Страница:
– Он будет доволен, твой брат. – Не стесняясь находившихся неподалеку воинов, Тейя потерлась носом о щеку царственного супруга. – Несомненно. Воистину!
– Слава Хатхор, если так.
– Так, так… Именно.
Юная красавица снова прижалась к мужу, потерлась носом… и вдруг прошептала:
– Медленно поверни голову влево… Нет-нет, не так быстро! Видишь?
За усыпальницей, у храма Амона, Ах-маси увидел прошмыгнувшую фигуру в белых одеждах жреца.
– Он следил за нами в гробнице, – так же шепотом пояснила Тейя. – Я хотела переговорить там с тобой, без лишних ушей… Но вышло куда приятнее!
– Я прикажу воинам его схватить и выяснить, кто…
– Нет! Пусть думают, что мы о них не знаем.
– О них?!
– Милый… Весь дворец кишит соглядатаями! За время военных походов многое изменилось.
– Изменилось… – эхом повторил Ах-маси. – И все же… что ты хотела сказать мне?
– Мы поговорим… теперь даже не знаю где.
– Не знаешь? Тогда давай в барке.
– В барке?
– Ну, в той маленькой разъездной лодке… Мы в ней уединимся… на виду у всех.
В барке они вновь предались любви, бурно и почти что открыто, не обращая внимания ни на плывущие впереди лодки, ни на золотисто-красный закатный шар солнца, на блеклые пока еще звезды.
А потом Тейя шепнула, глядя на небо:
– Ну наконец-то мы может поговорить. Ты знаешь, как умер твой брат?
Ах-маси вздрогнул:
– Как?
– Странно – вот как! Слишком уж быстро. И слишком выгодно для мятежников.
– Я уже об этом думал, – тихо признался юноша. – Его отравили…
– Нет. – Тейя повела плечом. – Отравить не могли – слишком уж много кругом охраны, да и за пищей для повелителя, как водится, тщательно следили. Его убили иначе… В шатре Ка-маси нашли золотую табличку. Твоя мать, великая царица Ах-хатпи, покажет ее тебе, однако я могу прочесть ее наизусть.
– Прочти!
– Пятый пилон, – прикрыв глаза, нараспев произнесла красавица. – Пламя, владычица слов власти, дающая радость тому, кто в нем отражается с мольбами, та, к кому никто на земле не смеет приблизиться. Имя привратника: Усмиряющий мятежников.
– Усмиряющий мятежников, – шепотом повторил фараон. – Откуда эти слова?
– Это слова «Книги мертвых», самой тайной и непостижимой из сорока двух книг Тота, в коих сокрыто древнее Знание… Из «Книги мертвых» – «Познание пилонов в доме Осириса в саду Аарру».
– Вижу, тебе тоже неплохо знакома эта книга.
– Я же не деревенская простушка! Ка-маси умер от лихорадки – именно ее и вызывает заклинание, написанное на пятом пилоне дома Осириса. Умер быстро, словно сгорел.
– Сгорел…
– Что ты все время повторяешь мои слова? – удивилась Тейя.
– Так… Просто так мне удобней думать. Говоришь, во дворце полно лазутчиков?
Царственная супруга качнула головой:
– Ну – полно, это уж я так, к слову. Но они есть! И мы, увы, их не знаем.
– Узнаем. – Сжав зубы, Ах-маси потянулся к веслу. – Узнаем, клянусь Амоном и Гором. Узнаем.
Вечером во дворце он встретился с матерью, великой царицей Ах-хатпи, непостижимо красивой женщиной, еще далеко не достигшей возраста сорока лет. Она сидела в золоченом кресле и, склонив голову, слушала пение служанок. Горели светильники, от жаровни в углу, щекоча ноздри, поднимался лиловый дым благовоний Пунта. В квадратные, под самым потолком, окна заглядывали луна и звезды.
Войдя, молодой фараон, как почтительный сын, преклонил колени:
– Ты звала меня, царица-мать?
– Да, сын мой. Хочу вместе с тобой молиться Осирису за моего умершего сына, твоего брата. Ты уже осмотрел гробницу?
Сияющие глаза царицы взглянули на сына требовательно и строго.
– Да осмотрел. Там много хорошего.
– Расскажешь мне обо всем в храме.
Ах-хатпи встала, отпуская служанок повелительным жестом. Широкое ожерелье ее светилось драгоценными камнями и золотом, платье и накинутая сверху туника белого полотна ниспадали на мраморный пол дворцовых покоев. Пышный завитой парик из волокна пальмы был только что водружен на голову служанкой. Верх парика покрывал головной убор в форме ястреба – символ Исиды, чуть ниже его царственный лоб обвивала золотая кобра – урей.
Взяв в левую руку скипетр в виде цветущего лотоса, Ах-хатпи величественной походкою направилась к двери, и молодой фараон, прихватив с собой поднесенную слугою корзину с жертвенными яствами, следовал за матерью, почтительно склонив голову.
Сопровождаемые низкими поклонами бесшумно снующих слуг, они вышли из дворца во двор, усаженный прекрасными деревьями и кустами. Здесь были финиковые пальмы, сикоморы, акации, тамариск и, конечно же, цветники, увы сейчас плохо видные в наступившей тьме.
Бежавший впереди слуга освещал путь факелом, царица и молодой фараон шли по широкой, усыпанной белым скрипучим песком аллее мимо фиговых пальм, мимо изящных беседок, мимо квадратного, облицованного шлифованным камнем пруда с лилиями и утками.
Храм Осириса – небольшой и нарядный – располагался в самом конце сада. Этот храм – любимое место матери, по ее настоянию он был выстроен лет двадцать назад и с тех пор приковывал взгляды гостей своим изяществом и красотою. Снаружи высились десять сделанных с истинным искусством статуй, изображавших наиболее выдающихся представителей рода покойного фараона Таа Секенен-ра. Внутри стройные витые колонны с капителями в виде виноградных листьев поддерживали легкую красную крышу, под которой, в глубине, напротив входа, располагался алтарь и резное изображение Владыки мертвых в виде мудрого старца с легкой улыбкой на тонких устах.
Юный царь воткнул взятый у слуги факел в специальное углубление у жертвенника, налил в стоявшую на алтаре чашу принесенного с собою вина, вытащил из корзины яства – сладкие булочки, жареное мясо, рыбу.
– Вкушай же, мой Бог! – преклонив колени перед жертвенником, тихо произнесла царица-мать.
Ах-Маси поспешно опустился на колени рядом с нею.
Некоторое время они молчали, словно бы не хотели мешать Осирису наслаждаться принесенными в жертву вином и пищей. Чадя, потрескивал факел, оранжевые сполохи пламени отражались на лице божества, делая его как будто живым… и неожиданно добрым.
– Ты захватил с собой все, что я тебя просила? – наконец спросила царица.
