Полынская Галина. Дверь в Зарабию (Озеро затерянных миров)

   – Какая грустная история, надеюсь, на самом деле все было совсем не так. – Мира потянулась к украшению. – Можно потрогать?
   – Конечно, бери, моя милая.
   Капля мягко легла на ладонь, она была такой теплой, будто внутри и вправду скрывалась частица молодого сентиментального солнца.

Глава третья: Дверь в Зарабию

   – Так, кажется, всё собрали, – Моди подняла набитый пестрый рюкзачок, проверяя, не слишком ли он тяжел. – Где корзинка Банта?
   – Бабуль, он эту корзинку не выносит, он в ней протестует, может, я в нее вещи переложу, а Бантика понесу в рюкзаке?
   – Еще чего, это специальная кошачья корзина, ему там должно быть удобно. Не забудь его расческу, шлейку и ошейник с бубенцом.
   – Я уже все собрала.
   – Не забыть бы еще корзинку с провизией…
   – Бабуль, ты не волнуйся, все возьмем, ничего не забудем.
   – Я тороплюсь, чтобы успеть отправить тебя, пока в Зарабии раннее утро, не палит солнце и воздух прохладен и свеж. Ром!
   – Я здесь, – возник молодой человек, на этот раз он был не в обычном своем длинном дымном балахоне, а в рубахе и штанах свободного покроя – он уже собрался в путь-дорогу.
   – Ты понесешь рюкзак и кота, а Мира корзину с провизией.
   – Я кота не понесу, – насупился Ром, – кот меня не любит, он на меня фырчит все время.
   – Что делает? – приподняла одну бровь Моди.
   – Фырчит. Вот так: «фыр, фыр, ф-ф-фы-ы-ы-р-р!», очень даже угрожающе звучит, честное слово. Не верите?
   – Аксельбанта я понесу, он не тяжелый, – Мира одернула коротенькую джинсовую курточку.
   – Шесть кило, не меньше, – Ром подхватил пестрый рюкзачок и корзину с провиантом. – А сам он не может пойти? Вон какой здоровенный вымахал, пусть бы жирок порастряс.
   – Что ты, – Мира открыла крышку плетеной кошачьей корзины, – он же не собака, у него лапки мягкие, нежные.
   – Все, пора идти, – бабушка поправила брошь. Она волновалась и не могла этого скрыть. Мире же не терпелось увидеть дверь в другой мир.
   Вслед за бабушкой, Мира с Ромом и котом, протестующим в своей корзинке, прошли в комнату Моди.
   – Это здесь? – шепотом спросила Мира. – Прямо у тебя?
   – Минуточку терпения.
   Моди подошла к зеркальному трюмо, открыла запертый на ключ самый маленький нижний ящик и выдвинула его.
   – Ба, – немного расстроилась девочка, – это всего-навсего какая-то игра?
   – Я же сказала, минуточку терпения.
   Внутри ящичка что-то щелкнуло, и зеркала вдруг начали светлеть, словно на них упал невидимый луч солнца. А затем… затем в них отразилась дверь, деревянная дверь с коваными петлями.
   – Ух, ты! – воскликнула Мира. – Это и впрямь дверь в другой мир?
   – Да, и она прямо за твоей спиной.
   Мира обернулась. И вправду, на пустой стене, куда бабушка никогда не разрешала вешать никаких картин, в полуметре от пола, возникла самая настоящая деревянная дверь с коваными петлями и ручкой-кольцом. Моди потянула за ручку и тяжелая на вид дверь открылась легко и беззвучно.
   – Идите за мной.
   – Ром, тебе не страшно? – шепнула Мира.
   – Мне? Нет. Если что, я мигом исчезну.
   – А ты, как погляжу, храбрец!
   – Еще бы.
   Подходя к двери, Мира невольно оглядела бабушкину спальню и вдохнула легкий сладковато-пряный запах духов, витавших в воздухе. Этот запах был таким родным, знакомым с самого детства, что желание остаться дома, рядом с любимой бабулей почти пересилило желание увидеть неведомую страну. «Я ненадолго, – мысленно произнесла Мира, – повидаю папу, поругаюсь со всей его родней и вернусь. Если бабушка будет еще спать, посижу рядом с ней, а Ром напечет булочек и приготовит ее любимый спаржевый салат».
