Страница:
Тот исподлобья взглянул на него, недоверчиво хмыкнул… и тоже растянул губы в улыбке:
– Мир, кормилец!
– Брянский волк тебе кормилец, – сплюнул Олег Иваныч. – Насмотрятся на ночь всяких «Иванов Васильевичей», потом ходят, выпендриваются.
Где-то внизу по реке послышались крики. Пацан вздрогнул и прислушался.
– Уходить надо, боярин!
– Ох, сказал бы я тебе… – обидевшись на «боярина» , покачал головой Олег. – Сейчас сюда люди придут. Очень может быть, участковый. А у нас, между прочим, труп… даже два, ежели считать и того, что со стрелой. Я, конечно, скажу…
– Какие ж это люди, боярин? – перебив, грустно усмехнулся пацан. – Шильники это! Воры! Шпыни ушкуйные!
– Шильники какие-то… А может, лесорубы? Те самые, твари лесовозные? Тогда совсем плохо, тогда рвать надо, иначе дорого мне обойдутся эти трупешники. Свидетель-то совсем никакой – псих, одно слово. Хм… Шильники… – бормотал про себя Олег Иваныч. – И что за слово такое? Санитары, что ли? Ну, они-то как раз тебе и нужны, судя по всему. Ну, блин, попал! Ни Рощина, ни мотоцикла, сам чуть не убился. Сижу теперь тут, в компании трупов, раненых и сумасшедшего психа!
– Уходим, боярин, ну же!
Мальчишка схватил Олега за руку и потащил в лес. Махнув рукой, старший дознаватель последовал за ним, здраво рассудив, что лучше уж лес с психом, чем поляна с трупами.
Олег Иваныч проснулся от ощущения резко навалившегося тепла. Открыв глаза, вздрогнул и никак не мог врубиться спросонья, что он вообще здесь делает – на траве, в зарослях орешника и рябины. Господи! Да ведь…
– Здрав буди, боярин! – выбрался из кустов вчерашний пацан-псих. Светлоголовый, синеглазый, в странной длинной рубахе навыпуск, какого-то непонятного синевато-малинового цвета. На ногах парня красовались… не поймешь – что. Что-то похожее на лапти, только кожаные, с многочисленными ремешками. За пояс из узорчатой ткани с металлическими бляшками был небрежно засунут длинный нож с костяной рукоятью. Тот самый, которым…
– Что главой качаешь, кормилец? – усмехнулся пацан.
Олег Иваныч поморщился – опять эти дурацкие слова: боярин, кормилец… Да и на «ты». Нет, конечно, подростки все непосредственны, но не до такой же степени, чтобы тыкать абсолютно незнакомому взрослому.
– Зови меня просто Олег Иваныч, – вздохнув, посоветовал Олег и, в свою очередь, поинтересовался именем неожиданного знакомца.
Тот представился тоже как-то странно: «Вольный слуга софейский Григорий, Федосеев сын, Сафонов». Вот так-то. Не просто Гриша Сафонов, а Федосеев сын. Да еще какой-то «слуга софейский»! Нет, ну точно – псих! Интересно, а чего такого от него хотели вызнать?
– И сам не знаю, бо… Олег, свет Иваныч, – пожал плечами Гришаня (так он разрешил себя называть), – догадываюсь только…
Историю, в двух словах изложенную «софейским слугой» Гришаней, Олег Иваныч что-то не очень и понял. Какой-то «Онисифор-инок да Пимен, софейский ключник»… опять – софейский! Вот с этим Онисифором и прибыл сюда Гришаня, аж из Новгорода, зачем – то Онисифор знал да Пимен.
– Он ведь мне ничего и не говорил, Онисифор-инок, – потянулся Гришаня, – так ведь и я не в сенях найденный, смекнул, что к чему. Злато-серебро Пимен-ключник с Онисифором, взалкав, ищут! А еще иноки… То злато, что вез с Заволочья софейский ушкуйник Олекса. Вез, да не довез, напали лихие люди, шильники, всех поубивали, а злата-серебра не нашли – схоронил его где-то Олекса, как чувствовал. Онуфрий Ноздря из всех ушкуйников один упасся, возъявился в Новгороде, пришел в храм Святой Софии, ко владыке Ионе. Однако до Ионы так и не дошел – Пимен перехватил, ключник. Отправил Онуфрия восвояси, ко владыке бросился, рек: надобно, мол, побыстрее обонежские списки составить – сколько кто чего должен Софейскому Дому, в общем, послал Онисифора, со людьми софейскими, из коих всех Онисифор со списками в обрат отправил, одного меня с собой взял, потому как места мне тутошние знакомы, а на Спасском погосте Шугозерском – дядька мой живет – своеземец Мефодий…
Гришаня замолк вдруг, напряженно вслушиваясь в утреннюю тишину леса. В кустах пели жаворонки и еще какие-то птицы, рядом, под самым Гришаниным носом деловито жужжал шмель.
– Когда отъезжали, слух по Новгороду прошел, будто Онуфрий Ноздря живота лишился, – отмахнувшись от шмеля, тихо промолвил отрок. – Утоп, грят, по пьяни в Волхове. А третьего дня эти появились, – Гришаня сплюнул, – Окаянные – Тимоха Рысь у них за главного, да еще Митря Упадыш Козлиная Борода, да Ондрюха Цыганский Рот. Тот, кого я ножиком… Зря ты не дал остальных прирезать, боярин, ой, зря! Намучаемся еще с ними.
Выслушав, Олег Иваныч с сожалением посмотрел на Гришу. Вот ведь как случается, вроде умный парень, а псих! Полный шизофреник. Хотя, может, в чем-то его рассказ и соответствовал истине, по крайней мере в том, что касалось «лихих людей шильников». С ними-то и сам Олег Иваныч столкнулся, не далее как вчерашним вечером. И весьма близко столкнулся…
Внимательно посмотрев на задумавшегося Олега, Гришаня вдруг упал на спину и принялся громко хохотать, приложив к животу руки.
– Обувка у тебя смешная, Олег Иваныч, – сквозь смех пояснил он. – Да и порты. А про рубаху уж и молчу!
Олег Иваныч пожал плечами. Ни в своих кроссовках, ни в джинсах, ни тем более в рубашке «от Армани» он почему-то ничего смешного не находил… в отличие от юного психа.
– «Дженова Джеанс»!
Прочитав надпись на лейбле, Гришаня перестал хохотать и важно сообщил, что надпись «латынская», а Дженова – «фряжской земли град». Он еще что-то порывался сообщить по поводу одежды нового знакомца, однако вдруг замолчал и затаился в кустах, увлекая за собой Олега. Ему, видите ли, показалось, будто ветка в лесу хрустнула.
