Страница:
Геннадий Мартович Прашкевич
Дыша духами и туманами
Лучше не скажу я, что потом…Зинаида Гиппиус
Глава первая
Мадам Генолье
1
Жили-были брат и сестра.Неважно жили, без родителей.
Ко всему прочему, началась перестройка.
Известно, что каждый четвертый на планете – китаец. Теоретически получалось, что только китайцев в большом КБ и сократили. Но в их число попали Антон и Инна. К счастью, Инну заметили люди из модельного бизнеса. А брат занялся торговлей. По дешевке скупал на разоренной швейной фабрике стеганые одеяла, телогрейки, на бывших военных заводах – титановые лопаты по бросовым ценам, алюминиевую посуду, арендовал простаивающий в порту теплоход (везде безработица) и на все лето спускался по большой реке на Север. Вырученных денег хватало расплатиться с арендой, подобрать новую партию товаров, кое-что оставалось.
Потом оставаться стало больше.
– Но живем скромно, – заметила мадам Генолье, обдув чудесный сиреневый маникюр.
Замечание не относилось к машине («линкольн»), к наряду (лучшие дома), к шляпке (ее ведь не обязательно носить). Мой вид тоже подчеркивал скромность происходящего. Когда Роальд позвонил («Срочно. Она уже где-то рядом. Пять минут разговора и ложись спать – утром тебе отплывать на теплоходе. Старушка торопится»), я ставил плов. Кружок электроплиты алел. Заправив скороварку мясом, морковкой, луком, рисом, залив в нее литр воды, я в домашних тапочках (еще спортивные брюки, клетчатая рубашка, мобильник в кармане), выскочил на улицу. Никогда не знаешь, с каких пустяков начинаются необыкновенные события.
Я был уверен, что действительно увижу пожилую даму, старушку с душком, так сказать, и она сразу начнет канючить, что потеряла козу, а потом предложит небольшое вспомоществование на ее поимку. Старушки Роальда всегда начинают в МГИМО, а заканчивают в пригороде. Короче, существо, пораженное вечностью, как грибком, – вот что я собирался увидеть, но мадам Генолье оказалась совсем другой.
Ей все шло. И шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука.
Это раньше бедность не считалась пороком, не казалась унизительной на общем невыразительном фоне, даже пользовалась неким романтическим уважением. Теперь бедности конец, ее сторонятся, как грязного колеса, о которое легко испачкаться. Домик на Кипре. Дача на искусственном море. «И никакого кофе! Вы, наверное, растворимый пьете». Это на мои слова, почему бы не зайти в квартиру. Неброская кофточка, как бы мятая юбка. Наверное, в такой приятно подниматься на подиум, придерживая ее полы рукой, показывая точеные лодыжки. И очи синие бездонные. Волосы схвачены стильным гребнем. Такие женщины не пьют растворимый кофе в чужих квартирах. Сердце у меня стукнуло: как это мы столько лет ходим по улицам одного города и ни разу не пересеклись?
Пестова-Щукина. Инна Львовна.
Сценический псевдоним – мадам Генолье.
Так она представилась. И добавила: «Детей нет. Муж – сволочь».
У многих красивых женщин мужья сволочи. Мадам успокаивающе улыбнулась.
Но она менялась непрерывно, как чудесный ручей в переменчивую погоду. Дыша духами и туманами. Все в ней было гармонично. Нет лотоса без стебля. Чтобы голова не кружилась, я уставился прямо на нее. Всегда без спутников, одна. Поступала когда-то в театральное училище, но учиться не захотела, там такие жлобы! Каждую весну муж (раньше с ее братом) фрахтуют (фрахтовали) большой теплоход и спускаются (спускались) вниз по реке. «У нас все продается, – улыбнулась мадам Генолье, Инна Львовна. – Правда, не все покупается». Глухие тайны мне поручены. Мадам позвонила в частное Сыскное бюро не затем, конечно, чтобы увидеть мои домашние тапочки. И не затем, чтобы увлечь меня в романтическое плаванье, как я подумал, внезапно пораженный каким-то легким безумием. Центром мира для нее был подиум. На теплоходах плавают торговцы, коммивояжеры, переселенцы. Они выманивают аборигенов на берег, за дешевый товар берут пушниной и дикоросами. «Хорошее название для политической партии?». В общем все тип-топ. Сумеречная тайга, затерянные протоки. Бог – наш партнер, любит повторять Роальд. Но я никак не мог допереть, зачем тревожить такого партнера по пустякам?
