Никто не ворвался. И вилик целый день вел себя как обычно, а встретившийся у таблиниума Лициний, словно бы не узнавая сообщника, скользнул по его лицу равнодушным взглядом и, вдруг оглянувшись, весело подмигнул, тряхнув светлыми кудрями. Значит, вот так вот! Бежим!
Ближе к ночи Лициний вновь заглянул к Юнию-Рыси. Уже говорили не таясь, более конкретно обдумывая пути и возможности бегства. Идею Рыси насчет пути на восток Лициний отверг сразу:
– Сам подумай, что говоришь, Юний! Ты же с востока, значит, тебя и будут ловить на дороге в Ротомагус и вообще в той стороне, как и меня – на южной. У Галлия Флора много соглядатаев и тайных слуг, не забывай: он же эдил. Нам нужно всех их обмануть, поэтому мы пойдем на север, в Алауну, там сядем на корабль до Белгики, где и простимся. Я пойду на юг, в Нарбоннскую Галлию, а ты… похоже, направишься в колонию Агриппина?
– Да, – кивнул Рысь. – Думаю, мне туда. А не слишком ли долго будет делать такой крюк?
– Лучше уж пойти обходным путем, чем быть сразу же схваченным, – убежденно отозвался Лициний.
Они бежали через неделю после этого разговора, за пять дней до майских календ. Укрылись среди навоза в большой крестьянской повозке, потом, не доезжая до Августодурума, спрыгнули – возница как раз отошел к ручью напиться. Спрятавшись в кустах, переждали, пока воз отъедет, выкупались здесь же в ручье, выстирали одежду и разлеглись на траве, подставив тела яркому солнцу. Воздух был свеж, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пологие, покрытые зеленью холмы, изредка перемежавшиеся дубовыми и буковыми рощицами. Кое-где росли раскидистые корявые сосны, а взбиравшаяся по склонам холмов дорога – прямая, словно стрела, – уходила куда-то к морю, откуда изредка налетали порывы влажного соленого ветра.
– Там и в самом деле море, Лициний? – Приподнявшись, Рысь вытянул руку.
Лициний кивнул:
– Да.
Рысь вдруг напрягся, вглядываясь в участок дороги, оставшийся позади:
– Кажется, всадники… Погоня?
– Так быстро? Не может быть. – Лициний вскочил на ноги, всмотрелся и неожиданно громко рассмеялся. – Это не за нами. Смотри, они охраняют обоз. Да и вряд ли будут перекрывать эту дорогу – путь в никуда. А вот в Августодуруме – во-он, видишь стены? – так там наши приметы скоро будет знать каждый. Нам бы побыстрей его обойти.
– Так что же мы тут сидим? – удивился Рысь.
– Одежда же еще не высохла.
– Ну и что? Высохнет и на нас. – Юноша быстро натянул узкую, еще сырую тунику, чуть пахнущую навозом. Все же не удалось ее как следует отстирать. Ничего, по пути выветрится.
– Ладно, идем, – одеваясь, покладисто согласился Лициний. – Если встретится кто любопытный – мы с тобой вольноотпущенники, идем в Алауну наняться на земляные работы, там как раз строят стену.
Рысь молча кивнул, и беглецы быстро зашагали дальше. Не доходя до Августодурума, они свернули на лесную дорогу, быстро превратившуюся в узенькую тропинку, со всех сторон окруженную густыми зарослями. Солнечно-веселая липа, желтый дрок, клены вскоре сменились могучими дубами и сумрачными корявыми елями. Идти стало труднее – то и дело тропу преграждали овраги и поваленные ветром стволы.
– Ты и в самом деле знаешь, куда идти? – когда остановились немного передохнуть, спросил своего спутника Рысь.
Тот лишь ухмыльнулся:
– Конечно! Я же здесь вырос.
Ответ этот что-то не очень понравился Рыси, впрочем, он не стал ничего говорить. Подкрепившись прихваченными с виллы лепешками и вареным мясом, беглецы напились из ручья и продолжили путь. Так никто и не встретился им на пути до самой ночи, лишь где-то далеко слева вдруг залаяли псы, полаяли и перестали. А когда наступили сумерки, беглецы увидели невдалеке за деревьями ярко пылающий костер. Он горел, сухо потрескивая и рассыпая искры, прямо на тропе, и Рысь предложил обойти кустами.
– Не стоит, – отмахнулся Лициний. – Это всего-навсего пастухи-галлы. Заночуем у них в шалаше, тут слишком много волков.
В этот миг где-то совсем рядом громко залаял пес. Затрещали кусты, и Рысь поднял прихваченную по пути палку. Выскочив на тропу, собака – большой, белый, с рыжими подпалинами зверь – оскалила зубы и угрожающе зарычала.
– Стой, Карах, – закричали сзади.
Пес оглянулся, вильнув хвостом. Вышедший из лесу здоровенный детина не внушал Рыси никакого доверия: красноносый, до самых глаз заросший густой темно-каштановой бородою, одетый в браки, с перекинутой через плечо козлиной шкурой и увесистой дубиной в левой руке, он больше напоминал разбойника, нежели мирного пастуха. Впрочем, Лициний, похоже, очень даже ему обрадовался:
– Приветствую тебя, добрый человек. Не видал ли ты здесь поблизости кервезию, украшенную веточками омелы?
Рысь с удивлением оглянулся на своего спутника. Насколько он знал галльский, кервезия – шапка из оленьей шкуры. Никакой такой шапки у Лициния не было, тем более – украшенной омелой. Чего ж он тогда спрашивает? Заговаривает зубы? Или просто нашел подходящую фразу для начала беседы?
Пастух – или разбойник? – вдруг волшебным образом изменился. Придержав собаку, широко улыбнулся, словно встретил самых близких своих родичей, гостеприимно пригласил к костру.
– Идем, идем. – Лициний потянул Рысь за руку. – Тут мы перекусим и выспимся.
Пожав плечами, Рысь послушно пошел к костру – судя по всему, пока никакой опасности не было. У костра сидели еще трое галлов – все в браках, один, постарше, в козлиной шкуре, а второй, ровесник ребят, голый по пояс. Волосы того, что постарше, были зачесаны назад на манер конской гривы, на поясе его белели птичьи черепа. Странная мода.
