Еще немного порассуждав на темы гладиаторской чести, римлянин, видимо, устал разговаривать и, отойдя в тень навеса, велел продолжать бой. Теперь уже, разбившись на пары, сражались все новички. Часть из них были ретиариями, часть «фракийцами» – подвижными, но хорошо вооруженными, с маленькими квадратными щитами, и лишь несколько человек, как и Рысь, являлись секуторами. Пара секутор – ретиарий давно уже вошла в моду, и внимательно следивший за вкусами публики ланиста не собирался экспериментировать. Тем не менее в ходе учебного поединка пары менялись, нередкими были и схватки гладиаторов одной категории, что в реальном бою в общем-то не приветствовалось – не тот интерес. Правда, это не касалось особо популярных бойцов – были в школе и такие, жившие в сравнительной роскоши, однако новички пока с ними не сталкивались. Зачем, если большинство молодых все равно погибнет в первой же схватке? Ну, и не жалко, не так уж и много в них вложено! Зато выжившими можно будет заняться более серьезно, постоянно совершенствуя мастерство. Как сказал как-то в порыве откровенности римлянин Плавт:
   – Помните, парни, вы сражаетесь не для себя, а для зрителей. Каждый ваш удар не обязательно должен быть смертелен, но красив – всегда!
   А научиться красоте боя было ох как непросто.
   Солнце уже стояло в зените, было жарко, и разбившиеся на пары гладиаторы обливались потом. Хорошо было ретиариям, а вот секуторам – куда хуже. Рысь чувствовал, как раскалились шлем и доспехи, а бронзовый край щита при каждом случайном прикосновении обжигал кожу.
   Надсмотрщики с тренерами укрылись в тени, лишь чернобородый эпирец Эней наблюдал за схваткой, разрешив в конце концов небольшой перерыв, за время которого новички должны были успеть выпить воды и выхлебать по миске полбы, а затем и сменить вооружение. Теперь – слава богам! – все были обнажены, не осталось ни ретиариев, ни «фракийцев», ни секуторов – каждому выдали длинную палку и хлыст, выстроили в шеренгу. На арену, ухмыляясь, вышли… не то чтобы настоящие гладиаторы, так, мелочевка, но и те уже имели по одному, а то и по два выхода на арену, не новички. В их числе Рысь увидел и своих соседей – Автебиуса с Савусом. Автебиус, проходя, что-то сказал Энею, тот кивнул и, обернувшись, подозвал к себе Рысь, после чего обратился ко всем остальным:
   – Не думайте, что вы начнете сражаться как истинные гладиаторы, вы еще не заслужили такой чести, чтобы на вас рвались смотреть. Будете биться утром, разогревая зрителей, – это не так опасно, как муторно. Палки, хлысты, кинжалы… Кто знает, может быть, кто-то из вас прельстится ролью шутов-пенгиариев и будет веселить зрителей потешными боями и сценками? Что ж, шуты тоже нужны для забавы публики, только знайте: их бои тоже довольно часто заканчиваются смертью. Впрочем, она никого из вас не минует.
   Закончив выступление на столь грустной ноте, эпирец кивнул Савусу. Мускулистый кимвр, явно гордясь собой, вышел на середину арены, держа в руках палку и хлыст.
   – Запоминайте удары, – напомнил Эней. – Кимвр покажет вам, как их следует наносить.
   Нехорошо улыбаясь, Савус взглянул на Рысь – тот напряженно стоял, сжимая в руке палку.
   – Ты не должен сейчас уклоняться и бегать, – предупредил Рысь Эней. – Стой на месте и не двигайся, можешь лишь отбивать удары палкой, если у тебя – хе-хе – это получится. Начинай, кимвр!
   Савус вразвалочку подошел к Рыси, переглянувшись с эпирцем, положил на землю хлыст и, повертев в руках палку, с выпадом нанес удар. Рысь оказался молодцом, не пропустил, парировал вовремя, хоть выпад и был подобен удару молнии – трудно было ждать такого от грузного с виду кимвра. Палка в его мускулистых руках порхала, словно бабочка, Рысь едва успевал отбивать удары, и то несколько уже пропустил и чувствовал, как почти онемела правая рука. А Савус ухмылялся…
   – Достаточно, – крикнул Эней.
