Страница:
– Вот и познакомимся, – Веселый Ганс потер руки. – Ну, чего, пойдем, что ли? Эх, ну и рожа у тебя, Шарапов! Красавец!
– На себя посмотри!
– Да я-то еще ничего… Во-он, за тем овражком, наши. Пойдем?
– Не, – Михаил отмахнулся. – Схожу лучше к реке, умоюсь.
– Эт правильно. Тебя подождать?
– Сам приду…
Спустившись к реке, Миша сбросил в траву джинсовку, стащил разорванную футболку, умылся – эх, хорошо! Только вот все тело болит… и рожа. Губу ведь расквасил, гад лысый! И под левым глазом точно синяк намечается. Правильно Вася сказал – «красавец»! Ну, да и черт-то с ней, с рожей! На работе о Мишином увлечении знали, а в битве мало ли что приключится? Всяко бывает. Рубка – дело такое, случаются и синяки, случается – и ребра ломают.
– Ну что, умылся?
Вытерев футболкой лицо, Михаил оглянулся – позади стоял Веселый Ганс и улыбался. В вермахтовской серо-стальной форме, с МП-40 на груди.
Улыбчивый ты наш! Быстро управился.
– Наши к вашим пошли, пьянствовать, – пояснил сварщик. – Я сказал – мы тоже сразу туда и отправимся.
– Как скажешь. Водку-то им отнес?
– Да отнес, с чего они радостные-то такие вдруг стали?
– А…
– Ни гопоту эту, ни девчонку по пути не встречал, не видел.
– Ну, может, увидим еще.
Михаил поднялся к ольшанику и тоже улыбнулся – как умылся, так полегчало сразу. Вроде и ничего – только лицо да ребра саднили.
– Слышь, Миш, а кольчуга у тебя далеко?
– Да не очень… По пути вытащу.
– Я тут фотик прихватил… Сфоткаемся!
– «Сфотографируемся», – машинально поправил Миша. – Или – «снимемся». А еще лучше – «сделаем фото на память». Ты что это с автоматом? Милиции не боишься?
– А, не менты это были – пожарные! Ну, сирена-то…
Понятно. Михаил нагнулся. Пошарил руками в траве – где-то потерял часы. Здесь… или у реки оставил?
Что-то сверкнуло вдруг… Значит – здесь! Отыскал-таки…
Сунув руки в крапиву, молодой человек подобрал… изящный стеклянный браслетик приятного желтовато-коричневого – янтарного – цвета. Витой, и застежка в виде змеиной головки с красными камешками-глазками. Красивая вещь… Ага! Так это та девчонка, наверное, потеряла! Ну да! Именно так – кому больше-то? Вещица под старину сработана, такие в Древней Руси носили.
– Че, нашел часы-то?
– Часы не нашел, а вот… – Миша показал браслетик приятелю.
Тот тоже заценил:
– Красивый! Старинный, наверное?
– Скорее, под старую вещь сделанный.
– Слушай, а не та ли…
– Я тоже думаю, что та девчонка его тут и потеряла. Сегодня вернем!
– Если встретим.
– Встретим – куда ей от нас, воинов новгородских, деться-то? – подмигнув Василию, Миша махнул рукой. – Ну что, идем за кольчужкой?
– Идем. Ой, а часы-то?
– Сейчас к речке спущусь, погляжу…
Там он их и нашел, часы-то – лежали себе на плоском камне. Михаил глянул на циферблат – батюшки! С момента битвы четыре часа прошло. А казалось – минуты.
В ольшанике пели птицы, вокруг густо цвели одуванчики, фиалки, лютики. Пахло щавелем и сладким медовым клевером, а еще – свежескошенным сеном и – казалось – парным молоком. Приятно пахло. Невдалеке, за овражком, слышались веселые голоса – дружинники орали любимую песню:
Миновав полянку, Миша свернул в кусты за мечом, кольчугой и шлемом. Василий уже приготовился, стоял с фотоаппаратом.
– Давай, ты сперва…
Кивнув, Михаил принялся натягивать кольчугу… Эх, не раздавить бы в нагрудном кармашке футболки браслет. Вытащить его лучше, пусть пока здесь, в траве полежит… Так… Автомат пусть пока полежит… Меч – в правую руку… Блин, браслет-то не потерять бы! И не наступить. Может, одеть на руку? Ага, женский-то браслетик? Да не налезет! Хотя… не такой уж он и маленький… Попробовать… Оп! Точно по руке! Как тут и был!
Странный какой браслет – словно бы растянулся… И холоднющий – прямо ледяной!
Что-то хрустнуло. Перед глазами вновь – как вот только что – вспыхнули ядовито-зеленые звезды. Вспыхнули и тут же погасли…
Тряхнув головой, Михаил обернулся:
– Ну все, снимай, позирую!
И тут же хлопнул глазами: Веселого Ганса позади не было.
Глава 3
Ну, нету и нету, может, отлить отошел…
Немного подождав, Миша позвал:
– Вася! Василий! Эй, Веселый Ганс, да где ты хоть есть-то?
Тишина. Никакого ответа. Волки его, что ли, сожрали? Скорее всего, к своим пошел. Чего ж не подождал-то? «Сфоткаться-сфоткаться»… ну, блин…
Плюнув, молодой человек сунул меч в ножны и зашагал по узкой тропинке в обход овражка. Где-то там должны быть свои… пируют уже, поди… Пьянствуют! Ну, Вася, не мог подождать!
Браслет на правом запястье Михаила скукожился, сильно прищемив кожу… а через пару шагов – и вовсе сломался, развалившись на несколько коричневато-желтых кусков, полетевших под ноги.
И черт с ними! Нет, один все ж таки взять, показать потом девчонке – не твой, мол? Или – не брать? Что в них толку-то? Был бы целый браслет – одно, а так…
Махнув рукой, Миша прибавил шагу, потом, услыхав чьи-то голоса, свернул с тропы в ельник, выругался, цепляясь автоматом за ветки. Кажется, разговаривали где-то рядом. Молодой человек остановился, прислушался… Нет, вроде бы тихо все. Показалось? Показалось…
К удивлению Михаила, вокруг расстилались какие-то дебри! Сосны, сумрачные высокие ели, осинник, а папоротники-то, господи – в человеческий рост! Что-то он здесь таких не припоминал. Да и вообще, ни дороги, ни полянки приметной – заросли кругом одни, не пройти, не проехать. И, главное, своих нигде не видать, не слыхать даже! А должны бы песни орать вместе со шведами и вермахтом. Не орали! Наверное, пьют… Пьют, оно, конечно, пьют – только что же, молча, что ли? Не может такого быть! Чтоб без похвальбы, без анекдотов, без побасенок разных – «а вот, помнится, прошлое лето в Выборг гоняли, так там Петька-Ведро так упился, что облевал, гад, потом весь автобус».
Нет ничего! Никаких голосов не слышно. В участок их, что ли, всех забрали? Вдруг да среди пожарных машин одна милицейская затесалась?