Галлы молча пригласили гостей к костру, накормили вкусной мясной похлебкой с каким-то травами и напоили хмельным сидром. Поговорили так, ни о чем: о ценах, о видах на урожай, о погоде. Похоже, пастухи не отличались особым любопытством, да и Лициний у них ничего не выпытывал. А ведь, наверное, стоило хотя бы спросить дорогу да и вообще побольше узнать о всякого рода слухах.
– Вряд ли они что знают, – устраиваясь поудобнее в шалаше, шепнул Лициний. – Это же пастухи, серость. Живут тут с апреля и почти до самой зимы, пасут своих коз.
«Странное место для коз, – засыпая, подумал Рысь. – Лес один кругом, урочища. Где ж им тут пастись?»
Утром козопасы накормили ребят жареной дичью и, немного проводив, поклонились:
– Идите по этой тропе до самого болота, а там увидите.
«Что увидите?» – хотел было спросить Рысь, но Лициний уже потащил его прочь. Рысь все же остановился, оглянулся помахать на прощанье галлам, да те уже почти скрылись из виду. За плечами у одного из них, из-под распахнутой ветром козьей шкуры, виднелся длинный меч-спата в черных кожаных ножнах. Зачем пастуху меч?! Отбиваться от волков?
Лес неожиданно кончился, с обеих сторон потянулись луга, ручейки, пастбища, кленовые рощи. Рядом за густым кустарником журчал широкий ручей, через который был перекинут узенький мостик. Около мостика дорога раздваивалась – одна тропинка так и шла вдоль ручья, исчезая в лесу, другая, круто забирая влево, пересекала мостик и, заметно расширяясь, вела на вершину холма, где виднелись там и сям разбросанные хижины, крытые старой соломой.
Лициний остановился у мостика и почесал затылок:
– Нам, пожалуй, сюда, ведь пастух говорил: все прямо, не так ли?
– Да, так, – кивнул Рысь, и беглецы, напившись из ручья, дружно зашагали к лесу.
Могучие дубы и сосны быстро сменились ясенем, орешником, ивой и бузиной. Стало заметно сыро – под ногами зачавкала болотная жижа. Сделав еще несколько шагов, идущий впереди Лициний внезапно провалился чуть ли не по пояс! Вскрикнув, он схватился руками за траву и папоротники. Не теряя времени даром, Рысь лег на живот и постарался выдернуть парня из трясины.
Хорошо, тот погрузился неглубоко и через некоторое время все-таки выбрался на относительно сухое место. В трясине остался только щегольской башмак – не выдержав, лопнули поддерживающие его ремни.
– Так и знал, что в мастерской Арбония делают плохую обувь! – Посмотрев на голую пятку, Лициний яростно сплюнул и, с проклятьями сняв второй башмак, с размаху забросил его в трясину. Ну не идти же в одном?
– Да будет вам в помощь Везуций, юноши!
Ребята оглянулись и увидели перед собой неожиданно появившегося человека – немолодого мужчину с проседью в бороде, в длинном черном плаще поверх туники. На поясе незнакомца висел внушительных размеров кинжал, черные глаза смотрели настороженно и жестко.
– Видать, заблудились?
– Нет. – Поднявшись на ноги, Лициний вытер с лица пот, оставив на лбу жирную полосу грязи. – Я здесь не так давно потерял оленью шапку, кервезию…
– Ах кервезию…
– С веточками омелы.
– Что ж, – незнакомец серьезно кивнул. – Идите за мной, иначе утонете в трясине.
Рысь молча шагал последним. Конечно, ему очень хотелось узнать у Лициния, что за шапка такая, одно упоминание о которой делает всех встречных-поперечных добрыми и предупредительными. Поистине волшебная шапка!
Обойдя болото, путники оказались в урочище – глубокий овраг, бурелом, закрывающие небо огромные корявые дубы-великаны. Мрачное место.
Проведя ребят через болото, проводник исчез, словно провалился сквозь землю – вот только что был и нету. Бросив настороженный взгляд вокруг, Рысь приметил средь ветвей высоких деревьев быстро промелькнувшие тени. Человеческие, не звериные, тут-то глаз был наметан! Значит, провожатый был в лесу не один. Интересно, что он тут делал вместе с теми, что прятались на деревьях? Что это вообще за люди? Тоже пастухи?
– Нет, это всего лишь беглые рабы и колоны, – с усмешкой пояснил Лициний. – Такие же обездоленные, как и мы. Только они никуда не бегут, скрываются здесь.
– Так ты о них знал? – обиделся Рысь. – Почему ж не сказал раньше?
– Не думал, что они еще здесь. Ходили слухи, что до них добрались римляне. Заночуем тут. – Лициний кивнул на небольшую поляну. – Мы здесь в безопасности.
– В безопасности? – недоверчиво усмехнулся Рысь. – А эти беглые рабы не захотят нас ограбить?
– У нас есть что брать?
– Ну… сестерции, ассы…
– Брось, Юний! Это не такие большие деньги. Бывшие рабы предпочитают грабить купцов… Ты расслышал про оленью шапку? – последнюю фразу Лициний произнес на чисто галльском наречии, безо всякой примеси римских слов.
Рысь понимал галльский не очень хорошо, но понимал, набрался опыта еще на вилле, в чем, однако, сейчас не признался:
– Я ведь знаю лишь несколько фраз. А твои последние слова вообще не понял.
– Ах, так вот, – Лициний почему-то заметно успокоился и, оглядевшись, указал вперед. – Вон, охотничья хижина. Там и заночуем.
Интересная оказалась хижина. Большая, приземистая, сложенная из толстых бревен, с крепкой дубовой дверью, больше напоминавшая какой-нибудь амбар или… эргастул – тюрьму для непокорных рабов! И оконца такие же маленькие, под самой крышей, узкие, не пролезешь.
– Зайдем? – Отворив тяжелую дверь, Лициний застыл на пороге.
Рысь кивнул, готовый к… сам еще не понимая до конца, к чему. Однако вся его интуиция, весь инстинкт охотника и сына варварского вождя словно бы кричали: опасность! А ведь Лициний явно заманивает его в хижину! Вон как ласково улыбается, заходи, мол, увидишь, как тут здорово. Внутри и в самом деле оказалось неплохо: стол, очаг, сложенный из круглых камней и застланные сухой желтой соломой лавки-ложа. На одной из лавок был расстелен широкий козий плащ. Так и хотелось лечь, вытянуться. Рысь осмотрелся вокруг: не так далеко, за деревьями, что-то блестело. Озеро?
– Спать будем потом. – Он улыбнулся. – Сначала бы выкупаться.