   Савус кивнул и, положив палку, поднял с земли хлыст. Раскрутил над головой со свистом… Рысь даже не понял, каким образом конец хлыста ожег ему плечи. Удары следовали один за одним, и палка тут уже не помогала. Рысь уклонялся, как мог, не сходя с места, пока эпирец не прекратил экзекуцию повелительным жестом.
   – Видели? – Он обвел глазами новичков. – Вот так и действуйте. Кимвр с галлом научат вас ударам…
   Пары остались те же, видно, Энею лень было сейчас их менять – уж больно жарко. Тем не менее сам он и его помощники следили за схватками вполне добросовестно, в случае нужды подгоняя нерадивых бичами. Приходилось биться на полном серьезе, хотя, казалось, и не было уже никаких сил.
   Пока не прибегая к бичам, Рысь и Тирак оттачивали мастерство боя на палках. Сначала, как и велел Эней, действовали по очереди – один нападал, другой защищался, потом менялись. Удар – отбив, удар – отскок, удар – уклонение. Затем – опять отбив… Вдруг мощный удар хлыста рассек спину Рыси. Задохнувшись от боли, тот оглянулся – и никого не увидел, лишь сражающиеся пары. Пожав плечами, Рысь повернулся к сопернику – тот ждал, – поднял палку. И снова удар!
   – Кимвр! – подойдя ближе, шепнул Тирак, опасливо оглядываясь на эпирца.
   Рысь кивнул. Понял. И в самом деле, Савус, якобы наблюдая за боем соседней пары, время от времени поворачивался, улучив момент, и исподтишка наносил удар Рыси. А вот еще один удар! Только теперь уже не хлыст – палка! Автебиус! Ублюдочный галл! Нет, не зря он тоже подобрался ближе. Рысь не успевал – нужно было драться с соперником и не забывать о врагах. Да-да, о врагах – именно так он теперь воспринимал своих соседей. А те откровенно забавлялись, пользуясь тем, что эпирец отошел под навес. Вот еще один удар, еще… Не выдержав, Рысь пригнулся и, отпрыгнув в сторону, с разворота ткнул палкой галла в живот. Тот не ожидал, присел, выпучив глаза и хватая воздух, как рыба. А вот теперь хорошенько треснуть его по башке, так, чтобы зенки вылетели и впредь было неповадно!
   Уклонившись от хлыста Савуса, Рысь размахнулся…
   – Стоять! – Его оружие было жестко перехвачено разгневанным эпирцем. – Кто разрешил прекратить схватку в паре? Обоим – анту и иллирийцу – по десять ударов плетей!
   – Мне-то за что? – обиженно надул губы Тирак.
   – Иллирийцу – двадцать ударов, – холодно закончил Эней. – Еще у кого-то есть вопросы?
 
   Их наказывали при всех, тут же, на арене, разложив на узких козлах. Палач – здоровенный детина – бил от души, не стесняясь, однако стоявший рядом с ним ланиста пристально наблюдал, чтобы тот не вошел в раж. Наказывать новичков нужно, как же без этого? Но калечить – нет, пусть калечатся на арене.
   – Три, четыре, пять… – стиснув губы, считал про себя Рысь, чувствуя на себе яростные взгляды иллирийца. Если Рыси после десятка ударов казалось, будто со спины содрали кожу, то можно представить, что ощущал Тирак.
   Закончив экзекуцию, наказанных облили водой. Был уже вечер, и в светло-синем, быстро темнеющем небе загорались первые звезды. Придя в свою каморку, Рысь, не обращая внимания на соседей, повалился животом на ложе. Спина горела. Снаружи вдруг послышался лязг – запертый было засов снова отодвинулся.