   Против всех ожиданий, шагнули они не в новый мир, а в пустую белую комнату со слегка закругленными углами, что делало ее отдаленно похожей на яйцо. В комнате была еще одна дверь – без кованых петель, без ручки, на вид как будто из просто пластмассы.
   – Ну что же, милая моя, – не без волнения коснулась ее Моди, – добро пожаловать на родину.
   Мира затаила дыхание, а бабушка толкнула дверь, и в комнатку ворвался птичий гомон, свежий ветер, пахнущий молодой листвой деревьев.
   – Последний весенний месяц заканчивается, – вдохнув этот аромат, произнесла Моди, – в Зарабии почти что лето.
   – Скучаешь? – Мира заглянула в ее прозрачные голубые глаза.
   – Немного, – Моди отвернулась, украдкой смахивая капельку с ресниц.
   – Бабуль, мы скоро, – поставив на пол корзинку с протестующим котом, Мира обняла бабушку за талию. – Ты скажи, когда там, – девочка кивнула на приоткрытую дверь, – пройдет год?
   – В середине осени.
   – Всего-то? Да мы мигом, бабуль, одна нога там, другая уже здесь! Погоди, а как же твои фиалки?
   – Совсем о них забыли! – всплеснула руками Моди. – Мира, Ром, а ну давайте, скорее принесите сюда горшки!
   Оставив вещи на полу, они поспешили обратно. А Моди, переведя дух, собралась с силами и распахнула дверь настежь. На миг она задохнулась от такого знакомого и такого забытого ветра Зарабии, в нем смешивалось все: и речная свежесть, и пряность плодоносящих рощ, и сладковатый аромат весенней земли.
   – Бабуль, мы здесь!
   Вернулись Мира с Ромом, они умудрились притащить сразу все горшки.
   – Давайте сюда, ставьте на землю.
   Мира перешагнула порог белой комнаты и оказалась в Зарабии. Там, за спиной остались вещи и бунтующий в корзине кот. Поставив горшки на землю, Мира огляделась. С этой стороны не было дома, не было стен белой комнаты, дверь распахивалась в стволе гигантского дерева, чья крона уходила так высоко, что не видать вершины. На все четыре стороны простирался лес, с аккуратными, стройными рядами деревьев.
   – Мира, помоги-ка мне, – бабушка держала горшок с лиловыми фиалками, рядом кружил Ром. – Видишь, у самого дна маленькие скобы-замочки? Опусти их вниз.
   Мира опустила, и у горшка отсоединилось дно. Эту операцию проделали со всеми остальными горшками.
   – Ром, принеси из кладовой маленькую лопатку, ту, с железной ручкой.
   – Один момент.
   Ром исчез.
   – Ну, – голос Моди немного дрогнул от волнения, – как тебе?
   – Пока ничего, – улыбнулась Мира, – симпатично. А почему деревья так странно растут – шеренгами?
   – Это ветуловая роща. Ветул – очень вкусный и полезный фрукт, по форме и размеру как маслина, а по вкусу – слива мирабель. Уверена, эта роща твоей семьи, когда мы уходили, твой отец, его мама, кстати, зовут ее Нинга, у тебя есть еще кузены… ну ты со всеми там сама познакомишься, они как раз собрались заняться разведением ветула. Хорошо хоть это дерево не срубили, а то пришлось бы нам искать другие двери.
   Явился Ром с лопаткой.
   – Вот здесь, возле ствола, вскопай неглубокую грядочку.
   Ром управился в два счета. В эту грядочку Моди расставила цветочные горшки, лишенные дна. Донышки сложили рядом.
   – Когда пойдете обратно, не забудьте забрать цветы. Идите прямо вдоль деревьев.
   – Конечно, бабуль, не беспокойся. Ром, хватай вещи, мы отправляемся повидать зарабийских родственничков!
