Полынская Галина. Серебряные ели

   Он поставил блюдо на стол, и на следующее стал выкладывать рыбу. Казалось, что её килограмма три, не меньше. Теуш поставил передо мной тарелку, положил прибор и расставил блюда так - перед Яном мясо, перед Митрой гору каши, себе рыбу. Я взяла себе понемногу ото всюду, но через пять минут про еду забыла. Я наблюдала за братьями и глазам своим не верила - переговариваясь, неторопливо, с чувством, с толком, они съели все!
   - С ума сойти! - не выдержала я, когда тарелки опустели, а они остались живы, - столько не смогли бы съесть и трое здоровенных мужиков! Куда в вас это поместилось?!
   - Мы всегда так едим, - пожал плечами Ян, собирая пустые тарелки.
   - Всегда?! Да вы должны уже быть в три обхвата каждый!
   - Не обязательно. Хочешь посмотреть дом?
   - Хочу, - я подумала, что это, в конце концов, не моего ума дело сколько и чего едят люди.
   Ян остался мыть посуду, а мы отправились на экскурсию по дому. Сначала обошли первый этаж, там оказалась огромная библиотека, гардеробная, почти пустая комната без окон и кабинет отца. В кабинете я застряла надолго, такие кабинеты я видела только в кино. Все, начиная от солидного письменного стола и заканчивая бронзовой люстрой, говорило о характере главы семейства. Это был явно очень строгий, но справедливый человек. Над камином висел его портрет, и я минут пять таращилась на светловолосого, атлетически сложенного мужчину. Несомненно, мальчики были похожи на него, хотя у отца черты лица были резче, тяжелее, от всей его могучей фигуры веяло недюжинной физической силой, а темно-серые глаза смотрели из-под бровей настороженно, почти угрюмо.
   - Это ваш отец? - на всякий случай уточнила я и получила утвердительный ответ. - А как его зовут.
   - Влад.
   - Надеюсь не Цепеш? - "блеснула" я своим малость затупившимся остроумием.
   - Нет, - криво улыбнулся Митра, делая шаг к дверям кабинета.
   - А чем он занимается? - не унималась я.
   - Он врач.
   - Хирург? - чего я пристала со своими вопросами, сама не понимала.
   - Травник.
   - В смысле, гомеопат?
   - В определенном смысле, да. Пойдем дальше?
   Мне не хотелось, но я пошла. Некоторые комнаты они вовсе не открывали, и я не настаивала, не желая показаться совсем уж невежливой. Мы поднялись на второй этаж, там оказались спальни близнецов. Меня удивила строгость, почти аскетизм обстановки - ни плакатов, ни магнитофонов с вечными горами кассет, ничего, что бывает в комнатах подростков. Узкие кровати, небольшие письменные столы, книжные полки, платяные шкафы и все. И везде порядок, как в кельях.
   - М-да, - сказала я, чтобы хоть что-то сказать. Мне так хотелось выяснить, чем ребята увлекаются, как живут, но их комнаты мне не сказали вообще ничего. Мы спустились вниз и у лестницы столкнулись с Яном.
   - Отец приехал, - сказал он, улыбаясь.
   Я решила, что мне лучше убраться поскорее, но мальчишки потащили меня знакомиться. Чего я праздновала такого труса, никак не могла себе объяснить. В коридоре стоял высокий, я бы даже сказала, огромный мужчина, больше похожий на капитана дальнего плавания, чем на травника. Его волосы, цвета залитой солнцем пшеницы, были коротко подстрижены, а глаза смотрели ещё угрюмей, чем с портрета. На полу, рядом с его сброшенными ботинками, стояла здоровенная, под стать хозяину, черная сумка.
   - Здравствуйте, - пискнула я, ощущая себя мышью-полевкой, рядом с таким великаном.
   - Здравствуйте, - ответил он густым, рокочущим голосом.
   - Папа, - сказал Ян, - это Лера, наша подруга, она сняла на лето восьмой дом.