   – Ну, где тут наш больной? – заходя в каморку, ехидно осведомился худой горбоносый старик – школьный лекарь Эвбений, грек. Сопровождающий его охранник нес ярко горящий факел.
   Рысь попытался сесть, но грек придержал его рукой:
   – Лежи.
   Юноша вытянулся на ложе, чувствуя, как растекается по горящей спине приятная прохлада какого-то снадобья.
   – Это сок подорожника и еще кое-какие травы, – охотно пояснил лекарь. – К утру ты не будешь чувствовать боли, Аргус, наш палач, знает, как нужно бить.
   Посмеявшись, лекарь ушел. Снова лязгнул засов, и в каморке наступил тишина, прерываемая лишь храпением кимвра. Галл Автебиус спал бесшумно. Рыси очень хотелось набить им морды – если б мог, набил бы, даже невзирая на последующее наказание. Впрочем, возможно, они на это и рассчитывали? Слишком уж громко и вызывающе храпел кимвр. Наверняка оба ждали, когда Рысь набросится на кого-нибудь, чтобы заорать, позвать охрану, – и Рысь получил бы назавтра очередную партию плетей, а может, что и похуже. Зря, зря он сорвался сегодня, на радость врагам-соседям. Нужно было не поддаваться на провокации, проявлять спокойствие и силу духа… увы, обычно не свойственные подростку в неполные шестнадцать лет. Впрочем, Рысь быстро учился, тем более на своих ошибках. Получил плетей – поделом! В следующий раз будешь хитрее. Единственно, кого было жалко, так это иллирийца Тирака – уж он-то был во всей этой истории совсем ни при чем.
 
   Утром Рысь попытался заговорить с иллирийцем – тот прошел мимо, лишь бросив на напарника полный ненависти взгляд. Рысь передернул плечами и вздохнул – ну вот, нажил себе еще одного врага. Жаль, что им оказался Тирак, к которому Ант не испытывал неприязни и, пожалуй, даже симпатизировал ретиарию.
   И снова начинался день, полный звона оружия, окриков тренеров-рудиариев, жары и боли. Лекарь не обманул: Рысь почти не чувствовал боли, лишь ловил на себе злобно-торжествующие ухмылки соседей, а с иллирийцем старался не встречаться взглядом. Да и некогда было.
   На этот раз имитировали групповой бой – ланиста и рудиарии добивались, чтобы все было красиво, чтобы неопытные новички не заслоняли друг друга от взглядов с трибун, не сбивались в кучу. Не раз и не два тренеры гоняли бойцов по арене, не раз и не два свистели плети. Гладиаторы всё сносили молча – за пререкания уже корчился у позорного столба молодой фракиец. Беспощадно палящее солнце, жалящие мухи и презрение товарищей – вот что досталось ему за стычку с рудиарием.
   Невольно каждый из новичков оглядывался на столб. Кто-то отводил глаза, кто-то усмехался, кто-то старался поскорей прошмыгнуть мимо. Впрочем, особо таращить глаза времени не было: бесконечные изматывающие тренировки – удел не только новичков-«деревях», но и всех прочих гладиаторов. Хочешь остаться в живых – тренируйся, иного пути нет.
   Незаметно пришел вечер, навалился тяжестью враз потемневшего неба с блестящими искорками звезд и узким полумесяцем цвета красной меди. Полумесяц чем-то напомнил Рыси кривой кинжал. Нехорошее было сравнение.
   На этот раз он оказался в каморке первым, соседи задержались, Рысь даже краем глаза увидел, как Автебиус о чем-то шепчется с одним из рудиариев – костистым пустоглазым стариком. Что ж, их дела…
   Рысь улегся на бок, стараясь держать в поле зрения дверь. Вот послышались шаги: тяжелые – кимвра, чуть полегче – Автебиуса… И еще чьи-то. Целый отряд!
   Юноша приподнялся на ложе, когда в каморку вдруг ворвались – да, да, буквально ворвались – воины стражи. Накинулись на парня, скрутили, выволокли во двор…
   – Ты сегодня был непочтителен с рудиариями, – посмотрев на Рысь, негромко поведал Эней, эпирец. – И гнусно отзывался о ланисте, что подтверждают трое свидетелей.