   Обнявшись с бабушкой, Мира взяла корзинку с котом, Ром подхватил пестрый рюкзачок, провизию, и, выйдя на тропинку меж стройных древесных рядов, они пошагали вперед. Бабушка Моди смотрела им вслед, пока из вида не скрылись огненно-рыжие кудряшки, затем тихонько затворила дверь, и она исчезла, сделавшись невидимой на мшистом стволе великана.

Глава четвертая: Ветуловая роща

   – А что, здесь очень даже симпатично, – Мира кивнула на безупречные ряды деревьев с аккуратными ярко-зелеными кронами и узкими листьями, похожими на листья ивы. – Если это все и впрямь наше, то мой папаша настоящий плантатор. Ну-ка стой.
   Ром замер и спустился вниз.
   – Давай рюкзак.
   Вытряхнув вещи, Мира выпустила из корзины исстрадавшегося Аксельбанта. Он мигом успокоился, устроившись в рюкзаке, а одежда полетела в кошачью корзину. Как только кот очутился за спиной Миры, он обнял лапами ее за шею, пару раз ткнулся носом в рыжие завитки и задремал, положив крупную голову на плечо обожаемой хозяйки.
   – Котяра-то как тебя любит, – усмехнулся Ром.
   – Это взаимно. Слушай, а ты можешь взлететь повыше и посмотреть, что там за рощей и большая ли она?
   – Не могу, – буркнул Ром.
   – Бунт на корабле? – удивилась Мира.
   – Я… я… высоты боюсь. Вот. – Он смущенно отвернулся.
   От удивления Мира остановилась, приоткрыв рот, Аксельбант проснулся и фыркнул.
   – Ты? Боишься? Высоты? Как привидение может…
   – Я не привидение! Не привидение я! Сколько можно повторять!
   – Ну извини, я не знаю, как еще можно назвать нечто призрачное, летающее, трусливое и с претензиями!
   – Я флоин, – терпеливо ответил Ром. – У людей ведь как, сначала живешь в теле, потом отбросил тапки и летаешь себе, как балда: куда? зачем? Ничего не ясно. А у нас все совсем не так, сначала мы летаем, познаем жизнь, заботимся о вас, а уж потом обретаем тело и живем себе, не тужим.
   – А когда вы отбрасываете тапки, что с вами делается? Опять летаете, как мухи?
   – Не знаю, – буркнул Ром, – говорили, вроде, во что-то превращаемся.
   – Наверное, во что-нибудь ужа-а-а-асное! – скорчила рожицу Мира. – Чего ждем? Идем дальше.
   Как только они тронулись в путь, Аксельбант успокоился, покрепче обнял Миру и снова задремал.
   Зелень ветуловых крон прошивали тонкие солнечные лучи цвета спелого абрикоса, воздух был чист и свеж. То и дело, треща прозрачными зелеными крылышками, пролетали насекомые, похожие на причудливых стрекоз. Земляные тропинки меж стволов, выстроенных в ряд, были чистыми, без единой травинки, будто их только что кто-то тщательно подмел мягким веником. Не касаясь босыми ступнями земли, Ром старательно «шел» рядом с Мирой, поглядывая на кота в рюкзаке.
   – Интересные они все-таки звери, да?
   – Кто?
   – Кошки. Себе на уме.
   – Они очень интересные, – кивнула Мира. – Подружиться с кошкой это здорово.
   – Не со всякой, – возразил Ром, – они разными бывают.
   – Это да, совсем как люди, – девочка отмахнулась от очередной любопытной обладательницы зеленых крылышек.
   – Вот человек, – обрадовался Ром, что завязался разговор и Мира вроде на него не сердится, – может скрыть свою настоящую суть, а у кота все на морде написано: славный он парень или с ним придется хлебнуть неприятностей. Вот Аксельбант славный парень, хотя и себе на уме. Он тебя любит, а всех остальных терпит. А бывает, смотришь на какого-нибудь хвостатого, а у него черти в глазах так и скачут, будто бы он говорит: «Погоди, погоди, я тебе еще устрою разноцветную жизнь! Попрощайся со своими цветами, занавесками, обоями, мебелью… в общем, со всем тут в доме попрощайся, потому что ты имел глупость завести такого очаровательного милашку вроде меня!»
