Стихи Веры Полозковой разных лет

 
 
   Когда-нибудь я отыщу ответ.
   Когда-нибудь мне станет цель ясна.
   Какая-нибудь сотая весна
   Откроет мне потусторонний свет,
 
   И я постигну смысл бытия,
   Сумев земную бренность превозмочь.
   Пока же плечи мне укутывает ночь,
   Томительные шепоты струя,
 
   И обвевая пряным ветром сны,
   И отвлекая от серьезных книг...
   И цели совершенно не ясны.
   И свет потусторонний не возник.
 
   А хочется, напротив, хмеля слов
   И поцелуев, жгущих все мосты,
   Бессовестного счастья, новых строф -
   Нежданной, изумрудной красоты;
 
   Бессонницы, переплетений - да! -
   Сердцебиений, слившихся в одно...
   А что до бренности, так это всё тогда
   Мне будет совершенно все равно.
 
   Обрушится с уставших плеч скала:
   Меня отпустит прошлых жизней плен.
   Мне перестанут сниться зеркала,
   И призраки, и лабиринты стен...
 
   И, может, не придется ждать сто лет.
   Я знаю - зряч лишь тот, кто пил сей хмель...
   Вот в нем-то и отыщется ответ,
   И в нем таится истинная цель.
   @@@
   Обезболивающее превращает в овощ,
   Сам живой вроде бы, а мозг из тебя весь вытек.
   Час катаешься по кровати от боли, воешь,
   Доползаешь до кухни, ищешь свой спазмолитик –
   Впополам гнет, как будто снизили потолок –
   Вот нашел его, быстро в ложечке растолок
   И водой запил. А оно все не утихает,
   Все корежит тебя, пульсирует, муку длит,
   Будто это душа, или карма твоя плохая
   Или черт знает что еще внутри у тебя болит.
   @@@
   Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
   Я веду, и я сроду не был никем ведом.
   По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
   Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».
   Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
   Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
   Что купаться; я видел все - Сингапур, Бейрут,
   От исландских фьордов до сомалийских руд,
   Но умру, если у меня тебя отберут».
   Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
   Джип с водителем, из колонок поет Эдит,
   Скидка тридцать процентов в любимом баре,
   Но наливают всегда в кредит,
   А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».
   Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
   Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
   Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
   Подчиненных, как кегли, считаю по головам –
   Но вот если слова – это тоже деньги,
   То ты мне не по словам».
   «Моя девочка, ты красивая, как банши.
   Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,
   Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
   Никакой души ведь не хватит,
   Усталой моей души».
   @@@
   Лооооось! У нас с тобою что-то не срослооооось!
 
   - Рыыыыысь! У нас с тобой все было зашибииись!
   @@@
   Если вас трамвай задавит, вы конечно вскрикнете, раз задавит, два задавит, а потом привыкнете
   @@@
   Горький запах полыни
   И песок из пустыни
   На верблюжьем горбе -
   Тебе.
 
   Деньги старого скряги,
   Две скрещенные шпаги
   На фамильном гербе -
   Тебе.
 
   Незажившие раны,
   Все далекие страны
   В подзорной трубе -
   Тебе.
 
   Ключ от запертой дверцы
   И еще мое средце
   Цвета алой зари -
   Бери!..
 
   11 апреля 2000 года.
   @@@
   В свежих ранах крупинки соли.
   Ночью снятся колосья ржи.
   Никогда не боялась боли -
   Только лжи.
 
   Индекс Вечности на конверте.
   Две цыганки в лихой арбе.
   Никому не желала смерти.
   Лишь себе.
 
   Выбиваясь из сил, дремала
   В пальцах Господа. Слог дробя,
   Я прошу у небес так мало...
   Да, тебя.
 
 
   Ночь с 20 на 21 февраля 2003 года
   @@@
   Я.
   Ниспадающая.
   Ничья.
   Беспрекословная, как знаменье.
   Вздорная.
   Волосы в три ручья.
   Он - гримаска девчоночья -
   Беспокойство. Недоуменье.
 
   Я - открытая всем ветрам,
   Раскаленная до озноба.
   Он - ест сырники по утрам,
   Ни о чем не скорбя особо.
 