А ведь не показалось!
Ветка действительно хрустнула!
Под ногами людей, коих Гришаня с Олегом Иванычем сначала услышали, а потом и увидели.
Их было двое, бородатых мужиков в блестящих кольчугах! Один держал в руках меч! Другой – лук и стрелы.
Мать моя женщина! – покачал головой Олег Иваныч.
Маски-шоу продолжались.
Выйдя на опушку леса, мужики остановились неподалеку от зарослей орешника, под которыми прятались Олег и Гришаня.
– Послышалось те, Митяй, – сказал тот, что с мечом. – Грю, послышалось…
Митяй пожал могучими плечами, пробормотал, что вроде как тут кто-то «хохотаху», потом махнул рукой, пошли, мол, и оба повернули обратно, сообща решив сказать какому-то «Тямохе», что никого не нашли… Тямохе… Какому-то? Хм… Интересно, как там у него с рукой?
Олег Иваныч осторожно поднялся на ноги, разминая затекшие руки, и спросил у своего юного спутника, не знает ли тот и в самом деле, где клад «софейских ушкуйников». Просто так спросил, безо всякой задней мысли.
Гришаня испуганно зыркнул на него синими своими глазами.
– Что ты, кормилец? – убежденно возразил он. – Кабы знал, разве не сказал бы Тимохе? Тогда б они меня и не пытали. Сразу б живота лишили, как только б нашли.
Олег Иваныч только покачал головой. У него давно уже созрела весьма здравая мысль поскорее покончить со всей этой бодягой и выбраться отсюда в более цивилизованное место, хотя бы в ближайшую деревню. «Юный псих» Гришаня эту идею поддержал со всей душою, только предупредил, что идти надо осторожно, опасаясь банды Тимохи. Ну, это Олег и без него знал.
Спор вышел только относительно путей отхода. Олег Иваныч хотел выйти на грунтовку и там поймать какой-нибудь транспорт, а Гришаня звал спуститься к реке, мотивируя тем, что никакой дороги в здешних местах никогда и не было. Ну, что с больного взять! «Не было». Это тогда как же лесовоз ехал, по болоту, что ли?
– Бросим медяху? – Гришаня повозился с поясом и вытащил оттуда мелкую, чуть больше ногтя, монету. – Хошь, сам кинь, Олег Иваныч!
Олег удивленно осмотрел монету: с одной стороны – русалка с крыльями, с другой – надпись: «Пуло московское».
– Ну, Гриша, выпадет русалка – идем к дороге транспортину ловить…
– Кого ловить? И зачем?
Кидать монеты Олег Иваныч умел. В отделе еще насобачился, в старые времена, в должности дежурного опера, каждое дежурство с ребятами тренировались, пока замполит, сука, не прикрыл, проигравшись.
Конечно, выпала русалка.
Они добросовестно шерстили местность часа три. Дороги не было! Овраг был, березы были, а дороги не было! Ни грунтовой, ни лесной даже. Да и в лесу-то – ни просеки, ни противопожарных рвов. Глушь, одним словом.
– Ну что, к реке, кормилец? – издевательски подмигнул Гришаня. – Дурная-то головушка ногам покоя не даст!
Пробормотав себе под нос о том, что еще как сказать, у кого дурнее головушка, Олег Иваныч последовал вслед за юным психом.
Они спустились к реке и сразу увидели лодку. Очень необычную лодку. Большую, вместительную, со сложенной мачтой, метров десять в длину – целый корабль, лодья. По нарощенным дощатым бортам висели круглые деревянные щиты, выкрашенные красным и обитые полосками блестящего на солнце металла. Люди… Наверняка какой-нибудь клуб исторических реконструкций, а эти наверняка викингов изображают, причем не очень удачно – кораблишко совсем не похож на норманнский драккар – слишком уж груб да приземист… Черт!
Размашисто шагавший Олег Иваныч с ходу наткнулся на внезапно застывшего Гришаню.
– Тсс! – приложив палец к губам, обернулся тот, кивая на лагерь, разбитый рядом с лодьей. У полупотухшего, но еще малость дымящегося костра, опуская прямо в котелок большие деревянные ложки, сидели Тимоха Рысь и козлобородый Митря. Правая рука Тимохи была заключена в березовые лубки и тщательно перевязана тряпками.
– Ну? – Тимоха повернулся к вышедшим из леса парням в кольчугах, с мечами и луками.
– Нетути нигде, – парни синхронно пожали плечами.
– Да и пес с ими, – вытирая с бороды остатки холодной ухи, махнул рукой Митря. – Неужто в Новгороде они от нас упасутся? Там их и достанем, шпыней ненадобных!
– Гришка-то все ж Софейского дома служка, архиепископа человек, Ионы, – опасливо протянул Тимоха. – Непросто будет в Новгороде его прищучить.
– Да что ты, Рысь! Иона стар уже, – гнусаво засмеялся Митря. – Да и неужто Ставр-то, боярин, боле нам не заступа?
– Молчи про боярина, молчи! – замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. – Давай, скликай всех, поплывем уж.
– Боярин Ставр, – провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. – Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя…
– Не переживай, Гриша, – усмехнулся Олег. – Не из таких передряг выпрыгивали!
– Нет, ты не понимаешь, боярин, – упрямо покачал головой отрок. – Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.
– Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?
– Пахиткин погост, – кивнул Гриша. – Верст с десяток. Кабы эти шпыни ране не добрались, хоть его и не видно с реки, погост-то. Доберутся – спалят. Ну, пошли, что ли? Ой…
Схватившись за грудь, Гришаня глухо застонал и привалился к попавшейся на пути березе. Вчерашние пытки не прошли даром – кожа на груди парня покраснела, а кое-где пошла волдырями.
– Вот только сейчас и почуял, – слабо улыбнулся Гриша. – Ты не думай, я враз оклемаюсь. А на погосте – медвежьим жиром…
– В медпункт бы тебя! – хмыкнул Олег Иваныч. – «Медвежьим жиром»…
Пахиткин погост действительно был не так уж и виден с реки. Только если хорошо присмотреться, виднелась меж сосновыми кронами крыша из серебристой дранки. К небольшим мосткам на левом берегу реки вела чуть заметная тропка. У мостков покачивалась лодка-долбленка, а чуть позади, в заводи, виднелись поплавки сетей. Судя по всему – бандиты Тимохи Рыси явно проплыли мимо.
Олег Иваныч с Гришаней поднялись вверх по тропинке и, выйдя на залитую солнцем опушку, оказались прямо перед оградой из толстых бревен. Раскачивающиеся на ветру ворота были призывно распахнуты. Две избы, соединенные сенями, все под одной крышей, перпендикулярно к сеням пристроены хозяйственные постройки: хлев, овин, рига. В хлеву мычали коровы.
