«Не стоит благодарности. + + ????? + + Ошибка, Недостаточно Сыра. Начать Заново»
 
   Прошло пять минут.
   — Поразительно, — восхитился Чудакулли. Груша разумная, говоришь?
   Пытаясь заглянуть под дно Сундука, он опустился на колени.
   Сундук попятился. Он привык вызывать ужас, страх и панику. До сих пор мало кто испытывал к нему интерес.
   Аркканцлер встал и отряхнулся.
   — А-а, — произнес он, увидев, что к ним приближается гномообразная фигура. — Вот и садовник с лестницей. Декан на люстре, Модо.
   — — И, смею уверить, мне здесь очень даже не плохо, — послышалось откуда-то из-под потолка. — Вот только б чашечку чая сюда.
   — И чего я никак не ожидал, так это того, что главный философ сумеет поместиться в буфе те, — заметил Чудакулли. — Поистине, возможности человека не имеют границ.
   — О, я всего лишь… всего лишь проверял со стояние столового серебра, — послышалось из выдвижного ящика.
   Сундук открыл крыщку . Несколько волшебников поспешно отпрянули.
   Чудакулли с интересом рассмотрел застрявшие в древесине акульи зубы.
   — Значит, он любит охотиться на акул?
   — Ода, — откликнулся Ринсвинд. — Иной раз, бывает, выволочет акулу на берег и ну ее трепать. На Чудакулли Сундук произвел огромное впечатление. В землях, лежащих между Овцепикскими горами и Круглым морем, груша разумная практически не встречается, скорее даже тут ее всем не осталось. Лишь немногие волшебники могли похвастать унаследованным от своего собрата посохом из груши разумной.
   Одной из сильных сторон Чудакулли было эко-1мное расходование эмоций. Сундук в самом деле произвел на него неизгладимое впечатление, можно даже сказать, ошеломил когда Сундук неожиданно приземлился прямо посреди толпы волшебников, декан блестяще исполнил сложнейший вертикальный взлет с ускорением. Но испугался ли аркканцлер? Однозначно нет. Чудакулли не знал, что такое страх, поскольку не имел вображения.
   — Ух ты, — произнес кто-то из волшебников. Аркканцлер отыскал взглядом говорившего.
   — Да, казначей?
   — Эта книга, которую декан одолжил мне почитать. Про человекообразных.
   — И что?
   Совершенно удивительная книжка, — с горящими глазами продолжал казначей, пребывающий сейчас в средней части ментального цикла, а следовательно, на одной планете со своими коллегами, пусть даже и отделенный от них пятимильной ватной изоляцией. — Декан сказал правду. Тут действительно написано, что взрослый самец орангутана, будучи доминирующим самцом в стае, отращивает себе большие защечные мешки.
   — Надо же, как интересно!
   — Вот именно, ведь у библиотекаря мешков нет! И это при том, что он доминирует в библиотеке. Он ведь там доминирует?
   — Разумеется, — откликнулся главный философ, — но вместе с тем он считает себя волшебником. А как волшебник он же не доминирует над Университетом.
   Постепенно мысль дошла, и волшебники, во как один ухмыляясь, воззрились на аркканцлера.
   — И нечего так смотреть на мои щеки! — воскликнул тот. — Я ни над кем не доминирую!
   — Я всего лишь…
   — Так что закройте рты, все, — или наживе себе неприятности!
   — М-да, очень советую прочесть, — сказал казначей, по-прежнему счастливо пребывающий долине сушеных лягушек. — Поразительно, сколь многому можно научиться, читая эту книжку!
   — И чему же из нее можно научиться? Например, как показывать красную задницу? — — съязвил со своей люстры декан.
   — Нет, декан. Задницы показывают бабуины, — разъяснил главный философ.
   — Прошу прощения, не хочу вас разочаровывать, но полагаю, что речь идет о гиббонах, — вставил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   — Да нет, гиббоны — это которые визжат таим противным визгом. А задницы показывают бабуины.