   Я -
   Измеряю слова
   Навес,
   Переплавляя их тут же в пули,
   Он - сидит у окна на стуле
   И не сводит очей с небес.
 
   Мы-
   Не знаем друг друга.
   Нас -
   Нет еще как местоименья.
   Только -
   Капелька умиленья.
   Любования. Сожаленья.
   Он - миндальная форма глаз,
   Руки, слепленные точёно...
   В общем - в тысячу первый раз,
   Лоб сжимая разгорячённо,
   Быть веселой - чуть напоказ -
   И, хватая обрывки фраз,
   Остроумствовать обречённо,
   Боже, как это все никчёмно -
   Никогда не случится "нас"
   Как единства местоимений,
   Только горсточка сожалений. -
   Все закончилось. Свет погас.
 
   Я.
   Все та же.
   И даже
   Ночь
   Мне тихонько целует веки.
   Не сломать меня.
   Не помочь.
   Я - Юпитера дочь.
   Вовеки.
   Меня трудно любить
   Земным.
   В вихре ожесточённых весён
   Я порой задохнусь иным,
   Что лучист, вознесён, несносен...
   Но ему не построят храм,
   Что пребудет велик и вечен -
   Он ест сырники по утрам
   И влюбляется в смертных женщин.
 
   Я же
   Все-таки лишь струна.
   Только
   Голос.
   Без слов.
   Без плоти.
   Муза.
   Дух.
   Только не жена. -
   Ветер,
   Пойманный
   На излёте.
 
 
 
   Ночь с 22 на 23 апреля 2003 года.
   @@@
   Не окрыляет. Не властвует. Не влечёт.
   Выброшено. Развеяно у обочин.
   Взгляд отрешен или попросту обесточен.
   Официант, принесите мне гамбургский счёт.
 
   Все эпилоги - ложь. Все дороги - прах.
   Бог одинок и, похоже, серьезно болен.
   Город отчаялся, и со своих колоколен
   Он распевает гимн об иных мирах.
 
   Воинам грехи отпущены наперёд.
   Им не увидеть больше родимой Спарты.
   Я отдала долги. Я открыла карты.
   И потому меня больше никто не ждет.
 
 
 
   5 мая 2003 года.
   @@@
   Обыкновенна с каждой из сторон
   И заурядна, как трава у дома:
   Не записала модного альбома
   И не похожа на Шарлиз Терон.
 
   Не лесбиянка. Не брала Берлин.
   Не вундеркинд. Не дочь миллиардера.
   Не чемпонка мира, не Венера
   И никогда не пела с группой "Сплин".
 
   Не Мать Тереза, не Мари Кюри.
   И "Оскар" вряд ли светит, что обидно.
   Зато мне из окна весь Кремль видно
   И рост мой метр восемьдесят три.
 
   И, если интуиция не врёт,
   Назло всем ураганам и лавинам
   Моим стихам, как драгоценным винам,
   Настанет свой черед.*
 
 
   Ночь 14-15 мая 2003 года.
   @@@
   Да, дерзость солнца бьет из наших глаз.
   Мы избраны. В нас закипают соки.
   Мы молоды, сильны и ... одиноки.
   Увы, все горы свернуты до нас.
 
   Мы реактивны. Мы идем на взлет.
   Мы верим, что в бою несокрушимы.
   Но неприступны горные вершины,
   И на Олимпе нас никто не ждет.
 
   Там стража грозно смотрит свысока.
   Там блещет все. Там все решают деньги.
   Покрыты красным бархатом ступеньки,
   И поступь небожителей легка.
 
   А в нас кипит честолюбивый яд.
   И мучает, и не дает покоя,
   И снится нам сиянье золотое,
   Овации в ушах у нас гремят,
 
   И, поправляя свой алмазный нимб,
   Богини улыбаются лукаво...
   Когда-нибудь и нас настигнет слава.
   Когда-нибудь мы покорим Олимп.
 
 
   Ночь с 9 на 10 июня 2003 года.
   @@@
   Думала - сами ищем
   Звезд себе и дорог.
   Дети пусть верят в притчи
   Про всемогущий Рок.
 
   Фатума план утрачен.
   Люди богов сильней...
   Только ты предназначен,
   Небом завещан мне.
 