   Мира рассмеялась.
   – Бабуля пришла в ужас, когда я принесла маленького Бантика, особенно, когда узнала, сколько денег я на него потратила. Но ведь такой красивый породистый кот не может стоить дешево, он же аристократ. А потом бабуля узнала его получше, поняла, что он славный парень, и полюбила его. Не так сильно, как я, по-своему, но полюбила.
   – А что у Банта за порода?
   – Гималайский.
   – Странная у него расцветка.
   – Ага, по цвету как сиамский, а пушистый, как персидский, но это не случайно, это ему так по породе положено.
   – Симпатяга.
   – Слушай, – остановилась Мира, – я уже устала, если ты так сильно трусишь, то подержи кота, я залезу на дерево и посмотрю, далеко ли нам еще.
   Раздумывал Ром так долго, что у Миры едва хватило терпения.
   – Ладно, я сделаю это, – тяжело вздохнул он, – тебе не стоит лазить по деревьям.
   Крепко зажмурившись, Ром медленно стал подниматься вверх и завис над верхушками.
   – Выше.
   Зажмурившись еще крепче, он приподнялся еще на пару сантиметров.
   – Еще выше.
   Еще пара сантиметров.
   – Выше!!
   От этого окрика Ром невольно взлетел метра на полтора.
   – И глаза открой, вот ведь несчастье какое!
   Открыв глаза, Ром завел низким басом:
   – А-а-а-а-а!!! Снимите меня отсюда-а-а!
   – Смотри, что по сторонам!
   – Деревья… – украдкой огляделся он, неуверенно покачиваясь в воздухе, как на палубе корабля в сильный шторм.
   – И что еще? – от нетерпения Мира переступала с ноги на ногу.
   – Ничего, только деревья.
   – Везде? – удивилась девочка. – И больше вообще ничего нет?
   – Там далеко впереди что-то темнеет, не разберу что именно. Можно мне спуститься? Я сейчас умру, обрету тело, упаду и разобьюсь…
   – Спускайся, – вздохнула Мира, – с такими серьезными проблемами тебе необходима консультация хорошего психолога и не одна к тому же.
   Спустившись, он отдышался и успокоился.
   – Так, – Мира присела под дерево и стала развязывать кроссовки. – Неужели бабуля ошиблась и направила нас неизвестно куда?
   – Она очень давно не была в Зарабии, – Ром наблюдал, как девочка вытряхивает из кроссовок крошечные камешки, – здесь многое могло измениться, даже рощи этой не было.
   – Меня только одно волнует: где папин дом? До ночи тут гулять совсем не интересно. Я вообще не люблю в темноте ходить по незнакомым местам.
   – Тогда идем скорее, должен же тут быть хотя бы домик сторожа, у него и спросим.
   Мира обулась, потуже зашнуровала бело-голубые кроссовки, и они отправились дальше. Мимо проплывали ветви с мелкими плодами, точь-в-точь спелые маслины. Мира сорвала одну и понюхала.
   – Ну, как?
   – Вроде ничем не пахнет.
   Надкусив, она обнаружила внутри зеленоватую косточку, размерами чуть меньше самого плода, мякоти оказалось совсем мало, и толком распробовать не получилось.
   – М-да, – Мира бросила косточку на землю, – ну и фрукты «вкусные и полезные», одна кость, не очень-то, наверное, доходный бизнес торговать такой бякой. Лучше уж кофе. Представляешь, спросят меня во дворе, а кем твой папа работает? А я отвечу, он не работает, он кофейный плантатор! Ой, Ром, смотри, кто это?
   Из-за дерева выглядывала чья-то остренькая мордочка с подвижным коричневым носом, короткими усишками и испуганными желтыми глазами.
   – Это ветуловый хрок, – ответил Ром, – он не опасный, ест листья, иногда кору грызет.
