Страница:
Кстати сказать, многоуважаемых г-д Клинтона и Коля на Красную площадь 9 Мая мы приглашаем не бюсту «вождя народов» кланяться, а склонить головы перед памятью этих несчитаных миллионов. Вот ведь в чем дело. Но эти господа затрудняются даже пообещать, что приедут на наш главный праздник: не уважают! Одного война в Чечне смущает. Не буря, понимаете ли, это в пустыне! Другому в качестве командировочных подавай художественные ценности, вывезенные из размолоченной Германии в качестве компенсации за неисчислимые культурные утраты, понесенные нашей страной в годы войны! Реституцией это, извините за выражение, называется.
Но давайте встанем на их место! Трудно — но попытаемся. Мы бы, например, на их месте поехали? Поехали бы в страну, куда посылаются списанная с их военных складов тушенка и недоношенная их гражданами одежонка? В страну, которая к своим недавним союзникам и в Европе, и в Азии, и в Африке относится с переменчивостью склеротической кокетки? В страну, где один журналист в связи с убийством другого журналиста заявляет многомиллионной телеаудитории: «Теперь в этой стране делать нечего. Надо уезжать!»?
Человек может жить, где хочет. Но для подобных заявлений существует ОВИР. При чем тут национальное телевидение? Поехали бы мы с вами на праздник в страну, которая наряду с нефтью экспортирует за рубеж тонны боевых наград, принадлежащих умершим и живым ветеранам, ибо живым, как ни странно, нужно есть? В страну, еще до сих пор не захоронившую прах тысяч воинов, лежащих в сырой земле там, где их и застала гибель?! В страну, где страшным словом «фашист» политики в своих шкурных интересах пользуются, как продавцы клейкими ценниками в универсаме?! Вы любите ходить на юбилеи к неуважаемым людям? Я не хожу. Поэтому на их месте я бы тоже не приехал. Поэтому-то и звать-надрываться не след…
Впрочем, зачем нам ставить себя на их место? У нас есть свое место — и оно в России. А слово «уважать» подходит к взаимоотношениям между людьми, между народом и государством, между государствами, но только — не между человеком и его Родиной. Родину, простите за подзабытую банальность, можно только любить. По-всякому — с нежностью, с восхищением, с уважением, с горечью, с досадой, — но только любить… Поэтому нас-то на праздник Победы звать не надо. Мы придем — со слезами на глазах, как поется в песне. Будем праздновать эту святую дату с уважением к прошлому Отечества и с надеждой, что уж следующий юбилей Победы отметим с уважением к настоящему Державы. А это, поверьте, немало для нашего неуважительного времени…
Газета «Труд», март 1995 г.
ПРИЗРЕНИЕ ИЛИ ПРЕЗРЕНИЕ?
НАШИ ГОСТОМЫСЛЫ
Но давайте встанем на их место! Трудно — но попытаемся. Мы бы, например, на их месте поехали? Поехали бы в страну, куда посылаются списанная с их военных складов тушенка и недоношенная их гражданами одежонка? В страну, которая к своим недавним союзникам и в Европе, и в Азии, и в Африке относится с переменчивостью склеротической кокетки? В страну, где один журналист в связи с убийством другого журналиста заявляет многомиллионной телеаудитории: «Теперь в этой стране делать нечего. Надо уезжать!»?
Человек может жить, где хочет. Но для подобных заявлений существует ОВИР. При чем тут национальное телевидение? Поехали бы мы с вами на праздник в страну, которая наряду с нефтью экспортирует за рубеж тонны боевых наград, принадлежащих умершим и живым ветеранам, ибо живым, как ни странно, нужно есть? В страну, еще до сих пор не захоронившую прах тысяч воинов, лежащих в сырой земле там, где их и застала гибель?! В страну, где страшным словом «фашист» политики в своих шкурных интересах пользуются, как продавцы клейкими ценниками в универсаме?! Вы любите ходить на юбилеи к неуважаемым людям? Я не хожу. Поэтому на их месте я бы тоже не приехал. Поэтому-то и звать-надрываться не след…
Впрочем, зачем нам ставить себя на их место? У нас есть свое место — и оно в России. А слово «уважать» подходит к взаимоотношениям между людьми, между народом и государством, между государствами, но только — не между человеком и его Родиной. Родину, простите за подзабытую банальность, можно только любить. По-всякому — с нежностью, с восхищением, с уважением, с горечью, с досадой, — но только любить… Поэтому нас-то на праздник Победы звать не надо. Мы придем — со слезами на глазах, как поется в песне. Будем праздновать эту святую дату с уважением к прошлому Отечества и с надеждой, что уж следующий юбилей Победы отметим с уважением к настоящему Державы. А это, поверьте, немало для нашего неуважительного времени…
Газета «Труд», март 1995 г.
ПРИЗРЕНИЕ ИЛИ ПРЕЗРЕНИЕ?
В годы, когда нашему доверчивому народу дали в руки погремушку гласности, было много язвительных слов сказано об «остаточном» принципе финансирования культуры. Остаточный принцип ликвидировали. На смену ему пришел «отметочный» принцип — другое слово просто трудно подобрать! Чтобы выжить, наука и культура должны сегодня, по подсчетам специалистов, иметь бюджет, в двадцать раз превышающий нынешний…
Поговорите сегодня с любым ученым или деятелем культуры, и он скажет вам: да, прежде был унижающий идеологический контроль, даже диктат, но был и другой контроль — обеспечивающий: режиссерам — возможность ставить новые спектакли и фильмы, писателям — выпускать новые книги, художникам — создавать и выставлять новые полотна, а ученым — заниматься исследованиями. Против такого обеспечивающего контроля, между прочим, никто и никогда не протестовал. Это естественно. К примеру, в Великобритании бюджет искусства почти наполовину обеспечивается из казны, существуют многолетние программы, планы. Неужели наши пропагандисты «умного рынка» с дипломами Академии общественных наук при ЦК КПСС не знали об этом? Конечно, знали, как знали и о многом другом. Но эти их знания не принесли отечественной культуре, как, впрочем, и всему национальному организму, ничего, кроме многих печалей.
Удручающий пример — книжное дело. Ведь мы были не просто читающей страной, мы были одной из самых серьезно читающих стран! Да, имелась цензура, которую иногда удавалось обойти. Ее ныне, кстати, с успехом заменяет финансирование по политическим соображениям, которое уже не обойдешь… Была, если помните, и серьезная государственная программа книгоиздания, поддержка талантливой литературы. Сегодня же мы просто захлебнулись в чудовищном книжном ширпотребе. Навыки серьезного чтения прививаются десятилетиями, а теряются очень быстро. Между прочим, наш старший черно-белый брат, Соединенные Штаты, бдительно следит, чтобы развлекательная продукция не вытесняла из издательских планов литературу серьезную, и материально обеспечивает ее появление на книжных прилавках. Американцы знают счет не только деньгам, но и хорошим книгам!
Самофинансирование в культуре — такая же нелепость, как «самораскручиваемость» при выращивании картофеля. Недавно я разговаривал с директором одной московской детской библиотеки. Так вот, от них постоянно требуют введения так называемых платных услуг. При нынешнем общем снижении интереса к серьезному чтению ребенок, придя в библиотеку, должен еще и заплатить хоть за туалет! И это при том, что не в каждой семье сегодня на хлеб-то хватает! Государственное равнодушие к духовному воспитанию юношества — вещь, чреватая самыми тяжелыми последствиями для будущего страны. От молодого человека, выросшего исключительно на «Поле чудес», никаких чудес в области науки или культуры мы не дождемся. Да и в цивилизованном бизнесе тоже. Похоже, руководство нашего, под пистолетную пальбу акционирующегося телевидения об этом забыло! К сожалению, в уголовном кодексе не предусмотрена статья о забывчивости. Впрочем, тогда по статье «забывчивость в сфере государственных интересов» пошло бы столько народу, что наш политический Олимп сразу опустел!
Еще один важный вопрос — воспитание творческой молодежи. Прежде существовала разветвленная система, которая при всех своих недостатках обеспечивала постоянное пополнение рядов творческой интеллигенции. Талант дается, конечно, от Бога, но готовит талант к деятельности вполне конкретная система, которая начиналась, скажем, с бесплатной детской изостудии и заканчивалась академией художеств. Теперь такой системы у нас нет — обломки. А в США, опять-таки, ежегодно художественные факультеты государственных университетов и колледжей заканчивают четверть миллиона человек! И если бы сегодня Василий Шукшин приехал в Москву с Алтая, «Калины красной» мы бы с вами не дождались. В лучшем случае он мыл бы автомобили или торговал в коммерческом киоске — и Фонд Сороса им вряд ли бы занимался… Много говорено о тяжкой доле таланта при социализме. Даже пагубную склонность мятущихся творческих душ к крепким напиткам — и это на тоталитаризм списывали. Но мало кто знает, что скончавшийся недавно замечательный актер, народный артист, чтобы прокормиться, пошел работать в литейный цех, оттого, возможно, и умер в расцвете сил…
У тех же, кто в это трудное время поставлен отвечать за развитие культуры, ответ всегда один: нет денег. Их и не будет, если в стране политические проблемы будут решаться танковой пальбой по парламенту с последующим миллиардным ремонтом и бесконечными «молниеносными» войнами. Не будет денег на культуру, если итогом российской приватизации в духе проголодавшегося Винни-Пуха станет тотальная скупка престижной западной недвижимости так называемыми «новыми русскими». И вообще, по своей гуманитарной наивности, я никак не могу постичь одной вещи: когда хватает на оборону, но не хватает на культуру — это плохо, но понятно. Но когда не хватает ни на оборону, ни на культуру — это не просто плохо или непонятно, это очень подозрительно!
Но примем как данность: денег нет. Почему же власть и наши законодатели не способствуют возрождению такой богатой традициями российской системы благотворительности и меценатства? К 1902 году в России насчитывалось около 11 тысяч действующих благотворительных обществ и учреждений — как универсальных, так и специализирующихся на отдельных видах помощи. Имелась строгая законодательная база. А в 1909 году открылся «Всероссийский Союз учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению». «Бескорыстное служение позволило многим из них участвовать в решении исторических задач национального масштаба… Все эти русские мужики Алексеевы, Мамонтовы, Сабашниковы, Сапожниковы, Щукины — какие все это козыри в игре нации!» — писал Федор Шаляпин. Общество, кстати, высоко оценивало заслуги меценатов: Бахрушин, например, за свой знаменитый музей был удостоен потомственного дворянства.
К сожалению, забота о культуре, или, как тогда выражались, «призрение», у нынешних преуспевающих россиян часто оборачивается высокомерным презрением к национальной культуре… Есть и немало подставных благотворительных фондов, помогающих коммерческим структурам просто укрывать прибыль или отмывать неправедно нажитые деньги. Но, слава богу, есть и люди, которые готовы переложить непосильную для государства ношу финансирования культуры на свои плечи. Однако мало подставить плечи, нужно еще, чтобы государство дало тебе такую возможность. А что получается? Благотворительная сумма облагается дважды — сначала как прибыль у благотворителя, а потом как прибыль у благотворимого! Проект же закона «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях», принятый недавно Думой в первом чтении, ни слова не говорит о разумном налогообложении в естественной связке «пожертвователь — учреждение, получающее благотворительность». Не скоро мы при подобном отношении дождемся своих Третьяковых…
И еще об одной больной проблеме сегодняшней духовной жизни я хотел бы поговорить — о своеобразном разделении творческой интеллигенции на «чистых» и «нечистых», которое всячески демонстрируется властями. А ведь, по сути, это просто вывернутая наизнанку приснопамятная «теория двух культур», с которой так самозабвенно боролись наши либералы, сидючи и в андеграунде, и в эмиграции. Такого беспредела не было даже в прежние времена, когда диалог интеллигенции велся из президиумов съездов и пленумов, а то и в кабинетах КГБ. Коммунистический режим, конечно, по-своему, в рамках господствовавшей идеологической модели, хоть изредка старался учитывать мнение всех направлений общественной мысли. Сегодня достаточно открыто сказать о своем неприятии чудовищных геополитических просчетов, о своем несогласии с вивисекторскими методами реформирования страны, чтобы оказаться в «нечистых». В услужении властных структур мы видим сегодня одну компактную, но боевитую группу персонажей, использующих эту свою близость к кормилу в основном для того, чтобы одобрять нелепые действия политиков, подвигать власть на непродуманные силовые решения (чего стоят только призывы «добить гадину!») в октябре 93-го для того, чтобы сеять недоверие к основной части интеллигенции, скептически относящейся, как и весь народ, к происходящему в Отечестве. Это стремление снова стать «скандирующей группой», вместо того чтобы быть интеллектуальным и нравственным ориентиром власти, просто поразительно, особенно у тех, кто себя под Сахаровым чистит, чтобы плыть к общечеловеческим ценностям дальше…
Как справедливо замечено, Россия во многом страна идеократическая. И в наши дни выбор государственной идеи для державы не менее важен, чем выбор веры во времена святого князя Владимира. Но о каком выборе может идти речь, если точки зрения основной части интеллигенции попросту игнорируются? На мой взгляд, важнейшая из нынешних задач — опираясь на пока еще не уничтоженный культурно-интеллектуальный потенциал России, учитывая все многообразие позиций и интересов, — выработать идеологию созидания, которая обеспечит духовное и материальное возрождение страны, процветание ее экономики и культуры, преемственность лучшего, а не худшего из того, что было в нашей истории.
И хватит интеллигенции, в том числе творческой, быть фомкой для политических взломов российской государственности!
Газета «Культура», апрель 1995 г.
Поговорите сегодня с любым ученым или деятелем культуры, и он скажет вам: да, прежде был унижающий идеологический контроль, даже диктат, но был и другой контроль — обеспечивающий: режиссерам — возможность ставить новые спектакли и фильмы, писателям — выпускать новые книги, художникам — создавать и выставлять новые полотна, а ученым — заниматься исследованиями. Против такого обеспечивающего контроля, между прочим, никто и никогда не протестовал. Это естественно. К примеру, в Великобритании бюджет искусства почти наполовину обеспечивается из казны, существуют многолетние программы, планы. Неужели наши пропагандисты «умного рынка» с дипломами Академии общественных наук при ЦК КПСС не знали об этом? Конечно, знали, как знали и о многом другом. Но эти их знания не принесли отечественной культуре, как, впрочем, и всему национальному организму, ничего, кроме многих печалей.
Удручающий пример — книжное дело. Ведь мы были не просто читающей страной, мы были одной из самых серьезно читающих стран! Да, имелась цензура, которую иногда удавалось обойти. Ее ныне, кстати, с успехом заменяет финансирование по политическим соображениям, которое уже не обойдешь… Была, если помните, и серьезная государственная программа книгоиздания, поддержка талантливой литературы. Сегодня же мы просто захлебнулись в чудовищном книжном ширпотребе. Навыки серьезного чтения прививаются десятилетиями, а теряются очень быстро. Между прочим, наш старший черно-белый брат, Соединенные Штаты, бдительно следит, чтобы развлекательная продукция не вытесняла из издательских планов литературу серьезную, и материально обеспечивает ее появление на книжных прилавках. Американцы знают счет не только деньгам, но и хорошим книгам!
Самофинансирование в культуре — такая же нелепость, как «самораскручиваемость» при выращивании картофеля. Недавно я разговаривал с директором одной московской детской библиотеки. Так вот, от них постоянно требуют введения так называемых платных услуг. При нынешнем общем снижении интереса к серьезному чтению ребенок, придя в библиотеку, должен еще и заплатить хоть за туалет! И это при том, что не в каждой семье сегодня на хлеб-то хватает! Государственное равнодушие к духовному воспитанию юношества — вещь, чреватая самыми тяжелыми последствиями для будущего страны. От молодого человека, выросшего исключительно на «Поле чудес», никаких чудес в области науки или культуры мы не дождемся. Да и в цивилизованном бизнесе тоже. Похоже, руководство нашего, под пистолетную пальбу акционирующегося телевидения об этом забыло! К сожалению, в уголовном кодексе не предусмотрена статья о забывчивости. Впрочем, тогда по статье «забывчивость в сфере государственных интересов» пошло бы столько народу, что наш политический Олимп сразу опустел!
Еще один важный вопрос — воспитание творческой молодежи. Прежде существовала разветвленная система, которая при всех своих недостатках обеспечивала постоянное пополнение рядов творческой интеллигенции. Талант дается, конечно, от Бога, но готовит талант к деятельности вполне конкретная система, которая начиналась, скажем, с бесплатной детской изостудии и заканчивалась академией художеств. Теперь такой системы у нас нет — обломки. А в США, опять-таки, ежегодно художественные факультеты государственных университетов и колледжей заканчивают четверть миллиона человек! И если бы сегодня Василий Шукшин приехал в Москву с Алтая, «Калины красной» мы бы с вами не дождались. В лучшем случае он мыл бы автомобили или торговал в коммерческом киоске — и Фонд Сороса им вряд ли бы занимался… Много говорено о тяжкой доле таланта при социализме. Даже пагубную склонность мятущихся творческих душ к крепким напиткам — и это на тоталитаризм списывали. Но мало кто знает, что скончавшийся недавно замечательный актер, народный артист, чтобы прокормиться, пошел работать в литейный цех, оттого, возможно, и умер в расцвете сил…
У тех же, кто в это трудное время поставлен отвечать за развитие культуры, ответ всегда один: нет денег. Их и не будет, если в стране политические проблемы будут решаться танковой пальбой по парламенту с последующим миллиардным ремонтом и бесконечными «молниеносными» войнами. Не будет денег на культуру, если итогом российской приватизации в духе проголодавшегося Винни-Пуха станет тотальная скупка престижной западной недвижимости так называемыми «новыми русскими». И вообще, по своей гуманитарной наивности, я никак не могу постичь одной вещи: когда хватает на оборону, но не хватает на культуру — это плохо, но понятно. Но когда не хватает ни на оборону, ни на культуру — это не просто плохо или непонятно, это очень подозрительно!
Но примем как данность: денег нет. Почему же власть и наши законодатели не способствуют возрождению такой богатой традициями российской системы благотворительности и меценатства? К 1902 году в России насчитывалось около 11 тысяч действующих благотворительных обществ и учреждений — как универсальных, так и специализирующихся на отдельных видах помощи. Имелась строгая законодательная база. А в 1909 году открылся «Всероссийский Союз учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению». «Бескорыстное служение позволило многим из них участвовать в решении исторических задач национального масштаба… Все эти русские мужики Алексеевы, Мамонтовы, Сабашниковы, Сапожниковы, Щукины — какие все это козыри в игре нации!» — писал Федор Шаляпин. Общество, кстати, высоко оценивало заслуги меценатов: Бахрушин, например, за свой знаменитый музей был удостоен потомственного дворянства.
К сожалению, забота о культуре, или, как тогда выражались, «призрение», у нынешних преуспевающих россиян часто оборачивается высокомерным презрением к национальной культуре… Есть и немало подставных благотворительных фондов, помогающих коммерческим структурам просто укрывать прибыль или отмывать неправедно нажитые деньги. Но, слава богу, есть и люди, которые готовы переложить непосильную для государства ношу финансирования культуры на свои плечи. Однако мало подставить плечи, нужно еще, чтобы государство дало тебе такую возможность. А что получается? Благотворительная сумма облагается дважды — сначала как прибыль у благотворителя, а потом как прибыль у благотворимого! Проект же закона «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях», принятый недавно Думой в первом чтении, ни слова не говорит о разумном налогообложении в естественной связке «пожертвователь — учреждение, получающее благотворительность». Не скоро мы при подобном отношении дождемся своих Третьяковых…
И еще об одной больной проблеме сегодняшней духовной жизни я хотел бы поговорить — о своеобразном разделении творческой интеллигенции на «чистых» и «нечистых», которое всячески демонстрируется властями. А ведь, по сути, это просто вывернутая наизнанку приснопамятная «теория двух культур», с которой так самозабвенно боролись наши либералы, сидючи и в андеграунде, и в эмиграции. Такого беспредела не было даже в прежние времена, когда диалог интеллигенции велся из президиумов съездов и пленумов, а то и в кабинетах КГБ. Коммунистический режим, конечно, по-своему, в рамках господствовавшей идеологической модели, хоть изредка старался учитывать мнение всех направлений общественной мысли. Сегодня достаточно открыто сказать о своем неприятии чудовищных геополитических просчетов, о своем несогласии с вивисекторскими методами реформирования страны, чтобы оказаться в «нечистых». В услужении властных структур мы видим сегодня одну компактную, но боевитую группу персонажей, использующих эту свою близость к кормилу в основном для того, чтобы одобрять нелепые действия политиков, подвигать власть на непродуманные силовые решения (чего стоят только призывы «добить гадину!») в октябре 93-го для того, чтобы сеять недоверие к основной части интеллигенции, скептически относящейся, как и весь народ, к происходящему в Отечестве. Это стремление снова стать «скандирующей группой», вместо того чтобы быть интеллектуальным и нравственным ориентиром власти, просто поразительно, особенно у тех, кто себя под Сахаровым чистит, чтобы плыть к общечеловеческим ценностям дальше…
Как справедливо замечено, Россия во многом страна идеократическая. И в наши дни выбор государственной идеи для державы не менее важен, чем выбор веры во времена святого князя Владимира. Но о каком выборе может идти речь, если точки зрения основной части интеллигенции попросту игнорируются? На мой взгляд, важнейшая из нынешних задач — опираясь на пока еще не уничтоженный культурно-интеллектуальный потенциал России, учитывая все многообразие позиций и интересов, — выработать идеологию созидания, которая обеспечит духовное и материальное возрождение страны, процветание ее экономики и культуры, преемственность лучшего, а не худшего из того, что было в нашей истории.
И хватит интеллигенции, в том числе творческой, быть фомкой для политических взломов российской государственности!
Газета «Культура», апрель 1995 г.
НАШИ ГОСТОМЫСЛЫ
Эпоха перемен — это всегда время авантюристов и подвижников, ворюг и работяг, гостомыслов и патриотов. Первые начинают, процесс идет, а когда страна превращается в груду обломков, за дело берутся вторые и спасают государство. Почему вторые никогда не начинают первыми — одна из загадок российской истории.
Гостомыслы есть в любом народе. Проще всего, конечно, объяснить дело кровью, генами, и всех людей, в ком течет хоть капля «нетитульной» крови, объявить потенциальными гостомыслами и строго за ними приглядывать (так, кстати, и поступают на государственном уровне во многих местах ближнего зарубежья). Но что тогда делать с русским лингвистом Иваном Бодуэном де Куртене, героем Севастополя инженер-генералом Эдуардом Тотлебеном, мастером русского стиха Борисом Пастернаком и тысячами других известных и миллионами безвестных людей, верно служивших государству Российскому, которое никогда бы не достигло своих размеров и мощи, если б занималось выяснением, откуда приехал Аристотель Фьораванти, почему Пушкин смахивает на эфиопа и зачем такая странная фамилия у летчика Гастелло. Гостомысльство — мировоззрение. Оно формируется иногда семьей, иногда обстоятельствами, чаще идеологией, порой это просто характер, а характер нынче принято объяснять исключительно астрологией. Я знал одного гостомысла, буквально ненавидевшего страну, где родился, за то, что вместо коммуналки он никак не мог получить отдельную квартиру. Он говорил, что в Европе каждый работающий имеет коттедж. Мысль о том, что он мог родиться в Африке, где попросту умирают с голода, ему в голову не приходила. Сейчас он в Америке, и эта страна ему тоже не нравится, потому что в районе, где он живет, много негров, а на более приятное окружение у него не хватает денег.
Но это — примитивное, потребительское гостомысльство. Бывает и другое — интеллектуальное. Вот литератор Л. Бежин, именующий себя «русским православным европейцем», с презрением пишет в «Новом мире» про мордастого лавочника в картузе и поддевке, сдувающего пену с пивной кружки, сплевывающего на мостовую шелуху подсолнечников и призывающего к еврейским погромам… А буквально через несколько абзацев наш русский православный европеец с восторгом живописует «почтенных немецких пивоваров, наполняющих пенистой струей тяжелые кружки» и с партитурой в руках слушающих оперы Вагнера и симфонии Брамса… Я даже не буду останавливаться на том общеизвестном факте, что чудовищный многомиллионный погром, в том числе и еврейский, вылился не из российских трактиров, но как раз из музыкальных немецких пивных, а только напомню, что «мордастый лавочник» вместе с чадами и домочадцами сгинул после революции в подвалах ЧК или в ГУЛАГе и, вполне возможно, по приговору какого-нибудь «русского европейца»…
И еще я хочу отметить это безотчетное и в то же время умозрительное (ведь поддевку-то автор только на старых карикатурах или в музеях видел) пренебрежение к собственному народу: и пену-то он не так сдувает, и картуз-то носит, и семечками мусорит. Эх, да европейские или американские зрительные залы к концу дня просто завалены бумажками от жевательных резинок и чипсов — этих семечек конца XX века. Ну и что с того?
Кстати, именно эта разновидность гостомыслов-интеллектуалов постоянно говорит о народе как об источнике повышенной опасности. Сейчас вот достали всех пресловутым «русским фашизмом», которым, конечно же, легче себе самим и миру объяснить грозное недовольство ограбленного и согнанного с родных мест населения (обобранные крестьяне, кстати, тоже гостомыслам-переломщикам в свое время очень не нравились: «запечный разврат» и все такое прочее!). Но фашизм-то тут при чем? Такой терпимый к иным племенам и незлопамятный народ, как наш, еще поискать! Если б не так, то во время буденновской бойни чеченскую диаспору на российских просторах на куски разорвали бы. Но не было такого и не будет, что бы там ни накликивали заполошные чибисы «русского фашизма»!
Мы проиграли Третью мировую войну, потому что мы проиграли войну идеологий, а войну идеологий мы проиграли, потому что проиграли войну жизненных стандартов. О том, почему это произошло, написано уже много — и о неповоротливости нашей экономики, и о скованности людской инициативы, и о зловещем преобладании группы А над группой Б… Сейчас, правда, стали писать, что в результате реформ А упало, Б пропало, но это — тема отдельного разговора…
Застой у нас, конечно, был, но это был, если так можно выразиться, проточный застой… Мы хотели большей социальной справедливости, а огребли большую социальную несправедливость. Вместо того чтобы расчистить протоки, второй раз за столетие решили рыть новое русло. За то и расплачиваемся! Расплачиваемся за главный принцип гостомыслов: или так, как там, или никак! Неважно, где «там» — в капиталистической Европе или в «Капитале» Карла Маркса. Правда, острое недовольство своим уровнем жизни было в основном у элиты, не случайно несгибаемые большевики, до старости довольствовавшиеся регулярным продуктовым заказом и бесплатной путевкой в барвихинский санаторий, своих детей и внуков старались пристроить поближе к той небольшой скрипучей дверце в железном занавесе, которая помогала приобщаться к жизненным стандартам идеологического противника. Окончив спецшколу и хороший вуз, потомки старых большевиков, привозя из-за границы джинсы и запретный том Генри Миллера, говаривали, что мы так не умеем ни шить, ни писать. При этом они как-то не задумывались, что если б не преобразовательный зуд их дедов, то наши Саввы Морозовы и другие работяги в картузах и поддевках завалили бы джинсами с романтическим названием «портки» полмира, а что касается Генри Миллеров, то они у нас перед революцией косяками ходили, как карпы в правительственном пруду. Кстати, по одной из легенд, Гостомысл был внуком Вандала. Улавливаете? Впрочем, скрипучей дверью пользовался авангард гостомыслов, большинство же ограничивали свой кругозор щелями и дырочками в проржавевшем железном занавесе. Это многое объясняет в наших нынешних заморочках и в наших нынешних лидерах. Чего только стоит один московский префект, принимавший население, надев форму американского шерифа… Пустячок, а символ!