– Выкупаться?
– Да, я заметил там, за деревьями, озеро.
– Озеро… – эхом повторил Лициний и с видимой неохотой кивнул: – Ну да, конечно. Идем.
– Погоди…
Рысь пристроился к углу дома, якобы справить малую нужду, едва не споткнувшись о прислоненную к стене крепкую палку. Улучил момент, когда Лициний уже отошел, быстро осмотрел дверь.
Крепка, надежна… А что это за выбоина – ручка? Не похоже… Юноша оглянулся… Ага! Если захлопнуть дверь и подпереть ее палкой, вставив один конец в выбоину, а другой воткнув в землю, то из хижины без посторонней помощи не выберешься ни за что! Странные приспособления для охотничьей хижины! Ладно…
В два прыжка Рысь догнал медленно идущего по тропинке Лициния, хлопнул по плечу:
– Ух, сейчас выкупаемся! Смоем грязь – хорошо.
– Да, – со вздохом согласился парень. – Только вот вода холодноватая.
– Ничего, в ручье холодней была. Ты куда, ведь прямо ближе!
– А там не пройти – трясина, я уже проверял. Давай обойдем лучше.
Рысь пожал плечами:
– Обойдем так обойдем.
Он посмотрел вперед и вдруг замер. Там на берегу кто-то стоял! Огромный, рогатый, в три человеческих роста… Идол! А ветви окружавших его деревьев были измазаны красным.
– Что ты там увидел? – Лициний подозрительно прищурился.
– Лес… – тихо промолвил Рысь. – Он почему-то красный.
– Да где красный-то? – возмутился Лициний. – Кажется тебе все, вот что… К тому же – закат.
И правда, клонящееся к закату солнце окрашивало вершины деревьев алым цветом крови. Красивый был закат, красивый… и страшный, уж слишком кровавый.
Искупавшись, Рысь натянул тунику и быстро пошел к хижине, так что чуть поотставший Лициний едва поспевал за ним, что-то приговаривая на ходу. А Рысь думал. Ситуация ему все больше не нравилась. Эти лжепастухи, мужик у болота… Они явно что-то охраняли. Путь? К чему, к идолу? А может, он напрасно сгустил краски – здесь всего лишь логовище беглых рабов? Очень может быть. Может быть, что и напрасно, а вдруг нет? Что же делать? Запереть самого Лициния? А если все не так? Он ведь потом обидится, а в другом случае поднимет шум – не явятся ли тогда сюда те, от болота? Нет, надо придумать что-нибудь похитрее… Что-то совсем простое… Что?
Рысь вдруг осенило. Снова зайдя за угол, он схватил палку и незаметно от своего спутника отбросил ее к кустам, так, чтобы можно было найти, если хорошо поискать.
Зайдя в хижину, оба уселись на лавки, доедая оставшиеся лепешки. Заметив стоявший в углу котелок с водой, напились.
– Вот теперь можно и поспать. – Потянувшись, Рысь улегся на лавку, накрывшись козьей шкурой. Сквозь прищуренные ресницы он внимательно наблюдал за своим спутником.
Тот не ложился, походил немного, взял котелок, обернулся:
– Пойду за водой к озеру. Вдруг ночью захочется пить?
– Иди, – смачно зевнул Рысь. – Только меня не буди потом, хорошо?
– Хорошо, Юний, не буду! – С довольной усмешкой Лициний прихватил с собой пустой котелок и вышел наружу.
Рысь тут же вскочил и, прислушиваясь к удаляющимся шагам, – а поищи, поищи палку, найдешь, но ведь далеко не сразу, – собрал в кучу всю разбросанную по лавке солому. Оторвал от туники рукав, набил соломой, аккуратно прикрыл все козьим плащом так, чтобы торчал кусок туники. Ну вот. В темноте должно сойти, если не подходить ближе. А зачем ему подходить?
Осторожно приоткрыв дверь, юноша бесшумно выскользнул из хижины и затаился за деревьями, напряженно вглядываясь в быстро густевшую полутьму. Ага, вот из кустов показался Лициний… с палкой в руках! Заглянув в хижину, что-то спросил, видимо, спит ли Юний, естественно, не дождался ответа и, осторожно прикрыв дверь, аккуратно подпер ее найденной палкой. Прятавшийся в темноте Рысь нехорошо усмехнулся: вот гад! Что ж, теперь нужно побыстрее смываться отсюда, все равно куда. Не теряя времени, юноша быстро пошел по тропе и уже возблагодарил было богов, за то что дали выбраться, как вдруг…
– Куда так спешим? – грубо спросили по-галльски.
– Ищу кервезию с веточками омелы, – на том же языке отозвался Рысь.
– А что, друид еще не пришел?
– Н-нет.
– А мы думали, сегодня начнется… Что ж, подождем. Будь осторожнее, друг! Иди вдоль ручья, а у загона повернешь налево. Тебе ведь в Августодурум?
– Ну да.
– Удачи… Слава Цернунну!
– Слава. Да охранит ваши пути Везуций.
Пожелавший удачи галл – молодой мужчина с рыжеватой бородкой и заплетенными в две падающие на грудь косички волосами – почему-то запомнился беглецу. Может быть, потому, что все прошло так удачно?
Выбравшись на дорогу к Августодуруму, Рысь так и не увидел, чем все закончилось там, у хижины. Узнал он о том лишь позднее, и то по слухам, распространяемыми «жаворонками» – воинами галльского легиона. Узнал и передернулся – выходит, он все же оказался прав.
Примерно в середине ночи к прятавшейся в глубине дубовой рощи хижине подошло несколько человек, среди них жилистый коренастый старик с длинной седой бородой, с тяжелым посохом в руке и золотым ожерельем на шее. Старик, похоже, был главным, ибо, подойдя ближе, разбудил пинком прикорнувшего у захлопнутой двери Лициния. Вспыхнули факелы.
– О, мой друид! – проснувшись, приветствовал тот. – Птичка уже в клетке.
– Он и в самом деле сын вождя? – сипло поинтересовался кто-то. – Не выйдет ли так, что мы принесем в жертву раба?
– Нет, – Лициний обиженно помотал головой. – Я несколько раз спрашивал вилика. – Убрав палку, он распахнул дверь. – Эй, Юний, вставай! Пора уже… Ну и сон у этого парня! Ничего, сейчас я его разбужу.
Вбежав в хижину, Лициний не показывался некоторое время, а когда вышел наружу, губы его дрожали, а лицо было белее меловых скал.