   — Лично мне библиотекарь никогда ничего не оказывал, — процедил аркканцлер.
   — Ха, он и не стал бы, дурак он, что ли? — донеслось с люстры. — Тут же доминирующий самец и все такое!
   — Декан, спускайся сию минуту!
   — Я тут слегка запутался, Наверн. Никак не могу отцепить один канделябр от балахона.
   — Ха!
   Ринсвинд потряс головой и заковылял прочь, Да уж, с тех пор как он был здесь в последний раз, произошло много перемен, а был он здесь очень давно, не припомнить даже когда…
   Он не просил волнующей, полной приключений жизни. Что он действительно любил, так это скуку и однообразие. Проблема заключалась в том, что скука и однообразие имеют склонность взрываться прямо вам в лицо в самый неожиданный момент. Только покажется, что вот, наконец, ты обрел ее — скучную, однообразную жизнь, как вдруг обнаруживаешь, что находишься в самом эпицентре того, что другие люди — беззаботные ничего не понимающие людишки — называют приключением. Волею судеб Ринсвинду довелось посетить множество чужеземных стран и повстречать там массу экзотических и ярких личностей — впрочем, его знакомства никогда не длились слишком долго, поскольку обычно он бежал со всех ног, спасаясь от этих самых ярки личностей. Он был свидетелем сотворения мира и, следует отметить, сидел при этом не в партере, видел ад и жизнь после Смерти. Его захватывали в плен, сажали в темницы, спасали, теряли и оставляли одного на необитаемом острове. Иногда все это умудрялось уместиться в один день.
   Приключение! Люди говорят о нем как о чем то стоящем, между тем это всего-навсего смесь из плохого питания, постоянного недосыпания и абсолютно незнакомых людей, с необъяснимом настойчивостью пытающихся воткнуть в различные участки вашего тела всякие заостренные предметы.
   В конце концов Ринсвинд пришел к выводу что корень проблемы заключается в его карме. От нее-то он и страдает. Стоило возникнуть хот я бы самому смутному, мимолетному ощущению, что в недалеком будущем произойдет что-нибудь хорошее, как незамедлительно случалось что-то и плохое. Оно случалось и случалось — — случалось все то время, пока должно было происходить диаметрально противоположное. В итоге ему так не довелось узнать, какое оно из себя хорошее. Это как если бы вас перед самой едой постигло вдруг несварение желудка, причем несварение настолько жуткое, что вы и кусочка в рот взять не можете.
   Где-то в этом мире, рассуждал Ринсвинд, должен быть другой человек, который находится на противоположной стороне качелей. Некто вроде его зеркального отражения, чья жизнь представляет собой цепочку прекрасных и приятных событий. И Ринсвинд не оставлял надежды однажды встретить этого типа, чтобы побеседовать с ним по душам.
   И вот теперь его хотят заслать на Противовесный континент. Говорят, жизнь там скучнее неуда. А Ринсвинд всей душой жаждал скучищи.
   Он действительно полюбил тот остров. Там была такая штука, как Кокосовый Сюрприз. Берешь кокос, бьешь по нему дубинкой — и на тебе! Внутри кокос! Именно такие сюрпризы он любил больше всего на свете.
   Ринсвинд толчком открыл дверь. Здесь он кода-то жил…
   В комнате царил полный разгром. У стены стоял большой, видавший виды гардероб — пожалуй, единственный предмет обстановки, подпадавший под категорию «нормальная мебель», ели только не расширить эту категорию, чтобы на включала в себя плетеный стул без сиденья и тремя ножками, а также матрас, настолько полый жизни, копошащейся обычно в матрасах, что время от времени он принимался пьяно ползать о комнате, наталкиваясь на прочую «меблировку». В одном из углов громоздилась куча всякого хлама, явно притащенного сюда с какой-то помойки, — старые корзины, куски досок, разодранные мешки…
   Ринсвинд почувствовал, как к горлу подкатил ком. Комната осталась такой, какой и была, в ней ничего не тронули…
   Отворив дверцу гардероба, он принялся рыться в населенном молью мраке, пока рука не натолкнулась на…
   …Ухо…
   …Присоединенное к гному.
   — Ай!
   — Что, — осведомился Ринсвинд, — ты делаешь в моем гардеробе?
   — В гардеробе? Э-э… э-э… А разве это не волшебное королевство Наверния? — забормотал гном, делая вид, будто не чувствует за собой ровно никакой вины и вообще забрел в этот шкаф совершенно случайно.
   — Нет, и эти вешалки у тебя в руках вовсе Брильянтовые Сережки Королевы Фей. — Ринсвинд выхватил свое имущество из рук воришки. — А это вовсе не Плащ-Невидимка! А это не Чудо-Носки Ворчливого Великана, это мои башмаки!
   — Ай!
   — А ну вылазь!
   Гном со всех ног метнулся прочь из комнаты, чуть помедлив на пороге, чтобы крикнуть:
   — У меня лицензия Гильдии Воров! И бит гномов нельзя! Это называется дискриминация по видовому признаку!
   — Ага, конечно.
   Ринсвинд принялся извлекать из шкафа различные предметы одежды.
   Отыскав балахон почище, Ринсвинд надел его. Над балахоном моль потрудилась на славу, к тому же красный цвет его по большей части слинял до оранжевого и коричневого — однако, Ринсвинд облегченно вздохнул, это было настоящее одеяние волшебника. Трудно производить впечатление, творя волшебство с голыми коленками.
   Раздались негромкие шаги. Кто-то, осторожно ступая, подошел и остановился у него за спиной. Ринсвинд повернулся.
   — Откройся.
   Сундук послушно откинул крышку. Теоретически сейчас ему полагалось быть полным акулы, но на практике он был доверху набит кокосами. Ринсвинд вывалил орехи на пол и запихал в освободившийся Сундук остальную одежду из шкафа.
   — Закройся. Крышка хлопнула.
   А теперь отправляйся на кухню и добудь мне картошки.
   Сундук совершил сложный, постепенно распространяющийся на все многочисленные ноги поворот и затрусил прочь. Ринсвинд вышел вслед за ним и направился в кабинет аркканцлера. Сзади слышались голоса продолжающих яростный спор волшебников.
   За много лет, проведенных в Незримом Университете, Ринсвинд столько раз бывал в этом кабинете, что практически сроднился с ним. Как правило, приходил он сюда, чтобы отвечать на всякие крайне затруднительные вопросы, типа: «Это же основы огнетворчества — ты что, не знаешь, как разжигают огонь?!» В этом кабинете Ринсвинд провел немало долгих часов, разглядывая предметы обстановки и выслушивая гневные разглагольствования.
   Здесь тоже кое-что переменилось. Исчезли перегонный куб и бутыли с бурляще-дымящимися жидкостями, считавшиеся традиционными атрибутами волшебства, зато появился бильярдный стол, настолько заваленный всякими официальными бумагами, что даже зеленого сукна не было видно. Чудакулли всегда считал, что люди, у которых есть время строчить официальные бумаги, вряд ли могут написать что-нибудь важное.
   Со стен на Ринсвинда взирали чучельные головы удивленных животных. С рогов оленя свисали ржавые железные башмаки, полученные Чудакулли в качестве приза в годы его юности, когда он выступал за команду Университета в соревнованиях по наводной бегле[11].
   В углу располагалась большая модель Плоско го мира, покоящегося на четырех деревянных слонах. Ринсвинду модель была хорошо знакома. Как, впрочем, и любому другому студенту…
   Противовесный континент представлял собой каплю. То есть выглядел точь-в-точь как капля или как не слишком благожелательная запятая. Моряки, возвращаясь из плаваний, порой рассказывали об этом континенте. Поговаривали, будто бы давным-давно он раскололся на несколько крупных островов, которые, вытянувшись в длинную цепь, доходили аж до Бхангбхангдука, еще более таинственного острова. Ну а следом за Бханг-бхангдуком располагался совсем загадочный и мистический континент, обозначаемый на всех картах не иначе как «ХХХХ».