   Папа никак не отреагировал на эту сногсшибательную новость, он смотрел на меня тяжелым взором, даже не рассматривал, просто смотрел. Потом промолвил:
   - Влад, - и протянул мне руку. Моя лапка утонула в его пальцах и на секунду я подумала, что он сейчас её раздавит, но рукопожатие Влада оказалось щадящим, и я не пострадала.
   Потом папа понес свою сумку в кабинет, а ребята помчались ставить чайник и готовить обед для него. Все трое были такими счастливыми, что не оставалось никаких сомнений - отца они обожали. Я опять собралась, было, на выход, но меня не пустили и усадили за стол пить чай. Я с большим нетерпением жаждала увидеть, сколько и чего откушает папа Влад. Из кабинета он пришел переодевшись в широкую рубашку, спортивные штаны и тапочки, но даже в такой домашней одежде он выглядел солидно и представительно, как во фраке.
   За чаем, папа Влад навернул трехлитровый баллон меда с двумя батонами хлеба и не зажужжал! Я не переставала поражаться, но вида не показывала, и чаепитие прошло в теплой и дружественной обстановке. Узнав что я писательница, Влад очень заинтересовался, начал задавать вопросы о литературе, о жизни в Москве, о том, какие авторы мне нравятся. Он показал себя очень умным и эрудированным собеседником, и я то и дело боялась сглупить или попасть впросак.
   Ближе ко второй половине дня снова разразилась гроза, да такая, что ночное светопреставление показалось мне невинной шалостью Зевса. Я с тоской смотрела на залитое потоками белесой воды окно и представляла, что же на этот раз будет твориться в моем доме.
   - Лере нельзя возвращаться домой, - сказал Теуш, будто мысли мои прочитал, - там так крыша течет, что можно на лодке по комнатам плавать. Пусть она у нас останется, папа.
   - Да, - поддержал его Митра, - у неё там такое твориться, что жить никак нельзя.
   Повисла тишина. Влад мрачно смотрел в окно и явно был не в восторге от такой перспективы.
   - Он может лечь в моей комнате, - предложил Ян.
   - Или в моей, - сказал Митра.
   - Или в моей, - добавил Теуш.
   - Я могу и на кухне, - осмелела я, - главное чтобы на голову не текло.
   - Хорошо, - наконец согласился папа, - что-нибудь придумаем.
   И я осталась у них. Устроили меня в комнате Теуша. После предыдущей бессонной ночи я чувствовала себя разбитой, поэтому спать завалилась раньше всех. Стены в доме, в отличие от картонных перегородок городских квартир, были сделаны на совесть, и в комнате царила полнейшая тишина. И я уснула мертвецким сном.
   Проснулась я среди ночи от страшенного раската грома, больше похожего на взрыв. Несколько секунд спросонок, и от страха я ничего не соображала, потом натянула одеяло до самого носа и собралась, было, засунуть голову под подушку, как вдруг заметила, что на подоконнике сидит здоровенный белый кот. Во вспышках молнии он казался серебряным. Я удивилась и подумала, что, наверное, ещё не со всеми обитателями дома познакомилась.
   - Кис, кис, - сказала я и поманила его рукой, уж больно хотелось, чтобы в такую грозу рядом было живое, теплое и мурлычущее. Кот спрыгнул с подоконника прямо на кровать, он оказался очень пушистым и совсем не агрессивным. Я его погладила и он, устроившись под моим боком, тихонько замурлыкал. Слушая его песенку, я не заметила, как уснула сама.
   * * *
   Утром меня разбудил Теуш и спросил, буду ли я завтракать со всеми или позже? Я пробормотала, что позже и собиралась снова заснуть, но уже не получилось. Провалявшись с полчаса, я встала, оделась и спустилась вниз. Семью я застала за завтраком, ели они тоже, что и накануне, в тех же количествах.
   - Как спалось? - спросил Ян, наливая мне чаю и подвигая тарелку с бутербродами, приготовленными специально для меня.
   - Отлично. Кажется, впервые выспалась, как следует. Скажите, а где ваш кот?
   - Какой кот? - глава семейства прервал трапезу и уставился на меня тяжелым взором.
   - Такой большой, белый, - я даже показала размер кота. - Как его зовут?
   - Нет у нас никакого кота.
   - Ну, как же, он в комнате сидел на подоконнике, потом спал у меня под боком.
   - Забрался, наверное, какой-нибудь дикий, - Ян хмуро смотрел на чайник с заваркой.
   - Да, бывает, запрыгивают в форточку, - сказал Митра.
   - Всякие коты, - едва слышно добавил Теуш.
   - Ну, что ж, - пожала я плечами, - если увижу его где-нибудь на улице, себе возьму, уж больно красивый.
   Молчание за столом мне не нравилось. Сердцем я понимала, что все время говорю что-то не то, но вот умом дойти не получалось.
   - А когда за грибами можно начинать ходить? - сменила я тему.
   - Уже, должно быть, можно, - сказал Влад, - кое-какие уже есть.
   - Здорово, обожаю собирать грибы, - о чем говорить дальше я не знала. - Давайте посуду помогу помыть?
   - Не надо, сами справятся, - сказал Влад.
   - Ладно, тогда я, пожалуй, пойду, - я поднялась из-за стола, посмотрю, что у меня дома твориться и не унесло ли течением печатную машинку.
   - Тебя проводить? - спросил Теуш.
   - Нет, пройти-то два шага. Спасибо вам огромное за гостеприимство, до свидания.
   - До свидания.
   Влад остался на кухне, а близнецы проводили меня до дверей.
   - Мы, наверное, сегодня придти не сможем, - сказал Ян.
   - Отцу надо помочь, - кивнул Митра.
   - Обязательно, - добавил Теуш.
   - Ты приходи.
   - Всегда.
   - Когда захочешь.
   - Спасибо, - улыбнулась я и, перецеловав их всех, отправилась к себе.
   В доме на самом деле был потоп, имелись даже довольно глубокие лужи, и весь день я провела в увлекательном общении с ведрами и тряпкой. Потом разожгла камин, в надежде, что станет хоть немного теплее и суше. Надо было писать, но в голове не возникало ни единой дельной мысли, все они крутились вокруг близнецов и их отца. У меня было слишком много вопросов и никаких ответов.
   * * *
   Прошла неделя. Ничего существенного за это время не случилось. Днем мы с близнецами придумывали себе какое-нибудь занятие вроде прогулок по лесу, купанию в реке или рыбалки, а вечерами я чинно гоняла чаи в обществе ребят и их папы, изо всех сил строила из себя интеллектуалку и сама уставала от собственного нудного общества. Я никак не могла быть самой собою в присутствии Влада, всячески избегала обращаться к нему по имени, а спросить, как же его отчество у меня не хватало духу. В общем, чувствовала себя не в своей тарелке. Близнецы, как могли, старались меня поддержать, а самому главе семейства, по всей видимости, было глубоко чихать на мою персону. Вероятно, и разговоры он со мной вел исключительно из вежливости и из нежелания обижать сыновей - ну, нашли себе в приятельницы городскую дуру, ну, развлекайтесь родные.
   Признаюсь, меня обижало такое отношение и упорное нежелание Влада идти хоть на какое-то маломальское сближение, он твердо держал наше общение на расстоянии вытянутой руки и, пожалуй, даже на расстоянии взятой в эту руку швабры. В конце концов, я успокоила себя тем, что моя, временами больная фантазия, опять не на шутку разыгралась и я снова напридумывала себе всякой ерунды. И вообще, у человека мог быть просто такой характер. Зато с близнецами мы были не разлей вода, каждую минуту старались проводить вместе и я никак не могла понять, как же это я раньше прожила без них целых двадцать пять лет?! Они, тремя верными оруженосцами, всюду следовали за своей госпожой (то бишь за мной!) и наша живописная группа постепенно переставала быть сенсацией для поселка.
