Пратчетт Терри. Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн-Варвар

Терри Пратчетт
Эрик

   Пчелы Смерти крупны и черны, они гудят мрачно и грозно, и хранят свой мед в сотах, белых, будто алтарные свечи. Их мед черен, как ночь, тягуч, как грех, и сладок, как патока.
   Всем известно, что если соединить вместе восемь цветов радуги, то получится белый цвет. Но, всяк видящий знает, чернота также состоит из восьми цветов, и ульи Смерти стоят посреди черной травы, в черном саду, под древними, усыпанными черными цветами деревьями, которые, какое-то время спустя, покроются яблоками, и яблоки эти… скажем так, красными они не будут.
   Траву только-только выкосили. Коса, проделавшая эту работу, была прислонена к корявому стволу груши. Смерть проверял свои ульи, осторожно поднимая соты костлявыми пальцами.
   Несколько пчел раздраженно жужжали вокруг него. Подобно всем порядочным пчеловодам, Смерть носил на голове сетку. Не то чтобы пчелам было что или куда кусать, но иногда они залетали к нему в череп и бились там, причиняя жуткую головную боль.
   Но только он поднял соты навстречу серому свету, сияющему над его маленьким мирком меж реальностями, как земля едва уловимо вздрогнула. В улье поднялся рассерженный гул, с соседней яблони слетел листочек. Легкий порыв ветра пронесся через сад – это и было самое странное, ибо воздух в стране Смерти всегда остается теплым и неподвижным.
   На один очень краткий миг Смерти почудилось, будто до него донеслись легкий топоток бегущих ног и голос, твердящий… нет, скорее голос, думающий: «О черт, о черт, о черт, сейчас я умру, умру, УМРУ!»
   Смерть был почти самым старым существом (ну хорошо, антропоморфической сущностью) во вселенной, и его привычки и образ мыслей были таковыми, что простой смертный не мог даже надеяться их понять. Но вместе с тем Смерть был хорошим пчеловодом, и поэтому, прежде чем как-то отреагировать на происшедшее, он аккуратно убрал соты обратно в улей и закрыл его крышкой.
   Затем Смерть пересек темный сад, снял сетку, осторожно вытряхнул пару пчел, заблудившихся в глубинах черепа, вошел в дом и проследовал к себе в кабинет.
   В тот самый момент, когда он садился за стол, по саду пронесся еще один порыв ветра, от которого задребезжали песочные жизнеизмерители на полках, а установленные в холле большие напольные часы с маятником на неуловимую долю мгновения прервали свою нескончаемую работу по разрезанию времени на удобоваримые кусочки.
   Смерть вздохнул и сфокусировал свой взгляд.
   Нет такого места, куда бы не мог отправиться Смерть, каким бы удаленным и опасным оно ни было. По сути дела, чем это место опаснее, тем больше вероятность, что Смерть его вскоре посетит.
   И вот сейчас он пронизал своим взором туманы пространства и времени.
   – А, – проговорил Смерть. – ЭТО ОПЯТЬ ОН.
 
   В Анк-Морпорке, который в обычном своем состоянии был самым процветающим, самым шумным и, прежде всего, самым многолюдным городом на Плоском мире, стоял жаркий летний день. И лучам солнца удалось сделать то, чего не удалось бесчисленным захватчикам, нескольким гражданским войнам и закону о комендантском часе. Они принесли в город покой.
   Собаки, тяжело дыша, лежали в обжигающей тени. Река Анк, которую, в принципе, никогда нельзя было назвать пенистой, сочилась между берегами так, словно от этой жары выдохлась окончательно. Улицы были пустыми и раскаленными, как печные кирпичи.
   Еще никто из врагов не смог захватить Анк-Морпорк. Ну, формально-то они это проделывали, и не раз. Город радостно приветствовал сорящих деньгами завоевателей-варваров, но всего через несколько дней захватчики вдруг с недоумением обнаруживали, что их собственные лошади им уже не принадлежат. А еще через пару месяцев недавние владельцы города превращались в очередное нацменьшинство со своей культурой настенных надписей и продовольственными магазинами.
