Потупа Александр. Эффект красной черты

   - Достань его, Боб, и прочти, - завершил свою речь Уондеринг, - а я пошел, хочу спать...
   Шедоу проводил старика, передал его с рук на руки секретарю и тут же возвратился. "Древнего Фила по-королевски доставят в отель, - думал он. Четыре полицейские машины и пара контрольных нарядов из ребят Сэма станут прокладывать дорогу нашему будущему. Но вот черный юмор - ночью его хватит кондрашка, и мы останемся один на один с Файтером... Слава Богу, я позаботился о дежурстве врачей в соседнем номере..."
   Президент долго рылся в сейфе, но все-таки нашел конверт и извлек оттуда два листа. Один был почти пуст, лишь размашисто значилось на нем:
   "Надо было думать раньше!
   УОНДЕРИНГ".
   Лист пошел по рукам, и настроение упало, хоть падать ему было вроде бы некуда. Зато второй лист был исписан основательно, и Президент зачитал его вслух:
   "Это шутка, Боб. Думать никогда не поздно. Даже тогда, когда пытаешься кусать себе локти.
   Это тоже шутка. Мы кусаем локти ближнего - так проще. Еще проще вцепиться ближнему в горло и таким образом воздать ему за сотворенное нами зло.
   А теперь серьезно. Ты вскроешь этот конверт, Боб, через три года с небольшим, когда почувствуешь опасность провала на очередных выборах. Опасность будет связана с Файтером, вернее - с его эвроматом, с теми эвроматами, Боб, которые так помогли тебе взойти на вершину.
   Ты всегда утверждал, что я великий пророк, не так ли, Боб?
   Я дерьмовый пророк - вот что верно. И из Файтера вышел бы такой же дерьмовый пророк. Он способный ученик, и его популярность затмила бы мою, но, к счастью, он занялся делом.
   Я ненавижу его эвроматы. Я пришел из того времени, где не допускалась самая мысль, что всякие ящики, начиненные электроникой, станут учить нас жизни. Мы усиливали свои мышцы, зрение, слух, обоняние... Мы милостиво позволяли экскаваторам рыть ямы, ракетам - летать на Луну, мы позволяли себе разглядывать Вселенную в радиоволнах и гамма-лучах, хитроумно ощупывали отдельные микрочастицы, более того - мы были не против, чтобы смешные калькуляторы вели за нас утомительные подсчеты...
   Но настал момент, когда наши мозги - ни коллективно, ни поодиночке не могут справиться с миром нами же сотворенной сложности. И мы должны идти на поклон к эвроматам. Должны, ничего не поделаешь.
   Но, в сущности, это не так! Мы никому не кланяемся. Эвроматы - живая часть нас, живых, коллективизированная часть нашего мозга. Возможно, они усилят и наш индивидуальный мозг. Я уверен, что Файтер разработает программы соответствующей генетической операции. Но эвроматы тоже усовершенствуются, и начнется что-то вроде межвидовой борьбы, хотя она, эта борьба, должна послужить на пользу обеим сторонам. Наконец, пройдет время, и мы поймем, что, по сути, борьбы не было, что сотворен новый вид социальных организмов с более мощным коллективным и индивидуальным разумом. И, быть может, с такой функцией, которая уже не сводится к нашему представлению о разуме. И наверняка с невообразимо высокими для нас темпами эволюции...
   Наша беда, Боб, в абсолютизации индивидуальности. Временами ты ощущаешь себя владыкой великой страны, испытываешь так называемый фараонов комплекс. Но, в общем-то, Боб, ты прекрасно понимаешь, что ты - лишь символ, как бы тотем стоящей у власти группы. И самые умные фараоны тоже понимали это. Твое счастье - в твоей стандартности, близости к среднему уровню. Твое главное достоинство в том, что ты устраиваешь большинство этих людей. Ты согласен подчиняться их требованиям и наступать на горло любому собственному мнению, если оно слишком заметно выбивается за рамки предписанного тебе стандарта.