   Я по-прежнему не спрашивала, чем была вызвана буря грубостей и негодования Вени, стараясь вообще забыть об этом неприятном инциденте, но никак не получалось. То и дело я натыкалась на его хмурое, недовольное лицо, на косые взгляды соседей, на натянутые улыбки и поспешно отведенные глаза. Меня это и сердило, и раздражало, но предпочитала изо всех сил не обращать на это внимания, делая вид, что ничего не происходит. Ребята тоже делали вид.
   Однажды я впала в хандру. У меня такое бывает - ни с того ни с сего мне начинает казаться, что я самый несчастный, распоследний человек на всем белом свете, никто меня не любит и вообще, ни одно издательство ни за какие миллионы не возьмется печатать мои дегенеративные книжки. Дома я обычно ограничиваюсь рыданием над бокалом вина и тиранией знакомых посредством нытья в телефон. Если хандра сильнее обычного, могла поругаться с кем-то одним или сразу со всеми... а на утро с позором извиниться. Знающие меня люди привыкли к этим "приступам лунатизма" и близко к сердцу мои заскоки не принимали, а вот близнецы... Даже затуманенными хандрой извилинами я понимала, что ребята последние кому бы я хотела продемонстрировать себя в качестве депрессивного маньяка.
   Не придумав ничего более умного, я сложила в пакет блокнот со стихами, бутылку вина, сигареты, воткнула в дверь записку и потопала в лес. Природа всегда действовала на меня умиротворяюще и никто не помешал бы мне всласть всплакнуть где-нибудь на пеньке. Я медленно брела по тропинке, слушая пронзительную тишину, вдыхая ни с чем не сравнимый хвойный аромат. Даже курить не хотелось, такой воздух портить табаком! Настроение было каким-то пограничным - то ли в депрессию впасть окончательно и безропотно, то ли выпасть из нее... Раздумывая над этим, я шла, глядя себе под ноги, потом уселась на сваленное дерево, выпила немного вина, написала дрянное стихотворение и решила, что пора возвращаться, тем более, погода снова начала портиться.
   Я повернула обратно и через пять минут поняла, что заблудилась. Ужас, обуявший меня, не поддается описанию. Я всегда панически боялась заблудиться, поэтому грибы собирала только вдоль дороги или вдоль забора, но тропинка, по которой я шла выглядела такой надежной, такой протоптанной, что мне и в голову не приходило, что можно потеряться!
   Вытаращив глаза, я металась по лесу в поисках этой проклятой тропинки, быстро впадая в истерику. Выбившись из сил, я передохнула, выпив почти четверть бутылки, утерла слезы и призадумалась. Заблудилась я наглухо, это было очевидно. Как поступить в подобной ситуации я не имела ни малейшего понятия, но размышляла добросовестно. На ум приходили совершенно дикие идеи, но ни одной, которая реально могла бы меня спасти. Минут пятнадцать я просто орала во все горло, надеясь, что поблизости шатается какой-нибудь грибник... или маньяк. При мысли о маньяке орать я перестала. Я пробовала идти напролом, в надежде выйти наугад к какому-нибудь поселку, все равно к какому. В результате заблудилась ещё сильней и, чуть было, не свалилась в какую-то закисшую канаву. Паника в душе возобновилась и, судорожно потягивая остатки вина, я снова всплакнула над своей уже на самом деле незавидной участью.
   Начал накрапывать дождик. Я пыталась вспомнить, каким образом можно выйти из леса, но я не знала, откуда пришла, да и вспомнить ничего не получалось. Я пробовала молиться, но ничего кроме: "Господи, спаси, я больше грешить не буду! Никогда!" в голове не появилось. Треск сухих веток по ту сторону канавы заставил меня подпрыгнуть на месте, но вопль радости и счастья умер, не родившись. Там стояла огромная, просто гигантская псина. Я всегда была заядлой собачницей, поэтому породу определила с первого взгляда - кавказская овчарка. Чуть наклонив голову, зверюга смотрела на меня и с её клыков капала слюна. Я стояла, замерев в глухом параличе, а в голове проносились разнообразные быстрые мысли, больше похожие на вой автомобильной сигнализации. "На дерево!" - заверещал, очнувшись от комы внутренний голос. "Я не умею лазить по деревьям", - мысленно прошептала я. "Научишься!! - заголосил он, как ненормальный. - Единственный выход!! Сейчас или никогда!!!"