Олег Иваныч открыл дверь и оказался в темных сенях, настолько темных, что еле смог найти ручку другой двери, ведущей в жилую избу.
Лавки, длинный стол вдоль стены, высокая печь с небольшой печуркой. В печурку вмазан котел. В котле – еще теплое варево. Закопченные стены и потолок – печь явно топилась по-черному. Прялка в углу, тканые половики, деревянная посуда. Такое впечатление, что хозяева только что куда-то ушли, отлучились на минуту.
– Ну вот, – осмотревшись, громко сказал Гришаня, – здесь мы и отдохнем, подождем хозяев… А не поспать ли пока?
Гришаня улегся на лавку и потянул за собой Олега.
– Кажется, мы попались, – тихо прошептал он. – На нас нападут прямо сейчас, может, только чуть-чуть позже. – Отрок снова повысил голос: – Ах, как славно выспаться!
– Да, пожалуй, – так же громко согласился Олег Иваныч и тихо поинтересовался, с чего это Гришаня решил, что здесь их ожидает засада.
– Да со всего, кормилец! – возбужденно зашептал отрок. – Собак не слыхать, скотина с утра не кормлена – вон, как мычит, – а варево до сих пор в печке… А тишина? Ты слышишь? Такой тиши тут и быть не может. Хозяева, скорее всего, убиты. Жаль, один нож у нас… Эх, боярин, что ж ты без оружья-то?
– Сам не знаю, – усмехнулся Олег Иваныч. – Обычно без базуки из дому не вылажу, а тут вот, бес попутал. Может, выйдем наружу?
– Уже не выйдем! Слышишь?
Олег Иваныч явственно услышал чьи-то крадущиеся шаги снаружи, у двери, и пожалел, что не подсчитал точное количество бандитов – было б ясно, на что рассчитывать. А не подсчитал, потому как и предположить не мог, что еще раз с ними встретится, тем более при таких условиях. Как назло, и телефона-то в доме нет…
– Ровно полтора десятка, считая самого Тимоху, – отозвался Гриша. – Однако надо выбираться, кормилец.
Надо выбираться… Окна? Что за черт! Олег только сейчас обратил внимание на то, что окон, нормальных, с рамами и стеклами, окон, в доме не было. Были маленькие закопченные дыры, закрывающиеся узкими досками. Олег Иваныч на цыпочках подошел к дальнему окну, осторожно отодвинул доску. Н-да… Только кошка и пролезет. Ну, может, еще и собака, если хорошо постарается.
Черт! Гришаня!
Гришаня уже сбросил рубаху и выглянул наружу. Да, хорошо ему вчера досталось… Окно выходило на задний двор и, судя по довольной роже оглянувшегося Гришки, на заднем дворе никого не было.
– Не думай, Олег Иваныч, я тя не брошу, – успокоил Гришаня, поцеловал висевший на груди серебристый крестик, размашисто перекрестился и с помощью Олега с трудом протиснулся наружу…
– Держи-ко, боярин! – заглянув в избу, он протянул Олегу нож. – Я уж тут чем-нибудь разживусь…
Входная дверь распахнулась от резкого удара ноги. На пороге возникли ушкуйники во главе с козлобородым Митрей. Их было трое, включая самого Митрю, все в кольчугах и с мечами. Увидев Олега, Митря опасливо попятился.
– Вяжи яво, робяты!
«Робяты», усмехнувшись, вложили мечи в ножны и молча, с этакой наигранной ленцой, направились к Олегу Иванычу. Усмехались они зря.
Схватив ухват, Олег с ходу вырубил одного. Остальные выхватили мечи. Поздновато спохватились, парни! Ухват хоть и не шпага, но и вы фехтовальщики никакие! Ан гард? Эт ву прэ? Готовы к бою?
Видно – не очень.
Оставшиеся на ногах бандиты несколько обескураженно ретировалась в сени и принялась совещаться…
Получив передышку, Олег Иваныч усмехнулся и быстренько связал валявшегося под столом ушкуйника его же разноцветным поясом. Однако эти психи весьма буйны. Что ж, придется поучить их уму-разуму, раз поблизости нет санитаров!
Два меча и нож! Неплохо, хотя лучше б один ПМ.
– Слышь, шпынь, а где дружок-то твой? – тряся козлиной бородкой, заглянул в горницу бомж Митря.
Ничего не говоря, Олег Иваныч схватил с полки глиняную крынку со сметаной и запустил ее в ненавистную рожу. Жаль, не попал! Однако Митря в испуге убрался. Правда, вскоре заглянул снова.
– Не серчай, батюшка, – льстиво проговорил он, – ты ведь-то нам и не нужон! Иди себе куда шел, а?
Олег Иваныч схватил с полки другую крынку. Не очень-то он доверял всем этим сумасшедшим. Хотя, наверное, на переговоры пойти стоило. Потянуть время.
– Эй, крэйзи пипл! Подь сюда!
В приоткрывшейся двери вновь возникла физиономия Митри.
– Ты не меня ль зовешь, батюшка?
– Тебя, тебя! Значит, так: сейчас все отходите к воротам, к тем, что мне вон в то оконце видно. Я спокойно выхожу и иду «куда шел». Вам ведь это нужно, убогие?
– Угу, угу, – фальшиво улыбаясь, закивал Митря. – Счас уходим, батюшка!
– Тамбовский волк тебе батюшка, – пробормотал вдогонку Олег Иваныч.
Однако надо было что-то решать. Было бы крайне неосторожно выходить на открытое пространство, подставляясь под возможные стрелы. Но другого способа покинуть не слишком гостеприимную избу Олег не видел. Что ж, остается ограда. Не такая уж она и высокая.
Выскочив из избы, Олег Иваныч резко свернул в сторону и одним махом перевалил через двухметровые колья ограды, краем глаза увидев изумленные лица маячивших у ворот «шильников».
Он приземлился не очень удачно, чуть было не подвернул ногу – сказывалась кабинетная жизнь и отсутствие ежедневных тренировок. Присев, он осторожно ощупал голень. Болит, но особых проблем нет. Значит, так…
– Сиди где сидишь! – раздался чуть в стороне грубый насмешливый голос, и в поваленный ствол дерева напротив Олега впилась стрела.
Они оказались умнее, чем он думал, эти бомжы-психи. Выставили окружение по всему периметру усадьбы. Но как же прошел Гришаня? Повезло? А может, и не прошел, может, лежит, связанный, на днище большой лодки, куда сейчас вели Олега.