– Да, о великая мать моя… Я принес с собой все то, что отыскал в храме Демона Тьмы.
– Тихо! Прошу тебя, говори шепотом. Здесь вряд ли кто подслушает, но все-таки… Я давно хотела отыскать спокойное место и вот вспомнила об этом храме. Его выстроил великий жрец Осириса Петенхонсу, который также был и магом. Выстроил в честь твоего рождения. Знай, сын мой, – именно тебе суждено богами возродить былое величие Черной Земли! Именно с тебя пойдет род великих правителей… Должен пойти, если все будет происходить как должно. Петенхонсу знал и умел многое… Он предсказал твою гибель!
– Мать! Ты мне не рассказывала… А я ведь…
– Да, ты спрашивал. Но тогда еще не пришло время.
– А теперь…
– А теперь слушай. – Ах-хатпи ласково взъерошила волосы сына. Тот по-прежнему надевал парик лишь в самых торжественных случаях, обычно обходясь собственной пышной шевелюрой. Считал – так удобнее. – Когда ты уезжал в Иуну, я уже предчувствовала твою смерть… Но не думала, что она будет столь страшной. Ты помнишь?
– Меня сожгли живьем, – опустив голову, глухо произнес юноша. – Сожгли на алтаре Бала – злобного бога хека хасут, захватчиков Дельты.
– Захватчиков Черной Земли, ты хотел сказать, – мягко поправила царица. – Это сейчас в их руках осталась лишь Дельта. Этого хватит, чтобы они снова завоевали все! Если мы… Если ты…
– И потом ты родила меня снова, – Ах-маси вздохнул. – Родила… там… в Петербурге.
– Да, в Петербурге. – Улыбнувшись, женщина прижала к себе голову сына. – Меня отправил туда Петенхонсу… Отправил родить.
– Ты родила…
– Да. Мне было все равно от кого. Не буду скрывать, я не очень-то любила твоего отца… того отца, профессора-археолога. Но была ему надежным спутником и верным другом, пока…
– Пока не утонула на Вуоксе?
– Петенхонсу позвал меня.
– Сколько мне тогда было? Года два? Три… Бедный отец. Как он сейчас… без меня.
– Не думай, что сейчас он несчастлив, – загадочно улыбнулась царица.
– Но почему именно Петербург? Почему, скажем, не Париж? Не Москва?
– Как раз перед моим появлением в Петербурге была основана ложа.
– Северная Звезда! – не выдержав, воскликнул Ах-маси… Максим, так уж его вернее было бы называть. Впрочем, как посмотреть… – Так и знал, что здесь не обошлось без масонов!
– Да, масоны. – Ах-хатпи утвердительно кивнула. – Вольные каменщики – наши друзья… и враги.
– Якбаал?
– Да, он. Поэтому Петенхонсу сделал все, чтобы я случайно не оказалась в Париже. Якбаал нашел бы тебя… и убил.
– Но он все равно нашел. Помнишь, я рассказывал, мы ведь с ним встретились в Париже. Я тогда занимался боксом, и думаю, что занимался неплохо. Мы поехали в Нормандию, на соревнования, и отец… отец попросил меня взять с собой золотого сокола. Твоего сокола!
– Да, все так. Ты должен был передать амулет Петосирису, моему верному другу.
– Я его тоже знаю… Похоже, Якбаал убил его.
Царица вновь улыбнулась:
– Уже, думаю, нет. Вы с Тейей вовремя предупредили.
– Ах да, тогда. В Париже, в госпитале Сен-Венсан де Поль. О боги, было же время! Даже не верится. И ты знаешь, мама, даже… – Максим – Ах-Маси неожиданно запнулся. – Даже не знаю, как и сказать. Не то чтобы обратно не тянет, тянет… но так, не очень. Нет, хочется, хочется провести бой с достойным соперником, на ринге, и чтобы так, что… чтоб все трибуны сходили с ума! И хочется послушать музыку… хоть я и не большой любитель, скажем, что-нибудь русское… или французов – Зази, Янник Ноа, Астонвилла, Наташу Сен-Пьер даже! Сходить на дискотеку, прокатиться с ветерком в скоростной машине по загородному шоссе, пообщаться с кем-нибудь в чате, да мало ли… Всего этого я здесь лишен. Увы! Но… странно, что я вовсе не чувствую себя обделенным. Хотя нет, все же иногда чувствую, иногда жалко, но… Некогда грустить, что ли. Я ведь здесь все время чем-то занят, чем-то очень важным: то воюю, то еще что-нибудь, вот и с тобой первый раз говорим по душам, я имею в виду – говорим так долго. Почему меня не сильно тянет обратно? Я же родился не здесь. Но… Постой, не отвечай! Да, ты родила меня, как будущего фараона, души Ах-маси – его Ба и Ка – возродились во мне, но ведь я-то хорошо помню и другое! Санкт-Петербург, отца, секцию бокса, ребят… Все помню. Все осталось там… А здесь… Здесь у меня – ты! И теперь – вся Черная земля и все люди. Тейя!!! Тейя… Мама, ах, как же я люблю ее! Не знал раньше, не думал, что может быть во мне такое вот чувство. И вот – на тебе!
– Боги благоволят к тебе, сын мой, – мягко улыбнулась царица. – Взять в жены горячо любимую девушку – такое счастье доступно не многим правителям. Очень и очень немногим.
– Тейя умна и сообразительна!
– Я знаю. Тебе с ней повезло, сынок. Надеюсь, такими же умными будут и ваши дети – великие фараоны Черной Земли Кемет. Я верю – так будет. Я знаю! – Ах-хатпи немного помолчала, а затем продолжила, сильно понизив голос: – Извини, не удержалась от пространной беседы. Слишком уж мало мы с тобой общались, сын. Ну, так покажи наконец что принес!
Ах-маси молча вытащил из-за пояса фотографию и золотую пластинку.
– «Фотоателье Нодара, Бульвар Капуцинок, 1876-й год», – шепотом прочла царица.
А на пластинку взглянула, словно на ядовитейшую змею!
– О, боги! Ты знаешь, что здесь написано?
– Да, я прочел. Отрывок из «Книги мертвых».
– Ты умер так, как написано в ней. И кто-то снова хочет… Кто-то знает…
– Якбаал?
– Может быть – он, может быть – и кто-то еще. – Царица Ах-хатпи вздохнула и, поднявшись с колен, зашла за алтарь… и вернулась с золотой пластинкой в руке! Той самой… Или – просто такой же? Протянула:
– Читай!
– Четырнадцатый пилон; владычица ужаса, кто пляшет на нечистом, в честь которой празднуют праздник хакер, в день, когда раздаются вопли…
– Твой отец, а мой муж, великий Таа Секенен-ра ушел на поля Иалу в праздник хакер. Тоже внезапно. Как и Ка-маси! Какое злобное колдовство… Даже не знаю, как противостоять ему. Как противостоять черным демонам тьмы? Я очень боюсь за тебя, мой сын!
