— Они образовались в другое время, при других условиях, но и в атмосфере нашей Земли больше трех четвертей азота.
— Вы сказали, что остальные планеты возникли при других условиях. При каких же?
— Планеты вырываются каждый раз тогда, когда на Солнце происходит взрыв, когда изменяется тип ядерной реакции…
— Противоречие! Вы сами только что говорили, что термоядерная реакция соединения ядер водорода в ядро гелия идет по замкнутому циклу, вы выразились — «по кругу». Откуда же взрыв?
— Это все справедливо только для внешних слоев Солнца. В глубине Солнца условия другие…
— Итак, по-вашему выходит, что из Солнца вырвались все планеты. Вначале, по-видимому, Плутон, потом Нептун, Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Земля, Венера, Меркурий?
— Нет, не Меркурий…
— Почему?
— Не Меркурий!… Меркурий — не планета. Меркурий только потом стал планетой.
— Ну знаете ли… «Меркурий — не планета»! Меркурий, к вашему сведению, обращается вокруг Солнца, период его обращения равен… ммм…
— Восьмидесяти восьми суткам, я помню, — сказал Коля. — Меркурии был спутником Венеры, таким же, как сейчас Луна у Земли.
— Вот как?
— Да, Меркурий был выброшен Венерой, но вблизи было Солнце, и оно, обладая в сотни тысяч раз большей массой, чем Венера, отобрало у нее Меркурий,.и Меркурий стал планетой.
— Вы базируетесь на том, что Меркурии так же отражает солнечный свет, как и наша Луна? — задумчиво произнес Евгений Леонович. — Интересно, как в отношении плотностей? Вы не помните? — обратился он к аспиранту.
— У Меркурия 3,8, у Луны 3,3… В общем, близко. У Венеры и Земли плотности намного больше…
— Но он-то это откуда взял?! Нет, здесь не просто фантазия! Видимо, мой приятель Дмитрий Дмитриевич Михантьев напичкал его своими бреднями. Вы, вероятно, знаете Михантьева? Того самого, что сейчас работает по изотопическому составу метеоритов. Оригинал, единственный метеоритчик, который настроен против общепринятых гипотез. — Да, знаю, — сказал аспирант.
— Вот, можете полюбоваться на его работу. — Евгений Леонович указал на Колю. — Все, что мы здесь слышали, — это бредни Михантьева. Совсем недавно мне звонил один очень, очень уважаемый человек, бывший… гм… э-э… руководитель крупного института, и жаловался, что группа авторов, которыми верховодит Михантьев, донимает его проектом бессмертия человека. Вы только подумайте — бессмертия! Просто этак: пара ядерных реакций — и можно закрывать похоронные бюро. Вот его очередная жертва, этот бедный мальчик… Так вы утверждаете, что Меркурий имеет такое же происхождение, как и Луна? И на нем, вероятно, также есть кратеры?
— Возможно…
— Ах, на Меркурии вы не были? Представьте, и я, и я тоже не был. Кстати, в отношении кратеров на поверхности Луны у вас, вероятно, тоже своя точка зрения?
Коля задумался на мгновение, потом махнул рукой:
— А, все равно… Видели ли вы, как кипит манная каша, когда она загустевает? Вот так и Луна кипела, точно такие же кольца, как лунные цирки, образуются, и с выступом посередине.
Евгений Леонович улыбнулся, а аспирант оживился и сказал:
— Совершенно верно, и мне приходила эта мысль в голову. Образуются кольца, и потом каша…
— А потом ваша каша начинает плеваться! — взорвался Евгений Леонович. — Все ясно, все ясно! Это известная теория Менье — был такой французский ученый, анекдотическая теория! Он, конечно, не обладал, мягко выражаясь, эрудицией нашего абитуриента и нигде, нигде не писал, что речь идет о манной каше. Он просто говорил о том, что, по его мнению. Луна обладала тестообразной оболочкой и кипела, то есть то же, что мы сейчас прослушали. Давно-давно забытые бредни!!!
— Но почему? — спросил аспирант. — Почему вы так решительно отвергаете? Уж очень похоже на модель.
— Ну знаете ли, батенька, и вы туда же! Да как же можно проводить аналогию между кастрюлей с манной кашей и Луной? Масштабы, не те масштабы!
— А почему, — сказал Коля, — Солнце сравнивают с водородной бомбой длительного действия? А? То же соотношение в массах, что и у кастрюли с кашей и Луной.
— «Каша, каша»! Каша у вас в голове, каша! Ступайте! — крикнул Евгений Леонович неожиданно высоким голосом.
Коля вышел из аудитории и, сдерживая слезы, кляня свою невыдержанность, говорил самому себе: «Конечно, не „пять“, не больше „тройки“, а ведь нужно было „пять“, только „пять“…
КОЛЯ СПЕШИТ НА СВИДАНИЕ
«ВЫ НЕ ТУДА ПОПАЛИ»
СТРАННЫЕ, СТРАШНЫЕ СКАЗКИ
— Вы сказали, что остальные планеты возникли при других условиях. При каких же?
— Планеты вырываются каждый раз тогда, когда на Солнце происходит взрыв, когда изменяется тип ядерной реакции…
— Противоречие! Вы сами только что говорили, что термоядерная реакция соединения ядер водорода в ядро гелия идет по замкнутому циклу, вы выразились — «по кругу». Откуда же взрыв?
— Это все справедливо только для внешних слоев Солнца. В глубине Солнца условия другие…
— Итак, по-вашему выходит, что из Солнца вырвались все планеты. Вначале, по-видимому, Плутон, потом Нептун, Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Земля, Венера, Меркурий?
— Нет, не Меркурий…
— Почему?
— Не Меркурий!… Меркурий — не планета. Меркурий только потом стал планетой.
— Ну знаете ли… «Меркурий — не планета»! Меркурий, к вашему сведению, обращается вокруг Солнца, период его обращения равен… ммм…
— Восьмидесяти восьми суткам, я помню, — сказал Коля. — Меркурии был спутником Венеры, таким же, как сейчас Луна у Земли.
— Вот как?
— Да, Меркурий был выброшен Венерой, но вблизи было Солнце, и оно, обладая в сотни тысяч раз большей массой, чем Венера, отобрало у нее Меркурий,.и Меркурий стал планетой.
— Вы базируетесь на том, что Меркурии так же отражает солнечный свет, как и наша Луна? — задумчиво произнес Евгений Леонович. — Интересно, как в отношении плотностей? Вы не помните? — обратился он к аспиранту.
— У Меркурия 3,8, у Луны 3,3… В общем, близко. У Венеры и Земли плотности намного больше…
— Но он-то это откуда взял?! Нет, здесь не просто фантазия! Видимо, мой приятель Дмитрий Дмитриевич Михантьев напичкал его своими бреднями. Вы, вероятно, знаете Михантьева? Того самого, что сейчас работает по изотопическому составу метеоритов. Оригинал, единственный метеоритчик, который настроен против общепринятых гипотез. — Да, знаю, — сказал аспирант.
