Страница:
Я даже дышать от радости перестала.
– … об этом не может быть и речи, мои финансовые возможности такой роскоши не позволяют. Хотя, даже если бы позволяли, все равно жалко такую уйму денег отдавать за то, что приличная девушка может получить и бесплатно. В связи со всем вышеперечисленным придется идти с тобой, как бы ни было прискорбно. Как бы ни было сие отвратно.
Душа моя встала на цыпочки и радостно завизжала. Кажется, праздник спасен!
– Давай, говори, куда и когда подъезжать, – мрачно вздохнула Тая. – Где будем гулять-зажигать? Как называется эта пельменная?
– Гостиница «Москва»! Ресторан «Белая река»!
– Д-а-а-а? – удивилась Тая. – Ваш «Непознанный мир» вырвался из тисков нищеты?
– Это Влад организовал через каких-то своих знакомых. А в чем ты пойдешь?
– Пока еще не думала, – тяжко вздохнула Тая. – В чем-нибудь…
– Слушай, – ликовала я, – а приезжай ко мне сегодня, а? Придумаем что-нибудь оригинальное, и завтра вместе поскачем в ресторанчик, а?
– Не знаю… – похоже, Тая собиралась разрыдаться, – надо подумать…
– Да чего тут думать, – бодрилась я, – приезжай, милый дружок, приезжай! Вместе весело шагать по просто-ооорам, по просто-ооорам! И конечно напевать лучше хо-о-ором, лучше хоо-ооором!
Я уже все-все-все ей простила.
– Приезжай, приезжай, приезжай! Помнишь, ты сильно раскритиковала мой новый блузон и собиралась внести в него поправки, так вот, давай внесем, я согласна.
– Ладно, – нехотя согласилась подруга, – сейчас поищу коробку с блестками и прочей мишурой.
– А я чего-нибудь вкусненького приготовлю!
На этом и распрощались. Я поцеловала трубку и положила на рычаг. Как все-таки здорово, когда снова возрождается дружба!
Хотелось приготовить что-нибудь выдающееся и на славу угостить блудную подругу, но как обычно продуктовый набор оказался очень небогатым, грубо говоря – крайне скудным. Но нам ли быть в печали? Я даже из ничего сумею состряпать что-нибудь. Не мешало бы покопаться в недрах кухонных шкафов, на предмет каких-нибудь забытых, завалявшихся припасов. После непродолжительных поисков нашлась надорванная пачка спагетти, немного красной фасоли, пачка риса, банка какой-то мелкой непонятной крупы и здоровенный пакет гороха. Я и понятия не имела, откуда у меня взялось столько гороха. И что с ним делать? Но если уж продукт имеется, надобно его употребить в дело. Положив пакет на стол, я присела на табурет и призадумалась. Что можно приготовить из гороха кроме супа я не знала, а суп варить не хотелось – тоже мне, праздничное блюдо. Интересно, а можно ли горох пожарить? Жареный горох – ор-р-ригинально… В конце-концов, если эти маленькие штучки можно сварить, то почему их нельзя пожарить? К тому же жареное всегда вкусней вареного. Я щедро насыпала гороха в кастрюльку и залила водой, пускай размокает. Итак, с первым блюдом нашего банкета можно сказать определились. Номером вторым шла фасоль. Если ее сварить, посолить, накидать чеснока и зелени, то получится очень даже недурственно. Зелени у меня завалялось аж два пучка, хотя «зеленью» эти несчастные растения уже вряд ли можно было назвать с полной уверенностью, но для фасоли сгодится. Бобы отправились вариться, а я полезла в холодильник. Если я предложу Тае на ужин только горох с фасолью, боюсь, она не сможет оценить моих стараний по достоинству. В моем холодильнике как обычно было полным полно повесившихся от голода мышей и скромный холостяцкий набор: майонез, кетчуп, колбасный огрызок, кусочек сыра, пара рыбных консервов, три луковицы, чеснок и два десятка яиц. Надо же, когда это я от жадности нахапала столько яиц? Вообще памяти никакой не стало. Этот филиал птицефермы натолкнул на мысль о превосходном простом блюде – начиненках, это когда вареные яйца режут напополам, выковыривают желток, перетирают его с майонезом и запихивают обратно. А еще можно сварить рис, перемешать его с рыбными консервами, накрошить туда луку и получится шарманистый шарман. Включив магнитофон, я засучила рукава и взялась за дело. Очень уж хотелось угостить на славу дорогую подруженьку, подсластить горчайшую новогоднюю пилюлю. Все-таки так сильно обломиться со стриптизером и вместо захватывающей ночи с чужим продажным мужиком получить ресторан, меня и весь редакторский состав «Неопознанного трупа» – это вам не фунт изюма. От этого можно очень крепко расстроиться. В общем, в приготовление ужина я вложила максимум чувств и стараний, и угощение удалось на славу. Войдя во вкус, я разыскала скатерть с толстыми розовыми купидонами по краям (память снова не смогла ответить на вопрос: откуда у меня эта ужасная вещь) и застелила ею слегка облупившийся пластик кухонного столика. Расставила блюда с великолепными угощениями. Чего-то не хватало… Ах, да! Не помешали бы свечи для полного романтизьма! Свечей осталось только две, одна относительно целая, вторая – небольшой огарочек. Ну и это сойдет, Тайка свечи любит. Я пристроила свечку и огарочек в маленькие стеклянные подсвечники-звездочки и выставила на центр. Волшебно, ну просто волшебно. Жаль, что нет серебряного ведерка со льдом и бутылки шампанского в нем, это бы мигом улучшило Таискино самочувствие.
В замке входной двери заворочался ключ – явилась моя единственная и неповторимая подружка. Лаврентий бросился в прихожую встречать ее, следом поспешила и я. Таиска выглядела мрачной, нахохлившейся, как воробей в заморозки. Она молча протянула мне пакет, в котором безошибочно угадывалась стеклотара, потрепала Лавра за ухом и стала снимать сапоги. В пакете оказалась непомерно большая бутылка импортного шампанского – литра два не меньше.
– Ух ты, какая посудина!
– На работе презентовали к новому году, – хмуро ответила Тая, пристраивая пуховик на крючок вешалки.
– Поклонник? Молодой? Интересный? – всячески заискивала я, надеясь все-таки расшевелить и развеселить это кисломордое создание.
– Старый страшный козел, домогающийся ко мне с первого моего рабочего дня.
М-да, засада по всем фронтам, однако.