Ах-хатпи тяжело опустилась на колени, вытянув руки к изображению благого бога:
– О, великий Осирис, владыка мертвых, помоги нам!
– Говоришь, демоны? – вдруг усмехнулся Максим. – За каждым демоном стоят люди. А значит, нужно просто их отыскать. Вычислить, отыскать и обезвредить!
– Легче сказать, чем сделать.
Они проговорили долго, до самого утра, и Ах-маси был рад этой откровенной беседе: слишком много вопросов накопилось у него к родной матери, слишком многое нужно было прояснить, спросить то, о чем было некогда спрашивать раньше. Вот хоть о тех же соколах, еще в незапамятные, допотопные времена созданных заклятьем и гением великого мага Сиамона. На первый взгляд обычные золотые подвески с разноцветной эмалью, они обладали некой таинственной мощью, резко усиливая любые способности их обладателя. Чем больше амулетов, тем больше силы. Один сокол давал власть над собой и над временем, три – над вражеским войском, а семь – над всем миром.
У Апопи, царя захватчиков хека хасут, имелось два таких сокола, было бы и три – но третьего похитила Тейя, выкрав его из храма Ра в городе Иуну. И этот похищенный ею сокол потом снова оказался в руках Якбаала, одного из жрецов рогатого божества хека хасут. У Якбаала был и второй сокол – фальшивый, по просьбе Максима когда-то подмененный масонами в парижском районе Нейи. Скорее всего, обладатель амулета давно уже догадался, что сокол не настоящий. Еще бы – он ведь сам его когда-то и изготовил, а потом всучил Максу.
Якбаал… Не он ли стоит сейчас за спиною демона тьмы?
А соколы… Маг Сиамон изготовил семь. Два сейчас у царя Апопи, третий (настоящий) – у Якбаала, четвертый… четвертый так и остался в Нейи… или уже у Петосириса, мужественного и самоотверженного жреца храма Амона. Преследуя Якбаала, Петосирис сознательно обрек себя на большие жертвы, навечно покинув и родину, и привычную эпоху. Впрочем, наверное, не так уж ему и плохо в Париже. Как и Якбаалу… иначе Мишелю Якба. Масоны… Они как-то со всеми ними связаны. Масоны Великой Национальной ложи Франции. Штаб-квартира на бульваре Бино, в Нейи.
Максим невольно улыбнулся, вспоминая свои парижские приключения: как за ним следил Якбаал, как хитростью выманил сокола, которого юноша вез Петосирису – господину Пьеру Озири. Как, выйдя из метро на площади «Данфер Рошро», внезапно очутился в Древнем Египте… Встретил Тейю. И Якбаала… Тот тогда набивался в друзья, видать, тоже что-то знал о пророчестве… о том, что Ах-маси станет великим правителем. Дружок, блин…
Итак, четыре сокола – ясно у кого. Но где-то существуют еще три. Где – пока неизвестно, быть может, скрыты в подземелье под каким-нибудь древним храмом?
Да, есть еще один сокол – на спине Тейи!
В небольших оконцах под крышей храма вспыхнул алый огонь зари.
– Утро… – Царица вдруг вздрогнула и обернулась.
– Ты что?
– Там… Показалось, что у входа кто-то стоял.
Ах-маси без слов рванулся наружу… Нет, никого. Хотя… на белом, а сейчас – красном от багрянца рассвета песке явственно виднелись следы. Кто-то прятался здесь, за колоннами. Стоял, топтался, подслушивал… Дожили! Даже в собственном дворце стены имеют уши. Чужие уши!
И как их вычислить? Во дворце чертова уйма слуг, пожалуй несколько сотен, попробуй-ка уследи за всеми. Приказать устроить слежку чати – визирю? А кто поручится за то, что чати не подкуплен врагами? Никто. Даже Амон и Осирис. Надо что-то придумать, надо…
Молодой фараон задумчиво оперся о колонну, глядя на красный рассвет и красные крыши дворцовых построек. Вот-вот покажется солнце, и тогда багряный свет уйдет, уступив место золотому, и крыши из красных превратятся в желтые, а затем побелеют. Да. Все вокруг вовсе не такое, каким кажется. Кажется… А что, если…
Улыбнувшись, Максим вернулся в храм, присоединяясь к молящейся царице.
– На войне затишье, почтеннейшая мать моя!
– Да, затишье… – Ах-хатпи скосила глаза и тут же потребовала властным шепотом: – Ну! Говори, что придумал!
Ах, все-таки она была умной женщиной!
– Очень удобный момент для паломничества в какой-нибудь дальний храм. Испросить у богов благословения на начало царствования.
– Паломничество? И что это даст? Постой, ты хочешь сказать…
– Да. Мы с Тейей останемся здесь, в городе. Поедут другие, похожие.
– Но…
– Но надо проделать все втайне, опираясь только на верных друзей.
Царица внезапно вздохнула:
– Хочется верить, что таковые имеются.
– Имеются, о венценосная мать моя! – напыщенно произнес Ах-маси, имея в виду чернокожего Каликху, своего тезку Ах-маси из Анхаба, командира боевых колесниц Секенрасенеба, да мало ли еще кого.
– Жрец Усермаатрамериамон, – немного подумав, посоветовал царица. – Он, несомненно, умен и, кажется, честен. А чати Небхеперсенебу я почему-то не верю – слишком уж сладок и льстив.
– Я знаю жреца. – Макс кивнул. – Умен, хитер и коварен. И слишком много теряет в случае нашего поражения. Именно поэтому ему можно довериться.
Не откладывая дело в долгий ящик, со жрецом поговорили в тот же день, но уже ближе к вечеру. Главный жрец храма Амона Усермаатрамериамон был давним знакомцем юного фараона и, уловив суть вопроса, удовлетворенно кивнул:
– Благодарю тебя, государь, что ты обратился ко мне в таком важном деле!
Ах-маси скривил губы:
– У меня не так много людей, которым я мог бы полностью доверять. Тебе доверяю. Надо объяснять почему?
– В этом нет надобности, мой повелитель. – Жрец – высокий, мосластый, худой – прищурился, на тонких губах его еле уловимо заиграла улыбка. Такая же, как у Осириса в дворцовом храме под красной от света зари крышей.
Они договорились, условились обо всем – встреча прошла в храме Амона, на западном берегу Хапи. Говорили немного, по существу. Жрец взял на себя заботу о «паломничестве», заявив, что сделает все для того, чтобы раскрыть заговор.
– Враги, конечно, попытаются убить тебя… точнее, того, кто будет изображать тебя, повелитель. Уж больно удобный случай. Ты все хорошо рассчитал – вряд ли они его упустят.