Сидевший у костра Тимоха Рысь ощерил зубы – увидел пойманного, погладил сломанную руку и сделал повелительный жест ушкуйникам. Без лишних слов те подтащили пленника ближе к лодке и вопросительно уставились на своего предводителя.
– Вяжи к дереву, – махнул рукой тот. – Опосля поговорим. Пока пообедаем.
Высокая корявая береза с толстым стволом и кривыми, почерневшими от времени ветками росла у самой тропки. Сноровисто привязав Олега, ушкуйники отошли к костру, оставив сторожа – молодого парня с круглым, словно бы вечно удивленным лицом и рачьими, навыкат, глазами.
– У, вражина! – сторож беззлобно пнул пленника ногой в живот и, найдя место посуше, уселся на траву.
Олег Иваныч попытался пошевелить руками – куда там, вязали на совесть! Интересно, что им от него надо, если, конечно, отмести мотивы личной мести. Впрочем, и этого вполне хватало, чтобы отправиться на тот свет, и, вполне возможно, по частям. Подобная перспектива его устраивала не очень. Радовало лишь то, что Гришани нигде видно не было. Хотя с ним могли разделаться и раньше, да и что сможет сделать один подросток против полутора десятков вооруженных до зубов головорезов? Олег Иваныч вдруг поймал себя на мысли, что перестал рассматривать злодеев, как и Гришку, в качестве пациентов палаты номер шесть. Привык, что ли? Да и, если отбросить весь этот псевдосредневековый антураж, эти ребята не очень-то походили на сумасшедших, даже и на бомжей уже как-то не тянули. А вот на каких-нибудь братков на отдыхе – вполне. Вот только баб почему-то с ними не было. А может, и в самом деле есть клад? Не зря ведь Гришаня ему голову морочил всякими ключниками. Как там его? Онисифор, кажется… инок…
В голове быстро созрел план, и когда, сытно отрыгивая после еды, к нему подошел Тимоха Рысь в сопровождении козлобородого Митри, Олег Иваныч уже был полностью готов к беседе.
– Што, шпынь ненадобный, погутарим? – Тимоха вытащил из-за пояса нож. – Сперва я тебе гляделки выколю, а уж опосля…
Он придвинулся ближе, нагнулся, с ненавистью вглядываясь Олегу в лицо. Пленник ощутил смрадный запах, шедший изо рта бандита. Тимоха поднял нож, и торжествующая ухмылка исказила его лицо, ухмылка садиста и психопата!
– А ты об иноке Онисифоре ничего не хочешь услышать, Тимоша? – как ни в чем не бывало поинтересовался коварный Олег Иваныч.
Разбойник вздрогнул, подозрительно уставился на жертву, но нож не опустил, так и держал у лица пленника.
– Так вот, о злате, – нарочито громко продолжал Олег, и Тимоха тут же зажал ему рот своей огромной ручищей.
– Молчи, молчи, черт, – злобно прошептал он и обернулся к ушкуйникам, с любопытством обступившим березу с пленником.
– Что столпилися, ангелы мои? – ласково произнес Тимоха и так зыркнул на своих людей, что те попятились. – А ну быстро готовить лодью, упыри чертовы! – выругался он. – Ишь, стоят тут, уши развесили… Пшли!
Ушкуйники разбежались, остался лишь один Митря Козлиная Борода.
– У меня от него секретов нетути, – кивнул Тимоха. – Ну, реки про Онисифора-то!
– В общем, так, атаман, дело это серьезное и не всякому по силам, – Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе и чуть было не расхохотался, увидев до крайности заинтересованные рожи ушкуйников. – Короче, Онисифор не так просто искал, – еще тише зашептал он. – Был у него план, карта…
– Я ж те грил, Тимоха, грил! – всплеснул руками Митря. – Карта! Чертеж Обонежский…
– Берег он ее пуще зеницы ока, Онисифор-то, даже мне отксерить не дал, не говоря уж о Гришке-отроке, а как почуял нехорошее…
– Спрятал!!! – эхом продолжили разбойники.
– Молодцы, верно мыслите! – одобрительно кивнул Олег Иваныч. – Схоронил в тайном месте. Только без меня вам ее не найти, карту-то, уж больно место то дикое.
– Покажешь – умрешь легко, не сумлевайся, – поощрительно улыбнулся Тимоха. – Ножичком по горлу и… – ушкуйник засмеялся.
– Вы меня убивать-то не торопитесь, – поостерег разбойников Олег Иваныч. – Всегда успеете, ежели что. А я еще много всяких разных тайн знаю. Вот бы к вам в банду?
– В какую еще банду? В ватагу, что ль? Ин ладно, – отряхивая с колен землю, решил Тимоха. – Покажешь, там видно будет. Может, и возьмем в ватагу-то. Дерешься-то ты хоть куды! – Он повернулся к копошащимся у лодьи ушкуйникам: – Эй, отвяжите его. Только покамест руки не ослобоняйте. Пока так походишь, милок, а дале… дале поглядим.
«Ну вот, уже лучше», – подумал Олег Иваныч, шагая под пристальными взглядами конвоиров. Позади шли Тимоха и Митря.
– Не верю я ему, ой не верю, – тихо шептал Митря. – Убить его надоть, как чертеж найдем, убить!
– И я такожде мыслю, – согласно кивнул Тимоха и нехорошо усмехнулся.
Ночью Олег Иваныч спал на лодье, под присмотром того самого круглолицего парня. Страж клевал носом и, просыпаясь, то и дело бормотал молитву. Светлое небо затянули низкие тяжелые тучи, запахло надвигающимся дождем. Где-то в лесу злобно выли волки. Потом вдруг стихло все, даже ветер, слышно стало, как рядом, в омуте, плеснула рыба. Олегу не спалось, во-первых, было жестко, а во-вторых, мысли его были озабочены предстоящим днем. Как долго удастся водить бандитов за нос пресловутым кладом? День, от силы три. А дальше его басням не поверят даже самые беспросветно тупые ублюдки, типа нынешнего караульного. И где, черт побери, Рощин? Раз мотоцикла нет, значит, скорее всего, он жив. Тогда – где его черти носят, когда на обслуживаемом участке такое творится?
За бортом снова плеснула рыба. Ночной страж никак не реагировал, кемарил, привалившись к борту и смешно раскрыв рот. Рыбина плеснулась уже у самого борта. Видимо, большая, сом или лосось… Олег не успел дальше подумать, увидев, как после очередного всплеска за борта лодьи уцепились чьи-то руки, а затем показалась мокрая голова и плечи. Гришаня!
Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. «Тут он!» – прошептал кому-то во тьму.
И началось!
Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы…
Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес – и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя… Ну, да пес с ними…
Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста – там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.
Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей – «теплая изба» с печкой, «светлая изба» без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось…
– Мир, кормилец!
– Брянский волк тебе кормилец, – сплюнул Олег Иваныч. – Насмотрятся на ночь всяких «Иванов Васильевичей», потом ходят, выпендриваются.
Где-то внизу по реке послышались крики. Пацан вздрогнул и прислушался.
– Уходить надо, боярин!
– Ох, сказал бы я тебе… – обидевшись на «боярина» , покачал головой Олег. – Сейчас сюда люди придут. Очень может быть, участковый. А у нас, между прочим, труп… даже два, ежели считать и того, что со стрелой. Я, конечно, скажу…
– Какие ж это люди, боярин? – перебив, грустно усмехнулся пацан. – Шильники это! Воры! Шпыни ушкуйные!
– Шильники какие-то… А может, лесорубы? Те самые, твари лесовозные? Тогда совсем плохо, тогда рвать надо, иначе дорого мне обойдутся эти трупешники. Свидетель-то совсем никакой – псих, одно слово. Хм… Шильники… – бормотал про себя Олег Иваныч. – И что за слово такое? Санитары, что ли? Ну, они-то как раз тебе и нужны, судя по всему. Ну, блин, попал! Ни Рощина, ни мотоцикла, сам чуть не убился. Сижу теперь тут, в компании трупов, раненых и сумасшедшего психа!
– Уходим, боярин, ну же!
Мальчишка схватил Олега за руку и потащил в лес. Махнув рукой, старший дознаватель последовал за ним, здраво рассудив, что лучше уж лес с психом, чем поляна с трупами.
Олег Иваныч проснулся от ощущения резко навалившегося тепла. Открыв глаза, вздрогнул и никак не мог врубиться спросонья, что он вообще здесь делает – на траве, в зарослях орешника и рябины. Господи! Да ведь…
– Здрав буди, боярин! – выбрался из кустов вчерашний пацан-псих. Светлоголовый, синеглазый, в странной длинной рубахе навыпуск, какого-то непонятного синевато-малинового цвета. На ногах парня красовались… не поймешь – что. Что-то похожее на лапти, только кожаные, с многочисленными ремешками. За пояс из узорчатой ткани с металлическими бляшками был небрежно засунут длинный нож с костяной рукоятью. Тот самый, которым…
– Что главой качаешь, кормилец? – усмехнулся пацан.
Олег Иваныч поморщился – опять эти дурацкие слова: боярин, кормилец… Да и на «ты». Нет, конечно, подростки все непосредственны, но не до такой же степени, чтобы тыкать абсолютно незнакомому взрослому.
– Зови меня просто Олег Иваныч, – вздохнув, посоветовал Олег и, в свою очередь, поинтересовался именем неожиданного знакомца.
Тот представился тоже как-то странно: «Вольный слуга софейский Григорий, Федосеев сын, Сафонов». Вот так-то. Не просто Гриша Сафонов, а Федосеев сын. Да еще какой-то «слуга софейский»! Нет, ну точно – псих! Интересно, а чего такого от него хотели вызнать?
– И сам не знаю, бо… Олег, свет Иваныч, – пожал плечами Гришаня (так он разрешил себя называть), – догадываюсь только…
Историю, в двух словах изложенную «софейским слугой» Гришаней, Олег Иваныч что-то не очень и понял. Какой-то «Онисифор-инок да Пимен, софейский ключник»… опять – софейский! Вот с этим Онисифором и прибыл сюда Гришаня, аж из Новгорода, зачем – то Онисифор знал да Пимен.
– Он ведь мне ничего и не говорил, Онисифор-инок, – потянулся Гришаня, – так ведь и я не в сенях найденный, смекнул, что к чему. Злато-серебро Пимен-ключник с Онисифором, взалкав, ищут! А еще иноки… То злато, что вез с Заволочья софейский ушкуйник Олекса. Вез, да не довез, напали лихие люди, шильники, всех поубивали, а злата-серебра не нашли – схоронил его где-то Олекса, как чувствовал. Онуфрий Ноздря из всех ушкуйников один упасся, возъявился в Новгороде, пришел в храм Святой Софии, ко владыке Ионе. Однако до Ионы так и не дошел – Пимен перехватил, ключник. Отправил Онуфрия восвояси, ко владыке бросился, рек: надобно, мол, побыстрее обонежские списки составить – сколько кто чего должен Софейскому Дому, в общем, послал Онисифора, со людьми софейскими, из коих всех Онисифор со списками в обрат отправил, одного меня с собой взял, потому как места мне тутошние знакомы, а на Спасском погосте Шугозерском – дядька мой живет – своеземец Мефодий…
Гришаня замолк вдруг, напряженно вслушиваясь в утреннюю тишину леса. В кустах пели жаворонки и еще какие-то птицы, рядом, под самым Гришаниным носом деловито жужжал шмель.
– Когда отъезжали, слух по Новгороду прошел, будто Онуфрий Ноздря живота лишился, – отмахнувшись от шмеля, тихо промолвил отрок. – Утоп, грят, по пьяни в Волхове. А третьего дня эти появились, – Гришаня сплюнул, – Окаянные – Тимоха Рысь у них за главного, да еще Митря Упадыш Козлиная Борода, да Ондрюха Цыганский Рот. Тот, кого я ножиком… Зря ты не дал остальных прирезать, боярин, ой, зря! Намучаемся еще с ними.
Выслушав, Олег Иваныч с сожалением посмотрел на Гришу. Вот ведь как случается, вроде умный парень, а псих! Полный шизофреник. Хотя, может, в чем-то его рассказ и соответствовал истине, по крайней мере в том, что касалось «лихих людей шильников». С ними-то и сам Олег Иваныч столкнулся, не далее как вчерашним вечером. И весьма близко столкнулся…
Внимательно посмотрев на задумавшегося Олега, Гришаня вдруг упал на спину и принялся громко хохотать, приложив к животу руки.
– Обувка у тебя смешная, Олег Иваныч, – сквозь смех пояснил он. – Да и порты. А про рубаху уж и молчу!
Олег Иваныч пожал плечами. Ни в своих кроссовках, ни в джинсах, ни тем более в рубашке «от Армани» он почему-то ничего смешного не находил… в отличие от юного психа.
– «Дженова Джеанс»!
Прочитав надпись на лейбле, Гришаня перестал хохотать и важно сообщил, что надпись «латынская», а Дженова – «фряжской земли град». Он еще что-то порывался сообщить по поводу одежды нового знакомца, однако вдруг замолчал и затаился в кустах, увлекая за собой Олега. Ему, видите ли, показалось, будто ветка в лесу хрустнула.
А ведь не показалось!