– А я тебе вкусненького приготовила, – не оставляла я своих попыток, – сейчас замечательно посидим под козлиное шампанское. Я его, пожалуй, в морозилочку засуну, чтобы быстрее охладилось.
Зайдя на кухню, Тая обозрела поджидавшее ее великолепие и отчего-то совершенно раскисла буквально на глазах.
– В чем дело? – удивилась я, ведь все было по первому разряду: свеча и огарок горели, розовые, упитанные, как молочные поросятки купидоны исправно порхали по краям скатерки, а фасоль с жареным горохом просто поражали воображение. – Что не так?
– Вот так вот, Сена, мы с тобой и доживем до глубокой старости, устраивая сами себе романтические ужины при свечах! Как же это ужасно, Сена!
Вот так всегда, только захочешь сделать своему ближнему приятное, а ближний так перевернет твое благородное желание, что сама ничему не обрадуешься. Сунув шампанское в морозилку, я захлопнула дверцу холодильника и пошла в наступление, как простреленным, дырявым флагом размахивая своим лопнувшим терпением:
– Послушай-ка меня, уважаемая! Что за трагедия в самом-то деле, а? Закажешь себе мужчинку не в праздники, а в будни – дешево и сердито! Ну, подумаешь, отметишь Новый год в ресторане, тоже не самый плохой вариант! Прямо не понятно мне такое поведение, честное слово! Я тут целый день у плиты парилась, чтобы тебе сляпать приятное угощение, но и тут вашему величеству не угодила, да? Нет, ну я могла бы понять твой траур, если бы сорвались действительно какие-нибудь грандиозные планы, но так расстраиваться из-за проститута? Мне кажется, что это уже чересчур! А тебе не кажется?
– Да я не из-за проститута, – тяжко вздохнула Таюха, усаживаясь за стол и вытаскивая из пачки сигарету, – так… в общих чертах, я расстроена из-за всей свой жизни в целом. Из-за своей одинокой, бесперспективной, никому не нужной жизни.
Да уж, превосходно. Настоящее новогоднее настроение, лучшего просто не возможно желать.
– Давай шампанское открою, что ли, – я тоже расстроилась, опечалилась и загрустила.
– Что-то мне не хочется никакого шампанского, – пробормотала Тайка, всем своим видом выказывая единственное оставшееся у нее желание: упасть физиономией в фасоль и умереть.
Глава четвертая
Глава пятая
– … об этом не может быть и речи, мои финансовые возможности такой роскоши не позволяют. Хотя, даже если бы позволяли, все равно жалко такую уйму денег отдавать за то, что приличная девушка может получить и бесплатно. В связи со всем вышеперечисленным придется идти с тобой, как бы ни было прискорбно. Как бы ни было сие отвратно.
Душа моя встала на цыпочки и радостно завизжала. Кажется, праздник спасен!
– Давай, говори, куда и когда подъезжать, – мрачно вздохнула Тая. – Где будем гулять-зажигать? Как называется эта пельменная?
– Гостиница «Москва»! Ресторан «Белая река»!
– Д-а-а-а? – удивилась Тая. – Ваш «Непознанный мир» вырвался из тисков нищеты?
– Это Влад организовал через каких-то своих знакомых. А в чем ты пойдешь?
– Пока еще не думала, – тяжко вздохнула Тая. – В чем-нибудь…
– Слушай, – ликовала я, – а приезжай ко мне сегодня, а? Придумаем что-нибудь оригинальное, и завтра вместе поскачем в ресторанчик, а?
– Не знаю… – похоже, Тая собиралась разрыдаться, – надо подумать…
– Да чего тут думать, – бодрилась я, – приезжай, милый дружок, приезжай! Вместе весело шагать по просто-ооорам, по просто-ооорам! И конечно напевать лучше хо-о-ором, лучше хоо-ооором!
Я уже все-все-все ей простила.
– Приезжай, приезжай, приезжай! Помнишь, ты сильно раскритиковала мой новый блузон и собиралась внести в него поправки, так вот, давай внесем, я согласна.
– Ладно, – нехотя согласилась подруга, – сейчас поищу коробку с блестками и прочей мишурой.
– А я чего-нибудь вкусненького приготовлю!
На этом и распрощались. Я поцеловала трубку и положила на рычаг. Как все-таки здорово, когда снова возрождается дружба!
Хотелось приготовить что-нибудь выдающееся и на славу угостить блудную подругу, но как обычно продуктовый набор оказался очень небогатым, грубо говоря – крайне скудным. Но нам ли быть в печали? Я даже из ничего сумею состряпать что-нибудь. Не мешало бы покопаться в недрах кухонных шкафов, на предмет каких-нибудь забытых, завалявшихся припасов. После непродолжительных поисков нашлась надорванная пачка спагетти, немного красной фасоли, пачка риса, банка какой-то мелкой непонятной крупы и здоровенный пакет гороха. Я и понятия не имела, откуда у меня взялось столько гороха. И что с ним делать? Но если уж продукт имеется, надобно его употребить в дело. Положив пакет на стол, я присела на табурет и призадумалась. Что можно приготовить из гороха кроме супа я не знала, а суп варить не хотелось – тоже мне, праздничное блюдо. Интересно, а можно ли горох пожарить? Жареный горох – ор-р-ригинально… В конце-концов, если эти маленькие штучки можно сварить, то почему их нельзя пожарить? К тому же жареное всегда вкусней вареного. Я щедро насыпала гороха в кастрюльку и залила водой, пускай размокает. Итак, с первым блюдом нашего банкета можно сказать определились. Номером вторым шла фасоль. Если ее сварить, посолить, накидать чеснока и зелени, то получится очень даже недурственно. Зелени у меня завалялось аж два пучка, хотя «зеленью» эти несчастные растения уже вряд ли можно было назвать с полной уверенностью, но для фасоли сгодится. Бобы отправились вариться, а я полезла в холодильник. Если я предложу Тае на ужин только горох с фасолью, боюсь, она не сможет оценить моих стараний по достоинству. В моем холодильнике как обычно было полным полно повесившихся от голода мышей и скромный холостяцкий набор: майонез, кетчуп, колбасный огрызок, кусочек сыра, пара рыбных консервов, три луковицы, чеснок и два десятка яиц. Надо же, когда это я от жадности нахапала столько яиц? Вообще памяти никакой не стало. Этот филиал птицефермы натолкнул на мысль о превосходном простом блюде – начиненках, это когда вареные яйца режут напополам, выковыривают желток, перетирают его с майонезом и запихивают обратно. А еще можно сварить рис, перемешать его с рыбными консервами, накрошить туда луку и получится шарманистый шарман. Включив магнитофон, я засучила рукава и взялась за дело. Очень уж хотелось угостить на славу дорогую подруженьку, подсластить горчайшую новогоднюю пилюлю. Все-таки так сильно обломиться со стриптизером и вместо захватывающей ночи с чужим продажным мужиком получить ресторан, меня и весь редакторский состав «Неопознанного трупа» – это вам не фунт изюма. От этого можно очень крепко расстроиться. В общем, в приготовление ужина я вложила максимум чувств и стараний, и угощение удалось на славу. Войдя во вкус, я разыскала скатерть с толстыми розовыми купидонами по краям (память снова не смогла ответить на вопрос: откуда у меня эта ужасная вещь) и застелила ею слегка облупившийся пластик кухонного столика. Расставила блюда с великолепными угощениями. Чего-то не хватало… Ах, да! Не помешали бы свечи для полного романтизьма! Свечей осталось только две, одна относительно целая, вторая – небольшой огарочек. Ну и это сойдет, Тайка свечи любит. Я пристроила свечку и огарочек в маленькие стеклянные подсвечники-звездочки и выставила на центр. Волшебно, ну просто волшебно. Жаль, что нет серебряного ведерка со льдом и бутылки шампанского в нем, это бы мигом улучшило Таискино самочувствие.
