Полынская Галина. Дверь в Зарабию (Озеро затерянных миров)

   Держалась она холодно, с показным безразличием к ситуации. Том и Жофрен наблюдали за всем происходящим, шевеля ушами от внимания.
   – Вот как? – Велор оглядел Миру. – Сюрприз, однако.
   Мира поднялась из-за стола и, запутавшись в кошачьем поводке, едва не упала.
   – Осторожнее, – Велор подал ей руку, ладонь у отца была узкой с длинными пальцами аристократа. – Значит, ты моя дочь?
   – Выходит, что так, – развела руками девочка.
   – А там кто? – Велор кивнул на большие глаза, светящиеся под столом.
   – А это, значит, мой кот. Кем он вам приходится, не знаю, наверное, двоюродным питомцем.
   Мира надеялась, что отец улыбнется, но этого не случилось. Он смотрел на девочку так, будто она была диковинной вазой, не более того.

Глава девятая: Ужин для Яры

   Немного обескураженная таким прохладным приемом со стороны отца, Мира уселась на свое место и уставилась в тарелку. «В конце концов, это очень большой сюрприз, ему нужно привыкнуть к мысли, что у него есть я,» – подумала Мира и немного успокоилась. Взяв вилку, девочка поковырялась в тарелке, на вид кушанье напоминало сваленные в одно лапшу, кашу, какие-то разварившиеся овощи, и все это было щедро залито жидкостью синюшного цвета. Мира поверить не могла, что это можно есть, пока не увидела, как это делают все сидевшие за столом. Велор, так же как и Нинга, накрутил на вилку широкую серую лапшу, подождал, пока с нее стечет жидкость и отправил в рот. Мира вздрогнула и отвела взгляд. Не решаясь отведать кулинарного шедевра, она возила в тарелке вилкой, пытаясь понять, чем же эта, с позволения сказать, еда пахнет. Аксельбант жался к ногам Миры и лишнего внимания к себе старался не привлекать.
   – Значит, ты моя дочь, – Велор взял ложку с дыркой и принялся что-то вылавливать в своей тарелке, – интересно. И где ты жила все это время?
   – В Подмосковье, – пожала плечами Мира. – В нормальном мире, в техногенном.
   – В техногенном? – приподнял одну бровь Велор. – Для девочки это спорно. Кто тебя воспитывал?
   – Моди.
   И пока он не успел сказать, что и это спорно, добавила:
   – Она самая лучшая в мире бабушка! Я ее обожаю! У нас чудесный светлый дом и куча фиалок!
   Мира чуть не плакала, чувствуя себя здесь совершенно чужой и лишней.
   – Как Моди себя чувствует? – спросила Нинга.
   Близнецы чавкали молча, прислушиваясь к разговору.
   – Лучше всех!
   Пару минут все молчали.
   – Ты очень похожа на Амабель, у тебя ее волосы, – Велор задумчиво смотрел на девочку.
   – А нравом пошла в Моди! – не выдержала и желчно произнесла Нинга. – От тебя, сын, она ничего не унаследовала!
   – Как это ничего? – теперь уши Миры пылали от ярости, и она была рада, что их скрывают медные кудряшки. – Если не ошибаюсь, я унаследую ветуловые рощи, – она потрясла в воздухе прозрачными бусами, висевшими на шее, – и этот замечательный дом со всеми сопливыми дворецкими, находящимися тут! Вот что я унаследовала от своего папы!
   Воцарилась такая тишина, что даже близнецы чавкать перестали.
   – Ах вот оно что, – на лице Нинги не дрогнул ни единый мускул, и Мира подумала, что, наверное, это все-таки маска, – вот значит, зачем Моди тебя прислала сюда, за наследством. Очень ловко.
   – Если бы к ней не пришел сон, бабушка ни за что не отправила бы меня к вам! Она самая чудесная, и не смейте говорить о ней гадости!
   – Успокойся, малышка, – неожиданно вступил в беседу Том (вдобавок к своей внешности он еще и шепелявил), – никто не собирается говорить гадости о твоей бабушке. Ты почему не ешь?
   – Не хочется.
   Хотя от голода сводило желудок, Мира не могла себя заставить съесть эту бурду. Из камина воняло.
   – Сменим пока что тему, – проскрипела Нинга. – Насколько я поняла, Моди все же осуществила свою угрозу и увела Амабель в этот ужасный мир Тасмана.
   – Не поняла…
   – Мир, из которого ты пришла, с городами и машинами, у нас называется «Тасман», – пояснил Том, и Мире показалось, что он собирается подружиться. Это не могло не испугать.
   – А, если так, то да, но ничего ужасного в нашем мире нет, в нем просто надо уметь жить.
   – Впрочем, как и везде, – добавил Велор. Он закончил ужин и отодвинул тарелку, полную сизой жидкости, из чего стало ясно, что ее в пищу не употребляют.
   – Я прекрасно знаю, что у вас там есть, а чего нет, – отрезала Нинга, – как-никак, наши корни оттуда!
   – Да? – удивилась Мира. – Вы, то есть мы, не коренные зарабийцы?
   – Нет, у наших предков была усадьба, кажется, где-то под Петергофом, но я могу ошибаться.
   Об этом Нинга сказала таким тоном, что оставалось неясным, радует ее такая наследственность или огорчает.
   – Поэтому, – продолжала Нинга, – так уж повелось, что мы придерживаемся образа жизни наших предков: в доме устраивается ночь, свет гасится на шесть часов, потом утро, день – все как полагается, мы даже стараемся придерживаться привычных тебе двадцати пяти часовых суток.
   – А в часе у вас сколько минут?
   – Пятьдесят, сколько же еще. Ты, должно быть, еще спишь?
   – Что? А… да, да, по ночам я сплю.
   – Ну, это и понятно, ты же еще несовершеннолетняя.
   Родня закончила с непонятной похлебкой, и женщина с тачкой сменила блюда, а дяденька-щепка – приборы. Теперь в центре стола красовалось огромное блюдо, устланное кудрявыми листьями ярко-зеленого цвета. На листьях тесным рядком лежали сливочно-желтые, как показалось Мире, гигантские гладкие черви. В глазах у нее потемнело.
   – Что это? – выдавила девочка, глядя, как родня бодро накладывает эту гадость себе в тарелки.
   – Это овощи и салат, – пояснил Велор, – очень полезная пища.
   – Вот это желтое – овощи?
   – Да, побеги тулуса.
   На побеги тулуса и салат Мира решилась, уж больно хотелось есть. Салат оказался безвкусным, а тулус чем-то напоминал сырую капустную кочерыжку, только чуть кисловатую. В принципе, есть было можно. По бокалам разлили мутно-белый напиток.
   – А это что? – осмелела Мира, хрустя тулусом.
   – Ветуловый сок.
   «Господи, – подумала Мира, – чего они только не делают с этим ветулом, будто тут не растет больше ничего другого».
   Наконец напряженный ужин подошел к концу. Мира глотнула сладковатого вязкого сока и поднялась из-за стола, вытаскивая за собой Банта.
   – Спасибо, все было очень вкусно. Можно мне пойти к себе?
   – Конечно, Оливия принесет тебе белье и ночную одежду, можешь готовиться ко сну.
   Выходя из столовой, Мира посмотрела на отца, он о чем-то беседовал с близнецами.
   В печали Мира пошла в гостевые покои. Чувствуя настроение хозяйки, Бант не капризничал, а деловито перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, подметая пол пушистым хвостом.
   Войдя в гостевые покои, Мира сначала решила, что ошиблась дверью, но, увидав кошачью корзинку, поняла, что это та самая комната, только она преобразилась до неузнаваемости: вокруг все сверкало чистотой и свежестью. На кровати, раскидав руки-ноги спал Ром, на подоконнике сидела тирамиса и смотрела в окно.
   – Всем привет, – Мира сняла с Банта шлейку.
   – Тс-с-с, – сказала Яра, – бедный Ром так устал. Я думала, он доубирается до обморока, но ему очень уж хотелось тебя порадовать.
   – Очень приятно, – Мира огляделась, – а здесь очень даже мило, вот что значит генеральная уборка.
   Интерьер и вправду радовал: широкая кровать под голубым пологом, резной столик в центре комнаты с тремя мягкими креслами, шкаф, комод, умывальник, даже вазон с одинокой искусственной веткой в три листа и декоративные тарелки на стенах.
   – Как прошел ужин? – тирамиса прыгнула с подоконника прямо в кресло у столика.
   – Ужасно, – вздохнула Мира, вынимая из кармашка рюкзака пакетик сухого корма для Аксельбанта, – кажется, отцу все равно, есть я или нет, моя бабка – ведьма, мои двоюродные кузены – Франкенштейны, иными словами, я в горе и печали.
   Мира сняла со стены одну тарелку, насыпала в нее корм и поставила на пол, а из большого кармана рюкзака извлекла складной переносной лоток для туалетных надобностей любимца.