– Нет, друг мой, – махнув рукой, хохотнул Макс. – Ты понял меня не совсем так. Вряд ли враги будут наносить удар… они его уже нанесли! Помнишь, я говорил о золотой пластине в храме Змеи? Думаю, ее нарочно подбросили. Чтоб я нашел. Но сейчас дело в другом – я хотел бы сам, без помех, заняться храмом Мертсегер, богини-змеи.
– Храмом Молчаливой Богини? – удивился жрец. – Сам? А почему нельзя кому-нибудь это поручить?
– Нельзя, – Юноша упрямо покачал головой. – Такова моя воля! Поверь, так будет лучше. И вовсе не потому, что я никому не доверяю. К тому же меня интересует не только этот храм, но и все другие… в основном – маленькие, неприметные… но почитаемые! Такие ведь есть… и много.
Максим понимал, конечно, что объяснение вышло путаное, но уж какое есть. В конце концов, он – великий фараон и не обязан никому ничего объяснять! Ну не говорить же о том, что местные люди, в силу своей особой религиозности и почтительности к различного рода божествам, вовсе не годятся для столь деликатного дела. Даже Тейя – и та вряд ли подойдет, хоть она и способна на многое. Но… она родилась здесь, здесь воспитывалась, росла, как и все, впитывая себя преклонение перед богами. Это почтение, этот страх невозможно было пересилить. А Максим подозревал, что с храмом Мертсегер дело обстоит нечисто, специально интересовался этим. Впрочем, не только богиней-змеей, но и всеми другими храмами, кроме, пожалуй, храма Амона, жрецы которого с приходом захватчиков потеряли бы все.
Отец – не великий фараон Таа Секенен-ра, а другой… хм, другой! – профессор-археолог – верил в Бога и ходил в церковь, а вот Максим вырос не очень-то верующим. Вечно во всем сомневался, видя в основном материальную составляющую, и случившиеся с ним невероятные события в общем-то мало поколебали отношения Макса к вере. Тем более – к здешним многочисленным богам и божкам: всяким там кошкам, крокодилам, скарабеям и прочим тварям. Наверное, не было такого животного, которое хоть где-нибудь, хоть в какой-нибудь дальней деревне не обожествлялось бы! Конечно же, Максим относился к подобному весьма скептически. Один – во всем Египте! Или, по крайней мере, так уж ему казалось.
И еще казалось, что храм, любой местный храм – очень уж удобное место для лазутчиков. Уважение, страх, никто лишний раз не проследит, не заподозрит – побоится гнева богов. Очень удобно для всяких тайных дел. К тому же еще и прихожане… или как уж там их называть? Им ведь вполне можно поручить самое опасное и гнусное дело. Волею богов – запросто!
Во всем этом, в многочисленных божках и храмах, в их влиянии на души людей, Максим почему-то остро чувствовал опасность, которую никто, кроме него, не ощущал. Никто.
Украшенная затейливой резьбой и цветами царская барка – бар-ит – взмахнув веслами, отошла от причала Города Мертвых, взяв курс к восточному берегу Хапи. Отражаясь красно-желтой полоской в воде, за кормой судна садилось солнце, окрашивая в красный цвет пирамиды и крыши многочисленных храмов. Красные крыши… Они не были красными, лишь такими казались. Как сейчас… вот-вот… скоро, кто-то должен будет казаться великим фараоном Уасета и всей Черной Земли.
Глава 3
О, какие горестные вздохи и рыдания оглашали округу, когда похоронная процессия покинула наконец дворцовые стены! Царица Ах-хатпи, юный фараон Ах-маси Ниб-пахта-Риа и его супруга, царственная Нофрет-Ари Тейя, стеная, двигались пешком вслед за саркофагом, в котором покоилась мумия Ка-маси, дабы торжественно проводить ее в Дом Вечности, за реку, в Город Мертвых. Переселение сие – момент не только торжественный и грустный, но в чем-то и житейский, как любой переезд. Двигающиеся впереди служители несли цветы, глиняные кувшины, пирожки, каменные вазы, статуэтки и прочую так необходимую в загробном мире мелочь. За ними тащили погребальную мебель, без которой, понятно, покойнику тоже было не обойтись: кресла, кровати, сундуки, ларчики и прочее, и прочее, и прочее, – все сделанное изысканно, с любовью, как и положено для посмертного существования.
После мебели слуги несли личные вещи умершего фараона: трости, скипетры, веера, зонты, драгоценности – как же без них! Ах как они сверкали грудами на золотых блюдах! Больно глазам.
Обнаженные до пояса женщины – профессиональные плакальщицы, – с распущенными волосами и измазанными грязью лицами, вопили, голосили, стонали, в экстазе ударяя себя руками по голове, и, по мнению Ах-маси, явно переигрывали. Ну совершенно незачем было здесь так вопить, это уже не похороны получались, а какой-то фарс, впрочем мало кого смущавший.
Пара коров уныло тянула на полозьях завешенный разноцветными циновками катафалк в виде барки со статуями жены и сестры владыки загробного мира, Исиды и Нефтис, жены и сестры Сета… однако родившей от Осириса бога Анубиса, покровителя бальзамирования и некрополей. Анубис также почитался и в качестве властителя царства мертвых, но вот кто там был главнее – он или его родной батюшка Осирис, – Максим не очень-то понял, да, собственно, не особенно-то и рвался понять. Богов и богинь в Черной Земле имелось великое множество, запомнить всех было бы, пожалуй, трудновато, хотя бы главных.
Под вопли плакальщиц процессия спустилась к пристани, у которой покачивались на волнах барки с главной, погребальной ладьей посередине. Туда и поставили катафалк с саркофагом и статуями, зацепили погребальную барку буксирным тросом. Поплыли – родственники и друзья, плакальщицы, слуги…
– На запад, на запад, к земле праведных! – кричали женщины. – Место, которое ты любил, ныне безутешно.
– О, безвременно ушедший сын мой! – по обычаю, причитала царица. – Ты уходишь нынче, уходишь, переправляешься через реку, уходишь на поля Иалу, в страну вечности!
Несколько ошеломленный всей этой суетой, Ах-маси исподволь осматривал собравшихся. Народу повсюду виднелось великое множество, что и понятно – хоронили-то не кого-нибудь, а самого фараона! Некоторые зеваки уже создавали в собравшейся толпе давку, а кое-кто даже затеял драку, и воины назначенного в помощь распорядителю похорон Секенрасенеба охаживали драчунов увесистыми палками по спинам:
– А вот вам, вот! Воистину, как же вы смеете драться в такой печальный и скорбный день?!
Большая часть зевак, естественно, осталась на том берегу, однако и тех, кто считал необходимым лично проводить умершего до самой гробницы, набралось предостаточно. На западном берегу, на всем протяжении пути до гробницы, дорога была заставлена каким-то прилавками с разного рода амулетами, разноцветными ленточками, цветами. Понятно… кому похороны, а кому и бизнес.
– Слава Хатхор, если так.
– Так, так… Именно.