В замке входной двери заворочался ключ – явилась моя единственная и неповторимая подружка. Лаврентий бросился в прихожую встречать ее, следом поспешила и я. Таиска выглядела мрачной, нахохлившейся, как воробей в заморозки. Она молча протянула мне пакет, в котором безошибочно угадывалась стеклотара, потрепала Лавра за ухом и стала снимать сапоги. В пакете оказалась непомерно большая бутылка импортного шампанского – литра два не меньше.
– Ух ты, какая посудина!
– На работе презентовали к новому году, – хмуро ответила Тая, пристраивая пуховик на крючок вешалки.
– Поклонник? Молодой? Интересный? – всячески заискивала я, надеясь все-таки расшевелить и развеселить это кисломордое создание.
– Старый страшный козел, домогающийся ко мне с первого моего рабочего дня.
М-да, засада по всем фронтам, однако.
– А я тебе вкусненького приготовила, – не оставляла я своих попыток, – сейчас замечательно посидим под козлиное шампанское. Я его, пожалуй, в морозилочку засуну, чтобы быстрее охладилось.
Зайдя на кухню, Тая обозрела поджидавшее ее великолепие и отчего-то совершенно раскисла буквально на глазах.
– В чем дело? – удивилась я, ведь все было по первому разряду: свеча и огарок горели, розовые, упитанные, как молочные поросятки купидоны исправно порхали по краям скатерки, а фасоль с жареным горохом просто поражали воображение. – Что не так?
– Вот так вот, Сена, мы с тобой и доживем до глубокой старости, устраивая сами себе романтические ужины при свечах! Как же это ужасно, Сена!
Вот так всегда, только захочешь сделать своему ближнему приятное, а ближний так перевернет твое благородное желание, что сама ничему не обрадуешься. Сунув шампанское в морозилку, я захлопнула дверцу холодильника и пошла в наступление, как простреленным, дырявым флагом размахивая своим лопнувшим терпением:
– Послушай-ка меня, уважаемая! Что за трагедия в самом-то деле, а? Закажешь себе мужчинку не в праздники, а в будни – дешево и сердито! Ну, подумаешь, отметишь Новый год в ресторане, тоже не самый плохой вариант! Прямо не понятно мне такое поведение, честное слово! Я тут целый день у плиты парилась, чтобы тебе сляпать приятное угощение, но и тут вашему величеству не угодила, да? Нет, ну я могла бы понять твой траур, если бы сорвались действительно какие-нибудь грандиозные планы, но так расстраиваться из-за проститута? Мне кажется, что это уже чересчур! А тебе не кажется?
– Да я не из-за проститута, – тяжко вздохнула Таюха, усаживаясь за стол и вытаскивая из пачки сигарету, – так… в общих чертах, я расстроена из-за всей свой жизни в целом. Из-за своей одинокой, бесперспективной, никому не нужной жизни.
Да уж, превосходно. Настоящее новогоднее настроение, лучшего просто не возможно желать.
– Давай шампанское открою, что ли, – я тоже расстроилась, опечалилась и загрустила.
– Что-то мне не хочется никакого шампанского, – пробормотала Тайка, всем своим видом выказывая единственное оставшееся у нее желание: упасть физиономией в фасоль и умереть.
Глава четвертая
Но шампанское, презентованное старым страшным козлом, мы все-таки выпили, и оно оказалось весьма и весьма недурственным. Я даже пожалела, что он разорился только на один такой великолепный флакон. Поужинав, взбодрившись и повеселев, мы пришли к совместному выводу, что оплакивать свою унылую судьбу занятие крайне неблагодарное, что значительная часть человечества живет еще в более худших условиях, а лично мы не страдаем отсутствием собственной жилплощади, не живем в непроходимой нищете (я так полагаю), не содержим буйных алкоголиков мужей, не имеем детей даунов в количестве десяти душ. Так чего сопли по столу размазывать? Надо бодро готовиться к встрече Нового года!
До часа ночи я ворошила и примеряла тряпки, а Тая ваяла из полупердончика сногсшибательный праздничный прикид. Я на всякий случай не смотрела, опасаясь, что мне могут не понравиться ее нововведения и наши отношения снова испортятся. Пусть делает что хочет, раз уж у нее настолько распрекрасный вкус.
– Знаешь что, – сказала Тая, зловеще щелкая ножницами за моей спиной, – предлагаю сейчас лечь спать и продолжить завтра с утра, все-таки перед новогодней ночью нужно как следует выспаться.
Что ж, мысль прозвучала здравая. Тая свернула свое портновское предприятие, я сгребла одежду в одну большую кучу и оставила на полу. И мы легли спать.
И с утра продолжили. После завтрака и обязательной прогулки с Лаврушкой, Тая вернулась к моему полупердончику, а я вновь погрузилась в недра своего скучного гардероба. Барахла, оказывается, я нажила довольно много, это было именно «барахло»… Зазвонил телефон.
– Сена, возьми трубку, я занята, – Тая с архи сосредоточенным видом пришивала что-то блестящее к растерзанным остаткам моего великолепного блузона.