   Суда на Противовесный континент ходили нечасто, хотя все знали, что Агатовая империя смотрит на контрабанду сквозь пальцы (если, конечно, не слишком наглеть), да и в Анк-Морпорке имелись кое-какие товары, востребованные на том краю Диска. Однако никаких официальных торговых контактов не существовало некоторые капитаны, осмелившиеся посетить Противовесный континент, привезли оттуда сказочное богатство в виде шелков и ценной древесины, а некоторые вернулись прикованными вверх ногами к мачте. А другие и вовсе не вернулись.
   Ринсвинд побывал почти везде, однако Противовесный континент был для него неведомой страной, так сказать, террором инкогнита. И зачем им там понадобился волшебник?
   Ринсвинд вздохнул. В его голове забрезжил смутный план.
   Пожалуй, он не станет дожидаться возвращения Сундука из захватнического похода па кухню кстати, доносившиеся оттуда вопли и периодический громкий гул медной сковородки, которой, судя по всему, кто-то отбивался, наводили на мысль, что Сундук развлекается вовсю.
   Нужно просто взять ноги в руки и, не мешкая ни минуты, убираться от греха подальше. А по том…
   — А, Ринсвинд! — Для такого крупного чело века аркканцлер передвигался на удивление бес шумно. — Вижу, ты уже заждался. Что, так НР терпится нас покинуть?
   — Да, — честно признался Ринсвинд. — О да Ужас как не терпится.
 
   Члены Красной Армии собрались на сходку. Собрание открыли пением революционных песен. Поскольку неповиновение властям нелегко дается гражданам Агатовой империи, песни носили названия типа «Мы Планомерно Движемся Вперед, При Этом Лишь Слегка Не Повинуясь И Следуя Правилам Хорошего Тона ».
   А затем настало время для приятных новостей.
   — Великий Волшебник уже в пути. Мы по слали ему сообщение, хотя наш посланник подвергался огромному риску.
   — Но когда именно он прибудет? И как мы об этом узнаем?
   — Если он действительно Великий Волшебник, мы о нем услышим. И тогда…
   — Мягко Сметем Мы Преграды! Гнет Осторожно Отринем! — хором пропели собравшиеся.
   Две Огненные Травы окинул взором своих товарищей по борьбе.
   — Именно, — подтвердил он. — И тогда, товарищи, придет время нанести удар в самое серди той гнили, что затопила нашу страну! Мы будем штурмовать Зимний!
   Воцарилось молчание. Затем кто-то аккуратно напомнил:
   — Гм, извини, конечно, но сейчас июнь.
   — Значит, будем штурмовать Летний!
 
   Очень похожее собрание, хотя и без песнопений и с гораздо более пожилыми участниками, проходило в Незримом Университете — хотя один из членов Волшебного Совета так и не согласился спуститься с люстры. Что очень раздражало библиотекаря. Он привык, что это его место.
   — Ну хорошо, раз вы не доверяете моим расчетам — какие, в таком случае, альтернативы? — горячо произнес Думминг Тупс.
   — Может, отправить его на корабле? — высказался заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
   — Корабли частенько тонут, — поторопился заметить Ринсвинд.
   — Ты домчишься и глазом не успеешь моргнуть, — встрял главный философ. — Мы же, в конце концов, волшебники. Дадим тебе мешок с ветром.
   — Ага. По имени декан, ухмыльнувшись, произнес Чудакулли.
   — Я все слышу. — донеслось с люстры.
   — Есть и другая дорога. — Профессор современного руносложения покачал головой. — Мимо Пупа. Там почти везде лед.
   — Нет! — воскликнул Ринсвинд.
   — Зато на льду невозможно утонуть.
   — Еще как возможно. Не знаешь, куда и ступить. Лед под тобой хрусть, а потом тебя еще и льдиной по голове огреет. И там киты-убийцы. И огромные тюлени с фоф факими вубиффами!
   — Хрусть — и пополам, — радостно сообщил казначей.
   — Это ты о чем? — подозрительно осведомился профессор современного руносложения.
   — О крюке, на который картины вешают. Сломался он.
   Воцарилось краткое неловкое молчание.
   — О боги, мы чуть не пропустили время приема лекарств. — Аркканцлер сверился с часами на цепочке. — Нет, нормально, успели.. Бутылек у тебя в левом кармане, дружище. Три штуки за раз.
   — Единственный способ — это магия, — стоял на своем Думминг Тупс. Она же сработала, когда мы доставляли его сюда.
   — О да, — закатил глаза Ринсвинд. Я век жизнь мечтал отправиться неведомо куда — с го рящими штанами и даже не зная, где приземлюсь. Действительно идеальный способ!
   — Вот и прекрасно, — заключил Чудакулли, человек, к сарказму не восприимчивый. — Континент большой. Даже с расчетами господина Тупса мы вряд ли промахнемся.
   — А что, если я врежусь в какую-нибудь гору? спросил Ринсвинд.
   — Такого быть не может. Когда мы произнесем заклинание, этот участок горы перенесете сюда вместо тебя, — объяснил Думминг, которому очень не понравился намек по поводу его математических способностей.
   — То есть я так и так закончу в горе? Единственное утешение — дыра будет точь-в-точь моих размеров, — угрюмо буркнул Ринсвинд. — Отлично. Ископаемое быстрого приготовления.
   — Да не волнуйся ты, — Чудакулли похлопал его по плечу. — Это все элементарная… гамометрия, ну, знаешь, это когда котята в квадрате равны целому урожаю кукурузы…
   — Ты хотел сказать геометрия? — спросил Ринсвинд, внимательно рассматривая дверь.
   — Ну да. И ведь с тобой будет этот твой чудо-Сундук. Не путешествие, а сплошной праздник. Все пройдет как по маслу. Приедешь туда… ответишь на пару простых вопросиков — или чего им там от тебя понадобилось. С общением у тебя проблем не будет, ведь, как я слышал, у тебя своего рода способности к языкам[12]. В общем, за пару часов обернешься. Что значит «ха-ха»?
   — Это у меня в горле запершило.
   — А когда вернешься, тебя тут встретят с почестями…
   Ринсвинд обвел взглядом (один раз при это? посмотрев наверх) Волшебный Совет.
   — Но как я оттуда вернусь?
   — Тем же самым способом. Мы найдем тебя и доставим обратно. С хирургической точностью.
   Ринсвинд застонал. Он знал, что такое хирургическая точность по-анкморпоркски. Это «пара дюймов-вправо-пара-дюймов-влево-ну-надо-жг а-мне казалось-что-он-был-выше».
   Впрочем, если на мгновение забыть о полной уверенности, что где-то что-то обязательно пойдет наперекосяк… все расчеты вроде правильные, только идиот не справится с таким простым заклинанием. Но речь шла об университетских вол шебниках.
   — И я получу обратно свою прежнюю должность?
   — Безусловно.
   — — И смогу официально называть себя волшебником?
   — Конечно. При этом используя любые сочетания букв.
   — И больше мне до конца жизни не надо будет никуда отправляться?
   Договорились. Если хочешь, мы строго-настрого запретим тебе покидать территорию Университета.
   И я получу новую шляпу?
   — Что?
   — Новую шляпу. Эта уже практически отжила свое.
   — Две новые шляпы. С блестками?
   — Само собой. И еще эти, знаешь, такие шарики, похожи на стеклянные? Так вот, я лично оклею ими поля твоей шляпы. А слово «Валшепник» мы будем писать еще и через «п».