Юная красавица снова прижалась к мужу, потерлась носом… и вдруг прошептала:
– Медленно поверни голову влево… Нет-нет, не так быстро! Видишь?
За усыпальницей, у храма Амона, Ах-маси увидел прошмыгнувшую фигуру в белых одеждах жреца.
– Он следил за нами в гробнице, – так же шепотом пояснила Тейя. – Я хотела переговорить там с тобой, без лишних ушей… Но вышло куда приятнее!
– Я прикажу воинам его схватить и выяснить, кто…
– Нет! Пусть думают, что мы о них не знаем.
– О них?!
– Милый… Весь дворец кишит соглядатаями! За время военных походов многое изменилось.
– Изменилось… – эхом повторил Ах-маси. – И все же… что ты хотела сказать мне?
– Мы поговорим… теперь даже не знаю где.
– Не знаешь? Тогда давай в барке.
– В барке?
– Ну, в той маленькой разъездной лодке… Мы в ней уединимся… на виду у всех.
В барке они вновь предались любви, бурно и почти что открыто, не обращая внимания ни на плывущие впереди лодки, ни на золотисто-красный закатный шар солнца, на блеклые пока еще звезды.
А потом Тейя шепнула, глядя на небо:
– Ну наконец-то мы может поговорить. Ты знаешь, как умер твой брат?
Ах-маси вздрогнул:
– Как?
– Странно – вот как! Слишком уж быстро. И слишком выгодно для мятежников.
– Я уже об этом думал, – тихо признался юноша. – Его отравили…
– Нет. – Тейя повела плечом. – Отравить не могли – слишком уж много кругом охраны, да и за пищей для повелителя, как водится, тщательно следили. Его убили иначе… В шатре Ка-маси нашли золотую табличку. Твоя мать, великая царица Ах-хатпи, покажет ее тебе, однако я могу прочесть ее наизусть.
– Прочти!
– Пятый пилон, – прикрыв глаза, нараспев произнесла красавица. – Пламя, владычица слов власти, дающая радость тому, кто в нем отражается с мольбами, та, к кому никто на земле не смеет приблизиться. Имя привратника: Усмиряющий мятежников.
– Усмиряющий мятежников, – шепотом повторил фараон. – Откуда эти слова?
– Это слова «Книги мертвых», самой тайной и непостижимой из сорока двух книг Тота, в коих сокрыто древнее Знание… Из «Книги мертвых» – «Познание пилонов в доме Осириса в саду Аарру».
– Вижу, тебе тоже неплохо знакома эта книга.
– Я же не деревенская простушка! Ка-маси умер от лихорадки – именно ее и вызывает заклинание, написанное на пятом пилоне дома Осириса. Умер быстро, словно сгорел.
– Сгорел…
– Что ты все время повторяешь мои слова? – удивилась Тейя.
– Так… Просто так мне удобней думать. Говоришь, во дворце полно лазутчиков?
Царственная супруга качнула головой:
– Ну – полно, это уж я так, к слову. Но они есть! И мы, увы, их не знаем.
– Узнаем. – Сжав зубы, Ах-маси потянулся к веслу. – Узнаем, клянусь Амоном и Гором. Узнаем.
Вечером во дворце он встретился с матерью, великой царицей Ах-хатпи, непостижимо красивой женщиной, еще далеко не достигшей возраста сорока лет. Она сидела в золоченом кресле и, склонив голову, слушала пение служанок. Горели светильники, от жаровни в углу, щекоча ноздри, поднимался лиловый дым благовоний Пунта. В квадратные, под самым потолком, окна заглядывали луна и звезды.
Войдя, молодой фараон, как почтительный сын, преклонил колени:
– Ты звала меня, царица-мать?
– Да, сын мой. Хочу вместе с тобой молиться Осирису за моего умершего сына, твоего брата. Ты уже осмотрел гробницу?
Сияющие глаза царицы взглянули на сына требовательно и строго.
– Да осмотрел. Там много хорошего.
– Расскажешь мне обо всем в храме.
Ах-хатпи встала, отпуская служанок повелительным жестом. Широкое ожерелье ее светилось драгоценными камнями и золотом, платье и накинутая сверху туника белого полотна ниспадали на мраморный пол дворцовых покоев. Пышный завитой парик из волокна пальмы был только что водружен на голову служанкой. Верх парика покрывал головной убор в форме ястреба – символ Исиды, чуть ниже его царственный лоб обвивала золотая кобра – урей.
Взяв в левую руку скипетр в виде цветущего лотоса, Ах-хатпи величественной походкою направилась к двери, и молодой фараон, прихватив с собой поднесенную слугою корзину с жертвенными яствами, следовал за матерью, почтительно склонив голову.
Сопровождаемые низкими поклонами бесшумно снующих слуг, они вышли из дворца во двор, усаженный прекрасными деревьями и кустами. Здесь были финиковые пальмы, сикоморы, акации, тамариск и, конечно же, цветники, увы сейчас плохо видные в наступившей тьме.
Бежавший впереди слуга освещал путь факелом, царица и молодой фараон шли по широкой, усыпанной белым скрипучим песком аллее мимо фиговых пальм, мимо изящных беседок, мимо квадратного, облицованного шлифованным камнем пруда с лилиями и утками.
Храм Осириса – небольшой и нарядный – располагался в самом конце сада. Этот храм – любимое место матери, по ее настоянию он был выстроен лет двадцать назад и с тех пор приковывал взгляды гостей своим изяществом и красотою. Снаружи высились десять сделанных с истинным искусством статуй, изображавших наиболее выдающихся представителей рода покойного фараона Таа Секенен-ра. Внутри стройные витые колонны с капителями в виде виноградных листьев поддерживали легкую красную крышу, под которой, в глубине, напротив входа, располагался алтарь и резное изображение Владыки мертвых в виде мудрого старца с легкой улыбкой на тонких устах.
Юный царь воткнул взятый у слуги факел в специальное углубление у жертвенника, налил в стоявшую на алтаре чашу принесенного с собою вина, вытащил из корзины яства – сладкие булочки, жареное мясо, рыбу.
– Вкушай же, мой Бог! – преклонив колени перед жертвенником, тихо произнесла царица-мать.
Ах-Маси поспешно опустился на колени рядом с нею.
Некоторое время они молчали, словно бы не хотели мешать Осирису наслаждаться принесенными в жертву вином и пищей. Чадя, потрескивал факел, оранжевые сполохи пламени отражались на лице божества, делая его как будто живым… и неожиданно добрым.
– Ты захватил с собой все, что я тебя просила? – наконец спросила царица.
– Да, о великая мать моя… Я принес с собой все то, что отыскал в храме Демона Тьмы.