Я доползла до аппарата, сняла трубку и сообщила о своей готовности к слуховому контакту.
– Сена, привет, – каким-то тихим, убитым голосом произнес Влад.
– Здорово, у тебя-то что стряслось?
– Ничего страшнее сегодняшней ночи у меня стрястись уже не может. Ты помнишь, Конякин говорил, что форма одежды должна быть парадной?
– Ну?
– Не подскажешь – как это? С девушками понятно – бусы, блестки и все такое, а мне как быть? Что надеть? Костюм?
– Ага, и желательно черный, с белой рубашкой и строгим галстуком. Можешь еще сунуть в нагрудный карман искусственную розочку и в руки взять свечечку. Будет самое оно.
– Сен, ну я ж тебя серьезно спрашиваю, – заныл Владик. – Что подразумевается под понятием «парадное», если дело касается мужчины?
– Сейчас, проконсультируюсь. Тая, что подразумевается под понятием «парадное»?
– Подъезд, – ответила Тайка, пытаясь со сто двадцать пятой попытки вдеть нитку в иголку.
– Чего? – слегка растерялась я.
– В Питере говорят: «парадное», у нас – подъезд! – сердито отрезала она. – Что непонятного-то? У них говорят «булошная», а у нас «булочная», у них «шаверма», у нас «шаурма»! И не мешай мне, я занята, сейчас идет самый ответственный процесс – разработка окончательного декора твоего полупердона!
– Да я не про то тебя спросить хотела! Когда говорят «форма одежды парадная», что мужику одевать?
– Мужику – это Владу что ли?
– Да.
– На Новый год?
– Ага.
– Пускай оденется русалочкой, ему очень пойдет.
Ну что тут поделаешь? Никакой помощи, ноль содействия, а Влад тем временем терпеливо ждал. Я напрягла мозг, вспоминая, какая же у него имеется одежка.
– Слушай, костюм, думаю, не стоит, все-таки в ресторан идем, а не в синагогу. Вот у тебя были такие симпатичные серые джинсики и к ним еще была такая же серая джинсовая рубашечка…
– И кого же он будет изображать? – подала голос Тайка. – Мышку? Или крыску? Ах нет, он будет маленьким сереньким зайчишкой, который под елочкой скакал, покуда до волчары позорного не доскакался!
Я прикрыла трубку рукой, чтобы Влад не слышал этих комментариев.
– В серых джинсиках я сел во что-то непонятное и до сих пор еще не отстирал. Что-нибудь другое не посоветуешь?
Я напрягла мозг ну просто изо всех сил, но ничего путного вспомнить не удалось, да и не проявляла я как-то пристального интереса к его одежде, мне даже казалось, что на работу он вообще в одном и том же всю жизнь ходит.
– Влад, двигайся в джинсово-рубашечном направлении, можешь жилетку какую-нибудь напялить, если есть.
– Ты так считаешь?
– В общем-то, да.
– Думаешь, Конякин не возмутится?
– А ты полагаешь, Конякин сам в чем явится? В костюме Снегурочки?
– Не знаю, но я бы всю свою зарплату отдал, чтобы взглянуть на это, – малость развеселился Влад. – Ладно, пойду, гляну, что у меня там есть джинсово-рубашечного. До встречи, Сенчик.
– Покедова.
И я возобновила свое прерванное занятие.
– Может, юбку? – я вытащила из общей кучи черненькую куцую юбчонку. – А то чего я все время в брюках?
– К юбке нужны туфли и, желательно длинная шуба, – Таиска покопалась в пакетике со всякими блестяшками, выискивая подходящие к задуманному декору штучки. – В кабаке придется переобуваться, сапоги совать в пакет, потом ты этот пакет где-нибудь потеряешь, забудешь, оставишь. На дворе дубак, надевай штаны и не заморачивайся, перед кем там в конце-концов попой вращать? У вас в редакции ни одного нормального мужика нет.
– Возможно, в ресторане кроме нас будут и другие люди, какие-нибудь приличные мужчины…
– Приличные мужчины придут со своими приличными женщинами и приличными компаниями, на нас там никто кидаться не станет с горящими от страсти глазами, в новогоднюю ночь люди в рестораны не за этим ходят.
В принципе, логично…
В результате я выбрала узенькие брючки в черно-красную клетку, решив уж напарадиться, так напарадиться. К моменту, когда я заканчивала неправдоподобно праздничный макияж, Таисия отложила иголку с ниткой, встряхнула блузон, рассматривая результат, и сообщила:
– Готово.
Я взглянула на плоды трудов ее и слегка вздрогнула всем телом. Так как мне совершенно не хотелось перепортить наши с таким трудом восстановленные и все еще крайне хрупкие отношения за каких-то четыре часа до праздника, я растянула бледные губы в умильную улыбочку и засюсюкала:
– Гениально, Таюнчик, гениально! Как только войду в ресторанчик, так у всех сразу крыши посрывает от моего несказанного великолепия! Спасибо тебе, спасибо, даже и не знаю, чтобы без тебя делала!
– Тебе что, не нравится? – Тайка с подозрением уставилась на мое натужно радостное лицо.
– Нравится, нравится, я в восторге! Ты краситься будешь? Тебе косметичку принести?
Тая бросила блузон, окончательно превращенный в полупердон теперь уже совершенно безумного вида на диван, и пошла в прихожую за своей сумкой, в которой она привезла свою ненаглядную косметичку. Мою косметику она не считала достойной своего великого образа.
К девяти часам вечера мы прибыли на станцию Китай-Город и, следуя записанным на бумажке указаниям Владика, вылезли к Китайгородской стене. Я была уверена, что мы приползем первыми, однако, под густым снегопадом уже топтался весь наш доблестный коллектив, за исключением Конякина и Макакиной. Влад притащил с собой девушку – очередную невнятную блондинку с капризным личиком, Левик Иловайский явился с другом – таким же раздолбаем, это сразу было видно, Тина Олеговна приковыляла в гордом одиночестве, дизайнер-корректор и верстальщик Дима привел с собой какого-то, как мне показалось, совсем маленького мальчика довольно жалкой наружности, секретарь-кроссвордист Петюня топтался рядом с крепко сбитой девушкой примерно такого же маниакального вида, как и он сам – судя по такому поразительному сходству, это была его сестра, если же нет, значит, правду люди говорят о двух половинах, предназначенных друг другу небесами. Родные и близкие членов коллектива нерешительно улыбались, несколько пугливо оглядывая друг друга, сами члены коллектива даже не трудились улыбаться – чего ради нам друг перед другом изображать безумное счастье? И так было понятно, что никто никому не рад и от грядущего праздника никто не в восторге. Бодриться пыталась одна только Тина Олеговна. Похоже, она прямо тут, у этой мрачной красной стены собиралась устроить какие-нибудь развеселые пионерские игры вроде бега в мешках или «угадай, кто тебе врезал в ухо». Минут через десять подоспела наша бледная немочь Макакина с красавцем мужчиной модельной внешности, которого она абсолютно равнодушно представила, как своего мужа. Таисия Михайловна минут пять переваривала данную информацию, глядя то на страшилку Макакину, то на ее ослепительного супруга с таким выражением лица, что я побоялась, как бы с ней не случился эпилептический припадок. Чтобы этого не стряслось, я поспешно сунула ей в рот сигарету и чиркнула зажигалкой.
