С минуту Сталин молчал, опустив глаза и подперев рукой голову. Он казался очень усталым и, судя по всему, не был настроен разговаривать с Ежовым.
   - Оставьте, рассмотрим, - тихо сказал он, взял коробок спичек и стал разжигать трубку.
   "Выписка из решений Политбюро ЦК ВКП(б)
   Протокол № 65а от 24 ноября 1938 г.
   П. 160 Заявление т. Ежова Н.И.
   Рассмотрев заявление тов. Ежова с просьбой об освобождении его от обязанностей наркома внутренних дел СССР и принимая во внимание как мотивы, изложенные в этом заявлении, так и его болезненное состояние, не дающее ему возможности руководить одновременно двумя большими наркоматами, - ЦК ВКП(б) постановляет:
   1. Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР.
   2. Сохранить за тов. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта.
   Секретарь ЦК И. Сталин".
   Арест
   Ежова арестовали 10 апреля 1939 года. Данные об обстоятельствах ареста противоречивы. Существует несколько версий.
   Андрей Георгиевич Маленков, ссылаясь на рассказ отца, следующим образом описывает процедуру отстранения и ареста Ежова*.
   Г.М. Маленков якобы в середине 1937 года стал беспокоиться по поводу размаха репрессий, опасался он также и за свою судьбу. Копать под него стал Хрущев, который, по версии автора, на должность первого секретаря МК и МГК ВКП(б) был выдвинут Ежовым.
   В 1937 году, будучи заведующим отделом руководящих партийных кадров ЦК, Г.М. Маленков выезжал для проверки положения дел с руководящими кадрами в Белоруссию, Армению, Ярославль, Тулу, Казань, Саратов, Омск, Тамбов. Тогда аппарат ЦК был буквально завален анонимными и подписанными доносами на руководителей всех рангов письмами и апелляциями тех, кто был отстранен, письмами на доносчиков. Поэтому было трудно определить правоту или неправоту авторов писем.
   В январе 1938 года на Пленуме ЦК Маленков по результатам своих инспекционных поездок делает доклад "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии и о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков". По докладу было принято постановление, выдержанное в том же духе.
   Маленков знал, что Ежов пользуется или, по крайней мере, пользовался ранее большой поддержкой в Политбюро, полным доверием Сталина. Он также понимал, что Ежов, получив в свои руки огромную власть, мог пойти и против Хозяина. Исходя из этого, Маленков мог рассчитывать и на поддержку Сталина, которому Ежов становился не только ненужным, но и опасным.
   Тщательно подготовившись, Маленков в августе 1938 года передает Сталину личную записку "О перегибах".
   Далее Андрей Георгиевич приводит сделанную им дословную запись рассказа отца: "Я передал записку Сталину через Поскребышева, несмотря на то что Поскребышев был очень близок с Ежовым. Я был уверен, что Поскребышев не посмеет вскрыть конверт, на котором было написано "лично Сталину". В записке о перегибах в работе в органах НКВД утверждалось, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Сталин вызвал меня через 40 минут. Вхожу в кабинет. Сталин ходит по кабинету и молчит. Потом спрашивает: "Это вы сами писали записку?" - "Да, это я писал". Сталин молча продолжает ходить. Потом еще раз спрашивает: "Это вы сами так думаете?" - "Да, я так думаю". Далее Сталин подходит к столу и пишет на записке: "Членам Политбюро на голосование. Я согласен"*.
   Таким образом, продолжает Андрей Георгиевич, Сталин выразил недоверие Ежову. И тогда же, по словам помощника Маленкова Д. Суханова, Сталин попросил Георгия Максимилиановича подобрать человека на должность первого заместителя наркома НКВД, который бы удовлетворял трем условиям: имел опыт работы в органах, опыт партийной работы и чтобы он, Сталин, мог ему лично доверять.