   – Трое? – Рысь лишь хлопнул глазами. Ну, двое – понятно кто, а третий? Неужели Тирак?
   – За твой непотребный язык ты, ант, будешь привязан к позорному столбу на сутки, – невозмутимо продолжил Эней. – Пусть это послужит тебе хорошим уроком на будущее.
   На какое такое будущее? – хотелось крикнуть Рыси. Какое такое будущее существует для новичка-гладиатора, не имеющего ни опыта, ни зрительских симпатий? Погибнуть с честью – да, вряд ли что большее.
   Грубые веревки впились в запястья, спина прижалась к гладкой поверхности столба позора, уже отполированной многими несчастными и до Рыси. Когда вязали, юноша напрягся, как мог, – вспомнил уроки отца, а теперь вот расслабил мускулы, чтобы не затекли руки. Высвободиться, правда, не удалось – вязавшие свое дело знали. Да и для чего было освобождаться? Вся территория школы охранялась не просто хорошо, а очень хорошо – ланиста был хитер и предусмотрителен, иначе он не стал бы ланистой. Высокая – в три человеческих роста – ограда, не перепрыгнешь, запертые двери казармы, факелы, башни, охранники, в углу двора – карцер из дикого камня. Там вот еще Рысь не бывал, что ж, будет еще время, похоже, к тому все и идет.
   – Стоишь?
   Рысь скосил глаза – один из стражников, явно нарушая инструкцию, уселся рядом на землю, скрестив под собой ноги. Бросил что-то в рот, пожевал. С виду обычный стражник, не очень-то молод, но и не пожилой, лет тридцати или чуть больше, в римском панцире из железных пластин, с мечом у пояса. Копье и шлем страж положил рядом на землю. Странный тип… И наглый – похоже, не очень-то он боится начальства. Интересно, что ему надо?
   – Вот что бывает, когда лезешь на рожон, – отхлебнув из фляжки, наставительно произнес стражник. О, боги! Да он, кажется, пьян. Рысь, конечно, и раньше знал, что галлы склонны к пьянству, но ведь не до такой же степени, чтоб вот так вот, на службе.
   – Что смотришь, думаешь, пьян? – страж засмеялся.
   Круглоголовый, с рыжеватой бородкой, он был небрежно – лестницей – подстрижен по римской моде, вернее, по тому образцу, что здесь, в отдаленной провинции, считался римским.
   – Ну и пьян? И что? – Воин пошатнулся – это сидя-то! – и чуть было не упал назад, да удержался, подставив руку. Снова отхлебнул и, икнув, громко поведал, что все кругом – подлые и гнусные свиньи, в чем Рысь, конечно же, был с ним полностью согласен.
   – Поговорить не хотят, собаки, – страж с презрением кивнул на караульное помещение, расположенное рядом с воротами. – Боятся! И правильно делают, что боятся!
   – А ты, я вижу, смел? – усмехнулся юноша.
   – Смел, – кивнул головой воин. – Смел, потому что меня зовут – Аманд Климентий.
   – А, так ты родич ланисте, хозяину…
   – Именно так, парень! Бовис – мой старший братец. Гад, каких мало… Но котелок у него варит! Из вольноотпущенников – в хозяева гладиаторской школы, и не где-нибудь, а в Ротомагусе… который, правда, кое-кто считает замшелой провинцией, но это уже… уже…
   Аманд наконец упал-таки на спину и тут же захрапел. Проходивший мимо страж осторожно переступил через него как ни в чем не бывало. Понятно, кто ж хочет связываться с беспутным родичем хозяина? Жаль, тот уснул. Скучно теперь. Да и вообще – мало ли, что он мог поведать? Пренебрегать таким случаем явно не стоило.
   – Эй, – тихонько позвал юноша. – Ты там что, спишь?
   – И вовсе не сплю. – Аманд открыл глаза. – Думаю.