– Тихо! Прошу тебя, говори шепотом. Здесь вряд ли кто подслушает, но все-таки… Я давно хотела отыскать спокойное место и вот вспомнила об этом храме. Его выстроил великий жрец Осириса Петенхонсу, который также был и магом. Выстроил в честь твоего рождения. Знай, сын мой, – именно тебе суждено богами возродить былое величие Черной Земли! Именно с тебя пойдет род великих правителей… Должен пойти, если все будет происходить как должно. Петенхонсу знал и умел многое… Он предсказал твою гибель!
– Мать! Ты мне не рассказывала… А я ведь…
– Да, ты спрашивал. Но тогда еще не пришло время.
– А теперь…
– А теперь слушай. – Ах-хатпи ласково взъерошила волосы сына. Тот по-прежнему надевал парик лишь в самых торжественных случаях, обычно обходясь собственной пышной шевелюрой. Считал – так удобнее. – Когда ты уезжал в Иуну, я уже предчувствовала твою смерть… Но не думала, что она будет столь страшной. Ты помнишь?
– Меня сожгли живьем, – опустив голову, глухо произнес юноша. – Сожгли на алтаре Бала – злобного бога хека хасут, захватчиков Дельты.
– Захватчиков Черной Земли, ты хотел сказать, – мягко поправила царица. – Это сейчас в их руках осталась лишь Дельта. Этого хватит, чтобы они снова завоевали все! Если мы… Если ты…
– И потом ты родила меня снова, – Ах-маси вздохнул. – Родила… там… в Петербурге.
– Да, в Петербурге. – Улыбнувшись, женщина прижала к себе голову сына. – Меня отправил туда Петенхонсу… Отправил родить.
– Ты родила…
– Да. Мне было все равно от кого. Не буду скрывать, я не очень-то любила твоего отца… того отца, профессора-археолога. Но была ему надежным спутником и верным другом, пока…
– Пока не утонула на Вуоксе?
– Петенхонсу позвал меня.
– Сколько мне тогда было? Года два? Три… Бедный отец. Как он сейчас… без меня.
– Не думай, что сейчас он несчастлив, – загадочно улыбнулась царица.
– Но почему именно Петербург? Почему, скажем, не Париж? Не Москва?
– Как раз перед моим появлением в Петербурге была основана ложа.
– Северная Звезда! – не выдержав, воскликнул Ах-маси… Максим, так уж его вернее было бы называть. Впрочем, как посмотреть… – Так и знал, что здесь не обошлось без масонов!
– Да, масоны. – Ах-хатпи утвердительно кивнула. – Вольные каменщики – наши друзья… и враги.
– Якбаал?
– Да, он. Поэтому Петенхонсу сделал все, чтобы я случайно не оказалась в Париже. Якбаал нашел бы тебя… и убил.
– Но он все равно нашел. Помнишь, я рассказывал, мы ведь с ним встретились в Париже. Я тогда занимался боксом, и думаю, что занимался неплохо. Мы поехали в Нормандию, на соревнования, и отец… отец попросил меня взять с собой золотого сокола. Твоего сокола!
– Да, все так. Ты должен был передать амулет Петосирису, моему верному другу.
– Я его тоже знаю… Похоже, Якбаал убил его.
Царица вновь улыбнулась:
– Уже, думаю, нет. Вы с Тейей вовремя предупредили.
– Ах да, тогда. В Париже, в госпитале Сен-Венсан де Поль. О боги, было же время! Даже не верится. И ты знаешь, мама, даже… – Максим – Ах-Маси неожиданно запнулся. – Даже не знаю, как и сказать. Не то чтобы обратно не тянет, тянет… но так, не очень. Нет, хочется, хочется провести бой с достойным соперником, на ринге, и чтобы так, что… чтоб все трибуны сходили с ума! И хочется послушать музыку… хоть я и не большой любитель, скажем, что-нибудь русское… или французов – Зази, Янник Ноа, Астонвилла, Наташу Сен-Пьер даже! Сходить на дискотеку, прокатиться с ветерком в скоростной машине по загородному шоссе, пообщаться с кем-нибудь в чате, да мало ли… Всего этого я здесь лишен. Увы! Но… странно, что я вовсе не чувствую себя обделенным. Хотя нет, все же иногда чувствую, иногда жалко, но… Некогда грустить, что ли. Я ведь здесь все время чем-то занят, чем-то очень важным: то воюю, то еще что-нибудь, вот и с тобой первый раз говорим по душам, я имею в виду – говорим так долго. Почему меня не сильно тянет обратно? Я же родился не здесь. Но… Постой, не отвечай! Да, ты родила меня, как будущего фараона, души Ах-маси – его Ба и Ка – возродились во мне, но ведь я-то хорошо помню и другое! Санкт-Петербург, отца, секцию бокса, ребят… Все помню. Все осталось там… А здесь… Здесь у меня – ты! И теперь – вся Черная земля и все люди. Тейя!!! Тейя… Мама, ах, как же я люблю ее! Не знал раньше, не думал, что может быть во мне такое вот чувство. И вот – на тебе!
– Боги благоволят к тебе, сын мой, – мягко улыбнулась царица. – Взять в жены горячо любимую девушку – такое счастье доступно не многим правителям. Очень и очень немногим.
– Тейя умна и сообразительна!
– Я знаю. Тебе с ней повезло, сынок. Надеюсь, такими же умными будут и ваши дети – великие фараоны Черной Земли Кемет. Я верю – так будет. Я знаю! – Ах-хатпи немного помолчала, а затем продолжила, сильно понизив голос: – Извини, не удержалась от пространной беседы. Слишком уж мало мы с тобой общались, сын. Ну, так покажи наконец что принес!
Ах-маси молча вытащил из-за пояса фотографию и золотую пластинку.
– «Фотоателье Нодара, Бульвар Капуцинок, 1876-й год», – шепотом прочла царица.
А на пластинку взглянула, словно на ядовитейшую змею!
– О, боги! Ты знаешь, что здесь написано?
– Да, я прочел. Отрывок из «Книги мертвых».
– Ты умер так, как написано в ней. И кто-то снова хочет… Кто-то знает…
– Якбаал?
– Может быть – он, может быть – и кто-то еще. – Царица Ах-хатпи вздохнула и, поднявшись с колен, зашла за алтарь… и вернулась с золотой пластинкой в руке! Той самой… Или – просто такой же? Протянула:
– Читай!
– Четырнадцатый пилон; владычица ужаса, кто пляшет на нечистом, в честь которой празднуют праздник хакер, в день, когда раздаются вопли…
– Твой отец, а мой муж, великий Таа Секенен-ра ушел на поля Иалу в праздник хакер. Тоже внезапно. Как и Ка-маси! Какое злобное колдовство… Даже не знаю, как противостоять ему. Как противостоять черным демонам тьмы? Я очень боюсь за тебя, мой сын!
Ах-хатпи тяжело опустилась на колени, вытянув руки к изображению благого бога:
– О, великий Осирис, владыка мертвых, помоги нам!