   Стараясь не особо двигать глазными яблоками, я посмотрела по сторонам. Кругом были очень гладкие стволы, без намека на сучья или ветки, но в метрах пяти одиноко торчала береза и её ствол, на уровне моей груди, раздваивался своеобразной вилкой. "Надо немного подтянуться, залезть туда, а дальше вверх, по веткам, - вибрировал от страха и полного неверия в мои силы внутренний голос. - Ну же!" Я прикинула расстояние между собой и собакой, между собой и березой, между собакой, собой и березой, потом резко швырнула пустую бутылку в противоположную от березы сторону. Псина молча рванула вслед за бутылкой по своему берегу канавы, а я, превысив возможности, отпущенные человеку природой, понеслась к дереву.
   Коряво подтянуться на трясущихся руках мне удалось только с третьего раза и то, только тогда, когда за спиной я услышала плеск воды в канаве под лапами монстра. Взобравшись на "вилку", я поскользнулась и, чуть было, не свалилась вниз, но вовремя успела вцепиться в толстую ветку. Клацая зубами от переполнявших меня ощущений, я, не разбирая пути-дороги, полезла вверх, подогреваемая только одной мыслью - вперед, как можно дальше от земли! Усевшись на толстую ветвь, я судорожно перевела дыхание и взглянула вниз. Псина стояла и смотрела на меня, потом тоже присела, скорее всего, решив подождать, когда я обессилю и безропотно рухну вниз. Хуже этой ситуации придумать было просто невозможно.
   Вечерело, дождь усилился. От мысли, что здесь, на этой ветке, в компании бешеного пса мне придется провести всю ночь, а может и остаток жизни, я начала кричать и звать на помощь с удвоенными силами. "И только эхо было мне ответом", - невесело пошутил немного пришедший в себя внутренний голос. Я посоветовала ему заткнуться.
   Часа через два мне в голову начали приходить отчаянные мысли. Мало того, что я промокла насквозь и страшно замерзла, ещё хотелось есть, пить, и курить одновременно, а пакет с сигаретами и блокнотом мирно намокал в трех шагах от лежавшего на травке терпеливого монстра.
   Еще часа через три надежда на спасение угасла. Совсем стемнело. Крупные капли дождя щелкали по листьям березы, и по моей голове, я тряслась от холода, в такт дождю щелкая зубами. В голове крутилась только одна сухая мысль - всю ночь не продержусь, свалюсь вниз обязательно. А даже если и продержусь, свалюсь завтра. Пыталась себя утешить и убедить, что кавказу надоест когда-нибудь меня караулить, и он уйдет куда-нибудь по своим бешеным делам, но утешение было довольно слабым.
   Ближе к ночи распогодилось. Дождь прекратился и сквозь тучи выглянул неестественно громадный диск полной луны. "Еще тот натюрморт", - простужено кашлянул внутренний голос, но мне было не до него. Потусторонний свет луны мгновенно высеребрил мокрые деревья, и мне наконец-то стало понятно, почему это благословенное местечко называется Серебряные Ели. Зрелище было настолько жутким и одновременно завораживающим, что я даже забыла про бывшего друга человека, ждущего меня внизу. Раскрыв рот, я смотрела на забрызганную капельным серебром хвою, на залитые луной стволы... а потом увидела птицу. Сначала я была уверена, что просто померещилось, потому что таких больших птиц в Подмосковье не бывает, но птица, бесшумно подлетев к березе, принялась описывать круги над моею головой. Это оказался огромный белый орел. В моей голове мозги принялись играть в салочки и чехарду.
   - Здравствуй, ангел, - сказала я, и помахала птице рукой.
