горели свечи. Небольшой зал окутывал приглушенный свет, шум разговоров затухал в низком сводчатом потолке. Катя была немногословна, думала о чем-то своем, отвечала невпопад. Сергею никак не удавалось ее разговорить. Потягивая из высокого бокала рубиновое вино, Катя неожиданно наклонилась к Сергею, оперлась локтями о стол. Свечи через стеклянные грани бросали на ее лицо красные отсветы, играя на коже причудливыми бликами.
   — Знаешь, я не знала как тебе об этом сказать. Все случилось так неожиданно, — Катя протянула руку, ее длинные пальцы начали теребить ладонь Сергея.
   — О чем сказать? — Сергей взял ее ладонь в свою.
   — Я должна как-то устраивать свою жизнь. Сегодня мне сделали предложение. — Катя отставила бокал, убрала руку из ладони Сергея, — В общем, я выхожу замуж.
   Он сидел, тупо хлопая глазами. Он ничего не понимал. Еще вчера Катя жарко извивалась в его объятиях, не в силах от него оторваться. Какое еще предложение?
   — Ты серьезно? — спросил он, чтобы хоть что-то сказать и заполнить тяжелую паузу.
   Катя, не поднимая глаз, кивнула.
   — Завтра я уезжаю, — она подняла глаза, ее взгляд был спокойным и серьезным. Совершенно незнакомым.
   — С кем?
   — Ты его вряд ли знаешь. Он аспирант с кафедры системотехники. У его отца большой бизнес на Новой Каледонии.
   — Я понимаю, — внутри у Сергея поднималась злость. Он внезапно почувствовал себя использованной вещью, которую бросают, когда в ней отпадает нужда, — Большой бизнес стоит того, чтобы прыгнуть в постель к большому негру.
   — Он не негр, — Катя никак не отреагировала на оскорбительный выпад, — хотя примесь черной крови в нем есть. Да и какое это имеет значение? В общем, я пришла попрощаться. Не хотела уезжать, не повидав тебя.
   — Повидала?
   — Да.
   — Попрощалась?
   — Да.
   — Значит, все пункты программы выполнены, — Сергей нервными глотками допил вино, махнул рукой официанту, знаком требуя добавки, — Что еще на сегодня в твоем плане?
   Катя покусала губы.
   — Я встречаюсь с ним больше трех месяцев, — тихо сказала она, — я не знала, как тебе сказать.
   — Ну что ж, — Сергей побарабанил пальцами по столу. В груди разбухал ком непонятного чувства, то ли гнева, то ли сожаления, то ли просто щемящей пустоты, — значит, ты оторвалась на славу, объезжая в день двух жеребцов сразу.
   Катя отшатнулась, как от удара.
   — Зачем ты так? — она умоляюще смотрела на Сергея, — Я ведь люблю тебя…
   — Ты уж как-нибудь определись, кого ты любишь. А то сюжет отдает дешевым голосериалом, — он принял у официанта бокал, отхлебнул вина.
   Катя поднялась.
   — Я так понимаю, провожать тебя не надо? — вопрос прозвучал как утверждение. Он продолжал сидеть, откинувшись на высокую спинку стула.
   — Мы могли бы провести эту ночь вместе, — Катя смотрела на Сергея сверху вниз, еще никогда она не казалось ему такой красивой. Ее взгляд гипнотизировал Сергея.
   — Спасибо, что не исчезла, не попрощавшись, — Сергей старался говорить спокойно. Его голос звучал приглушенно. От внезапно возникшего воспоминания о ее податливом теле накатило чувство гадливости. Он пересилил себя, добавил, — Я буду вспоминать тебя.
   Катя кивнула и медленно вышла по винтовым ступеням вверх на улицу. Боковым зрением Сергей ощутил, как из-за нескольких столиков ее проводили оценивающими взглядами.