Конякин вылетел из снежной завесы внезапно, как ужас, летящий, на крыльях ночи. Вид он имел как всегда боевой и всклокоченный.
– Так! – рявкнуло начальство. – Все здесь?!
– Да-а-а-а, – нестройным хором ответили мы.
– Тогда вперед!
И мы пошли вперед. Навстречу своей сумрачной судьбе.
Ресторан «Белая река» против всяких ожиданий оказался большим и вполне приличным. Только почему-то его никто не потрудился украсить хоть какими-нибудь гирляндами или мишурой, поэтому на встречу Нового года в интерьере ничто не намекало, даже елки не было. Кроме нас посетителей, желающих встретить свое новогоднее счастье именно в этом заведении, просматривалось от силы человек десять, но оставалась надежда, что за два оставшихся до полуночи часа, наберется еще хотя бы пятьдесят персон. Одернув блузон, я, вся из себя великолепная, с нашитыми блестками и оторванными оборками, чинно поплыла вслед за суетливо-измученным метрдотелем к отведенным для нашего коллектива местам.
– М-да, чувствую, вечеринка будет полный алавердец, – произнес за моей спиной мрачный голос Таисии Михаловны. И под блузон ко мне закралось смутное предчувствие, что подруга в этом отношении целиком и полностью права.
До часа ночи я ворошила и примеряла тряпки, а Тая ваяла из полупердончика сногсшибательный праздничный прикид. Я на всякий случай не смотрела, опасаясь, что мне могут не понравиться ее нововведения и наши отношения снова испортятся. Пусть делает что хочет, раз уж у нее настолько распрекрасный вкус.
– Знаешь что, – сказала Тая, зловеще щелкая ножницами за моей спиной, – предлагаю сейчас лечь спать и продолжить завтра с утра, все-таки перед новогодней ночью нужно как следует выспаться.
Что ж, мысль прозвучала здравая. Тая свернула свое портновское предприятие, я сгребла одежду в одну большую кучу и оставила на полу. И мы легли спать.
И с утра продолжили. После завтрака и обязательной прогулки с Лаврушкой, Тая вернулась к моему полупердончику, а я вновь погрузилась в недра своего скучного гардероба. Барахла, оказывается, я нажила довольно много, это было именно «барахло»… Зазвонил телефон.
– Сена, возьми трубку, я занята, – Тая с архи сосредоточенным видом пришивала что-то блестящее к растерзанным остаткам моего великолепного блузона.
Я доползла до аппарата, сняла трубку и сообщила о своей готовности к слуховому контакту.
– Сена, привет, – каким-то тихим, убитым голосом произнес Влад.
– Здорово, у тебя-то что стряслось?
– Ничего страшнее сегодняшней ночи у меня стрястись уже не может. Ты помнишь, Конякин говорил, что форма одежды должна быть парадной?
– Ну?
– Не подскажешь – как это? С девушками понятно – бусы, блестки и все такое, а мне как быть? Что надеть? Костюм?
– Ага, и желательно черный, с белой рубашкой и строгим галстуком. Можешь еще сунуть в нагрудный карман искусственную розочку и в руки взять свечечку. Будет самое оно.
– Сен, ну я ж тебя серьезно спрашиваю, – заныл Владик. – Что подразумевается под понятием «парадное», если дело касается мужчины?
– Сейчас, проконсультируюсь. Тая, что подразумевается под понятием «парадное»?
– Подъезд, – ответила Тайка, пытаясь со сто двадцать пятой попытки вдеть нитку в иголку.
– Чего? – слегка растерялась я.
– В Питере говорят: «парадное», у нас – подъезд! – сердито отрезала она. – Что непонятного-то? У них говорят «булошная», а у нас «булочная», у них «шаверма», у нас «шаурма»! И не мешай мне, я занята, сейчас идет самый ответственный процесс – разработка окончательного декора твоего полупердона!
– Да я не про то тебя спросить хотела! Когда говорят «форма одежды парадная», что мужику одевать?
– Мужику – это Владу что ли?
– Да.
– На Новый год?
– Ага.
– Пускай оденется русалочкой, ему очень пойдет.
Ну что тут поделаешь? Никакой помощи, ноль содействия, а Влад тем временем терпеливо ждал. Я напрягла мозг, вспоминая, какая же у него имеется одежка.
– Слушай, костюм, думаю, не стоит, все-таки в ресторан идем, а не в синагогу. Вот у тебя были такие симпатичные серые джинсики и к ним еще была такая же серая джинсовая рубашечка…
– И кого же он будет изображать? – подала голос Тайка. – Мышку? Или крыску? Ах нет, он будет маленьким сереньким зайчишкой, который под елочкой скакал, покуда до волчары позорного не доскакался!
Я прикрыла трубку рукой, чтобы Влад не слышал этих комментариев.
– В серых джинсиках я сел во что-то непонятное и до сих пор еще не отстирал. Что-нибудь другое не посоветуешь?
Я напрягла мозг ну просто изо всех сил, но ничего путного вспомнить не удалось, да и не проявляла я как-то пристального интереса к его одежде, мне даже казалось, что на работу он вообще в одном и том же всю жизнь ходит.
– Влад, двигайся в джинсово-рубашечном направлении, можешь жилетку какую-нибудь напялить, если есть.
– Ты так считаешь?
– В общем-то, да.
– Думаешь, Конякин не возмутится?
– А ты полагаешь, Конякин сам в чем явится? В костюме Снегурочки?
