Страница:
А вот… о, на этом снимке, который, похоже, был сделан во время помолвки, Беатрис запечатлена с другим мужчиной. Этот счастливчик не скрывает своей радости, широко улыбаясь, а сама Беатрис предстает просто поэмой, воспевающей красоту.
Сжав зубы, Ритчи со стуком поставил фотографию на место. Ему вдруг стало трудно дышать. Откуда взялся этот необъяснимый гнев? Отчего он испытывает ревность к этому потерянному жениху? Конечно же в жизни Беатрис были другие мужчины, но они не вызывали у Ритчи ни интереса, ни антипатии, даже Юстас Ллойд, являвшийся, по его источникам, самым последним ее поклонником. Ритчи был поверхностно знаком с этим человеком, но ему не было до него никакого дела.
Беатрис раз или два была замечена в свете с Ллойдом до появления скандально известных фотографий, но никогда после. Их видели вместе на какой-то выставке и один раз в театре. С тех пор он не проявлял к ней никакого интереса, и среди его личных вещей не было ее фотографии, из чего можно было заключить, что, какие бы чувства он ни испытывал к Беатрис, они прошли.
Нахмурившись, Ритчи принялся барабанить пальцами по каминной полке, напряженно размышляя.
Чутье подсказывало ему, что Беатрис не состояла с Ллойдом в интимных отношениях. Этот мужчина был привлекательным, но имелась в нем некая отталкивающая черта… к тому же его подозревали в краже в доме Плендерли во время торжества в прошлом году, на котором присутствовал и сам Ритчи. Хотя он едва знал Беатрис Уэверли, но мог с уверенностью сказать, что у нее отменный вкус на мужчин, с которыми она имеет дело.
Как бы то ни было… кто же сделал ее фотографии в обнаженном виде? Ритчи не спрашивал об этом Беатрис, и сама она также ничего ему не сказала. Мог ли то быть Ллойд? Этот молодчик выказывал необычайно острый интерес к фотокамерам на вечеринке у Плендерли.
Ритчи следовало бы уделить первостепенное внимание этому вопросу, ведь в его распоряжении имеется огромное количество агентов и ресурсов, и выяснение подробностей не заняло бы много времени. Должна быть веская причина, по которой такая благородная и одухотворенная женщина, как Беатрис Уэверли, согласилась обнажить свое восхитительно прекрасное тело перед ничтожеством вроде Юстаса Ллойда.
Оставив на время эту мысль, Ритчи подошел к небольшому фортепиано в надежде отвлечься от своих подозрений. Ему показалось странным, что инструмент стоит здесь, а не в одной из более официальных комнат дома. На пюпитре он заметил сборник произведений Шопена, под который была заткнута книжечка собраний господ Гильберта и Салливана[5], включающая и сентиментальную песню «Утраченные аккорды». Означает ли это, что Беатрис играет на фортепиано? Большинство хорошо воспитанных молодых леди ее класса музицируют, так как это традиционно считается одним из важных качеств, способствующих успешному замужеству. Ритчи представил, как ее тонкие деликатные пальчики порхают по клавишам в неистовом ритме, а потом вообразил те же самые ловкие пальцы на своем члене.
Скоро именно так и будет.
Он не сомневался, что Беатрис примет его предложение. И вовсе не потому, что полагал себя таким уж неотразимым, а потому, что в ней угадывался прагматизм, и страсть, и жаркая искра чего-то еще менее различимого, но не менее интенсивного. Со своей стороны Ритчи испытал coup de foudre[6], поразивший, однако, не сердце, а гораздо более южный регион его тела.
Чувствуя мучительное томление в своем половом органе, Ритчи машинально потер большим пальцем указательный. Прошлой ночью Беатрис была такой влажной и шелковистой на ощупь. И так восхитительно реагировала на его прикосновения, не изображая угрюмую, напряженную и сопротивляющуюся мисс. Он же не испытал горького разочарования, околдованный обещанием ее красоты.
Тут в голове его появилось привычное уже облако, грозившее полностью затмить сознание, но он поспешно отогнал его прочь. Он не станет думать об этом сейчас – и о Маргарите тоже, – когда Беатрис Уэверли может войти в комнату в любую минуту. Она является единственной женщиной из всех его недавних знакомых, действительно способной заставить его забыть.
Словно в ответ на его молитвы раздался стук дверной ручки, свидетельствующий об открытии двери, и Ритчи поспешно повернулся на звук.
– Доброе утро, мистер Ритчи. Вот уж не ожидала так скоро вас снова увидеть.
Она была точно видение, такой, какой он помнил ее с прошлой ночи.
– Доброе утро, мисс Уэверли. – Поспешно лавируя между мебелью, он подошел к ней и схватил ее за руку. Ощущение ее гладкой прохладной кожи тут же рассеяло темноту в его душе. – Почему это вы не ждали меня? Разве я не говорил, что утром вы получите мое предложение? – Он пожирал ее глазами, точно жадный мальчишка-школьник, оказавшийся в кондитерском магазине, не в силах скрыть своего внезапного пронзительного желания.
Беатрис Уэверли оказывала на него мгновенное ошеломляющее воздействие с той же легкостью, с какой заставляла затвердеть его член.
Прижавшись губами к кончикам ее пальцев, Ритчи внимательно изучал ее лицо. Роскошные волосы девушки были распущены и свободной волной ниспадали на плечи, за исключением нескольких прядей, перехваченных на затылке белой лентой, что делало ее удивительно похожей на прекрасную даму или зачарованную королеву с полотен Данте Габриэля Росетти. Ее волшебные кудри трепетали и колыхались, точно языки огня, воспламеняющие его кровь.
– Джентльмены… а также и те, кто не отличается благородством… говорят о многих вещах, мистер Ритчи. Но, к сожалению или к счастью, они далеко не всегда намерены исполнять то, что обещали.
При иных обстоятельствах Ритчи непременно нахмурился бы, заслышав такие слова, и потребовал бы назвать имя того, кто обманул ее – будь то Ллойд или кто-то иной, – чтобы вытрясти из него всю душу, но сейчас сознание его было слишком занято поглощением каждой мельчайшей детали ее божественной красоты, от макушки до кончиков пальцев, чтобы обращать внимание на что-то еще.
Выказывая небывалую смелость, Беатрис была одета в пеньюар, а не в дневное платье и не затянута в корсет. Складки ткани роскошного темно-синего оттенка плотно облегали изгибы ее тела, намекая на ее восхитительные формы, скрытые от его глаз, и заставляя воображение работать напряженнее.