– Там… там…
Друид, оттолкнув его, вошел в хижину.
– Птичка улетела, – вернувшись, с усмешкой произнес он. – И ты, Лициний, теперь сыграешь роль беглого. Негоже оставлять Цернунна без жертвы!
– Негоже, – хором повторили все.
Все, кроме Лициния. Тот, повалясь на колени, плакал:
– Нет! Нет. Не надо! Не делайте этого… я еще пригожусь.
– Ты теперь пригодишься Цернунну, – благостно улыбаясь, друид кивнул остальным. – Берите его, хватит стоять без дела.
На рассвете, едва первые лучи солнца окрасили вершины деревьев, отрубленная серповидным мечом голова Лициния скатилась к ногам рогатого бога, а кровь и внутренности украсили ветви деревьев. Черных деревьев священной рощи секвонов.
Рысь этого, естественно, не увидел. Зато услышал, прикованный за ногу в караульном помещении «жаворонков».
– И вот, – заканчивал рассказ один из легионеров, с обветренным лицом и длинными седыми усами, – мы явились слишком уж поздно: жрецы уже успели принести в жертву красивого кудрявого парня.
– Да, не повезло бедняге.
– Не зря императоры запретили эту кровавую веру!
– И правильно сделали, – неожиданно вырвалось у Рыси. – А что, так никого из жрецов и не поймали?
– Как видишь, нет. Не доставили такой радости эдилу Галлию Флору. – Воин вдруг расхохотался. – Зато поймали его беглого раба.
Тут уж захохотали все. Рысь презрительно отвернулся, кляня себя последними словами: это ж надо, так глупо попасться – решил спросить дорогу в попавшейся по пути деревне… Спросил…
– Не кори себя, парень, – неожиданно утешил пленника седоусый. – Мы – местные и знаем тут все дорожки. Ни один пленный еще ни разу от нас не убегал, так что ты не первый и не последний.
– Все равно обидно, – со вздохом признался юноша.
Легионер снова засмеялся:
– Обидно будет, когда твой хозяин Авл Галлий Флор прикажет тебя распять, а он наверняка так и сделает. Впрочем, я видел здесь у нас, в Августодуруме, шатался некий Климентий Бовис, ланиста из Ротомагуса. А ведь, кажется, наш эдил очень любит деньги?
Так и случилось, как предсказывал седоусый. Буквально на следующий день беглый раб Юний по прозвищу Рысь был с потрохами продан ланисте за кругленькую сумму в две тысячи сестерциев. Вполне прилично для будущего гладиатора.
Глава 3
Децим Памфилий Руф очень хотел стать дуумвиром, прямо ночей не спал, все думал: как? С одной стороны, он и так был человеком далеко не бедным, с другой же – все его богатство носило, мягко говоря, сомнительный характер. Кто говорил, что Памфилий когда-то грабил купцов в Белгике, кто-то дополнял: да, грабил, только не в Белгике, а на море, пиратствовал в теплых морях, пока не сколотил состояние, которое теперь приумножал спекуляциями зерном, перепродажей рабов и прочими нехорошими махинациями. Имели под собой хоть какие-то основания эти слухи, нет ли, кто знает, кроме самого Памфилия Руфа? А только рассказывают, был он раньше беднее нищего, а вернувшись из чужих земель, выстроил себе домину не хуже, чем у римских сенаторов, с колоннами, просторным атриумом, садом. На пороге выложенная мозаикой надпись: «Сальве» – «Будьте здоровы», рядом чернокожий привратник с ошейником на серебряной цепи. В доме библиотека, книг в которой не счесть: и обычные, свитками, и дорогие, с пергаментными листами. При книгах специальный раб – ученый грек, сам-то Памфилий грамоты не разумел, правда, довольно бойко болтал по-латыни и по-гречески, видно, нахватался где-то. Титул всадника – купил, вроде как выбился в аристократы, только вот аристократических манер так и не приобрел. Как был грубым мужиком, так и остался, хоть и женился на Сильвии Аристе – молодой вдове из знатного, но обедневшего рода. Сильвия оказалась куда как умнее мужа: тут же приобрела пару утонченных рабов-философов для обучения супруга хорошим манерам. Правда, толку от всего этого было мало… для Памфилия. Сама же Сильвия, вскоре махнув рукой на образование мужа, закрутила любовь сразу с обоими «философами», в чем и была уличена супругом, бита, но прощена: у Памфилия, при всех его недостатках, все же хватило ума не ссориться с местной аристократией. Что же касается рабов, то поначалу разобиженный супруг хотел их было казнить, да потом раздумал и продал в дальнее имение. Выгодно продал – «философы» стоили недешево, чем, в общем-то, и утешился. А супруга Сильвия, желая поскорее реабилитироваться, и предложила Памфилию в преддверье выборов городских магистратов устраивать для народа развлечения – гладиаторские бои, зверинец и прочее, что вообще-то уже давно делали более предприимчивые конкуренты Памфилия Руфа. На все требовались деньги, тратить которые Памфилий не очень любил, хоть и нельзя его было назвать таким уж скупцом. Одна аренда муниципального амфитеатра обходилась куда как дорого, а ведь еще приходилось покупать зверей, договариваться с ланистой – хорошо, хоть в Ротомагусе находилась гладиаторская школа. Ланиста, Луций Климентий Бовис, скоро превратился в приятеля и постоянного собутыльника Памфилия, от чего была обоюдная польза: ланиста имел постоянного спонсора, а Памфилий – гладиаторов со скидкой. Вот и сейчас, к примеру… Зачем Климентию казнить провинившегося гладиатора у себя в школе, когда можно это сделать в амфитеатре, прилюдно, порадовав толпу, которая, натешившись волнующим зрелищем, наверняка проголосует на муниципальных выборах за кандидатуру достойнейшего человека – всадника Децима Памфилия Руфа!
Рысь пока всего этого не знал, но догадывался, что привезли его в город не просто так и вряд ли для того, чтобы продать. Не такой человек был ланиста, чтобы спускать расшатывающие дисциплину провинности, а подготовка к побегу – иначе зачем прятать обломок боевого меча? – это и не провинность даже, а преступление, за которое наказание одно – смерть.
Повозка простояла у ограды не очень долго. Распахнулись ворота, из которых показался закрытый портшез со шторами из блестящей зеленовато-голубой ткани. Портшез несли на плечах четверо чернокожих рабов в ослепительно белых туниках.
