Портер Кэтрин. Тщета земная

   Никто ни разу не намекнул, что им следует самим постричься в монахини. Напротив, пожелав вслух добиться такой чести, Миранда почувствовала, что и сестра Клод, и сестра Остин, и сестра Урсула этого намерения не одобряют и почти не скрывают, как хорошо им известны слабости недостойной Мирандиной души. Но летнее чтение распахнуло перед девочками новый, замечательный мир, и теперь они так и считали, что живут "в заточении". Это бросало романтический отблеск на их прескучную жизнь, которую только и скрашивали блаженные субботы в сезон скачек.
   Когда у монахинь была возможность заверить родных, что школьные успехи и поведение Марии с Мирандой более или менее сносны, за ними, празднично улыбаясь, являлся кто-нибудь из родных, брал их на скачки и вручал каждой по доллару с позволением поставить на любую лошадь. Порой выдавалась безотрадная суббота, когда девочки, совсем готовые - шляпы в руках, кудрявые волосы прилизаны и зачесаны за уши, складки темно-синих платьев чинно расправлены, - сидели и ждали, и настроение их падало все ниже, ниже, прямо в наглухо зашнурованные черные ботинки. Шляпы они не надевали до самой последней минуты, казалось невыносимо надеть шляпу, если в конце концов кузен Генри с кузиной Изабеллой или дядя Джордж с тетей Полли так и не придут и не возьмут их на скачки. Когда никто за ними не приезжал и мучительная суббота пропадала понапрасну, им давали понять, что это наказание за лень или провинности минувшей недели. Знай они об этом заранее, можно бы не ждать, избежать горького разочарования. А бесплодное ожидание выматывало душу.
   Однажды в субботу им велели спуститься в гостиную, и там их встретил отец. Он проделал всю дорогу из Техаса, чтобы их навестить. Увидав его, Мария с Мирандой было запрыгали, но тотчас замерли, отрезвленные недоверием. Повезет ли он их на скачки? Если повезет, они ему очень рады.
   - Добрый день, - сказал отец, целуя их в щеки. - Вы хорошо себя вели? Сегодня в Креснт-сити скачки, дядя Габриэл пускает свою кобылу, и мы все поедем и поставим на нее. Вы довольны?
   Мария, ни слова не говоря, надела шляпу, но Миранда выпрямилась и сурово посмотрела на отца. Слишком многими сомнениями терзалась она, не ведая, что принесет этот день.
   - А почему ты нас не предупредил вчера? Я бы все время ждала и радовалась.
   - Мы не знали, заслужите ли вы такое развлечение, - самым непринужденным родительским тоном отвечал их родитель. - Помните, как было дело в позапрошлую субботу?
   Миранда потупилась, надела шляпу, заправила резинку под подбородок. Она очень хорошо все помнила. Посреди той недели она не выдержала единоборства с задачкой по арифметике, в отчаянии повалилась на пол и нипочем не хотела встать, так что ее просто вынесли из класса. Остаток недели угнетал все новыми огорчениями, а суббота стала днем скорби; скорби тайной, потому что, если горевать слишком шумно, только и получишь еще одну дурную отметку за поведение.
   - Ну, ничего, - сказал отец, словно речь шла о самом пустячном пустяке. - Сегодня я вас беру. Идемте. У нас времени в обрез.
   Такие поездки всегда были радостью с той минуты, как девочки садились в закрытый одноконный экипаж (уже само по себе удовольствие, темная плотная обивка внутри вся пропитана незнакомыми запахами и табачным дымом), и до волнующего мгновения, когда входишь в ярко освещенный ресторан и тебя угощают необыкновенным обедом - ничего похожего не дают есть дома, а тем более в монастыре. Девочки получали по стакану воды, чуть подкрашенной кларетом, и чувствовали себя взрослыми, настоящими светскими особами.
   Многолюдье всегда волновало, точно они впервые попали в толпу красивых, сказочно нарядных дам в цветах и перьях, в пудре и румянах и элегантных джентльменов в желтых перчатках. Сменяя друг друга, играли оркестры, гремели барабаны и медные трубы, порой по дорожке проносилась прекрасная горячая лошадь с крохотным, скорчившимся, точно обезьянка, наездником - шла разминка перед состязаниями.
   У Миранды ко всему этому был свой тайный интерес, которым она из осторожности не делилась ни с кем, даже с Марией. Марии меньше всего можно довериться. Через десять минут тайну знала бы вся семья. В последнее время Миранда решила, когда вырастет, стать жокеем. Отец однажды сказал, что она не будет высокая, так и останется небольшого росточка; а значит, никогда она не станет красавицей вроде тети Эми или кузины Изабеллы. Очень было горько хоронить надежду стать красавицей, а потом осенило - можно сделаться жокеем, и уж больше ни о чем Миранда не помышляла. Безмолвно, блаженно, вечерами перед сном, а часто, слишком часто и среди дня, чем бы делать уроки, она воображала себя в роли жокея. Подробности были неясны, но издали карьера эта представала во всем блеске. Глупо расстраиваться из-за какой-то там арифметики, для будущего необходимо только одно - лучше, гораздо лучше ездить верхом. "Постыдилась бы, - сказал раз на ферме Трикси отец, когда Миранда, низко пригнувшись в седле, галопом скакала по дорожке на кобыле-мустанге. - При каждом скачке между тобой и седлом виден весь белый свет". Если ездить на испанский манер, почти совсем нельзя приподниматься над седлом и надо проделывать всякие штучки поводьями и коленками. Жокеи сидят в седле так, что колени у них почти вровень со спиной лошади, а сами приподнимаются чуть-чуть, легонько подпрыгивают, точно резиновый мячик. Что ж, Миранда это сумеет. Да, она будет жокеем, таким, как Тод Слоан, и станет выигрывать скачки по меньшей мере через раз. Тренироваться она пока будет тайно, а потом в один прекрасный день, легонько подпрыгивая в седле, появится с другими жокеями на скачках и выиграет главный заезд и всех поразит, а больше всего - свое семейство.
   В ту памятную субботу скакал ее кумир Тод Слоан и выиграл два заезда. Миранда жаждала поставить свой доллар на Тода, но отец сказал: "Нет, детка. Сегодня ты должна поставить на лошадь дяди Габриэла. Придержи свой доллар до четвертого заезда и поставь на Мисс Люси. Выдача будет сто к одному. Представляешь, вдруг она придет первой".
   Миранда прекрасно знала, таких ставок - сто к одному - не бывает. Она надулась, измятый доллар у нее в руке стал влажный и теплый. Она уже выиграла бы три доллара, если бы поставила на Тода Слоана. Мария сказала благонравно:
   "Нехорошо ставить против дяди Габриэла. А так наши деньги останутся в семье". Миранда скорчила ей гримасу, выпятила нижнюю губу. Паинька Мария не стала с ней препираться. Только презрительно сморщила нос.
   Они вручили свои доллары букмекеру перед четвертым заездом, и тут из нижнего ряда, через головы зрителей, огромный краснолицый толстяк с длиннющими косматыми бурыми с проседью усами окликнул:
   - Эй, Гарри!
   - Боже милостивый, да это Габриэл! - сказал отец. Он поманил усатого, и тот стал пробираться к ним сквозь толпу, тяжело ступая по отлогому проходу. Мария с Мирандой смотрели во все глаза, потом уставились друг на друга. "Неужели это и есть наш дядя Габриэл? - говорили их взгляды. - Неужели это романтический красавец, поклонник Ати Эми? Неужели это он написал про тетю Эми стихи?" И о чем только думают взрослые, когда рассказывают свои сказки?!
   Дядя Габриэл оказался очень толстый, рыхлый, в голубых глазах красные прожилки, взгляд унылый и жалостный, а громкий невеселый смех больше похож на стон. Вот он стоит над ними, высоченный, как башня, и кричит отцу:
   - Ей-богу, Гарри, мы тысячу лет не видались. Ты бы хоть приехал поглядел на лошадей. А ты все такой же, Гарри, как живешь, а?
   Оркестр грянул "За рекою", и дядя Габриэл стал кричать еще громче:
   - Пойдем-ка отсюда! Чего ты уселся со сквалыгами, тут все ставят по грошику!
   - Не могу! - закричал в ответ отец. - Я пришел с дочками. Вот они.
   Дядя Габриэл благосклонно вперил в них мутный, рассеянный взгляд.
   - Славная парочка, Гарри! - прогремел он. - Хороши как картинки. Сколько им?
   - Уже десять и четырнадцать, - сказал отец. - Несуразный возраст. Прямо клубок змей, - похвастал он, - сплошь ядовитые зубы. Никакого сладу с ними нет. - И он легонько распушил Мирандины волосы, будто хотел их взъерошить.
   - Хороши как картинки, - вопил дядя Габриэл, - но обеим вместе далеко им до Эми, верно?
   - Верно, далеко, - во все горло согласился отец, - но они еще не оперились!
   "За рекою, за рекою ждет меня моя любовь", - томно выводил оркестр.
   - Мне пора! - заорал дядя Габриэл. Девочки были совсем уже оглушены и растеряны. - У меня не жокей, а проклятье, Гарри, вечно мне не везет. Хоть привязывай его к седлу. Вчера свалился со Скрипача, так-таки и шлепнулся задом. Помнишь Мисс Люси, кобылу, на ней ездила Эми? Так вот, это ее тезка, Мисс Люси четвертая. Только с первой ни одну не сравнить. Сиди, где сидишь, я живо обернусь.
   - Дядя Габриэл, - расхрабрилась Мария, - скажите Мисс Люси, что мы на нее поставили.
   Дядя Габриэл наклонился к ней, девочкам показалось, что на глаза его под распухшими веками навернулись слезы
   - Благослови тебя бог, милочка! - завопил он. - Я ей скажу.
   И он ринулся вниз через толпу, костюм на нем мешковатый, широченная спина кажется немного сгорбленной, над воротником выпирает валик жира.
   Миранда с Марией, приуныв от стольких разочарований, от первой встречи с дядей Габриэлом, который выглядел совсем не романтически и разговаривал так грубо, сидели понурые и на скачки даже не смотрели: все надежды рухнули, доллары пропали, на сердце камень. Они и не пошевельнулись, пока отец не перегнулся и не потянул их за руки. "Смотрите за своей лошадью, - наскоро предупредил он. - Смотрите, Мисс Люси идет к финишу".
   Девочки вскочили, взобрались на скамью, все у них внутри задрожало так, что они не сразу разглядели - тоненькая стрелка цвета красного дерева промелькнула мимо судейской трибуны, только на голову впереди, и все же, все же Мисс Люси, их милая, прелестная Мисс Люси, лошадка дяди Габриэла, выиграла, выиграла! Они прыгали, хлопали в ладоши, шляпы свалились за спину и держались только на резинках, волосы растрепались. Хриплая медь оркестра взорвалась оглушительным "Ай да молодка!", а толпа взревела так, что показалось - рушатся стены Иерихона.
   Девочки, обе как в тумане, снова сели, а отец пытался поправить на них шляпы, потом достал носовой платок, мягко сказал Миранде: "Ну-ка высморкайся" - и заодно утер ей глаза. Потом распрямился и встряхнул дочерей, выводя их из оцепенения. Он улыбался, вокруг глаз прорезались веселые морщинки, и заговорил он с ними точно учтивый кавалер со взрослыми молодыми особами.
   - Пойдемте засвидетельствуем наше почтение Мисс Люси, - сказал он. Сегодня она героиня дня.
   Лошади возвращались к конюшне мокрые, в клочьях пены, будто их мыли с мылом, бока ходили ходуном, ноздри раздувались. Жокеев отпустило напряжение, они сидели сгорбясь, только чуть покачивались в такт шагу лошади, и лица спокойные. Миранда мысленно отметила это на будущее - значит, вот как возвращаешься после скачек, непринужденный и невозмутимый, все равно, победил ты или потерпел поражение. Мисс Люси вернулась последней, и те, кто ставил на нее и выиграл - всего-то горсточка, - стали аплодировать ей и криками приветствовали жокея. Он улыбнулся и приподнял хлыст, взгляд его и сморщенное, темное от загара лицо оставались бесстрастны. У Мисс Люси из ноздрей шла кровь, две густые красные струйки запеклись на верхней губе и на нижней - такой круглой, бархатистой, Миранде казалось, нет на свете губ милее. Взгляд у лошади был дикий, колени дрожали, при каждом вдохе она всхрапывала.
   Миранда стояла и смотрела во все глаза. Сердце ее сжалось: так вот еще как побеждают; вот что значило для Мисс Люси победить. И мгновенно, бесповоротно ее сердце отвергло такую победу, Миранда и сама не знала, когда это случилось, но она уже ненавидела эту победу, и ей было стыдно, что она визжала и плакала от радости, когда Мисс Люси на голову впереди других промчалась мимо судейской трибуны, а из бархатистых ноздрей струилась кровь и сердце чуть не разорвалось. Девочка почувствовала себя бездушной пустышкой, ей стало тошно, и она так стиснула отцовские пальцы, что он не без досады высвободил руку со словами:
   - Что это с тобой? Изволь успокоиться.
   Дядя Габриэл стоял и ждал их, он был совершенно пьян. Он последил, как кобылку ввели в денник, потом прислонился к изгороди и, ничуть не стесняясь, всхлипнул.
   - У нее идет кровь носом, Гарри, - сказал он. - Еще со вчерашнего дня. Мы-то думали, что привели ее в форму. А все-таки она пришла первой. Отважное сердце. Я пущу ее на племя, Гарри. Такой отваге цены нет. - Слезы бежали по его багровым щекам и терялись в растрепанных усах. - Если с ней теперь что-нибудь стрясется, я всажу себе пулю в лоб. Она моя последняя надежда. Она спасла мне жизнь. У меня была такая полоса, - простонал он, утирая лицо огромным носовым платком, - уж так мне везло, что хоть бейся головой о стену. О господи, Гарри, пойдем куда-нибудь выпьем.
   - Сначала я должен отвезти детей обратно в школу, - сказал отец и взял Марию и Миранду за руки.
   - Нет-нет, не уходи, - взмолился дядя Габриэл. - Подожди здесь минутку, я только поговорю с ветеринаром, взгляну на Мисс Люси и сейчас же вернусь. Ради всего святого, не уходи, Гарри. Мне надо с тобой потолковать.
   Мария и Миранда смотрели, как он тяжелой, неверной походкой идет прочь, и думали - это впервые они видят знакомого человека пьяным. Раньше они видели картинки, читали и слышали, как выглядят пьяные, и сразу узнали приметы. Миранда решила, что это во многих отношениях очень важная минута.
   - Дядя Габриэл пьяница, правда? - не без гордости спросила она отца.
   - Ш-ш, не говори глупостей, не то я никогда больше тебя сюда не возьму.
   Отец сурово сдвинул брови. Казалось, он и встревожен, и огорчен, а главное, растерян. Девочки чопорно застыли, оскорбленные такой явной несправедливостью. Отняли руки, отошли от отца и стали рядом, замкнувшись в холодном молчании. Отец ничего и не заметил, стоял и смотрел в ту сторону, где скрылся дядя Габриэл. Немного спустя тот вернулся, все еще вытирая лицо платком, будто паутину снимал; свой большой черный цилиндр он держал в руке. Подойдя ближе, он помахал брату и крикнул весело:
   - Она поправится, Гарри. Кровь больше не идет. То-то мисс Хани обрадуется. Идем, Гарри, едем все ко мне и порадуем мисс Хани. Она заслужила добрую весть.
   - Лучше я сначала отвезу девочек в школу, а потом поедем к тебе.
   - Нет-нет, - растроганно сказал дядя Габриэл, - пускай она поглядит на твоих дочек. Она будет в восторге, Гарри. Возьмем их с собой.
   - Нас повезут смотреть еще одну лошадку? - шепотом на ухо спросила Миранда сестру.
   - Глупая, - сказала Мария. - Это вторая жена дяди Габриэла.
   - Давай возьмем извозчика, Гарри, и повезем твоих малышек к мисс Хани, - сказал дядя Габриэл. - Развеселим ее. Обе вместе они очень похожи на Эми, право слово. Пускай мисс Хани на них поглядит. Она всегда любила нашу семью, Гарри, хотя, по правде сказать, не такая она женщина, чтоб выражать свои чувства.
   Мария и Миранда сели лицом к кучеру, а дядя Габриэл втиснулся напротив, рядом с их отцом. От его дыхания сразу запахло кислым и душным. С виду он был жалкий, несчастный. Галстук повязан криво, рубашка мятая.
   - Вы сейчас познакомитесь со второй женой дяди Габриэла, девочки, сказал отец, будто до сих пор они ничего не слыхали, потом обратился к Габриэлу: - А как она теперь, твоя жена? Я ее, наверно, уже лет двадцать не видел.
   - По правде сказать, она все хмурится, - сказал дядя Габриэл. - Она уже много лет все хмурится, и никак ее не развеселишь. Если помнишь, Гарри, она всегда была равнодушна к лошадям, уже сколько мы женаты, а она и трех раз даже близко к ипподрому не подошла. Как вспомню, Эми ни за что на свете не пропустила бы скачки... Хани ни капельки не похожа на Эми, совсем другого сорта женщина. На свой лад превосходная женщина, Гарри, но не выносит никаких перемен и переездов и только и живет что нашим мальчиком.
   - А где сейчас Гейб? - спросил отец.
   - Кончает колледж, - ответил дядя Габриэл. - Он умница, но весь в мать, прямо до жути. Прямо до жути. - Это прозвучало очень печально. - Ей тошно жить с ним врозь. Одного ей хочется - сидеть в том же городе, где он, и ждать, пока он не закончит ученье. Ну, мне, конечно, жалко, что нельзя сделать, как ей хочется, но боже милостивый... А та последняя полоса невезенья чуть ее не доконала. Надеюсь, ты сумеешь немного ее развеселить, Гарри, ей это вот как нужно.
   Девочки смотрели по сторонам, улицы, по которым они ехали, становились все скучней, бесцветней и уже, а белые прохожие на них выглядели все более убого, наконец их сменили разряженные негры, а потом и убого одетые негры, и долго спустя коляска остановилась на Елисейских полях перед унылой маленькой гостиницей. Отец помог девочкам сойти, велел извозчику ждать, и они пошли за дядей Габриэлом через грязный, пахнущий сыростью внутренний двор и дальше в длинный, освещенный газовыми рожками ужасно вонючий коридор - Миранда не могла разобрать, чем там пахнет, но даже во рту стало горько, - и поднялись по длинной лестнице, дорожка на ней была истерта до дыр. Дядя Габриэл без предупреждения распахнул какую-то дверь.
   - Входите, - сказал он, - вот мы и дома.
   Со скрипучего кресла-качалки порывисто встала высокая бледная женщина с тусклыми соломенного цвета волосами и красными веками. На ней была блузка в белую и синюю полоску и черная юбка из какой-то жесткой блестящей материи, все строгое, чопорное. При виде посетителей она подняла большие узловатые руки, проверяя, аккуратны ли волосы, гладко зачесанные со лба и уложенные a la pompadour.
   - Хани, - оживленно, наигранно весело заговорил дядя Габриэл, - угадай, кто к тебе пришел! - И он неуклюже обнял жену. Она в упор посмотрела на вошедших, выражение ее лица не изменилось. - Это Гарри, брат Эми, ты ведь его помнишь?
   - Да, конечно, - она протянула руку дощечкой. - Конечно, я вас помню, Гарри. Однако она не улыбнулась.
   - А это Эмины племяшки.
   Дядя Габриэл подвел к ней девочек. Мисс Хани взялась за нерешительно протянутые руки и мигом их выпустила.
   - Мы принесли тебе добрые вести, - продолжал дядя Габриэл, пытаясь разрядить неловкое молчание. - Мисс Люси нынче разогналась и показала себя, Хани. Выше голову, старушка, мы опять разбогатели.
   Мисс Хани обратила к гостям длинную тоскливую физиономию.
   - Садитесь, - вымолвила она с тяжелым вздохом, села сама и показала им на разномастные шаткие стулья. В комнате стояла еще широкая, вся в буграх кровать, застланная сероватым покрывалом - когда-то оно было белое, - и умывальник под мраморной доской; на двух окошках натянуты на тесемках дешевые кружевные занавески, тоже сероватые; в небольшой изразцовой печи отверстие для дымохода, у стены небрежно приткнуты два чемодана, словно кто-то сюда только что въехал или с минуты на минуту отсюда выедет. Все убого, тускло, аккуратно и голо, ни единой мелочи не на месте.
   - Завтра же мы переезжаем в Сент-Чарлз, - сообщил дядя Габриэл сразу и жене и Гарри. - Собери свои лучшие платья, Хани, худая пора миновала.
   Мисс Хани поджала губы, скрестила руки на груди, слегка откинулась в качалке.
   - Мне уже приходилось жить в Сент-Чарлзе и приходилось жить здесь, и уж больше я с места не двинусь, благодарю покорно, - сухо, с нажимом ответила она. - Чем возвращаться сюда через три месяца, предпочитаю остаться. Я уже привыкла, здесь я дома, - договорила она, бросив беглый взгляд на Гарри; в блеклых глазах ее вспыхнул недобрый огонек, она так плотно сжала губы, что их обвело белой чертой.
   Девочкам было до отчаяния неловко, они старательно отводили глаза. Бабушка уверяла, что не видывала на своем веку детей, которым так трудно что-либо втолковать, как дочкам Гарри; однако один урок, хоть и преподанный косвенно, они усвоили прочно: приличные люди не ссорятся перед посторонними. Семейные ссоры священны, их ведут скрытно, яростным свистящим шепотом, придушенным отрывистым бормотаньем, негромко ворча. А если уж вопят и топают ногами, так непременно за наглухо закрытыми дверями и окнами. Вторая жена дяди Габриэла взбешена, того и гляди набросится на него, а он сидит как собака, на которую замахиваются плетью.
   "Она ненавидит и презирает всех нас, и притом боится, вдруг мы этого не поймем, - холодно подумала Миранда. - Напрасно беспокоится, мы это с первой минуты поняли". Хоть бы скорей отсюда уйти, но отец не двигается с места, хотя лицо у него стало такое - есть на что посмотреть. Видно, никак не придумает, что бы сказать приятное. Мария, сама не зная почему, чувствовала себя виноватой и наскоро соображала про себя: "Да ведь она вторая жена дяди Габриэла, только и всего, а дядя Габриэл был раньше женат на тете Эми, только и всего, так, слава богу, никакая она нам не родня". И Мария села свободнее, стиснутые руки разжались, спокойно легли на колени: конечно же, через несколько минут мы все трое отсюда уйдем и никогда больше не вернемся.
   А потом отец сказал:
   - Не будем вас задерживать, мы только на минутку заглянули. Хотели посмотреть, как вы живете.
   Мисс Хани не ответила, только чуть развела ладони, будто хотела сказать: ну вот и посмотрели, как я живу, а дальше что?
   - Я должен отвезти девочек обратно в школу, - прибавил отец.
   И дядя Габриэл сказал очень глупо:
   - Как по-твоему, Хани, похожи они немножко на Эми? Особенно Мария, особенно есть сходство в глазах, как по-твоему, Гарри?
   Отец быстро глянул на Марию, потом на Миранду.
   - Трудно сказать... - Девочки поняли, что теперь он уж вовсе смущен и растерян. Он повернулся к мисс Хани: - Я столько лет не видел Габриэла... мы думали немного поговорить, вспомнить старые времена. Знаете, как это бывает.
   - Да, знаю, - ответила мисс Хани, слегка покачиваясь в кремле, и это ее знание сверкало мертвенным огнем такой неистощимой ненависти и горечи, что казалось, сейчас она, худая, долговязая, в ярости взовьется с качалки. - Я знаю, - повторила она и уставилась в пол. Губы ее дрогнули, потом плотно сжались. Настала гнетущая тишина, ее нарушил отец - он поднялся. Девочки сразу тоже встали, они с трудом сдержались, чтобы не кинуться со всех ног к двери.
   - Я должен их отвезти, - повторил отец. - Хватит с них на сегодня впечатлений. Они ставили на Мисс Люси и выиграли по сто долларов каждая. Очень хороши были скачки, - докончил он, совсем расстроенный, он явно никак не мог выпутаться из неловкого положения. - Ведь правда, Габриэл?
   - Великолепные скачки, - с убитым видом подтвердил дядя Габриэл. Великолепные.
   Мисс Хани поднялась и шагнула к двери.
   - Вы что же, в самом деле возите их на скачки? - спросила она и прищурилась на девочек, будто на каких-то мерзких насекомых (так подумалось Марии).
   - Да, когда они заслуживают небольшого развлечения,_ сказал отец словно бы непринужденно, но при этом нахмурился.
   - Я предпочла бы, да, я бы предпочла, чтобы мой сын упал мертвым к моим ногам, чем болтался бы у ипподрома,_ отчеканила мисс Хани.
   Несколько минут они не могли опомниться, но наконец все позади, они спускаются по лестнице, проходят внутренним двором, дядя Габриэл провожает их до извозчика. Он осунулся, лицо увядшее, словно плоть сползла с костей, веки опухли и посинели.
   - До свиданья, Гарри, - говорит он совсем трезво. - Долго ты пробудешь в городе?
   - Завтра уезжаю, - отвечает Гарри. - У меня тут было одно дело, да еще вот девочек навещал.
   - Что ж, - говорит дядя Габриэл, - может, я вскорости попаду в ваши края. До свиданья, детки, - и он огромными теплыми лапищами пожимает руки Миранде и Марии. - Славные у тебя девочки, Гарри. Я рад, что вы поставили на Мисс Люси и выиграли, - ласково говорит он им. - Только не потратьте деньги на ерунду. Ну, до скорого, Гарри.
   Коляска, подскакивая на выбоинах, покатила прочь, а он все стоял, толстый, обмякший, и прощально махал им вслед.
   Мария сняла шляпу, положила на колени.
   - О господи, - сказала она самым взрослым своим тоном, - как я рада, что с этим покончено.
   - Нет, я хочу знать, дядя Габриэл и правда настоящий пьяница? осведомилась Миранда.
   - Помолчите, - сердито оборвал отец. - У меня изжога. Девочки почтительно присмирели, точно перед памятником какой-нибудь знаменитости. Когда у отца изжога, надо быть тише воды, ниже травы. Экипаж, громыхая, покатил дальше, выехал на чистые, веселые улицы, где в ранних февральских сумерках уже зажигались фонари, мимо сияющих витрин, по гладким мостовым, дальше и дальше, мимо красивых старых домов, окруженных садами, все дальше, дальше, к темным монастырским стенам, над которыми нависали густые кроны больших деревьев. Миранду так одолели раздумья, что она совсем забылась и, по своему обыкновению, неосторожно ляпнула:
   - Все-таки я решила, не буду я жокеем.
   Как всегда, она чуть с досады не прикусила язык, но, как всегда, было уже поздно.
   Отец повеселел и понимающе подмигнул Миранде, будто услышанное совсем для него не новость.
   - Так-так, - сказал он. - Значит, в жокеи ты не пойдешь! Очень благоразумное решение. Я думаю, ей надо бы стать укротительницей львов, как по-твоему, Мария? Такое милое, чисто женское занятие.
   Тут Мария вдруг переметнулась на сторону отца, с высоты своих четырнадцати лет она вместе с ним начала смеяться над сестрой, но Миранда мигом нашлась и тоже засмеялась над собой. Так лучше. Посмеялись все втроем - какое облегчение!