Надето ли на Беатрис нижнее белье? Или ночная сорочка? Или, возможно, комбинация? Или только чулки с кружевом и цветочным узором, вышитым вдоль шва?
А может, ее бархатистое теплое тело совершенно обнажено и готово принять его?
– Мистер Ритчи, отпустите мою руку, пожалуйста.
Ритчи удивленно выпрямился и, разжав пальцы, рассмеялся. Эта женщина настолько его околдовала, что он погрузился в пронизанный похотью ступор созерцания, и это всего лишь оттого, что он поцеловал кончики ее пальцев!
– Разумеется, мисс Уэверли… или можно называть вас Беатрис, раз скоро мы станем близки? Как я вижу, мы избавлены от присутствия компаньонки, этого традиционного атрибута незамужней леди.
Беатрис отступила на шаг назад, одной рукой зажав кончики пальцев другой руки в том самом месте, где он целовал их. В голове его пронеслось видение женских рук, нервно и взволнованно пытающихся стереть следы его прикосновения, но Беатрис этого не сделала. Наоборот, она будто бы пыталась впечатать его поцелуй в кожу.
– После вчерашней ночи присутствие компаньонки, когда я нахожусь в вашем обществе, видится мне совершенно излишним, мистер Ритчи. – Глаза ее сверкали, но от страсти ли или от гнева, Ритчи не сумел определить. Возможно, и от того и от другого. – Но это вовсе не означает нашу безоговорочную близость. Я еще не ответила на ваше предложение согласием.
Беатрис была женщиной среднего роста, но, глядя на Ритчи, она будто возвышалась над ним, изучающе всматривалась в него, будто он был всего лишь ничтожным просителем, извивающимся на ковре у ее обутых в туфельки ног. Новый прилив желания заклокотал в животе Ритчи с такой силой, что ему захотелось скрючиться от боли.
– Но мои друзья называют меня Беа, поэтому, полагаю, вы тоже можете так поступать.
Это неожиданное признание потрясло его еще больше, чем испытываемая им страсть.
– Беа, – промурлыкал он. – Мне нравится. Означает ли это, что между нами возможна дружба?
– Пока трудно сказать, мистер Ритчи. Или мне лучше называть вас Эдмундом?
– Вообще-то друзья называют меня просто Ритчи… – Он замолчал, наблюдая за резкими морщинками настороженности, появившимися на лице Беатрис, которые, однако, оказывали на него возбуждающее действие. – Думаю, вы тоже можете меня так звать.
Она рассмеялась свободно и заразительно, и напряжение между ними лопнуло, точно резинка, хотя и не рассеялось окончательно. Нет, в воздухе до сих пор ощущался накал, но все же атмосфера в комнате стала гораздо более приятной.
– Туше, мистер… туше, Ритчи. Что ж, думаю, нам стоит присесть и обсудить ваше нелепое предложение. – Изящным жестом она указала на обтянутые дамасской тканью стулья, на одном из которых Ритчи уже сидел, и, чтобы уберечься от утреннего холода, пододвинула их ближе к камину, в котором весело потрескивали поленья. – Итак, пришло время вам объяснить, почему вы прибыли ко мне столь странным образом. Проникли в дом через черный ход, одеты скорее как букмекер или продавец пирогов, но уж точно не как деловой господин.
– Я хотел продемонстрировать вам и другую сторону моей натуры. – Ритчи поправил лацканы своего ничем не примечательного костюма в мелкую клетку. – Хотел, чтобы вы увидели во мне прямого и простого человека, а не изысканный фасад, тщательно поддерживаемый с помощью одежды элегантного покроя и салонных манер.
Беатрис смерила Ритчи проницательным взглядом, будто и в самом деле могла видеть его насквозь и ее не вводили в заблуждение никакие его уловки.
– Странное то, должно быть, общество, раз поощряет такие манеры, как у вас, Ритчи. – Он пожал плечами, и она сделала то же самое. – А я все еще считаю ваше предложение абсурдным.
– Но почему?
В голосе Ритчи послышалось разочарование, хотя он и старался не показывать его. Он понимал ее колебания, но мысль о том, что так и не получит эту женщину, поразила его, точно удар в затылок.
– Полагаю, что это очень щедрое предложение, Беа, но, если вы считаете предложенную мной сумму недостаточной, я осмелюсь предложить увеличить ее еще немного.
Он наблюдал за тем, как она опустила руку в карман своего пеньюара и извлекла его письмо и еще один конверт, предположительно ее ответ. То был совершенно простой и безыскусный повседневный жест, лишенный претенциозности, но при виде его Ритчи почувствовал, как член его напрягся. Его воображение с готовностью нарисовало, как эта самая рука, бледная и прекрасная, скользит по всему его телу, проникая в расстегнутую ширинку, ища его плоть.
Что он почувствует, когда ее пальцы сомкнутся на его члене? Будут ли они прохладными и успокаивающими? Или, наоборот, жаркими и дразняще-воспламеняющими?
«Боже, мне все равно! – мысленно вскричал Ритчи. – Я просто хочу, чтобы она наконец коснулась меня!»
– Я нахожу ваше предложение абсурдным потому лишь, что оно слишком щедрое. Двадцать тысяч гиней – это несоразмерно большая сумма. Не говоря уже о покрытии долгов и последующих ежегодных выплатах. – Беатрис отвела взгляд, и на ее круглой, точно яблочко, щеке появился мягкий румянец. – Я не строю иллюзий касательно моей цены, Ритчи. Я считаю себя дамой благородной и довольно привлекательной. Но я всего лишь женщина, подобная любой другой женщине, если уж речь зашла об этом, у меня точно такое же, как и у всех, лицо, руки, ноги и… прочие части тела… – Румянец на ее щеках стал более заметным. – И месяц моего времени стоит гораздо меньше двадцати тысяч.
Она что же – играет с ним? Торгуется, точно опытная куртизанка, то делая шаг вперед, то снова отступая? Ритчи так не считал. Несмотря на ее скандальную известность и живой ответ на его ласки прошлой ночью, у него создалось впечатление, что Сирена с Саут-Малберри-стрит очень неопытна. Так в чем же коренится его увлеченности ею? Уж не стремление ли это просветить жадную до знаний ученицу, открыв для нее новый мир экзотических сексуальных игр?
А Беатрис явно горела желанием приобщиться к этому миру, она не притворялась, подобно многим, до тех пор, пока не становилось уже слишком поздно идти на попятный.
Плотно сжав губы, Ритчи снова стал старательно отгонять темные мысли, ища лучик света.
Вот перед ним Беатрис Уэверли с волосами цвета пламени, проницательными зелеными глазами и мягкими, не стесненными корсетом формами. Она – облаченное в домашний халат живое воплощение искушения, которому невозможно противиться.
– Позвольте мне самому судить о вашей стоимости, Беа. Обычно я очень проницателен в подобных вопросах, и деньги, уплаченные мной, окупаются.
Глаза ее расширились, превратившись в яркие озера насыщенного зеленого цвета, бурлящие от гнева. Ритчи едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее здесь и сейчас, в этой уютной маленькой утренней гостиной, начав свое чувственное исследование. Вместо этого он протянул руку за письмом:
– Что ж, позвольте взглянуть на ваше встречное предложение!
Глава 6
Сжав зубы, Ритчи со стуком поставил фотографию на место. Ему вдруг стало трудно дышать. Откуда взялся этот необъяснимый гнев? Отчего он испытывает ревность к этому потерянному жениху? Конечно же в жизни Беатрис были другие мужчины, но они не вызывали у Ритчи ни интереса, ни антипатии, даже Юстас Ллойд, являвшийся, по его источникам, самым последним ее поклонником. Ритчи был поверхностно знаком с этим человеком, но ему не было до него никакого дела.
Беатрис раз или два была замечена в свете с Ллойдом до появления скандально известных фотографий, но никогда после. Их видели вместе на какой-то выставке и один раз в театре. С тех пор он не проявлял к ней никакого интереса, и среди его личных вещей не было ее фотографии, из чего можно было заключить, что, какие бы чувства он ни испытывал к Беатрис, они прошли.
Нахмурившись, Ритчи принялся барабанить пальцами по каминной полке, напряженно размышляя.
Чутье подсказывало ему, что Беатрис не состояла с Ллойдом в интимных отношениях. Этот мужчина был привлекательным, но имелась в нем некая отталкивающая черта… к тому же его подозревали в краже в доме Плендерли во время торжества в прошлом году, на котором присутствовал и сам Ритчи. Хотя он едва знал Беатрис Уэверли, но мог с уверенностью сказать, что у нее отменный вкус на мужчин, с которыми она имеет дело.
Как бы то ни было… кто же сделал ее фотографии в обнаженном виде? Ритчи не спрашивал об этом Беатрис, и сама она также ничего ему не сказала. Мог ли то быть Ллойд? Этот молодчик выказывал необычайно острый интерес к фотокамерам на вечеринке у Плендерли.
Ритчи следовало бы уделить первостепенное внимание этому вопросу, ведь в его распоряжении имеется огромное количество агентов и ресурсов, и выяснение подробностей не заняло бы много времени. Должна быть веская причина, по которой такая благородная и одухотворенная женщина, как Беатрис Уэверли, согласилась обнажить свое восхитительно прекрасное тело перед ничтожеством вроде Юстаса Ллойда.
Оставив на время эту мысль, Ритчи подошел к небольшому фортепиано в надежде отвлечься от своих подозрений. Ему показалось странным, что инструмент стоит здесь, а не в одной из более официальных комнат дома. На пюпитре он заметил сборник произведений Шопена, под который была заткнута книжечка собраний господ Гильберта и Салливана[5], включающая и сентиментальную песню «Утраченные аккорды». Означает ли это, что Беатрис играет на фортепиано? Большинство хорошо воспитанных молодых леди ее класса музицируют, так как это традиционно считается одним из важных качеств, способствующих успешному замужеству. Ритчи представил, как ее тонкие деликатные пальчики порхают по клавишам в неистовом ритме, а потом вообразил те же самые ловкие пальцы на своем члене.
Скоро именно так и будет.
Он не сомневался, что Беатрис примет его предложение. И вовсе не потому, что полагал себя таким уж неотразимым, а потому, что в ней угадывался прагматизм, и страсть, и жаркая искра чего-то еще менее различимого, но не менее интенсивного. Со своей стороны Ритчи испытал coup de foudre[6], поразивший, однако, не сердце, а гораздо более южный регион его тела.
Чувствуя мучительное томление в своем половом органе, Ритчи машинально потер большим пальцем указательный. Прошлой ночью Беатрис была такой влажной и шелковистой на ощупь. И так восхитительно реагировала на его прикосновения, не изображая угрюмую, напряженную и сопротивляющуюся мисс. Он же не испытал горького разочарования, околдованный обещанием ее красоты.
Тут в голове его появилось привычное уже облако, грозившее полностью затмить сознание, но он поспешно отогнал его прочь. Он не станет думать об этом сейчас – и о Маргарите тоже, – когда Беатрис Уэверли может войти в комнату в любую минуту. Она является единственной женщиной из всех его недавних знакомых, действительно способной заставить его забыть.
Словно в ответ на его молитвы раздался стук дверной ручки, свидетельствующий об открытии двери, и Ритчи поспешно повернулся на звук.
– Доброе утро, мистер Ритчи. Вот уж не ожидала так скоро вас снова увидеть.
Она была точно видение, такой, какой он помнил ее с прошлой ночи.
– Доброе утро, мисс Уэверли. – Поспешно лавируя между мебелью, он подошел к ней и схватил ее за руку. Ощущение ее гладкой прохладной кожи тут же рассеяло темноту в его душе. – Почему это вы не ждали меня? Разве я не говорил, что утром вы получите мое предложение? – Он пожирал ее глазами, точно жадный мальчишка-школьник, оказавшийся в кондитерском магазине, не в силах скрыть своего внезапного пронзительного желания.
Беатрис Уэверли оказывала на него мгновенное ошеломляющее воздействие с той же легкостью, с какой заставляла затвердеть его член.
Прижавшись губами к кончикам ее пальцев, Ритчи внимательно изучал ее лицо. Роскошные волосы девушки были распущены и свободной волной ниспадали на плечи, за исключением нескольких прядей, перехваченных на затылке белой лентой, что делало ее удивительно похожей на прекрасную даму или зачарованную королеву с полотен Данте Габриэля Росетти. Ее волшебные кудри трепетали и колыхались, точно языки огня, воспламеняющие его кровь.
– Джентльмены… а также и те, кто не отличается благородством… говорят о многих вещах, мистер Ритчи. Но, к сожалению или к счастью, они далеко не всегда намерены исполнять то, что обещали.
При иных обстоятельствах Ритчи непременно нахмурился бы, заслышав такие слова, и потребовал бы назвать имя того, кто обманул ее – будь то Ллойд или кто-то иной, – чтобы вытрясти из него всю душу, но сейчас сознание его было слишком занято поглощением каждой мельчайшей детали ее божественной красоты, от макушки до кончиков пальцев, чтобы обращать внимание на что-то еще.
Выказывая небывалую смелость, Беатрис была одета в пеньюар, а не в дневное платье и не затянута в корсет. Складки ткани роскошного темно-синего оттенка плотно облегали изгибы ее тела, намекая на ее восхитительные формы, скрытые от его глаз, и заставляя воображение работать напряженнее.
Надето ли на Беатрис нижнее белье? Или ночная сорочка? Или, возможно, комбинация? Или только чулки с кружевом и цветочным узором, вышитым вдоль шва?
А может, ее бархатистое теплое тело совершенно обнажено и готово принять его?
– Мистер Ритчи, отпустите мою руку, пожалуйста.
Ритчи удивленно выпрямился и, разжав пальцы, рассмеялся. Эта женщина настолько его околдовала, что он погрузился в пронизанный похотью ступор созерцания, и это всего лишь оттого, что он поцеловал кончики ее пальцев!
– Разумеется, мисс Уэверли… или можно называть вас Беатрис, раз скоро мы станем близки? Как я вижу, мы избавлены от присутствия компаньонки, этого традиционного атрибута незамужней леди.
Беатрис отступила на шаг назад, одной рукой зажав кончики пальцев другой руки в том самом месте, где он целовал их. В голове его пронеслось видение женских рук, нервно и взволнованно пытающихся стереть следы его прикосновения, но Беатрис этого не сделала. Наоборот, она будто бы пыталась впечатать его поцелуй в кожу.
– После вчерашней ночи присутствие компаньонки, когда я нахожусь в вашем обществе, видится мне совершенно излишним, мистер Ритчи. – Глаза ее сверкали, но от страсти ли или от гнева, Ритчи не сумел определить. Возможно, и от того и от другого. – Но это вовсе не означает нашу безоговорочную близость. Я еще не ответила на ваше предложение согласием.
Беатрис была женщиной среднего роста, но, глядя на Ритчи, она будто возвышалась над ним, изучающе всматривалась в него, будто он был всего лишь ничтожным просителем, извивающимся на ковре у ее обутых в туфельки ног. Новый прилив желания заклокотал в животе Ритчи с такой силой, что ему захотелось скрючиться от боли.
– Но мои друзья называют меня Беа, поэтому, полагаю, вы тоже можете так поступать.
Это неожиданное признание потрясло его еще больше, чем испытываемая им страсть.
– Беа, – промурлыкал он. – Мне нравится. Означает ли это, что между нами возможна дружба?
– Пока трудно сказать, мистер Ритчи. Или мне лучше называть вас Эдмундом?
– Вообще-то друзья называют меня просто Ритчи… – Он замолчал, наблюдая за резкими морщинками настороженности, появившимися на лице Беатрис, которые, однако, оказывали на него возбуждающее действие. – Думаю, вы тоже можете меня так звать.
Она рассмеялась свободно и заразительно, и напряжение между ними лопнуло, точно резинка, хотя и не рассеялось окончательно. Нет, в воздухе до сих пор ощущался накал, но все же атмосфера в комнате стала гораздо более приятной.
– Туше, мистер… туше, Ритчи. Что ж, думаю, нам стоит присесть и обсудить ваше нелепое предложение. – Изящным жестом она указала на обтянутые дамасской тканью стулья, на одном из которых Ритчи уже сидел, и, чтобы уберечься от утреннего холода, пододвинула их ближе к камину, в котором весело потрескивали поленья. – Итак, пришло время вам объяснить, почему вы прибыли ко мне столь странным образом. Проникли в дом через черный ход, одеты скорее как букмекер или продавец пирогов, но уж точно не как деловой господин.
– Я хотел продемонстрировать вам и другую сторону моей натуры. – Ритчи поправил лацканы своего ничем не примечательного костюма в мелкую клетку. – Хотел, чтобы вы увидели во мне прямого и простого человека, а не изысканный фасад, тщательно поддерживаемый с помощью одежды элегантного покроя и салонных манер.
Беатрис смерила Ритчи проницательным взглядом, будто и в самом деле могла видеть его насквозь и ее не вводили в заблуждение никакие его уловки.
– Странное то, должно быть, общество, раз поощряет такие манеры, как у вас, Ритчи. – Он пожал плечами, и она сделала то же самое. – А я все еще считаю ваше предложение абсурдным.
– Но почему?
В голосе Ритчи послышалось разочарование, хотя он и старался не показывать его. Он понимал ее колебания, но мысль о том, что так и не получит эту женщину, поразила его, точно удар в затылок.
– Полагаю, что это очень щедрое предложение, Беа, но, если вы считаете предложенную мной сумму недостаточной, я осмелюсь предложить увеличить ее еще немного.
Он наблюдал за тем, как она опустила руку в карман своего пеньюара и извлекла его письмо и еще один конверт, предположительно ее ответ. То был совершенно простой и безыскусный повседневный жест, лишенный претенциозности, но при виде его Ритчи почувствовал, как член его напрягся. Его воображение с готовностью нарисовало, как эта самая рука, бледная и прекрасная, скользит по всему его телу, проникая в расстегнутую ширинку, ища его плоть.
Что он почувствует, когда ее пальцы сомкнутся на его члене? Будут ли они прохладными и успокаивающими? Или, наоборот, жаркими и дразняще-воспламеняющими?
«Боже, мне все равно! – мысленно вскричал Ритчи. – Я просто хочу, чтобы она наконец коснулась меня!»
– Я нахожу ваше предложение абсурдным потому лишь, что оно слишком щедрое. Двадцать тысяч гиней – это несоразмерно большая сумма. Не говоря уже о покрытии долгов и последующих ежегодных выплатах. – Беатрис отвела взгляд, и на ее круглой, точно яблочко, щеке появился мягкий румянец. – Я не строю иллюзий касательно моей цены, Ритчи. Я считаю себя дамой благородной и довольно привлекательной. Но я всего лишь женщина, подобная любой другой женщине, если уж речь зашла об этом, у меня точно такое же, как и у всех, лицо, руки, ноги и… прочие части тела… – Румянец на ее щеках стал более заметным. – И месяц моего времени стоит гораздо меньше двадцати тысяч.
Она что же – играет с ним? Торгуется, точно опытная куртизанка, то делая шаг вперед, то снова отступая? Ритчи так не считал. Несмотря на ее скандальную известность и живой ответ на его ласки прошлой ночью, у него создалось впечатление, что Сирена с Саут-Малберри-стрит очень неопытна. Так в чем же коренится его увлеченности ею? Уж не стремление ли это просветить жадную до знаний ученицу, открыв для нее новый мир экзотических сексуальных игр?
А Беатрис явно горела желанием приобщиться к этому миру, она не притворялась, подобно многим, до тех пор, пока не становилось уже слишком поздно идти на попятный.
Плотно сжав губы, Ритчи снова стал старательно отгонять темные мысли, ища лучик света.
Вот перед ним Беатрис Уэверли с волосами цвета пламени, проницательными зелеными глазами и мягкими, не стесненными корсетом формами. Она – облаченное в домашний халат живое воплощение искушения, которому невозможно противиться.
– Позвольте мне самому судить о вашей стоимости, Беа. Обычно я очень проницателен в подобных вопросах, и деньги, уплаченные мной, окупаются.
Глаза ее расширились, превратившись в яркие озера насыщенного зеленого цвета, бурлящие от гнева. Ритчи едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее здесь и сейчас, в этой уютной маленькой утренней гостиной, начав свое чувственное исследование. Вместо этого он протянул руку за письмом:
– Что ж, позвольте взглянуть на ваше встречное предложение!
Глава 6
Встречное предложение
Рука Беатрис дрожала, когда она передавала Ритчи его и свое письма. Возможно, ее потные ладони размазали чернила? В присутствии Ритчи она была не в состоянии сохранять спокойствие и хладнокровие. От него исходила сильная аура мужественности, сияющая столь же ярко, как новомодное освещение, проведенное в особняке Саувернов. Эта аура опаляла жаром любую женщину, имевшую неосторожность подойти слишком близко. Пока Ритчи изучал ее наспех нацарапанный ответ, Беатрис едва сдерживалась, чтобы не обхватить себя руками за талию, так как опасалась, что в любую секунду может рассыпаться на кусочки.
Либо это, либо она набросится на этого красивого, но отталкивающего мужчину, предложившего купить ее тело.
Нынешним утром Ритчи предстал перед ней совсем в ином виде, но это не меняло его сути. На нем был повседневный рабочий костюм, сшитый из мягкой ткани в клетку, сильно отличающийся от искусно скроенного фрака, который был на нем вчера. Вьющиеся неубранные волосы и подозрительно небритые бакенбарды придавали ему почти бандитский вид: пиратский, необузданный, сильный. На Ритчи была полосатая рубашка без воротника, верхние пуговицы которой были расстегнуты, являя на всеобщее обозрение не только треугольничек кожи на шее и груди, но и – Боже всемогущий! – несколько завитков волос песочного цвета. С тем же успехом он мог бы быть цыганским бродягой, случайно оказавшимся в ее утренней гостиной, и, уж конечно, ничуть не был похож на богача, способного буднично потратить двадцать тысяч на свою любовницу.
«Нет, – подумал Беатрис, – скорее это вы, мистер Ритчи, напоминаете щеголя, за месяц сексуальных услуг которого сгорающие от страсти женщины из высшего общества сами с готовностью выложат двадцать тысяч гиней!»
Беатрис изо всех сил старалась успокоиться. Ей следует сохранять контроль, вне зависимости от того, нисколько интимными станут отношения между ними. Ее ожидали несколько недель удовольствий, которые, возможно, будут продолжаться не один час. Тем не менее ради собственного блага ей следует сохранять трезвость рассудка и немедленно пресекать любые нежные чувства, которые могут возникнуть у нее к Ритчи. Ей страшно было вспоминать о том, что произошло в прошлый раз, когда она позволила себе влюбиться в мужчину. Но Юстас Ллойд каким-то непостижимым образом отошел на второй план, как одна из сделанных им фотографий, и его полностью затмил другой мужчина, тот, который сидел сейчас напротив нее и спокойно читал ее ответ.
– Но это же глупости, Беа. Я не могу на это согласиться.
В его дрожащем от нетерпения голосе слышались стальные нотки. Беатрис резко подняла голову. Когда глаза их встретились, у нее упало сердце, настолько неумолимым оказался его взгляд.
Когда Эдмунд Эллсворт Ритчи назначает цену, она окончательна. Даже если человек, с которым он вступает в деловые отношения, настаивает на меньшей сумме!
Ну как можно вообще противиться такому заманчивому предложению?
– Но две тысячи – это более чем достаточно, не правда ли? Этого хватит, чтобы погасить мои долги и долги моего брата… как мне кажется… и еще немного останется, чтобы я купила себе печатную машинку и заплатила за курсы в Женской академии секретарей на Монкриф-стрит. На днях я видела объявление в «Моден вуман», и там были предоставлены отличные рекомендации.
– Я предлагаю двадцать тысяч, погашение долгов и ежегодное содержание, или сделка не состоится, – прорычал Ритчи и, к ужасу Беатрис, порвал ее наспех составленный ответ на крошечные кусочки и бросил их, точно хлопья снега, в маленькое фарфоровое блюдо, стоящее на боковом столике малайского красного дерева. – Помимо этого я добавляю дюжину печатных машинок вместе с курсами вашей замечательной академии, по окончании которых вы сможете открыть собственное секретарское агентство, если пожелаете. – Он разгладил свое собственное письмо и стал осматривать комнату, пока взгляд его не упал на стоящий в углу секретер, обтянутый кожей. Быстро подойдя к нему, он вынул из внутреннего кармана самопишущее перо, снял с него колпачок и протянул Беатрис.
Беатрис сжала зубы, чувствуя, как напряглась каждая пронизанная духом свободомыслия клеточка ее тела. Ритчи пытается подчинить себе всю ее жизнь, а также и жизнь ее брата с помощью своего баснословного и, похоже, безграничного богатства. Но то было тюремное заключение, не менее тягостное, чем их с Чарли долги.
Беатрис смотрела на Ритчи, отчаянно желая, чтобы их знакомство случилось в другой жизни и при других обстоятельствах. Этот мужчина был по-своему красив и, как она уже имела возможность убедиться, мог творить чудеса с ее телом. Если бы в их отношениях не были замешаны деньги, долги и сделка купли-продажи, кто знает, куда бы они могли их завести.
Но, черт побери, все вышеперечисленное имело место быть! Жизнь представлялась ей слишком запутанным узлом, который не так-то просто было распутать, разве что в мечтах о праздных леди, не стесненных в средствах.
– Это очень большая сумма, мистер Ритчи. – Беатрис прибегла к более официальному обращению в качестве оборонительного щита. – Слишком большая. Боюсь, что, если вы ее не сократите, нам с Чарльзом придется прибегнуть к иным способам выйти из сложившейся ситуации.
– Это мое окончательное предложение, Беа, и я призываю вас принять его. – Его глаза цвета ночного неба сузились. Он не то чтобы нахмурился, но поджал свои идеально очерченные губы. – Вам следует учесть еще и то, что, хотя я и выкупил большую часть долгов вашего глупого братца, он занял денег у некоторых людей, которых вы сочли бы еще более низкими, чем, как вы полагаете, являюсь я сам. – Он помахал перед ней пером. – А еще я видел пару сомнительного вида людей, шныряющих по соседству как раз в то время, когда мы с приятелем прибыли. Я бы сказал, что это самые форменные головорезы, которых обычно нанимают жестокие кредиторы.
Беатрис почувствовала, как внутренности ей сжала холодная рука. Ритчи перекупил какую-то часть их долгов? Это насколько же решительно он вознамерился заполучить ее? Она едва могла думать об ином возможном исходе событий, потому что он бесконечно пугал ее. За последние несколько дней на ее пороге уже разворачивались несколько неприятных сцен, и для Чарли или других обитателей дома становилось все труднее и труднее отделываться от непрошеных гостей. В доме обитали преимущественно женщины, за исключением Чарли да еще Фреда, дворового мальчишки, который служил как у Уэверли, так и у их соседей. Чарли не умел махать кулаками и предпочитал большую часть времени скрываться в своем клубе. У них не было здорового, внушительных габаритов мужчины, способного улаживать различные неприятные ситуации.
Итак, она оказалась в ловушке. Ей не оставили выбора. Придется подписать бумаги и надеяться, что, когда дело дойдет до исполнения ее части соглашения, ей достанет эротического мастерства, чтобы не разочаровать Эдмунда Эллсворта Ритчи.
– Что ж, хорошо, я подпишу. – Беатрис шагнула к секретеру, выхватила из руки Ритчи перо и нацарапала свою подпись, не раздумывая больше ни секунды, ведь в противном случае с кончика пера закапали бы чернила. Чарли приобрел некоторое время назад такое самопишущее перо, но обращаться с ним так и не научился. – Хотя сильно сомневаюсь, чтобы даже самая опытная куртизанка полусвета сумела бы обслужить вас на уровне, соответствующем уплаченным вами деньгам. Ни одна женщина на свете не может быть настолько экзотичной!
Едва эти слова слетели с губ Беатрис, как Ритчи выхватил у нее из рук перо, закрыл его колпачком и спрятал обратно в карман. Затем он снова завладел ее пальцами и прикоснулся губами сначала к костяшкам, потом, перевернув руку, прижался к центру ладони, будто желая оставить на ней жаркое клеймо своих губ. Пробуя языком ее кожу на вкус, Ритчи прошептал:
– Я вовсе не обслуживания от тебя жду, моя прекрасная Беа. Разве ты еще не догадалась?
Беатрис лишилась дара речи. Голова у нее кружилась, точно карусель, в сознании мелькали разрозненные картины, а тело купалось в океане чувственности. Да, она позировала для Юстаса обнаженной, но была почти совершенно уверена, что он не обесчестил ее, хотя у него и была такая возможность. Однако он был гораздо больше заинтересован в проявлении своих драгоценных пластин, чем в том, чтобы поразвлечься со своей одурманенной опием моделью.
Так она и осталась девственницей, хотя и не совсем наивной. Подобно большинству женщин, Беатрис жадно ловила намеки и перешептывания других людей. Для Полли не было лучшего развлечения, кроме как начать распространяться о скандалах и сексуальных извращениях, Чарли иногда забывал на виду недозволенные книги, и даже Женский швейный кружок оказался обществом, могущим просветить неискушенную девушку. Беатрис понимала, что в постели люди играют в игры, доставляют друг другу удовольствие различными способами, а прогрессивные мужчины и женщины наслаждаются особо изощренными позициями, предназначенными вовсе не для продолжения рода.
Именно этих изощренных игр и хотел от нее Ритчи. Именно за это он заплатил двадцать тысяч гиней.
– Совсем наоборот, мистер Ритчи, я давно обо всем догадалась. – Она несмело протянула руку и дотронулась до его густых светлых волос. На ощупь они напоминали шелк и, не зная ни макассарового масла, ни иных выпрямляющих лосьонов, вились тугими кольцами.
– Просто Ритчи, – напомнил он, выпрямляясь и обнажая белоснежные зубы в почти волчьем оскале. Его темные глаза при этом сверкали. Он столь сильно отличался от безукоризненного джентльмена, каким предстал перед Беатрис накануне, что мог бы с успехом сойти за совершенно иной биологический вид. Возможно, то был развращенный и обладающий ярко выраженным мужским началом ангел, спустившийся на землю исключительно для того, чтобы соблазнять и мучить ее?
– Что ж, хорошо, Ритчи.
Он все еще держал ее руку, будто теперь она принадлежала ему. В действительности теперь, когда она подписала договор, именно так это и было.
«Теперь я шлюха, – подумала она, – падшая женщина. Я никогда не восстановлю свою репутацию, не завоюю уважения и, возможно, никогда не выйду замуж. Я стану старой девой, печатающей для других до конца своих дней, если Чарли потратит все деньги».
То были отрезвляющие мысли.
– О чем это ты размышляешь, Беа? – Ритчи снова прищурился, но теперь выражение его лица было необычайно мягким. – Не раскаиваешься ли уже в содеянном?
– Совсем нет. Просто пытаюсь примириться со своим новым статусом. – Она посмотрела на их соединенные руки. Ладонь Ритчи была крупной, но элегантной формы и очень нежной и умелой, о чем она могла судить по личному опыту. Стоило ей лишь подумать о его пальцах, порхающих у нее между ног, как всем ее существом снова овладело сладкое предвкушение.
– И что же это за статус? – Ритчи снова поднес ее руку к губам и запечатлел на кончиках пальцев поцелуй, на этот раз более формальный и аристократичный, а потом отпустил ее ладонь.
Беатрис расправила плечи, изо всех сил стараясь не обращать внимания на мягкое, томящее и невероятно влажное ощущение, которое оказал на нее столь простой жест Ритчи. Мысленно она вернулась к их разговору, произошедшему накануне в кабинете леди Сауверн. Казалось, что с тех пор минула вечность.
– Что ж, Ритчи, с этого момента я становлюсь той самой безнравственной женщиной, каковой меня уже считает общество. Я шлюха.
Признание этого вслух было бодрящим, освобождающим, сравнимым с огромным удовольствием, которое Беатрис познала от прикосновения руки Ритчи. Ощущения, разумеется, были не одинаковыми, но вот восторг сопоставимый. Она словно отбросила метафизические оковы и вырвалась на свободу, обретя возможность беспрепятственно парить, делать что заблагорассудится, чувствовать и просто наслаждаться жизнью. Возможно, месяц, проведенный ею с Ритчи, станет величайшим приключением в ее жизни, если она сама будет так думать, а вовсе не постыдным положением, в котором она оказалась в силу обстоятельств.
Либо это, либо она набросится на этого красивого, но отталкивающего мужчину, предложившего купить ее тело.
Нынешним утром Ритчи предстал перед ней совсем в ином виде, но это не меняло его сути. На нем был повседневный рабочий костюм, сшитый из мягкой ткани в клетку, сильно отличающийся от искусно скроенного фрака, который был на нем вчера. Вьющиеся неубранные волосы и подозрительно небритые бакенбарды придавали ему почти бандитский вид: пиратский, необузданный, сильный. На Ритчи была полосатая рубашка без воротника, верхние пуговицы которой были расстегнуты, являя на всеобщее обозрение не только треугольничек кожи на шее и груди, но и – Боже всемогущий! – несколько завитков волос песочного цвета. С тем же успехом он мог бы быть цыганским бродягой, случайно оказавшимся в ее утренней гостиной, и, уж конечно, ничуть не был похож на богача, способного буднично потратить двадцать тысяч на свою любовницу.
«Нет, – подумал Беатрис, – скорее это вы, мистер Ритчи, напоминаете щеголя, за месяц сексуальных услуг которого сгорающие от страсти женщины из высшего общества сами с готовностью выложат двадцать тысяч гиней!»
Беатрис изо всех сил старалась успокоиться. Ей следует сохранять контроль, вне зависимости от того, нисколько интимными станут отношения между ними. Ее ожидали несколько недель удовольствий, которые, возможно, будут продолжаться не один час. Тем не менее ради собственного блага ей следует сохранять трезвость рассудка и немедленно пресекать любые нежные чувства, которые могут возникнуть у нее к Ритчи. Ей страшно было вспоминать о том, что произошло в прошлый раз, когда она позволила себе влюбиться в мужчину. Но Юстас Ллойд каким-то непостижимым образом отошел на второй план, как одна из сделанных им фотографий, и его полностью затмил другой мужчина, тот, который сидел сейчас напротив нее и спокойно читал ее ответ.
– Но это же глупости, Беа. Я не могу на это согласиться.
В его дрожащем от нетерпения голосе слышались стальные нотки. Беатрис резко подняла голову. Когда глаза их встретились, у нее упало сердце, настолько неумолимым оказался его взгляд.
Когда Эдмунд Эллсворт Ритчи назначает цену, она окончательна. Даже если человек, с которым он вступает в деловые отношения, настаивает на меньшей сумме!
Ну как можно вообще противиться такому заманчивому предложению?
– Но две тысячи – это более чем достаточно, не правда ли? Этого хватит, чтобы погасить мои долги и долги моего брата… как мне кажется… и еще немного останется, чтобы я купила себе печатную машинку и заплатила за курсы в Женской академии секретарей на Монкриф-стрит. На днях я видела объявление в «Моден вуман», и там были предоставлены отличные рекомендации.
– Я предлагаю двадцать тысяч, погашение долгов и ежегодное содержание, или сделка не состоится, – прорычал Ритчи и, к ужасу Беатрис, порвал ее наспех составленный ответ на крошечные кусочки и бросил их, точно хлопья снега, в маленькое фарфоровое блюдо, стоящее на боковом столике малайского красного дерева. – Помимо этого я добавляю дюжину печатных машинок вместе с курсами вашей замечательной академии, по окончании которых вы сможете открыть собственное секретарское агентство, если пожелаете. – Он разгладил свое собственное письмо и стал осматривать комнату, пока взгляд его не упал на стоящий в углу секретер, обтянутый кожей. Быстро подойдя к нему, он вынул из внутреннего кармана самопишущее перо, снял с него колпачок и протянул Беатрис.
Беатрис сжала зубы, чувствуя, как напряглась каждая пронизанная духом свободомыслия клеточка ее тела. Ритчи пытается подчинить себе всю ее жизнь, а также и жизнь ее брата с помощью своего баснословного и, похоже, безграничного богатства. Но то было тюремное заключение, не менее тягостное, чем их с Чарли долги.
Беатрис смотрела на Ритчи, отчаянно желая, чтобы их знакомство случилось в другой жизни и при других обстоятельствах. Этот мужчина был по-своему красив и, как она уже имела возможность убедиться, мог творить чудеса с ее телом. Если бы в их отношениях не были замешаны деньги, долги и сделка купли-продажи, кто знает, куда бы они могли их завести.
Но, черт побери, все вышеперечисленное имело место быть! Жизнь представлялась ей слишком запутанным узлом, который не так-то просто было распутать, разве что в мечтах о праздных леди, не стесненных в средствах.
– Это очень большая сумма, мистер Ритчи. – Беатрис прибегла к более официальному обращению в качестве оборонительного щита. – Слишком большая. Боюсь, что, если вы ее не сократите, нам с Чарльзом придется прибегнуть к иным способам выйти из сложившейся ситуации.
– Это мое окончательное предложение, Беа, и я призываю вас принять его. – Его глаза цвета ночного неба сузились. Он не то чтобы нахмурился, но поджал свои идеально очерченные губы. – Вам следует учесть еще и то, что, хотя я и выкупил большую часть долгов вашего глупого братца, он занял денег у некоторых людей, которых вы сочли бы еще более низкими, чем, как вы полагаете, являюсь я сам. – Он помахал перед ней пером. – А еще я видел пару сомнительного вида людей, шныряющих по соседству как раз в то время, когда мы с приятелем прибыли. Я бы сказал, что это самые форменные головорезы, которых обычно нанимают жестокие кредиторы.
Беатрис почувствовала, как внутренности ей сжала холодная рука. Ритчи перекупил какую-то часть их долгов? Это насколько же решительно он вознамерился заполучить ее? Она едва могла думать об ином возможном исходе событий, потому что он бесконечно пугал ее. За последние несколько дней на ее пороге уже разворачивались несколько неприятных сцен, и для Чарли или других обитателей дома становилось все труднее и труднее отделываться от непрошеных гостей. В доме обитали преимущественно женщины, за исключением Чарли да еще Фреда, дворового мальчишки, который служил как у Уэверли, так и у их соседей. Чарли не умел махать кулаками и предпочитал большую часть времени скрываться в своем клубе. У них не было здорового, внушительных габаритов мужчины, способного улаживать различные неприятные ситуации.
Итак, она оказалась в ловушке. Ей не оставили выбора. Придется подписать бумаги и надеяться, что, когда дело дойдет до исполнения ее части соглашения, ей достанет эротического мастерства, чтобы не разочаровать Эдмунда Эллсворта Ритчи.
– Что ж, хорошо, я подпишу. – Беатрис шагнула к секретеру, выхватила из руки Ритчи перо и нацарапала свою подпись, не раздумывая больше ни секунды, ведь в противном случае с кончика пера закапали бы чернила. Чарли приобрел некоторое время назад такое самопишущее перо, но обращаться с ним так и не научился. – Хотя сильно сомневаюсь, чтобы даже самая опытная куртизанка полусвета сумела бы обслужить вас на уровне, соответствующем уплаченным вами деньгам. Ни одна женщина на свете не может быть настолько экзотичной!
Едва эти слова слетели с губ Беатрис, как Ритчи выхватил у нее из рук перо, закрыл его колпачком и спрятал обратно в карман. Затем он снова завладел ее пальцами и прикоснулся губами сначала к костяшкам, потом, перевернув руку, прижался к центру ладони, будто желая оставить на ней жаркое клеймо своих губ. Пробуя языком ее кожу на вкус, Ритчи прошептал:
– Я вовсе не обслуживания от тебя жду, моя прекрасная Беа. Разве ты еще не догадалась?
Беатрис лишилась дара речи. Голова у нее кружилась, точно карусель, в сознании мелькали разрозненные картины, а тело купалось в океане чувственности. Да, она позировала для Юстаса обнаженной, но была почти совершенно уверена, что он не обесчестил ее, хотя у него и была такая возможность. Однако он был гораздо больше заинтересован в проявлении своих драгоценных пластин, чем в том, чтобы поразвлечься со своей одурманенной опием моделью.
Так она и осталась девственницей, хотя и не совсем наивной. Подобно большинству женщин, Беатрис жадно ловила намеки и перешептывания других людей. Для Полли не было лучшего развлечения, кроме как начать распространяться о скандалах и сексуальных извращениях, Чарли иногда забывал на виду недозволенные книги, и даже Женский швейный кружок оказался обществом, могущим просветить неискушенную девушку. Беатрис понимала, что в постели люди играют в игры, доставляют друг другу удовольствие различными способами, а прогрессивные мужчины и женщины наслаждаются особо изощренными позициями, предназначенными вовсе не для продолжения рода.
Именно этих изощренных игр и хотел от нее Ритчи. Именно за это он заплатил двадцать тысяч гиней.
– Совсем наоборот, мистер Ритчи, я давно обо всем догадалась. – Она несмело протянула руку и дотронулась до его густых светлых волос. На ощупь они напоминали шелк и, не зная ни макассарового масла, ни иных выпрямляющих лосьонов, вились тугими кольцами.
– Просто Ритчи, – напомнил он, выпрямляясь и обнажая белоснежные зубы в почти волчьем оскале. Его темные глаза при этом сверкали. Он столь сильно отличался от безукоризненного джентльмена, каким предстал перед Беатрис накануне, что мог бы с успехом сойти за совершенно иной биологический вид. Возможно, то был развращенный и обладающий ярко выраженным мужским началом ангел, спустившийся на землю исключительно для того, чтобы соблазнять и мучить ее?
– Что ж, хорошо, Ритчи.
Он все еще держал ее руку, будто теперь она принадлежала ему. В действительности теперь, когда она подписала договор, именно так это и было.
«Теперь я шлюха, – подумала она, – падшая женщина. Я никогда не восстановлю свою репутацию, не завоюю уважения и, возможно, никогда не выйду замуж. Я стану старой девой, печатающей для других до конца своих дней, если Чарли потратит все деньги».
То были отрезвляющие мысли.
– О чем это ты размышляешь, Беа? – Ритчи снова прищурился, но теперь выражение его лица было необычайно мягким. – Не раскаиваешься ли уже в содеянном?
– Совсем нет. Просто пытаюсь примириться со своим новым статусом. – Она посмотрела на их соединенные руки. Ладонь Ритчи была крупной, но элегантной формы и очень нежной и умелой, о чем она могла судить по личному опыту. Стоило ей лишь подумать о его пальцах, порхающих у нее между ног, как всем ее существом снова овладело сладкое предвкушение.
– И что же это за статус? – Ритчи снова поднес ее руку к губам и запечатлел на кончиках пальцев поцелуй, на этот раз более формальный и аристократичный, а потом отпустил ее ладонь.
Беатрис расправила плечи, изо всех сил стараясь не обращать внимания на мягкое, томящее и невероятно влажное ощущение, которое оказал на нее столь простой жест Ритчи. Мысленно она вернулась к их разговору, произошедшему накануне в кабинете леди Сауверн. Казалось, что с тех пор минула вечность.
– Что ж, Ритчи, с этого момента я становлюсь той самой безнравственной женщиной, каковой меня уже считает общество. Я шлюха.
Признание этого вслух было бодрящим, освобождающим, сравнимым с огромным удовольствием, которое Беатрис познала от прикосновения руки Ритчи. Ощущения, разумеется, были не одинаковыми, но вот восторг сопоставимый. Она словно отбросила метафизические оковы и вырвалась на свободу, обретя возможность беспрепятственно парить, делать что заблагорассудится, чувствовать и просто наслаждаться жизнью. Возможно, месяц, проведенный ею с Ритчи, станет величайшим приключением в ее жизни, если она сама будет так думать, а вовсе не постыдным положением, в котором она оказалась в силу обстоятельств.