   Маленков поручил одному из своих ответственных сотрудников В.А. Донскому подобрать по картотеке кандидатуру первого зама Ежова. Донской предложил кандидатуру Л.П. Берия, который удовлетворял поставленным Сталиным условиям. Он имел опыт работы в органах и партии, пользовался доверием Сталина. Маленков на всякий случай предложил Донскому подобрать еще шесть кандидатур, и затем все семь представил Сталину. Сталин выбрал Берия.
   По словам Андрея Георгиевича, о дальнейших событиях вокруг Ежова ему рассказывали и отец, и Д. Суханов, в разное время и независимо друг от друга.
   В конце января 1939 года Ежов добился через Поскребышева приема у Сталина. Тот принял его, но в присутствии Маленкова. Ежов обвинил Маленкова в "попустительстве врагам народа и белогвардейщине, намекая на дворянское происхождение его отца". Маленков, со своей стороны, повторил обвинения Ежову и его ведомству в уничтожении преданных партии коммунистов. Ежов потребовал созыва Политбюро. Сталин сказал: "Пройдите в кабинет Маленкова, поговорите еще, я сообщу свое решение". Они прошли в кабинет Маленкова. Через некоторое время туда вошел Берия. При выходе из кабинета Ежов был арестован. При его аресте Маленков произнес: "Сын за отца не в ответе". Он имел ввиду, что семья Ежова не понесет ответственности за его деяния, хотя сам Ежов жестоко преследовал членов семей арестованных. (Как мне известно, семья Ежова была только выслана из Москвы.) Затем Маленков распорядился вскрыть сейф Ежова. Там были найдены личные дела, заведенные Ежовым на многих членов ЦК, в том числе на Маленкова и даже на самого Сталина. В компромате на Сталина хранилась записка одного старого большевика, в которой высказывалось подозрение о связях Сталина с царской охранкой. Дел на Молотова, К.Е. Ворошилова, Н.С. Хрущева и Л.М. Кагановича в сейфе Ежова не оказалось.
   Эту версию ареста в некоторой степени подтверждает Павел Анатольевич Судоплатов в своей книге "Разведка и Кремль", ссылаясь на сведения Богдана Кобулова: "Вскоре Ежов, отстраненный от обязанностей народного комиссара еще в декабре минувшего года, был арестован. Делом Ежова, как я узнал позже, лично занимался Берия и один из его заместителей, Богдан Кобулов. Много лет спустя Кобулов рассказал мне, что Ежова арестовали в кабинете Маленкова в Центральном Комитете. Когда его вели на расстрел, он пел "Интернационал".
   На состоявшемся затем заседании Политбюро Молотов предложил создать комиссию Политбюро для разбора вопроса о Ежове. Тогда Сталин сказал ему: "А это вы видели?" - и показал дело на себя. И, выдержав паузу, обратился к ошеломленному Молотову: "Вячеслав Михайлович, скажите, пожалуйста, за какие такие особые заслуги нет материалов на вас? И на вас?" - спросил он, обращаясь к Кагановичу, Ворошилову и Хрущеву.
   Вскоре состоялся Пленум ЦК, на котором Маленков доложил о деле Ежова. Пленум осудил Ежова и квалифицировал практику безграничного рукоприкладства, пыток, истязаний подследственных, применявшихся сотрудниками НКВД с 1937 года (после телеграммы Сталина и специального распоряжения Ежова, снявшего все ограничения на применение пыток при дознании), как методы, заимствованные Ежовым в фашистской Германии (Ежов находился там на лечении от медчасти в 1936 году).
   Воздавая должное гражданскому мужеству Георгия Максимилиановича Маленкова, вступившего в схватку со сталинским фаворитом Ежовым и в конце концов победившего его, следует все же заметить, что поднять руку на всемогущего наркомвнудела он мог только с подачи самого Сталина. Хозяину Ежов был уже не нужен, и он хотел его убрать, но руками своих сподвижников. Он давал им понять, что не будет возражать против устранения Ежова и побуждал их к этому. Н.С. Хрущев вспоминает, что, когда он жаловался на незаконный арест НКВД одного из украинских министров, Сталин сказал ему: "Да, бывают такие извращения. И на меня тоже собирают материалы. Ежов собирает"*.