Инна Львовна вздохнула.
Муж оставляет ее на все лето. Каждый год. А ей скучно.
На Кипре скучно, в городе, на искусственном море. Недавно на Кипр саранча налетала. Противно. На искусственном море чужие нелепые яхты. Поехать с мужем? Избави Бог! (Она тоже обращалась к нашему партнеру). «Я мужа не вижу месяцами. Понимаете?»
– Нет, – признался я.
– Он у меня Святой. Брат Харитон. Слышали?
– Не знаю, что и сказать. Мне показалось, что минуту назад вы назвали его сволочью.
– Он такой и есть. – Она поджала прекрасные губки. Чем-то я ей не нравился. – Ваша поездка на север оплачена. – (Роальд доверяет мне только бессмысленные дела). – Нужные вещи на теплоходе. Там же в сумке спутниковый телефон. Вы единственный пассажир на этом торговом теплоходе, – она критически оттопырила нижнюю губку, – поэтому ведите себя естественно. – (Она, наконец, обратила внимание на мои домашние тапочки). Мой муж не выносит незнакомых людей, попробуйте пробиться к нему. Поработайте с окружением. – Она опять критически оглядела меня. – Историю родного края любите? Нет? Фотографией интересуетесь? Тоже нет? Тогда пейте растворимый кофе с буфетчицами. Мне все равно. Закончив путешествие выложите мне полную информацию о муже. О его пристрастиях. О его случайных женщинах. О его детях.
– Разве у святых бывают дети?
– Даже у ежа бывают, – ответила она уверенно.
Еще мадам Генолье была уверена, что несколько лет назад брат Харитон убил своего делового партнера (ее брата). Конечно, страшно так думать о собственном муже. «В основном догадки. Доказательства соберете вы». Муж и ее брат несколько лет успешно вели общее дело, сбрасывали на руки таежных мужиков продукцию умирающих сибирских заводов, а потом что-то случилось. То ли Антон заблудился в тайге (она этому не верит), то ли его специально бросили. И муж здорово изменился. Раньше вместе с Антоном орал в ресторанах: «Еду и выпивку для горстки подлецов!» – а теперь основал Психоэзотерический центр «Жарки», ведет простую размеренную жизнь, напрямую общается с неизвестными разумными силами Космоса.
А началось все с того, что в последнюю совместную поездку мужа и брата теплоход посетили какие-то траченные молью старички. Поднялись на борт в одной уединенной протоке. Перебивая друг друга, заговорили о Большой лиственнице. Уверяли, что к волшебному дереву каждое лето собираются различные зверьки, птицы. Лесные прибегают.
– Слышали про лесных?
Я кивнул. Как раз в те дни в молодежных газетах много про них писали.
Якобы к одной домохозяйке в северном городке начал ходить огромный лесной человек. Мохнатый, мускулистый. Отзывался на кличку Иван, пахло от него нефтью и куревом. В другом северном городке наоборот молодая женщина бегала к дикому лесному человеку, случайные свидетели слышали, как он матерится. Конечно, нажила мохнатого ребенка. А еще в одном поселке стали пропадать со склада бутылки со спиртом. Потом бутылки находили пустыми. И все такое прочее. Истории о диких северных людях тревожат только моего приятеля биолога Левшина.