А что. Да уж, очень интересно, куда это они все подевались? Что же, выходит, он заблудился, что ли? Да не может быть! Где тут блудить-то? Там вон, слева – поселок, справа – дорога на станцию, железная дорога, прислушаться, так и электрички слышны… Нет… чего-то не слышны. Перерыв, наверное…
Поплутав по лесу примерно с полчаса, Михаил плюнул и решил пойти вдоль реки к станции – уж всяко где-нибудь на кого-нибудь да наткнется. Рассудив таким образом, потрогал распухшую губу, зашагал к реке… вдруг оказавшейся куда более полноводной. Или это просто Миша на такое место вышел?
По всему берегу тоже тянулись почти непроходимые заросли, путник даже уже пожалел, что меч у него тупой, не наточенный, так бы сейчас пригодился в качестве мачете, прорубать дорожку сквозь папоротники.
Вокруг все так же пели птицы, солнышко светило в вышине, жужжали какие-то мухи, шмели, пчелы… А жарища-то! Духота прямо. Похоже, к грозе дело. Не обещали, правда, в Интернете гроз в ближайшие три дня – Михаил специально смотрел, – да ведь они там и соврут, недорого возьмут.
Сколько он уже прошел – километра два, наверное, уж никак не меньше. Уже должен был давно показаться поселок, станция – а не было! Что такое? Может, не в ту сторону повернул? Да что он, дурак, что ли? Где тут заблудиться-то? Вон – Нева, там – Ижора. На мысу – дома. На мысу…
Миша замедлил шаг, а там и вообще остановился, прислушиваясь – с мыса явно доносились крики и звон мечей. Точно! Во дают! Снова решили битву устроить! Ах, ну да, Веселый Ганс же не дал закончить, как надобно, вот они и… Улыбнувшись, путник прибавил шагу, радуясь – ну наконец-то отыскал своих. Отыскал…
Взмахнув мечом, он ворвался в самую гущу боя и на миг опешил, пораженный несравненным многолюдством! Вот это народу – и шведов, и русских – никак не меньше сотни, а то и куда как больше!
Москвичи! Наверняка москвичи приехали! Да, их как раз и ждали, обещались быть… Теперь все понятно… Ну, держитесь, братцы! Й-эххх!!! С громким хохотом Михаил обрушил клинок на ближайшего шведского кнехта… точнее, если по-шведски – «свена», именно так именовались пешие воины из простонародья. Все, как полагается – стеганый доспех из плотного полотна с нашитыми металлическими полосками, железная шапка, копье, массивный миндалевидный щит с большим умбоном.
Опа – получи!
Пехотинец зазевался, и Миша достал-таки кончиком меча железную шапку – чтобы звонче вышло! Обозленный свен тут же ткнул копьем, правда, не попал – Михаил успел отскочить, и, в свою очередь, рубанул по древку… Был бы клинок наточен – перерубил бы нечего делать, а так… Но силен был удар, силен, копейшик не удержал свое оружие, выпустил, тут же выхватив из ножен короткий меч. Да уж – не рыцарь! У Миши-то клинок куда как изящнее, лучше… ну, денег, конечно, стоит немаленьких… не то что у «свена»… х-хэ… позорище одно, а не меч.
Ап! Отбив! Вот тебе! Чего и следовало ожидать!
От Мишиного удара вражеский клинок жалобно хрустнул и, переломившись у основания, обиженно улетел в траву. Швырнув в соперника щит, «свен» бросился наутек… Вот гад! Ну, за такие штуки морду бить надо! Край щита угодил-таки Михаилу по ноге… Ах, больно, черт!
Согнувшись, Миша ухватился за ногу… Нет, вроде бы перелома нет… не должно бы… Однако вокруг диво как хорошо! Ах, что за битва, не битва – песня! Столица, она и есть – столица. Ишь, как москвичи бьются – любо-дорого посмотреть. Натурально так, с криками, воплями, ругательствами… И раненые падают, и стрелы – тучами летят, и кровь… Кровь? Во как хлещет… Интересно, как они так делают? Кетчуп, что ли? Нет, скорее всего, натуральная – для пейнтбола – краска. Все же да… все же – этого у москвичей не отнять – многолюдство, кураж… Звон мечей, крики – во, шумят-то! Сейчас сюда точно, милиция явится… и еще пара пожарных машин – эх, окатят водичкой…
– За Новгород и Святую Софью!
Голосистые, мать их… Аж завидно. Ну битва, ну красотища – прямо историческое кино!
Миша поискал глазами своих – да так никого и не увидел, ни «князя» Сашку, ни Юрку – «Ратмира», ни Петьку-Ведро – «боярина Гаврилу Олексича». Где их носит-то? Хотя, поди-ка, разберись тут. Ладно, потом найдутся…
Вдруг затрубили трубы, и радостный громкий вопль раздался над всем мысом – рухнул подрубленный кем-то вражий шатер. Все, как по-писаному… А уж шатры… Где уж они только такие достали? Одно слово – столица. Ладно, хватит любоваться!
Заметив, как сразу трое вражин бросились на одного своего – высокого парня с вьющимися белыми кудрями, выбивающимися из-под шлема. Прикинут парень был неплохо – светлая, видать, тщательно начищенная, кольчужка до колен, червленый треугольный щит с золоченым рисунком в виде проросшего креста, синий, с золотым узорочьем, плащ.
Двое шведов с копьями в руках одновременно напали на дружинника спереди, третий же пытался оглоушить парня сзади, крутя в руках палицей.
И оглоушил бы! Кабы не ринулся на выручку своему Михаил. В раж вошел! Поднял над головою клинок, заорал:
– За Новгород и Святую Софью!
Налетел вихрем – одному по копью шарахнул, другому, крикнул парню:
– Берегись! Сзади!
Тот быстро обернулся – и вовремя! Шведская палица едва не угодила ему в голову…
– Спаси тя Бог, друже!
– Не за что!
Михаил ловко отбил натиск обозленного рыцаря. И на него тут же бросился второй. Ах вы, гады!
Один удар… Второй… Третий…
Хорошо, Миша успел подобрать брошенный «свеном» щит… Вражеский меч застрял в нем, едва не разрубив пополам. Однако! У москвичей что же, клинки заточены? Тупым так точно не разрубишь! Ну отморозки… Так ведь и до беды недалеко!
– Справа, друже! – это крикнул тот парень, кудрявый, улыбнулся, взмахнув окровавленным клинком.
Михаил повернулся, подставил клинок под секиру… Хороший меч – выдержал! А уж у шведа-то как округлились глаза! Видать, не ожидал…
– В полон его, друже, в полон! – радостно заорал кудрявый. И что-то добавил по-немецки. Нет, скорей уж по-шведски.
А ситуация – Миша краем глаза увидел – уже – прямо на глазах – изменилась. Наши побеждали – да так и должно было быть по сценарию.
– За Новгород и Святую Софью!!!
Уже появились вокруг рыцарей свои – новгородцы-дружинники. Кудрявый снова что-то бросил по-шведски, даже поклонился вражинам. Те – интересное кино! – тоже в ответ поклонились. Протянули мечи. Один – кудрявому, второй – Мише.
– Полоняники наши, друже, – радостно улыбнулся кудрявый. Махнул рукой ратникам: – Уведите обоих, потом ужо разберемся с ними…
И снова с улыбкой взглянул на Михаила:
– Добро бьешься! Хоробр! Цтой-то я тебя не припомню?
Он так и сказал – не «что-то», а «цтой-то» – так именно и говорили древние новгородцы, «цокали» вместо «ч» – «ц», а еще добавляли в слова лишние гласные. Миша об этом знал – все ж историк. Ну, москвичи, молодцы – все точно изобразили.
– Ты из каких будешь? Уж точно не наш? Пелгусьев, цто ль?
– Я сам по себе… точнее – мы.
– А, – парень улыбнулся во весь рот. – Из охочих! Поди, своеземец, с дальних земель?
– Лэтенант я, старшой, – ухмыльнувшись, пошутил Миша. – Михаил я, а ты кто?
– Так и знал, цто своеземец. А меня Сбыславом кличут… Сбыславом Якуновичем, – парень гордо подбоченился. – Слыхал?
– Слыхал. Тысяцкого сын?
– Ого, и у вас в далеке про нас знают! Ты, Мисаил, с Заволочья или с Бежецкого Верха будешь?
– С Заволочья… Металлостроем зовется. Ну, рад познакомиться!
– И язм рад.
– Слушай, а где князь?
– Ворогов гонит княже, – солидно пояснил подъехавший на коне дружинник в броне из узких сверкающих на солнце пластин. Шлем его был окован позолотой, сапоги – червленые, шпоры позолоченные. Правда, говорил он не цокая.
– Тебе, Сбыславе, велел передать, чтобы по бережку со людями со своими прошелся, вдруг, да свеи снова где на берег выйдут?
– Да куда им еще выйти-то?
– Береженого Бог бережет.
– А вот и князь! – громко закричал кто-то. – Александр, свет Ярославич, сюда скачет.
Миша посмотрел на быстро приближавшихся всадников и еле сдержал ухмылку. «Московский» князь – особенно вблизи, когда, подскакав, спешился, бросив поводья слуге – оказался не очень, по виду – куда хуже Сашки. Какой-то тощий, длиннорукий парень лет двадцати, носатый, бороденка сивая, реденькая – ну никакой тебе вальяжности. На наркомана похож чем-то, когда без дозы – такой же смурной. Но молодец, хоть держался важно, по-княжески, глазищами зыркал, на слуг покрикивал… впрочем, и не только на слуг.
– Почто еще здесь, Сбыславе? Я ж сказал – вдоль реки идти!
– Токмо своих собрал, княже, – поклонился сын тысяцкого. – Посейчас и в путь. Думаешь, свеи на брегу снова высадку содеют?
– А кто их, собак, знает? Биргер – воевода опытный, хитрый. Не смотри, что мы им тут хвосты прижали… То не битвища – стычка! Это кто еще? – Александр хмуро взглянул на Мишу. – Вижу, меч у тебя добрый. Знать, не из простых будешь?
– Своеземец я, – поддерживая разговор, Михаил улыбнулся. – С Верха Бежецкого…
– Ты ж говорил – с Заволочья? – выпучил глаза Сбыслав Якунович.
– Так! У меня и там землишка имеется.
– С Заволочья, с Верха – без разницы, – резко осадил князь. – Берите отрядец – и в путь. К вечеру жду с докладом.
Сказал и – сразу же – птицей взлетел в седло. Поскакал к реке… за ним и вся свита. Один – толстоморденький – обернулся, плетью погрозил гневно, мол – ужо я вас!
– Ишь, еще и грозится, собачья харя! – сплюнув, выругался тысяцкий сын. – То – дружба дружбой, а тут, гляди-ко – с князем спелся… Эй, вои! А ну, собирайтеся!
– А кто это? – Миша с любопытством посмотрел вслед удаляющимся всадникам. – Ну, тот, что грозил.
– Мишей-Новгородцем его кличут, не знаешь, что ли? Ах да… ты ж с Заволочья. Боярский сын, Мишиничей рода… На весь Новгород сей род славен…
Сбыслав так эту фразу произнес, что сразу стало ясно – недолюбливает он Новгородца-Мишу, и это еще мягко сказано. За что, интересно? А, впрочем, какая разница? Сейчас хорошо бы своих дружбанов отыскать – Сашку, Петьку-Ведро, Юрика… да хоть того же Веселого Ганса…
– Идем, Мисаиле, – обернувшись, позвал Сбыслав. – По тропкам рыбацким бережком пройдемся с оглядкою… Ну а там дальше – пелгусьевы пущай сторожат.
Ишь – идем! Была охота… Хотя, может, у станции кто встретится?
– Что ж, идем, прогуляемся, парни, – махнув рукой, Михаил поправил висящий на поясе меч и в три прыжка нагнал всю ватагу.
Переправившись на лодках – тоже старинные! – через Ижору, пошли вдоль Невы, быстро, растянувшись цепочкой один за другим. Почти и не разговаривали, только лишь иногда шедший впереди молодой воин – подросток лет шестнадцати – оборачивался и что-то негромко сообщал Сбыславу.
Миша снова обратил внимание на заросли – ольха, ива, рябина – такое впечатление, что тут вообще не ступала нога человека! И это, можно сказать – Питер! Пусть даже и окраина. Но все равно – безлюдье редкостное. Куда все делись-то? И это… электричек не слышно. Вот совсем! Сколько ни прислушивайся.
Вот так, в тишине, все шли и шли, на реку поглядывая… И река-то казалась пустой – ни корабля, ни катера, ни даже рыбачьей лодочки.
– Нет сейчас рыбачков, – словно подслушав мысли, обернулся Сбыслав. – Свеев убоялися.
– Слушай, а, может, хватит? – наконец не выдержал Михаил. – Не знаю, может быть, у вас там, в Москве, свои правила, а у нас – по-простому: кончил дело – гуляй смело. Короче говоря – после битвы не грех и выпить!
– А это ты верно молвил, друже! – сын тысяцкого радостно улыбнулся. – Конечно, выпьем. Посидим, погулеваним… Вот, токмо княжий указ выполним. Он ведь дело говорил, князь-то: Биргер – воевода опытный.
– Ты сам-то откуда? – Михаил вновь пристал с разговором.
– Я ж говорю – с Новгорода, Господина Великого… Да ты ж батюшку моего, тысяцкого, знаешь!
– Да знаю, – Михаил сплюнул. – А князь что, с Москвы?
– Москва? – недоуменно переспросил Сбыслав. – А, ведаю – есть такой городок в земле Владимирской.
– В земле Владимирской, – со вздохом повторил Миша. – Ладно, наиграетесь – скажете.
В это время забежавший вперед пацан вновь обернулся и предупреждающе махнул рукою:
– Шнеки!
– Всем затаиться, – передал по цепочке Сбыслав, сам же бросился в ольшаник, осторожно развел рукой ветви…
Михаил, естественно, за ним…
Интересное было зрелище – на излучине реки, уходя, маячили старинные корабли, чем-то напоминавшие драккары викингов, только не с таким изяществом обводов и значительно более объемные, толстые. Корабли – целая флотилия – быстро уходили прочь, по очереди скрываясь за мысом.