   Маленкову было ясно, что Сталин не станет заступаться за Ежова, и решил сделать приятное Хозяину. А то, что без справки Маленкова Сталин не знал о репрессиях в стране и о роли в этом Ежова, выглядит вполне правдоподобно.
   Несколько иную версию назначения Берия первым заместителем Ежова приводит в своих воспоминаниях Хрущев:
   "Однажды, когда я был в Москве, приехав из Киева, Берию вызвали из Тбилиси. Все собрались у Сталина. Ежов тоже был там. Сталин предложил: "Надо бы подкрепить НКВД, помочь товарищу Ежову, выделить ему заместителя". Он и раньше ставил этот вопрос, при мне спрашивал Ежова: "Кого вы хотите в замы?" Тот отвечал: "Если нужно, дайте мне Маленкова". Сталин умел сделать в разговоре паузу, вроде бы обдумывая ответ, хотя у него давно каждый вопрос был обдуман. Просто он ожидал ответа Ежова. "Да, - говорит, конечно, Маленков был бы хорош, но Маленкова мы дать не можем. Маленков сидит на кадрах в ЦК, и сейчас же возникнет новый вопрос: кого назначить туда? Не так-то легко подобрать человека, который заведовал бы кадрами, да еще в Центральном Комитете. Много пройдет времени, пока он изучит и узнает кадры". Одним словом, отказал ему. А через какое-то время опять поставил прежний вопрос: "Кого в замы?" На этот раз Ежов никого не назвал. Сталин и говорит: "А как вы посмотрите, если дать вам в заместители Берию?" Ежов резко встрепенулся, но сдержался и отвечает: "Это хорошая кандидатура. Конечно, товарищ Берия может работать, и не только заместителем. Он может быть и наркомом"*.
   Более того, Хрущев полностью опровергает версию А.Г. Маленкова о том, что его отец фактически сместил Ежова.
   "К тому времени Сталин уже неоднократно высказывал недовольство деятельностью Ежова, перестал ему доверять и хотел спихнуть на него все беззакония. Позднее Ежов был арестован. И все его заместители тоже. Вообще любых людей, которые были с ним связаны, арестовывали. Тогда же туча нависла и над Маленковым, который был большим приятелем Ежова. Сталин знал об этом... Когда я однажды приехал в Москву с Украины, Берия пригласил меня к себе на дачу... И тут он говорит мне: "Слушай, ты ничего не думал о Маленкове?" - "А что я должен думать?" - "Ну, Ежова ведь арестовали". "Верно, они дружили, - говорю. - Но и ты тоже с ним дружил, и я тоже. Думаю, что Маленков - честный, безупречный человек". - "Нет, нет, послушай, ты все-таки еще подумай, ты и сейчас близок с Маленковым, подумай".
   В самом деле, Андрей Георгиевич Маленков утверждает, что Ежов посетил кабинет Сталина в конце января 1939 года и тут же был арестован. Но имеются документальные данные о том, что Ежов был арестован 10 апреля 1939 года, а последний раз был на приеме у Сталина 23 ноября 1938 года, за два дня до своего снятия с поста народного комиссара внутренних дел СССР.
   Андрей Георгиевич несколько преувеличивает роль Г.М. Маленкова: в то время он еще не был секретарем ЦК и не входил в Политбюро.
   Бросил Маленков-старший при аресте Ежова реплику: "Сын за отца не в ответе", и семью бывшего наркома не репрессировали, а только выслали из Москвы. Да некого было репрессировать. У Ежова осталась только семилетняя Наташа, а таких даже тогда не сажали.
   Да и вряд ли Г.М. Маленков мог давать команду вскрыть сейф Ежова. Во-первых, он не Генеральный прокурор и не нарком внутренних дел, а во-вторых, вскрытие служебного сейфа арестованного предусматривается ордером на арест и обыском.