– Не знаю, но я бы всю свою зарплату отдал, чтобы взглянуть на это, – малость развеселился Влад. – Ладно, пойду, гляну, что у меня там есть джинсово-рубашечного. До встречи, Сенчик.
– Покедова.
И я возобновила свое прерванное занятие.
– Может, юбку? – я вытащила из общей кучи черненькую куцую юбчонку. – А то чего я все время в брюках?
– К юбке нужны туфли и, желательно длинная шуба, – Таиска покопалась в пакетике со всякими блестяшками, выискивая подходящие к задуманному декору штучки. – В кабаке придется переобуваться, сапоги совать в пакет, потом ты этот пакет где-нибудь потеряешь, забудешь, оставишь. На дворе дубак, надевай штаны и не заморачивайся, перед кем там в конце-концов попой вращать? У вас в редакции ни одного нормального мужика нет.
– Возможно, в ресторане кроме нас будут и другие люди, какие-нибудь приличные мужчины…
– Приличные мужчины придут со своими приличными женщинами и приличными компаниями, на нас там никто кидаться не станет с горящими от страсти глазами, в новогоднюю ночь люди в рестораны не за этим ходят.
В принципе, логично…
В результате я выбрала узенькие брючки в черно-красную клетку, решив уж напарадиться, так напарадиться. К моменту, когда я заканчивала неправдоподобно праздничный макияж, Таисия отложила иголку с ниткой, встряхнула блузон, рассматривая результат, и сообщила:
– Готово.
Я взглянула на плоды трудов ее и слегка вздрогнула всем телом. Так как мне совершенно не хотелось перепортить наши с таким трудом восстановленные и все еще крайне хрупкие отношения за каких-то четыре часа до праздника, я растянула бледные губы в умильную улыбочку и засюсюкала:
– Гениально, Таюнчик, гениально! Как только войду в ресторанчик, так у всех сразу крыши посрывает от моего несказанного великолепия! Спасибо тебе, спасибо, даже и не знаю, чтобы без тебя делала!
– Тебе что, не нравится? – Тайка с подозрением уставилась на мое натужно радостное лицо.
– Нравится, нравится, я в восторге! Ты краситься будешь? Тебе косметичку принести?
Тая бросила блузон, окончательно превращенный в полупердон теперь уже совершенно безумного вида на диван, и пошла в прихожую за своей сумкой, в которой она привезла свою ненаглядную косметичку. Мою косметику она не считала достойной своего великого образа.
К девяти часам вечера мы прибыли на станцию Китай-Город и, следуя записанным на бумажке указаниям Владика, вылезли к Китайгородской стене. Я была уверена, что мы приползем первыми, однако, под густым снегопадом уже топтался весь наш доблестный коллектив, за исключением Конякина и Макакиной. Влад притащил с собой девушку – очередную невнятную блондинку с капризным личиком, Левик Иловайский явился с другом – таким же раздолбаем, это сразу было видно, Тина Олеговна приковыляла в гордом одиночестве, дизайнер-корректор и верстальщик Дима привел с собой какого-то, как мне показалось, совсем маленького мальчика довольно жалкой наружности, секретарь-кроссвордист Петюня топтался рядом с крепко сбитой девушкой примерно такого же маниакального вида, как и он сам – судя по такому поразительному сходству, это была его сестра, если же нет, значит, правду люди говорят о двух половинах, предназначенных друг другу небесами. Родные и близкие членов коллектива нерешительно улыбались, несколько пугливо оглядывая друг друга, сами члены коллектива даже не трудились улыбаться – чего ради нам друг перед другом изображать безумное счастье? И так было понятно, что никто никому не рад и от грядущего праздника никто не в восторге. Бодриться пыталась одна только Тина Олеговна. Похоже, она прямо тут, у этой мрачной красной стены собиралась устроить какие-нибудь развеселые пионерские игры вроде бега в мешках или «угадай, кто тебе врезал в ухо». Минут через десять подоспела наша бледная немочь Макакина с красавцем мужчиной модельной внешности, которого она абсолютно равнодушно представила, как своего мужа. Таисия Михайловна минут пять переваривала данную информацию, глядя то на страшилку Макакину, то на ее ослепительного супруга с таким выражением лица, что я побоялась, как бы с ней не случился эпилептический припадок. Чтобы этого не стряслось, я поспешно сунула ей в рот сигарету и чиркнула зажигалкой.
Конякин вылетел из снежной завесы внезапно, как ужас, летящий, на крыльях ночи. Вид он имел как всегда боевой и всклокоченный.
– Так! – рявкнуло начальство. – Все здесь?!
– Да-а-а-а, – нестройным хором ответили мы.
– Тогда вперед!
И мы пошли вперед. Навстречу своей сумрачной судьбе.
Ресторан «Белая река» против всяких ожиданий оказался большим и вполне приличным. Только почему-то его никто не потрудился украсить хоть какими-нибудь гирляндами или мишурой, поэтому на встречу Нового года в интерьере ничто не намекало, даже елки не было. Кроме нас посетителей, желающих встретить свое новогоднее счастье именно в этом заведении, просматривалось от силы человек десять, но оставалась надежда, что за два оставшихся до полуночи часа, наберется еще хотя бы пятьдесят персон. Одернув блузон, я, вся из себя великолепная, с нашитыми блестками и оторванными оборками, чинно поплыла вслед за суетливо-измученным метрдотелем к отведенным для нашего коллектива местам.
– М-да, чувствую, вечеринка будет полный алавердец, – произнес за моей спиной мрачный голос Таисии Михаловны. И под блузон ко мне закралось смутное предчувствие, что подруга в этом отношении целиком и полностью права.
Глава пятая
Первый зал ресторана – длинный и узкий, плавно переходил во второй, обставленный в бесхитростном стиле кондовых советских ресторанов. И хоть бы куда-нибудь пару бумажных снежинок прилепили для создания праздничной атмосферы! Столы уже были накрыты: пара бутылок шампанского, пара вина, бутылка водки и тарелочки с маленькими кучками салатиков. Оставалось надеяться, что горячее все-таки включено в стоимость банкета, а то совсем придется тоскливо. Как только мы расселись, к столику подоспел официант. С грустной отсутствующей улыбкой он вскрыл бутылки, поинтересовался, кому чего налить?
– Мы сами себе нальем чего захотим! – злобно огрызнулся Конякин.