   Через год Сергей с отличием закончил колледж и принял приглашение горнодобывающей компании “Стилус” с планеты Джорджия, подписав трехлетний контракт. Зарплата в три тысячи кредитов в течение первого года работы с ежегодным двадцатипроцентным увеличением показалась ему достаточно привлекательным вариантом. Здесь, на родине, таким жалованьем мог похвастаться только профессор хорошего колледжа с солидным стажем преподавания и исследовательской работы. Сергей попрощался с матерью и улетел с Нового Урала без сожаления.

11

   Казарма, куда поселили учебный взвод, представляла собой двухэтажное здание из бетонных блоков, с глухими стенами на первом этаже и с узкими высокими окнами на втором. На первом этаже располагались учебные классы, оружейная комната и склад боеприпасов. На втором находились коллективные душ и санузел, а также тридцать маленьких каморок с раздвижными дверями, куда помещались лишь узкая кровать, шкафчик и небольшой стол. Комнаты сержантов так же располагались наверху. Широкая лестница со второго этажа продолжалась в подвал, где пряталось бомбоубежище с выходом в подземную галерею. Все строения базы Форт-Дикс соединялись под землей километрами бетонных переходов, густо покрытых сетью противорадиационных бункеров, автоматических огневых точек, авиационных ангаров, боксов для бронетехники. Еще глубже под землей, перемещаясь по рельсам по радиальным туннелям, располагались многочисленные системы противовоздушной и противокосмической обороны.
   Первые недели службы отпечатались в памяти Сергея как полоса сплошной усталости и боли. Бойцы привыкали жить на бегу. День начинался в пять утра с десятикилометровой пробежки. Командиры отделений пинками выгоняли взвод на плац, откуда, после короткого построения и переклички, строем и с песней бойцы мчались в сопровождении сержантов в ближайший лес, чтобы через час загнанными лошадьми вернуться с противоположного конца базы.
   Затем — душ, короткий инструктаж и снова бег строем на завтрак. Как правило, на завтрак им подавали брикеты разогретого армейского рациона, которые, хотя и не отличались изысканным вкусом, но зато с лихвой покрывали все потребности организма. Они состояли из питательной искусственно выращенной белковой массы с добавлением небольшого количества клетчатки, включали в себя лошадиную дозу витаминов и стимуляторов пищеварения. Рационам обычно придавался вкус свинины, говядины, тунца или бобов. Выросший в небогатой семье, не привыкший к деликатесам, Сергей быстро съедал свою порцию, не обращая внимания на нытье более привередливых товарищей, и запивал ее стаканом обезжиренного молока или фруктового сока. Впрочем, с ростом физических нагрузок, нытье быстро сошло на нет.
   Сержанты питались тут же и тем же, с той лишь разницей, что они могли по своему усмотрению выбрать вид рациона и его количество.
   Далее — опять бегом в санчасть, где их быстро, но тщательно, словно лошадей перед скачками, осматривали военные медики. Деловитые и безликие медсестры в белых полумасках двигались вдоль строя, прижигали мозоли, заливали прозрачным медицинским клеем ссадины и порезы, бинтовали эластичными бинтами места растяжений и вывихов. Там же многие, в том числе и Сергей, получали инъекции стимуляторов роста мышечной массы — имперская армия имела жесткие стандарты физического состояния и в короткий срок подтягивала до них всех новобранцев.
   В восемь утра начинались двухчасовые теоретические занятия. Равнодушные, как автоматы, инструкторы преподавали им устройство основных видов стрелкового и легкого артиллерийского оружия, боевого костюма, боевых систем вертолетов и мобильных комплексов огневой поддержки, а так же основные правила ухода за ними.
   Сергей легко проглатывал знания, стиль подачи которых был рассчитан на солдата с невысоким уровнем грамотности. К тому же базовый перечень вооружения, с которым необходимо было уметь обращаться, был невелик.