   Ангел не ответил, продолжая бесшумно кружить надо мной. Внизу послышалось какое-то движение. Я наклонила голову, всматриваясь. В темноте ничего, кроме горящих глаз кавказа видно не было, но потом в полосу лунного света ступил ещё один зверь. Присмотревшись повнимательнее, я убедилась, что это не кто-нибудь, а самый настоящий волк-альбинос, размерами чуть меньше кавказа. Вцепившись в березовый ствол всем телом, я забыла как дышать, лишь иногда внутренний голос что-то попискивал о долгожданном сумасшествии.
   Кавказ бросился первым. Они сцепились и скрылись в темноте. Я вытягивала шею, таращила глаза - без толку, в кромешной тьме был слышен только треск сучьев под сильными лапами дерущихся. Иногда они выскакивали на свет... зрелище было поистине фантастическим, ещё и из-за того, что оба зверя дрались молча, никто из них даже не зарычал ни разу. Птица села на дерево рядом с березой и тоже следила за поединком. Я чувствовала, что собираюсь хлопнуться в обморок, и всячески пыталась предотвратить это событие. Предотвратить не получилось, в глазах потемнело и сознание, издав какой-то премерзкий звон, благополучно отключилось.
   Очнулась я от гулких ударов колокола. Несколько секунд не могла понять, откуда эти удары доносятся, потом дошло - из моей собственной головы. Чувствовала я себя невероятно отвратительно, судя по всему, температура у меня была 59,8 или даже больше. С величайшим трудом приоткрыв глаза и обведя мутным взором пространство, я увидела, что нахожусь в комнате, на кровати и рядом сидит Теуш. Склонив голову, он смотрел на коричневые кожаные тапки на собственных ногах.
   - Привет, - проскрипела я. Теуш едва заметно вздрогнул и повернул голову.
   - Привет, - тихо ответил он. - Как ты себя чувствуешь?
   - Ужасно, - честно призналась я. - Мне такие кошмары приснились, не описать. И, кажется, я заболела. Давно я здесь? И что я тут вообще делаю? связно задавать вопросы у меня ещё не получалось.
   Теуш вздохнул и посмотрел в окно.
   - Ты у нас уже два дня, отец говорит - мало того, что ты сильно простудилась, у тебя ещё и нервная лихорадка.
   - Два дня?! - я подумала, что ослышалась. - Быть того не может!
   - Тише, надо беречь силы. Ты была без сознания, но отцу удавалось вливать в тебя настои.
   Я скосила горящие от боли глаза в сторону и увидела стоявший рядом с кроватью столик, заставленный всевозможными чашками, плошками и банками. Пахло душицей и ещё чем-то терпким.
   - Он сказал, что тебе надо лежать ещё минимум неделю, - продолжал Теуш. - Хочешь чего-нибудь?
   - Да... - я призадумалась, как бы это сказать, но решила, что терять все равно уже нечего. - В туалет, пардон.
   Я сделала попытку подняться, но попытка не удалась. Тогда Теуш безо всякого усилия взял меня на руки и понес из комнаты. Оказалось, что на мне надета большая теплая мужская рубашка, явно с плеча отца семейства. Теуш нес меня по коридору. Когда мы проходили мимо комнаты одного из близнецов, я явственно услышала сдавленные стоны, переходящие в хрип.
   - Что это? - страх, обуявший меня от этих звуков, был похож кусок льда, засунутого за шиворот. - Стой, Теуш! Что это? Что это такое?!
   Он остановился у двери и посмотрел мне в глаза. В его взгляде была такая бездна печали и отчаяния, что у меня на мгновение остановилось сердце. Словно в трансе, я толкнула дверь рукой и повернула голову. В комнате стояли Митра, Влад, а на кровати лежал Ян. Простыня прикрывала только его бедра, все тело парня было исполосовано глубокими кровоточащими полосами. Влад и Митра повернули головы и уставились на нас. Я молчала, как истукан, не в силах "переварить" увиденное.