Официант видел С. С. впервые в своей официантской жизни и, разумеется, не имел понятия, что наше великолепное начальство никого не хотело обидеть, просто оно такое от природы, Господь его таким задумал, спроектировал, вычертил и отштамповал. Он так же не знал, что это его обычная манера общаться со всеми без исключения представителями рода человеческого, поэтому официант обиделся и ушел с красноречивым выражением лица, мол, звать будете, в ногах валяться, но я ни за что больше к вам не подойду. Да, праздник начинался именно так, как должен был начаться и никак иначе. Ко всему вдобавок, напротив нас с Тайкой сидел Влад со своей очередной девушкой и, само собой разумеется, Владик за своей дамой ухаживал трогательно и нежно. Не думаю, что он специально хотел этим досадить Тае, но у подруги было достаточно скверное настроение, чтобы расценить поведение своего бывшего возлюбленного, как изощренное издевательство над нею лично. И никто на свете не смог бы убедить ее в обратном, доказать, что такое доброе и бесхитростное существо, как Владик по определению не способно на издевательство, тем более на изощренное. Если же не смотреть на Влада и его мышку-норушку, а перевести взгляд левее, то можно было любоваться всклокоченным Конякиным в лоснящемся синем пиджаке и розоватой рубашке (наверное, самой праздничной и парадной, которая только нашлась в его гардеробе), если же брать право по курсу, то там открывался восхитительный обзор супружеской четы Макакиных и можно было всласть созерцать, как красавец-мужчина преданно ухаживает за своей анемичной страшилкой-женой, что тоже никак не улучшало погребально-похоронного настроения моей любимой подруги. Со мною рядом сидел Петюня, рядом с Тайкой непонятный маленький мальчик, спутник многостаночника Димы, иными словами обложили нас со всех сторон. Я даже согласилась бы разделить компанию с Иловайским и его приятелем, Левик хотя бы веселый, особенно когда пьяный, но они, как на зло, сидели на самом отшибе.
Из динамиков верещали очередные «Обезжиренные сливки» или еще какой-то «Ацидофилин», и кроме нас в этом ресторанном зале больше никого не было, жалкий десяток посетителей остался в первом зале. Должно было действительно произойти какое-то нереальное чудо, способное спасти положение. Конякин с деловым видом разливал водку по рюмкам, в наших с Тайкой бокалах неуместно веселилось шампанское, я мужественно жевала майонезный салат, Таисия курила с чугунным выражением лица, Тина Олеговна вякала что-то жизнеутверждающее, не понятно к кому обращаясь, Петюня методично работал челюстями, положив себе на тарелку пять кусков хлеба, его спутница курила нечто потрясающе пахнущее, вроде «Бама» или «Примы», Дима не забывал подливать водку себе и своему маленькому спутнику (и зачем он ребенка спаивает? Хотя, быть может это вовсе не ребенок, а карлик?) – в общем, как и ожидалось, веселье било через край.
Когда надежды на чудо практически не осталось, неожиданно стали подходить люди. Две компании заняли соседние столы и мы с Тайкой с жадным интересом принялись их разглядывать. Компания, расположившаяся ближе к нам, состояла из дядек и теток полупреклонного возраста, основательно пьяненькие, они выглядели очень довольными и жизнью, и рестораном. Вторую, самую большую компанию составляла довольно разношерстная публика: и молодые люди, и господа зрелого возраста, но никого, хотя бы гипотетически подходящего на роль новогоднего кавалера не наблюдалось. Хмурая Тая мрачно задавила в пепельнице окурок и потянулась к бокалу.
– Тай, – шепнула я ей на ухо, – человек сам кузнец своего счастья, хорошего настроения и Нового года, так давай веселиться, зачем отравлять себе жизнь?
– Веселиться? – Тая посмотрела на меня сквозь густо накрашенные ресницы. – Каким образом? Как ты себе это представляешь?
– Можно пойти потанцевать, – пожала я плечами.
– Вдвоем?
– Главное – начать, остальные подтянутся.
– Я еще не достаточно напилась, чтобы выплясывать в одиночестве.
Без пятнадцати двенадцать ворвались запыхавшиеся артисты: Дед Мороз в розовой (?) шубе, с бородой набекрень, с посохом наперевес, Снегурка с перепуганным лицом, в картонной короне, музыканты в цыганских костюмах, плюс молоденькая девушка в блестящем голубом платье с микрофоном в руках. И буквально не отдышавшись с дороги, вся честная компания бросилась нас развлекать. Музыканты заиграли нечто бравурное, но абсолютно не цыганское, Дед Мороз поправил бороду и стукнул посохом об пол, выпячивая грудь, Снегурка жалобно заулыбалась, кокетливо приседая, а девушка закричала в микрофон приветственную речь. Так как мы уже практически все съели и почти все выпили, ничего не оставалось, как сидеть смирно и любоваться этим превосходным представлением, больше занять себя было нечем.
Тая посмотрела на часы, полезла в сумку, вытащила ручку и сказала:
– Сен, передай-ка мне салфетку.
Я потянулась к пластмассовой вазочке. Получив салфетку, Таисия принялась что-то старательно на ней конспектировать. Я естественно заинтересовалась.
– Чего пишешь?
– Свои желания на этот год, когда зазвучат куранты, надо будет поджечь бумажку, бросить пепел в бокал с шампанским и выпить.
– Думаешь, сработает? – охватили меня сомнения.
– Надежда умирает последней.
Я тоже взяла салфетку, подождала, пока Тая завершит плотный, убористый список, взяла у нее ручку и глубоко задумалась. И тут девушка в блестящем платье закричала что-то на тему: «Ура! Вот и Новый год нам на пятки наступает!», и из телевизора на барной стойке зазвучали куранты. Раздумывать было некогда, поэтому я написала крупными буквами: «Хочу денег!», схватила со стола зажигалку и подожгла салфетку. Пока остальной редакторский состав орал «Ура! С Новым годом! С новым счастьем!» и дзинькался рюмками-фужерами, я контролировала горящую салфетку, чтобы от нее ничего больше не загорелось. Затем я бросила дурно пахнущие черные лохмотья в бокал с шампанским, собралась с духом и начала пить это ведьминское зелье. Давалось это очень-очень нелегко, пару раз возникло искушение отправить гадость обратно в бокал, но денег хотелось, поэтому, давясь и страдая, я мужественно заглотила эту невероятную дрянь и перевела дух. Пусть только теперь попробует не исполниться мое желание! Пусть только рискнет не осуществиться!
– Мы сами себе нальем чего захотим! – злобно огрызнулся Конякин.