   Но жара осадила город и с триумфом преодолела его стены. Она накрывала дрожащие улицы, словно саван. Под небесной паяльной лампой наемные убийцы чувствовали себя слишком усталыми, чтобы убивать. Воров солнце превратило в честных людей. Обитатели увитой плющом цитадели Незримого Университета, ведущего учебного заведения Плоского мира для волшебников, дремали, надвинув на лица остроконечные шляпы. Навозные мухи, и те были чересчур утомлены, чтобы биться о стекло. Город вкушал полуденный отдых, ожидая заката и облегчения, которое приносила краткая жаркая, бархатистая ночь.
   И только библиотекарь чувствовал себя преотлично. Висел себе и радостно раскачивался на кольцах.
   К жаре он подготовился заранее, натянув несколько веревок в одном из подвалов библиотеки Незримого Университета – а именно в том, где хранились, гм, всякие эротические^[1] книжки. Чаны с колотым льдом приятно курились холодными испарениями. В этих-то облаках и витал библиотекарь.
   Все магические книги без исключения обладают собственной жизнью. Некоторые из них, отличающиеся по-настоящему мощной энергетикой, недостаточно просто приковать к книжной полке; их приходится прибивать гвоздями или зажимать между стальными пластинами. Или (как в случае с книгами по магии тантрического секса, рассчитанными на серьезных знатоков) помещать под очень холодную воду, дабы они не воспламенились и не опалили свои строгие, без рисунков, переплеты.
   Библиотекарь тихонько покачивался взад-вперед и мирно подремывал.
   Но потом неизвестно откуда возник топоток, который консервным ножом вскрыл библиотечную тишину. Кто-то неизвестный промчался через залу, проник сквозь стену и исчез. Откуда-то издалека донесся слабый вскрик: «О боги, о боги, о боги, это ОНО, я сейчас УМРУ!»
   Библиотекарь проснулся, не удержался на веревке и плюхнулся в тепловатую воду, несколько дюймов которой были единственной преградой, отделяющей «Прелести Тантрического Секса + Илюстрации Для Двинутого Изучения» (автор – Анонимка) от спонтанного возгорания.
   Будь библиотекарь человеком, ему пришлось бы туговато. Но, к счастью, в данный момент он являлся орангутаном. В библиотеке было собрано такое количество сырой магии, что было бы удивительно, если бы время от времени там не происходили несчастные случаи. Один особенно впечатляющий несчастный случай превратил библиотекаря в человекообразную обезьяну. Мало кому из людей удается распрощаться с человеческой расой и остаться при этом в живых, и библиотекарь стойко сопротивлялся всем попыткам вернуть его в прежнее состояние. Поскольку он был единственным библиотекарем во всей множественной вселенной, который мог снимать книги с полок не только руками, но и ногами, Университет настаивать не стал.
   Также это означало, что в представлении библиотекаря наиболее желанное существо женского пола выглядело примерно как мешок с маслом, пропущенный через рулон старых автомобильных камер. Так что ему повезло – он отделался всего лишь легкими ожогами, головной болью и довольно двусмысленными чувствами по отношению к обветренным огурцам.
   А этажом выше невидимый бегун промчался прямо сквозь книжные полки – стоящие на них гримуары заскрипели переплетами и изумленно зашелестели страницами – и исчез, или, точнее, исчез еще больше…
 
   Анк-Морпорк медленно выходил из своей дремоты. Что-то невидимое и вопящее во всю глотку неслось по его кварталам, оставляя за собой бедлам и разруху. Там, где оно появлялось, вещи становились другими.
   Одна живущая на улице Искусных Умельцев гадалка, после того как топоток промчался через ее спальню, обнаружила, что старый добрый хрустальный шар превратился вдруг в маленькую стеклянную сферу с домиком внутри и снежинками.
   А в «Залатанном Барабане», где как раз собрались знаменитые искательницы приключений Херрена-Хладнокровная Холера, Рыжая Шэррон и Диома, Ночная Ведьма, дабы обменяться женскими сплетнями и перекинуться в «дуркера», все напитки превратились в маленьких желтых слонов.
   – Это все университетские волшебники, – оправдывался трактирщик, торопливо заменяя стаканы. – Совсем страх потеряли. Нельзя ж такое допускать…

* * *

   Часы родили полночь.
   Члены Волшебного Совета потерли глаза и уставились друг на друга затуманенными взглядами. Они тоже считали, что такие вещи допускать нельзя, в особенности потому, что это не они их допускали.
   Наконец Эзролит Черн, новый аркканцлер Незримого Университета, подавил зевок, выпрямился в кресле и попытался принять подходящий случаю авторитетный вид. Черн сам понимал, что сделан не из того теста, из которого выходят настоящие аркканцлеры. Его вовсе не преследовало неутолимое желание заполучить эту должность. Черну было девяносто восемь лет, и он достиг этого почтенного возраста именно благодаря тому, что старательно избегал ситуаций, в которых мог представлять для кого-нибудь помеху или угрозу. А еще Черн надеялся провести закат своих дней, работая над завершением своего семитомного труда «Некаторые Малоизвестные Аспекты Куйянских Ретуалов Взывания Дождя». По его мнению, данная тема была идеальной для академических исследований, поскольку вышеупомянутые ритуалы действовали только на Ку, а данный континент погрузился в океанские пучины еще несколько тысяч лет назад^[2]. Но беда была в том, что в последние годы средняя продолжительность жизни аркканцлеров резко выросла и естественное стремление всех волшебников занять этот пост уступило место крайне необычной склонности вежливо держаться в тени. В одно прекрасное утро Черн спустился к завтраку и обнаружил, что все величают его не иначе как «сир». Только много дней спустя он выяснил истинную причину этой перемены.
   А сейчас у Черна болела голова. Он чувствовал себя так, будто ему следовало лечь спать еще несколько недель назад. Но нужно было как-то отреагировать на происходящее.
   – Господа… – начал он.
   – У-ук.
   – Да, да, извини, а также обезь…
   – У-ук.
   – Разумеется, я имел в виду приматов…
   – У-ук.
   Некоторое время аркканцлер молча открывал и закрывал рот, пытаясь направить свои мысли в нужное русло. Согласно университетским законам, библиотекарь являлся членом Волшебного Совета. Никому так и не удалось отыскать правило, которое запрещало бы орангутанам участвовать в заседаниях, хотя волшебники потратили на поиски немало времени и до сих пор украдкой навещали библиотеку.
   – Кто-то явился с того света, – наконец объявил аркканцлер. – Возможно, это какой-то призрак. Нам срочно нужны колокол, книга и свеча.
   Казначей вздохнул.
   – Мы уже пробовали это, аркканцлер.
   – Что-что? – наклонившись к нему, переспросил Черн.
   – Я сказал, мы это уже пробовали! – громко повторил казначей прямо в ухо аркканцлеру. – Сразу после обеда, помните? Мы еще использовали «Муравьев Поиминнованых» Горбонрава и звонили в Старого Тома^[3].
   – Да неужели? И как, помогло?
   – Нет, аркканцлер.
   – Что-что?
   – Да и кроме того, раньше у нас неприятностей с призраками не случалось, – заметил декан. – Волшебники с того света не возвращаются.
   – Что ж, – радостно возвестил аркканцлер, хватаясь за этот довод как за спасительную соломинку, – возможно, это было что-нибудь совершенно естественное. Журчание какого-нибудь подземного ручейка, например. Движение песка… Или просто печные трубы засорились. Знаете, они ведь могут издавать очень странные звуки, эти печные трубы… Особенно когда ветер дует в соответствующем направлении.
   Он откинулся на спинку кресла и одарил всех сияющей улыбкой.
   Остальные члены Волшебного Совета обменялись многозначительными взглядами.
   – Аркканцлер, звуки, доносящиеся из печных труб, уж никак не похожи на топот бегущих ног, – устало сказал казначей.
   – А может, это где-нибудь из крана капает? – предположил декан.
   Казначей смерил его хмурым взглядом. Он был именно в ванной, когда через его комнату пронеслось невидимое вопящее нечто. Это впечатление было не из тех, которые жаждешь испытать снова.
   Аркканцлер кивнул декану и, проговорив: «Ну, тогда, значит, все улажено», снова задремал.
   Казначей какое-то время молча смотрел на Черна, а потом снял со старика шляпу и осторожно подложил ему под голову.
   – Ну? – утомленно спросил он. – У кого-нибудь есть предложения?
   Библиотекарь поднял руку и сказал:
   – У-ук.
   – Да, молодец, умница, – рассеянно отозвался казначей. – Еще кто-нибудь выступит?
   Орангутан свирепо воззрился на него. Другие волшебники покачали головами.
   – Это дрожь в структуре реальности, – высказал догадку декан. – Да, именно дрожь.
   – И что нам с нею делать?
   – Понятия не имею. Можно, конечно, прибегнуть к старому доброму…
   – О нет, – возразил казначей. – Только не это. Слишком опасно…
   Его слова прервал вопль, который начался в дальнем конце комнаты, а затем, расширяясь, прокатился вдоль стола, сопровождаемый топотом бегущих ног. Волшебники, опрокидывая стулья, бросились в стороны.
   Пламя свечей вытянулось в длинные тонкие язычки октаринового света и погасло.
   А потом наступила тишина, та особая тишина, которая наступает после действительно неприятного шума.
   – Ну, хорошо, сдаюсь, – наконец промолвил казначей. – Мы попробуем прибегнуть к Обряду АшкЭнте.
 
   Обряд АшкЭнте – это самый серьезный ритуал из тех, что могут провести восемь волшебников. Он служит для вызова Смерти, самой осведомленной сущности во всей вселенной.
   Однако волшебники прибегают к этому обряду с крайней неохотой, и это понятно, ведь те из них, кто достиг высшей ступеньки иерархии, обычно очень стары и предпочитают лишний раз не привлекать к себе внимание Смерти.
   Обряд проходил в полночь в Главном зале Университета среди огромного количества благовонных пирамидок, подсвечников, рунических надписей и магических кругов. Строго говоря, все эти детали были совсем не обязательны – просто с ними приятнее. Полыхнула магия, заклинания были прочитаны, чары должным образом наложены.
   Волшебники смотрели на магическую октограмму, но она по-прежнему оставалась пустой. Какое-то время спустя стоящие кружком фигуры в мантиях начали тихонько переговариваться друг с другом.
   – Наверное, мы что-то сделали не так.
   – У-ук.
   – А если его нет дома?
   – Или он занят?…
   – Как думаешь, может, стоит завязывать с этим делом и идти спать?
   – А КОГО, СОБСТВЕННО, ВЫ ЖДЕТЕ?
   Казначей медленно повернулся к стоящей рядом фигуре. Мантию волшебника всегда можно отличить: она украшена блестками, всяческими оккультными символами, мехом и кружевами, а внутри ее обычно находится приличных размеров волшебник. Однако данная мантия была очень черной, и ее материал, казалось, был выбран за свою долговечность. То же самое можно было сказать и о владельце мантии, который выглядел так, что, напиши он книгу о похудании, она стала бы гигантским бестселлером.
   Смерть разглядывал октограмму с выражением вежливого интереса на лице.
   – Э-э… – проговорил казначей. – Понимаешь ли… дело в том, что… э-э… по-моему… ты должен находиться внутри…
   – ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ.
   Смерть с достоинством проследовал в центр октограммы и выжидающе посмотрел на казначея.
   – НАДЕЮСЬ, МЫ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕМ ЗАВОДИТЬ СТАРУЮ ПЕСНЮ НАСЧЕТ «МЕРЗКОГО ВРАГА РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО»?
   – Мы случайно ни от чего тебя не оторвали? Может, у тебя дела какие?… – вежливо осведомился казначей.
   – ВСЯ МОЯ РАБОТА ВАЖНА, – ответил Смерть.
   – Естественно, – поддакнул казначей.
   – МЕНЯ ВСЕГДА КТО-ТО ЖДЕТ.
   – Э-э… Э-э… Видишь ли, о мерз… господин, причина, по которой мы призвали тебя сюда… состоит в причине…
   – ЭТО РИНСВИНД.
   – Что?
   – ПРИЧИНА, ПО КОТОРОЙ ВЫ ВЫЗВАЛИ МЕНЯ. ВОТ ВАМ ОТВЕТ: ЭТО РИНСВИНД.
   – Но мы ведь еще не задали вопрос!
   – И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МОЙ ОТВЕТ – РИНСВИНД.
   – Послушай, мы просто хотим знать, что именно стало причиной всей этой… О-о.
   Смерть демонстративно смахнул с лезвия своей косы какую-то невидимую пылинку.
   Аркканцлер приставил к уху корявую ладонь.
   – Что он там говорит? И вообще, кто этот парень с палкой?
   – Это Смерть, аркканцлер, – терпеливо объяснил казначей.
   – Что-что?
   – Это Смерть, сир. Уж его-то ты должен знать.
   – Передай ему, чтобы убирался прочь! Здесь для него жатвы нет! – воскликнул старый волшебник, размахивая своим посохом.
   Казначей вздохнул.
   – Мы сами его вызвали, аркканцлер.
   – Да? С чего бы это? Чертовски глупый поступок.
   Казначей смущенно ухмыльнулся Смерти и хотел было попросить прощения: аркканцлер уже в преклонных летах и так далее, – но понял, что в данных обстоятельствах это будет совершенно напрасным.
   – Мы говорим о волшебнике Ринсвинде? О том самом, у которого был… – казначей содрогнулся, – жуткий Сундук на ножках? Но он же бесследно сгинул во время той заварушки с чудесником!^[4]
   – ОН ПОПАЛ В ПОДЗЕМЕЛЬНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ. А ТЕПЕРЬ ПЫТАЕТСЯ ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО.
   – И он способен на такое?
   – НУ, ТУТ ПОТРЕБУЕТСЯ ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНОЕ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. РЕАЛЬНОСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ОСЛАБЛЕНА НЕКОТОРЫМ НЕОЖИДАННЫМ СПОСОБОМ.
   – Но ведь этого не произойдет? – с беспокойством уточнил казначей.
   Люди, которые, согласно официальным данным, в течение двух месяцев гостили у своей тетушки, больше всего на свете боятся, что вдруг, откуда ни возьмись, объявится некий человек, который будет ошибочно считать, что это совсем не так, ведь этот человек вследствие какой-то оптической иллюзии думает, будто бы собственными глазами видел, как они совершают вещи, совершать которые они просто не могли (поскольку были у тетушки).
   – ОДИН ШАНС НА МИЛЛИОН, – ответил Смерть. – У НЕГО ЕСТЬ РОВНО ОДИН ШАНС НА МИЛЛИОН.
   – О-о, – с неимоверным облегчением произнес казначей. – Слава богам! Вернее, какая жалость! – Он заметно приободрился. – Конечно, эти его вопли, они очень беспокоят нас… Но он ведь долго не протянет, да? К нашему огромному сожалению, разумеется.
   – МОЖЕТ, И ТАК, – вежливо откликнулся Смерть. – САМО СОБОЙ, Я МОГУ ОТВЕТИТЬ БОЛЕЕ ОПРЕДЕЛЕННО, ОДНАКО ВРЯД ЛИ ВЫ ЗАХОТИТЕ, ЧТОБЫ У МЕНЯ ВОШЛО В ПРИВЫЧКУ ВЫНОСИТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ СУЖДЕНИЯ В ДАННОЙ ОБЛАСТИ.
   – Что ты, что ты, не беспокойся! – торопливо забормотал казначей. – Вот и ладненько. Что ж, огромное спасибо. Бедняга Ринсвинд. Вот ведь жалость… Однако мы ничего не можем поделать. Наверное, стоит относиться к подобным вещам философски.
   – ВОЗМОЖНО.
   – Не будем тебя больше задерживать, – раскланялся казначей.
   – СПАСИБО.
   – До свидания.
   – ЕЩЕ УВИДИМСЯ.
   Вопли прекратились еще до завтрака, но единственным, кто расстроился по этому поводу, был библиотекарь. Ринсвинд был его помощником и другом и никогда не отказывался очистить ему банан. А еще он как никто другой умел «делать ноги». Поймать Ринсвинда было очень нелегко.
   Однако было и другое объяснение тому, почему суматоха вдруг улеглась.
   Может, имело место то самое необычное стечение обстоятельств, о котором упомянул Смерть?
 
   И необычное стечение обстоятельств действительно имело место.
   Один шанс на миллион сработал – как всегда. Дело все в том, что как раз в тот момент кое-кто кое-что замыслил и подыскивал себе нужный инструмент.
   И ему под руку подвернулся Ринсвинд.
   Совершенно идиотское стечение обстоятельств.
 
   Итак, Ринсвинд открыл глаза. Над ним был потолок. Если же все-таки это пол, то он серьезно влип.
   Но пока все нормально…
   Он осторожно ощупал поверхность, на которой лежал. Она была шероховатой – читай, деревянной, – с редкими дырками от гвоздей. Нормальная человеческая поверхность.
   Его уши уловили потрескивание огня и какой-то булькающий звук, исходящий из неизвестного источника.
   Нос, которому показалось, что его оставили не у дел, поторопился доложить о витающем в воздухе запахе серы.
   Ладно. Ну и что он, Ринсвинд, может из всего этого вынести? Он лежит на грубом деревянном полу в освещенной огнем комнате, в которой что-то булькает и испускает запах серы. Ринсвинд, пребывающий сейчас в несколько отрешенном, дремотном состоянии, был очень доволен результатами этого дедуктивного процесса.
   Так, что еще?
   Ах да…
   Он открыл рот и заорал. Он вопил, вопил и вопил.
   Стало чуточку лучше.
   Ринсвинд полежал еще немного. Сквозь ворох завалявшегося в его памяти хлама проглянуло воспоминание о том, как он, будучи еще совсем маленьким мальчиком, лежал по утрам в постели, разделяя проходящее время на все более крошечные кусочки, дабы оттянуть тот ужасный миг, когда ему придется встать и начать разбираться с жизненными проблемами – такими как: кто он, где он и почему.
   – Кто ты такой? – вопросил какой-то голос, раздавшийся на самой границе его сознания.
   – Гм, я как раз подошел к этому вопросу, – пробормотал Ринсвинд.
   Он приподнялся на локтях, и комната, чуть покачавшись, понемногу приобрела четкие очертания.
   – Предупреждаю, – продолжал голос, который, похоже, доносился из-за стола, – меня защищает множество могущественных амулетов.
   – Замечательно, – отозвался Ринсвинд. – Хотел бы я сказать то же самое о себе.
   Он начал различать отдельные детали. Это была длинная комната с низким потолком, один конец которой был целиком занят огромным камином. Вдоль одной из стен тянулась лавка с разнообразной стеклянной посудой, по-видимому изготовленной пьяным и к тому же страдающим икотой стеклодувом. За причудливыми изгибами стекла пенилась и пузырилась разноцветная жидкость. С вбитого в потолок крюка расслабленно свисал скелет. Рядом из стены торчала жердочка, к которой кто-то прибил птичье чучело. Какие бы грехи ни совершила эта птица при жизни, она всяко не заслуживала того, что сделал с ней таксидермист.
   Потом взгляд Ринсвинда упал на пол. Правда, до его взгляда туда падало много чего еще. И только вокруг волшебника кто-то разгреб осколки разбитого стекла и перевернутые реторты, освобождая место для…
   Магического круга.
   Круг был нарисован очень тщательно. Тот, кто водил мелом по полу, был хорошо осведомлен о том, что истинная цель этого круга – разделить вселенную на две части: внутри и снаружи.
   Ринсвинд, разумеется, был внутри.
   – А-а, – сказал он, ощущая, как его захлестывает знакомое и почти утешительное чувство беспомощности.
   – Наказываю и приказываю тебе, о демон из бездны, дабы ты воздержался от каких-либо агрессивных поступков, – отозвался голос, исходящий, как понял теперь Ринсвинд, из-под стола.
   – Прекрасно, прекрасно, – быстро согласился волшебник. – Я не против. Э-э… Послушай, тут случайно не вкралась такая малюсенькая ошибка, а?
   – Изыди!
   – Хорошо! – Ринсвинд в отчаянии оглянулся по сторонам. – Но как?
   – Не думай, что своим лживым языком ты сумеешь заманить меня навстречу моей верной погибели, о приспешник Шамгарота, – предупредил стол. – Я вельми сведущ в обычаях демонов. Повинуйся всем моим повелениям, не то я ввергну тебя обратно в пламень адский, из которого ты появился. Извини, лучше сказать, грядеши. Точнее, грядешь еси. И я это серьезно.
   Говоривший наконец вылез из-под стола. Он был невысок, и большая часть его тела была скрыта под разнообразными амулетами и талисманами, которые, даже будь они бессильны против магии, без труда защитили бы своего владельца от удара мечом. На человечке были очки и шляпа с длинными клапанами по бокам, что делало его похожим на близорукого спаниеля.
   В одной дрожащей руке он держал меч, на котором было выгравировано такое количество оккультных символов, что лезвие его чуть не гнулось под этим весом.
   – Кажется, ты упомянул пламень адский, или мне показалось? – слабо переспросил Ринсвинд.
   – Вот именно. Где вопли терзаемых, подвергаемых всяческим истязаниям…