   – Цыпа-цыпа, – пощелкала пальцами Мира, подманивая хрока, чтобы рассмотреть получше, тот не двигался, наблюдая за компанией из-за дерева. От страха его и без того большие глаза стали размерами с кофейные блюдца. Обеспокоенный внеплановой остановкой Аксельбант выглянул из-за плеча Миры, увидел этот экспонат и заорал дурным голосом, отпугивая неизвестного противника. Ветуловый хрок тихонько пискнул и задал стрекоча.
   – Ну, зачем ты, Бантуша, напугал хрока? – девочка поправила лямки рюкзака. – Может, он с нами подружиться хотел.
   На что кот ответил утробным рыком.
   – Ладно тебе тигра изображать, Ром же сказал, что зверек не опасный.
   Они пошли дальше. Абрикосовое солнце вошло в зенит, а роща и не думала кончаться.
   – Фух! – Мира вытерла лоб. – Как я устала!
   – Да, миллион километров уже прошли, – согласился Ром. – Перекусить хочешь?
   – Хочу, да и Банту не мешает размяться.
   Порядком помятый кот вылез из рюкзака и прошелся, потягивая лапы. Мира присела в тень под дерево, Ром постелил на землю матерчатую салфетку и принялся выгружать яства.
   – А попить у нас есть что-нибудь?
   – Да, вот компот в термосе.
   Мира жадно припала к стаканчику с прохладным вишневым компотом.
   – Ром, ты хочешь?
   – Я не ем и не пью до обретения тела.
   – Да? Вот здорово, мне бы так.
   Поедая миндальную булочку, Мира следила, чтобы Аксельбант далеко не уходил.
   – Ром, надень на него на всякий случай ошейник с бубенцом, не дай бог потеряется.
   – Он на меня фырчит.
   – Но он же тебя не съест! Даже укусить или поцарапать не сможет, ты ж прозрачный! Дай мне поесть спокойно, а на Банта – ошейник!
   Вздыхая и печалясь, Ром достал из кошачьей корзины красный ошейник с бубенцом под золото. Пока он пытался поймать фыркающего кота, Мира доела вторую булочку, выпила компот и с новыми силами собралась в путь. Ром умудрился-таки застегнуть ошейник на кошачьей шее, за что получил град возмущенных ударов лапами. Достать прозрачного обидчика Аксельбанту не удалось, что возмутило его до крайности. И кот решил удалиться. Звеня бубенцом, он бросился напропалую сквозь ряды деревьев.
   – Бант! – крикнула Мира, бросаясь за ним. – Бантуша, стой!
   Кот мчался, будто за ним собаки гнались и останавливаться не думал. Отмахиваясь от гибких тонких веток, девочка пыталась его догнать. Следом тащился с вещами грустный Ром, заранее зная, что виноват он или не виноват, все равно будет виновен по всем статьям закона, который на ходу придумает для него Мира.

Глава пятая: Фабрика ветулового пана

   Неожиданно деревья расступились, и Мира вылетела к большой постройке под навесом. Кот остановился и вовсю выгибал спину и топорщил хвост в акте устрашения. Мира подхватила его на руки и перевела дух. Постройка представляла собой кое-как оструганные бревна, на которых держалась крыша из толстых желтых стеблей, похожих на бамбук. Заинтересовавшись, Мира устроила Аксельбанта на плечах на манер пушистого воротника и направилась к навесу.
   – Мира, ты куда? – догнал обремененный багажом Ром.
   – Туда.
   – Зачем?
   – Затем!
   – Вредина, – вздохнул флоин.
   Заглянув под навес, Мира увидала плетеные корзины, доверху наполненные спелыми ветуловыми ягодами. Пять корзин стояли в ряд, чего-то ожидая.
   – Есть кто-нибудь? – крикнула Мира, придерживая кота, чтобы не свалился.
   – Ой, зачем ты это делаешь? – забеспокоился Ром. – Пойдем лучше отсюда!
   – Куда? Кругом эта роща бесконечная, надо хоть спросить, куда идти, не до осени же тут плутать. Эй! Кто-нибудь?!
   Переступив четкую границу тени, они вошли под навес и направились прямо, наугад. Впереди виднелась стена, с длинными щелями меж бревен, в стене болталась кое-как сколоченная дверь.
   – Как здесь прохладно, – остановилась Мира. – Давай немного посидим, отдохнем?