   Многоцелевая автоматическая штурмовая винтовка М160. Одноразовый магазин на 60 высокоскоростных безгильзовых патронов калибра 5.56. Десятизарядный подствольный гранатомет в комплекте. Реактивные гранаты для него — плазменные, осколочные, противотанковые, дымовые, осветительные. Всепогодный прицел с системой ведения цели, транслирующей увеличенное изображение с прицельным маркером и информацией о характеристиках объекта атаки на тактический дисплей боевого костюма. Аппаратура ведения огня по достижению готовности, когда выстрел производится автоматически после захвата цели. Пятизарядный ракетный лаунчер M790 с самонаводящимися и управляемыми ракетами различных типов. КОПы — мобильные комплексы огневой поддержки. Этакие здоровенные роботоподобные дуры с развитой системой искусственного интеллекта, способные эффективно выполнять приказы, ориентироваться в тактической обстановке и даже действовать самостоятельно. При них — крупнокалиберный роторный пулемет, автоматическое безоткатное орудие и огнемет для ближнего боя. Пять видов ручных гранат. Десяток видов мин — противотанковых и противопехотных. Интеллектуальных, сенсорных, управляемых. Пистолет тридцать восьмого калибра. Снайперская винтовка M10A1. Единый пулемет M6. Остальное вооружение — обзорно.
   По окончанию занятий тут же принимались зачеты, по результатам которых отделение, оказавшееся самым неуспевающим, под руководством одного из сержантов отправлялось к травянистому берегу ближайшего лесного болота и принималось в течение двух часов по горло в мутной жиже отрабатывать форсирование водной преграды. Оставшаяся часть взвода в это время занималась разборкой и сборкой оружия, училась на практике управлять КОПами, обслуживать мины различных систем. Именно при очередном «форсировании» взвод понес первую потерю — рядовой Гнус провалился в торфяную яму и захлебнулся до того, как его успели вытащить.
   — В армии, как и в природе, существует естественный отбор, — выдал по этому поводу циничную речь сержант Кнут, — умные повышают свою квалификацию и свое благосостояние, тупые — хлебают дерьмо в болоте. Самые тупые в этом дерьме захлебываются. — Если кто не понял, расшифрую, — продолжил сержант, вышагивая перед строем — рано или поздно я утоплю в дерьме всех тупиц из своего взвода.
   Успеваемость на теоретических занятиях после этого случая резко возросла.
   В 12 часов — снова бег в столовую, торопливое глотание обеда, состоящего из густого рыбного супа и огромной порции кукурузной каши с мясным соусом.
   В 13 часов — изучение уставов. Сержанты заставляли учить их наизусть целые страницы имперских уставов и наставлений, доводя их знание до автоматизма. Время от времени Кнут проводил тест, в произвольном порядке тыкая пальцем в бойца и требуя прочитать по памяти отдельный пункт какого-либо наставления. Если солдат сбивался или затруднялся с ответом, Кнут заставлял все отделение хором повторять забытый бойцом текст, одновременно приседая или отжимаясь от пола.
   Их ненависть и равнодушие друг к другу росли не по дням, а по часам. Неуспевающих били ночью всем отделением, стараясь не оставлять следов на лице и явных увечий. Им помогали на занятиях, стремясь избежать коллективного наказания. Они учились ненавидеть и помогать друг другу.
   В 14 часов они бегом прибывали в спортзал. Здесь сержанты распределяли взвод по тренажерам, и в течение двух часов доводили бойцов до полного изнеможения, каждого по индивидуальной программе, подобранной медиками в зависимости от физического состояния солдата. Их мышцы, подстегиваемые стимулятора роста, росли как на дрожжах.
   В 16 часов — марш-бросок на полевые занятия. Почти всегда марш-бросок был тяжелым испытанием сам по себе. Десятки километров, выдерживая строй, равномерной трусцой взвод двигался по пересеченной местности, периодически на бегу перестраиваясь для прочесывания местности или для развертывания в цепь, с ходу форсируя речушки и болота. Отстающих и упавших по команде сержантов подбирали и несли на руках, используя свернутые на манер гамака ремни амуниции. Самых упрямых или слабовольных били сержанты, заставляя догонять строй, или остающиеся в строю бойцы, не в силах выдержать дополнительную ношу. Тупой, изматывающий и монотонный бег учил преодолению боли, беспрекословному подчинению приказу, спаивал коллектив в единое целое. На полевых занятиях взвод до седьмого пота преодолевал полосы препятствий, учился добывать в лесу пищу и воду, овладевал навыками ориентирования, маскировки и скрытного передвижения на местности.