   А Файтер из тех, кто способен менять сам стандарт. Поэтому вы кажетесь непримиримыми врагами. Между тем друг без друга вам не обойтись.
   Люди, покушающиеся на стандарты, кажутся тебе и твоей команде красными. Это как в космологии, Боб, - мы смотрим на убегающие галактики и видим, что линии спектра сдвигаются к красному концу. Этот эффект называется красным смещением. Так вот, все, устремленные в будущее, несут в себе красное смещение. Но в конце мы идем за ними и чаще всего по их костям.
   Они первыми бьются лбом в опасность и кричат о ней, и твой долг, Боб, слышать их крики. Если бы не они, мы до сих пор бегали бы за мамонтами, размахивая палками и камнями.
   Ты скажешь: теперь мы носимся друг за другом, размахивая ядерными боеголовками и лазерными пушками. Верно. Но не это определяет эпоху. На планете так или иначе кормится семь миллиардов человек, и кое-кто из них успел побывать на Луне и Марсе, а сейчас летит к спутникам Юпитера и - что, может быть, самое главное - пытается преобразовать человека и общество здесь, на Земле.
   Так вот, прислушайся к людям, о которых через столько-то лет или веков скажут: если б не они, мы до сих пор носились бы друг за другом, размахивая ядерными боеголовками...
   Прислушайся, Боб, потому что настоящее, в которое ты целиком погружен, никогда не состоит из одного только настоящего. Настоящее - это сжатая пружина памяти и предвидения, и упаси нас господь забыть об этом и подставиться под адский удар с того или иного конца.
   Извини, Боб, по неискоренимой привычке я говорю темнее Дельфийского оракула. Но слушающий да услышит!
   УОНДЕРИНГ".
   Президент умолк и потянулся к стакану с соком.
   - По-моему, мы не можем рассчитывать на этого Уондеринга, - задумчиво произнес Сэм. - Он явно не с нами... Вот уж не подумал бы. Мне казалось, они с Файтером смертельные враги - как раз из-за этих эвроматов, или нет?
   - Между смертельными врагами и смертельными друзьями невелика дистанция, - усмехнулся Джи-Пай. - Древний Фил может видеть в Файтере свое, так сказать, лучшее я, то, которое он сам не сумел реализовать. Такое бывает...
   - Давайте разбегаться, только без всяких красных смещений, - со слабой улыбкой сказал Президент и потер переносицу. - Уондеринг считает меня вашим стандартом, а стандарту положено веровать. Так вот, я хотел бы верить в добрую волю Уондеринга.
   - Смотри, Бобби, - вставая, сказал Сэм. - Я профессионал и чувствую, что этот Файтер блефует. Мои ребята могут легко проверить мою гипотезу. Впереди целая ночь, а другой у нас может не быть...
   "Я теряю целых семь ночей с Мэри и то не давлю на Боба, - подумал Шедоу. - Лишь бы этот бык не наломал дров... Если он на свой страх и риск потрясет Файтера, все пропало. Мы наверняка попадемся в какую-то простенькую ловушку, а главное - сорвется вся моя игра... Древний Фил недаром решился на завтрашнюю поездку. Он прозрачней, чем думает, для меня - прозрачней... И хорохорится - куда тебе там! Иначе зачем он стал бы носить свой парик? Ведь все знают, что он давным-давно лыс, как колено... Ему неохота выглядеть стандартным яйцеголовым. Как же - сокрушитель стандартов! Значит, он еще рассчитывает совершить то, что не успел в своей слишком долгой и слишком праведной жизни - вот и вся психология... Пусть совершает!"
   - Я тоже вполне доверяю Древнему Филу, - вступил он в разговор, - и прошу тебя, Сэм, не предпринимать ни одного шага против Файтера. Во всяком случае ни одного шага, не согласованного с Бобом и со мной. По-моему, завтра днем все экземпляры его доклада лягут на этот стол.