   – Пойдем лучше отсюда, – нервничал увешенный сумками Ром.
   Мира отмахнулась от него и присела на низенькую деревянную скамеечку у одной из корзин.
   Скрипнула дверь, под навес вошел высокий бородатый мужчина с корзиной ягод. Увидев Рома, он удивленно присвистнул и что-то сказал на незнакомом языке. Ром ему ответил на том же певучем наречии.
   – О чем вы говорите? – недовольно произнесла Мира. – Когда двое разговаривают между собой на языке, которого не понимает третий, это оскорбительно для третьего!
   – Извини, – Ром бросил вещи на земляной пол, – это зарабийский язык. Он удивился, увидав здесь флоина.
   – Кажется, еще больше он удивился, увидав здесь меня, – вздохнула Мира, кивая на дядю с корзиной, он с удивлением разглядывал девочку. – Сажи ему, кто мы такие и чего нам надо.
   – А ты сейчас сама сможешь сказать.
   – Это как же? Я не знаю языка.
   – Знаешь, мы с Моди с тобой с самого младенчества разговаривали только на зарабийском, а потом внушили, что ты якобы его забыла, чтобы не мешал тебе, а сейчас ты его без труда вспомнишь.
   – Да ладно, – Мира недоверчиво смотрела на парящего в тенечке Рома, – прямо-таки и вспомню…
   – Да. Попробуй. Закрой глаза и загляни внутрь себя – и увидишь, как из сознания начнут всплывать слова и буквы.
   – Хорошо, – Мира устроилась поудобнее, поправляя пушистый хвост Аксельбанта, то и дело щекочущий ее нос. – Только скажи этому дядьке, пусть поставит корзину, а то пуп развяжется.
   Закрыв глаза, Мира постаралась отгородиться от всего и всех. Заглядывать внутрь себя она не особо любила, а чего там смотреть, – темным-темно, только изредка возникают мутные разноцветные не то пятна, не то кляксы. Разглядывая голубовато-зеленоватые круги, Мира особенно ни на что и не надеялась, опасаясь уснуть, как вдруг, темнота чуть посветлела и откуда-то из глубины, стали подниматься песочно-желтые спирали причудливых букв. Спирали раскручивались, буквы складывались в слова, и бабушкин голос проговаривал их вслух. Как зачарованная, девочка разглядывала песочные слова и слушала мягкий певучий голос.
   – Какой красивый язык… – прошептала она уже на зарабийском и даже не заметила этого.
   – Вот видишь, – Ром тоже перешел на зарабийский, – как все просто.
   – Да… – Мира открыла глаза, голова слегка кружилась. – Вот бы так все языки изучать и никакой мороки с учебниками. Прелесть! – она перевела взгляд на дядю, сидевшего на корточках рядом с корзиной. – Здравствуйте, как вас зовут, и где мы находимся?
   – Зовут меня Гамаш, я и мой сын работаем на ветуловой фабрике, на ней вы и находитесь.
   – А кому принадлежит эта фабрика и вся эта роща?
   – Велору и его матушке Нинге, пошли ей небеса легкой смерти, – и со вздохом добавил. – И желательно поскорее.
   – А чего это вы так о моей бабусе отзываетесь? – усмехнулась девочка, поднимаясь со скамеечки и опуская кота с плеч на землю.
   – В каком это смысле? – насторожился Гамаш.
   – В прямом, Велор – мой отец, а матушка Нинга, соответственно, доводится мне бабкой.
   Бородатое лицо застыло.
   – Да не пугайтесь вы, – не выдержал Ром, – она еще ни разу своей родни не видала, мы как раз ищем их.
   Гамаш перевел дух и повнимательнее посмотрел на Миру.
   – Ах, да! – хлопнул он себя ладонью по лбу. – То-то я смотрю, знакомый очень облик, на лицо вылитая Моди, а если бы еще волосы подлиннее – точь-в-точь косы Амабель!
   – Вы знали мою маму и бабушку? – обрадовалась Мира.
   – Конечно, их красота на всю Зарабию славилась. Хотите посмотреть фабрику?