   – О чем же?
   – О том, как несправедлива жизнь!
   – Надо же! – удивился Рысь. – Тебе ли об этом думать?
   – Ты никогда не поймешь этого, раб, – высокомерно отозвался стражник. – Хотя твое положение куда как лучше какого-нибудь деревенского серва.
   – Чем же это оно лучше? – юноша заинтересовался: как-никак, он и сам не так давно был сельскохозяйственным рабом-сервом в поместье всадника Галлия Флора. Всадник – как хорошо знал с тех пор Рысь – это такой римский титул, обозначающий принадлежность к высшей знати. Ну, не к такой высшей, как, скажем, сенаторы, но все же… Всадник – это вам не какой-нибудь там вольноотпущенник типа выжиги-ланисты.
   – Чем лучше, спрашиваешь? – Родич хозяина, как видно, обожал поговорить, и все равно с кем, лишь бы слушали. – А тем, что гладиатор – пусть это занятие и презираемое, как и любой другой труд, – все же не простой раб. Каждый новичок-«деревяшка», если соизволят боги, с течением времени может превратиться в кумира толпы! Ты только представь себе – почести, богатство и слава! Да, да, известные гладиаторы – весьма состоятельные люди. Каждое твое появление на арене будет сопровождаться восторженным ревом и девичьим визгом, каждая красотка будет мечтать отдаться тебе, мальчишки будут бегать за тобой по пятам, богатые матроны – платить за одну только ночь с тобой огромные деньги. За каждый выигранный бой ты получишь пальмовую ветвь и изрядное количество сестерциев, а в случае проигрыша от гибели тебя спасут поклонники – организаторам боев нет никакого смысла расстраивать их твоей смертью. Слава, богатство, женщины – все это стоит риска. Недаром даже свободные римляне иногда отказываются от прав гражданина и добровольно идут в гладиаторские школы, как сделал когда-то Плавт и до сих пор о том не пожалел. Кем бы он был в Риме? Несчастный выскочка-плебей, бедный, одинокий изгой. Снимал бы какую-нибудь гнусную комнатуху на последнем этаже доходного дома, под самой крышей, деля ложе со старой куртизанкой, – и то если повезет. Толкался бы на бесплатных раздачах хлеба да в толпе такой же мрази громко требовал зрелищ.
   – Он мог изучить какое-нибудь ремесло и тем заработать на приличную жизнь, – осторожно заметил Рысь, чем вызвал жуткий хохот собеседника.
   – Ремесло?! Да ты хоть понимаешь, что говоришь, парень? Физический труд позорен для римского гражданина! Исключение – лишь труд на земле. Запомни: ни один гражданин Рима никогда не работал, не работает и никогда не будет работать, лучше умрет с голоду! Труд – презираемое дело, удел рабов, вольноотпущенников и колонов. А ты говоришь… К тому же гладиаторы получают такие навыки боя, которые потом весьма пригодятся им, ну, если повезет, конечно. Многие удачно устраиваются охранниками к какому-нибудь богатею-нобилю.
   Рысь, недоверчиво хлопнув глазами, заметил, что воинские навыки, наверное, лучше сформированы у бывших воинов-легионеров, ведь гладиаторы дерутся хоть и всерьез, но на потеху толпы.
   – Не говори мне про легионеров, – презрительно отмахнулся Аманд. – Они могут сражаться только в строю – когортами, центуриями. Строй – сила легиона и слабость. Каждый отдельно взятый воин хоть и обучен индивидуальному бою, но все же не так, как гладиатор. Да и не следует забывать – гладиатор – пария, презренный раб, а потому – и телохранитель, и – тсс! – наемный убийца из него куда лучше, чем из законопослушного легионера. Потому-то и ценятся гладиаторы понимающими людьми, а уж ты мне поверь, таких немало. Ого… – Стражник вдруг поднялся на ноги. – Кажется, светает. Пойду, скоро смена… Виси. И рад бы тебе помочь, да не могу. Впрочем, ты, кажется, сильный, не сдохнешь от солнца.