   Президент удивленно посмотрел на Шедоу, но ничего не сказал.
   "Надо как-нибудь выяснить, не скрывает ли и Файтер идеально отполированный шар под своей роскошной шевелюрой", - мелькнула у Шедоу весьма никчемная, хотя и слегка позабавившая его мысль.
   8
   Раннее утро с трудом втискивалось в сознание Джима Файтера. Он лениво встал и с полчаса бесцельно проблуждал по коттеджу, таская на себе совершенно опустошенную снотворным и оттого бесполезную голову. Потом заставил себя сварить кофе и несколько минут поболтаться под душем. И снова стал бродить по комнатам, утешаясь вновь обретенной способностью к размышлениям.
   Вот уже утро, думал Файтер, и ничего не произошло. Тройная доза снотворного, достаточная для длительной блокады действия Труз-маски, не пригодилась, только довела до одури. Похоже, все обо мне забыли...
   Тишина. Я всю жизнь гнался за тишиной, и вот она - настоящая тишина. Садись за стол и твори, все звуки ушли из этого дома. Не носится по лестницам с громом стартующей ракеты младшенький, Пит, не пристает с заковыристыми вопросами старший, уже понемногу бунтующий Джимми. И средний, Энтони, тоже не встревает в самый неподходящий момент с предложением сыграть в шахматы. Мало ему домашней ЭВМ, мало она его бьет... И Сьюзи не придет в мой кабинет и не станет тыкаться носом в затылок, как щенок, которому скучно...
   Вот так, садись и твори - перекраивай Вселенную и человека в идеальных условиях комфортабельнейшей из одиночных камер.
   Нет, ничего не перекроить - тишина кричит памятью, дом кричит всеми голосами пустых комнат, голосами, которые накопились здесь за много лет. И кажется, все бы отдал, чтобы оживить эти голоса, выдавить их из тюбика памяти в этот дом, заполнить его реальным мельканием, звуками, запахами...
   Запахи - первый и последний наш свидетель, думал Файтер, они напоминают о том, что крохотные существа, еще не клетки, а так - какие-то микроскопические пульсирующие комочки, ощущали мир в потоках молекул - на вкус и на запах. И вот запахи остаются и преследуют нас, как сигналы из миллиардолетнего далека, как зов истоков зарождающейся жизни. От шарфика Сьюзи до ночной посудины Пита - все кричит в этом доме, кричит и сводит меня с ума, меня, вытолкавшего своих ребят в пустоту...
   Не было выхода... Все так, отсутствие выхода, мнимое или реальное, лучший способ убить сожаления. И еще проще - назад не воротишь! Чего уж там думать-горевать, когда есть магическое - назад не воротишь...
   Так или нет? Может, не поздно и воротить? Поехать к Бобу или просто позвонить. Сказать ему: слушай, Бобби, я погорячился. Я думаю, что мир и вправду вот-вот рухнет в тартарары, но Бог с ним, с миром. Давай жить дружно и потом - дружно гореть в общем костре. И пусть милые голоса снова наполнят мой коттедж, и я позову тебя, Боб, на маленькую вечеринку. И мы пустим сюда нескольких корреспондентов - пусть немного заработают и пусть разнесут по всему миру весть о личной дружбе Президента с шефом Эвроцентра, и ты как бы возложишь руку на далекое будущее нашей цивилизации, пусть и несуществующее... И это даст тебе новых избирателей, а мне - новые миллионы на расширение Эвроцентра...
   Я позвоню тебе, Бобби, думал Файтер, позвоню и скажу: я - подлец, мистер Президент, такая вот штука, я - подлец. Арестуйте меня. Целых три дня я знал результат Эвро-5 и молчал. Целых три дня я пытался надежно спрятать свою семью от ищеек Сэма. Я не боялся его Труз-масок, не боялся, что меня по-простецки возьмут за горло, я был уверен, что успею использовать особую ампулку и сраму не приму. Но меня могли взять за иное за Пита или Сьюзи, и тут конец. Потому что я слаб, слаб, как последний паршивец в стаде добропорядочных граждан, слаб, потому что мучения одного из моих сыновей могли бы заслонить от меня вид вымирающей планеты.