Ветка действительно хрустнула!
Под ногами людей, коих Гришаня с Олегом Иванычем сначала услышали, а потом и увидели.
Их было двое, бородатых мужиков в блестящих кольчугах! Один держал в руках меч! Другой – лук и стрелы.
Мать моя женщина! – покачал головой Олег Иваныч.
Маски-шоу продолжались.
Выйдя на опушку леса, мужики остановились неподалеку от зарослей орешника, под которыми прятались Олег и Гришаня.
– Послышалось те, Митяй, – сказал тот, что с мечом. – Грю, послышалось…
Митяй пожал могучими плечами, пробормотал, что вроде как тут кто-то «хохотаху», потом махнул рукой, пошли, мол, и оба повернули обратно, сообща решив сказать какому-то «Тямохе», что никого не нашли… Тямохе… Какому-то? Хм… Интересно, как там у него с рукой?
Олег Иваныч осторожно поднялся на ноги, разминая затекшие руки, и спросил у своего юного спутника, не знает ли тот и в самом деле, где клад «софейских ушкуйников». Просто так спросил, безо всякой задней мысли.
Гришаня испуганно зыркнул на него синими своими глазами.
– Что ты, кормилец? – убежденно возразил он. – Кабы знал, разве не сказал бы Тимохе? Тогда б они меня и не пытали. Сразу б живота лишили, как только б нашли.
Олег Иваныч только покачал головой. У него давно уже созрела весьма здравая мысль поскорее покончить со всей этой бодягой и выбраться отсюда в более цивилизованное место, хотя бы в ближайшую деревню. «Юный псих» Гришаня эту идею поддержал со всей душою, только предупредил, что идти надо осторожно, опасаясь банды Тимохи. Ну, это Олег и без него знал.
Спор вышел только относительно путей отхода. Олег Иваныч хотел выйти на грунтовку и там поймать какой-нибудь транспорт, а Гришаня звал спуститься к реке, мотивируя тем, что никакой дороги в здешних местах никогда и не было. Ну, что с больного взять! «Не было». Это тогда как же лесовоз ехал, по болоту, что ли?
– Бросим медяху? – Гришаня повозился с поясом и вытащил оттуда мелкую, чуть больше ногтя, монету. – Хошь, сам кинь, Олег Иваныч!
Олег удивленно осмотрел монету: с одной стороны – русалка с крыльями, с другой – надпись: «Пуло московское».
– Ну, Гриша, выпадет русалка – идем к дороге транспортину ловить…
– Кого ловить? И зачем?
Кидать монеты Олег Иваныч умел. В отделе еще насобачился, в старые времена, в должности дежурного опера, каждое дежурство с ребятами тренировались, пока замполит, сука, не прикрыл, проигравшись.
Конечно, выпала русалка.
Они добросовестно шерстили местность часа три. Дороги не было! Овраг был, березы были, а дороги не было! Ни грунтовой, ни лесной даже. Да и в лесу-то – ни просеки, ни противопожарных рвов. Глушь, одним словом.
– Ну что, к реке, кормилец? – издевательски подмигнул Гришаня. – Дурная-то головушка ногам покоя не даст!
Пробормотав себе под нос о том, что еще как сказать, у кого дурнее головушка, Олег Иваныч последовал вслед за юным психом.
Они спустились к реке и сразу увидели лодку. Очень необычную лодку. Большую, вместительную, со сложенной мачтой, метров десять в длину – целый корабль, лодья. По нарощенным дощатым бортам висели круглые деревянные щиты, выкрашенные красным и обитые полосками блестящего на солнце металла. Люди… Наверняка какой-нибудь клуб исторических реконструкций, а эти наверняка викингов изображают, причем не очень удачно – кораблишко совсем не похож на норманнский драккар – слишком уж груб да приземист… Черт!
Размашисто шагавший Олег Иваныч с ходу наткнулся на внезапно застывшего Гришаню.
– Тсс! – приложив палец к губам, обернулся тот, кивая на лагерь, разбитый рядом с лодьей. У полупотухшего, но еще малость дымящегося костра, опуская прямо в котелок большие деревянные ложки, сидели Тимоха Рысь и козлобородый Митря. Правая рука Тимохи была заключена в березовые лубки и тщательно перевязана тряпками.
– Ну? – Тимоха повернулся к вышедшим из леса парням в кольчугах, с мечами и луками.
– Нетути нигде, – парни синхронно пожали плечами.
– Да и пес с ими, – вытирая с бороды остатки холодной ухи, махнул рукой Митря. – Неужто в Новгороде они от нас упасутся? Там их и достанем, шпыней ненадобных!
– Гришка-то все ж Софейского дома служка, архиепископа человек, Ионы, – опасливо протянул Тимоха. – Непросто будет в Новгороде его прищучить.
– Да что ты, Рысь! Иона стар уже, – гнусаво засмеялся Митря. – Да и неужто Ставр-то, боярин, боле нам не заступа?
– Молчи про боярина, молчи! – замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. – Давай, скликай всех, поплывем уж.
– Боярин Ставр, – провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. – Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя…
– Не переживай, Гриша, – усмехнулся Олег. – Не из таких передряг выпрыгивали!
– Нет, ты не понимаешь, боярин, – упрямо покачал головой отрок. – Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.
– Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?
– Пахиткин погост, – кивнул Гриша. – Верст с десяток. Кабы эти шпыни ране не добрались, хоть его и не видно с реки, погост-то. Доберутся – спалят. Ну, пошли, что ли? Ой…
Схватившись за грудь, Гришаня глухо застонал и привалился к попавшейся на пути березе. Вчерашние пытки не прошли даром – кожа на груди парня покраснела, а кое-где пошла волдырями.
– Вот только сейчас и почуял, – слабо улыбнулся Гриша. – Ты не думай, я враз оклемаюсь. А на погосте – медвежьим жиром…
– В медпункт бы тебя! – хмыкнул Олег Иваныч. – «Медвежьим жиром»…
Пахиткин погост действительно был не так уж и виден с реки. Только если хорошо присмотреться, виднелась меж сосновыми кронами крыша из серебристой дранки. К небольшим мосткам на левом берегу реки вела чуть заметная тропка. У мостков покачивалась лодка-долбленка, а чуть позади, в заводи, виднелись поплавки сетей. Судя по всему – бандиты Тимохи Рыси явно проплыли мимо.
Олег Иваныч с Гришаней поднялись вверх по тропинке и, выйдя на залитую солнцем опушку, оказались прямо перед оградой из толстых бревен. Раскачивающиеся на ветру ворота были призывно распахнуты. Две избы, соединенные сенями, все под одной крышей, перпендикулярно к сеням пристроены хозяйственные постройки: хлев, овин, рига. В хлеву мычали коровы.