Ну да, вранье, наверное, мило согласилась мадам Генолье, пуская зайчиков крупным бриллиантом. Но ее брат запал на тех старичков. Решил спилить указанную Большую лиственницу, а лесных диких выловить. О сути той просьбы как-то не задумывался, но раз просят старички, почему не спилить? Крупные зоопарки охотно откликаются на новые виды. Правда, поход в глухую тайгу совсем не получился. Из сумеречных дебрей вернулся только муж. Уходил в тайгу с Антоном и с местным проводником, а вернулся один. Обдолбанный буратино! Стал впадать в откровения. Прямо страшно, как точно угадывает прошлое и будущее. Ее это нервирует. Она чувствует, что Антон не мог просто так потеряться. Вот какую записку она нашла в бумажнике мужа. Случайно, понятно. «Я может некультурная а мне нравится как ты смотришь. Все говорят это сказка а я все равно хочу».
– Это имеет какое-то отношение к вашему потерявшемуся…
– …убитому…
– …брату?
– А то!
Мадам Генолье всерьез решила отправить меня на север.
Видимо, ее желание чудесно совпало с желанием Роальда, а он решил, что их желания совпадают с моими. Уезжая в Китай, сладкая Архиповна, друг мой, роза и ласточка, сказала: «Вернусь, поженимся». Прозвучало как угроза, я страшно запаниковал. Вот Роальд и решил отправить меня на теплоходе. Не в его правилах отказывать богатым клиентам, если они даже дурь несут. В предстоящем расследовании он не видел никакого риска и надеялся получить с мадам приличные деньги. А сама мадам надеялась узнать правду. Кеша любит Валю, а женится на Тосе. Тося обожает Колю, а ложится в постель с Кешей. Кеша страстно мечтает о ребенке, но рожает Тося от Коли. А если глубже копнуть, Тося крепко влюблена в Валю. Все хотят знать правду и все от этого страдают.
– Знаете частную клинику Абрамовича?
Я кивнул. Слышал от одной девушки, подобрал по дороге в Томск. Назвалась аспиранткой. По имени Наташа. Будущая специальность – философия. А день как раз выдался душный, к сто семьдесят второму километру Наташа почти разделась. Я, конечно, осуждал себя, но не мог обидеть попутчицу. В конце концов все пройдет, все забудется, Наташа станет доктором наук. «Как в клинике, правда?» – Она считала, что доктора работают непременно в клиниках. Даже уточнила: «В таких, как у Абрамовича. Хорошо бы попасть в клинику, где богатых психов до жопы». И впилась мне в плечо хищными ровненькими зубами.
Еще в одной бумажке (ее мадам Генолье тоже нашла в бумажнике мужа) лежала светлая прядка. И текст соответствующий. «Возврат любимого, предсказания, снятие порчи, депрессии, страха, зависимости, безбрачия, работа по фото, обряд на удачу, целительство головы и ног. Еще всех зовем в народный хор, кто хочет заработать и повеселиться».
– О чем это вы?
– Извините, тут так напечатано.
– Да это же просто старая газета.
– Ах вот как! Значит, дело в волосах? Показывали прядку экспертам?
Нет, ничего такого она не делала. Это я буду делать. Потому она и созвонилась с Роальдом. «Наверное, китаянка. Видите, какая масть?» Почему-то мадам Генолье казалось, что женщина, с которой связался в тайге ее Святой, непременно китаянка. «И никакая не лесная, а просто нелегальная падла из-под Харбина или Чанчуня». Ее это прямо бесило. Она не думала, что с венгеркой или с англичанкой было бы удобнее, но мысль о китаянке ее прямо бесила. Нынче по Сибири нелегалок бродит больше, чем сибирячек. Десятки тысяч. И всех надо удовлетворить. В Китае запрещают иметь нескольких детей, вот они и бегут к нам. Здесь рожают, возвращаются с ребенком. Это проще, чем выпрашивать разрешение на очередную беременность.