   - Заходите, раз уж пришли, - хмуро произнес Влад, и Теуш внес меня в комнату.
   Я не могла отвести глаз от Яна. Его лицо было белым, черты заострились, а к покрытому испариной лбу прилипли потемневшие пряди волос. Он лежал с закрытыми глазами, запрокинув голову на небольшую плоскую подушку. Я смотрела на раны, покрывавшие его тело, чувствуя, как по моим вискам и лбу медленно стекают струйки пота. Перед глазами четко и ясно возникла картина - кавказ и волк-альбинос... мне все это не приснилось...
   - Значит... - выдавила я, - значит...
   - Да, - кивнул Митра, - мы говорили тебе правду.
   - Мы оборотни, - сказал Теуш, и я вздрогнула.
   - Но... этого же не может быть.
   - Да? - Влад кивнул на исполосованное тело сына. - Правда?
   - Теуш, посади меня, пожалуйста, на стул, - начало знобить. Теуш выполнил мою просьбу. Я сцепила руки на коленях, стараясь унять трясучку. А, как же... это... ну... - пыталась я что-то спросить, - это...
   - Мы не такие оборотни, как в глупых фильмах, - Влад устало потер рукою лоб и отошел к окну. - Мы не воем страшными голосами в полнолуние и не обрастаем шерстью в мучительных корчах. Мы обладаем отличной от остальных людей энергией духа. На Тонком, невидимом человеческому глазу Уровне, каждый человек живет в виде какого-нибудь животного или растения. По желанию мы можем концентрировать потоки наших энергий и меняться местами со своим животным двойником. Эти обмены поглощают огромное количество сил, но при достаточной тренировке двойник может быть видим и жизнеспособен довольно долгое время. Вот и все, вот и вся "черная магия".
   Я, наконец, закрыла рот, и немного подумав, сказала:
   - Э-э-э...
   - Я - медведь, - вздохнув, сказал Влад, - Ян - волк, Митра - орел, Теуш - кот.
   - Кот? - пришла я в сознание. - Тот белый котище? Который в комнате был? Это Теуш?
   - Да, - кивнул Влад. - Вчера мальчика пошли к тебе в гости и обнаружили записку, в ней ты сообщила, что идешь гулять в лес. Они ждали до тех пор, пока не начало смеркаться, потом поняли, что ты заблудилась, и отправились на поиски. Митра полетел над деревьями, высматривая тебя, Ян побежал по лесу. Потом эта собака, - Влад на секунду прикрыл глаза, бешеная собака. Покусала Яна.
   - Бешеная... - мне показалось, что на мою голову вылился Ниагарский водопад. - Теперь он...
   - Умрет, - тихо сказал Влад. - Я ничего не смогу сделать.
   - А собака что? - зачем-то спросила я.
   - Собаку он убил, - Влад приоткрыл форточку и подставил постаревшее за два дня лицо теплому ветру. Митра с Теушем неподвижно стояли, глядя на отца.
   - Нет! - я вскочила со стула напрочь позабыв про все свои хвори. - Не умрет он! Ведь бывает, что людей кусают бешеные псы, делают уколы и все в порядке!
   - Ян не такой, как остальные люди, обычные медикаменты на него не действуют.
   - А что действует? - я готова была прямо босиком, в рубашке идти хоть сейчас за живой водой, молодильными яблоками, передними зубами Кощея, за чем угодно!
   - Какая разница, - опустил плечи Влад, - у нас все равно этого нет и не будет.
   Он прижался лбом к оконному стеклу, и на стекле появилось его дыхание.
   - К тебе твой друг приехал.
   - Что? - я вообще не поняла, о чем он.
   - Твой друг на белой машине.
   Секунд сорок я соображала, потом поняла, кого он имеет в виду.
   - Я сейчас, только никуда не уходите.
   Бросившись из комнаты, я полетела по коридору, прогрохотала по лестнице на первый этаж и устремилась в прихожую. В дверях уже торчал Игорь с озабоченным выражением лица.