   Цинично улыбнувшись, Аманд махнул на прощанье рукой и, пошатываясь, направился к воротам. Рысь поднял глаза – и в самом деле светало…
   Он проторчал у позорного столба целый день, обливаясь потом, чувствуя укусы облепивших почти все тело мух. Солнце палило нещадно, словно поставило себе цель убить Рысь, который к вечеру поник головой и уже не ощущал ни жары, ни боли. И мыслей в голове не было – никаких. Одна пустота. Юноша даже не почувствовал, как его отвязали, потащили в каморку, и пришел в себя лишь на узком ложе… снова от топота калиг стражи и дрожащего света факелов. Кто-то о чем-то спрашивал его, кажется, сам ланиста. Рысь лишь очумело мотал головой, ни во что не вникая. Пинком его подняли на ноги, один из рудиариев заглянул под ложе… и с торжествующей улыбкой вытащил оттуда обломок меча!
   – Вы были правы, ребята! – Ланиста обернулся к кимвру и галлу. – А ты, – сжимая обломок в ладони, он перевел на Рысь враз помрачневший взгляд: – ты проведешь ночь в карцере, а утром будешь подвергнут жестокой казни. Взять его!

Глава 2
Май 224 г. Ротомагус
Лето 223 г. Окрестности Августодурума
Красные ветви

   Я, Лициний, ушел воспламененный
   Обаяньем твоим и остроумьем.
Гай Валерий Катулл. К другу Лицинию

   Как умереть? За что – теперь, похоже, дело десятое. Понятно, что оболгали, да кому нужно разбираться? Ясно, что никому. А казнить строптивого новичка в назиданье другим – почему бы и нет? Это ведь не известный гладиатор, приносящий ланисте солидный доход. Что ж – все когда-нибудь умирают… Рысь не боялся смерти, опасался другого – умереть рабом, низшим, лишенным всяких прав существом. Это было нехорошо – так умирать. Значит, нужно срочно что-то придумать. Что? Побег? Вряд ли… Из школы-то не убежишь, как когда-то с виллы, а тем более отсюда, из карцера – узкого каменного мешка, сейчас, ночью, погруженного в полную тьму. Хотя нет. Рысь присмотрелся: сквозь маленькое оконце под самой крышей виднелись звезды. Юноша приподнялся – нет, не пролезть, слишком уж узко, к тому же забрано частой решеткой. Да и руки скованы за спиной прочной железной цепью, и не лень же было будить кузнеца. О, боги – Семаргл, Световит, Велес! Помогите предстать перед вами не жалким рабом, а воином! Больше ничего и не нужно, пусть смерть, но смерть достойная, а не жалкая. Рысь знал, что строптивых рабов римляне обычно распинают на кресте, и те медленно умирают там в муках. Не очень-то хотелось такой гибели. Значит, нужно сделать так, чтоб умереть сразу. Как только утром придут за ним, броситься на самого главного – хорошо бы пришел ланиста! – сдавить цепью шею… Если повезет, можно и его прихватить с собой на поля смерти. Если повезет… И если помогут боги. Но боги – Семаргл, Световит, Велес-Ящер и прочие – нуждаются в жертве и ничего не делают просто так. Белый петух, голова кабана или свежее сердце оленя… Сжечь на жертвеннике, перед священным дубом, как делали жрецы, тогда, понятно, боги помогут, а так… Пустая затея – их о чем-то просить, ничем предварительно не умилостивив. Ну нет сейчас у Рыси ни белого петуха, ни кабаньей головы, ни сердца оленя. Зато есть собственная кровь! А боги очень любят человечинку.