— Вот, можете полюбоваться на его работу. — Евгений Леонович указал на Колю. — Все, что мы здесь слышали, — это бредни Михантьева. Совсем недавно мне звонил один очень, очень уважаемый человек, бывший… гм… э-э… руководитель крупного института, и жаловался, что группа авторов, которыми верховодит Михантьев, донимает его проектом бессмертия человека. Вы только подумайте — бессмертия! Просто этак: пара ядерных реакций — и можно закрывать похоронные бюро. Вот его очередная жертва, этот бедный мальчик… Так вы утверждаете, что Меркурий имеет такое же происхождение, как и Луна? И на нем, вероятно, также есть кратеры?
— Возможно…
— Ах, на Меркурии вы не были? Представьте, и я, и я тоже не был. Кстати, в отношении кратеров на поверхности Луны у вас, вероятно, тоже своя точка зрения?
Коля задумался на мгновение, потом махнул рукой:
— А, все равно… Видели ли вы, как кипит манная каша, когда она загустевает? Вот так и Луна кипела, точно такие же кольца, как лунные цирки, образуются, и с выступом посередине.
Евгений Леонович улыбнулся, а аспирант оживился и сказал:
— Совершенно верно, и мне приходила эта мысль в голову. Образуются кольца, и потом каша…
— А потом ваша каша начинает плеваться! — взорвался Евгений Леонович. — Все ясно, все ясно! Это известная теория Менье — был такой французский ученый, анекдотическая теория! Он, конечно, не обладал, мягко выражаясь, эрудицией нашего абитуриента и нигде, нигде не писал, что речь идет о манной каше. Он просто говорил о том, что, по его мнению. Луна обладала тестообразной оболочкой и кипела, то есть то же, что мы сейчас прослушали. Давно-давно забытые бредни!!!
— Но почему? — спросил аспирант. — Почему вы так решительно отвергаете? Уж очень похоже на модель.
— Ну знаете ли, батенька, и вы туда же! Да как же можно проводить аналогию между кастрюлей с манной кашей и Луной? Масштабы, не те масштабы!
— А почему, — сказал Коля, — Солнце сравнивают с водородной бомбой длительного действия? А? То же соотношение в массах, что и у кастрюли с кашей и Луной.
— «Каша, каша»! Каша у вас в голове, каша! Ступайте! — крикнул Евгений Леонович неожиданно высоким голосом.
Коля вышел из аудитории и, сдерживая слезы, кляня свою невыдержанность, говорил самому себе: «Конечно, не „пять“, не больше „тройки“, а ведь нужно было „пять“, только „пять“…
КОЛЯ СПЕШИТ НА СВИДАНИЕ
Дмитрий Дмитриевич проводил Человека к себе домой, позвонил в институт и попросил Андрея Петровича Рябцева. Андрей Петрович тотчас же взял трубку:
— Это ты, Михантьев? Хорошо, что позвонил…
— Андрей Петрович, скажи, дорогой, как твой масс-спектрограф, очень загружен?
— Что, опять метеорит?
— Нет, но объект не. менее интересный…
— Приезжай, сегодня можно… Кстати, есть новости. Дмитрий Дмитриевич повесил трубку и чуть ли не бегом отправился в институт. Там царила необычная тишина. Разыскивая Андрея Петровича, Дмитрий Дмитриевич заглянул в две-три лаборатории, но, к своему удивлению, не обнаружил никого из заведующих. Нашёл он Андрея Петровича в самом неожиданном месте — в кабинете директора. Андрей Петрович восседал за директорским столом.
— Входите, Михантьев, — с комичной важностью сказал Андрей Петрович и, копируя Пшеничного, снял очки и закусил в зубах оправу. — Входите, что у, вас?
— Что ты тут делаешь? — изумленно спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Вот, дежурю у телефона… Всех вызвали на срочное совещание по твоему делу…
— По моему? А где Пшеничный?
— Ах да, ты не знаешь! Тут, друг мой, такое заварилось… — Андрей Петрович оживленно потер руки. — С завтрашнего дня у нас начнут работу две комиссии. Пшеничный таких дел накрутил, что за год не разберешься… Так что ты хотел, Дмитрий Дмитриевич?
Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана полоску желтого металла.
— Вот что, Андрей Петрович, вот этот пруток нужно испарить, растворить, сделать все, что хочешь, но произвести его изотопический анализ.
— Это принадлежит твоему…
— Да, Человеку… Я хочу окончательно убедиться в его неземном происхождении.
Через несколько часов перед ними лежала фотографическая пластинка удлиненной формы с разбросанными по ней тонкими темными линиями. Пластинка была установлена на столике измерительного микроскопа… Ответ был совершенно определенный: оранжевый прут Человека был сделан из сплава на основе лития. Сам литий состоял из тех же изотопов, что и на Земле, но явно в других пропорциях. Последние сомнения в «звездном» происхождении Человека отпали…
Дома Дмитрия Дмитриевича ожидал очень расстроенный Коля. Дмитрий Дмитриевич положил конверт с пластинкой на письменный стол и вышел на кухню. Человек сидел на табуретке возле газовой плиты и просматривал свежую газету. Из кабинета донесся звон разбитого стекла и испуганный возглас Коли. Дмитрий Дмитриевич вернулся в кабинет.
Коля стоял посередине комнаты, в его руках был черный конверт, а на полу блестели осколки пластинки.
— Руки-крюки! — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Взял без разрешения, так хоть был бы осторожен… Вот человек…
— Вы обо мне? — спросил Человек.
— Это я о Коле, — ответил Дмитрий Дмитриевич, собирая осколки. — Не о вас речь…
Он достал веник и, сгорбившись и сопя, стал подметать пол.
— Дайте мне, — сказал Коля, — я подмету, это же моя вина.
— Знаешь, дорогой, если бы ты был моим лаборантом, то я бы…
— Вы бы?… — тихо спросил Коля. Он не раз мечтал стать лаборантом Дмитрия Дмитриевича. — Вы бы?…
— Я бы… Это был бы твой последний день на работе. Коля несколько раз переступил с ноги на ногу, как будто беря разбег, а потом вышел в коридор.
— Коля! — крикнул Дмитрий Дмитриевич. — Куда ты? Ты прости, если я не так сказал…
— Коля что-то думает и не говорит, — вмешался в разговор Человек.
— Не всегда говоришь то, что думаешь, — сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Это характерно для населения этой планеты?
— Вам виднее, — быстро взглянув на Человека, сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Со мной ничего, совершенно ничего не случилось, -.вдруг сказал Коля из коридора.