– Говоришь, демоны? – вдруг усмехнулся Максим. – За каждым демоном стоят люди. А значит, нужно просто их отыскать. Вычислить, отыскать и обезвредить!
– Легче сказать, чем сделать.
Они проговорили долго, до самого утра, и Ах-маси был рад этой откровенной беседе: слишком много вопросов накопилось у него к родной матери, слишком многое нужно было прояснить, спросить то, о чем было некогда спрашивать раньше. Вот хоть о тех же соколах, еще в незапамятные, допотопные времена созданных заклятьем и гением великого мага Сиамона. На первый взгляд обычные золотые подвески с разноцветной эмалью, они обладали некой таинственной мощью, резко усиливая любые способности их обладателя. Чем больше амулетов, тем больше силы. Один сокол давал власть над собой и над временем, три – над вражеским войском, а семь – над всем миром.
У Апопи, царя захватчиков хека хасут, имелось два таких сокола, было бы и три – но третьего похитила Тейя, выкрав его из храма Ра в городе Иуну. И этот похищенный ею сокол потом снова оказался в руках Якбаала, одного из жрецов рогатого божества хека хасут. У Якбаала был и второй сокол – фальшивый, по просьбе Максима когда-то подмененный масонами в парижском районе Нейи. Скорее всего, обладатель амулета давно уже догадался, что сокол не настоящий. Еще бы – он ведь сам его когда-то и изготовил, а потом всучил Максу.
Якбаал… Не он ли стоит сейчас за спиною демона тьмы?
А соколы… Маг Сиамон изготовил семь. Два сейчас у царя Апопи, третий (настоящий) – у Якбаала, четвертый… четвертый так и остался в Нейи… или уже у Петосириса, мужественного и самоотверженного жреца храма Амона. Преследуя Якбаала, Петосирис сознательно обрек себя на большие жертвы, навечно покинув и родину, и привычную эпоху. Впрочем, наверное, не так уж ему и плохо в Париже. Как и Якбаалу… иначе Мишелю Якба. Масоны… Они как-то со всеми ними связаны. Масоны Великой Национальной ложи Франции. Штаб-квартира на бульваре Бино, в Нейи.
Максим невольно улыбнулся, вспоминая свои парижские приключения: как за ним следил Якбаал, как хитростью выманил сокола, которого юноша вез Петосирису – господину Пьеру Озири. Как, выйдя из метро на площади «Данфер Рошро», внезапно очутился в Древнем Египте… Встретил Тейю. И Якбаала… Тот тогда набивался в друзья, видать, тоже что-то знал о пророчестве… о том, что Ах-маси станет великим правителем. Дружок, блин…
Итак, четыре сокола – ясно у кого. Но где-то существуют еще три. Где – пока неизвестно, быть может, скрыты в подземелье под каким-нибудь древним храмом?
Да, есть еще один сокол – на спине Тейи!
В небольших оконцах под крышей храма вспыхнул алый огонь зари.
– Утро… – Царица вдруг вздрогнула и обернулась.
– Ты что?
– Там… Показалось, что у входа кто-то стоял.
Ах-маси без слов рванулся наружу… Нет, никого. Хотя… на белом, а сейчас – красном от багрянца рассвета песке явственно виднелись следы. Кто-то прятался здесь, за колоннами. Стоял, топтался, подслушивал… Дожили! Даже в собственном дворце стены имеют уши. Чужие уши!
И как их вычислить? Во дворце чертова уйма слуг, пожалуй несколько сотен, попробуй-ка уследи за всеми. Приказать устроить слежку чати – визирю? А кто поручится за то, что чати не подкуплен врагами? Никто. Даже Амон и Осирис. Надо что-то придумать, надо…
Молодой фараон задумчиво оперся о колонну, глядя на красный рассвет и красные крыши дворцовых построек. Вот-вот покажется солнце, и тогда багряный свет уйдет, уступив место золотому, и крыши из красных превратятся в желтые, а затем побелеют. Да. Все вокруг вовсе не такое, каким кажется. Кажется… А что, если…
Улыбнувшись, Максим вернулся в храм, присоединяясь к молящейся царице.
– На войне затишье, почтеннейшая мать моя!
– Да, затишье… – Ах-хатпи скосила глаза и тут же потребовала властным шепотом: – Ну! Говори, что придумал!
Ах, все-таки она была умной женщиной!
– Очень удобный момент для паломничества в какой-нибудь дальний храм. Испросить у богов благословения на начало царствования.
– Паломничество? И что это даст? Постой, ты хочешь сказать…
– Да. Мы с Тейей останемся здесь, в городе. Поедут другие, похожие.
– Но…
– Но надо проделать все втайне, опираясь только на верных друзей.
Царица внезапно вздохнула:
– Хочется верить, что таковые имеются.
– Имеются, о венценосная мать моя! – напыщенно произнес Ах-маси, имея в виду чернокожего Каликху, своего тезку Ах-маси из Анхаба, командира боевых колесниц Секенрасенеба, да мало ли еще кого.
– Жрец Усермаатрамериамон, – немного подумав, посоветовал царица. – Он, несомненно, умен и, кажется, честен. А чати Небхеперсенебу я почему-то не верю – слишком уж сладок и льстив.
– Я знаю жреца. – Макс кивнул. – Умен, хитер и коварен. И слишком много теряет в случае нашего поражения. Именно поэтому ему можно довериться.
Не откладывая дело в долгий ящик, со жрецом поговорили в тот же день, но уже ближе к вечеру. Главный жрец храма Амона Усермаатрамериамон был давним знакомцем юного фараона и, уловив суть вопроса, удовлетворенно кивнул:
– Благодарю тебя, государь, что ты обратился ко мне в таком важном деле!
Ах-маси скривил губы:
– У меня не так много людей, которым я мог бы полностью доверять. Тебе доверяю. Надо объяснять почему?
– В этом нет надобности, мой повелитель. – Жрец – высокий, мосластый, худой – прищурился, на тонких губах его еле уловимо заиграла улыбка. Такая же, как у Осириса в дворцовом храме под красной от света зари крышей.
Они договорились, условились обо всем – встреча прошла в храме Амона, на западном берегу Хапи. Говорили немного, по существу. Жрец взял на себя заботу о «паломничестве», заявив, что сделает все для того, чтобы раскрыть заговор.
– Враги, конечно, попытаются убить тебя… точнее, того, кто будет изображать тебя, повелитель. Уж больно удобный случай. Ты все хорошо рассчитал – вряд ли они его упустят.
– Нет, друг мой, – махнув рукой, хохотнул Макс. – Ты понял меня не совсем так. Вряд ли враги будут наносить удар… они его уже нанесли! Помнишь, я говорил о золотой пластине в храме Змеи? Думаю, ее нарочно подбросили. Чтоб я нашел. Но сейчас дело в другом – я хотел бы сам, без помех, заняться храмом Мертсегер, богини-змеи.
– Храмом Молчаливой Богини? – удивился жрец. – Сам? А почему нельзя кому-нибудь это поручить?
– Нельзя, – Юноша упрямо покачал головой. – Такова моя воля! Поверь, так будет лучше. И вовсе не потому, что я никому не доверяю. К тому же меня интересует не только этот храм, но и все другие… в основном – маленькие, неприметные… но почитаемые! Такие ведь есть… и много.
Максим понимал, конечно, что объяснение вышло путаное, но уж какое есть. В конце концов, он – великий фараон и не обязан никому ничего объяснять! Ну не говорить же о том, что местные люди, в силу своей особой религиозности и почтительности к различного рода божествам, вовсе не годятся для столь деликатного дела. Даже Тейя – и та вряд ли подойдет, хоть она и способна на многое. Но… она родилась здесь, здесь воспитывалась, росла, как и все, впитывая себя преклонение перед богами. Это почтение, этот страх невозможно было пересилить. А Максим подозревал, что с храмом Мертсегер дело обстоит нечисто, специально интересовался этим. Впрочем, не только богиней-змеей, но и всеми другими храмами, кроме, пожалуй, храма Амона, жрецы которого с приходом захватчиков потеряли бы все.
Отец – не великий фараон Таа Секенен-ра, а другой… хм, другой! – профессор-археолог – верил в Бога и ходил в церковь, а вот Максим вырос не очень-то верующим. Вечно во всем сомневался, видя в основном материальную составляющую, и случившиеся с ним невероятные события в общем-то мало поколебали отношения Макса к вере. Тем более – к здешним многочисленным богам и божкам: всяким там кошкам, крокодилам, скарабеям и прочим тварям. Наверное, не было такого животного, которое хоть где-нибудь, хоть в какой-нибудь дальней деревне не обожествлялось бы! Конечно же, Максим относился к подобному весьма скептически. Один – во всем Египте! Или, по крайней мере, так уж ему казалось.
И еще казалось, что храм, любой местный храм – очень уж удобное место для лазутчиков. Уважение, страх, никто лишний раз не проследит, не заподозрит – побоится гнева богов. Очень удобно для всяких тайных дел. К тому же еще и прихожане… или как уж там их называть? Им ведь вполне можно поручить самое опасное и гнусное дело. Волею богов – запросто!
Во всем этом, в многочисленных божках и храмах, в их влиянии на души людей, Максим почему-то остро чувствовал опасность, которую никто, кроме него, не ощущал. Никто.
Украшенная затейливой резьбой и цветами царская барка – бар-ит – взмахнув веслами, отошла от причала Города Мертвых, взяв курс к восточному берегу Хапи. Отражаясь красно-желтой полоской в воде, за кормой судна садилось солнце, окрашивая в красный цвет пирамиды и крыши многочисленных храмов. Красные крыши… Они не были красными, лишь такими казались. Как сейчас… вот-вот… скоро, кто-то должен будет казаться великим фараоном Уасета и всей Черной Земли.
Глава 3
Дом повешенного
Весна – лето 1552 г. до Р. Х. (месяцы Паини и Эпи-фи сезона Шему). Уасет
Горе, горе!
Плачьте, плачьте, не переставая!
Добрый пастырь ушел в страну вечности.
«Прощание с мумией».Пер. М. А. Коростовцева
О, какие горестные вздохи и рыдания оглашали округу, когда похоронная процессия покинула наконец дворцовые стены! Царица Ах-хатпи, юный фараон Ах-маси Ниб-пахта-Риа и его супруга, царственная Нофрет-Ари Тейя, стеная, двигались пешком вслед за саркофагом, в котором покоилась мумия Ка-маси, дабы торжественно проводить ее в Дом Вечности, за реку, в Город Мертвых. Переселение сие – момент не только торжественный и грустный, но в чем-то и житейский, как любой переезд. Двигающиеся впереди служители несли цветы, глиняные кувшины, пирожки, каменные вазы, статуэтки и прочую так необходимую в загробном мире мелочь. За ними тащили погребальную мебель, без которой, понятно, покойнику тоже было не обойтись: кресла, кровати, сундуки, ларчики и прочее, и прочее, и прочее, – все сделанное изысканно, с любовью, как и положено для посмертного существования.
После мебели слуги несли личные вещи умершего фараона: трости, скипетры, веера, зонты, драгоценности – как же без них! Ах как они сверкали грудами на золотых блюдах! Больно глазам.
Обнаженные до пояса женщины – профессиональные плакальщицы, – с распущенными волосами и измазанными грязью лицами, вопили, голосили, стонали, в экстазе ударяя себя руками по голове, и, по мнению Ах-маси, явно переигрывали. Ну совершенно незачем было здесь так вопить, это уже не похороны получались, а какой-то фарс, впрочем мало кого смущавший.
Пара коров уныло тянула на полозьях завешенный разноцветными циновками катафалк в виде барки со статуями жены и сестры владыки загробного мира, Исиды и Нефтис, жены и сестры Сета… однако родившей от Осириса бога Анубиса, покровителя бальзамирования и некрополей. Анубис также почитался и в качестве властителя царства мертвых, но вот кто там был главнее – он или его родной батюшка Осирис, – Максим не очень-то понял, да, собственно, не особенно-то и рвался понять. Богов и богинь в Черной Земле имелось великое множество, запомнить всех было бы, пожалуй, трудновато, хотя бы главных.
Под вопли плакальщиц процессия спустилась к пристани, у которой покачивались на волнах барки с главной, погребальной ладьей посередине. Туда и поставили катафалк с саркофагом и статуями, зацепили погребальную барку буксирным тросом. Поплыли – родственники и друзья, плакальщицы, слуги…
– На запад, на запад, к земле праведных! – кричали женщины. – Место, которое ты любил, ныне безутешно.
– О, безвременно ушедший сын мой! – по обычаю, причитала царица. – Ты уходишь нынче, уходишь, переправляешься через реку, уходишь на поля Иалу, в страну вечности!
Несколько ошеломленный всей этой суетой, Ах-маси исподволь осматривал собравшихся. Народу повсюду виднелось великое множество, что и понятно – хоронили-то не кого-нибудь, а самого фараона! Некоторые зеваки уже создавали в собравшейся толпе давку, а кое-кто даже затеял драку, и воины назначенного в помощь распорядителю похорон Секенрасенеба охаживали драчунов увесистыми палками по спинам:
– А вот вам, вот! Воистину, как же вы смеете драться в такой печальный и скорбный день?!
Большая часть зевак, естественно, осталась на том берегу, однако и тех, кто считал необходимым лично проводить умершего до самой гробницы, набралось предостаточно. На западном берегу, на всем протяжении пути до гробницы, дорога была заставлена каким-то прилавками с разного рода амулетами, разноцветными ленточками, цветами. Понятно… кому похороны, а кому и бизнес.