   Рыси вдруг вспомнились капище в священной роще, на высоком холме у Нево – озера-моря, жрецы в белых одеждах, дым жертвенных костров, и Ледука – красивая молодая дева с распущенными по плечам волосами и в венке из ромашек. Дочь старейшины Удама. Плохие времена тогда были – надо бы сеять, а шли дожди, потом наступило лето, но тепло не приходило, дули холодные ветра, дичь в лесах подалась к югу. Все запасы – а их немного уже оставалось – быстро закончились, наступил голод, жуткий и беспросветный. Умирали старики и дети, делались слабыми охотники. Рысь и сам ходил шатаясь, бледный, исхудавший до костей и кожи. Уж чем только не пытались жрецы вернуть милость богов! Любая добытая охотниками дичь, любая рыба шла в жертву – и ничего, видно, богам было мало. Тогда главный жрец Кердай, белобородый и страшный, посмотрев в небо, сказал, что боги хотят особую жертву. Главную… И все знали какую. Выбрали самую красивую деву, к тому ж не простую – дочь старейшины красавицу Ледуку, по которой сохло немало парней. Тем приятнее будет богам, чем ценнее жертва. Гордая оттого, что своей смертью сможет спасти род, Ледука вступила на плоский серый камень-жертвенник, сбросив одежды, повернулась, нагая, красивая, ясноглазая, подняла вверх тонкие руки, улыбнулась радостно… И в этот момент подручный Кердая ударил ее ножом в горло. Девушка захрипела, хлынула кровь. Старухи-жрицы, черные, словно стая ворон, подхватили обмякшее тело, положили на жертвенник, жрец наклонился и ловко вырезал из груди сердце… еще живое, бьющееся… Боги были довольны и вернули милость: уже на следующий день рассеялись облака и в голубом небе ярко засверкало солнце. В леса вернулась дичь, а в озеро – рыба. А Ледука – все о том знали – стала одной из покровительниц рода. То, что боги в особых случаях ждут человеческой жертвы – знали все, и не только в роде Доброя, но и в иных – у свионов, лопи, эстиев…
   Да, боги любят кровь и не оставят без своего покровительства ее дарителя. Как бы только ее добыть, кровь… Ага! Рысь изогнулся и быстро прокусил кожу на коленке. Ага, вот и соленые капли. Набрав крови побольше, сплюнул в угол. Потом еще пару раз. Просил лишь одного – достойной смерти. Умилостивив богов таким образом, юноша улыбнулся и спокойно уснул в углу на старой соломе. Спал на редкость безмятежно и крепко – утром его едва разбудили.
   – Вставай, кусок мяса! – Звероподобный Лупус пнул парня ногою. – Выспишься на том свете.
   Стоявшие вокруг Лупуса воины громко захохотали. Накинулись на Рысь – огромные, как скалы, – скрутили, будто кутенка, потащили куда-то. Юноша даже опомниться не успел, как оказался в клетке, установленной на четырехколесной повозке, в которую была запряжена пара медлительных мулов. Стражники уселись сзади, и, оглянувшись на них, возница махнул кнутом. Загремев цепью, Рысь устроился поудобнее. Он уже ничего не боялся, ведь боги – Семаргл, Световит, Велес-Ящер – должны были обязательно помочь, получив достойную жертву.
   Поскрипывая плохо смазанными осями, повозка неспешно катила по узкой улочке, мощенной круглыми камнями, по обеим сторонам тянулись длинные глухие ограды, за которыми виднелись сады и высокие здания. Вот на миг блеснула синим река, широкая и привольная. Рысь уже знал: она называлась Секвона, по имени одного из племен галлов. Пустые на окраинах, улицы постепенно заполнялись народом – мастеровыми, крестьянами, зеваками. Вездесущие мальчишки вдруг окружили повозку, с любопытством посматривая на Рысь. Юноша подмигнул им, а один из воинов, лениво спрыгнув с телеги, прогнал ребятню пинками. Свернув за угол, повозка загрохотала по длинной и широкой улице, с обеих сторон уставленной статуями и устремленными в небо колоннадами. Выехали на площадь, полную народа, ошивавшегося у торговых рядов. Остро запахло рыбой, дичью, еще неизвестно чем.
   – Эй, Фрагум, кого везешь? – какой-то рыжебородый мужик в штанах из козьей шкуры – браках и в оленьей шапке приветственно помахал рукой воинам.