— Д-а-а-а… — Дмитрий Дмитриевич вспомнил, что сегодня Коля должен был сдавать последний экзамен. — Ну ты, во всяком случае, не расстраивайся… Был, знаешь ли, такой замечательный математик, собственно, геометр, Пуанкаре, один из основателей теории относительности. Так вот, когда он сдавал один раз чертежи, будучи студентом последнего курса, ему сказали, что он никогда не станет геометром…
— А мне какое дело до всяких там Пуанкаре? Все воображают себя умными, а вот как мне быть?
— Коля, будь терпелив, возьми себя в руки.
— На эту тему я все читал, я знаю, что все смогу. Я на логарифмической линейке за один час умножать и делить научился. Честное слово, чтоб Мне вспухнуть!
— Ты можешь вспухнуть? — удивился Человек.
— Это он так, преувеличил немножко.
— А вы что, подумали, что я действительно могу вспухнуть? Вот здорово… — Коля засмеялся, и смех его кончился чем-то вроде всхлипывания. Коля вытер слезы. — Не сдал я, вот что… Провалился…
— Физику не сдал? — спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Да, физику… Теперь мне не быть ученым, а я так хотел! Я все изучил бы… Невезучий я, наверно. Все хорошо, хорошо, а потом сразу плохо… Вот метеорит нашел, какой интересный метеорит, а потом он рассыпался, исчез…
— Коля, — сказал Дмитрий Дмитриевич, — ты и представить себе не можешь, как я жалею, что он потерялся!
— Почему? — настороженно спросил Человек.
— Какой бы я шлиф сделал!… — мечтательно протянул Дмитрий Дмитриевич. — Я распилил бы его на тонкие дольки, потом на шлифовальном круге…
— Но мне кажется, — сказал Человек, — что наша встреча, встреча со мной, компенсирует потерю метеорита? Не так ли?
— Это, конечно, так. А все-таки жаль… Каждый метеорит несет в себе следы своей истории, и я уверен, что даже метеориты, которые не могут говорить человеческим языком, расскажут свою историю в физических лабораториях, разболтают свои тайны в вакуумных камерах масс-спектрографов. И ключ лежит именно в числе и процентном содержании изотопов. Вот, например, литий… Или лучше возьмём кадмий, имеющий восемь изотопов…
— Восемь! — вздрогнул Коля. — Восемь? Дмитрий Дмитриевич, голубчик, сколько времени? Скорее скажите, сколько времени?
. — Без четверти восемь…
— Я бегу, я опаздываю, меня ждут, еще не ждут, но будут ждать… Ну что я скажу? Я не пойду, никуда не пойду… Что мне сказать?
— Кому? — спросил Человек.
— Ей, Лене… Мне так стыдно, если бы вы только знали, как мне стыдно! Она почти согласилась стать моей женой через пять лет.
— Не смею советовать, — пробормотал Дмитрий Дмитриевич. — В этих вопросах я не очень…
— Коля, — неожиданно сказал Человек. — Коля, пойдем вместе. Ведь мы с тобой были вместе и на Юпитере-Дмитрии Дмитриевич покачал головой и улыбнулся:
— Вы будете мешать.
— Но ведь я не мешал, когда Коля брал меня к Серафиму Яковлевичу.
— При чем здесь Серафим Яковлевич? — сердито сказал Дмитрий Дмитриевич. — Вы еще многого не понимаете… Так ты пошел, Коля?
— Да, — ответил Коля из коридора. Хлопнула парадная дверь.
Человек и Дмитрий Дмитриевич в упор посмотрели друг на друга.
— Так чего я не понимаю? — осведомился Человек. Дмитрий Дмитриевич медленно произнес:
— Это не так важно. Важно, что я многого не понимаю. Я не понимаю… вас.
— Меня? — удивился Человек.
— И весь мой жизненный опыт говорит за то…
— За то… — откликнулся, как эхо, Человек.
— Все говорит за то, что два удивительных, из ряда вон выходящих события не могут быть не связанными друг с другом, тем более что они наблюдались почти одновременно. Колин метеорит и встреча с вами — вот эти события.
Человек ничего не ответил и вышел в коридор, а Дмитрий Дмитриевич, взглянув в зеркало шкафа, увидел, что лицо Человека скривилось в насмешливую гримасу.
— Это ты, Михантьев? Хорошо, что позвонил…
— Андрей Петрович, скажи, дорогой, как твой масс-спектрограф, очень загружен?
— Что, опять метеорит?
— Нет, но объект не. менее интересный…
— Приезжай, сегодня можно… Кстати, есть новости. Дмитрий Дмитриевич повесил трубку и чуть ли не бегом отправился в институт. Там царила необычная тишина. Разыскивая Андрея Петровича, Дмитрий Дмитриевич заглянул в две-три лаборатории, но, к своему удивлению, не обнаружил никого из заведующих. Нашёл он Андрея Петровича в самом неожиданном месте — в кабинете директора. Андрей Петрович восседал за директорским столом.
— Входите, Михантьев, — с комичной важностью сказал Андрей Петрович и, копируя Пшеничного, снял очки и закусил в зубах оправу. — Входите, что у, вас?
— Что ты тут делаешь? — изумленно спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Вот, дежурю у телефона… Всех вызвали на срочное совещание по твоему делу…
— По моему? А где Пшеничный?
— Ах да, ты не знаешь! Тут, друг мой, такое заварилось… — Андрей Петрович оживленно потер руки. — С завтрашнего дня у нас начнут работу две комиссии. Пшеничный таких дел накрутил, что за год не разберешься… Так что ты хотел, Дмитрий Дмитриевич?
Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана полоску желтого металла.
— Вот что, Андрей Петрович, вот этот пруток нужно испарить, растворить, сделать все, что хочешь, но произвести его изотопический анализ.
— Это принадлежит твоему…
— Да, Человеку… Я хочу окончательно убедиться в его неземном происхождении.
Через несколько часов перед ними лежала фотографическая пластинка удлиненной формы с разбросанными по ней тонкими темными линиями. Пластинка была установлена на столике измерительного микроскопа… Ответ был совершенно определенный: оранжевый прут Человека был сделан из сплава на основе лития. Сам литий состоял из тех же изотопов, что и на Земле, но явно в других пропорциях. Последние сомнения в «звездном» происхождении Человека отпали…
Дома Дмитрия Дмитриевича ожидал очень расстроенный Коля. Дмитрий Дмитриевич положил конверт с пластинкой на письменный стол и вышел на кухню. Человек сидел на табуретке возле газовой плиты и просматривал свежую газету. Из кабинета донесся звон разбитого стекла и испуганный возглас Коли. Дмитрий Дмитриевич вернулся в кабинет.
Коля стоял посередине комнаты, в его руках был черный конверт, а на полу блестели осколки пластинки.
— Руки-крюки! — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Взял без разрешения, так хоть был бы осторожен… Вот человек…
— Вы обо мне? — спросил Человек.