   Таковы факты, Боб, я три дня, целых три дня продержал в столе экземпляры своего доклада, а эти три дня могут сыграть решающую роль в нашем приближении к красной черте. Так бывает - десятки лет, а то и десятки веков копится какая-нибудь дрянь, а спасение от нее решается в считанные дни или в считанные секунды.
   Выходит, я ничем не лучше тебя, Боб. Ты хочешь протянуть десять месяцев ради спасения своего кресла, я уже протянул три дня ради спасения семьи. И вот ведь парадокс - от чего спасаться? Где они спрячутся не от Сэма и его парней, а от обычной самонаводящейся боеголовки? Где спрячется твой народ, Боб, осчастливленный или нет твоим мудрым и едва ли не бессменным руководством?
   Нам всем некуда прятаться, победителю нет убежищ... Особенно забывающему, что всякая победа - немного Пиррова. А иногда не так уж немного, иногда и целиком... Вся беда в том, что победителю слишком хорошо известна цена победы...
   Когда удалось сообразить, что сверхбыстрые блоки способный работать с полем содержательных аналогий - осуществлять первичный подбор аналоговых моделей, а потом их адаптацию в области применения, я захлебнулся успехом и особенно - надеждой! Эвристическая машина может строить модели любых явлений и целые теории - это небывалый рывок в науке, колоссальный импульс прогресса. Победа, которую, вроде бы, не с чем сопоставить в истории познания...
   И вдруг среди ликования зазвенели пронзительные звоночки. А кто справится со всем этим потопом прогресса, стали спрашивать меня. Кто сможет всем этим управлять? Сами же эвроматы? Да здравствует эвроцивилизация!
   И пошло, и поехало...
   "Надеюсь, Вы любезно предоставите нам места вышколенной прислуги у Ваших симпатичных машин, - написал тогда председатель Ассоциации инженеров-электриков, кажется, так написал. - Мы становимся столь же бесполезны, как и водители карфагенских боевых слонов в современной дивизии танковых роботов. Боюсь, эвроматы перестанут доверять своим теплокровным слугам - они наверняка попытаются создать нечто более надежное и расторопное. Но оставим этот вопрос. Поверьте, меня более мучает другое принесут ли эти эвроматы Вам - именно Вам! - подлинное счастье, не выдадут ли они в один прекрасный день нечто такое, что начисто разрушит Ваш покой и поставит Вас, а может, и многих других на край пропасти?.."
   Он как в воду глядел, этот парень, отнюдь не претендующий на роль пророка школы Уондеринга. На эту роль стали претендовать именно эвроматы, скорее - на собственную школу. То, что нам казалось необъятно сложным и в силу своей сложности туманным, эврики стали превращать в четко оконтуренные перспективы... Славная пора Футургейма, когда мне казалось, что машины играют с нами в будущее, услужливо предлагая десятки вариантов - только выбирай, только прими решение, и ты ступишь на тропу великолепно состыкованных картин, которые прямо с листа претворяются в избранную реальность, и каждая из реальностей лучше всех остальных...
   Карикатура великого Линдстрема - вот она на стене, воспроизведенная в большом формате. Человечество в виде буриданова осла, понукаемого эвроматом с физиономией Джима Файтера. Человечество, растерявшееся от обилия дорог и аппетитности разбросанных по ним, по этим воображаемым дорогам, опять-таки воображаемых охапок сена... Но из каждой охапки торчит еле заметная головка ядерной ракеты - немой вопрос покойного Линдстрема, который никогда не писал мне писем, а просто прислал эту огромную репродукцию одной из последних своих карикатур...