   Огненною десницей
   (Чую ведь - на беду!)
   Ты на роду написан,
   Высечен на роду,
 
   Ласковоокой смертью,
   Болью к родной стране -
   Милый, ты предначертан,
   Ты предзагадан мне...
 
   Гордые оба - знаю.
   Вместе - как на войне.
   Только - усмешка злая -
   Выбора просто нет:
 
   С новыми - не забыться,
   Новых - не полюбить.
   Мне без тебя не сбыться.
   Мне без тебя не быть.
 
   Сколько ни будь с другими
   Да ни дразни судьбу -
   Вот оно - твое имя,
   Словно клеймо на лбу.
 
 
 
   15 июня 2003 года.
   @@@
   Стиснув до белизны кулаки,
   Я не чувствую боли.
   Я играю лишь главные роли -
   Пусть они не всегда велики,
   Но зато в них всегда больше соли,
   Больше желчи в них или тоски,
   Прямоты или истинной воли -
   Они страшно подчас нелегки,
   Но за них и награды поболе.
 
   Ты же хочешь заставить меня
   Стать одним из твоих эпизодов.
   Кадром фильма. Мгновением дня.
   Камнем гулких готических сводов
   Твоих замков. Ключами звеня,
   Запереть меня в дальней из комнат
   Своей памяти и, не браня,
   Не виня, позабыть и не вспомнить.
 
   Только я не из тех, что сидят по углам
   В ожидании тщетном великого часа,
   Когда ты соизволишь вернуться к ним - там,
   Где оставил. Темна и безлика их масса, -
   Ни одной не приблизиться к главным ролям.
 
   Я не этой породы. В моих волосах
   Беспокойный и свежий, безумствует ветер,
   Ты узнаешь мой голос в других голосах -
   Он свободен и дерзок, он звучен и светел,
   У меня в жилах пламя течет, а не кровь,
   Закипая в зрачках обжигающим соком.
   Я остра, так и знай - быть не надо пророком,
   Чтоб понять, что стреляю я в глаз, а не в бровь.
 
   Ты мне нравишься, Мастер: с тобой хоть на край,
   Хоть за край: мы единым сияньем облиты.
   Эта пьеса - судьба твоя; что ж, выбирай -
   Если хочешь, я буду твоей Маргаритой...
 
 
   Ночь с 5 на 6 июля 2003 года.
   @@@
   Препарирую сердце, вскрывая тугие мембраны.
   Вынимаю комки ощущений и иглы эмоций.
   Прежних швов не найти - но я вижу и свежие раны,
   Ножевые и рваные - Господи, как оно бьется?..
 
   Беспристрастно исследую сгустки сомнений и страхов,
   Язвы злобы глухой на себя, поразившие ткани.
   Яд неверия губит ученых, царей и монахов -
   Мое племя в отважных сердцах его копит веками.
 
   В моих клетках разлита бессилия злая отрава,
   Хоть на дне их лучатся осколочки Божьего дара.
   Слишком горьки разочарованья. Но мыслю я здраво:
   Я больна. Мое сердце страшнее ночного кошмара.
 
   Что мне может помочь? Только самые сильные средства.
   Кардиохирургия не терпит неточных расчетов.
   Я достану беспечность - лазурно-босую, из детства,
   Небо южных ночей - рай художников и звездочетов,
 
   Строки - сочно, янтарно-густые, как капельки меда,
   Иль извилисто-страстные, словно арабские песни,
   И далекое море, что грозно и белобородо,
   И восточные очи, и сказки, да чтоб почудесней...
 
   Запах теплого хлеба (со специями, если можно),
   Воздух улиц парижских и кукольных домиков дверцы...
   Я врачую себя, вынув чувственный сор осторожно.
   Я с волненьем творю себе подлинно новое сердце.
 
   Оно будет свободно от старого злого недуга.
   Оно будет бесстрашно... Но я ведь о чем-то забыла...
   Ах, ну да, чтобы биться ему горячо и упруго,
   Нужно, чтобы оно - пощади нас, Господь! - полюбило...
 