— Это я о Коле, — ответил Дмитрий Дмитриевич, собирая осколки. — Не о вас речь…
Он достал веник и, сгорбившись и сопя, стал подметать пол.
— Дайте мне, — сказал Коля, — я подмету, это же моя вина.
— Знаешь, дорогой, если бы ты был моим лаборантом, то я бы…
— Вы бы?… — тихо спросил Коля. Он не раз мечтал стать лаборантом Дмитрия Дмитриевича. — Вы бы?…
— Я бы… Это был бы твой последний день на работе. Коля несколько раз переступил с ноги на ногу, как будто беря разбег, а потом вышел в коридор.
— Коля! — крикнул Дмитрий Дмитриевич. — Куда ты? Ты прости, если я не так сказал…
— Коля что-то думает и не говорит, — вмешался в разговор Человек.
— Не всегда говоришь то, что думаешь, — сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Это характерно для населения этой планеты?
— Вам виднее, — быстро взглянув на Человека, сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Со мной ничего, совершенно ничего не случилось, -.вдруг сказал Коля из коридора.
— Д-а-а-а… — Дмитрий Дмитриевич вспомнил, что сегодня Коля должен был сдавать последний экзамен. — Ну ты, во всяком случае, не расстраивайся… Был, знаешь ли, такой замечательный математик, собственно, геометр, Пуанкаре, один из основателей теории относительности. Так вот, когда он сдавал один раз чертежи, будучи студентом последнего курса, ему сказали, что он никогда не станет геометром…
— А мне какое дело до всяких там Пуанкаре? Все воображают себя умными, а вот как мне быть?
— Коля, будь терпелив, возьми себя в руки.
— На эту тему я все читал, я знаю, что все смогу. Я на логарифмической линейке за один час умножать и делить научился. Честное слово, чтоб Мне вспухнуть!
— Ты можешь вспухнуть? — удивился Человек.
— Это он так, преувеличил немножко.
— А вы что, подумали, что я действительно могу вспухнуть? Вот здорово… — Коля засмеялся, и смех его кончился чем-то вроде всхлипывания. Коля вытер слезы. — Не сдал я, вот что… Провалился…
— Физику не сдал? — спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Да, физику… Теперь мне не быть ученым, а я так хотел! Я все изучил бы… Невезучий я, наверно. Все хорошо, хорошо, а потом сразу плохо… Вот метеорит нашел, какой интересный метеорит, а потом он рассыпался, исчез…
— Коля, — сказал Дмитрий Дмитриевич, — ты и представить себе не можешь, как я жалею, что он потерялся!
— Почему? — настороженно спросил Человек.
— Какой бы я шлиф сделал!… — мечтательно протянул Дмитрий Дмитриевич. — Я распилил бы его на тонкие дольки, потом на шлифовальном круге…
— Но мне кажется, — сказал Человек, — что наша встреча, встреча со мной, компенсирует потерю метеорита? Не так ли?
— Это, конечно, так. А все-таки жаль… Каждый метеорит несет в себе следы своей истории, и я уверен, что даже метеориты, которые не могут говорить человеческим языком, расскажут свою историю в физических лабораториях, разболтают свои тайны в вакуумных камерах масс-спектрографов. И ключ лежит именно в числе и процентном содержании изотопов. Вот, например, литий… Или лучше возьмём кадмий, имеющий восемь изотопов…
— Восемь! — вздрогнул Коля. — Восемь? Дмитрий Дмитриевич, голубчик, сколько времени? Скорее скажите, сколько времени?
. — Без четверти восемь…
— Я бегу, я опаздываю, меня ждут, еще не ждут, но будут ждать… Ну что я скажу? Я не пойду, никуда не пойду… Что мне сказать?
— Кому? — спросил Человек.
— Ей, Лене… Мне так стыдно, если бы вы только знали, как мне стыдно! Она почти согласилась стать моей женой через пять лет.
— Не смею советовать, — пробормотал Дмитрий Дмитриевич. — В этих вопросах я не очень…
— Коля, — неожиданно сказал Человек. — Коля, пойдем вместе. Ведь мы с тобой были вместе и на Юпитере-Дмитрии Дмитриевич покачал головой и улыбнулся:
— Вы будете мешать.
— Но ведь я не мешал, когда Коля брал меня к Серафиму Яковлевичу.
— При чем здесь Серафим Яковлевич? — сердито сказал Дмитрий Дмитриевич. — Вы еще многого не понимаете… Так ты пошел, Коля?
— Да, — ответил Коля из коридора. Хлопнула парадная дверь.
Человек и Дмитрий Дмитриевич в упор посмотрели друг на друга.
— Так чего я не понимаю? — осведомился Человек. Дмитрий Дмитриевич медленно произнес:
— Это не так важно. Важно, что я многого не понимаю. Я не понимаю… вас.
— Меня? — удивился Человек.
— И весь мой жизненный опыт говорит за то…
— За то… — откликнулся, как эхо, Человек.
— Все говорит за то, что два удивительных, из ряда вон выходящих события не могут быть не связанными друг с другом, тем более что они наблюдались почти одновременно. Колин метеорит и встреча с вами — вот эти события.
Человек ничего не ответил и вышел в коридор, а Дмитрий Дмитриевич, взглянув в зеркало шкафа, увидел, что лицо Человека скривилось в насмешливую гримасу.
«ВЫ НЕ ТУДА ПОПАЛИ»
Дмитрий Дмитриевич в раздумье ходил по кабинету, а Человек сидел на кухне, скрестив на груди руки, когда раздался звонок. Дмитрий Дмитриевич вышел в переднюю и открыл дверь.
— А, Коля? Что мало гулял?
— Я с Леной.
— Вот молодцы… Очень приятно, здравствуйте, Лена, рад с, вами познакомиться.
Коля повесил на вешалку кепку и покраснел, увидев, что Дмитрий Дмитриевич помогает Лене снять плащ: он, Коля, не догадался этого сделать.
— Мы… ходили, ходили, хотели в кино пойти, но билетов не достали, — извиняющимся тоном сказал Коля. — Вот я и предложил зайти к вам, это ничего?
— Наоборот, очень хорошо… Сюда, пожалуйста. Дмитрий Дмитриевич, попросив прощения за беспорядок, накинул пиджак и сказал:
— Рассаживайтесь, друзья. Что, Леночка, Коля рассказал о своей неудаче?
— Рассказал.
— И как, вы к этому относитесь? Лена пожала плечами:
— По-моему, ничего страшного не случилось… Коля перебил ее:
— Конечно, для тебя ничего страшного. А для меня — целый год…
— Не следует огорчаться, Коля, — раздался в кабинете громовой голос.
Все вздрогнули и обернулись. На пороге стоял Человек.
Коля вскочил:
— Познакомься, Лена… Ох, я забыл, ведь вы уже знакомы…
— Здравствуйте, товарищ Антихрист, — насмешливо сказала Лена.
Человек почтительно пожал ее руку. «Почему Антихрист?» — хотел было спросить Дмитрий Дмитриевич.
Но Человек заговорил снова:
— Ты был огорчен, Коля, что не можешь получить свое, земное, знание — так я понял причину твоего плохого настроения, — и я решил кое-что сделать для тебя… Вот!
Он протянул Коле правую руку. На ладони лежал уже знакомый Коле прозрачный кубик.
— Я помню, — сказал Коля. — Вы в милиции с его помощью показывали нам историю своего мира…
— Здесь не только история. В нем вся наука, известная до меня — до дня моего вылета к вам, и здесь же моя записная книжка… Пока тебе нужно научиться читать простейшие вещи, потом я научу тебя, как им пользоваться…
— Но это все на чужом языке, на вашем языке…
— Сегодня я сделал перевод. И это очень просто. Я узнал почти все ваши слова, во всяком случае, те, что были в словаре русского языка… И многое из энциклопедии. В кубике эти слова хранятся в виде электрических импульсов очень несложной формы.
— Что-нибудь в виде азбуки Морзе, точка — тире? — спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Немного сложнее, но смысл тот же… Ты, Коля, положишь свою руку на подставку кубика, вот так… Что, больно?
Коля прикоснулся к золотистым контактам в основании кубика и быстро отдернул руку… Сверкнули тоненькие искорки, и Коля вдруг вспомнил лес и найденный им камень, из которого били точно такие же голубые шуршащие искры…
— Больно, Коля?
— Нет, — ответил Коля. — Нет, не больно… Вы, Человек, помните, я вам рассказывал, что в тот день, когда вы появились, я нашел в лесу камень, странный камень… От него шли точно такие же искорки, точно такие…
— Что это и ты, Коля, и Дмитрий Дмитриевич мне весь день говорите про этот камень? — быстро сказал Человек. — Разве может существовать связь между камнем и мною, между камнем и живым человеком?… Не отвлекайся, Коля!… Возьми себя в руки, больно будет только вначале… Потом ты привыкнешь… Я сейчас дам задание кубику. — Человек прикоснулся к контактам. — Каждый звук вашей речи будет сопровождаться картинкой, конечно, цветной и объемной… Потом картинки и звуки начнут чередоваться, пока твоя рука не научится читать.
— Рука?
— Да, рука. Ведь каждому слову будет соответствовать определенный набор импульсов, и тогда картинки будут не нужны… Ты прикоснешься к кубику, и польется мысль, нужные сведения… А скорость, — Человек взмахнул рукой, — не сразу, конечно, но ты сможешь довести ее до двух-трех тысяч слов в вашу минуту…
— Немного странная система, — задумчиво сказал Дмитрий Дмитриевич, — слова превращаются в импульсы…
— Вы, как всегда, непоследовательны, — резко ответил Человек. — У вас телефон, радиоприемник. Разве по проводу телефона или по антенне радиоприемника не идут слова в виде импульсов электрического тока? Мой, как вы его назвали, «кубик» — только дальнейшее развитие этих идей.
— А это верно, Лена, — сказал Коля. — Раз мы можем чувствовать электрический ток, то почему это не использовать?…
— Ну садись, Коля, положи руку вот так… Не больно? Я еще уменьшу напряжение… — Человек вновь прикоснулся к кубику, и над столом появилась блестящая, будто отлитая из серебра буква «А», ее сменила буква «Б», потом снова «А».
— Я чувствую разницу… Немного, но чувствую. Когда «А» — щекотно и чуть-чуть покалывает.
Дмитрий Дмитриевич, словно пораженный какой-то мыслью, зорко взглянул на Человека, затем вновь перевел взгляд на кубик.
— Садитесь, Лена, — сказал он. — Ты, Коля, подвинь руку, пусть и Лена научится звездной азбуке… А мы с Человеком пойдем… Нам нужно еще о многом поговорить.
Они вышли на кухню, и Дмитрий Дмитриевич плотно прикрыл за собой дверь. Коля и Лена остались одни. Лена, не мигая, глядела на серебристые буквы, прислушиваясь к ощущениям в кончиках пальцев.
Буквы вскоре перестали появляться, и перед ними повис шар. Какой-то деревянный голос уныло повторял:
«Шар… шар… шар…»
— Тебе не надоело? — спросила Лена.
— Ты не о том думаешь, о чем нужно.
— а о чем нужно думать, Коля?
— О том, что мы прикасаемся к искусственному мозгу… В этом кубике, если Человек сказал правду, хранятся миллионы книг, картин, а он весит не больше килограмма.
— А как отыскать в нем то, что нужно?
— Наверно, при помощи вот этих двух контактов, к которым прикасался Человек… Знаешь, что, Лена? Я попробую сюда подключить батарею… Ему хорошо, он сам электрический, а вот нам…
— Но ты можешь испортить что-нибудь…
— Ничего, не бойся. Здесь у Дмитрия Дмитриевича под столом есть совсем севшие батареи.
Коля залез под стол и подал Лене пачку связанных проволокой сухих батарей. Потом он зачистил две проволочки и соединил оголенные концы батарей с контактами кубика. Раздался громкий треск, и по стенам заметались цветные тени.
— Кажется, я испортил… — упавшим голосом проговорил Коля.
— Погоди-ка. — Лена оторвала проволочки от кубика, и перед ними мелькнул шар, сразу же сменившийся пирамидой, потом высоким цилиндром. — Все в порядке. Только быстрее все меняется.
— Мы все-таки угадали. Кубик действительно управляется токами. Значит, так… — Коля пустился было в предположения, но вдруг зазвонил телефон. Коля взял трубку. — Слушаю.
Чей— то по-военному четкий голос сказал:
— Прошу Михантьева.
— Одну минуту…
Коля осторожно положил трубку на маленький столик и подошел к двери на кухню. За дверью гремел уверенный голос Человека. Коля прислушался — разговор шел о нем.
— Коля мне нравится, — говорил Человек. — Я возлагаю на него большие надежды… Таких, как он, две-три тысячи, наивных, немного глуповатых, в хорошем смысле слова, без излишнего нездорового любопытства, — и с ними я многое сделаю.
— Но все, что вы делаете, насколько я понял, вы делаете для себя, — ответил Дмитрий Дмитриевич.
— Да, конечно… Мне нужны люди… Правда, немного…
— А что вы думаете делать с остальными? Коля осторожно открыл дверь в кухню:
— Дмитрий Дмитриевич, вас к телефону зовут.
— — Спроси, что нужно, сейчас не мешай. У нас тут занятный разговор-Коля вернулся к телефону.
— Что передать Михантьеву? — спросил он. — Ми-хантьев подойти не может.
— Примите телефонограмму, — ответил голос.
— Одну минуту…
Коля ногой толкнул дверь в кабинет:
— Лена! Дай бумагу, скорее! Я принимаю телефонограмму… Да брось ты кубик, потом займемся!
Лена разыскала на столе чистый лист бумаги и карандаш.
— Я, кажется, начинаю понимать, как управлять кубиком, — шепотом сказала она.
— Говорите, я готов, — крикнул Коля в трубку.
— Сообщаю координаты нового метеорита, зарегистрированного сегодня в семнадцать часов десять минут…
Коля старательно записал ряд непонятных цифр.
— Кто принял телефонограмму?
— Ростиков, — серьезным голосом сказал Коля. Он бросил трубку, схватил листок с записью и бросился на кухню.
Человек по-прежнему сидел на табуретке, скрестив на груди руки, а Дмитрий Дмитриевич стоял перед ним, нагнув голову и сжав кулаки. По-видимому, они о чем-то спорили, и Коля смущенно попятился. Дмитрий Дмитриевич оглянулся.
— Что там такое? — раздраженно спросил он.
— Телефонограмма…
— Давай…
Дмитрий Дмитриевич вырвал из рук Коли листок и, снова повернувшись к Человеку, продолжал:
— Нет, дорогой мой, не для того я неделями не вылезал— из танка и хоронил погибших друзей от Волги до Эльбы, чтобы…
— Это к делу не относится. Вы уверены в нереальности моего замысла?
— В конечном итоге — да!
— И вы думаете, что я не найду людей?
— Подлецов на ваш век хватит… Вас даже будут хвалить… кое-где, но, в общем-то, вы не туда попали.
— То есть?
— Думаю, где-нибудь западнее вы нашли бы больше претендентов на должность… Там вы скорее нашли бы рабов, которые лизали бы вам пятки и убивали бы по вашей указке.
— Не понимаю… Почему западнее?.
— Другое воспитание. И вообще… Многого вы еще не понимаете.
Дмитрий Дмитриевич бегло проглядел листок телефонограммы.
— Так… так… Постой-ка! — Он вынул из кармана потрепанную записную книжку и, переводя глаза с ее раскрытых страниц на телефонограмму, закричал: — Еще одна пустышка прилетела! То-то, я смотрю, вы сегодня осмелели! Все совпадает — те же высоты, те же координаты… Вот почему вы совсем по-другому заговорили и больше не затягиваете ответов! Это ваш хозяин прилетел! Вот что! Хозяин прилетел!
В кухню заглянула Лена и дернула Колю за рукав.
— Идем в кабинет, быстро, — сказала она, — там сейчас такое делается…
— А, Коля? Что мало гулял?
— Я с Леной.
— Вот молодцы… Очень приятно, здравствуйте, Лена, рад с, вами познакомиться.
Коля повесил на вешалку кепку и покраснел, увидев, что Дмитрий Дмитриевич помогает Лене снять плащ: он, Коля, не догадался этого сделать.
— Мы… ходили, ходили, хотели в кино пойти, но билетов не достали, — извиняющимся тоном сказал Коля. — Вот я и предложил зайти к вам, это ничего?
— Наоборот, очень хорошо… Сюда, пожалуйста. Дмитрий Дмитриевич, попросив прощения за беспорядок, накинул пиджак и сказал:
— Рассаживайтесь, друзья. Что, Леночка, Коля рассказал о своей неудаче?
— Рассказал.
— И как, вы к этому относитесь? Лена пожала плечами:
— По-моему, ничего страшного не случилось… Коля перебил ее:
— Конечно, для тебя ничего страшного. А для меня — целый год…
— Не следует огорчаться, Коля, — раздался в кабинете громовой голос.
Все вздрогнули и обернулись. На пороге стоял Человек.
Коля вскочил:
— Познакомься, Лена… Ох, я забыл, ведь вы уже знакомы…
— Здравствуйте, товарищ Антихрист, — насмешливо сказала Лена.
Человек почтительно пожал ее руку. «Почему Антихрист?» — хотел было спросить Дмитрий Дмитриевич.
Но Человек заговорил снова:
— Ты был огорчен, Коля, что не можешь получить свое, земное, знание — так я понял причину твоего плохого настроения, — и я решил кое-что сделать для тебя… Вот!
Он протянул Коле правую руку. На ладони лежал уже знакомый Коле прозрачный кубик.
— Я помню, — сказал Коля. — Вы в милиции с его помощью показывали нам историю своего мира…
— Здесь не только история. В нем вся наука, известная до меня — до дня моего вылета к вам, и здесь же моя записная книжка… Пока тебе нужно научиться читать простейшие вещи, потом я научу тебя, как им пользоваться…
— Но это все на чужом языке, на вашем языке…
— Сегодня я сделал перевод. И это очень просто. Я узнал почти все ваши слова, во всяком случае, те, что были в словаре русского языка… И многое из энциклопедии. В кубике эти слова хранятся в виде электрических импульсов очень несложной формы.
— Что-нибудь в виде азбуки Морзе, точка — тире? — спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Немного сложнее, но смысл тот же… Ты, Коля, положишь свою руку на подставку кубика, вот так… Что, больно?
Коля прикоснулся к золотистым контактам в основании кубика и быстро отдернул руку… Сверкнули тоненькие искорки, и Коля вдруг вспомнил лес и найденный им камень, из которого били точно такие же голубые шуршащие искры…
— Больно, Коля?
— Нет, — ответил Коля. — Нет, не больно… Вы, Человек, помните, я вам рассказывал, что в тот день, когда вы появились, я нашел в лесу камень, странный камень… От него шли точно такие же искорки, точно такие…
— Что это и ты, Коля, и Дмитрий Дмитриевич мне весь день говорите про этот камень? — быстро сказал Человек. — Разве может существовать связь между камнем и мною, между камнем и живым человеком?… Не отвлекайся, Коля!… Возьми себя в руки, больно будет только вначале… Потом ты привыкнешь… Я сейчас дам задание кубику. — Человек прикоснулся к контактам. — Каждый звук вашей речи будет сопровождаться картинкой, конечно, цветной и объемной… Потом картинки и звуки начнут чередоваться, пока твоя рука не научится читать.
— Рука?
— Да, рука. Ведь каждому слову будет соответствовать определенный набор импульсов, и тогда картинки будут не нужны… Ты прикоснешься к кубику, и польется мысль, нужные сведения… А скорость, — Человек взмахнул рукой, — не сразу, конечно, но ты сможешь довести ее до двух-трех тысяч слов в вашу минуту…
— Немного странная система, — задумчиво сказал Дмитрий Дмитриевич, — слова превращаются в импульсы…
— Вы, как всегда, непоследовательны, — резко ответил Человек. — У вас телефон, радиоприемник. Разве по проводу телефона или по антенне радиоприемника не идут слова в виде импульсов электрического тока? Мой, как вы его назвали, «кубик» — только дальнейшее развитие этих идей.