   И тогда, как просыпающийся вулкан, стал ворчать вслух Древний Фил, человек, для которого будущее представлялось чем-то вроде собственной записной книжки... "Мне плевать, Джимми, на безработицу среди инженеров и даже среди прогностов, - сказал он в последнюю нашу встречу, злую и разрывную. - Лично мне эвроматы ничем насолить не могут. Но эти проклятые железки не доведут тебя до добра. Ты останешься у разбитого корыта, и все, кого ты увлечешь, останутся с тем же. Но, даст бог, я этого уже не увижу..."
   Как же он меня тогда разозлил, этот Учитель Президентов. Он взвился на эвроматы вовсе не из ненависти к железным мозгам - это ерунда. Он слишком умен, чтобы лить слезы над безоблачным и чисто человеческим прошлым, якобы исковерканным всякими учеными выдумками. Он взвился из-за П-границы - вот в чем я убежден. Он не мог потерпеть, чтобы кто-то устанавливал правила игры на его поле.
   А П-граница - золотое правило Футургейма, не сразу мною обнаруженное и тем более не сразу и всеми осознанное. Но существует эволюционная граница прогноза - ничего не поделаешь. Мы можем разумно прогнозировать собственное будущее лишь до тех пор, пока изменения человека и общества не меняют их качественно, то есть не переводят на новый уровень сложности саму прогнозирующую систему. После этого система обретает такие свойства и цели, которые непредсказуемы для системы меньшей сложности, - это просто, как дважды два. Пещерному пророку не снилась высадка экипажа на Марсе и пирамиды Хеопса тоже не снились. И нам сейчас не снится то, что будет доступно суперсапу, спланированному по программе Эвро-11. Нам доступен прогноз лишь в интервалах времени, за которое мы сами не подвергаемся существенному преобразованию - такова она, П-граница, тоже своеобразная красная черта. Та красная черта, которая ясно дает понять - мы не просто вершина исторической пирамиды, а промежуточная ступенька. И только непрерывно совершенствуя свой вид в индивидуальном и социальном плане, мы можем рассчитывать на принципиальные рывки в познании. Лишь допуская собственное радикальное преобразование, мы можем смело идти навстречу Большому Космосу.
   "Нарушителей П-границы ждут цепкие и бездонные болота утопий" - так цветисто выразил суть дела один молодой журналист. Да, что-то в этом духе...
   И, похоже, четко обоснованная программой Эвро-6, П-граница навсегда разделила меня с Уондерингом. Несмотря на свою кажущуюся абстрактность и прекрасно знакомые Филу "бездонные болота", разделила...
   А новая красная черта, совсем уже не абстрактная, напротив, страшная своей конкретностью, - со всеми остальными.
   Срок жизни пророка обратно пропорционален уровню пессимизма его прогнозов. Пророку-оптимисту всегда проще. Выйдет по прогнозу - ему честь и хвала, а грянет беда - тут не до пророка, тут самому бы живым остаться, а он - что он? - он-то лучшего хотел... А пессимист всегда плох. Ошибся дурак, которого повесить мало, ибо пугал, а прав - тут уж повесить бог велел, ибо накаркал, да и злость на ком-то сорвать надо... Не странно ли, что я еще жив и даже с ума не сошел - не сошел ли? - среди этого кричащего дома, опустошенного мною, среди крика миллионов, опустошенных моими эвроматами, среди внутреннего своего опустошающего крика.
   Я отвергнул от себя тех, кого любил, от меня отвернулись те, кому я верил. И некуда спрятаться, ибо победителю нет убежищ...
   И надо набраться сил, чтобы этот бунт не завершился позорным выбросом флага, белого флага, которому никто не успеет как следует возмутиться или порадоваться, ибо полотнище очень скоро выпадет на землю сероватым радиоактивным пеплом...
   9
   Файтер ждал сигнала. Отгороженный от мира самой опасной и захватывающей из фантпрограмм - погружением в себя, он напряженно ждал. И все-таки сигнал прозвучал внезапно, и на экране переговорной панели с еще большей внезапностью всплыла добродушная физиономия Фила Уондеринга.