2
Размышления мадам Генолье оказались, впрочем, практичными.В частной клинике Абрамовича, сказала она, побывал недавно один человек. Неважно, кто. Сделал интересные фотографии, но, смываясь от охранников, спрятал цифровую камеру за старым гнилым забором. Повесил на какой-то ржавый гвоздь. А вокруг клиники возводится новая бетонная стена. Строители наткнутся на камеру. «Понимаете?»
Я не понимал.
– Брат Харитон поддерживает клинику. Суммы так велики, что я не могу считать их просто благотворительностью.
Я все еще не понимал.
Мадам улыбнулась. Камеру из сада надо забрать.
– Видите?
На заднем сиденье «линкольна» валялась замызганная синяя униформа.
Я вспомнил о включенной плите, но за час скороварка не Должна была выкипеть. У меня не нашлось сил отказать мадам Генолье. Тем более, что невдалеке тормознула мусороуборочная машина. Меня явно ждали.
– Вы легко найдете камеру!
Минут через десять водила («Новый сменщик?») подъехал к воротам клиники. Металлические створки разошлись. Охранник смерил нас подозрительным взглядом, но пропустил. Поглядывая на часы, я загрузил машину вонючими баками (лебедкой управлял водила), и отошел за кирпичную пристройку. Мало ли, захотел человек отлить.
За пристройкой никого не оказалось.
Окна клиники забраны решетками. Гнилая деревянная стена наклонена к новой, скоро начнут сносить. Я решил, что мне пошла пруха, но из-за кирпичного здания клиники появились охранники. Может, уже знали об отлучившемся мусорщике. Шли легко, весело. В такт шагам покачивались на поясах удобные резиновые дубинки. Архиповна рассказывала, что на знаменитой Китайской стене могут разъехаться два автомобиля, но Великую стену строили северные соседи, всегда смертельно боявшиеся желтой опасности, а здесь стену поднимали хозяева клиники. Бетон качественный, а по гребню пущена колючка – маленькими радушными звездочками.
Мадам, мадам, мадам, как холодны ваши ладони. Охранники считали меня крысой, нарушителем. Чтобы короче были муки… Они шли прямо на меня. Чтобы убить наверняка… Они нисколько не торопились. Я отдан в собственные руки… Психов в глубину сада, наверное, не пускали. Как в руки лучшего стрелка… Ну спросят меня охранники, что тут делаю. Отвечу: отошел отлить. Как попал в сад? Да приехал на мусорке. Если совсем достанут, скажу, что хотел добиться до Абрамовича. К нему ведь без больших денег не попадешь, а у меня приятель подает твердые признаки безумия.
– Эй, придурок!
Что для них мусорщик?
Они выкидывали с территории настоящих профессионалов.
Выкидывали, например, известного журналиста из газеты «Век». Сломали ему очки, руку. Выкидывали столичного телевизионщика, утверждавшего, что видел в окне клиники человека, похожего на московского мэра. Выкидывали местного пройдоху, пытавшегося потом судиться с клиникой. Короче, вопли, скандалы. Но меня выкинули молча, как бы даже с презрением. Не задали ни одного вопроса.
Глава вторая
Обдолбанный Буратино
3
В городском парке (он примыкал к территории клиники) я сбросил форму мусорщика и почистил брюки. Камеру (в случае успеха) должен был получить Роальд. Поднявшись в кафе «Цветик-семицветик», попросил кружку пива и вынул мобильник. Роальд откликнулся сразу.«Уже выкинули?»
«А ты думал!»
«Ты где?»
«Цветик-семицветик»
«Хорошее местечко».
«Забери меня отсюда. Я в тапочках».
«А куда ты в таком виде?»
«Домой понятно».
«Домой тебе нельзя».
«Это почему?»
«Там пожарники и милиция».
«Тем более!» – я был взбешен.
«А зачем печь оставил включенной? Вечно полотенца валяются, тряпки. Не надо тебе дома светиться. Милиция считает, что ты уже уехал из города. Ей подсказали. Неважно кто. Спокойно работай, как договорились, и не думай о пожаре. Квартиру мы восстановим. За счет фирмы».
«А мебель? Книги?»
«Про мебель не говори, ее давно нужно было сжечь. И про книги не надо. Напишешь новые».
«Привези хотя бы башмаки».
Но Роальд повесил трубку.
Тогда я позвонил Левшину.
«Знаешь, кафешку в парке?»
«Цветик-семицветик?»
«Ну да. Прихвати мне какие-нибудь башмаки, только не стоптанные. Ходишь всегда криво».
«Выходные башмаки?»
В этом вопросе весь Левшин.
Наплыва посетителей не наблюдалось, только напротив устроились за столиком два типа. Поглядывали с интересом, будто чувствовали, что денег у меня нет.
– Водочки?
– Еду и выпивку для банды подлецов!
– Это вы о чем? – удивился хозяин, а типы переглянулись.
– И ящик включите.
– Что-нибудь такое?
– Конфессиальный канал.
Хозяин посмотрел на меня с уважением. Видно, принял за обращенного. Только это могло объяснить домашние тапочки и затрапезный вид. Типы за соседним столиком тоже посмотрели на меня. Но как на ублюдка.
На экран выскочило изображение.
Плотные выпяченные губы. Усики, как черная бабочка, смиренно сложившая крылышки. «Неизвестные разумные силы Космоса». Я решил, что брат Харитон сам все это сочинил, но оказалось – нет. Еще в прошлом веке некий умный человек разработал доступную концепцию всеобщих мировых взаимосвязей. Познав ее, даже даун может разумно распорядиться жизнью. Своей, надо полагать. «На сегодня, – прозрачно намекнул брат Харитон, – я практически единственный пользователь Мирового информационного банка».
Знакомая песня.
Сейчас он заявит, что умеет все.
Неизвестные разумные силы, неисчерпаемая космическая энергия. Сейчас он заявит, что мы прямо окружены всеми этими силами, только друг с другом не умеем ладить.
Но брат Харитон на мелочи не разменивался. На меня ему было наплевать, не стоит тратить время на придурка в домашних тапочках. Если уж спасать, то все человечество сразу. Далеко на Севере он наткнулся на волшебное дерево. Большая лиственница раскинулась над тайгой как живая антенна, принимает целительную энергию Космоса. Под корнями прозрачный ключ, над водой склоняются звери. Волк и зайчонок, лось и медведь, бурундук и сова, дикие лесные люди, гадюки – все там одинаково пользуются мировой благостью. Он сам, благодаря волшебному дереву, установил прямую связь с неизвестными разумными силами Космоса. До указанных событий он вел чисто обывательскую жизнь: дружил с чужими женами, обирал обитателей тайги. Большая лиственница открыла ему глаза и открыла необычайные возможности. Он, например, в первый же год утроил и без того солидное состояние, научился избавляться от простуды, изгнал тараканов из квартиры. У всех в доме тараканы, а у него нет. Запросто расшифровал все арканы Таро и гектограммы Конфуция. Наконец, основал Психоэзотерический центр «Жарки». – «Неустанно ищу людей с талантами. Если мановением руки вы можете вызывать дождь, или двигаете взглядом предметы, или умеете продержаться под водой более трех минут, добро пожаловать в „Жарки“. Мы учим добиваться совершенства и удачи. Главное, не комплексовать. Если с первой попытки с неба вместо дождя на вас обрушатся только многочисленные лягушки, ничего страшного».
Рядом с братом Харитоном появилась гостья программы: растерянная, заплаканная женщина, серенькая, как из секонд-хенда.
«Вот вы говорите, что сущность Вселенной – человек, – плаксиво сказала она. – Говорите, что на него надо молиться. А я так думаю, что это неправда. Тварь, а не человек!»
«Приходишь вся никакая, – рассердился брат Харитон, – и засоряешь эфир пустыми звуками. В жизни все кипит, плавится, рвется к совершенству, а ты куксишься. Как микроб».
Сравнение с микробом Машу (так звали женщину) расстроило.
«Я из Искитима, – заплакала она. – У нас там мало работы, зато все пьют. Хоть бы он сдох, гад, сущность Вселенной! Хоть бы Господь отшиб ему последние мозги!»
«Ты о муже?»
«Ну да».
«Чувствую, чувствую, – покачал головой Святой. – Но тебе повезло. У тебя теперь есть „Жарки“. Гони своего гада и приходи к нам. Гад может поднять на тебя руку, изнасиловать подругу или сестру. Уже изнасиловал? Ну вот видишь!»
Щеки брата Харитона порозовели.
Оказывается, он тоже утвердился в новой вере не сразу.
Окончательно утвердиться помогла ему некая Лесная дева. Она одна такая. Умывается росой, чиста помыслами. Страшной, немыслимой красоты дева, живет в тайге, сигает нагишом через кусты, нипочем ей гнус, холод, острая осока по берегам. Медведь пройдет, похотливо прищурится. Для нее это семечки.
«Я тоже хотела бы жить свободно, – призналась заплаканная Маша. – Сидела бы на веточке и грызла орешки».
Она себе это так представляла.
«Да как ты полезешь на веточку? – увещал брат Харитон. – В этой одежде, мускулы слабые, разум мал. Давай приходи в „Жарки“. Там тебя научат осознанности».
«А эта ваша Лесная дева?»
«Ей ничего такого не надо».
«Ну вот. А мне это непонятно, – призналась заплаканная Маша. – Вы с нею часто переговариваетесь? Какой у нее мобильник?»
Усики под носом брата Харитона сердито дрогнули. Лесная дева – чистый свет, объяснил он. У нее не может быть мобильника. Она – чистое дитя энергии. Осознанность ее так высока, что ей даже разума не надо. Хватает обыкновенного понимания вещей.
«А сколько ей лет?»
«А сколько лет мудрости?»
«Я не знаю, – растерялась Маша. – Я думала, что мудрыми бывают только бабки-пердуньи».
«Вот я и говорю: приходи в „Жарки“, Маша, – увещевал брат Харитон. – Научим тебя нырять в собственное подсознание».
«А там хорошо?»
«Там по-разному, – ничего лишнего брат Харитон не обещал. – Научим тебя проходить сложные лабиринты. Ты знаешь, что подсознание человека это, в сущности, совокупное сознание всех клеток организма?»
Нет, этого Маша не знала.
«А ты знаешь, что совокупным сознанием клеток любого организма можно управлять?»
Нет, Маша и этого не знала. Но сразу спросила:
«А я смогу устроиться на работу?»
«С высокой осознанностью можно и не работать».
Сидела перед братом Харитоном простушка из заштатного безработного городка, у нее пьяница-муж, детей кормить нечем, а он ей заливал. Держал прямую связь с неизвестными разумными силами Космоса, умел нырять в собственное подсознание и управлять совокупностью всех клеток человеческого организма, мог помочь Маше, а отделывался обещаниями.
«У нас в „Жарках“ ты научишься увеличивать или уменьшать рост, снижать вес, исправлять дефекты зрения и слуха, выращивать новые зубы».
«А жить бесконечно?»
«Тебе что, трехсот лет мало?»
«А я разве проживу столько?»
«Если нарастишь новые зубы».
«А мой гад? Как с ним? Неужто бросить?»
«Приходи в центр. – Брат Харитон, как змей, покачал перед Машиными глазами длинной кистью. – Человек – может все. Он неотъемлемая часть окружающего мира. Надо только научиться’ улавливать скрытую энергию».
Здорово, прикинул я. Если научиться улавливать скрытую энергию, то все можно делать, не вставая с кресла. Сидишь себе, потягиваешь пиво, а охранники из частной клиники Абрамовича сами с уважением приносят тебе оставленную в саду цифровую камеру. А другие преступники сами занимают очередь в прокуратуру. Ссорятся из-за права первым постучать в дверь. Брат Харитон заинтересовал меня. Но не ко времени задергался, запищал в кармане мобильник.
«Ты работаешь?» – как всегда, спросила Архиповна.
«Отдыхаю», – ответил я. Типы за соседним столиком на меня уставились.
«А я никак не могу уснуть. – Архиповна явно ждала какого-то вопроса. – Ну никак не могу уснуть, Кручинин! Вся извертелась прямо. Ну чего молчишь? Спроси, почему я никак не могу уснуть».
«Почему?» – послушно спросил я.
«Да потому, что у меня есть ты, дурачок!»
Архиповна произнесла это так сексуально, что я сразу возненавидел Китай за его такую ужасную отдаленность. В постели под роскошным балдахином она лежала. Нагие раздвоивши груди. Я вдруг подло заменил это видение на видение мадам Генолье.
«Вернусь, поженимся».
4
-Смотри, Серега, – вздохнул тип за соседним столиком. – Жизнь абсурд. Подливаешь водочку в пиво, чтобы забыть про жену, а приползешь домой, их там две.Они встали.
– А платить? – осведомился хозяин.
Оба мрачно кивнули в мою сторону.
– А у него есть деньги?
– Ты сам разберись, отец.
– Минуточку! Я милицию вызову.
– Не надо милицию, – сказал я, увидев поднимающегося в кафе Левшина. – Я заплачу.
Типы ухмыльнулись. Они все вычислили верно. Человек в домашних тапочках не может быть сильно упрямым, иначе выглядел бы совсем не так. К тому же Левшин, хотя и походил на поправившегося рахита, был в прекрасном темном костюме. Галстук, светлые носки – все подобрано к седеющей бороде. Кристы и форамены через каждое слово, хотя остеология никогда не являлась для Левшина определяющим предметом. В кабинет его я чувствовал себя, как в музее. Гипсовые отпечатки следов таинственного снежного человека. Артефакты со всех углов страны. Препараты мумифицированных мышц, похожие на копченую медвежатину. – «Плохой был человек?» – спросил я, впервые увидев эти копченые мышцы. – «Да уж! Не зря его гены по-всякому пытались вывести из живой цепочки!» – Бывал в разных краях. Дружил с этнографом Поршневым. Часто рассказывал, как с его знаменитого учителя профессора Николая Николаевича Рыбникова снежный человек сорвал шапку. Случилось это давно, еще до Второй мировой войны. В далекой Монголии Рыбников искал каких-то неведомых песчаных жуков, вовремя не вернулся на базу, заночевал у погонщиков скота. Ночью залаяли собаки, раздался свист. Рыбников выглянул из юрты и увидел что-то мохнатое. «Чикемби? Кто ты?» – крикнул по-монгольски, но мохнатое сорвало с него шапку и убежало.
– Много выпил? – тревожно спросил Левшин.
Странное дело. Я появился в кафе в совсем непотребном виде и меня ни о чем не спрашивали, а благородному Левшину пришлось предъявлять бумажник.
– Слыхал про Лесную деву? – сразу спросил я.
Левшин, конечно, слыхал.
Мы так и уставились на него.
Хозяин кафе при этом ожидал подвоха.
Но Левшин, конечно, вывел разговор на любимого учителя.
Поистине необыкновенный человек. В юности занимался циклами развития тлей и хермесов, сделал в этом деле колоссальные успехи, издал два учебника – по энтомологии и зоологии, даже перевел несколько глав из «Фауста». «Что можешь ты пообещать, бедняга? Дашь золото, которое, как ртуть, меж пальцев растекается; зазнобу, которая, упав тебе на грудь, уж норовит к другому ушмыгнуть; да талью карт, с которой, как ни пробуй, игра вничью и выигрыш не в счет?»