— А это верно, Лена, — сказал Коля. — Раз мы можем чувствовать электрический ток, то почему это не использовать?…
— Ну садись, Коля, положи руку вот так… Не больно? Я еще уменьшу напряжение… — Человек вновь прикоснулся к кубику, и над столом появилась блестящая, будто отлитая из серебра буква «А», ее сменила буква «Б», потом снова «А».
— Я чувствую разницу… Немного, но чувствую. Когда «А» — щекотно и чуть-чуть покалывает.
Дмитрий Дмитриевич, словно пораженный какой-то мыслью, зорко взглянул на Человека, затем вновь перевел взгляд на кубик.
— Садитесь, Лена, — сказал он. — Ты, Коля, подвинь руку, пусть и Лена научится звездной азбуке… А мы с Человеком пойдем… Нам нужно еще о многом поговорить.
Они вышли на кухню, и Дмитрий Дмитриевич плотно прикрыл за собой дверь. Коля и Лена остались одни. Лена, не мигая, глядела на серебристые буквы, прислушиваясь к ощущениям в кончиках пальцев.
Буквы вскоре перестали появляться, и перед ними повис шар. Какой-то деревянный голос уныло повторял:
«Шар… шар… шар…»
— Тебе не надоело? — спросила Лена.
— Ты не о том думаешь, о чем нужно.
— а о чем нужно думать, Коля?
— О том, что мы прикасаемся к искусственному мозгу… В этом кубике, если Человек сказал правду, хранятся миллионы книг, картин, а он весит не больше килограмма.
— А как отыскать в нем то, что нужно?
— Наверно, при помощи вот этих двух контактов, к которым прикасался Человек… Знаешь, что, Лена? Я попробую сюда подключить батарею… Ему хорошо, он сам электрический, а вот нам…
— Но ты можешь испортить что-нибудь…
— Ничего, не бойся. Здесь у Дмитрия Дмитриевича под столом есть совсем севшие батареи.
Коля залез под стол и подал Лене пачку связанных проволокой сухих батарей. Потом он зачистил две проволочки и соединил оголенные концы батарей с контактами кубика. Раздался громкий треск, и по стенам заметались цветные тени.
— Кажется, я испортил… — упавшим голосом проговорил Коля.
— Погоди-ка. — Лена оторвала проволочки от кубика, и перед ними мелькнул шар, сразу же сменившийся пирамидой, потом высоким цилиндром. — Все в порядке. Только быстрее все меняется.
— Мы все-таки угадали. Кубик действительно управляется токами. Значит, так… — Коля пустился было в предположения, но вдруг зазвонил телефон. Коля взял трубку. — Слушаю.
Чей— то по-военному четкий голос сказал:
— Прошу Михантьева.
— Одну минуту…
Коля осторожно положил трубку на маленький столик и подошел к двери на кухню. За дверью гремел уверенный голос Человека. Коля прислушался — разговор шел о нем.
— Коля мне нравится, — говорил Человек. — Я возлагаю на него большие надежды… Таких, как он, две-три тысячи, наивных, немного глуповатых, в хорошем смысле слова, без излишнего нездорового любопытства, — и с ними я многое сделаю.
— Но все, что вы делаете, насколько я понял, вы делаете для себя, — ответил Дмитрий Дмитриевич.
— Да, конечно… Мне нужны люди… Правда, немного…
— А что вы думаете делать с остальными? Коля осторожно открыл дверь в кухню:
— Дмитрий Дмитриевич, вас к телефону зовут.
— — Спроси, что нужно, сейчас не мешай. У нас тут занятный разговор-Коля вернулся к телефону.
— Что передать Михантьеву? — спросил он. — Ми-хантьев подойти не может.
— Примите телефонограмму, — ответил голос.
— Одну минуту…
Коля ногой толкнул дверь в кабинет:
— Лена! Дай бумагу, скорее! Я принимаю телефонограмму… Да брось ты кубик, потом займемся!
Лена разыскала на столе чистый лист бумаги и карандаш.
— Я, кажется, начинаю понимать, как управлять кубиком, — шепотом сказала она.
— Говорите, я готов, — крикнул Коля в трубку.
— Сообщаю координаты нового метеорита, зарегистрированного сегодня в семнадцать часов десять минут…
Коля старательно записал ряд непонятных цифр.
— Кто принял телефонограмму?
— Ростиков, — серьезным голосом сказал Коля. Он бросил трубку, схватил листок с записью и бросился на кухню.
Человек по-прежнему сидел на табуретке, скрестив на груди руки, а Дмитрий Дмитриевич стоял перед ним, нагнув голову и сжав кулаки. По-видимому, они о чем-то спорили, и Коля смущенно попятился. Дмитрий Дмитриевич оглянулся.
— Что там такое? — раздраженно спросил он.
— Телефонограмма…
— Давай…
Дмитрий Дмитриевич вырвал из рук Коли листок и, снова повернувшись к Человеку, продолжал:
— Нет, дорогой мой, не для того я неделями не вылезал— из танка и хоронил погибших друзей от Волги до Эльбы, чтобы…
— Это к делу не относится. Вы уверены в нереальности моего замысла?
— В конечном итоге — да!
— И вы думаете, что я не найду людей?
— Подлецов на ваш век хватит… Вас даже будут хвалить… кое-где, но, в общем-то, вы не туда попали.
— То есть?
— Думаю, где-нибудь западнее вы нашли бы больше претендентов на должность… Там вы скорее нашли бы рабов, которые лизали бы вам пятки и убивали бы по вашей указке.
— Не понимаю… Почему западнее?.
— Другое воспитание. И вообще… Многого вы еще не понимаете.
Дмитрий Дмитриевич бегло проглядел листок телефонограммы.
— Так… так… Постой-ка! — Он вынул из кармана потрепанную записную книжку и, переводя глаза с ее раскрытых страниц на телефонограмму, закричал: — Еще одна пустышка прилетела! То-то, я смотрю, вы сегодня осмелели! Все совпадает — те же высоты, те же координаты… Вот почему вы совсем по-другому заговорили и больше не затягиваете ответов! Это ваш хозяин прилетел! Вот что! Хозяин прилетел!
В кухню заглянула Лена и дернула Колю за рукав.
— Идем в кабинет, быстро, — сказала она, — там сейчас такое делается…
СТРАННЫЕ, СТРАШНЫЕ СКАЗКИ
— Я без тебя несколько раз включала и выключала батарею, и вот…
Коля уже занес было ногу, чтобы переступить порог кабинета, да так и застыл с поднятой ногой: в кабинете не было пола, мутная болотная вода, поросшая зеленой пеной водорослей, плескалась у его ног, вместо стен кабинета был лес. Высокие, наклонно стоящие в воде деревья, похожие на зеленые фабричные трубы, окружили Колю. Но вот лес неожиданно дрогнул и понесся к нему навстречу, забурлила вода, и сплошной стеной поднялись впереди фонтаны брызг. Лес расступился, и открылась поросшая сочными травами степь. Слева синела полоска озера. Небо над Колиной головой было молочно-белым, от него веяло сыростью, в странных, похожих на шляпки грибов, кронах одиноких деревьев застыли клочки тумана.