Ближе к ночи Лициний вновь заглянул к Юнию-Рыси. Уже говорили не таясь, более конкретно обдумывая пути и возможности бегства. Идею Рыси насчет пути на восток Лициний отверг сразу:
– Сам подумай, что говоришь, Юний! Ты же с востока, значит, тебя и будут ловить на дороге в Ротомагус и вообще в той стороне, как и меня – на южной. У Галлия Флора много соглядатаев и тайных слуг, не забывай: он же эдил. Нам нужно всех их обмануть, поэтому мы пойдем на север, в Алауну, там сядем на корабль до Белгики, где и простимся. Я пойду на юг, в Нарбоннскую Галлию, а ты… похоже, направишься в колонию Агриппина?
– Да, – кивнул Рысь. – Думаю, мне туда. А не слишком ли долго будет делать такой крюк?
– Лучше уж пойти обходным путем, чем быть сразу же схваченным, – убежденно отозвался Лициний.
Они бежали через неделю после этого разговора, за пять дней до майских календ. Укрылись среди навоза в большой крестьянской повозке, потом, не доезжая до Августодурума, спрыгнули – возница как раз отошел к ручью напиться. Спрятавшись в кустах, переждали, пока воз отъедет, выкупались здесь же в ручье, выстирали одежду и разлеглись на траве, подставив тела яркому солнцу. Воздух был свеж, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пологие, покрытые зеленью холмы, изредка перемежавшиеся дубовыми и буковыми рощицами. Кое-где росли раскидистые корявые сосны, а взбиравшаяся по склонам холмов дорога – прямая, словно стрела, – уходила куда-то к морю, откуда изредка налетали порывы влажного соленого ветра.
– Там и в самом деле море, Лициний? – Приподнявшись, Рысь вытянул руку.
Лициний кивнул:
– Да.
Рысь вдруг напрягся, вглядываясь в участок дороги, оставшийся позади:
– Кажется, всадники… Погоня?
– Так быстро? Не может быть. – Лициний вскочил на ноги, всмотрелся и неожиданно громко рассмеялся. – Это не за нами. Смотри, они охраняют обоз. Да и вряд ли будут перекрывать эту дорогу – путь в никуда. А вот в Августодуруме – во-он, видишь стены? – так там наши приметы скоро будет знать каждый. Нам бы побыстрей его обойти.
– Так что же мы тут сидим? – удивился Рысь.
– Одежда же еще не высохла.
– Ну и что? Высохнет и на нас. – Юноша быстро натянул узкую, еще сырую тунику, чуть пахнущую навозом. Все же не удалось ее как следует отстирать. Ничего, по пути выветрится.
– Ладно, идем, – одеваясь, покладисто согласился Лициний. – Если встретится кто любопытный – мы с тобой вольноотпущенники, идем в Алауну наняться на земляные работы, там как раз строят стену.
Рысь молча кивнул, и беглецы быстро зашагали дальше. Не доходя до Августодурума, они свернули на лесную дорогу, быстро превратившуюся в узенькую тропинку, со всех сторон окруженную густыми зарослями. Солнечно-веселая липа, желтый дрок, клены вскоре сменились могучими дубами и сумрачными корявыми елями. Идти стало труднее – то и дело тропу преграждали овраги и поваленные ветром стволы.
– Ты и в самом деле знаешь, куда идти? – когда остановились немного передохнуть, спросил своего спутника Рысь.
Тот лишь ухмыльнулся:
– Конечно! Я же здесь вырос.
Ответ этот что-то не очень понравился Рыси, впрочем, он не стал ничего говорить. Подкрепившись прихваченными с виллы лепешками и вареным мясом, беглецы напились из ручья и продолжили путь. Так никто и не встретился им на пути до самой ночи, лишь где-то далеко слева вдруг залаяли псы, полаяли и перестали. А когда наступили сумерки, беглецы увидели невдалеке за деревьями ярко пылающий костер. Он горел, сухо потрескивая и рассыпая искры, прямо на тропе, и Рысь предложил обойти кустами.
– Не стоит, – отмахнулся Лициний. – Это всего-навсего пастухи-галлы. Заночуем у них в шалаше, тут слишком много волков.
В этот миг где-то совсем рядом громко залаял пес. Затрещали кусты, и Рысь поднял прихваченную по пути палку. Выскочив на тропу, собака – большой, белый, с рыжими подпалинами зверь – оскалила зубы и угрожающе зарычала.
– Стой, Карах, – закричали сзади.
Пес оглянулся, вильнув хвостом. Вышедший из лесу здоровенный детина не внушал Рыси никакого доверия: красноносый, до самых глаз заросший густой темно-каштановой бородою, одетый в браки, с перекинутой через плечо козлиной шкурой и увесистой дубиной в левой руке, он больше напоминал разбойника, нежели мирного пастуха. Впрочем, Лициний, похоже, очень даже ему обрадовался:
– Приветствую тебя, добрый человек. Не видал ли ты здесь поблизости кервезию, украшенную веточками омелы?
Рысь с удивлением оглянулся на своего спутника. Насколько он знал галльский, кервезия – шапка из оленьей шкуры. Никакой такой шапки у Лициния не было, тем более – украшенной омелой. Чего ж он тогда спрашивает? Заговаривает зубы? Или просто нашел подходящую фразу для начала беседы?
Пастух – или разбойник? – вдруг волшебным образом изменился. Придержав собаку, широко улыбнулся, словно встретил самых близких своих родичей, гостеприимно пригласил к костру.
– Идем, идем. – Лициний потянул Рысь за руку. – Тут мы перекусим и выспимся.
Пожав плечами, Рысь послушно пошел к костру – судя по всему, пока никакой опасности не было. У костра сидели еще трое галлов – все в браках, один, постарше, в козлиной шкуре, а второй, ровесник ребят, голый по пояс. Волосы того, что постарше, были зачесаны назад на манер конской гривы, на поясе его белели птичьи черепа. Странная мода.
Галлы молча пригласили гостей к костру, накормили вкусной мясной похлебкой с каким-то травами и напоили хмельным сидром. Поговорили так, ни о чем: о ценах, о видах на урожай, о погоде. Похоже, пастухи не отличались особым любопытством, да и Лициний у них ничего не выпытывал. А ведь, наверное, стоило хотя бы спросить дорогу да и вообще побольше узнать о всякого рода слухах.