   Эй, мальчишка с глазами синее небесной лазури!
   Ты, конечно, безбожник, и нужно задать тебе перцу,
   Но в тебе кипит жизнь и поет настоящая буря...
   Я, пожалуй, тебе подарю свое новорожденное сердце.
 
 
 
   Ночь с 21 на 22 июля 2003 года.
   @@@
   Усталая серость разлита по свежим холстам.
   Я верила в солнце, гулявшее по небу гордо,
   Но город пронизан дыханьем сурового норда,
   И, кажется, осень крадется за мной по пятам.
 
   Я знаю, что будет - сценарий твержу наизусть.
   Я помню эмоции всех своих прожитых жизней.
   Я лишь узнаю их - по импульсам. Безукоризнен
   Порядок в архивах моих состояний и чувств.
 
   Я знала, что будет, когда я тебя отыщу.
   Как знала и то, когда именно это случится.
   И мир рассмеется и бликами будет лучиться,
   И ты будешь дерзок, и я тебе это прощу,
 
   И ты будешь грезить не мной и любить не меня
   И, вряд ли нарочно, но будешь со мной бессердечен,
   И что наш мирок будет хрупок и недолговечен,
   Как жаркое пламя волшебного летнего дня.
 
   Я знала, что это закончится серой тоской.
   Да, даже печаль я задолго себе предсказала.
   Тебя не терзала - сама же себя наказала.
   Исчезла. Ушла. Обрела долгожданный покой.
 
   Кассандра-провидица властвует сердцем моим.
   Не знаю, каких еще слез я себе напророчу.
   Но ты был мне подлинно дорог - беспечен, порочен,
   Испорчен, утрачен - но истинно мною любим.
 
   Пустынно в хранилище страхов и снов моих. Там
   Душа моя копит веками свои ощущенья.
   Там есть одно - как боялась его возвращенья! -
   Как будто бы осень идет за тобой по пятам...
 
 
 
   Ночь с 4 на 5 августа 2003 года.
   @@@
   Пусто. Ни противостоянья,
   Ни истерик,ни кастаньет.
   Послевкусие расставанья.
   Состояние
   Расстоянья -
   Было, билось - и больше нет.
 
   Скучно. Мрачно. Без приключений.
   Ни печали, ни палачей.
   Случай. Встреча морских течений.
   Помолчали - и стал ничей.
 
   Жаль. Безжизненно, безнадежно.
   Сжато, сожрано рыжей ржой.
   Жутко женско и односложно:
   Был так нужен,
   А стал
   Чужой.
 
 
   6 августа 2003
   @@@
   Слушать, не поднимая взгляда.
   В голове - грозный вой сирен.
   Зарекалась же - все. Не надо.
   Пусть все будет без перемен.
 
   Ждать. Смеяться. Слегка лукавить.
   (Что я, черт подери, творю?..)
   И не верить себе - не я ведь! -
   Вторя юному сентябрю,
 
   Небо ткать из дырявых рубищ,
   Гулким ливнем гремя в трубе...
   Бог, за что ты меня так любишь? -
   Я совсем не молюсь тебе!
 
   Грезить, гладя витые кудри,
   Имя кукольное шепча...
   Созерцая, как в сером утре
   Око солнечного луча
 
   Век небесных пронзает просинь...
   На запястьях же - в унисон -
   Бой часов отмеряет осень,
   Что похожа на давний сон...
 
   1-2 сентября 2003 года.
   @@@
   Строки стынут кроподтеками
   На губах, что огнем иссушены.
   Люди, пряча глаза за стеклами,
   Напряженно меня не слушают.
 
   Злое, честное безразличие -
   На черта им мои истерики?..
   Им машину бы поприличнее
   Без метафор и эзотерики,
 
   Им, влюбленным в пельмени с кетчупом,
   Что мои словеса воздушные?
   Мне понятно ведь это вечное
   Ироничное равнодушие!
 
   Они дышат дымком и сплетнями,
   В их бутылочках пиво пенится,
   Что им я, семнадцатилетняя
   Многоумная проповедница?..
 
   Они смотрят, слегка злорадствуя,
   По-отцовски кривясь ухмылками:
   "Подрасти сперва, моя страстная,
   Чай, и мы были шибко пылкими!"
 
   Я ломаю им представления -
   Их дочурки дебильнолицые
   Не над новым дрожат Пелевиным,
   А флиртуют с ночной милицией.
 
   Я же бьюсь, чтобы стали лучшими
   Краски образов, чтоб - не блеклыми,
   Но...Ты тоже меня не слушаешь,
   Флегматично бликуя стеклами...
 
   Ночь с 22 на 23 сентября 2003 года.
   @@@
   Взгляд - прочь. Голоса за сценой.
   Свет льет из открытой двери.
   Я лгу тебе, драгоценный.
   Пора перестать мне верить.
 
   Все стихнет, когда ты выйдешь,
   Все смолкнет - как бы случайно,-
   Ведь алый закат всевидящ,
   И он мою вызнал тайну;
 
   Он дерзок. Он торжествует.
   Он пурпуром догорает.
   Пусть Бога не существует, -
   Но Он меня покарает.
 
   Сожжет - вероломной страстью,
   Погубит в ее неволе...
   Я лгу тебе, мое счастье,
   Пытаясь спасти от боли,
 
   От горечи... Тяжесть пауз.
   - Эй, ветер! Куда несешься?...
   Я лгу тебе, милый Фауст,
   Но ты уже
   не спасешься...
 
 
 
   Ночь с 25 на 26 сентября 2003 года.
   @@@
   Я - так хищно, так самозвански...
   Боги сеют дожди как просо
   В зонт, похожий на знак вопроса,
   Оброненного по-испански:
 
   їQue? - И в школьницыны тетради -
   Мысли, сбитые, как прицелы...
   - Влюблена в него? - Нет. Но целый
   Космос спит у него во взгляде.
 
   Я - молящая у Морфея
   Горсть забвения - до рассвета...
   - Он не любит тебя. - И это
   Только к лучшему, моя фея.
 
   Души холодом зашивая,
   Город бледен и мутно-бежев. -
   Счастье. - Слушай, но ведь тебе же
   Больно! - Этим и выживаю.
 
 
   Ночь с 13 на 14 октября 2003 года.
   @@@
   Губы плавя в такой ухмылке,
   Что на зависть и королю,
   Он наколет на кончик вилки
   Мое трепетное "люблю".
 
   И с лукавством в медовом взоре
   Вкус божественным наречет.
   И графу о моем позоре
   Ему тоже запишут в счет.
 
   24 октября 2003 года
   @@@
   Они все равно уйдут, даже если ты обрушишься на пол и будешь рыдать, хватая их за полы пальто. Сядут на корточки, погладят по затылку, а потом все равно уйдут. И ты опять останешься одна и будешь строить свои игрушечные вавилоны, прокладывать железные дороги и рыть каналы - ты прекрасно знаешь, что все всегда могла и без них, и именно это, кажется, и губит тебя.
 
   Они уйдут, и никогда не узнают, что каждый раз, когда они кладут трубку, ты продолжаешь разговаривать с ними - убеждать, спорить, шутить, мучительно подбирать слова. Что каждый раз когда они исчезают в метро, бликуя стеклянной дверью на прощанье, ты уносишь с собой в кармане тепло их ладони - и быстро бежишь, чтобы донести, не растерять. И не говоришь ни с кем, чтобы продлить вкус поцелуя на губах - если тебя удостоили поцелуем. Если не удостоили - унести бы в волосах хотя бы запах. Звук голоса. Снежинку, уснувшую на ресницах. Больше и не нужно ничего.
   Они все равно уйдут.
   А ты будешь мечтать поставить счетчик себе в голову - чтобы считать, сколько раз за день ты вспоминаешь о них, приходя в ужас от мысли, что уж никак не меньше тысячи. И плакать перестанешь - а от имени все равно будешь вздрагивать. И еще долго первым, рефлекторным импульсом при прочтении/просмотре чего-нибудь стоящего, будет: “Надо ему показать.”
   Они уйдут.
   А если не захотят уйти сами - ты от них уйдешь. Чтобы не длить ощущение страха. Чтобы не копить воспоминаний, от которых перестанешь спать, когда они уйдут. Ведь самое страшное - это помнить хорошее: оно прошло, и никогдане вернется.
   А чего ты хотела. Ты все знала заранее.
   Чтобы не ждать. Чтобы не вырабатывать привычку.
   Они же все равно уйдут, и единственным, что будет напоминать о мужчинах в твоей жизни, останется любимая мужская рубаха, длинная, до середины бедра - можно ходить по дому без шортов, в одних носках.
   И на том спасибо.
   Да, да, это можно даже не повторять себе перед зеркалом, все реплики заучены наизусть еще пару лет назад - без них лучше, спокойнее, тише, яснее думается, работается, спится и пишется. Без них непринужденно сдаются сессии на отлично, быстро читаются хорошие книги и экономно тратятся деньги - не для кого строить планы, рвать нервы и выщипывать брови.
   И потом - они все равно уйдут.
   Ты даже не сможешь на них за это разозлиться.
   Ты же всех их, ушедших, по-прежнему целуешь в щечку при встрече и очень радуешься, если узнаешь их в случайных прохожих - и непринужденно так: здравствуй, солнце, как ты. И черта с два им хоть на сотую долю ведомо, сколько тебе стоила эта непринужденность.
   Но ты им правда рада. Ибо они ушли - но ты-то осталась, и они остались в тебе.
   И такой большой, кажется, сложный механизм жизни - вот моя учеба, в ней столько всего страшно интересного, за день не расскажешь; вот моя работа - ее все больше, я расту, совершенствуюсь, умею то, чему еще месяц назад училась с нуля, участвую в больших и настоящих проектах, пишу все сочнее и отточеннее; вот мои друзья, и все они гениальны, честное слово; вот... Кажется, такая громадина, такая суперсистема - отчего же это все не приносит ни малейшего удовлетворения? Отчего будто отключены вкусовые рецепторы, и все пресно, словно белесая похлебка из “Матрицы”? Где разъединился контактик, который ко всему этому тебя по-настоящему подключал?
   И когда кто-то из них появляется - да катись оно все к черту, кому оно сдалось, когда я... когда мы...
   Деточка, послушай, они же все равно уйдут.
   И уйдут навсегда, а это дольше, чем неделя, месяц и даже год, представляешь?
   Будда учил: не привязывайся.
   “Вали в монастырь, бэйба” - хихикает твой собственный бог, чеканя ковбойские шаги у тебя в душе. И ты жалеешь, что не можешь запустить в него тапком, не раскроив себе грудной клетки.
   Как будто тебе все время показывают кадры новых сногсшибательных фильмов с тобой в главной роли - но в первые десять минут тебя выгоняют из зала, и ты никогда не узнаешь, чем все могло бы закончиться.
   Или выходишь из зала сама. В последнее время фильмы стали мучительно повторяться, как навязчивые кошмары.
   И герои так неуловимо похожи - какой-то недоуменно-дружелюбной улыбкой при попытке приблизиться к ним. Как будто разговариваешь с человеком сквозь пуленепробиваемое стекло - он внимательно смотрит тебе в глаза, но не слышит ни единого твоего слова.
   Что-то, видать, во мне.
   Чего-то, видать, не хватает - или слишком много дано.
   И ты даже не удивляешься больше, когда они правда уходят - и отрешенно так, кивая - да, я так и знала.
 
   И опять не ошиблась.
   30/10/2003
   @@@
   Так беспомощно,
   Так лелейно
   В шею выдохнуть визави:
   - Не губите! Так ставят клейма
   Как Вы шутите о любви!
 
   Мне бы тоже кричали браво
   Под пропетую за гроши
   Серенаду седьмому справа
   Властелину мой души,
 
   Или - двадцать второму в списке...
   Вам так чуждо и далеко
   Быть влюбленной по-акмеистски,
   В стиле тонкого арт-деко:
 
   Как в немых черно-белых фильмах -
   На изломе ресниц и рук,
   Быть влюбленной - любовью сильных:
   Ясновидцев - и их подруг;
 
   Чтоб иконные прятать очи
   В мрак фонарной шальной весны,
   Чтоб чернилами пачкать ночи,
   Что в столице и так черны,
 
   В Петербурге же - как бумага,
   Будто выстираны в реке...
   Потому там заметна влага,
   Что ложится строка к строке -
 
   В ней, струившейся исступленно,
   Век Серебряный щурит взгляд...
   - Сударь... Можно мне быть влюбленной,
   Как сто бешеных лет назад?..
 
   Ночь с 12 на 13 ноября 2003 года.
   @@@
   Свой лик запрятавши в истуканий,
   Я буду биться и побеждать,
   Вытравливая из мягких тканей
   Свою плебейскую слабость ждать,
 
   Свою постыдную трусость плакать,
   Когда - ни паруса, ни весла...
   Я буду миловать - вплавив в слякоть,
   Или расстреливать - если зла.
 
   Я буду, взорами нежа райски,
   В рабов противников обращать.
   И буду драться по-самурайски.
   И не прощаться. И не прощать.
 
   И не просчитываться - бесслезно,
   Узлами нервы в кулак скрутив...
   И вот тогда уже будет поздно,
   Разулыбавшись, как в объектив,
 
   Поцеловать меня, как в награду, -
   Внезапно радостно снизойдя
   Составить жизни моей отраду, -
   Немного выгоды в том найдя -
 
   От скуки. Разнообразья ради.
   Я терпелива, но не глупа.
   Тогда же сталь заблестит во взгляде
   В моем - из лунного из серпа!
 
   И письма - те, что святынь дороже, -
   Все будут сожжены - до строки.
   Мой милый, больше не будет дрожи
   В бесстрастном воске моей руки.
 
   В ней лишь презрение - так, пустое.
   Да, я злопамятна - но горда:
   Я даже местью не удостою
   Твоей надменности никогда.
 
   Но... Солнце светит еще, мой милый,
   Чтоб щедрость Божию утверждать.
   Пока еще не взята могилой
   Моя плебейская слабость ждать.
 
 
 
   Ночь с 5 на 6 декабря 2003 года.
   @@@
   Исписанными блокнотами,
   Слезами, шагами, сквотами,
   Монетами - не банкнотами,
   Да пряником и кнутом -
 
   Отрыдано, оттанцовано,
   Отпето, перелицовано,
   Отписано - зарубцовано
   И заперто - на потом,
 
   До лучших, чтоб - отбродившего
   Откупорить - и хлебнуть.
   Как лиха. Как смысла высшего -
   Хмельную - шальную! - муть,
 
   Когда уже будет сцежено,
   Осозанано, прощено -
   И боль отольется свежая
   В рубиновое вино.
 
   Мужчины, зачеты, трудности,
   Балконы в цветном белье -
   Я буду судить о юности,
   Как опытный сомелье.
 
   Пока же еще - так солоно,
   Так горько еще губам
   Все то, что уже рассовано
   По складам и погребам -
 
   Трепещущее, щемящее,
   Упрятанное на дно...
   - Игристое - настоящее,
   Божественное вино!
 
   Ночь с 30 на 31 декабря 2003 года.
   @@@
    ЛЮБОЛЬ
    История болезни
 
   Голос – патокой жирной… Солоно…
   Снова снилось еголицо.
   Символ адова круга нового –
   Утро. Дьявола колесо.
 
   «Нет, он может – он просто ленится!»
   «Ну, не мучает голова?»
   Отчитаться. Удостовериться –
   Да, действительно,
   Ты жива.
 
   Держит в пластиковом стаканчике
   Кофе – приторна как всегда.
   – А в ночную? – Сегодня Танечке
   – Подежурить придется – да?
 
   Таня – добрая, сверхурочная –
   Кротость – нету и двадцати…
   Попросить бы бинтов намоченных
   К изголовью мне принести.
 
   Я больная. Я прокаженная.
   Мой диагноз – уже пароль:
   «Безнадежная? Зараженная?
   Не дотрагиваться – Люболь.»
 
   Солнце в тесной палате бесится
   И Голгофою на полу –
   Крест окна. Я четыре месяца
   Свою смерть по утрам стелю
 
   Вместо коврика прикроватного, –
   Ядом солнечного луча.
   Таня? Тихая, аккуратная…
   И далекой грозой набатною –
   Поступь мерная главврача.
 
   ***
 
 
   Сухо в жилах. Не кровь – мазутная
   Жижа лужами разлита
   По постели. Ежеминутное