– Не пристали, – утерев пот, перевел дух сын тысяцкого. – Инда теперь вертаем обратно. Дале пущай пелгусьевы люди…
Дождавшись, когда скроется с глаз последнее шведское судно, отряд Сбыслава Якуновича после краткого отдыха отправился в обратный путь. Все так же – берегом. Михаил уже устал удивляться, гадая – где хоть они вообще есть? Что-то он совсем не узнавал местность – ни домов не было, ни железной дороги… Что за глушь-то? И – самое главное – где? Под самым Питером!
Снова не выдержал, нагнал Сбыслава, спросил:
– То – Нева-река, а то – Ижора, – спокойно пояснил тот. – Ижора – сие племя такое, народ, как раз в этих местах живет.
– Да знаю я и про Неву, и про Ижору, – разозлился Миша. – Ты мне скажи, где платформа, станция? Железная дорога где? Усть-Ижора, Рыбацкое, Колпино? Да, завод же где-то должен быть – что-то не видно, чтоб трубы дымили. Скажешь – кризис?
– Рыбацкое? – Сбыслав явно чего-то не понимал. – Не, рыбаков сейчас нету… свеев убояшеся!
Вот и поговори с таким! Впрочем, и другие не лучше – отвечали так же, либо вообще молчали, пока Михаил, наконец, не оставил всяческие попытки хоть чего-то добиться. Махнул рукой: да ну вас всех на фиг, опосля разберемся, а сейчас без стакана, похоже, все равно ничего не поймешь.
Так и шли дальше, Миша, посматривая по сторонам, молчал да вполуха прислушивался к разговорам идущих рядом дружинников. А те много не болтали – затянули вдруг песню:
Ну и песня, мать ити! Чистый фольклор.
Вообще-то, к песням Михаил с детства был равнодушен, как и к музыке. Любил, правда, иногда послушать под настроение что-нибудь рок-клубовское старинное питерское – «Аквариум» там, «Телевизор», «Игры»… но не фанат, нет. Отнюдь не фанат. В отрочестве, правда, да – хаживал по рок-фестивалям, ну, тогда многие хаживали – время такое было.
Так, с песнями-то, дошли и до знакомой поляны. Михаил глянул на часы и – в который раз уже сегодня – раздраженно выругался: разбились! Что ж, не мудрено, в этакой-то сече. Вокруг зудели комары, квакали лягушки, и каркали… нет, не вороны…
– Ты не каркай, ворон черный, – негромко произнес тот самый парнишка, что шагал весь путь впереди.
– Сам ты ворон, – усмехнулся Миша. – А это – коростель!
– То верно, – согласился Сбыслав. – Так и болото тут кличут – коростелиное. Пелгусий сказывал.
Судя по небу светлому, но какому-то вроде бы как серебристо-туманному, было уже часов одиннадцать, а то и полночь. На реке, в камышах, крякали утки, какие-то мужички в посконных рубахах ходили по всей поляне, деловито собирая оружие. Оружие… Как бы автомат не нашли, ухари!
– Я сейчас! – быстро свернув с поляны, Михаил громко позвал: – Сашка! Эй, Сашка!
От ближайшего костра дружелюбно поинтересовались:
– Кого ищешь, мил человеце?
– Да дружков… Вы, кстати, их тут не видели? Да, тут и вермахтовцы должны тусоваться… с ними Веселый Ганс – может, про него слыхали? Нет? Не видали?
– Не сыщешь ты посейчас своих, друже. Утром ужо. Инда сейчас садись с нами. Поснидай ушицы. Ушица знатная.
– Ушицы, говорите? – Миша вот только сейчас ощутил вдруг жуткий, прямо-таки волчий голод. Ну, еще бы… что он сегодня ел-то? Не ел – так, закусывал.
– А и не откажусь! Ложка у вас, чай, отыщется?
– Сыщется, мил человек. Свою-то что, на поле брани оставил?
– Там…
– Садись, садись, друже. Кольчужку-от снимай, меч… на тебе ложку.
Ну и ложку дали – деревянную! А ушица ничего – и впрямь знатная, жаль только, что без картошки, да и соли маловато. Зато жирная, из рыбьих голов! Ух, завтра поутру не уха – холодец будет.
К такой-то ушице да еще бы водочки!
– Тебя как зовут-то, мил человек?
– Михаил, Миша…
– Откель будешь?
– Питерский…
– Откель, откель?
– Да что ты, Парфен, пристал к человеку? Лучше бы бражкой угостил.
– И то дело… – Парфен – любопытствующий бородатый мужик в синей длинной поддеве – взял из травы плетеную флягу. – Не побрезгуй, Мисаил, с нами… Извиняй, не рейнское – то давно уж выкушали. Ну, за победу!
– За победу! – улыбнувшись, Миша хлебнул ароматной бражки… Потом еще одна фляжка явилась. И еще… а потом уж и целый жбан. Запасливые оказались дружинники. А, может, то трофеи были?
Заночевал Михаил тут же, в шалаше, у костра. Просто вырубился и не слышал уже больше ни песен, ни радостного смеха, ни коростелиных глухих трелей. Спал крепко, без сновидений, а утром проснулся от резкого звука трубы.
Глава 4
Хорошие были ладьи, красивые. И слажены этак хватко, с умом – ну, в точности, как средневековые. Мощные весла, борта-насады, вздыбленные лошадьми носы, мачты с полотняными парусами. Ветер, правда, не был попутным – на веслах и шли.
Михаил и сам не знал, зачем он сел в ладью вместе со всеми? Сбыслав позвал? Ну разве что… Миша все ж таки чувствовал симпатию к этому веселому кудрявому парню, хоть тот и не отвечал на многие его вопросы – отшучивался, молол всякую чушь или вообще молчал. Почему так? Не хотел? Или не знал ответов?
У Михаила почему-то возникло такое чувство, что сам, один, он из этих диких мест ни за что не выберется. Да уж… «Дикие места»… Это под Питером-то! Предчувствие чего-то невероятного, невероятно нехорошего, уже не раз и не два терзало его душу, но молодой человек все эти мысли гнал – не может такого быть! Потому что не может быть никогда. Ну, рано или поздно, кончится вот этот вот путь, вот сейчас, за излучиной, покажется Кировск, пристань с облупленными суденышками, мост, танки на берегу, у диорамы. Чего-то не видать ни того, ни другого, ни третьего… Рано еще? Выплыли-то не сразу с утра, к обеду ближе, как сказал Парфен – «в седьмом часу дня», что в переводе с древнерусского – полдень. И плыли уже… А черт его знает, сколько плыли? Может, часа четыре уже, а может, и больше.
– На себя посмотри!
– Да я-то еще ничего… Во-он, за тем овражком, наши. Пойдем?
– Не, – Михаил отмахнулся. – Схожу лучше к реке, умоюсь.
– Эт правильно. Тебя подождать?
– Сам приду…
Спустившись к реке, Миша сбросил в траву джинсовку, стащил разорванную футболку, умылся – эх, хорошо! Только вот все тело болит… и рожа. Губу ведь расквасил, гад лысый! И под левым глазом точно синяк намечается. Правильно Вася сказал – «красавец»! Ну, да и черт-то с ней, с рожей! На работе о Мишином увлечении знали, а в битве мало ли что приключится? Всяко бывает. Рубка – дело такое, случаются и синяки, случается – и ребра ломают.
– Ну что, умылся?
Вытерев футболкой лицо, Михаил оглянулся – позади стоял Веселый Ганс и улыбался. В вермахтовской серо-стальной форме, с МП-40 на груди.
Улыбчивый ты наш! Быстро управился.
– Наши к вашим пошли, пьянствовать, – пояснил сварщик. – Я сказал – мы тоже сразу туда и отправимся.
– Как скажешь. Водку-то им отнес?
– Да отнес, с чего они радостные-то такие вдруг стали?
– А…
– Ни гопоту эту, ни девчонку по пути не встречал, не видел.
– Ну, может, увидим еще.
Михаил поднялся к ольшанику и тоже улыбнулся – как умылся, так полегчало сразу. Вроде и ничего – только лицо да ребра саднили.
– Слышь, Миш, а кольчуга у тебя далеко?
– Да не очень… По пути вытащу.
– Я тут фотик прихватил… Сфоткаемся!
– «Сфотографируемся», – машинально поправил Миша. – Или – «снимемся». А еще лучше – «сделаем фото на память». Ты что это с автоматом? Милиции не боишься?
– А, не менты это были – пожарные! Ну, сирена-то…
Понятно. Михаил нагнулся. Пошарил руками в траве – где-то потерял часы. Здесь… или у реки оставил?
Что-то сверкнуло вдруг… Значит – здесь! Отыскал-таки…
Сунув руки в крапиву, молодой человек подобрал… изящный стеклянный браслетик приятного желтовато-коричневого – янтарного – цвета. Витой, и застежка в виде змеиной головки с красными камешками-глазками. Красивая вещь… Ага! Так это та девчонка, наверное, потеряла! Ну да! Именно так – кому больше-то? Вещица под старину сработана, такие в Древней Руси носили.
– Че, нашел часы-то?
– Часы не нашел, а вот… – Миша показал браслетик приятелю.
Тот тоже заценил:
– Красивый! Старинный, наверное?
– Скорее, под старую вещь сделанный.
– Слушай, а не та ли…
– Я тоже думаю, что та девчонка его тут и потеряла. Сегодня вернем!
– Если встретим.
– Встретим – куда ей от нас, воинов новгородских, деться-то? – подмигнув Василию, Миша махнул рукой. – Ну что, идем за кольчужкой?
– Идем. Ой, а часы-то?
– Сейчас к речке спущусь, погляжу…
Там он их и нашел, часы-то – лежали себе на плоском камне. Михаил глянул на циферблат – батюшки! С момента битвы четыре часа прошло. А казалось – минуты.
В ольшанике пели птицы, вокруг густо цвели одуванчики, фиалки, лютики. Пахло щавелем и сладким медовым клевером, а еще – свежескошенным сеном и – казалось – парным молоком. Приятно пахло. Невдалеке, за овражком, слышались веселые голоса – дружинники орали любимую песню:
Хорошая песня.
Как на поле Куликовом закричали кулики,
И в порядке бестолковом вышли русские полки!
Миновав полянку, Миша свернул в кусты за мечом, кольчугой и шлемом. Василий уже приготовился, стоял с фотоаппаратом.
– Давай, ты сперва…
Кивнув, Михаил принялся натягивать кольчугу… Эх, не раздавить бы в нагрудном кармашке футболки браслет. Вытащить его лучше, пусть пока здесь, в траве полежит… Так… Автомат пусть пока полежит… Меч – в правую руку… Блин, браслет-то не потерять бы! И не наступить. Может, одеть на руку? Ага, женский-то браслетик? Да не налезет! Хотя… не такой уж он и маленький… Попробовать… Оп! Точно по руке! Как тут и был!
Странный какой браслет – словно бы растянулся… И холоднющий – прямо ледяной!
Что-то хрустнуло. Перед глазами вновь – как вот только что – вспыхнули ядовито-зеленые звезды. Вспыхнули и тут же погасли…
Тряхнув головой, Михаил обернулся:
– Ну все, снимай, позирую!
И тут же хлопнул глазами: Веселого Ганса позади не было.
Глава 3
Лето. Нева-Ижора
Иснова в бой!
Достоверные факты о борьбе Александра с Западом несколько отличаются от тех, что приводятся в «Житии».
Джон Феннел. Кризис средневековой Руси
Ну, нету и нету, может, отлить отошел…
Немного подождав, Миша позвал:
– Вася! Василий! Эй, Веселый Ганс, да где ты хоть есть-то?
Тишина. Никакого ответа. Волки его, что ли, сожрали? Скорее всего, к своим пошел. Чего ж не подождал-то? «Сфоткаться-сфоткаться»… ну, блин…
Плюнув, молодой человек сунул меч в ножны и зашагал по узкой тропинке в обход овражка. Где-то там должны быть свои… пируют уже, поди… Пьянствуют! Ну, Вася, не мог подождать!
Браслет на правом запястье Михаила скукожился, сильно прищемив кожу… а через пару шагов – и вовсе сломался, развалившись на несколько коричневато-желтых кусков, полетевших под ноги.
И черт с ними! Нет, один все ж таки взять, показать потом девчонке – не твой, мол? Или – не брать? Что в них толку-то? Был бы целый браслет – одно, а так…
Махнув рукой, Миша прибавил шагу, потом, услыхав чьи-то голоса, свернул с тропы в ельник, выругался, цепляясь автоматом за ветки. Кажется, разговаривали где-то рядом. Молодой человек остановился, прислушался… Нет, вроде бы тихо все. Показалось? Показалось…
К удивлению Михаила, вокруг расстилались какие-то дебри! Сосны, сумрачные высокие ели, осинник, а папоротники-то, господи – в человеческий рост! Что-то он здесь таких не припоминал. Да и вообще, ни дороги, ни полянки приметной – заросли кругом одни, не пройти, не проехать. И, главное, своих нигде не видать, не слыхать даже! А должны бы песни орать вместе со шведами и вермахтом. Не орали! Наверное, пьют… Пьют, оно, конечно, пьют – только что же, молча, что ли? Не может такого быть! Чтоб без похвальбы, без анекдотов, без побасенок разных – «а вот, помнится, прошлое лето в Выборг гоняли, так там Петька-Ведро так упился, что облевал, гад, потом весь автобус».
Нет ничего! Никаких голосов не слышно. В участок их, что ли, всех забрали? Вдруг да среди пожарных машин одна милицейская затесалась?
А что. Да уж, очень интересно, куда это они все подевались? Что же, выходит, он заблудился, что ли? Да не может быть! Где тут блудить-то? Там вон, слева – поселок, справа – дорога на станцию, железная дорога, прислушаться, так и электрички слышны… Нет… чего-то не слышны. Перерыв, наверное…
Поплутав по лесу примерно с полчаса, Михаил плюнул и решил пойти вдоль реки к станции – уж всяко где-нибудь на кого-нибудь да наткнется. Рассудив таким образом, потрогал распухшую губу, зашагал к реке… вдруг оказавшейся куда более полноводной. Или это просто Миша на такое место вышел?
По всему берегу тоже тянулись почти непроходимые заросли, путник даже уже пожалел, что меч у него тупой, не наточенный, так бы сейчас пригодился в качестве мачете, прорубать дорожку сквозь папоротники.
Вокруг все так же пели птицы, солнышко светило в вышине, жужжали какие-то мухи, шмели, пчелы… А жарища-то! Духота прямо. Похоже, к грозе дело. Не обещали, правда, в Интернете гроз в ближайшие три дня – Михаил специально смотрел, – да ведь они там и соврут, недорого возьмут.
Сколько он уже прошел – километра два, наверное, уж никак не меньше. Уже должен был давно показаться поселок, станция – а не было! Что такое? Может, не в ту сторону повернул? Да что он, дурак, что ли? Где тут заблудиться-то? Вон – Нева, там – Ижора. На мысу – дома. На мысу…
Миша замедлил шаг, а там и вообще остановился, прислушиваясь – с мыса явно доносились крики и звон мечей. Точно! Во дают! Снова решили битву устроить! Ах, ну да, Веселый Ганс же не дал закончить, как надобно, вот они и… Улыбнувшись, путник прибавил шагу, радуясь – ну наконец-то отыскал своих. Отыскал…
Взмахнув мечом, он ворвался в самую гущу боя и на миг опешил, пораженный несравненным многолюдством! Вот это народу – и шведов, и русских – никак не меньше сотни, а то и куда как больше!
Москвичи! Наверняка москвичи приехали! Да, их как раз и ждали, обещались быть… Теперь все понятно… Ну, держитесь, братцы! Й-эххх!!! С громким хохотом Михаил обрушил клинок на ближайшего шведского кнехта… точнее, если по-шведски – «свена», именно так именовались пешие воины из простонародья. Все, как полагается – стеганый доспех из плотного полотна с нашитыми металлическими полосками, железная шапка, копье, массивный миндалевидный щит с большим умбоном.
Опа – получи!
Пехотинец зазевался, и Миша достал-таки кончиком меча железную шапку – чтобы звонче вышло! Обозленный свен тут же ткнул копьем, правда, не попал – Михаил успел отскочить, и, в свою очередь, рубанул по древку… Был бы клинок наточен – перерубил бы нечего делать, а так… Но силен был удар, силен, копейшик не удержал свое оружие, выпустил, тут же выхватив из ножен короткий меч. Да уж – не рыцарь! У Миши-то клинок куда как изящнее, лучше… ну, денег, конечно, стоит немаленьких… не то что у «свена»… х-хэ… позорище одно, а не меч.
Ап! Отбив! Вот тебе! Чего и следовало ожидать!
От Мишиного удара вражеский клинок жалобно хрустнул и, переломившись у основания, обиженно улетел в траву. Швырнув в соперника щит, «свен» бросился наутек… Вот гад! Ну, за такие штуки морду бить надо! Край щита угодил-таки Михаилу по ноге… Ах, больно, черт!
Согнувшись, Миша ухватился за ногу… Нет, вроде бы перелома нет… не должно бы… Однако вокруг диво как хорошо! Ах, что за битва, не битва – песня! Столица, она и есть – столица. Ишь, как москвичи бьются – любо-дорого посмотреть. Натурально так, с криками, воплями, ругательствами… И раненые падают, и стрелы – тучами летят, и кровь… Кровь? Во как хлещет… Интересно, как они так делают? Кетчуп, что ли? Нет, скорее всего, натуральная – для пейнтбола – краска. Все же да… все же – этого у москвичей не отнять – многолюдство, кураж… Звон мечей, крики – во, шумят-то! Сейчас сюда точно, милиция явится… и еще пара пожарных машин – эх, окатят водичкой…
– За Новгород и Святую Софью!
Голосистые, мать их… Аж завидно. Ну битва, ну красотища – прямо историческое кино!
Миша поискал глазами своих – да так никого и не увидел, ни «князя» Сашку, ни Юрку – «Ратмира», ни Петьку-Ведро – «боярина Гаврилу Олексича». Где их носит-то? Хотя, поди-ка, разберись тут. Ладно, потом найдутся…
Вдруг затрубили трубы, и радостный громкий вопль раздался над всем мысом – рухнул подрубленный кем-то вражий шатер. Все, как по-писаному… А уж шатры… Где уж они только такие достали? Одно слово – столица. Ладно, хватит любоваться!
Заметив, как сразу трое вражин бросились на одного своего – высокого парня с вьющимися белыми кудрями, выбивающимися из-под шлема. Прикинут парень был неплохо – светлая, видать, тщательно начищенная, кольчужка до колен, червленый треугольный щит с золоченым рисунком в виде проросшего креста, синий, с золотым узорочьем, плащ.
Двое шведов с копьями в руках одновременно напали на дружинника спереди, третий же пытался оглоушить парня сзади, крутя в руках палицей.
И оглоушил бы! Кабы не ринулся на выручку своему Михаил. В раж вошел! Поднял над головою клинок, заорал:
– За Новгород и Святую Софью!
Налетел вихрем – одному по копью шарахнул, другому, крикнул парню:
– Берегись! Сзади!
Тот быстро обернулся – и вовремя! Шведская палица едва не угодила ему в голову…
– Спаси тя Бог, друже!
– Не за что!
Михаил ловко отбил натиск обозленного рыцаря. И на него тут же бросился второй. Ах вы, гады!
Один удар… Второй… Третий…
Хорошо, Миша успел подобрать брошенный «свеном» щит… Вражеский меч застрял в нем, едва не разрубив пополам. Однако! У москвичей что же, клинки заточены? Тупым так точно не разрубишь! Ну отморозки… Так ведь и до беды недалеко!
– Справа, друже! – это крикнул тот парень, кудрявый, улыбнулся, взмахнув окровавленным клинком.
Михаил повернулся, подставил клинок под секиру… Хороший меч – выдержал! А уж у шведа-то как округлились глаза! Видать, не ожидал…
– В полон его, друже, в полон! – радостно заорал кудрявый. И что-то добавил по-немецки. Нет, скорей уж по-шведски.
А ситуация – Миша краем глаза увидел – уже – прямо на глазах – изменилась. Наши побеждали – да так и должно было быть по сценарию.
– За Новгород и Святую Софью!!!
Уже появились вокруг рыцарей свои – новгородцы-дружинники. Кудрявый снова что-то бросил по-шведски, даже поклонился вражинам. Те – интересное кино! – тоже в ответ поклонились. Протянули мечи. Один – кудрявому, второй – Мише.
– Полоняники наши, друже, – радостно улыбнулся кудрявый. Махнул рукой ратникам: – Уведите обоих, потом ужо разберемся с ними…
И снова с улыбкой взглянул на Михаила:
– Добро бьешься! Хоробр! Цтой-то я тебя не припомню?
Он так и сказал – не «что-то», а «цтой-то» – так именно и говорили древние новгородцы, «цокали» вместо «ч» – «ц», а еще добавляли в слова лишние гласные. Миша об этом знал – все ж историк. Ну, москвичи, молодцы – все точно изобразили.
– Ты из каких будешь? Уж точно не наш? Пелгусьев, цто ль?
– Я сам по себе… точнее – мы.
– А, – парень улыбнулся во весь рот. – Из охочих! Поди, своеземец, с дальних земель?
– Лэтенант я, старшой, – ухмыльнувшись, пошутил Миша. – Михаил я, а ты кто?
– Так и знал, цто своеземец. А меня Сбыславом кличут… Сбыславом Якуновичем, – парень гордо подбоченился. – Слыхал?
– Слыхал. Тысяцкого сын?
– Ого, и у вас в далеке про нас знают! Ты, Мисаил, с Заволочья или с Бежецкого Верха будешь?
– С Заволочья… Металлостроем зовется. Ну, рад познакомиться!
– И язм рад.
– Слушай, а где князь?
– Ворогов гонит княже, – солидно пояснил подъехавший на коне дружинник в броне из узких сверкающих на солнце пластин. Шлем его был окован позолотой, сапоги – червленые, шпоры позолоченные. Правда, говорил он не цокая.
– Тебе, Сбыславе, велел передать, чтобы по бережку со людями со своими прошелся, вдруг, да свеи снова где на берег выйдут?
– Да куда им еще выйти-то?
– Береженого Бог бережет.
– А вот и князь! – громко закричал кто-то. – Александр, свет Ярославич, сюда скачет.
Миша посмотрел на быстро приближавшихся всадников и еле сдержал ухмылку. «Московский» князь – особенно вблизи, когда, подскакав, спешился, бросив поводья слуге – оказался не очень, по виду – куда хуже Сашки. Какой-то тощий, длиннорукий парень лет двадцати, носатый, бороденка сивая, реденькая – ну никакой тебе вальяжности. На наркомана похож чем-то, когда без дозы – такой же смурной. Но молодец, хоть держался важно, по-княжески, глазищами зыркал, на слуг покрикивал… впрочем, и не только на слуг.
– Почто еще здесь, Сбыславе? Я ж сказал – вдоль реки идти!
– Токмо своих собрал, княже, – поклонился сын тысяцкого. – Посейчас и в путь. Думаешь, свеи на брегу снова высадку содеют?
– А кто их, собак, знает? Биргер – воевода опытный, хитрый. Не смотри, что мы им тут хвосты прижали… То не битвища – стычка! Это кто еще? – Александр хмуро взглянул на Мишу. – Вижу, меч у тебя добрый. Знать, не из простых будешь?
– Своеземец я, – поддерживая разговор, Михаил улыбнулся. – С Верха Бежецкого…
– Ты ж говорил – с Заволочья? – выпучил глаза Сбыслав Якунович.
– Так! У меня и там землишка имеется.
– С Заволочья, с Верха – без разницы, – резко осадил князь. – Берите отрядец – и в путь. К вечеру жду с докладом.
Сказал и – сразу же – птицей взлетел в седло. Поскакал к реке… за ним и вся свита. Один – толстоморденький – обернулся, плетью погрозил гневно, мол – ужо я вас!
– Ишь, еще и грозится, собачья харя! – сплюнув, выругался тысяцкий сын. – То – дружба дружбой, а тут, гляди-ко – с князем спелся… Эй, вои! А ну, собирайтеся!
– А кто это? – Миша с любопытством посмотрел вслед удаляющимся всадникам. – Ну, тот, что грозил.
– Мишей-Новгородцем его кличут, не знаешь, что ли? Ах да… ты ж с Заволочья. Боярский сын, Мишиничей рода… На весь Новгород сей род славен…
Сбыслав так эту фразу произнес, что сразу стало ясно – недолюбливает он Новгородца-Мишу, и это еще мягко сказано. За что, интересно? А, впрочем, какая разница? Сейчас хорошо бы своих дружбанов отыскать – Сашку, Петьку-Ведро, Юрика… да хоть того же Веселого Ганса…
– Идем, Мисаиле, – обернувшись, позвал Сбыслав. – По тропкам рыбацким бережком пройдемся с оглядкою… Ну а там дальше – пелгусьевы пущай сторожат.
Ишь – идем! Была охота… Хотя, может, у станции кто встретится?
– Что ж, идем, прогуляемся, парни, – махнув рукой, Михаил поправил висящий на поясе меч и в три прыжка нагнал всю ватагу.
Переправившись на лодках – тоже старинные! – через Ижору, пошли вдоль Невы, быстро, растянувшись цепочкой один за другим. Почти и не разговаривали, только лишь иногда шедший впереди молодой воин – подросток лет шестнадцати – оборачивался и что-то негромко сообщал Сбыславу.
Миша снова обратил внимание на заросли – ольха, ива, рябина – такое впечатление, что тут вообще не ступала нога человека! И это, можно сказать – Питер! Пусть даже и окраина. Но все равно – безлюдье редкостное. Куда все делись-то? И это… электричек не слышно. Вот совсем! Сколько ни прислушивайся.
Вот так, в тишине, все шли и шли, на реку поглядывая… И река-то казалась пустой – ни корабля, ни катера, ни даже рыбачьей лодочки.
– Нет сейчас рыбачков, – словно подслушав мысли, обернулся Сбыслав. – Свеев убоялися.
– Слушай, а, может, хватит? – наконец не выдержал Михаил. – Не знаю, может быть, у вас там, в Москве, свои правила, а у нас – по-простому: кончил дело – гуляй смело. Короче говоря – после битвы не грех и выпить!
– А это ты верно молвил, друже! – сын тысяцкого радостно улыбнулся. – Конечно, выпьем. Посидим, погулеваним… Вот, токмо княжий указ выполним. Он ведь дело говорил, князь-то: Биргер – воевода опытный.
– Ты сам-то откуда? – Михаил вновь пристал с разговором.
– Я ж говорю – с Новгорода, Господина Великого… Да ты ж батюшку моего, тысяцкого, знаешь!
– Да знаю, – Михаил сплюнул. – А князь что, с Москвы?
– Москва? – недоуменно переспросил Сбыслав. – А, ведаю – есть такой городок в земле Владимирской.
– В земле Владимирской, – со вздохом повторил Миша. – Ладно, наиграетесь – скажете.
В это время забежавший вперед пацан вновь обернулся и предупреждающе махнул рукою:
– Шнеки!
– Всем затаиться, – передал по цепочке Сбыслав, сам же бросился в ольшаник, осторожно развел рукой ветви…
Михаил, естественно, за ним…
Интересное было зрелище – на излучине реки, уходя, маячили старинные корабли, чем-то напоминавшие драккары викингов, только не с таким изяществом обводов и значительно более объемные, толстые. Корабли – целая флотилия – быстро уходили прочь, по очереди скрываясь за мысом.
– Не пристали, – утерев пот, перевел дух сын тысяцкого. – Инда теперь вертаем обратно. Дале пущай пелгусьевы люди…
Дождавшись, когда скроется с глаз последнее шведское судно, отряд Сбыслава Якуновича после краткого отдыха отправился в обратный путь. Все так же – берегом. Михаил уже устал удивляться, гадая – где хоть они вообще есть? Что-то он совсем не узнавал местность – ни домов не было, ни железной дороги… Что за глушь-то? И – самое главное – где? Под самым Питером!
Снова не выдержал, нагнал Сбыслава, спросил:
– То – Нева-река, а то – Ижора, – спокойно пояснил тот. – Ижора – сие племя такое, народ, как раз в этих местах живет.
– Да знаю я и про Неву, и про Ижору, – разозлился Миша. – Ты мне скажи, где платформа, станция? Железная дорога где? Усть-Ижора, Рыбацкое, Колпино? Да, завод же где-то должен быть – что-то не видно, чтоб трубы дымили. Скажешь – кризис?
– Рыбацкое? – Сбыслав явно чего-то не понимал. – Не, рыбаков сейчас нету… свеев убояшеся!
Вот и поговори с таким! Впрочем, и другие не лучше – отвечали так же, либо вообще молчали, пока Михаил, наконец, не оставил всяческие попытки хоть чего-то добиться. Махнул рукой: да ну вас всех на фиг, опосля разберемся, а сейчас без стакана, похоже, все равно ничего не поймешь.
Так и шли дальше, Миша, посматривая по сторонам, молчал да вполуха прислушивался к разговорам идущих рядом дружинников. А те много не болтали – затянули вдруг песню:
Вместо «что» парни пели – «цто».
Хозяюшка, наш батюшка!
Раствори окошечко, посмотри немножечко!
Что у тебя в доме деется?
Ну и песня, мать ити! Чистый фольклор.
Тьфу!
Раствори окошечко, посмотри немножечко…
Вообще-то, к песням Михаил с детства был равнодушен, как и к музыке. Любил, правда, иногда послушать под настроение что-нибудь рок-клубовское старинное питерское – «Аквариум» там, «Телевизор», «Игры»… но не фанат, нет. Отнюдь не фанат. В отрочестве, правда, да – хаживал по рок-фестивалям, ну, тогда многие хаживали – время такое было.
Так, с песнями-то, дошли и до знакомой поляны. Михаил глянул на часы и – в который раз уже сегодня – раздраженно выругался: разбились! Что ж, не мудрено, в этакой-то сече. Вокруг зудели комары, квакали лягушки, и каркали… нет, не вороны…
– Ты не каркай, ворон черный, – негромко произнес тот самый парнишка, что шагал весь путь впереди.
– Сам ты ворон, – усмехнулся Миша. – А это – коростель!
– То верно, – согласился Сбыслав. – Так и болото тут кличут – коростелиное. Пелгусий сказывал.
Судя по небу светлому, но какому-то вроде бы как серебристо-туманному, было уже часов одиннадцать, а то и полночь. На реке, в камышах, крякали утки, какие-то мужички в посконных рубахах ходили по всей поляне, деловито собирая оружие. Оружие… Как бы автомат не нашли, ухари!
– Я сейчас! – быстро свернув с поляны, Михаил громко позвал: – Сашка! Эй, Сашка!
От ближайшего костра дружелюбно поинтересовались:
– Кого ищешь, мил человеце?
– Да дружков… Вы, кстати, их тут не видели? Да, тут и вермахтовцы должны тусоваться… с ними Веселый Ганс – может, про него слыхали? Нет? Не видали?
– Не сыщешь ты посейчас своих, друже. Утром ужо. Инда сейчас садись с нами. Поснидай ушицы. Ушица знатная.
– Ушицы, говорите? – Миша вот только сейчас ощутил вдруг жуткий, прямо-таки волчий голод. Ну, еще бы… что он сегодня ел-то? Не ел – так, закусывал.
– А и не откажусь! Ложка у вас, чай, отыщется?
– Сыщется, мил человек. Свою-то что, на поле брани оставил?
– Там…
– Садись, садись, друже. Кольчужку-от снимай, меч… на тебе ложку.
Ну и ложку дали – деревянную! А ушица ничего – и впрямь знатная, жаль только, что без картошки, да и соли маловато. Зато жирная, из рыбьих голов! Ух, завтра поутру не уха – холодец будет.
К такой-то ушице да еще бы водочки!
– Тебя как зовут-то, мил человек?
– Михаил, Миша…
– Откель будешь?
– Питерский…
– Откель, откель?
– Да что ты, Парфен, пристал к человеку? Лучше бы бражкой угостил.
– И то дело… – Парфен – любопытствующий бородатый мужик в синей длинной поддеве – взял из травы плетеную флягу. – Не побрезгуй, Мисаил, с нами… Извиняй, не рейнское – то давно уж выкушали. Ну, за победу!
– За победу! – улыбнувшись, Миша хлебнул ароматной бражки… Потом еще одна фляжка явилась. И еще… а потом уж и целый жбан. Запасливые оказались дружинники. А, может, то трофеи были?
Заночевал Михаил тут же, в шалаше, у костра. Просто вырубился и не слышал уже больше ни песен, ни радостного смеха, ни коростелиных глухих трелей. Спал крепко, без сновидений, а утром проснулся от резкого звука трубы.
Глава 4
Лето. Ижорская земля
Раба
Если сам факт наличия рабовладения в Древнерусском государстве не вызывает сомнений ни у кого из историков, то вопрос о степени распространения рабства породил разнообразные мнения и споры.
Социально-экономические отношения и классовая борьба на Руси IX–XII вв.
Хорошие были ладьи, красивые. И слажены этак хватко, с умом – ну, в точности, как средневековые. Мощные весла, борта-насады, вздыбленные лошадьми носы, мачты с полотняными парусами. Ветер, правда, не был попутным – на веслах и шли.
Михаил и сам не знал, зачем он сел в ладью вместе со всеми? Сбыслав позвал? Ну разве что… Миша все ж таки чувствовал симпатию к этому веселому кудрявому парню, хоть тот и не отвечал на многие его вопросы – отшучивался, молол всякую чушь или вообще молчал. Почему так? Не хотел? Или не знал ответов?
У Михаила почему-то возникло такое чувство, что сам, один, он из этих диких мест ни за что не выберется. Да уж… «Дикие места»… Это под Питером-то! Предчувствие чего-то невероятного, невероятно нехорошего, уже не раз и не два терзало его душу, но молодой человек все эти мысли гнал – не может такого быть! Потому что не может быть никогда. Ну, рано или поздно, кончится вот этот вот путь, вот сейчас, за излучиной, покажется Кировск, пристань с облупленными суденышками, мост, танки на берегу, у диорамы. Чего-то не видать ни того, ни другого, ни третьего… Рано еще? Выплыли-то не сразу с утра, к обеду ближе, как сказал Парфен – «в седьмом часу дня», что в переводе с древнерусского – полдень. И плыли уже… А черт его знает, сколько плыли? Может, часа четыре уже, а может, и больше.