Официант видел С. С. впервые в своей официантской жизни и, разумеется, не имел понятия, что наше великолепное начальство никого не хотело обидеть, просто оно такое от природы, Господь его таким задумал, спроектировал, вычертил и отштамповал. Он так же не знал, что это его обычная манера общаться со всеми без исключения представителями рода человеческого, поэтому официант обиделся и ушел с красноречивым выражением лица, мол, звать будете, в ногах валяться, но я ни за что больше к вам не подойду. Да, праздник начинался именно так, как должен был начаться и никак иначе. Ко всему вдобавок, напротив нас с Тайкой сидел Влад со своей очередной девушкой и, само собой разумеется, Владик за своей дамой ухаживал трогательно и нежно. Не думаю, что он специально хотел этим досадить Тае, но у подруги было достаточно скверное настроение, чтобы расценить поведение своего бывшего возлюбленного, как изощренное издевательство над нею лично. И никто на свете не смог бы убедить ее в обратном, доказать, что такое доброе и бесхитростное существо, как Владик по определению не способно на издевательство, тем более на изощренное. Если же не смотреть на Влада и его мышку-норушку, а перевести взгляд левее, то можно было любоваться всклокоченным Конякиным в лоснящемся синем пиджаке и розоватой рубашке (наверное, самой праздничной и парадной, которая только нашлась в его гардеробе), если же брать право по курсу, то там открывался восхитительный обзор супружеской четы Макакиных и можно было всласть созерцать, как красавец-мужчина преданно ухаживает за своей анемичной страшилкой-женой, что тоже никак не улучшало погребально-похоронного настроения моей любимой подруги. Со мною рядом сидел Петюня, рядом с Тайкой непонятный маленький мальчик, спутник многостаночника Димы, иными словами обложили нас со всех сторон. Я даже согласилась бы разделить компанию с Иловайским и его приятелем, Левик хотя бы веселый, особенно когда пьяный, но они, как на зло, сидели на самом отшибе.
Из динамиков верещали очередные «Обезжиренные сливки» или еще какой-то «Ацидофилин», и кроме нас в этом ресторанном зале больше никого не было, жалкий десяток посетителей остался в первом зале. Должно было действительно произойти какое-то нереальное чудо, способное спасти положение. Конякин с деловым видом разливал водку по рюмкам, в наших с Тайкой бокалах неуместно веселилось шампанское, я мужественно жевала майонезный салат, Таисия курила с чугунным выражением лица, Тина Олеговна вякала что-то жизнеутверждающее, не понятно к кому обращаясь, Петюня методично работал челюстями, положив себе на тарелку пять кусков хлеба, его спутница курила нечто потрясающе пахнущее, вроде «Бама» или «Примы», Дима не забывал подливать водку себе и своему маленькому спутнику (и зачем он ребенка спаивает? Хотя, быть может это вовсе не ребенок, а карлик?) – в общем, как и ожидалось, веселье било через край.
Когда надежды на чудо практически не осталось, неожиданно стали подходить люди. Две компании заняли соседние столы и мы с Тайкой с жадным интересом принялись их разглядывать. Компания, расположившаяся ближе к нам, состояла из дядек и теток полупреклонного возраста, основательно пьяненькие, они выглядели очень довольными и жизнью, и рестораном. Вторую, самую большую компанию составляла довольно разношерстная публика: и молодые люди, и господа зрелого возраста, но никого, хотя бы гипотетически подходящего на роль новогоднего кавалера не наблюдалось. Хмурая Тая мрачно задавила в пепельнице окурок и потянулась к бокалу.
– Тай, – шепнула я ей на ухо, – человек сам кузнец своего счастья, хорошего настроения и Нового года, так давай веселиться, зачем отравлять себе жизнь?
– Веселиться? – Тая посмотрела на меня сквозь густо накрашенные ресницы. – Каким образом? Как ты себе это представляешь?
– Можно пойти потанцевать, – пожала я плечами.
– Вдвоем?
– Главное – начать, остальные подтянутся.
– Я еще не достаточно напилась, чтобы выплясывать в одиночестве.
Без пятнадцати двенадцать ворвались запыхавшиеся артисты: Дед Мороз в розовой (?) шубе, с бородой набекрень, с посохом наперевес, Снегурка с перепуганным лицом, в картонной короне, музыканты в цыганских костюмах, плюс молоденькая девушка в блестящем голубом платье с микрофоном в руках. И буквально не отдышавшись с дороги, вся честная компания бросилась нас развлекать. Музыканты заиграли нечто бравурное, но абсолютно не цыганское, Дед Мороз поправил бороду и стукнул посохом об пол, выпячивая грудь, Снегурка жалобно заулыбалась, кокетливо приседая, а девушка закричала в микрофон приветственную речь. Так как мы уже практически все съели и почти все выпили, ничего не оставалось, как сидеть смирно и любоваться этим превосходным представлением, больше занять себя было нечем.
Тая посмотрела на часы, полезла в сумку, вытащила ручку и сказала:
– Сен, передай-ка мне салфетку.
Я потянулась к пластмассовой вазочке. Получив салфетку, Таисия принялась что-то старательно на ней конспектировать. Я естественно заинтересовалась.
– Чего пишешь?
– Свои желания на этот год, когда зазвучат куранты, надо будет поджечь бумажку, бросить пепел в бокал с шампанским и выпить.
– Думаешь, сработает? – охватили меня сомнения.
– Надежда умирает последней.
Я тоже взяла салфетку, подождала, пока Тая завершит плотный, убористый список, взяла у нее ручку и глубоко задумалась. И тут девушка в блестящем платье закричала что-то на тему: «Ура! Вот и Новый год нам на пятки наступает!», и из телевизора на барной стойке зазвучали куранты. Раздумывать было некогда, поэтому я написала крупными буквами: «Хочу денег!», схватила со стола зажигалку и подожгла салфетку. Пока остальной редакторский состав орал «Ура! С Новым годом! С новым счастьем!» и дзинькался рюмками-фужерами, я контролировала горящую салфетку, чтобы от нее ничего больше не загорелось. Затем я бросила дурно пахнущие черные лохмотья в бокал с шампанским, собралась с духом и начала пить это ведьминское зелье. Давалось это очень-очень нелегко, пару раз возникло искушение отправить гадость обратно в бокал, но денег хотелось, поэтому, давясь и страдая, я мужественно заглотила эту невероятную дрянь и перевела дух. Пусть только теперь попробует не исполниться мое желание! Пусть только рискнет не осуществиться!