Олег Иваныч открыл дверь и оказался в темных сенях, настолько темных, что еле смог найти ручку другой двери, ведущей в жилую избу.
Лавки, длинный стол вдоль стены, высокая печь с небольшой печуркой. В печурку вмазан котел. В котле – еще теплое варево. Закопченные стены и потолок – печь явно топилась по-черному. Прялка в углу, тканые половики, деревянная посуда. Такое впечатление, что хозяева только что куда-то ушли, отлучились на минуту.
– Ну вот, – осмотревшись, громко сказал Гришаня, – здесь мы и отдохнем, подождем хозяев… А не поспать ли пока?
Гришаня улегся на лавку и потянул за собой Олега.
– Кажется, мы попались, – тихо прошептал он. – На нас нападут прямо сейчас, может, только чуть-чуть позже. – Отрок снова повысил голос: – Ах, как славно выспаться!
– Да, пожалуй, – так же громко согласился Олег Иваныч и тихо поинтересовался, с чего это Гришаня решил, что здесь их ожидает засада.
– Да со всего, кормилец! – возбужденно зашептал отрок. – Собак не слыхать, скотина с утра не кормлена – вон, как мычит, – а варево до сих пор в печке… А тишина? Ты слышишь? Такой тиши тут и быть не может. Хозяева, скорее всего, убиты. Жаль, один нож у нас… Эх, боярин, что ж ты без оружья-то?
– Сам не знаю, – усмехнулся Олег Иваныч. – Обычно без базуки из дому не вылажу, а тут вот, бес попутал. Может, выйдем наружу?
– Уже не выйдем! Слышишь?
Олег Иваныч явственно услышал чьи-то крадущиеся шаги снаружи, у двери, и пожалел, что не подсчитал точное количество бандитов – было б ясно, на что рассчитывать. А не подсчитал, потому как и предположить не мог, что еще раз с ними встретится, тем более при таких условиях. Как назло, и телефона-то в доме нет…
– Ровно полтора десятка, считая самого Тимоху, – отозвался Гриша. – Однако надо выбираться, кормилец.
Надо выбираться… Окна? Что за черт! Олег только сейчас обратил внимание на то, что окон, нормальных, с рамами и стеклами, окон, в доме не было. Были маленькие закопченные дыры, закрывающиеся узкими досками. Олег Иваныч на цыпочках подошел к дальнему окну, осторожно отодвинул доску. Н-да… Только кошка и пролезет. Ну, может, еще и собака, если хорошо постарается.
Черт! Гришаня!
Гришаня уже сбросил рубаху и выглянул наружу. Да, хорошо ему вчера досталось… Окно выходило на задний двор и, судя по довольной роже оглянувшегося Гришки, на заднем дворе никого не было.
– Не думай, Олег Иваныч, я тя не брошу, – успокоил Гришаня, поцеловал висевший на груди серебристый крестик, размашисто перекрестился и с помощью Олега с трудом протиснулся наружу…
– Держи-ко, боярин! – заглянув в избу, он протянул Олегу нож. – Я уж тут чем-нибудь разживусь…
Входная дверь распахнулась от резкого удара ноги. На пороге возникли ушкуйники во главе с козлобородым Митрей. Их было трое, включая самого Митрю, все в кольчугах и с мечами. Увидев Олега, Митря опасливо попятился.
– Вяжи яво, робяты!
«Робяты», усмехнувшись, вложили мечи в ножны и молча, с этакой наигранной ленцой, направились к Олегу Иванычу. Усмехались они зря.
Схватив ухват, Олег с ходу вырубил одного. Остальные выхватили мечи. Поздновато спохватились, парни! Ухват хоть и не шпага, но и вы фехтовальщики никакие! Ан гард? Эт ву прэ? Готовы к бою?
Видно – не очень.
Оставшиеся на ногах бандиты несколько обескураженно ретировалась в сени и принялась совещаться…
Получив передышку, Олег Иваныч усмехнулся и быстренько связал валявшегося под столом ушкуйника его же разноцветным поясом. Однако эти психи весьма буйны. Что ж, придется поучить их уму-разуму, раз поблизости нет санитаров!
Два меча и нож! Неплохо, хотя лучше б один ПМ.
– Слышь, шпынь, а где дружок-то твой? – тряся козлиной бородкой, заглянул в горницу бомж Митря.
Ничего не говоря, Олег Иваныч схватил с полки глиняную крынку со сметаной и запустил ее в ненавистную рожу. Жаль, не попал! Однако Митря в испуге убрался. Правда, вскоре заглянул снова.
– Не серчай, батюшка, – льстиво проговорил он, – ты ведь-то нам и не нужон! Иди себе куда шел, а?
Олег Иваныч схватил с полки другую крынку. Не очень-то он доверял всем этим сумасшедшим. Хотя, наверное, на переговоры пойти стоило. Потянуть время.
– Эй, крэйзи пипл! Подь сюда!
В приоткрывшейся двери вновь возникла физиономия Митри.
– Ты не меня ль зовешь, батюшка?
– Тебя, тебя! Значит, так: сейчас все отходите к воротам, к тем, что мне вон в то оконце видно. Я спокойно выхожу и иду «куда шел». Вам ведь это нужно, убогие?
– Угу, угу, – фальшиво улыбаясь, закивал Митря. – Счас уходим, батюшка!
– Тамбовский волк тебе батюшка, – пробормотал вдогонку Олег Иваныч.
Однако надо было что-то решать. Было бы крайне неосторожно выходить на открытое пространство, подставляясь под возможные стрелы. Но другого способа покинуть не слишком гостеприимную избу Олег не видел. Что ж, остается ограда. Не такая уж она и высокая.
Выскочив из избы, Олег Иваныч резко свернул в сторону и одним махом перевалил через двухметровые колья ограды, краем глаза увидев изумленные лица маячивших у ворот «шильников».
Он приземлился не очень удачно, чуть было не подвернул ногу – сказывалась кабинетная жизнь и отсутствие ежедневных тренировок. Присев, он осторожно ощупал голень. Болит, но особых проблем нет. Значит, так…
– Сиди где сидишь! – раздался чуть в стороне грубый насмешливый голос, и в поваленный ствол дерева напротив Олега впилась стрела.
Они оказались умнее, чем он думал, эти бомжы-психи. Выставили окружение по всему периметру усадьбы. Но как же прошел Гришаня? Повезло? А может, и не прошел, может, лежит, связанный, на днище большой лодки, куда сейчас вели Олега.