Обозначился и главный политический постулат гостомыслов-романтиков. «Заграница нам поможет…» Такая, понимаете, разновидность идеи мировой революции, только теперь идущей в обратном направлении. Но загляните в любой учебник истории: если в чем и может одна великая геополитическая общность помочь другой, так только в максимально быстром и бесшумном исчезновении с арены мировой истории. Можно дружить семьями, народами, даже государствами. Геополитическими интересами, зачастую противоположными, дружить невозможно. Новое мышление — это когда любители отбивных, опасаясь, что мяса на всех не хватит, начинают пропагандировать вегетарианство. Смешно, но окруженная убежденными мясоедами Россия на эту диету села и сразу катастрофически потеряла в весе. Нынче ее просто качает атлантическим ветром. А немалую часть населения качает от недоедания…
«А права человека?!» — воскликнете вы. Вот ведь совсем из головы вылетело! Тут, конечно, неоспоримая заслуга гостомыслов, настолько неоспоримая, что впору ставить памятник. Я бы предложил поставить танк. На площади Свободы, возле Белого дома. Вот ведь парадокс: люди, не простившие советской власти танки на Вацлавской площади, бурно приветствовали танки на Краснопресненской набережной. Большевики начали с холостого залпа «Авроры», а закончили ГУЛАГом. Чем могут закончить гостомыслы, предпочитающие кумулятивные снаряды, одному Богу ведомо. Впрочем, о Чечне, сначала старательно вооруженной, а теперь кровавой ценой замиряемой, ведаем и мы… «Но свобода слова?!» — еще раз воскликнете вы. Да, конечно… Только наша нынешняя свобода слова напоминает мне родовой послед, стремительно пожираемый самой же сукой…
Понадобились чудовищные внешнеполитические провалы Горбачева — этого лучшего немца всех времен и народов; крах реформ Гайдара — этого классического гостомысла, чьим именем еще долго будут пугать студентов экономических факультетов во всем мире; понадобился развал СССР, на который Б. Ельцин, борясь за власть, пошел сознательно, но и не без влияния советчиков-гостомыслов, говоривших примерно следующее: «Да куда они, Борис Николаевич, денутся — все равно прибегут к нам со своими кринками, казанами и бурдюками за нашей расейской нефтьюшкой!» Прибежали… А что толку? За такие советы Иван Грозный смолу в глотку заливал. Понадобилась череда геополитических унижений, когда нам мягко, но твердо объяснили, что сфера интересов Запада везде, а сфера интересов России ограничивается восстановленным Красным кремлевским крыльцом. В ответ на запоздалые упреки советники, как и положено людям с гостевым мышлением, отвечают теперь, что, если ими недовольны, они готовы хоть сейчас уехать преподавать куда-нибудь в Гарвард. Но не едут… Только один на моей памяти, сброшенный в буквальном смысле слова с теплохода современности, отбыл послом в Ватикан. Но их время кончается, это понимают все — и острее других, между прочим, сам Б. Ельцин, человек с выдающимся инстинктом самосохранения.
Полагаю, он осознал, а может быть, понимал всегда, исходя из той же истории КПСС: с помощью гостомыслов можно взять власть. Но направить эту власть на созидание, а не на разрушение, опираясь на гостомыслов, невозможно. И они, легко прощавшие Б. Ельцину многие ошибки и несуразицы, этого понимания своей политической неуместности никогда ему не простят. Неуклонная сатиризация образа президента в средствах массовой информации — самое верное тому свидетельство… Иногда этот образ напоминает мне своего рода портрет Дориана Грея, зловеще запечатлевающий всю безнравственность и бестолковость гостомысльского периода нашей истории. Вероятно, гостомыслы-романтики полагают, что таким образом сами они в глазах общества останутся чистыми и непорочными, как нецелованный и непьющий юноша Дориан… Напрасно. Приходит время других людей. Они, кстати, все чаще, к неудовольствию гостомыслов с подпольным стажем, появляются в коридорах власти. Наша верхушка уже сегодня напоминает диковатую пару времен Гражданской войны: кожаный комиссар из германского вагона и красный военспец из окопов германской… Но сначала несколько слов о сформировавшейся за последние годы новой разновидности гостомыслов — прагматиках.
И это еще не все: совершенно не беспокоясь о том, как отразятся их действия на будущих видах России, гостомыслы-прагматики нашу с вами «ягоду» гонят по дешевке за рубеж, а выручку складывают в тамошних банках, улучшая и без того некислую зарубежную жизнь и ухудшая нашу и без того несладкую. Но гостомыслам-романтикам дела до этого безобразия нет, они обещали, что уже наше поколение будет жить при капитализме, и в отличие от коммунистов, не дотянувших по многим причинам до социализма с человеческим лицом, свое слово сдержали, ввергнув нас в капитализм с неандертальской мордой.
Кто такие гостомыслы?
Великий Лев Гумилев считал, что слово «гостомысл» только со временем превратилось в имя собственное, обозначив полумифического старейшину Гостомысла, призвавшего Рюрика владеть нами, беспорядочными. А первоначально «гостомыслами» на Руси называли тех, кто благоволил иноземцам — «мыслил гостям». Люди, определяющие сегодня судьбу страны, не только зачастую «мыслят гостям», но и мыслят как гости…Гостомыслы есть в любом народе. Проще всего, конечно, объяснить дело кровью, генами, и всех людей, в ком течет хоть капля «нетитульной» крови, объявить потенциальными гостомыслами и строго за ними приглядывать (так, кстати, и поступают на государственном уровне во многих местах ближнего зарубежья). Но что тогда делать с русским лингвистом Иваном Бодуэном де Куртене, героем Севастополя инженер-генералом Эдуардом Тотлебеном, мастером русского стиха Борисом Пастернаком и тысячами других известных и миллионами безвестных людей, верно служивших государству Российскому, которое никогда бы не достигло своих размеров и мощи, если б занималось выяснением, откуда приехал Аристотель Фьораванти, почему Пушкин смахивает на эфиопа и зачем такая странная фамилия у летчика Гастелло. Гостомысльство — мировоззрение. Оно формируется иногда семьей, иногда обстоятельствами, чаще идеологией, порой это просто характер, а характер нынче принято объяснять исключительно астрологией. Я знал одного гостомысла, буквально ненавидевшего страну, где родился, за то, что вместо коммуналки он никак не мог получить отдельную квартиру. Он говорил, что в Европе каждый работающий имеет коттедж. Мысль о том, что он мог родиться в Африке, где попросту умирают с голода, ему в голову не приходила. Сейчас он в Америке, и эта страна ему тоже не нравится, потому что в районе, где он живет, много негров, а на более приятное окружение у него не хватает денег.
Но это — примитивное, потребительское гостомысльство. Бывает и другое — интеллектуальное. Вот литератор Л. Бежин, именующий себя «русским православным европейцем», с презрением пишет в «Новом мире» про мордастого лавочника в картузе и поддевке, сдувающего пену с пивной кружки, сплевывающего на мостовую шелуху подсолнечников и призывающего к еврейским погромам… А буквально через несколько абзацев наш русский православный европеец с восторгом живописует «почтенных немецких пивоваров, наполняющих пенистой струей тяжелые кружки» и с партитурой в руках слушающих оперы Вагнера и симфонии Брамса… Я даже не буду останавливаться на том общеизвестном факте, что чудовищный многомиллионный погром, в том числе и еврейский, вылился не из российских трактиров, но как раз из музыкальных немецких пивных, а только напомню, что «мордастый лавочник» вместе с чадами и домочадцами сгинул после революции в подвалах ЧК или в ГУЛАГе и, вполне возможно, по приговору какого-нибудь «русского европейца»…
И еще я хочу отметить это безотчетное и в то же время умозрительное (ведь поддевку-то автор только на старых карикатурах или в музеях видел) пренебрежение к собственному народу: и пену-то он не так сдувает, и картуз-то носит, и семечками мусорит. Эх, да европейские или американские зрительные залы к концу дня просто завалены бумажками от жевательных резинок и чипсов — этих семечек конца XX века. Ну и что с того?
Кстати, именно эта разновидность гостомыслов-интеллектуалов постоянно говорит о народе как об источнике повышенной опасности. Сейчас вот достали всех пресловутым «русским фашизмом», которым, конечно же, легче себе самим и миру объяснить грозное недовольство ограбленного и согнанного с родных мест населения (обобранные крестьяне, кстати, тоже гостомыслам-переломщикам в свое время очень не нравились: «запечный разврат» и все такое прочее!). Но фашизм-то тут при чем? Такой терпимый к иным племенам и незлопамятный народ, как наш, еще поискать! Если б не так, то во время буденновской бойни чеченскую диаспору на российских просторах на куски разорвали бы. Но не было такого и не будет, что бы там ни накликивали заполошные чибисы «русского фашизма»!
Без порток, но в джинсах
Объективности ради надо сказать, что советская власть немало потрудилась над формированием довольно обширной колонны гостомыслов в стране. Это были гостомыслы-романтики, и такой тип мировоззрения мог сформироваться только за железным занавесом в условиях господства моноидеологии. Если человека насильно заставляют верить в Бога, он верит в черта, если заставляют верить в коммунизм, он верит в антикоммунизм.Мы проиграли Третью мировую войну, потому что мы проиграли войну идеологий, а войну идеологий мы проиграли, потому что проиграли войну жизненных стандартов. О том, почему это произошло, написано уже много — и о неповоротливости нашей экономики, и о скованности людской инициативы, и о зловещем преобладании группы А над группой Б… Сейчас, правда, стали писать, что в результате реформ А упало, Б пропало, но это — тема отдельного разговора…
Застой у нас, конечно, был, но это был, если так можно выразиться, проточный застой… Мы хотели большей социальной справедливости, а огребли большую социальную несправедливость. Вместо того чтобы расчистить протоки, второй раз за столетие решили рыть новое русло. За то и расплачиваемся! Расплачиваемся за главный принцип гостомыслов: или так, как там, или никак! Неважно, где «там» — в капиталистической Европе или в «Капитале» Карла Маркса. Правда, острое недовольство своим уровнем жизни было в основном у элиты, не случайно несгибаемые большевики, до старости довольствовавшиеся регулярным продуктовым заказом и бесплатной путевкой в барвихинский санаторий, своих детей и внуков старались пристроить поближе к той небольшой скрипучей дверце в железном занавесе, которая помогала приобщаться к жизненным стандартам идеологического противника. Окончив спецшколу и хороший вуз, потомки старых большевиков, привозя из-за границы джинсы и запретный том Генри Миллера, говаривали, что мы так не умеем ни шить, ни писать. При этом они как-то не задумывались, что если б не преобразовательный зуд их дедов, то наши Саввы Морозовы и другие работяги в картузах и поддевках завалили бы джинсами с романтическим названием «портки» полмира, а что касается Генри Миллеров, то они у нас перед революцией косяками ходили, как карпы в правительственном пруду. Кстати, по одной из легенд, Гостомысл был внуком Вандала. Улавливаете? Впрочем, скрипучей дверью пользовался авангард гостомыслов, большинство же ограничивали свой кругозор щелями и дырочками в проржавевшем железном занавесе. Это многое объясняет в наших нынешних заморочках и в наших нынешних лидерах. Чего только стоит один московский префект, принимавший население, надев форму американского шерифа… Пустячок, а символ!
Обозначился и главный политический постулат гостомыслов-романтиков. «Заграница нам поможет…» Такая, понимаете, разновидность идеи мировой революции, только теперь идущей в обратном направлении. Но загляните в любой учебник истории: если в чем и может одна великая геополитическая общность помочь другой, так только в максимально быстром и бесшумном исчезновении с арены мировой истории. Можно дружить семьями, народами, даже государствами. Геополитическими интересами, зачастую противоположными, дружить невозможно. Новое мышление — это когда любители отбивных, опасаясь, что мяса на всех не хватит, начинают пропагандировать вегетарианство. Смешно, но окруженная убежденными мясоедами Россия на эту диету села и сразу катастрофически потеряла в весе. Нынче ее просто качает атлантическим ветром. А немалую часть населения качает от недоедания…
«А права человека?!» — воскликнете вы. Вот ведь совсем из головы вылетело! Тут, конечно, неоспоримая заслуга гостомыслов, настолько неоспоримая, что впору ставить памятник. Я бы предложил поставить танк. На площади Свободы, возле Белого дома. Вот ведь парадокс: люди, не простившие советской власти танки на Вацлавской площади, бурно приветствовали танки на Краснопресненской набережной. Большевики начали с холостого залпа «Авроры», а закончили ГУЛАГом. Чем могут закончить гостомыслы, предпочитающие кумулятивные снаряды, одному Богу ведомо. Впрочем, о Чечне, сначала старательно вооруженной, а теперь кровавой ценой замиряемой, ведаем и мы… «Но свобода слова?!» — еще раз воскликнете вы. Да, конечно… Только наша нынешняя свобода слова напоминает мне родовой послед, стремительно пожираемый самой же сукой…
Портрет Дориана Грея
Но мало кто предвидел это в 1985-м, когда гостомыслы взяли власть в стране одной рукой, и понимал в 1991-м, когда они взяли власть обеими руками. Чтобы понять, понадобилось время.Понадобились чудовищные внешнеполитические провалы Горбачева — этого лучшего немца всех времен и народов; крах реформ Гайдара — этого классического гостомысла, чьим именем еще долго будут пугать студентов экономических факультетов во всем мире; понадобился развал СССР, на который Б. Ельцин, борясь за власть, пошел сознательно, но и не без влияния советчиков-гостомыслов, говоривших примерно следующее: «Да куда они, Борис Николаевич, денутся — все равно прибегут к нам со своими кринками, казанами и бурдюками за нашей расейской нефтьюшкой!» Прибежали… А что толку? За такие советы Иван Грозный смолу в глотку заливал. Понадобилась череда геополитических унижений, когда нам мягко, но твердо объяснили, что сфера интересов Запада везде, а сфера интересов России ограничивается восстановленным Красным кремлевским крыльцом. В ответ на запоздалые упреки советники, как и положено людям с гостевым мышлением, отвечают теперь, что, если ими недовольны, они готовы хоть сейчас уехать преподавать куда-нибудь в Гарвард. Но не едут… Только один на моей памяти, сброшенный в буквальном смысле слова с теплохода современности, отбыл послом в Ватикан. Но их время кончается, это понимают все — и острее других, между прочим, сам Б. Ельцин, человек с выдающимся инстинктом самосохранения.
Полагаю, он осознал, а может быть, понимал всегда, исходя из той же истории КПСС: с помощью гостомыслов можно взять власть. Но направить эту власть на созидание, а не на разрушение, опираясь на гостомыслов, невозможно. И они, легко прощавшие Б. Ельцину многие ошибки и несуразицы, этого понимания своей политической неуместности никогда ему не простят. Неуклонная сатиризация образа президента в средствах массовой информации — самое верное тому свидетельство… Иногда этот образ напоминает мне своего рода портрет Дориана Грея, зловеще запечатлевающий всю безнравственность и бестолковость гостомысльского периода нашей истории. Вероятно, гостомыслы-романтики полагают, что таким образом сами они в глазах общества останутся чистыми и непорочными, как нецелованный и непьющий юноша Дориан… Напрасно. Приходит время других людей. Они, кстати, все чаще, к неудовольствию гостомыслов с подпольным стажем, появляются в коридорах власти. Наша верхушка уже сегодня напоминает диковатую пару времен Гражданской войны: кожаный комиссар из германского вагона и красный военспец из окопов германской… Но сначала несколько слов о сформировавшейся за последние годы новой разновидности гостомыслов — прагматиках.
Насчет клубнички
Они — плод маниакального стремления боевитых внуков создать класс собственников в такие же сжатые сроки, в какие их деды в пыльных шлемах этот класс уничтожили. В идеале формирование нового класса собственников мыслилось наподобие того, как в последние годы «застоя» работали некоторые колхозы-клубниководы: заходишь в поле, шесть туесков собираешь колхозу, седьмой — себе. Кто быстрей собирает, тот больше домой клубники и уносит. Но то ли в результате неумных законов, то ли в целях быстрейшего создания нового класса — опоры реформ — уносить с колхозного поля стали все, что собрали, а тем, кто сажал, полол, поливал, травил садовых вредителей, ничего не доставалось, кроме нищенской зарплаты с полугодовым опозданием. Но это еще не все. Поскольку желающих попользоваться насчет клубнички оказалось слишком много, самые сообразительные и крутые стали действовать методом кнута и пряника. Пряник с большим количеством нулей — председателю колхоза, чтобы других в поле не допускал. Кнут — наивным гражданам, вообразившим, будто в садовом бизнесе все дело в усердии и умении быстро рвать ягоды… Вот вам исток нашей чудовищной коррупции и преступности.И это еще не все: совершенно не беспокоясь о том, как отразятся их действия на будущих видах России, гостомыслы-прагматики нашу с вами «ягоду» гонят по дешевке за рубеж, а выручку складывают в тамошних банках, улучшая и без того некислую зарубежную жизнь и ухудшая нашу и без того несладкую. Но гостомыслам-романтикам дела до этого безобразия нет, они обещали, что уже наше поколение будет жить при капитализме, и в отличие от коммунистов, не дотянувших по многим причинам до социализма с человеческим лицом, свое слово сдержали, ввергнув нас в капитализм с неандертальской мордой.