   В 20 часов в растерзанных и перемазанных комбинезонах, взвод бегом возвращался на базу, едва переставляя ноги от усталости. Затем бойцы торопливо проглатывали ужин, состоящих из нескольких больших вареных кусков морской рыбы, чинили или получали у каптенармуса новое обмундирование и амуницию, взамен пришедших в негодность. В 22 часа — час личного времени. Разбредаясь по своим закуткам, солдаты оставались наедине со своими мыслями. Кто-то писал письма или играл через встроенный в стол небольшой терминал, кто-то читал, некоторые просто дремали, пользуясь свободной минутой.
   В 23 часа — построение, проверка снаряжения, вечерняя поверка, и, наконец, отбой. Те, кому повезло пройти проверку благополучно, падали в койки и мгновенно проваливались в сон. Неудачники продолжали готовить амуницию к следующему дню занятий или просто отжимались на полу перед комнатой сержанта, до тех пор, пока тот не решал, что воспитательный процесс завершен и отпускал бойца спать.
   Ночью взвод нередко поднимали по тревоге для отработки действий по отражению наземной, воздушной или космической атак неприятеля, а так же для поиска и уничтожения диверсионно-разведовательных групп. Так как своего оружия у бойцов еще не было, ночная тревога обычно завершалась коротким смотром или пробежкой вокруг спящих казарм, после чего взвод снова падал в койки.
   Сознание Сергея постепенно заволакивалось мутной пеленой от постоянной, изматывающей душу усталости. Каждая минута была наполнена страхом и желанием во что бы то ни стало избежать наказания.
   Через три недели после начала занятий не выдержал Молчун. Во время утреннего построения его, избитого в кровь, выбросили из подъехавшего джипа комендантской команды — он пытался выбраться с территории базы, спрятавшись в кузове грузовика снабжения.
   Стоя перед строем, растерзанный Молчун затравленно озирался.
   — Командир отделения! — голос Кнута был спокоен.
   — Сэр! — сержант Мосол выступил из строя и вытянулся.
   — Расстреляйте дезертира!
   Молчун удивленно и недоверчиво уставился на Кнута.
   — Есть, сэр! — не сходя с места, Мосол вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на курок.
   Пуля ударила Молчуна в потный лоб с прилипшей к нему растрепанной челкой. Затылок взорвался ошметками разлетевшейся плоти. Молчуна отбросило на газон. В его открытых глазах навсегда застыло выражение туповатого удивления.
   — Командир отделения, к вечеру представьте мне рапорт.
   — Есть, сэр! — сержант Мосол снова встал в строй.
   Взвод продолжил занятия по распорядку, бегом направляясь к темнеющему невдалеке лесу.

12

   Лежа на койке в ожидании построения на вечернюю поверку, Сергей вспоминал Лотту. Что произошло между ними? Почему он продолжает думать о ней? Он вновь ощущал прикосновения ее рук, ее мягкие, нежные губы, запах коротко стриженых волос. От мыслей о ее гибком и сильном теле внутри становилось тепло и уютно, хотя перегруженный организм и не реагировал на эротические видения. Взгляд серых глаз Лотты, ее прощальная грустная улыбка не выходили из головы. Чем он обидел ее? Почему она заявила в полицию? Вновь и вновь прокручивая воспоминания о встрече с ней, Сергей не находил ничего, что бы могло обидеть девушку. Может быть, он был груб и оскорбил ее ночью? Но утром она вела себя совершенно нормально, ничем не показывая свою обиду. Он не поверил, когда подписывал контракт, словам Стетсона о том, что его подставили, сочтя их просто ругательством обиженного жизнью старого полицейского.