– Вряд ли они что знают, – устраиваясь поудобнее в шалаше, шепнул Лициний. – Это же пастухи, серость. Живут тут с апреля и почти до самой зимы, пасут своих коз.
«Странное место для коз, – засыпая, подумал Рысь. – Лес один кругом, урочища. Где ж им тут пастись?»
Утром козопасы накормили ребят жареной дичью и, немного проводив, поклонились:
– Идите по этой тропе до самого болота, а там увидите.
«Что увидите?» – хотел было спросить Рысь, но Лициний уже потащил его прочь. Рысь все же остановился, оглянулся помахать на прощанье галлам, да те уже почти скрылись из виду. За плечами у одного из них, из-под распахнутой ветром козьей шкуры, виднелся длинный меч-спата в черных кожаных ножнах. Зачем пастуху меч?! Отбиваться от волков?
Лес неожиданно кончился, с обеих сторон потянулись луга, ручейки, пастбища, кленовые рощи. Рядом за густым кустарником журчал широкий ручей, через который был перекинут узенький мостик. Около мостика дорога раздваивалась – одна тропинка так и шла вдоль ручья, исчезая в лесу, другая, круто забирая влево, пересекала мостик и, заметно расширяясь, вела на вершину холма, где виднелись там и сям разбросанные хижины, крытые старой соломой.
Лициний остановился у мостика и почесал затылок:
– Нам, пожалуй, сюда, ведь пастух говорил: все прямо, не так ли?
– Да, так, – кивнул Рысь, и беглецы, напившись из ручья, дружно зашагали к лесу.
Могучие дубы и сосны быстро сменились ясенем, орешником, ивой и бузиной. Стало заметно сыро – под ногами зачавкала болотная жижа. Сделав еще несколько шагов, идущий впереди Лициний внезапно провалился чуть ли не по пояс! Вскрикнув, он схватился руками за траву и папоротники. Не теряя времени даром, Рысь лег на живот и постарался выдернуть парня из трясины.
Хорошо, тот погрузился неглубоко и через некоторое время все-таки выбрался на относительно сухое место. В трясине остался только щегольской башмак – не выдержав, лопнули поддерживающие его ремни.
– Так и знал, что в мастерской Арбония делают плохую обувь! – Посмотрев на голую пятку, Лициний яростно сплюнул и, с проклятьями сняв второй башмак, с размаху забросил его в трясину. Ну не идти же в одном?
– Да будет вам в помощь Везуций, юноши!
Ребята оглянулись и увидели перед собой неожиданно появившегося человека – немолодого мужчину с проседью в бороде, в длинном черном плаще поверх туники. На поясе незнакомца висел внушительных размеров кинжал, черные глаза смотрели настороженно и жестко.
– Видать, заблудились?
– Нет. – Поднявшись на ноги, Лициний вытер с лица пот, оставив на лбу жирную полосу грязи. – Я здесь не так давно потерял оленью шапку, кервезию…
– Ах кервезию…
– С веточками омелы.
– Что ж, – незнакомец серьезно кивнул. – Идите за мной, иначе утонете в трясине.
Рысь молча шагал последним. Конечно, ему очень хотелось узнать у Лициния, что за шапка такая, одно упоминание о которой делает всех встречных-поперечных добрыми и предупредительными. Поистине волшебная шапка!
Обойдя болото, путники оказались в урочище – глубокий овраг, бурелом, закрывающие небо огромные корявые дубы-великаны. Мрачное место.
Проведя ребят через болото, проводник исчез, словно провалился сквозь землю – вот только что был и нету. Бросив настороженный взгляд вокруг, Рысь приметил средь ветвей высоких деревьев быстро промелькнувшие тени. Человеческие, не звериные, тут-то глаз был наметан! Значит, провожатый был в лесу не один. Интересно, что он тут делал вместе с теми, что прятались на деревьях? Что это вообще за люди? Тоже пастухи?
– Нет, это всего лишь беглые рабы и колоны, – с усмешкой пояснил Лициний. – Такие же обездоленные, как и мы. Только они никуда не бегут, скрываются здесь.
– Так ты о них знал? – обиделся Рысь. – Почему ж не сказал раньше?
– Не думал, что они еще здесь. Ходили слухи, что до них добрались римляне. Заночуем тут. – Лициний кивнул на небольшую поляну. – Мы здесь в безопасности.
– В безопасности? – недоверчиво усмехнулся Рысь. – А эти беглые рабы не захотят нас ограбить?
– У нас есть что брать?
– Ну… сестерции, ассы…
– Брось, Юний! Это не такие большие деньги. Бывшие рабы предпочитают грабить купцов… Ты расслышал про оленью шапку? – последнюю фразу Лициний произнес на чисто галльском наречии, безо всякой примеси римских слов.
Рысь понимал галльский не очень хорошо, но понимал, набрался опыта еще на вилле, в чем, однако, сейчас не признался:
– Я ведь знаю лишь несколько фраз. А твои последние слова вообще не понял.
– Ах, так вот, – Лициний почему-то заметно успокоился и, оглядевшись, указал вперед. – Вон, охотничья хижина. Там и заночуем.
Интересная оказалась хижина. Большая, приземистая, сложенная из толстых бревен, с крепкой дубовой дверью, больше напоминавшая какой-нибудь амбар или… эргастул – тюрьму для непокорных рабов! И оконца такие же маленькие, под самой крышей, узкие, не пролезешь.
– Зайдем? – Отворив тяжелую дверь, Лициний застыл на пороге.
Рысь кивнул, готовый к… сам еще не понимая до конца, к чему. Однако вся его интуиция, весь инстинкт охотника и сына варварского вождя словно бы кричали: опасность! А ведь Лициний явно заманивает его в хижину! Вон как ласково улыбается, заходи, мол, увидишь, как тут здорово. Внутри и в самом деле оказалось неплохо: стол, очаг, сложенный из круглых камней и застланные сухой желтой соломой лавки-ложа. На одной из лавок был расстелен широкий козий плащ. Так и хотелось лечь, вытянуться. Рысь осмотрелся вокруг: не так далеко, за деревьями, что-то блестело. Озеро?
– Спать будем потом. – Он улыбнулся. – Сначала бы выкупаться.
– Выкупаться?
– Да, я заметил там, за деревьями, озеро.
– Озеро… – эхом повторил Лициний и с видимой неохотой кивнул: – Ну да, конечно. Идем.