   Наличие в сейфе Ежова материалов, компрометирующих членов Политбюро, включая Сталина, весьма сомнительно. Если такие материалы и были, то Ежов вряд ли бы стал держать их в сейфе в своем кабинете наркома водного транспорта, где, как свидетельствуют документы, и вскрывался сейф. Он их или уничтожил бы или спрятал в каком-нибудь надежном месте. Ведь он находился в опале и его сейф в Наркомводе вполне могли проверить, а может быть, даже и проверяли чекисты. И потом, для кого он собирал эти материалы? Компромат на Маленкова и других он при помощи НКВД собирал наверняка, и делал это по указанию Сталина, постоянно докладывая ему важную информацию, в том числе и документальную, ожидая реакцию Хозяина. На основании этих данных репрессировали многих членов ЦК и даже Политбюро. А вот зачем ему был нужен компромат на Сталина? Держать у себя опасно, а реализовать невозможно - свалить вождя трудящихся всего мира каким-то письмом старого большевика о связях Сталина с царской охранкой?
   Поездка Ежова в Германию в 1936 году нигде, кроме книги А.Г. Маленкова, не упоминается. Если бы она была в действительности, Ежову наверняка бы напомнили об этом на следствии. Ведь заставили же его признаться в том, что он был завербован немцами в Восточной Пруссии (нынешняя Калининградская область), куда он ездил от Наркомзема в 1930 году.
   Цели указанной А.Г. Маленковым командировки Ежова в Германию очень необычные - обучение методам пыток и лечение от педерастии.
   По имеющимся данным, сотрудничества со спецслужбами Германии у СССР в то время не было, наручники и резиновые дубинки закупались там негласно, через фирмы третьих стран. Поэтому Ежову вряд ли довелось познать секреты заплечных дел фашистских мастеров.
   Что же касается гомосексуализма, то общеизвестно, что в Германии мужеложство преследовалось по закону и педерастов сажали в лагеря, и надолго, и для Ежова, если он действительно был "инаколюбящим", эта страна явилась бы не лучшим местом для "лечения".
   Н.С. Хрущев оставил следующие воспоминания об аресте Ежова. "Ежова арестовали. Я случайно в это время находился в Москве. Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру. Я пошел. По-моему, там был Молотов и еще кто-то. Как только мы вошли и сели за стол, Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека, и это должны сделать как раз сейчас. Он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко, но тут он проявлял несдержанность, как бы выдавал себя. Прошло какое-то время, зазвонил телефон. Ежова арестовали и сейчас начнут допрос"*.
   Почему же нервничал Сталин: вдруг арест сорвется, и Ежов поднимет против Сталина какие-то антисоветские силы? Вряд ли. Сталин знал, что таких сил у Ежова нет, да и никогда не было. Разумеется, он не верил, что Ежов контрреволюционер и заговорщик, хотя на всякий случай отлучил его от всесильного НКВД и арестовал всех его выдвиженцев. Чего же тогда опасался Сталин?
   По всей вероятности, ему не хотелось, чтобы Ежов, почувствовав угрозу ареста, застрелился. Такое часто встречалось в те годы. Тогда не удастся вытрясти из него информацию, которой он располагал, возглавляя НКВД. А это нарушило бы планы Сталина в отношении своего бывшего наркома.
   Журналист Виктор Топлянский дает свою версию ареста Ежова: "Поговаривали, что задержали его на совещании в Наркомате водного транспорта и что в момент ареста бывший маршал карательных войск совершенно смешался, рухнул на колени и умолял о пощаде"*.
   Что касается собственно документов, то в ордере на арест и обыск Ежова за номером 2950, указано, что необходимо обыскать кремлевскую квартиру, дачу в совхозе Мещерино и рабочий кабинет наркома водного транспорта. Ордер подписал наркомвнудел Л.П. Берия, поставив дату: "10 апреля 1939 года".