Прямо к Коле брел какой-то человек. Он был еще далеко, но каждый его шаг отдавался подземным гулом, широкая полоса смятой травы тянулась за ним. Он был ростом с четырехэтажный дом, и, когда он приблизился, Коле пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо: о земли голова казалась несоразмерно маленькой, лицо гиганта закрывала беспорядочная лохматая борода, под округлыми густыми бровями светились добродушные зеленовато-синие глаза. К животу он прижимал какой-то пузырь со вставленными в него пустотелыми стволами деревьев, и дул в один из стволов, и, перебирая похожими на бревна пальцами,свистел и гудел, локтями надавливая на пузырь этой своеобразной волынки, и, изгибаясь в такт всем телом, время от времени притоптывал босой ногой.
Какое— то дикое, непередаваемо вольное веселье было в этой музыке, и Коля, подчиняясь ритму, тоже топнул ногой и почувствовал, что сейчас сам пустится в пляс, но вдруг откуда-то сбоку, из леса, вынырнула огромная ящерица и, подбежав к ногам гиганта, поднялась на задние лапы и закивала головой. Ящерица была втрое выше, чем Коля, но доходила великану только до колен.
— Это ящер! Смотри-ка… — сказал Коля.
— Брат, — загремел голос гиганта, — зачем прилетел? Шестьсот лет ты не был у меня, моих лет…
— Но моих только двести, — услышал Коля и вздрогнул: это был голос Человека.
— Слабое оправдание, — заметил гигант, и по движению его губ было видно, что слова его имели совсем другое звучание: кубик все старательно переводил. — впрочем, что мне до тебя? Мне подарили эту планетку, и я не жалею ни о чем — здесь я счастлив…
— А ты еще вырос, — раздался голос Человека.
— Это верно, — самодовольно усмехнулся гигант, — И мне, пожалуй, было трудней остановить рост, чем продолжать расти.
— Но как ты вернешься назад?
— Зачем?
— Ты не сможешь вернуться, ты вырос, ты слишком вырос для своего снаряда, а другого тебе не сделать. Да и зачем тебе возвращаться? Там, дома, ты стал бы пугалом для детей.
— Ты дурак! Я счастлив, понимаешь? Вчера я боролся с существом, один вид которого заставил бы тебя содрогнуться. Его -шкура сейчас на мне, а череп я отдал летающим ящерам. А сегодня утром было душно, жарко, и я прыгнул вон в то озеро, и как улепетывало от меня всё живое!… Но скоро я уйду на север, здесь начнутся дожди, а там, на скалах, прохладно, и ящеры слетаются туда, чтобы отложить яйца… Что за прелесть, брат, яйца летающих ящеров! Ешь, ешь — и все мало… Но и клювы у мамаш — того и гляди, что глаз выколют!…
— Должен сказать, — зазвучал голос Человека, — что твои работы по законам роста до сих пор не теряют своего значения… О них говорят, и некоторые жалеют, что ты прекратил их…
Коля уже занес было ногу, чтобы переступить порог кабинета, да так и застыл с поднятой ногой: в кабинете не было пола, мутная болотная вода, поросшая зеленой пеной водорослей, плескалась у его ног, вместо стен кабинета был лес. Высокие, наклонно стоящие в воде деревья, похожие на зеленые фабричные трубы, окружили Колю. Но вот лес неожиданно дрогнул и понесся к нему навстречу, забурлила вода, и сплошной стеной поднялись впереди фонтаны брызг. Лес расступился, и открылась поросшая сочными травами степь. Слева синела полоска озера. Небо над Колиной головой было молочно-белым, от него веяло сыростью, в странных, похожих на шляпки грибов, кронах одиноких деревьев застыли клочки тумана.
Прямо к Коле брел какой-то человек. Он был еще далеко, но каждый его шаг отдавался подземным гулом, широкая полоса смятой травы тянулась за ним. Он был ростом с четырехэтажный дом, и, когда он приблизился, Коле пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо: о земли голова казалась несоразмерно маленькой, лицо гиганта закрывала беспорядочная лохматая борода, под округлыми густыми бровями светились добродушные зеленовато-синие глаза. К животу он прижимал какой-то пузырь со вставленными в него пустотелыми стволами деревьев, и дул в один из стволов, и, перебирая похожими на бревна пальцами,свистел и гудел, локтями надавливая на пузырь этой своеобразной волынки, и, изгибаясь в такт всем телом, время от времени притоптывал босой ногой.
Какое— то дикое, непередаваемо вольное веселье было в этой музыке, и Коля, подчиняясь ритму, тоже топнул ногой и почувствовал, что сейчас сам пустится в пляс, но вдруг откуда-то сбоку, из леса, вынырнула огромная ящерица и, подбежав к ногам гиганта, поднялась на задние лапы и закивала головой. Ящерица была втрое выше, чем Коля, но доходила великану только до колен.
— Это ящер! Смотри-ка… — сказал Коля.
— Брат, — загремел голос гиганта, — зачем прилетел? Шестьсот лет ты не был у меня, моих лет…
— Но моих только двести, — услышал Коля и вздрогнул: это был голос Человека.
— Слабое оправдание, — заметил гигант, и по движению его губ было видно, что слова его имели совсем другое звучание: кубик все старательно переводил. — впрочем, что мне до тебя? Мне подарили эту планетку, и я не жалею ни о чем — здесь я счастлив…
— А ты еще вырос, — раздался голос Человека.
— Это верно, — самодовольно усмехнулся гигант, — И мне, пожалуй, было трудней остановить рост, чем продолжать расти.
— Но как ты вернешься назад?
— Зачем?
— Ты не сможешь вернуться, ты вырос, ты слишком вырос для своего снаряда, а другого тебе не сделать. Да и зачем тебе возвращаться? Там, дома, ты стал бы пугалом для детей.
— Ты дурак! Я счастлив, понимаешь? Вчера я боролся с существом, один вид которого заставил бы тебя содрогнуться. Его -шкура сейчас на мне, а череп я отдал летающим ящерам. А сегодня утром было душно, жарко, и я прыгнул вон в то озеро, и как улепетывало от меня всё живое!… Но скоро я уйду на север, здесь начнутся дожди, а там, на скалах, прохладно, и ящеры слетаются туда, чтобы отложить яйца… Что за прелесть, брат, яйца летающих ящеров! Ешь, ешь — и все мало… Но и клювы у мамаш — того и гляди, что глаз выколют!…
— Должен сказать, — зазвучал голос Человека, — что твои работы по законам роста до сих пор не теряют своего значения… О них говорят, и некоторые жалеют, что ты прекратил их…