   – А разве это еще не все?
   – Нет, что вы, здесь мы только храним собранные ягоды, сама фабрика там, – он кивнул на дверь, державшуюся на одной петле.
   – Я хотела бы взглянуть, – Мира спустила Аксельбанта на землю, поискала в корзине с вещами его шлейку с поводком. Бант не сопротивляться, девочке он позволял все, даже надевать на него шлейку. – Мы готовы.
   – Зверь какой интересный, – заметил Гамаш, поднимая руку, чтобы погладить кота.
   – Нормальный зверь. Он не любит, когда к нему лезут незнакомые.
   – Понял. Идемте.
   Семеня короткими толстыми лапками, Бант заторопился вслед за Мирой.
   – Прошу, – Гамаш отворил дверь и пропустил всю компанию вперед.
   Сначала Мире показалось, что все вокруг сделано из сахара, такой ослепительно белой была квадратная площадка и полукруглые каменные трибуны в семь рядов. Посреди площадки стоял небольшой белоснежный домик.
   – Туда даже наступать страшно, – сказала Мира, – вдруг испачкаем.
   – Ничего страшного, идемте, я все покажу.
   В домике старательно трудилась миниатюрная хитроумная машинка, извлекающая из ягод косточки. Косточки отправлялись в один металлический чан, мякоть в другой. За длинным столом у единственного окошка сидел молодой светловолосый парень и осторожно прокалывал косточку, из прокола текла белая, как молоко жидкость в широкую чашу.
   – Это мой сын Дим, – представил Гамаш. – Дим, посмотри, кто к нам заглянул.
   – Минуточку…
   Дим сосредоточенно наблюдал за струйкой, как только она стала иссякать, он аккуратно сцедил последние капли и отложил косточку на поднос. После поднял голову и улыбнулся гостям. Его лицо было отрытым и приятным.
   – Дим занимается самой кропотливой работой, – Гамаш подошел к подносу и взял пустую косточку, – там, внутри, кроме сладкого белого пана, есть еще маленькое желтое пятнышко ужасающе горького вкуса, если оно тоже выскочит через прокол – весь пан пропал.
   – И вы вот так, из каждой косточки… – изумилась Мира.
   – Конечно, – с гордостью за свое дело ответил Дим, – поэтому пан самое ценное и дорогое лакомство в Зарабии.
   – Да, – кивнул Гамаш, – мы выпускаем все возможные виды этих сладостей: пан рассветный, дневной, закатный и с ветуловой прослойкой. Сейчас как раз подошло время ставить пан вечерний. Хотите посмотреть?
   Никто не отказался. Одному Аксельбанту было все равно, он нашел себе укромный уголок, свернулся калачиком и крепко уснул.
   Готовое «молоко» Гамаш и Дим разлили в длинные плоские лохани с небольшими бортиками и понесли на улицу. Абрикосовое солнце сменило свой цвет на румяный оранжевый. Лохани установили на трибуны так, чтобы солнечные лучи равномерно освещали будущее лакомство.
   – И все? – удивилась Мира.
   – А что еще? Солнце придает пану особый вкус и выпекает его так, как ни одна печь не сможет, он получается легким, воздушным и тает во рту.
   – Здорово, а попробовать дадите?
   – А как же, – улыбнулся Гамаш. – Но сейчас нам надо работать, чтобы успеть поставить утреннюю порцию.
   – Так у вас же еще вся ночь впереди.
   – Ночь слишком коротка. Вы погуляйте пока, если хотите, только далеко не уходите.
   – Хорошо, а вы за нашим котом присматривайте, чтобы тоже далеко не ушел.
   Гамаш и Дим вернулись в белый дом, а Мира с Ромом отправились исследовать окрестности.
   – Интересно, – девочка заглянула на трибуну с лоханями, – они никак это дело не прикрыли, а вдруг какие-нибудь мошки-блошки нападают? Они же любят сладкое.
   – Для них пан смертельно ядовит, поэтому не нападают.
   – М-да, как тут все непросто. Слушай, давай не будем нигде ходить, я и без того устала. Давай посидим на свободной трибуне.