Сидевший у костра Тимоха Рысь ощерил зубы – увидел пойманного, погладил сломанную руку и сделал повелительный жест ушкуйникам. Без лишних слов те подтащили пленника ближе к лодке и вопросительно уставились на своего предводителя.
– Вяжи к дереву, – махнул рукой тот. – Опосля поговорим. Пока пообедаем.
Высокая корявая береза с толстым стволом и кривыми, почерневшими от времени ветками росла у самой тропки. Сноровисто привязав Олега, ушкуйники отошли к костру, оставив сторожа – молодого парня с круглым, словно бы вечно удивленным лицом и рачьими, навыкат, глазами.
– У, вражина! – сторож беззлобно пнул пленника ногой в живот и, найдя место посуше, уселся на траву.
Олег Иваныч попытался пошевелить руками – куда там, вязали на совесть! Интересно, что им от него надо, если, конечно, отмести мотивы личной мести. Впрочем, и этого вполне хватало, чтобы отправиться на тот свет, и, вполне возможно, по частям. Подобная перспектива его устраивала не очень. Радовало лишь то, что Гришани нигде видно не было. Хотя с ним могли разделаться и раньше, да и что сможет сделать один подросток против полутора десятков вооруженных до зубов головорезов? Олег Иваныч вдруг поймал себя на мысли, что перестал рассматривать злодеев, как и Гришку, в качестве пациентов палаты номер шесть. Привык, что ли? Да и, если отбросить весь этот псевдосредневековый антураж, эти ребята не очень-то походили на сумасшедших, даже и на бомжей уже как-то не тянули. А вот на каких-нибудь братков на отдыхе – вполне. Вот только баб почему-то с ними не было. А может, и в самом деле есть клад? Не зря ведь Гришаня ему голову морочил всякими ключниками. Как там его? Онисифор, кажется… инок…
В голове быстро созрел план, и когда, сытно отрыгивая после еды, к нему подошел Тимоха Рысь в сопровождении козлобородого Митри, Олег Иваныч уже был полностью готов к беседе.
– Што, шпынь ненадобный, погутарим? – Тимоха вытащил из-за пояса нож. – Сперва я тебе гляделки выколю, а уж опосля…
Он придвинулся ближе, нагнулся, с ненавистью вглядываясь Олегу в лицо. Пленник ощутил смрадный запах, шедший изо рта бандита. Тимоха поднял нож, и торжествующая ухмылка исказила его лицо, ухмылка садиста и психопата!
– А ты об иноке Онисифоре ничего не хочешь услышать, Тимоша? – как ни в чем не бывало поинтересовался коварный Олег Иваныч.
Разбойник вздрогнул, подозрительно уставился на жертву, но нож не опустил, так и держал у лица пленника.
– Так вот, о злате, – нарочито громко продолжал Олег, и Тимоха тут же зажал ему рот своей огромной ручищей.
– Молчи, молчи, черт, – злобно прошептал он и обернулся к ушкуйникам, с любопытством обступившим березу с пленником.
– Что столпилися, ангелы мои? – ласково произнес Тимоха и так зыркнул на своих людей, что те попятились. – А ну быстро готовить лодью, упыри чертовы! – выругался он. – Ишь, стоят тут, уши развесили… Пшли!
Ушкуйники разбежались, остался лишь один Митря Козлиная Борода.
– У меня от него секретов нетути, – кивнул Тимоха. – Ну, реки про Онисифора-то!
– В общем, так, атаман, дело это серьезное и не всякому по силам, – Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе и чуть было не расхохотался, увидев до крайности заинтересованные рожи ушкуйников. – Короче, Онисифор не так просто искал, – еще тише зашептал он. – Был у него план, карта…
– Я ж те грил, Тимоха, грил! – всплеснул руками Митря. – Карта! Чертеж Обонежский…
– Берег он ее пуще зеницы ока, Онисифор-то, даже мне отксерить не дал, не говоря уж о Гришке-отроке, а как почуял нехорошее…
– Спрятал!!! – эхом продолжили разбойники.
– Молодцы, верно мыслите! – одобрительно кивнул Олег Иваныч. – Схоронил в тайном месте. Только без меня вам ее не найти, карту-то, уж больно место то дикое.
– Покажешь – умрешь легко, не сумлевайся, – поощрительно улыбнулся Тимоха. – Ножичком по горлу и… – ушкуйник засмеялся.
– Вы меня убивать-то не торопитесь, – поостерег разбойников Олег Иваныч. – Всегда успеете, ежели что. А я еще много всяких разных тайн знаю. Вот бы к вам в банду?
– В какую еще банду? В ватагу, что ль? Ин ладно, – отряхивая с колен землю, решил Тимоха. – Покажешь, там видно будет. Может, и возьмем в ватагу-то. Дерешься-то ты хоть куды! – Он повернулся к копошащимся у лодьи ушкуйникам: – Эй, отвяжите его. Только покамест руки не ослобоняйте. Пока так походишь, милок, а дале… дале поглядим.
«Ну вот, уже лучше», – подумал Олег Иваныч, шагая под пристальными взглядами конвоиров. Позади шли Тимоха и Митря.
– Не верю я ему, ой не верю, – тихо шептал Митря. – Убить его надоть, как чертеж найдем, убить!
– И я такожде мыслю, – согласно кивнул Тимоха и нехорошо усмехнулся.
Ночью Олег Иваныч спал на лодье, под присмотром того самого круглолицего парня. Страж клевал носом и, просыпаясь, то и дело бормотал молитву. Светлое небо затянули низкие тяжелые тучи, запахло надвигающимся дождем. Где-то в лесу злобно выли волки. Потом вдруг стихло все, даже ветер, слышно стало, как рядом, в омуте, плеснула рыба. Олегу не спалось, во-первых, было жестко, а во-вторых, мысли его были озабочены предстоящим днем. Как долго удастся водить бандитов за нос пресловутым кладом? День, от силы три. А дальше его басням не поверят даже самые беспросветно тупые ублюдки, типа нынешнего караульного. И где, черт побери, Рощин? Раз мотоцикла нет, значит, скорее всего, он жив. Тогда – где его черти носят, когда на обслуживаемом участке такое творится?
За бортом снова плеснула рыба. Ночной страж никак не реагировал, кемарил, привалившись к борту и смешно раскрыв рот. Рыбина плеснулась уже у самого борта. Видимо, большая, сом или лосось… Олег не успел дальше подумать, увидев, как после очередного всплеска за борта лодьи уцепились чьи-то руки, а затем показалась мокрая голова и плечи. Гришаня!
Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. «Тут он!» – прошептал кому-то во тьму.
И началось!
Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы…
Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес – и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя… Ну, да пес с ними…
Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста – там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.
Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей – «теплая изба» с печкой, «светлая изба» без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось…