Страница:
Джошуа улыбнулся.
А потом исчез с легким хлопком, вернувшись в сосновый лес.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
А потом исчез с легким хлопком, вернувшись в сосновый лес.
Глава 5
Лобсанг сказал:
– Янсон за вами наблюдала. Вы это знали, Джошуа?
Джошуа рывком вернулся в настоящее.
– Знаете, а вы неглупы для автомата с напитками.
– Вы удивитесь. Селена, пожалуйста, отведи Джошуа вниз.
Женщина как будто испугалась.
– Но Лобсанг, Джошуа еще не прошел проверку на безопасность.
В автомате что-то лязгнуло, и в отверстии показалась банка газировки.
– А что может произойти в самом худшем случае? Я бы хотел, чтобы наш новый друг познакомился со мной в более приятной обстановке. Кстати, Джошуа, это вам. За мой счет.
Джошуа встал.
– Нет, спасибо. Я с детства не пью газировку.
«А если бы пил, то потерял бы к ней всякий вкус, увидев, как ты ее выплюнул».
Пока они шагали вниз, Селена сказала:
– Кстати, приятно видеть, что вы бреетесь. Я серьезно. В наши дни в моду входит щетина. Люди такие странные… – Она улыбнулась. – Кажется, мы ожидали встретить настоящего горца.
– Наверное, я так привык.
Эта невозмутимая отповедь явно разочаровала Селену; она, казалось, ожидала большего.
Они дошли до площадки, на которую выходили никак не обозначенные металлические двери. Одна открылась при приближении Селены и бесшумно закрылась за спиной у Джошуа. Он увидел лестницу, ведущую вниз.
– Должна признать, что очень хотела бы столкнуть вас отсюда, – сказала Селена с горькой иронией. – Знаете почему? Вы не успели появиться, как сразу же получили нулевой рейтинг безопасности. Нулевой, понимаете? То есть теоретически вам можно рассказывать обо всем, что здесь происходит. Мой рейтинг, например, пять. Вы превзошли меня, хотя я работаю в Трансземном институте с самого начала. Кто вы такой, если входите в любую дверь и узнаете любой секрет?
– Ну, извините. Я Джошуа. И вообще, что значит «с самого начала»? Я и есть начало. Потому-то я и здесь, ведь так?
– Да. Конечно. Но, наверное, для каждого человека начало – его собственный первый переход…
– Янсон за вами наблюдала. Вы это знали, Джошуа?
Джошуа рывком вернулся в настоящее.
– Знаете, а вы неглупы для автомата с напитками.
– Вы удивитесь. Селена, пожалуйста, отведи Джошуа вниз.
Женщина как будто испугалась.
– Но Лобсанг, Джошуа еще не прошел проверку на безопасность.
В автомате что-то лязгнуло, и в отверстии показалась банка газировки.
– А что может произойти в самом худшем случае? Я бы хотел, чтобы наш новый друг познакомился со мной в более приятной обстановке. Кстати, Джошуа, это вам. За мой счет.
Джошуа встал.
– Нет, спасибо. Я с детства не пью газировку.
«А если бы пил, то потерял бы к ней всякий вкус, увидев, как ты ее выплюнул».
Пока они шагали вниз, Селена сказала:
– Кстати, приятно видеть, что вы бреетесь. Я серьезно. В наши дни в моду входит щетина. Люди такие странные… – Она улыбнулась. – Кажется, мы ожидали встретить настоящего горца.
– Наверное, я так привык.
Эта невозмутимая отповедь явно разочаровала Селену; она, казалось, ожидала большего.
Они дошли до площадки, на которую выходили никак не обозначенные металлические двери. Одна открылась при приближении Селены и бесшумно закрылась за спиной у Джошуа. Он увидел лестницу, ведущую вниз.
– Должна признать, что очень хотела бы столкнуть вас отсюда, – сказала Селена с горькой иронией. – Знаете почему? Вы не успели появиться, как сразу же получили нулевой рейтинг безопасности. Нулевой, понимаете? То есть теоретически вам можно рассказывать обо всем, что здесь происходит. Мой рейтинг, например, пять. Вы превзошли меня, хотя я работаю в Трансземном институте с самого начала. Кто вы такой, если входите в любую дверь и узнаете любой секрет?
– Ну, извините. Я Джошуа. И вообще, что значит «с самого начала»? Я и есть начало. Потому-то я и здесь, ведь так?
– Да. Конечно. Но, наверное, для каждого человека начало – его собственный первый переход…
Глава 6
Джим Руссо впервые перешел в то место, которое возбужденные сетевые болтуны вскоре назвали Новым светом для честолюбивых. Будучи тридцати восьми лет от роду, после череды неприятных расставаний и измен, он придумал, как вырваться вперед.
Вскоре после Дня перехода он составил план и сообразил, как надо поступить. Он отправился в нужный уголок Калифорнии. Привез с собой карты, фотографии и все остальное, чтобы не промахнуться мимо того самого места, где много лет назад Маршалл нашел золото. Джим хорошо знал, что в последовательных мирах навигаторы не работают, а значит, карты должны быть бумажными. Но, разумеется, он не нуждался ни в какой карте, чтобы найти лесопилку Саттера – здесь, на берегу Американ-Ривер, только в последовательной версии. Джим Руссо приехал в Государственный исторический парк. Лесопилка Саттера была государственной достопримечательностью. На ее месте построили точную копию. Руссо тут же понял, где именно Джеймс Маршалл увидел золотые чешуйки, поблескивающие в отводящем канале. Ничего не стоило встать прямо на нужном месте. Джим Руссо так и сделал, и в голове у него заработали шестеренки.
Он перешел на Запад-1, и реконструкция исчезла. Лес был таким же диким, каким он предстал перед Маршаллом и Саттером, когда они пришли сюда, чтобы построить лесопилку. Более того, до Дня перехода здесь даже индейцев не было. Разумеется, сейчас народу хватало – приходили туристы с Базовой Земли, которые осматривали новые территории. Даже стояли несколько указателей. «Саттер-Запад-1» и «Восток-1» уже давно превратились в местную достопримечательность, придаток своих базовых версий. Джим улыбнулся, глядя на глупых пучеглазых туристов, которым явно недоставало воображения.
Через десять-пятнадцать минут, как только тошнота отступила, он шагнул дальше. И еще. И еще.
Джим остановился на «Западе-5» – по его представлениям, он забрался достаточно далеко. Ни души вокруг. Он громко засмеялся и завопил. Никто не отозвался. Только эхо. Где-то свистнула птица. Он был один.
Джим не стал ждать, когда пройдет тошнота. Он сел на корточки у ручья и вытащил из мешка решето, глубоко дыша, чтобы унять круговерть в животе. Именно здесь 24 января 1848 года Джеймс Маршалл заметил в воде странные образования – и в тот же день уже мыл золото на ручье. Так началась калифорнийская золотая лихорадка. Джим мечтал о том, как найдет ту самую золотую чешуйку, которую нашел Маршалл и которая теперь хранилась в Смитсоновском институте. Вот это будет номер. Но на «Западе-5», разумеется, не было лесопилки и никакого нижнего канала. Река текла беспрепятственно, как в эпоху Маршалла на Базовой Земле, и вряд ли Джиму удалось бы найти идентичную чешуйку. Но все-таки он намеревался разбогатеть.
Таков был великий план Джима Руссо. Он прекрасно знал, где нашли золото, которое впоследствии обнаружили и извлекли старатели, которые последовали за Маршаллом. Джим привез карты золотоносных жил, которые еще лежали нетронутыми прямо под ногами! Потому что в этом мире не было ни Саттера, ни Маршалла, ни лесопилки, ни золотой лихорадки. Все богатство – или его точная копия – спало в земле. Оно ждало, чтобы Джим протянул руку…
И тут за спиной раздался смех.
Он резко обернулся, попытался встать, споткнулся и плюхнулся в ручей, промочив ноги.
Позади стоял какой-то человек в грубой джинсовой одежде и широкополой шляпе, с тяжелым оранжевым рюкзаком и чем-то вроде кирки. Он смеялся над Джимом, сверкая белыми зубами на грязном лице. Рядом материализовались и другие – мужчины и женщины, одетые точно так же, грязные и усталые. Несмотря на тошноту, они ухмылялись, увидев Джима.
– Что, еще один? – спросила женщина.
Под слоем грязи она выглядела ничего себе. Привлекательная женщина над ним смеялась. Джим, покраснев, отвернулся.
– Похоже на то, – ответил первый прибывший. – В чем дело, старина? Надеешься сколотить состояние на золотишке Саттера?
– А тебе-то что?
Мужчина покачал головой.
– Да что с вами такое? Вы, кажется, думаете только на один шаг вперед. Но не на два, – он говорил как самодовольный студент и ухмылялся. – Вы догадались, что здесь, на этом месте, лежит золото. Разумеется. Но то же самое – на Западе-6, 7, 8 и так далее, куда только можно добраться. А остальные люди вроде тебя, которые промывают песок во всех последовательных мирах? О них ты не подумал, правда? – Он вытащил из кармана золотой самородок размером с голубиное яйцо. – Друг мой, эта идея пришла в голову не одному тебе.
Женщина перебила:
– Ну, не будь таким суровым, Мак. Он успеет заработать, если поторопится. Золото еще не совсем обесценилось, его пока нашли не так много. Он всегда может продать самородок-другой как нечто полезное. Ну… просто оно больше не стоит на вес золота.
Снова смех.
Мак кивнул.
– Еще один пример удивительно низкой экономической ценности всех последовательных миров. Настоящий парадокс.
Это студенческое самодовольство взбесило Джима.
– Если оно ничего не стоит, умник, зачем вы сюда приперлись?
– Ну, мы тоже ищем золото, – ответил Мак. – Мы следуем примеру Маршалла и остальных, как и ты. Но мы пошли дальше. Построили копию лесопилки и кузню, чтобы делать железные инструменты. Теперь мы можем добывать золото тем же способом, что и пионеры. Это история, реконструкция. В следующем году нас покажут на «Дискавери», следи за программой. Но мы здесь не ради золота как такового. На, держи.
И он бросил золотой самородок под ноги Джиму. Тот приземлился в сырой гравий.
– Гады вы…
Улыбка Мака увяла, как будто манеры Джима его разочаровали.
– Дамы и господа, кажется, наш новый друг недостаточно воспитан. Ах, так…
Джим прыгнул на него, размахивая кулаками. Продолжая смеяться, люди исчезали один за другим. Джиму не удалось нанести ни одного удара.
Вскоре после Дня перехода он составил план и сообразил, как надо поступить. Он отправился в нужный уголок Калифорнии. Привез с собой карты, фотографии и все остальное, чтобы не промахнуться мимо того самого места, где много лет назад Маршалл нашел золото. Джим хорошо знал, что в последовательных мирах навигаторы не работают, а значит, карты должны быть бумажными. Но, разумеется, он не нуждался ни в какой карте, чтобы найти лесопилку Саттера – здесь, на берегу Американ-Ривер, только в последовательной версии. Джим Руссо приехал в Государственный исторический парк. Лесопилка Саттера была государственной достопримечательностью. На ее месте построили точную копию. Руссо тут же понял, где именно Джеймс Маршалл увидел золотые чешуйки, поблескивающие в отводящем канале. Ничего не стоило встать прямо на нужном месте. Джим Руссо так и сделал, и в голове у него заработали шестеренки.
Он перешел на Запад-1, и реконструкция исчезла. Лес был таким же диким, каким он предстал перед Маршаллом и Саттером, когда они пришли сюда, чтобы построить лесопилку. Более того, до Дня перехода здесь даже индейцев не было. Разумеется, сейчас народу хватало – приходили туристы с Базовой Земли, которые осматривали новые территории. Даже стояли несколько указателей. «Саттер-Запад-1» и «Восток-1» уже давно превратились в местную достопримечательность, придаток своих базовых версий. Джим улыбнулся, глядя на глупых пучеглазых туристов, которым явно недоставало воображения.
Через десять-пятнадцать минут, как только тошнота отступила, он шагнул дальше. И еще. И еще.
Джим остановился на «Западе-5» – по его представлениям, он забрался достаточно далеко. Ни души вокруг. Он громко засмеялся и завопил. Никто не отозвался. Только эхо. Где-то свистнула птица. Он был один.
Джим не стал ждать, когда пройдет тошнота. Он сел на корточки у ручья и вытащил из мешка решето, глубоко дыша, чтобы унять круговерть в животе. Именно здесь 24 января 1848 года Джеймс Маршалл заметил в воде странные образования – и в тот же день уже мыл золото на ручье. Так началась калифорнийская золотая лихорадка. Джим мечтал о том, как найдет ту самую золотую чешуйку, которую нашел Маршалл и которая теперь хранилась в Смитсоновском институте. Вот это будет номер. Но на «Западе-5», разумеется, не было лесопилки и никакого нижнего канала. Река текла беспрепятственно, как в эпоху Маршалла на Базовой Земле, и вряд ли Джиму удалось бы найти идентичную чешуйку. Но все-таки он намеревался разбогатеть.
Таков был великий план Джима Руссо. Он прекрасно знал, где нашли золото, которое впоследствии обнаружили и извлекли старатели, которые последовали за Маршаллом. Джим привез карты золотоносных жил, которые еще лежали нетронутыми прямо под ногами! Потому что в этом мире не было ни Саттера, ни Маршалла, ни лесопилки, ни золотой лихорадки. Все богатство – или его точная копия – спало в земле. Оно ждало, чтобы Джим протянул руку…
И тут за спиной раздался смех.
Он резко обернулся, попытался встать, споткнулся и плюхнулся в ручей, промочив ноги.
Позади стоял какой-то человек в грубой джинсовой одежде и широкополой шляпе, с тяжелым оранжевым рюкзаком и чем-то вроде кирки. Он смеялся над Джимом, сверкая белыми зубами на грязном лице. Рядом материализовались и другие – мужчины и женщины, одетые точно так же, грязные и усталые. Несмотря на тошноту, они ухмылялись, увидев Джима.
– Что, еще один? – спросила женщина.
Под слоем грязи она выглядела ничего себе. Привлекательная женщина над ним смеялась. Джим, покраснев, отвернулся.
– Похоже на то, – ответил первый прибывший. – В чем дело, старина? Надеешься сколотить состояние на золотишке Саттера?
– А тебе-то что?
Мужчина покачал головой.
– Да что с вами такое? Вы, кажется, думаете только на один шаг вперед. Но не на два, – он говорил как самодовольный студент и ухмылялся. – Вы догадались, что здесь, на этом месте, лежит золото. Разумеется. Но то же самое – на Западе-6, 7, 8 и так далее, куда только можно добраться. А остальные люди вроде тебя, которые промывают песок во всех последовательных мирах? О них ты не подумал, правда? – Он вытащил из кармана золотой самородок размером с голубиное яйцо. – Друг мой, эта идея пришла в голову не одному тебе.
Женщина перебила:
– Ну, не будь таким суровым, Мак. Он успеет заработать, если поторопится. Золото еще не совсем обесценилось, его пока нашли не так много. Он всегда может продать самородок-другой как нечто полезное. Ну… просто оно больше не стоит на вес золота.
Снова смех.
Мак кивнул.
– Еще один пример удивительно низкой экономической ценности всех последовательных миров. Настоящий парадокс.
Это студенческое самодовольство взбесило Джима.
– Если оно ничего не стоит, умник, зачем вы сюда приперлись?
– Ну, мы тоже ищем золото, – ответил Мак. – Мы следуем примеру Маршалла и остальных, как и ты. Но мы пошли дальше. Построили копию лесопилки и кузню, чтобы делать железные инструменты. Теперь мы можем добывать золото тем же способом, что и пионеры. Это история, реконструкция. В следующем году нас покажут на «Дискавери», следи за программой. Но мы здесь не ради золота как такового. На, держи.
И он бросил золотой самородок под ноги Джиму. Тот приземлился в сырой гравий.
– Гады вы…
Улыбка Мака увяла, как будто манеры Джима его разочаровали.
– Дамы и господа, кажется, наш новый друг недостаточно воспитан. Ах, так…
Джим прыгнул на него, размахивая кулаками. Продолжая смеяться, люди исчезали один за другим. Джиму не удалось нанести ни одного удара.
Глава 7
Для Салли Линдси отбытие с Базовой Земли, год спустя после Дня перехода, было вовсе не первым. Она ушла, потому что ушел ее отец. А до того – большая часть семьи. Салли едва исполнилось девятнадцать.
Она не спешила. Неторопливо собрала вещи и закончила дела. В конце концов, возвращаться она не планировала.
Однажды летним утром Салли надела рыбацкую безрукавку с многочисленными карманами, взяла рюкзак и в последний раз покинула свою комнату в тетином доме. Тетя Тиффани как раз вышла, и Салли порадовалась: она не любила прощаться. Она добралась до Парковой улицы и зашагала через кампус. Никого поблизости не было, даже уборщиков; университет спал. Салли показалось, что утро еще тише обычного. Может быть, перешло гораздо больше людей, чем она думала. Она миновала библиотеку, стоявшую на берегу озера, направилась на запад, к Озерной тропе, и взяла курс на поляну для пикников. На озере Мендота виднелись несколько яхточек, какой-то шальной серфингист в пламенно-оранжевом гидрокостюме и пара лодок университетского гребного клуба (над водой неслись отрывистые сигналы рожков). Горизонт тонул в зелени.
Кому-то стоящий в зеленой дымке университет у озера мог показаться идилличным. Но только не Салли. Она любила природу. Настоящую. Для нее Долгая Земля отнюдь не была последней новинкой, тематическим парком, который внезапно открылся в День перехода. Она там выросла. И теперь, глядя на лодки и на серфингиста, она видела только человеческую суету и идиотов, которые распугивали птиц. Суета начинала проникать и в другие миры, когда идиоты, разинув рты, приходили туда. Даже прозрачная озерная вода казалась Салли разбавленной. По крайней мере, она выбрала удачный день, чтобы проститься с Базовой Землей, с городом у озера, где она не так уж сильно страдала и дышала относительно свежим воздухом. Но туда, куда Салли собиралась, он был еще свежее.
Она нашла тихое место и сошла с тропы в тени деревьев. В последний раз проверила рюкзак. С собой девушка взяла оружие – в том числе легкий арбалет. А Переходник лежал в пластмассовой коробочке, вроде той, что была у отца. Помимо самого прибора, в футляре лежали запчасти, припой, отличные оптические инструменты и распечатки схемы. И, конечно, картошка – посреди видавших виды деталек. Какая отличная идея. Батарейка, которую можно съесть, если обед станет приоритетом. Это был рюкзак профессионального путешественника. Салли настолько поддалась ностальгии, что наклеила на коробочку университетский логотип.
Но коробочка служила лишь прикрытием. Салли не нуждалась в приборе, чтобы переходить.
Она знала Долгую Землю и как по ней путешествовать. И теперь собиралась найти отца. И еще кое-что не давало Салли покоя с тех пор, как она была маленькой девочкой, игравшей в тени отцовского амбара в последовательном Вайоминге. А именно – зачем все это надо.
Салли всегда отличалась решительностью. Она наугад выбрала направление, улыбнулась и перешла. Озеро и купы деревьев остались. Но тропинка, лодки и идиот на серфе исчезли.
Она не спешила. Неторопливо собрала вещи и закончила дела. В конце концов, возвращаться она не планировала.
Однажды летним утром Салли надела рыбацкую безрукавку с многочисленными карманами, взяла рюкзак и в последний раз покинула свою комнату в тетином доме. Тетя Тиффани как раз вышла, и Салли порадовалась: она не любила прощаться. Она добралась до Парковой улицы и зашагала через кампус. Никого поблизости не было, даже уборщиков; университет спал. Салли показалось, что утро еще тише обычного. Может быть, перешло гораздо больше людей, чем она думала. Она миновала библиотеку, стоявшую на берегу озера, направилась на запад, к Озерной тропе, и взяла курс на поляну для пикников. На озере Мендота виднелись несколько яхточек, какой-то шальной серфингист в пламенно-оранжевом гидрокостюме и пара лодок университетского гребного клуба (над водой неслись отрывистые сигналы рожков). Горизонт тонул в зелени.
Кому-то стоящий в зеленой дымке университет у озера мог показаться идилличным. Но только не Салли. Она любила природу. Настоящую. Для нее Долгая Земля отнюдь не была последней новинкой, тематическим парком, который внезапно открылся в День перехода. Она там выросла. И теперь, глядя на лодки и на серфингиста, она видела только человеческую суету и идиотов, которые распугивали птиц. Суета начинала проникать и в другие миры, когда идиоты, разинув рты, приходили туда. Даже прозрачная озерная вода казалась Салли разбавленной. По крайней мере, она выбрала удачный день, чтобы проститься с Базовой Землей, с городом у озера, где она не так уж сильно страдала и дышала относительно свежим воздухом. Но туда, куда Салли собиралась, он был еще свежее.
Она нашла тихое место и сошла с тропы в тени деревьев. В последний раз проверила рюкзак. С собой девушка взяла оружие – в том числе легкий арбалет. А Переходник лежал в пластмассовой коробочке, вроде той, что была у отца. Помимо самого прибора, в футляре лежали запчасти, припой, отличные оптические инструменты и распечатки схемы. И, конечно, картошка – посреди видавших виды деталек. Какая отличная идея. Батарейка, которую можно съесть, если обед станет приоритетом. Это был рюкзак профессионального путешественника. Салли настолько поддалась ностальгии, что наклеила на коробочку университетский логотип.
Но коробочка служила лишь прикрытием. Салли не нуждалась в приборе, чтобы переходить.
Она знала Долгую Землю и как по ней путешествовать. И теперь собиралась найти отца. И еще кое-что не давало Салли покоя с тех пор, как она была маленькой девочкой, игравшей в тени отцовского амбара в последовательном Вайоминге. А именно – зачем все это надо.
Салли всегда отличалась решительностью. Она наугад выбрала направление, улыбнулась и перешла. Озеро и купы деревьев остались. Но тропинка, лодки и идиот на серфе исчезли.
Глава 8
Тогда, в самом начале, люди отправлялись куда глаза глядят, с определенной целью или без таковой. Но никто не забирался дальше Джошуа.
В те первые месяцы он, тринадцатилетний мальчишка, понастроил себе на дальних Землях укрытий. Фортов, как он выражался. И лучшие из них действительно были фортами, как у Робинзона Крузо. У людей вообще неверные представления насчет Робинзона. Они рисуют себе решительного бодрого человека в плаще из козьей шкуры. Но Джошуа нашел в Приюте потрепанную книгу и, разумеется, прочел ее от корки до корки. Робинзон Крузо прожил на необитаемом острове двадцать шесть лет и большую часть времени строил укрепления. Джошуа одобрял эту тактику; у Робинзона уж точно голова работала правильно.
Когда он только начинал путешествовать, порой приходилось туго. В последовательных Мэдисонах, по ту сторону реальности, на восток и на запад в основном тянулась прерия. Джошуа уже знал, как ему повезло, что в первый раз он перешел не зимой – ведь тогда он мог оказаться на сорокаградусном морозе без теплой одежды. И что он не оказался в каком-нибудь болоте, которое на Базовой Земле осушили и превратили в пахотные угодья задолго до его рождения.
В первый раз, когда он в одиночку ушел в неизведанный мир и попытался там заночевать, было нелегко. Из еды он опознал только ежевику, зато попил дождевой воды из чашечек цветов. Джошуа прихватил с собой одеяло, но оно не понадобилось, и он воспользовался им как москитной сеткой. Безопасности ради он спал на дереве. Лишь впоследствии Джошуа узнал, что пумы умеют лазать…
После этого он взял несколько книг в Приюте и в городской библиотеке, чтобы научиться отличать съедобное от несъедобного, а еще поговорил с сестрой Серендипити, которая занималась историей кулинарии. И тогда Джошуа понял, что лишь полный идиот умрет от голода на Долгой Земле. В диких лесах росли ягоды, грибы, желуди, каштаны, рогоз, зеленый камыш с богатым углеводами корнем, лекарственные растения, даже дикая хина. Озера кишели рыбой, и ловушки было несложно сделать. Джошуа даже пару раз пробовал охотиться. Он успешно ловил кроликов, но, конечно, дичь покрупнее – белохвостый олень и лось – оказалась подростку не под силу. Даже за индейками пришлось погоняться. Но к чему утруждаться, если вокруг полно голубей, которые так глупы, что готовы сидеть и ждать, пока ты не подойдешь и не сшибешь их камнем? Животные, даже рыба, не боялись человека. Они были так доверчивы. Джошуа усвоил привычку благодарить добычу, которая пожертвовала для него жизнью, – и впоследствии узнал, что именно так поступали индейские охотники.
Джошуа стал готовиться заранее. Брать с собой спички или френелевские линзы, чтобы разводить огонь; он научился даже добывать огонь трением, но это отнимало слишком много сил, а потому не годилось для каждодневного использования. Москитный репеллент он бесплатно получал в «Чистоте», своеобразном пункте обмена бытовой химии на Бэджер-Род. И хлорку, для очистки воды.
Конечно, Джошуа и сам не хотел становиться пищей – но чьей? В последовательных лесах водились животные, которые вполне могли с ним справиться. Рыси – здоровенные кошки, которые глазели на него и удирали прочь на поиски более легкой добычи. Пумы, размером с немецкую овчарку и с мордой, отражавшей суть кошачьей натуры. Однажды Джошуа видел, как пума свалила оленя, прыгнув ему на спину и перекусив сонную артерию. В отдаленных местах он видел волков и еще более экзотических животных – что-то вроде гигантского бобра, а в другой раз – ленивца, тяжеловесного, глупого, который вызвал у Джошуа смех. Все эти животные, как он полагал, обитали на месте Базового Мэдисона до того, как там появились люди, а теперь по большей части вымерли. Обитатели параллельных миров никогда раньше не видели человека, и даже самые жестокие хищники подозрительно относились к неизвестному. Москиты, в общем, доставляли Джошуа больше неприятностей, чем волки.
В первые дни Джошуа никогда не оставался в последовательных мирах подолгу, максимум – на несколько ночей. Иногда он извращенно мечтал о том, чтобы вдруг утратить способность переходить, – тогда бы он остался там и попробовал выжить. Когда он возвращался, сестра Агнес спрашивала: «Тебе не бывает одиноко или страшно?» Но Джошуа никогда не было совсем уж одиноко. И он не понимал, чего бояться. Джошуа думал: с тем же успехом можно сказать человеку, который сунул палец в воду на тихоокеанском пляже, что он должен бояться океана.
И потом, скоро на Ближних Землях стало не протолкнуться от туристов, которые явились посмотреть, что тут творится. Публика с суровым взглядом и с решительными коленками. Туристы бродили по новым местам или, по крайней мере, путались в подлеске. Они задавали вопросы типа: «А чья это территория? Мы еще в Висконсине? Это Америка?»
Хуже всего были те, кто бежал от гнева Божьего – или нарывался на него. И таких оказалась чертова прорва. Неужели Долгая Земля стала предвестием конца света, гибели старого мира и возникновения нового, предназначенного для избранных? Слишком многие рвались в число избранных – и слишком многие думали, что в этих райских мирах Бог им даст полное обеспечение. И Бог не поскупился, разумеется, – огромное количество пищи бегало вокруг. Но Он обычно помогает тем, кто не плошает. Поэтому Бог, вероятно, надеялся, что избранные прихватят с собой теплую одежду, таблетки для очистки воды, базовые медикаменты и какое-нибудь оружие, например бронзовые ножи, которые в последнее время обрели такую популярность. Еще, может быть, палатку – короче говоря, что избранные не оставят дома здравый смысл. Если у человека не хватало мозгов, москиты были наименьшим злом. Да, наименьшим. Если повезет. С точки зрения Джошуа, библейскую метафору следовало расширить: в данном случае всадников Апокалипсиса было четверо, и их звали Жадность, Неумение следовать правилам, Беспорядок и Многочисленные ссадины. Джошуа до тошноты надоело спасать Спасенных.
Впрочем, ему быстро надоели они все. Какое право эти люди имели шляться по его секретным местам?
А главное, они вмешивались в Тишину – так Джошуа выражался. Вытесняли спокойствие. И далекое глубинное ощущение чьего-то присутствия за нагромождением миров – присутствия, которое он сознавал с рождения и распознал, как только удалился от Базовой Земли настолько, чтобы его расслышать. Джошуа начал обижаться на каждого загорелого туриста, каждого шумливого ребенка, на шум, который производили незваные гости.
И все-таки он чувствовал себя обязанным помогать людям, которых презирал, и потому был в замешательстве. Также Джошуа смущало, что он проводит столько времени один, причем с наслаждением. Вот почему он решил поговорить с сестрой Агнес.
Сестра Агнес, разумеется, верила в Бога, хоть и своеобразно. В Приюте на стене ее крошечной комнатки висели две картинки – одна с изображением Сердца Христова, другая с Митом Лоуфом[1]. А еще она чересчур громко, с точки зрения других сестер, включала старые песни Джима Стейнмана. Джошуа плохо разбирался в мотоциклах, но в коляске древнего «Харлея» сестры Агнес, вероятно, ездил еще апостол Павел. Иногда в гараже на Союзном проезде появлялись фантастически заросшие щетиной байкеры, приезжавшие аж из других штатов. Сестра Агнес угощала их кофе и не разрешала трогать рисунки.
Ее любили все дети, и она платила им тем же, особенно Джошуа – особенно когда он ловко разрисовал «Харлей», в том числе старательно вывел на бензобаке девиз «Лети в рай» потрясающим курсивным шрифтом, который нашел в библиотеке. После этого в глазах сестры Агнес Джошуа сделался непогрешим, и она разрешала ему брать свои инструменты в любое время.
Если он и мог кому-нибудь доверять, то только сестре Агнес. Если он странствовал слишком долго, обычная молчаливая сдержанность Джошуа порой превращалась в поток слов, как будто прорывало плотину. Все, что нужно было сказать, он выбалтывал единым порывом.
Поэтому Джошуа пожаловался, каково раз за разом спасать заблудившихся, глупых, неприятных личностей, которые на него пялятся и говорят: «Это ведь ты, да? Мальчик, который умеет переходить, не чувствуя себя первые пятнадцать минут полным дерьмом». Джошуа не знал, как они догадались, но слух каким-то образом разошелся, несмотря на заверения офицера Янсон. Он отличался от других, а отличаться значило Быть Проблемой. Джошуа знал, что Быть Проблемой – плохо, и не мог об этом забыть даже в комнате сестры Агнес. Потому что прямо над двумя картинками – с Сердцем Христовым и с Митом Лоуфом – висела маленькая фигурка человека, которого пригвоздили к кресту, потому что сочли Проблемой.
Сестра Агнес сказала, что, возможно, у него призвание, причем не так уж отличающееся от религиозного служения. Она-то знала, как трудно внушить людям то, чего они не желают понимать, – например, когда она утверждала, что «Громкий крик» – одна из самых благочестивых песен на свете. Сестра Агнес велела Джошуа следовать зову сердца, а еще разрешила приходить и уходить когда вздумается, потому что Приют все-таки был его домом.
Она заверила мальчика, что он может доверять офицеру Янсон, потому что она хороший человек и поклонница Стейнмана (сестра Агнес сказала «поклонница Стейнмана» таким тоном, каким другая монахиня сказала бы «добрая католичка»). Офицер Янсон побывала у сестры Агнес и спросила позволения повидаться с Джошуа. Она нуждалась в помощи.
В те первые месяцы он, тринадцатилетний мальчишка, понастроил себе на дальних Землях укрытий. Фортов, как он выражался. И лучшие из них действительно были фортами, как у Робинзона Крузо. У людей вообще неверные представления насчет Робинзона. Они рисуют себе решительного бодрого человека в плаще из козьей шкуры. Но Джошуа нашел в Приюте потрепанную книгу и, разумеется, прочел ее от корки до корки. Робинзон Крузо прожил на необитаемом острове двадцать шесть лет и большую часть времени строил укрепления. Джошуа одобрял эту тактику; у Робинзона уж точно голова работала правильно.
Когда он только начинал путешествовать, порой приходилось туго. В последовательных Мэдисонах, по ту сторону реальности, на восток и на запад в основном тянулась прерия. Джошуа уже знал, как ему повезло, что в первый раз он перешел не зимой – ведь тогда он мог оказаться на сорокаградусном морозе без теплой одежды. И что он не оказался в каком-нибудь болоте, которое на Базовой Земле осушили и превратили в пахотные угодья задолго до его рождения.
В первый раз, когда он в одиночку ушел в неизведанный мир и попытался там заночевать, было нелегко. Из еды он опознал только ежевику, зато попил дождевой воды из чашечек цветов. Джошуа прихватил с собой одеяло, но оно не понадобилось, и он воспользовался им как москитной сеткой. Безопасности ради он спал на дереве. Лишь впоследствии Джошуа узнал, что пумы умеют лазать…
После этого он взял несколько книг в Приюте и в городской библиотеке, чтобы научиться отличать съедобное от несъедобного, а еще поговорил с сестрой Серендипити, которая занималась историей кулинарии. И тогда Джошуа понял, что лишь полный идиот умрет от голода на Долгой Земле. В диких лесах росли ягоды, грибы, желуди, каштаны, рогоз, зеленый камыш с богатым углеводами корнем, лекарственные растения, даже дикая хина. Озера кишели рыбой, и ловушки было несложно сделать. Джошуа даже пару раз пробовал охотиться. Он успешно ловил кроликов, но, конечно, дичь покрупнее – белохвостый олень и лось – оказалась подростку не под силу. Даже за индейками пришлось погоняться. Но к чему утруждаться, если вокруг полно голубей, которые так глупы, что готовы сидеть и ждать, пока ты не подойдешь и не сшибешь их камнем? Животные, даже рыба, не боялись человека. Они были так доверчивы. Джошуа усвоил привычку благодарить добычу, которая пожертвовала для него жизнью, – и впоследствии узнал, что именно так поступали индейские охотники.
Джошуа стал готовиться заранее. Брать с собой спички или френелевские линзы, чтобы разводить огонь; он научился даже добывать огонь трением, но это отнимало слишком много сил, а потому не годилось для каждодневного использования. Москитный репеллент он бесплатно получал в «Чистоте», своеобразном пункте обмена бытовой химии на Бэджер-Род. И хлорку, для очистки воды.
Конечно, Джошуа и сам не хотел становиться пищей – но чьей? В последовательных лесах водились животные, которые вполне могли с ним справиться. Рыси – здоровенные кошки, которые глазели на него и удирали прочь на поиски более легкой добычи. Пумы, размером с немецкую овчарку и с мордой, отражавшей суть кошачьей натуры. Однажды Джошуа видел, как пума свалила оленя, прыгнув ему на спину и перекусив сонную артерию. В отдаленных местах он видел волков и еще более экзотических животных – что-то вроде гигантского бобра, а в другой раз – ленивца, тяжеловесного, глупого, который вызвал у Джошуа смех. Все эти животные, как он полагал, обитали на месте Базового Мэдисона до того, как там появились люди, а теперь по большей части вымерли. Обитатели параллельных миров никогда раньше не видели человека, и даже самые жестокие хищники подозрительно относились к неизвестному. Москиты, в общем, доставляли Джошуа больше неприятностей, чем волки.
В первые дни Джошуа никогда не оставался в последовательных мирах подолгу, максимум – на несколько ночей. Иногда он извращенно мечтал о том, чтобы вдруг утратить способность переходить, – тогда бы он остался там и попробовал выжить. Когда он возвращался, сестра Агнес спрашивала: «Тебе не бывает одиноко или страшно?» Но Джошуа никогда не было совсем уж одиноко. И он не понимал, чего бояться. Джошуа думал: с тем же успехом можно сказать человеку, который сунул палец в воду на тихоокеанском пляже, что он должен бояться океана.
И потом, скоро на Ближних Землях стало не протолкнуться от туристов, которые явились посмотреть, что тут творится. Публика с суровым взглядом и с решительными коленками. Туристы бродили по новым местам или, по крайней мере, путались в подлеске. Они задавали вопросы типа: «А чья это территория? Мы еще в Висконсине? Это Америка?»
Хуже всего были те, кто бежал от гнева Божьего – или нарывался на него. И таких оказалась чертова прорва. Неужели Долгая Земля стала предвестием конца света, гибели старого мира и возникновения нового, предназначенного для избранных? Слишком многие рвались в число избранных – и слишком многие думали, что в этих райских мирах Бог им даст полное обеспечение. И Бог не поскупился, разумеется, – огромное количество пищи бегало вокруг. Но Он обычно помогает тем, кто не плошает. Поэтому Бог, вероятно, надеялся, что избранные прихватят с собой теплую одежду, таблетки для очистки воды, базовые медикаменты и какое-нибудь оружие, например бронзовые ножи, которые в последнее время обрели такую популярность. Еще, может быть, палатку – короче говоря, что избранные не оставят дома здравый смысл. Если у человека не хватало мозгов, москиты были наименьшим злом. Да, наименьшим. Если повезет. С точки зрения Джошуа, библейскую метафору следовало расширить: в данном случае всадников Апокалипсиса было четверо, и их звали Жадность, Неумение следовать правилам, Беспорядок и Многочисленные ссадины. Джошуа до тошноты надоело спасать Спасенных.
Впрочем, ему быстро надоели они все. Какое право эти люди имели шляться по его секретным местам?
А главное, они вмешивались в Тишину – так Джошуа выражался. Вытесняли спокойствие. И далекое глубинное ощущение чьего-то присутствия за нагромождением миров – присутствия, которое он сознавал с рождения и распознал, как только удалился от Базовой Земли настолько, чтобы его расслышать. Джошуа начал обижаться на каждого загорелого туриста, каждого шумливого ребенка, на шум, который производили незваные гости.
И все-таки он чувствовал себя обязанным помогать людям, которых презирал, и потому был в замешательстве. Также Джошуа смущало, что он проводит столько времени один, причем с наслаждением. Вот почему он решил поговорить с сестрой Агнес.
Сестра Агнес, разумеется, верила в Бога, хоть и своеобразно. В Приюте на стене ее крошечной комнатки висели две картинки – одна с изображением Сердца Христова, другая с Митом Лоуфом[1]. А еще она чересчур громко, с точки зрения других сестер, включала старые песни Джима Стейнмана. Джошуа плохо разбирался в мотоциклах, но в коляске древнего «Харлея» сестры Агнес, вероятно, ездил еще апостол Павел. Иногда в гараже на Союзном проезде появлялись фантастически заросшие щетиной байкеры, приезжавшие аж из других штатов. Сестра Агнес угощала их кофе и не разрешала трогать рисунки.
Ее любили все дети, и она платила им тем же, особенно Джошуа – особенно когда он ловко разрисовал «Харлей», в том числе старательно вывел на бензобаке девиз «Лети в рай» потрясающим курсивным шрифтом, который нашел в библиотеке. После этого в глазах сестры Агнес Джошуа сделался непогрешим, и она разрешала ему брать свои инструменты в любое время.
Если он и мог кому-нибудь доверять, то только сестре Агнес. Если он странствовал слишком долго, обычная молчаливая сдержанность Джошуа порой превращалась в поток слов, как будто прорывало плотину. Все, что нужно было сказать, он выбалтывал единым порывом.
Поэтому Джошуа пожаловался, каково раз за разом спасать заблудившихся, глупых, неприятных личностей, которые на него пялятся и говорят: «Это ведь ты, да? Мальчик, который умеет переходить, не чувствуя себя первые пятнадцать минут полным дерьмом». Джошуа не знал, как они догадались, но слух каким-то образом разошелся, несмотря на заверения офицера Янсон. Он отличался от других, а отличаться значило Быть Проблемой. Джошуа знал, что Быть Проблемой – плохо, и не мог об этом забыть даже в комнате сестры Агнес. Потому что прямо над двумя картинками – с Сердцем Христовым и с Митом Лоуфом – висела маленькая фигурка человека, которого пригвоздили к кресту, потому что сочли Проблемой.
Сестра Агнес сказала, что, возможно, у него призвание, причем не так уж отличающееся от религиозного служения. Она-то знала, как трудно внушить людям то, чего они не желают понимать, – например, когда она утверждала, что «Громкий крик» – одна из самых благочестивых песен на свете. Сестра Агнес велела Джошуа следовать зову сердца, а еще разрешила приходить и уходить когда вздумается, потому что Приют все-таки был его домом.
Она заверила мальчика, что он может доверять офицеру Янсон, потому что она хороший человек и поклонница Стейнмана (сестра Агнес сказала «поклонница Стейнмана» таким тоном, каким другая монахиня сказала бы «добрая католичка»). Офицер Янсон побывала у сестры Агнес и спросила позволения повидаться с Джошуа. Она нуждалась в помощи.
Глава 9
Тем временем, спустя полгода после Дня перехода, карьера Моники Янсон неожиданно вильнула в сторону.
Янсон встала перед зданием мэдисонского полицейского участка, собралась с духом, передвинула рычажок выключателя на Переходнике и почувствовала привычный удар под ложечку, как только участок исчез, чтобы смениться высокими деревьями и тенью от зеленых крон. На прогалине в первобытном лесу стояли маленькая деревянная хижина с гербом Мэдисонского полицейского департамента и низкая скамейка, а на молодом деревце развевался звездно-полосатый флаг. Янсон села на скамейку и сложилась пополам, выжидая, когда пройдет тошнота. Скамейку поставили здесь именно для того, чтобы прибывший мог оклематься после перехода, прежде чем предстать перед коллегами.
После Дня перехода события развивались быстро. Техники явились сюда с выданным в полиции Переходником – прочным, в изящной черной пластмассовой коробке, способной устоять даже против выстрела в упор. Разумеется, как и в случае со всеми Переходниками, Янсон обнаружила это, имея дело с прототипом Линдси – чтобы он заработал, нужно было закончить сборку самостоятельно. Прибор служил исправно, хоть и приходилось пропускать мимо ушей шуточки о картошке, которая играла роль источника энергии. «Порцию фри, пожалуйста». Ха-ха.
Но ничего не удавалось поделать с неизбежной тошнотой, которая мучила большинство людей десять-пятнадцать минут после перехода. Существовало лекарство, которое вроде бы помогало, но Янсон всегда старалась не подсаживаться на таблетки, и потом от этого лекарства моча становилась синей.
Когда тошнота и головокружение отступили, она встала. В тот день, по крайней мере, на «Запад-Мэдисон-1», было безветренно и холодно, пасмурно, но без дождя. Этот последовательный мир оставался по большей части таким же, как и во время ее первого визита, когда Янсон перенеслась сюда из развалин дома Уиллиса Линдси. Шелест листьев, чистый воздух, пение птиц. Но понемногу «Запад-1» менялся, в лес вгрызались просеки, полевые цветы отступали: домовладельцы расширяли свои участки, предприниматели ломали голову, как извлечь выгоду из здешней первоклассной древесины и экзотической природы, а официальные лица, наподобие полицейского департамента, устраивали в соседних мирах плацдармы – пристройки к базовым штаб-квартирам. Поговаривали, что в ясные дни уже был виден смог. Янсон задумалась, сколько времени пройдет, прежде чем в пустом небе появится след самолета.
Она задумалась, где сейчас Джошуа Валиенте. Джошуа, ее постыдная тайна.
Моника чуть не опоздала на встречу с Кличи.
В хижине сильно пахло крепким кофе.
Там находились двое – лейтенант Кличи сидел за столом и смотрел на экран лэптопа, сделанного на заказ и не содержащего никаких железных деталей, а младший офицер по имени Майк Кристофер старательно писал какой-то рапорт в большой тетради с желтыми разлинованными страницами. По-прежнему вынужденные обходиться без электричества, копы заново учились писать красиво – или, по крайней мере, разборчиво.
Кличи помахал ей, не сводя глаз с экрана.
– Кофе. Садись.
Янсон налила кружку кофе, на вид такого крепкого, что ему ничего не стоило растворить бронзовую ложку, которой она его мешала. Она села на грубый самодельный стул. Джек Кличи был приземистый крепыш с лицом, похожим на старый чемодан. Янсон невольно улыбнулась.
– Вы прямо как дома, лейтенант.
Он смерил гостью взглядом.
– Не надо, Янсон. Кто я тебе, Дэви Крокет? Я вырос в Бруклине. Для меня даже Мэдисон – все равно что Дикий Запад. Здесь я себя чувствую как в каком-то гребаном заповеднике.
– Зачем я вам понадобилась, сэр?
– Стратегия, Янсон. Нас попросили поучаствовать в составлении правительственного отчета и рассказать, как мы намерены действовать в непредвиденной ситуации с лишними мирами. Изложить наши планы на ближайшее и дальнейшее будущее. Копия отчета пойдет на федеральный уровень. Шеф взял меня за жабры, потому что, как он верно заметил, у полиции нет никаких планов, ни ближайших, ни дальнейших. До сих пор мы просто реагировали на события.
– И поэтому я здесь?
– Сейчас найду файлы… – он застучал по клавиатуре.
У Кристофера затрещала рация, и он что-то забормотал в ответ. Мобильники здесь, конечно, не работали. Портативные радиопередатчики и приемники нашли себе применение, как только их начали выпускать без железных компонентов, чтобы они не пострадали во время перехода. Поговаривали о том, чтобы проложить сеть старомодных телефонных линий из медной проволоки.
– Так, – Кличи развернул лэптоп, чтобы Янсон видела экран. – Здесь у меня логи и фрагменты видео. Я пытаюсь понять… Твое имя то и дело всплывает, Янсон, вот почему я тебя вызвал.
Янсон встала перед зданием мэдисонского полицейского участка, собралась с духом, передвинула рычажок выключателя на Переходнике и почувствовала привычный удар под ложечку, как только участок исчез, чтобы смениться высокими деревьями и тенью от зеленых крон. На прогалине в первобытном лесу стояли маленькая деревянная хижина с гербом Мэдисонского полицейского департамента и низкая скамейка, а на молодом деревце развевался звездно-полосатый флаг. Янсон села на скамейку и сложилась пополам, выжидая, когда пройдет тошнота. Скамейку поставили здесь именно для того, чтобы прибывший мог оклематься после перехода, прежде чем предстать перед коллегами.
После Дня перехода события развивались быстро. Техники явились сюда с выданным в полиции Переходником – прочным, в изящной черной пластмассовой коробке, способной устоять даже против выстрела в упор. Разумеется, как и в случае со всеми Переходниками, Янсон обнаружила это, имея дело с прототипом Линдси – чтобы он заработал, нужно было закончить сборку самостоятельно. Прибор служил исправно, хоть и приходилось пропускать мимо ушей шуточки о картошке, которая играла роль источника энергии. «Порцию фри, пожалуйста». Ха-ха.
Но ничего не удавалось поделать с неизбежной тошнотой, которая мучила большинство людей десять-пятнадцать минут после перехода. Существовало лекарство, которое вроде бы помогало, но Янсон всегда старалась не подсаживаться на таблетки, и потом от этого лекарства моча становилась синей.
Когда тошнота и головокружение отступили, она встала. В тот день, по крайней мере, на «Запад-Мэдисон-1», было безветренно и холодно, пасмурно, но без дождя. Этот последовательный мир оставался по большей части таким же, как и во время ее первого визита, когда Янсон перенеслась сюда из развалин дома Уиллиса Линдси. Шелест листьев, чистый воздух, пение птиц. Но понемногу «Запад-1» менялся, в лес вгрызались просеки, полевые цветы отступали: домовладельцы расширяли свои участки, предприниматели ломали голову, как извлечь выгоду из здешней первоклассной древесины и экзотической природы, а официальные лица, наподобие полицейского департамента, устраивали в соседних мирах плацдармы – пристройки к базовым штаб-квартирам. Поговаривали, что в ясные дни уже был виден смог. Янсон задумалась, сколько времени пройдет, прежде чем в пустом небе появится след самолета.
Она задумалась, где сейчас Джошуа Валиенте. Джошуа, ее постыдная тайна.
Моника чуть не опоздала на встречу с Кличи.
В хижине сильно пахло крепким кофе.
Там находились двое – лейтенант Кличи сидел за столом и смотрел на экран лэптопа, сделанного на заказ и не содержащего никаких железных деталей, а младший офицер по имени Майк Кристофер старательно писал какой-то рапорт в большой тетради с желтыми разлинованными страницами. По-прежнему вынужденные обходиться без электричества, копы заново учились писать красиво – или, по крайней мере, разборчиво.
Кличи помахал ей, не сводя глаз с экрана.
– Кофе. Садись.
Янсон налила кружку кофе, на вид такого крепкого, что ему ничего не стоило растворить бронзовую ложку, которой она его мешала. Она села на грубый самодельный стул. Джек Кличи был приземистый крепыш с лицом, похожим на старый чемодан. Янсон невольно улыбнулась.
– Вы прямо как дома, лейтенант.
Он смерил гостью взглядом.
– Не надо, Янсон. Кто я тебе, Дэви Крокет? Я вырос в Бруклине. Для меня даже Мэдисон – все равно что Дикий Запад. Здесь я себя чувствую как в каком-то гребаном заповеднике.
– Зачем я вам понадобилась, сэр?
– Стратегия, Янсон. Нас попросили поучаствовать в составлении правительственного отчета и рассказать, как мы намерены действовать в непредвиденной ситуации с лишними мирами. Изложить наши планы на ближайшее и дальнейшее будущее. Копия отчета пойдет на федеральный уровень. Шеф взял меня за жабры, потому что, как он верно заметил, у полиции нет никаких планов, ни ближайших, ни дальнейших. До сих пор мы просто реагировали на события.
– И поэтому я здесь?
– Сейчас найду файлы… – он застучал по клавиатуре.
У Кристофера затрещала рация, и он что-то забормотал в ответ. Мобильники здесь, конечно, не работали. Портативные радиопередатчики и приемники нашли себе применение, как только их начали выпускать без железных компонентов, чтобы они не пострадали во время перехода. Поговаривали о том, чтобы проложить сеть старомодных телефонных линий из медной проволоки.
– Так, – Кличи развернул лэптоп, чтобы Янсон видела экран. – Здесь у меня логи и фрагменты видео. Я пытаюсь понять… Твое имя то и дело всплывает, Янсон, вот почему я тебя вызвал.