   10 апреля 1939 года
   Машина свернула на набережную и помчалась в сторону Кремля. Теперь Ежов понял, что его везут не в Лефортово, а в Особую Сухановскую тюрьму, которая в служебной документации НКВД иногда значилась как Спецобъект № 110. Он хорошо знал, что оттуда уже не возвращались.
   В салоне было темно, боковые стекла закрывали шторы, и он мог видеть дорогу только в просвете между фуражками водителя и капитана госбезопасности Щепилова, который несколько минут назад вместе с двумя чекистами вошел в кабинет Маленкова и предъявил ему, Ежову, ордер на арест, подписанный наркомом внутренних дел Берия. Теперь он сидит на заднем сиденье "эмки", зажатый с двух сторон плечистыми охранниками, которые изредка бросают на него косые взгляды.
   Капитан Щепилов закурил папиросу, наполнив салон сизым дымом. Ежову тоже захотелось курить, но он не осмелился даже заикнуться об этом. Щепилов человек резкий, бесцеремонный - он знал его и когда-то ценил за это - и, вместо ответа, может просто ударить. С какой же ненавистью на лице он проводил арест своего бывшего наркома.
   За ними наверняка следует еще одна машина с вооруженной охраной. Так положено по утвержденной когда-то им же самим, Ежовым, инструкции. Ведь конвоируют не какого-нибудь бухгалтера или учителя, сболтнувшего по пьянке анекдот про Сталина, а особо опасного государственного преступника Николая Ежова.
   Как же он так опростоволосился! Не разглядел рядом с собой врагов, троцкистско-бухаринских бандитов, агентов гестапо, польских и английских шпионов. Несколько лет он беспощадно боролся с ними, за два года только из НКВД вычистил четырнадцать тысяч двурушников. Но видимо, до главных так и не добрался. Вот они и свели с ним счеты, отомстили за своих сообщников.
   Всей этой сворой предателей заправляет английский шпион Лаврентий Берия. Страшный человек, льстец и негодяй. Как же Берия когда-то заигрывал с ним, лез в друзья, ласково называл "мой милый ежик", что, правда, не очень нравилось Ежову. Наверняка Лаврентий перетащил на свою сторону слабохарактерного Маленкова, а может быть, и завербовал его. Запугал, что Ежов "копает" под него. Тот и начал говорить Сталину всякие гадости про Ежова, инициировать жалобы и доносы. Вот Хозяин и поручил Маленкову раскрутить "ежовское дело", а Берия и другие гады быстренько стали ему помогать. Маленков любит выслужиться. Вот и сегодня вызвал его из Наркомвода в ЦК. Не успел Ежов войти в его кабинет, как туда нагрянули чекисты. Георгий наблюдал сцену его ареста с большим удовольствием и, встав из-за стола, внимательно смотрел, как оперативники шарят по карманам бывшего приятеля. А ведь когда-то они жили душа в душу. Он продвигал Маленкова, работая завотделом ЦК, сделал его своим заместителем. Но Маленков трус и сам бы ничего не сделал. За всем этим стоит Лаврентий, у которого много сообщников в ЦК, а то и в Политбюро. Некоторые были у Ежова на подозрении, имелись на них кое-какие материалы. Но он не спешил докладывать их Хозяину, ждал поступления дополнительных сведений. Вот и дождался.
   А ведь Лаврентию он мог свернуть башку в два счета. В тридцать седьмом в Москву часто вызывали и арестовывали особо опасных врагов народа из союзных республик, в том числе и из Грузии, таких, например, как член ЦК ВКП(б) Лаврентий Картвелишвили. Почти всех их Ежов допрашивал лично. На Берию у них можно было "выбить" любые показания, "сформировать" в Грузии целую сеть английских шпионов, а их резидентом "назначить" самого Лаврентия Павловича, тем более что это наверняка так и было. Тогда Хозяин бы поверил, он хорошо знал о прошлых связях Берия с мусаватистами в Баку, а их поддерживали англичане. Но это надо было делать летом тридцать седьмого, когда Сталин не мог прийти в себя после разгрома фашистской банды Тухачевского. Тогда ему можно было подавать любого.