 
   Когда дело доходило до объяснений, гений Думминга Тупса впадал в легкую кому. Именно это и случилось, когда волшебники наконец собрались показать всему Плоскому миру, что в Незримом Университете не шляпами кашу хлебают. Да, но, аркканцлер, мы ведь посылаем его на противоположную сторону Диска, поэтому…
   Чудакулли вздохнул.
   — Диск вертится, правильно? — ответил он. Все мы движемся в одном и том же направлении. Это логично. Ты хочешь сказать, что люди, живущие на Противовесном континенте, двигаются в противоположном направлении? Тогда почему мы раз в году не сталкиваемся лбами? То есть два раза в году?
   Все правильно, аркканцлер, они вертятся точно так нее, как мы, это да, но направление их движения совершенно противоположно. В смысле, продолжал Думминг, хватаясь за спасительную логику, как за соломинку, возьмем и проведем самые простые векторы. В каком бы направлении двигались жители Противовесного континента если бы Диск вдруг взял и исчез?..
   Волшебники непонимающе уставились на него.
   — Вниз, — наконец ответил Чудакулли.
   — Нет, нет, нет, аркканцлер! — всплеснул руками Думминг. — Вниз они бы не двигались, ведь вниз их ничего не тянет, и…
   — А чтобы тянуть вниз, ничего и не надо. Если наверху тебя ничто не держит, то как раз вниз и движешься.
   — …Они продолжали бы двигаться в том же самом направлении! — в отчаянии возопил Думминг.
   — Ага, так и вертелись бы, — хмыкнул Чудакулли и потер руки. — Знаешь, дружище, тебе бы стоило еще немного поработать над теорией, и, может, тогда ты станешь настоящим волшебником. Эй, руновед, как там у нас дела?
   — Я… Я вроде как что-то вижу. — Профессор современного руносложения, прищурившись, вглядывался в хрустальный шар. — Очень сильные помехи…
   Волшебники сгрудились вокруг шара. Шар наполнили белесые точки. Сквозь белую кашу действительно проглядывали туманные силуэты. Некоторые даже смахивали на человеческие.
   — Какое мирное место, эта Агатовая империя, — заметил Чудакулли. — Такое спокойное, тихое. Культурное. И все очень вежливые.
   Ну да, — откликнулся профессор современного руносложения. — Еще бы. Говорят, попробуй повести себя там как-то иначе, сразу не досчитаешься какой-нибудь части тела. Интересно, это правда? Я слышал, что в империи царит угнетающая народ тирания.
   — А как именно называется тамошняя форма правления? полюбопытствовал Думминг Тупс.
   — Тавтология, — отозвался сверху декан.
   — Э-э, насчет частей тела… А если я очень быстро считаю? — спросил Ринсвинд.
   Его вопрос проигнорировали.
   — Я слышал, золото там самая обычная вещь, — продолжал декан. — Говорят, валяется прямо под ногами. Ринсвинд мог бы прихватить с собой мешочек-другой.
   — Я там свои части тела буду пересчитывать, — сообщил Ринсвинд окружающим стенам.
   «В конце концов, — мрачно подумал он, — именно мне предстоит отправиться в эту „мирную“ империю. Так что мое мнение в расчет не принимается ».
   — Слушай, ты не мог бы немножко убрать помехи? нетерпеливо осведомился аркканцлер.
   Прошу прощения, аркканцлер, но…
   — Да, кстати, а эти части тела… они очень важные или так, из второстепенных? — спросил Ринсвинд, правда его опять-таки никто не услышал.
   Главное найти ровную площадку и объект, примерно равный по размеру и весу. Очень плохо видно…
   — Значит, важные, да? Мы здесь что, на территории рук и ног?
   — Говорят, там очень скучно. И самое страшное проклятие у них: «Чтоб жил ты в интересные времена».
   — Там виднеется такая штука… Туман, ничего толком не разглядишь. Вроде тачки. Судя по размерам, довольно маленькая…
   — .. .Или речь идет о пальцах, ушах и тому подобном?
   — Отлично, давайте начинать, — бодро произнес Чудакулли.
   — Э-э, я думаю, стоит выбрать предмет полегче, — сказал Думминг. — Тогда мы сможем контролировать скорость объекта при перемещении. И…
   — Да, да, спасибо тебе большое, господин Тупс. а теперь, дружище, заходи в круг, вот молодец, полетишь с ветерком…
   — О ногтях? Волосах?
   Ринсвинд в отчаянии дернул за плащ Думминга Тупса, судя по всему, наиболее здравомыслящего из присутствующих.
   — Э-э… И далеко мне предстоит лететь? —спросил он.
   — Гм-м. Миль этак тысяч шесть, если не ошибаюсь, — отозвался Думминг Тупс.
   — Но… Я бы… Может, у тебя есть какие-нибудь рекомендации?
   Думминг не знал, что и сказать. «Я сделал все, что мог, — подумал он. — И Гекс тоже, но сам ритуал будет осуществляться кучкой волшебников, известных экспериментаторов-естествоиспытателей: „сначала швырнем, а потом сядем и будем спорить, где оно приземлится“. Нам надо поменять тебя местами с объектом, находящимся за шесть тысяч миль отсюда. Причем этот объект, что бы там ни говорил аркканцлер, движется в пространстве в совершенно противоположном направлении. Ключевое слово здесь „точность“. И тут уж никакие заклинания не помогут. Заклинание в любой момент может закончиться, а вместе с ним и ты. С другой стороны, я уверен, что с помощью Гекса мы доставим тебя на место целиком, ну максимум в двух частях. Однако у нас нет никакой возможности выяснить вес объекта, с которым ты поменяешься местами. Если он весит примерно столько же, сколько весишь ты, все может сработать очень даже неплохо — при условии, что ты не против потерпеть небольшую тряску при приземлении. Но если этот объект существенно тяжелее тебя, скорее всего ты совершишь посадку на скорости, с которой обычно передвигаются лунатики в деревушках, расположенных у самого обрыва».
   — Э-э, — произнес он вслух. — Бойся. Бойся очень сильно.
   — А, ты об этом, протянул Ринсвинд. — Никаких проблем. Это у меня получается прекрасно.
   — Мы попытаемся доставить тебя в самый центр континента — по слухам, именно там расположен Гункунг, добавил Думминг.
   — Это их столица?
   Да. Э-э, — Думминга не покидало чувство вины. Послушай, что бы ни случилось, в одном я уверен: на место ты прибудешь живым, а это уже много по сравнению с тем, чем все могло бы закончиться, если бы ты имел дело с ними, — он указал на волшебников. — И я почти уверен, что приземлишься ты на правильном континенте.
   — Здорово.
   — Начнем же, господин Тупс. Мы с нетерпением ждем твоих указаний, — окликнул Чуда кулли.
   — А, э-э, да. Верно. Итак, господин Ринсвинд, не соблаговолишь ли ты встать в центр октагона… благодарю. Гм-м. Видите ли, коллеги, что всегда составляло проблему при телепортации на большие расстояния, так это Принцип Неуверенности Хайненберга[13], поскольку телепортируемый объект… Обратите внимание: «tele» — от слова «вижу» и «port» — от слова «перемещаться» вместе образуют «вижу, он переместился». Так вот, телепортируемый объект, каким бы большим он ни был, уменьшается до размера чара, элементарной магической частицы, и тут он попадает в смертельную ловушку, расставленную дихотомией. Условно говоря, он должен выбирать: он знает либо то, что собой представляет, либо то, куда направляется. Одновременно оба эти знания ему недоступны. Э-э, в конечном итоге все растущее напряжение морфического поля приводит к дезинтеграции, в результате чего объект превращается в тело случайной формы, размазанное, э-э. по одиннадцати измерениям. Но вам, разумеется, все это известно…