– Погоди…
Рысь пристроился к углу дома, якобы справить малую нужду, едва не споткнувшись о прислоненную к стене крепкую палку. Улучил момент, когда Лициний уже отошел, быстро осмотрел дверь.
Крепка, надежна… А что это за выбоина – ручка? Не похоже… Юноша оглянулся… Ага! Если захлопнуть дверь и подпереть ее палкой, вставив один конец в выбоину, а другой воткнув в землю, то из хижины без посторонней помощи не выберешься ни за что! Странные приспособления для охотничьей хижины! Ладно…
В два прыжка Рысь догнал медленно идущего по тропинке Лициния, хлопнул по плечу:
– Ух, сейчас выкупаемся! Смоем грязь – хорошо.
– Да, – со вздохом согласился парень. – Только вот вода холодноватая.
– Ничего, в ручье холодней была. Ты куда, ведь прямо ближе!
– А там не пройти – трясина, я уже проверял. Давай обойдем лучше.
Рысь пожал плечами:
– Обойдем так обойдем.
Он посмотрел вперед и вдруг замер. Там на берегу кто-то стоял! Огромный, рогатый, в три человеческих роста… Идол! А ветви окружавших его деревьев были измазаны красным.
– Что ты там увидел? – Лициний подозрительно прищурился.
– Лес… – тихо промолвил Рысь. – Он почему-то красный.
– Да где красный-то? – возмутился Лициний. – Кажется тебе все, вот что… К тому же – закат.
И правда, клонящееся к закату солнце окрашивало вершины деревьев алым цветом крови. Красивый был закат, красивый… и страшный, уж слишком кровавый.
Искупавшись, Рысь натянул тунику и быстро пошел к хижине, так что чуть поотставший Лициний едва поспевал за ним, что-то приговаривая на ходу. А Рысь думал. Ситуация ему все больше не нравилась. Эти лжепастухи, мужик у болота… Они явно что-то охраняли. Путь? К чему, к идолу? А может, он напрасно сгустил краски – здесь всего лишь логовище беглых рабов? Очень может быть. Может быть, что и напрасно, а вдруг нет? Что же делать? Запереть самого Лициния? А если все не так? Он ведь потом обидится, а в другом случае поднимет шум – не явятся ли тогда сюда те, от болота? Нет, надо придумать что-нибудь похитрее… Что-то совсем простое… Что?
Рысь вдруг осенило. Снова зайдя за угол, он схватил палку и незаметно от своего спутника отбросил ее к кустам, так, чтобы можно было найти, если хорошо поискать.
Зайдя в хижину, оба уселись на лавки, доедая оставшиеся лепешки. Заметив стоявший в углу котелок с водой, напились.
– Вот теперь можно и поспать. – Потянувшись, Рысь улегся на лавку, накрывшись козьей шкурой. Сквозь прищуренные ресницы он внимательно наблюдал за своим спутником.
Тот не ложился, походил немного, взял котелок, обернулся:
– Пойду за водой к озеру. Вдруг ночью захочется пить?
– Иди, – смачно зевнул Рысь. – Только меня не буди потом, хорошо?
– Хорошо, Юний, не буду! – С довольной усмешкой Лициний прихватил с собой пустой котелок и вышел наружу.
Рысь тут же вскочил и, прислушиваясь к удаляющимся шагам, – а поищи, поищи палку, найдешь, но ведь далеко не сразу, – собрал в кучу всю разбросанную по лавке солому. Оторвал от туники рукав, набил соломой, аккуратно прикрыл все козьим плащом так, чтобы торчал кусок туники. Ну вот. В темноте должно сойти, если не подходить ближе. А зачем ему подходить?
Осторожно приоткрыв дверь, юноша бесшумно выскользнул из хижины и затаился за деревьями, напряженно вглядываясь в быстро густевшую полутьму. Ага, вот из кустов показался Лициний… с палкой в руках! Заглянув в хижину, что-то спросил, видимо, спит ли Юний, естественно, не дождался ответа и, осторожно прикрыв дверь, аккуратно подпер ее найденной палкой. Прятавшийся в темноте Рысь нехорошо усмехнулся: вот гад! Что ж, теперь нужно побыстрее смываться отсюда, все равно куда. Не теряя времени, юноша быстро пошел по тропе и уже возблагодарил было богов, за то что дали выбраться, как вдруг…
– Куда так спешим? – грубо спросили по-галльски.
– Ищу кервезию с веточками омелы, – на том же языке отозвался Рысь.
– А что, друид еще не пришел?
– Н-нет.
– А мы думали, сегодня начнется… Что ж, подождем. Будь осторожнее, друг! Иди вдоль ручья, а у загона повернешь налево. Тебе ведь в Августодурум?
– Ну да.
– Удачи… Слава Цернунну!
– Слава. Да охранит ваши пути Везуций.
Пожелавший удачи галл – молодой мужчина с рыжеватой бородкой и заплетенными в две падающие на грудь косички волосами – почему-то запомнился беглецу. Может быть, потому, что все прошло так удачно?
Выбравшись на дорогу к Августодуруму, Рысь так и не увидел, чем все закончилось там, у хижины. Узнал он о том лишь позднее, и то по слухам, распространяемыми «жаворонками» – воинами галльского легиона. Узнал и передернулся – выходит, он все же оказался прав.
Примерно в середине ночи к прятавшейся в глубине дубовой рощи хижине подошло несколько человек, среди них жилистый коренастый старик с длинной седой бородой, с тяжелым посохом в руке и золотым ожерельем на шее. Старик, похоже, был главным, ибо, подойдя ближе, разбудил пинком прикорнувшего у захлопнутой двери Лициния. Вспыхнули факелы.
– О, мой друид! – проснувшись, приветствовал тот. – Птичка уже в клетке.
– Он и в самом деле сын вождя? – сипло поинтересовался кто-то. – Не выйдет ли так, что мы принесем в жертву раба?
– Нет, – Лициний обиженно помотал головой. – Я несколько раз спрашивал вилика. – Убрав палку, он распахнул дверь. – Эй, Юний, вставай! Пора уже… Ну и сон у этого парня! Ничего, сейчас я его разбужу.
Вбежав в хижину, Лициний не показывался некоторое время, а когда вышел наружу, губы его дрожали, а лицо было белее меловых скал.
– Там… там…
Друид, оттолкнув его, вошел в хижину.
– Птичка улетела, – вернувшись, с усмешкой произнес он. – И ты, Лициний, теперь сыграешь роль беглого. Негоже оставлять Цернунна без жертвы!