   То, что Берия будет его палачом, Ежов понял осенью тридцать восьмого. Тогда Сталин назначил Лаврентия его первым заместителем в НКВД. Но уже ничего нельзя было исправить. Из Грузии Берия быстро перетащил в Москву своих людей - Всеволода Меркулова, Богдана Кобулова, Владимира Деканозова и других английских шпионов, посадил их на влиятельные посты в НКВД53. Теперь они вместе с другими, не разоблаченными им, Ежовым, врагами народа, расправляются с честными чекистами.
   Ежов посмотрел вперед. Они уже ехали по шоссе, по бокам мелькали заборы, деревянные домики. Скоро Расторгуево. Отсюда недалеко до его, теперь уже бывшей, дачи в Мещерино, живописном месте на берегу Пахры. Там остался теперь уже единственный близкий ему человек, маленькая Наташка. Своих детей у Николая Ивановича никогда не было, и они с Женей решили взять из детского дома годовалую девочку. Это настоящий ангелочек со вздернутым носиком и темными кудряшками. Она, конечно, не знает о смерти приемной матери. Евгения Соломоновна в ноябре прошлого года умерла от передозировки снотворного, находясь в больнице под Москвой. Она поняла, что все кончено и смерть неминуема. Но предпочла уйти из жизни без мучений и издевательств. А у него на это мужества не хватило.
   Что же теперь будет с Наташкой! Он видел ее два дня назад, когда в последний раз ночевал на даче. Там, после смерти Жени, она жила с няней постоянно. Вечером они с дочкой "кормили" игрушечного резинового поросенка. Наташка тыкала его мордочкой в блюдце с молоком. Потом Николай Иванович положил поросенка на игрушечную кроватку, накрыл тряпкой и сказал, что Наташеньке тоже пора спать. А утром, когда он выходил к машине, дочка проснулась и бросилась за ним на террасу. Он тогда взял ее на руки и крепко поцеловал. Как оказалось, в последний раз.
   Ежов уже не узнает, что в это самое время на даче производится обыск, и Наташа сидит на коленях у няни Марфы, играет с тем же самым поросенком. И еще никогда не узнает, что завтра их выселят с дачи и дочка какое-то время будет жить у Фани, сестры его покойной жены, а потом к ним придут из НКВД и отправят девочку в Пензу, в детский дом для врагов народа. У нее будет другая фамилия - Хаютина, по первому мужу Евгении Соломоновны. Но от своего приемного отца Ежова Наталья Николаевна никогда не откажется.
   "Эмку" стало слегка трясти, они въехали на проселок. Через пару километров будет Сухановка. Щепилов снова закурил, и шофер, видимо сам некурящий, с его разрешения приоткрыл окно. Ежов сразу почувствовал, как на него пахнуло свежим весенним воздухом. Как ни странно, но он был спокоен. Произошло то, чего он в принципе и ожидал. Правда, была у него слабая надежда, что Сталин все же разберется в его деле, покарает предателей, вразумит тех, кого они долго преступно вводили в заблуждение. И тогда он, Николай Ежов, опять будет вместе с ним. Но эти мысли долго не задерживались в его голове. Он хорошо знал, что Сталин не менял своих решений, никогда никого не прощал, никому не верил до конца и в той или иной степени подозревал всех, кто был с ним рядом.
   У него не было кумира кроме этого человека. Сталин был для него не только Хозяином, но и отцом, учителем, примером для подражания. Он искренне любил его и ради него готов был пойти на любую жертву. Все те, кто не только выступали против Сталина, но и просто не поддерживали вождя, были для Ежова смертными врагами. В конце двадцатых, работая в Орграспредотделе ЦК ВКП(б), он иногда присутствовал на заседаниях, где выступал Сталин, несколько раз вождь принимал его в своем кабинете вместе с другими сотрудниками. Ему очень нравилась манера Сталина вести беседу спокойным уравновешенным голосом, его выдержка, приятная улыбка, ровное и тактичное отношение к подчиненным. И он стал брать с него пример, часто употребляя его выражения и цитаты, таким же образом старался вести беседы с людьми.
   Но памятным на всю жизнь для Ежова стало 11 ноября 1930 года. Тогда его впервые одного пригласили в кабинет Сталина, который объявил ему, что он назначен заведующим Орграспредотделом ЦК. Сталин сказал, что ВКП(б) доверяет ему работу по подбору и расстановке руководящих кадров всей страны, и не только партийных, но и советских, хозяйственных, военных. Это было большим доверием молодому партийному работнику. Ведь, по словам самого Сталина, кадры решали все.
   Ежов тогда работал день и ночь. Перед ним постоянно лежал ворох различных документов - характеристик, справок, постановлений, заявлений, жалоб. Прежде чем поставить, так же как и Сталин, цветным карандашом резолюцию на документе, он тщательнейшим образом изучал его, чтобы, не дай Бог, какой-нибудь троцкист-двурушник или кто-то из "бывших" не попал на ответственную государственную работу. Но как он понял потом, после злодейского убийства троцкистско-зиновьевскими бандитами товарища Кирова, замаскировавшимся шпионам и вредителям все же удалось обмануть партию. Враги пробрались в наркомы, в секретари обкомов, командовали военными округами и даже свили свои поганые гнезда в органах госбезопасности. Он начал беспощадно уничтожать их, когда по заданию партии и лично товарища Сталина возглавил НКВД. Но предатели плодились как тараканы, вербовали в свои банды новых преступников. И против них Ежов оказался бессилен, они все-таки его победили.
   Ворота быстро распахнулись, и двое стоявших на посту красноармейцев, увидев Щепилова, словно по команде, отдали ему честь. Конечно, они даже не представляли, кого на этот раз привезли в тюрьму, знать такое им не по чину. А вот два года назад весь личный состав Спецобъекта № 110 знал и готовился к приезду туда наркома внутренних дел СССР Николая Ивановича Ежова, которого газеты уже начали называть "сталинским" и "железным" наркомом. Тогда Ежова сопровождал начальник тюремного отдела НКВД старший майор госбезопасности Яков Маркович Вейншток, очень хитрый, осторожный и умевший приспосабливаться к начальству человек. С 1930 года Вейншток работал в отделе кадров ОГПУ, потом, в тридцать четвертом, возглавил отдел кадров вновь образованного Наркомата внутренних дел. Ежов, курируя в ЦК в том числе и кадры госбезопасности, считал его своим доверенным лицом в органах, а возглавив НКВД, сразу же перебросил на такой важный участок работы, как тюрьмы. Яков Маркович всегда считался одним из самых близких к Ежову людей в НКВД и неслучайно сразу после назначения Ежова наркомом водного транспорта по совместительству, Вейнштока отправили туда же, его заместителем. Враги уже тогда пытались ослабить позиции Ежова в НКВД, а в конце прошлого года, после ухода Ежова с Лубянки, Якова Марковича арестовали. Сейчас он, скорее всего, сидит здесь, в Сухановке, если еще не успели расстрелять54.
   Основательно "подрубать" корни в НКВД ему начали с лета прошлого года. Некоторых начальников областных управлений стали вызывать в Москву в связи с поступлением на них серьезных сигналов, и Ежову ничего не оставалось, как подписывать ордера на их арест, тем более что многие из них тогда действительно оказались настоящими врагами народа. Но все это компрометировало Ежова в глазах Сталина, поскольку Ежов продвигал этих людей, ставил в пример другим. Репутацию ему очень сильно подорвал начальник УНКВД по Дальневосточному краю комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков, который не без его подачи считался одним из самых лучших чекистских руководителей на местах. Узнав в середине июня о вызове в Москву, Люшков перешел государственную границу и сдался японским оккупационным властям в Маньчжурии. Этим он доказал, что не один год был матерым японским шпионом.