   - Ты меня пустишь, сынок? - спросил Древний Фил.
   Файтер послал пропускной импульс, и через минуту Уондеринг предстал перед ним с большим портфелем в руке.
   - Слушай, Джимми, - сказал он, устраиваясь в кресле, - я по-прежнему не могу простить тебе изобретение эвроматов. И не потому, что я, как и все старики, люблю поворчать на думающие железки. И не потому, что твоя П-граница подрубила мне крылья. Я не могу злиться на тебя как на более удачливого конкурента, ведь ты вместе со своими эвроматами и П-границами в каком-то смысле мое овеществленное пророчество... Но я пришел рассказать тебе об истинных причинах своего ворчания. Ты хочешь меня послушать?
   Файтер непроизвольно взглянул на часы. Половина десятого. Выходит, он добрых четыре часа, как сумасшедший, ползал в этих стенах и, кажется, говорил вслух... Но время еще есть, плохо другое - этого Фила, должно быть, по уши начинили "клопиками", и в машине у ворот настроились послушать поучительнейшую из передач.
   - Верно, время еще есть, Джим, - ухмыльнулся Уондеринг, - и не бойся, я чист в смысле электроники, мой водитель обладает собачьим нюхом на эту пакость, и перед выходом из отеля он проверил меня с ног до головы. Я приехал к тебе, Джимми, вполне официально, ты так и подозревал, да?
   - Неофициально в мой дом сейчас и не попадешь... Вы хотите уговорить меня, Фил?
   - Да, именно такова моя миссия, - твердо произнес Уондеринг. - Нам не стоит играть в прятки. И я, с ведома и по поручению президентской команды, привез сюда полный портфель всякой чепухи, кучу проектов, которые они заготовили для следующего срока. Они хотят убедить тебя, что с их администрацией стоит иметь дело...
   - Это я и так знаю...
   - Но мне плевать на их замыслы, Джимми, до реализации чьих бы то ни было замыслов надо еще дожить... Я хочу говорить о другом. И постарайся уловить то, что скажет сейчас последний маг из прогностов, последний пророк, не использующий твои эвроматы для составления своих гороскопов. Ты выпустил страшного джинна из бутылки, именуемой человеческим мозгом. Это звучит банально, я знаю. Так говорили о первом паровозе и о первом самолете, и об урановом котле тоже говорили. Но боюсь, ты еще не понимаешь, что эвромат, снабженный одиннадцатой программой, - это жутчайшее и принципиально неконтролируемое оружие. Эвробомба - это мой термин, Джимми, но это паршивый термин глупейшего из пророков. Он ничего не передает. Бомба - это вспышка и конец! Я помню, что более полутораста тысяч человек в Хиросиме умирали медленно. Для них ад растянулся на месяцы и на годы. Но ад эвробомбы растянется на века, даже на тысячелетия. Он захватит всю планету. Он будет длиться и длиться, пока кому-нибудь не стукнет в голову прекратить этот ад - устроить фонтан из ядерных боеголовок...
   Файтер присел напротив Уондеринга и через силу улыбнулся.
   - Что с вами, Фил, чем вы меня пугаете?
   - Я не пугаю. Я утверждаю, Джим! Ты бросил мир, разорванный и неподготовленный, в пасть новой войны, войны автоэволюционной. Люди начнут наперегонки выводить новые породы сверхлюдей, лопнет связь между поколениями, мы отбросим память крови. Мы не сможем договориться о творении единого вида, и на нашей планете вспыхнет межвидовая борьба разумных существ, вооруженных самой опасной техникой. Технологически отсталые страны попадут в положение обезьяньих заповедников - вот к чему мы придем, и очень быстро. Я знаю, что твоя Эвро-11 практически готова к ведению эксперимента. Через 10-15 лет начнется кошмар. Появится Эвро-21, Эвро-31, Эвро-111... И брат восстанет на брата. И это будут не примитивные расовые предрассудки, это будет непрерывно меняющаяся иерархия богов и людишек, сцепившихся в смертельный клубок...
   "Он действительно последний маг из прогностов, - подумал Файтер, после таких речей легионы сметали все на своем пути, а уличные толпы линчевали иноверцев. Настоящий пророк - это спичка на бочке с порохом".
   - Вот такое дело, сынок, - тихо сказал Уондеринг, - такое дело. Ты меня понял? Ты подумай...
   - Я не согласен с вами, Фил, - перебил его Файтер. - Вы должны были впасть в грех и впали. Вы впали в грех тривиальности - это красная, черта в каждом из нас. Наступает нечто непостижимое, нечто вне нашего понимания, и мы вроде бы беззащитные от этого наступления, впадаем в грех веры. Мы упираемся в доступную нам ступеньку и боимся следующей, или чувствуем - она не наша... И этот страх - наша вера, Фил. И тогда в нас просыпается оракул - мы предостерегаем всех, способных сделать следующий шаг: не делайте! Вы расшибетесь сами и утащите за собой все человечество. Но это ерунда, Фил, поверьте, это ерунда, хоть и нехорошо посмеиваться над символами веры, но я скажу прямо - это смешная ерунда.
   Файтер перевел дыхание и разлил по чашкам кофе из небольшого кофейного автомата.
   - Я расскажу вам притчу, Фил, забавную притчу. Вы, наверное, помните, что премию за эвромат мы получали вместе с профессором Камовым. Принцип эвро, то есть метод подбора стартовых аналогий, он нащупал позже меня, но зато он первым догадался монтировать эвросистемы. А именно они и дают эвроматам огромную прогностическую мощность. Но дело не в этом. Камов был постарше меня, хороший парень. Мы сбежали с ним с парадной церемонии и потихоньку тянули коньяк в моем номере. И я, как восторженный щенок, развивал перед ним грандиозные планы. Уже тогда было понятно, что эвросистемы будут легко разыгрывать сложнейшие явления, и я вопил: слушай, дружище Камов, наши вояки соберутся вокруг эвромата и сыграют в войну. Они будут перекраивать мир, разыгрывая ядерные сражения и грандиозные звездные войны, а люди станут следить за этим, как за увлекательным футбольным матчем! И мы с тобой станем почетными сопредседателями спортивного союза военных игрищ. Будем дисквалифицировать генералов, плохо запрограммировавших свой эвромат или проявивших излишние имперские амбиции... И болельщики начнут гоняться за нами с патриотическими флажками наперевес... Смешно, да?
   Уондеринг сидел неподвижно, глядя Файтеру прямо в глаза. Древнему Филу было не до смеха.
   - Не смешно, Фил. Вот именно - не смешно. Так и сказал мне этот Камов, между прочим, весельчак и большой любитель анекдотов. Слушай, Джим, сказал он, не надо впадать в пьяный восторг. Твоя утопия зависит не от машин и не от нас, их создателей, вернее - не только от нас. Она зависит от тех, кто стоит у власти. Потому что ни одна машина сама по себе не изменит социальной иерархии. Эвромат - необычная машина, со временем он сможет стать неотъемлемой частью общества, но все же важно, кто и как им воспользуется, какой среде он станет служить. И не надо впадать в утопию, говорил мне Камов, ибо из утопий никто еще не возвращался, чтобы поделиться восторгами по поводу увиденного. Там гибли народы и империи, и, чем заманчивей и безграничней казались иллюзии, тем уже и кровавей оказывалась тропа, по которой надо было возвращаться к нормальной жизни. Так вот, Фил, не будем и мы впадать в утопию. Одноцветное будущее, розовое или черное, выдумка, бред. Но самое страшное будущее - отсутствие будущего. И вот сейчас мы выбираем, Фил. Жаль, что здесь нет старины Камова, он бы кое-что посоветовал. Но мы вдвоем, и мы прекрасно понимаем, что до эвробомбы мы можем просто не дожить...