– Негоже, – хором повторили все.
Все, кроме Лициния. Тот, повалясь на колени, плакал:
– Нет! Нет. Не надо! Не делайте этого… я еще пригожусь.
– Ты теперь пригодишься Цернунну, – благостно улыбаясь, друид кивнул остальным. – Берите его, хватит стоять без дела.
На рассвете, едва первые лучи солнца окрасили вершины деревьев, отрубленная серповидным мечом голова Лициния скатилась к ногам рогатого бога, а кровь и внутренности украсили ветви деревьев. Черных деревьев священной рощи секвонов.
Рысь этого, естественно, не увидел. Зато услышал, прикованный за ногу в караульном помещении «жаворонков».
– И вот, – заканчивал рассказ один из легионеров, с обветренным лицом и длинными седыми усами, – мы явились слишком уж поздно: жрецы уже успели принести в жертву красивого кудрявого парня.
– Да, не повезло бедняге.
– Не зря императоры запретили эту кровавую веру!
– И правильно сделали, – неожиданно вырвалось у Рыси. – А что, так никого из жрецов и не поймали?
– Как видишь, нет. Не доставили такой радости эдилу Галлию Флору. – Воин вдруг расхохотался. – Зато поймали его беглого раба.
Тут уж захохотали все. Рысь презрительно отвернулся, кляня себя последними словами: это ж надо, так глупо попасться – решил спросить дорогу в попавшейся по пути деревне… Спросил…
– Не кори себя, парень, – неожиданно утешил пленника седоусый. – Мы – местные и знаем тут все дорожки. Ни один пленный еще ни разу от нас не убегал, так что ты не первый и не последний.
– Все равно обидно, – со вздохом признался юноша.
Легионер снова засмеялся:
– Обидно будет, когда твой хозяин Авл Галлий Флор прикажет тебя распять, а он наверняка так и сделает. Впрочем, я видел здесь у нас, в Августодуруме, шатался некий Климентий Бовис, ланиста из Ротомагуса. А ведь, кажется, наш эдил очень любит деньги?
Так и случилось, как предсказывал седоусый. Буквально на следующий день беглый раб Юний по прозвищу Рысь был с потрохами продан ланисте за кругленькую сумму в две тысячи сестерциев. Вполне прилично для будущего гладиатора.
Глава 3
Май 224 г. Ротомагус
Зверь
Медлить не время; меж тем свирепствует зверь и всем телом
Вертится, пастью опять разливает
Шипящую пену.Публий Овидий Назон. Калидонская охота
Децим Памфилий Руф очень хотел стать дуумвиром, прямо ночей не спал, все думал: как? С одной стороны, он и так был человеком далеко не бедным, с другой же – все его богатство носило, мягко говоря, сомнительный характер. Кто говорил, что Памфилий когда-то грабил купцов в Белгике, кто-то дополнял: да, грабил, только не в Белгике, а на море, пиратствовал в теплых морях, пока не сколотил состояние, которое теперь приумножал спекуляциями зерном, перепродажей рабов и прочими нехорошими махинациями. Имели под собой хоть какие-то основания эти слухи, нет ли, кто знает, кроме самого Памфилия Руфа? А только рассказывают, был он раньше беднее нищего, а вернувшись из чужих земель, выстроил себе домину не хуже, чем у римских сенаторов, с колоннами, просторным атриумом, садом. На пороге выложенная мозаикой надпись: «Сальве» – «Будьте здоровы», рядом чернокожий привратник с ошейником на серебряной цепи. В доме библиотека, книг в которой не счесть: и обычные, свитками, и дорогие, с пергаментными листами. При книгах специальный раб – ученый грек, сам-то Памфилий грамоты не разумел, правда, довольно бойко болтал по-латыни и по-гречески, видно, нахватался где-то. Титул всадника – купил, вроде как выбился в аристократы, только вот аристократических манер так и не приобрел. Как был грубым мужиком, так и остался, хоть и женился на Сильвии Аристе – молодой вдове из знатного, но обедневшего рода. Сильвия оказалась куда как умнее мужа: тут же приобрела пару утонченных рабов-философов для обучения супруга хорошим манерам. Правда, толку от всего этого было мало… для Памфилия. Сама же Сильвия, вскоре махнув рукой на образование мужа, закрутила любовь сразу с обоими «философами», в чем и была уличена супругом, бита, но прощена: у Памфилия, при всех его недостатках, все же хватило ума не ссориться с местной аристократией. Что же касается рабов, то поначалу разобиженный супруг хотел их было казнить, да потом раздумал и продал в дальнее имение. Выгодно продал – «философы» стоили недешево, чем, в общем-то, и утешился. А супруга Сильвия, желая поскорее реабилитироваться, и предложила Памфилию в преддверье выборов городских магистратов устраивать для народа развлечения – гладиаторские бои, зверинец и прочее, что вообще-то уже давно делали более предприимчивые конкуренты Памфилия Руфа. На все требовались деньги, тратить которые Памфилий не очень любил, хоть и нельзя его было назвать таким уж скупцом. Одна аренда муниципального амфитеатра обходилась куда как дорого, а ведь еще приходилось покупать зверей, договариваться с ланистой – хорошо, хоть в Ротомагусе находилась гладиаторская школа. Ланиста, Луций Климентий Бовис, скоро превратился в приятеля и постоянного собутыльника Памфилия, от чего была обоюдная польза: ланиста имел постоянного спонсора, а Памфилий – гладиаторов со скидкой. Вот и сейчас, к примеру… Зачем Климентию казнить провинившегося гладиатора у себя в школе, когда можно это сделать в амфитеатре, прилюдно, порадовав толпу, которая, натешившись волнующим зрелищем, наверняка проголосует на муниципальных выборах за кандидатуру достойнейшего человека – всадника Децима Памфилия Руфа!
Рысь пока всего этого не знал, но догадывался, что привезли его в город не просто так и вряд ли для того, чтобы продать. Не такой человек был ланиста, чтобы спускать расшатывающие дисциплину провинности, а подготовка к побегу – иначе зачем прятать обломок боевого меча? – это и не провинность даже, а преступление, за которое наказание одно – смерть.
Повозка простояла у ограды не очень долго. Распахнулись ворота, из которых показался закрытый портшез со шторами из блестящей зеленовато-голубой ткани. Портшез несли на плечах четверо чернокожих рабов в ослепительно белых туниках.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента