Пратчетт Терри. Интересные времена

   Ответом Думмингу был сочный храп со стороны заведующего кафедрой беспредметных изысканий, внезапно решившего прочесть лекцию в аудитории ЗБ.
   Ринсвинд широко улыбнулся. По крайней мере, открыл рот и показал зубы.
   — Прошу прощения, что встреваю, — произнес он. — Но я что-то не припоминаю, чтобы кто-нибудь до сих пор упоминал о размазанности по одинна…
   — Самой собой, — продолжал Думминг, — объект практически ничего, э-э, не почувствует…
   — О.
   — …По крайней мере, насколько мы можем судить…
   — Ага.
   — .. .Хотя теоретически возможно, что психическая деятельность объекта не остановится…
   — Да?
   — .. .И объект на какое-то — очень короткое! — время станет свидетелем собственного взрывообразного распада.
   — Эй?!
   — Далее. Все мы знаем, как использовать заклинание в качестве точки опоры, когда мы перемещаем, э-э, не один объект, а меняем местами в пространстве два объекта примерно одинаковой массы. Таким образом, сегодня моя цель, э-э, продемонстрировать, что если с самого начала придать объекту нужное вращение и максимальную скорость…
   — То есть мне?
   — … То гипотетически возможно…
   — Гипотетически?
   — …Удержать объект в целом состоянии при перемещении на расстояние, не превышающее, э-э, примерно шести тысяч миль…
   — Примерно?
   — …Плюс-минус десять процентов…
   — Плюс или минус?
   — Итак, — прошу прощения, декан, пожалуйста, перестань капать на меня воском — итак, прошу занять места, которые я обозначил мелом на полу…
   Ринсвинд с тоской посмотрел на дверь. Расстояние плевое — для опытного труса. Он легко удерет отсюда, но тогда они… они…
   А что они? Ну, отберут шляпу. Ну, запретят появляться в Университете. Теперь, хорошенько все обдумав, он пришел к выводу, что вряд ли аркканцлер приведет в действие свои угрозы — ну те, насчет моста и приливов-отливов, — ведь сначала его, Ринсвинда, надо будет отыскать.
   Вот тут-то и крылась проблема. Да, он останется в живых — но вместе с тем лишится звания волшебника. «А это все равно что умереть», — с горечью думал он, пока волшебники с шумом занимали обозначенные места и потуже закручивали набалдашники на посохах. Ритуал начался.
   Ринсвинд-сапожник? Ринсвинд-попрошайка? Ринсвинд-вор? Практически любой вариант кроме Ринсвинда-трупа — подразумевает владение навыками, которыми он не владеет.
   Больше Ринсвинд ничего не умел. Волшебство было его единственным прибежищем. Если уж быть до конца честным, то и волшебник он так себе, но тут, по крайней мере, все ясно: волшебник он точно плохой. Ему всегда казалось, что как волшебник он имеет право на существование точно так же, как среди прочих цифр имеет право на существование ноль. Ну какая математика без ноля? Казалось бы, и не цифра вовсе, а попробуй убери его, и большие числа будут выглядеть ужасно глупо. Эта призрачно-благородная мысль согревала его в бессонные ночные часы, когда, оценивая прожитую жизнь, вдруг понимаешь, что весит она не больше, чем клуб подогретого водорода. Что ж, Ринсвинд действительно несколько раз спасал мир, но всегда это выходило как-то случайно, на самом деле он ни о чем таком даже не думал. Так что вряд ли ему за эти деяния прибавилось кармических баллов. Наверное, чтобы исправить свою карму, надо думать про себя что-нибудь торжественное, типа: «Клянусь, сейчас самое время спасти мир, и нет никаких сомнений, что сделать это надо!», а вовсе не: « Черт, ну теперь мне точно крышка ».
   Ритуал продолжался.
   Похоже, что-то не клеилось.
   — А ну-ка, все вместе! — воззвал Чудакулли. — Поддайте жару!
   — А ты уверен… что эта штуковина… такая Уж маленькая? проговорил вспотевший от усилий декан.
   Вроде небольшая такая тачка… — пробормотал профессор современного руносложения.
   Набалдашник па посохе Чудакулли задымился.
   — — Вот, берите пример с меня! — воскликну он. — Эй, Тупс, ты можешь нам объяснить, что происходит?
   — Э-э… Дело в том, что размеры не обязательно соответствуют массе и…
   И тут (вспомните сами, сколько усилий требуется, чтобы выбить заклинившую дверь, и с какой скоростью вы потом летите головой вперед) заклинание подействовало.
   Впоследствии Думминг тешил себя надеждой, что все увиденное им было оптической иллюзией. Человеку, который внезапно растянулся на высоту двенадцати футов, после чего сжался с такой скоростью, что подбородок его ушел глубоко в башмаки, — такому человеку не позавидуешь.
   Раздался краткий вопль: «Оооооооооохххх хххххшшшшшшш!..», который резко оборвался, и наступила тишина. Во всяком случае, все началось и закончилось очень быстро.
 
   На Противовесном континенте Ринсвинда встретил жуткий холод.
   Впрочем, это был не единственный сюрприз. Далее по списку, согласно маршруту следования: удивленный человек с мечом; второй человек, тоже с мечом; третий человек, который выронил меч и попытался удрать; еще двое людей — впрочем, эти даже не заметили Ринсвинда; деревце: ярдов пятьдесят чахлого подлеска; сугроб; сугроб побольше; несколько валунов; и наконец, еще один — на этот раз последний — сугроб.
   Чудакулли поднял глаза на Думминга Тупса.
   — Ну что ж, он отправился в путь, — произнес он. — Но, по-моему, мы должны были получить что-то взамен.
   — Ну, передача происходит не совсем мгновенно… — ответил Думминг.
   — То есть следует учитывать время, необходимое на пересечение оккультных измерений?
   — Вроде того. Согласно Гексу, мы должны подождать несколько…
   Посреди октагона, на том самом месте, где несколько минут назад стоял Ринсвинд, что-то материализовалось. Материализация сопровождалась громким «хлоп», после чего предмет откатился на несколько дюймов.
   Предмет был снабжен по крайней мере четырьмя колесиками — примерно такого размера, которые подошли бы для небольшого экипажа. Но это были не слишком искусно сделанные колеса; скорее, просто диски — такие подставляют под очень тяжелые предметы в тех редких случаях, когда возникает необходимость их передвинуть.
   Зато над колесами располагалось нечто гораздо более интересное.
   На колеса был под углом водружен большой, похожий на бочку цилиндр. На его сооружение, по-видимому, затратили немало усилий, и конструкторы израсходовали массу бронзы, чтобы придать ему вид очень огромной, жирной собаки с разинутой пастью. В качестве завершающей детали присутствовал торчащий с другого конца Цилиндра отрезок шнура. Шнур дымился и шипел, потому что был подожжен.
   Предмет не делал ничего опасного. Он просто стоял, а шнур тлел и укорачивался. Волшебники сгрудились вокруг.
   — На вид довольно тяжелый, заметил профессор современного руносложения.
   — Статуя собаки с огромной пастью, — высказался заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Не слишком изящно.
   — Смахивает на болонку, — Чудакулли оценивающе склонил голову набок.
   — Похоже, в статую вложили много труда сказал декан. Ума не приложу, зачем кому понадобилось ее поджигать.
   Чудакулли сунул голову в широкую трубу
   — Там внутри какой-то здоровущий шар, сообщил он. Его слова отзывались слабым эхом. Эй, кто-нибудь, передайте мне посох! Посмотрим удастся ли мне выковырять эту штуковину туда.
   Думминг пристально изучал шипящий шнур
   — Э-э, — произнес он, наконец отрываясь и этого зрелища. Мне, э-э, кажется, что всем нам, стоит отойти подальше, аркканцлер. Э-э. Да, отойти. На пару шагов. Или даже больше. Э-э.
   — Ха! В самом деле? А как же научные исследования? откликнулся Чудакулли. — Ты постоянно возишься со всякими шестеренками и муравьями, но стоит попросить тебя разобраться, как устроена та или другая штуковина, ты…
   — …Сразу прыгаешь на люстру, услужливо подсказал декан.
   — Вот-вот. Или ты просто робеешь?
   — Дело вовсе не в робости, аркканцлер, — попытался объяснить Думминг. Я подозреваю, что данный предмет может представлять некоторую опасность.
   — По-моему, мне удалось слегка разболтать этот шар, — сообщил Чудакулли, ковыряясь в недрах цилиндра. Эй, ребята, поднимите немножко с той стороны, чтоб он выкатился…
   Думминг попятился.
   — Э-э, я не думаю… — снова начал он.
   — Не думаешь? Называешь себя волшебником и при этом не думаешь? Проклятье! Теперь у меня посох заклинило! Вот что бывает, когда слушаешь тебя, вместо того чтобы сосредоточиться на деле.
   Думминг услышал за спиной звуки возни. Библиотекарь, руководствуясь свойственным всем животным чутьем на опасность и свойственным всем людям чутьем на неприятности, перевернул стол и спрятался за крышкой. На голове у библиотекаря красовался котелок. Ручка, поддерживающая один из многочисленных орангутаньих подбородков, вполне могла сойти за ремешок этого импровизированного шлема. Арккапцлер, я думаю… А, теперь ты, значит, думаешь?! А откуда ты взял, что твое дело думать? Аи! Ну спасибо вам, теперь у меня пальцы застряли!
   Думмингу потребовалось собрать все свое мужество, чтобы закончить предложение:
   — Я думаю… Это вполне может быть чем-то Вроде машины для фейерверка.
   Волшебники наконец обратили внимание на Шипящий шнур.
   — Что?.. Это ты о цветных огнях, звездочках и тому подобном? — спросил Чудакулли.
   — И о них тоже, аркканцлер.
   — Да, судя по всему, праздник будет неслабым. Похоже, в империи очень любят фейерверки… — Чудакулли говорил тоном человека, до которого очень медленно начинает доходить, что секунду назад он чуть было не совершил крайне глупый поступок.
   — Может, мне все-таки затушить шнур? предложил Думминг.
   — Разумеется, дорогой юноша, почему нет? Отличная идея. Хорошая голова у этого парня!
   Шагнув вперед, Думминг наступил на шнур.
   — Я очень надеюсь, что мы не испортили им праздник, — произнес он.
 
   Ринсвинд открыл глаза.
   Это были не прохладные простыни. Да, то, на чем он лежал, было белым, холодным, но простынности ему явно недоставало. Этот свой недостаток оно компенсировало огромным количеством снежности.
   И еще эта канава. Длинная глубокая канава.
   Дайте-ка сообразить… Он помнил ощущение движения. И смутно припоминал нечто небольшое, но невероятно тяжелое на вид. Предмет < ревом пронесся мимо и скрылся в той стороне, откуда летел сам Ринсвинд. А потом он, Ринсвинд, приземлился здесь и по-прежнему двигался так быстро, что его ноги прорыли эту…
   … «Канаву. Похоже, я начинаю зарываться», — подумал он и хихикнул. В голове царила приятная легкость, которой обычно сопровождается несильное сотрясение мозга.
   Вокруг вырытой им канавы лежали стонущие люди. Но вид у них был такой, что Ринсвинд сразу понял: отстонав свое и перестав ползать с вытаращенными глазами, они немедленно схватятся за мечи и займутся этим самым… ну, что они там делают с частями тела? Которые потом никак не сосчитаешь?
   Слегка покачиваясь, Ринсвинд встал на ноги. Бежать, похоже, некуда. Одна огромная снежная равнина, отороченная вдалеке горами.
   Воины, определенно, начали приходить в чувство. Ринсвинд вздохнул. Всего несколько часов назад он посиживал себе на теплом песке, а юные девы собирались угостить его пюре^[14], и вот, пожалуйста: он уже стоит на продуваемой всеми ветрами, холодной равнине, и некие громилы готовятся попотчевать его грубой силой.
   Он обратил внимание, что подошвы его башмаков легонько дымятся.
   А потом чей-то голос произнес:
   — Эй! Ты, случаем, не… этот, как его там… Ринсвинд?
   Ринсвинд оглянулся.
   За спиной у него стоял древний старик. Несмотря на пронизывающий ветер, из одежды на нем были лишь кожаная набедренная повязка да свалявшаяся борода такой длины, что без набедренной повязки вполне можно было обойтись — во всяком случае, если подходить к одежде исключительно с позиций приличия. Ноги у старика были синие от холода, а нос красный от ветра. Эта раскраска придавала ему крайне патриотический вид, если только в вашей стране данные цвета ассоциируются с понятием патриотизма. Один глаз старика был прикрыт повязкой, но куда большее впечатление производили зубы. Они отбрасывали во все стороны солнечные зайчики.
   — Нечего пялиться на меня, разинув рот! Сними с меня эти чертовы штуковины!
   Руки и ноги старика были скованы; цепь вела к группке одетых примерно так же людей, которые жались друг к другу и с ужасом взирали на Ринсвинда.
   — Хе-хе! Они думают, ты что-то вроде демона, — крякнул старик. — Но я-то сразу узнаю волшебника! Ключи у вон того паскудника. Пойди и врежь ему хорошенько.
   Ринсвинд сделал несколько неуверенных шагов в направлении распростертого на земле стражника и пошарил у того на поясе.
   — Отлично, — поддержал старик, — а теперь бросай сюда. И отойди в сторонку.
   — Зачем?
   — Ты же не хочешь, чтобы тебя с головы до ног забрызгало кровью.
   — Но у тебя нет никакого оружия, и ты старик, а у них большие мечи, и их пятеро!..
   — Знаю, — кивнул старик, деловито наматывая цепь на запястье. — Это нечестно, но поддаваться я не умею.
   Он ухмыльнулся.
   Бриллианты опять заиграли в утреннем свете. Все зубы во рту старика были чистой воды алмазами. А Ринсвинд знал только одного человека, которому хватило наглости вставить себе тролльи зубы.
   — Коэи-Варвар! — наконец узнал он.
   — Тихо! Я путешествую этим, инкогнитой! А теперь посторонись, я сказал. Зубы угрожающе блеснули на стражников, принявших к этому моменту вертикальное положение. — Ну-ка, выходите, ребята. В конце концов, вас ведь пятеро. А я старик. Шурум-бурум, о-о, болит нога, болит рука, и тэ дэ, и тэ пэ…
   Надо отдать стражникам должное, они колебались. Однако, судя по их лицам, сомнения эти объяснялись вовсе не тем, что идея напасть впятером на немощного старика представлялась им предосудительной, — вовсе нет! Да, он безоружный старик, а они здоровые, вооруженные парни — и что с того? Скорее, их беспокойство вызывала непонятность ситуации: есть все-таки что-то странное в дышащем на ладан старике, который ухмыляется перед лицом неминуемой гибели.
   — Ну же, ну же, подначивал Коэн. Стражники придвинулись ближе и переглянулись, подначивая друг дружку.
   Коэн сделал несколько шагов вперед и утомленно всплеснул руками.
   Ну и как это называется?! воскликнул он. — Мне за вас стыдно, честное слово. Разве так нападают? Ну что вы ползете как черепахи?! Когда нападаешь, о чем важнее всего помнить? Об элементе… неожиданности…
   Десять секунд спустя он снова повернулся Ринсвинду.
   — Все в порядке, господин волшебник. Теперь можешь открыть глаза.
   Один из стражников качался вверх ногами на дереве, второй торчал из сугроба, двое других согнувшись, привалились к валуну, а еще один., так скажем, распространился по местности. Широко распространился. Кое-где свисая.
   Коэн задумчиво пососал запястье.
   — Последний чуть-чуть не достал меня, — сказал он. — Старею, наверное…
   — Но что ты здесь де… — Ринсвинд прервался. Один порыв любопытства обогнал другой: Слушай, а сколько именно тебе лет?
   — Сейчас все еще век Летучей Мыши?
   — Да.
   — Гм… Сам не помню. Девяносто? Может быть, и девяносто. А может, девяносто пять.
   Коэн выудил из сугроба ключи и легкой походкой направился к группе узников. Те съежились еще больше. Отомкнув наручники у одного из заключенных, Коэн сунул ему в руки ключи. На прочь лишившись дара речи, тот мог лишь таращиться.
   — Валите отсюда, — добродушно произнес Коэн. — И смотрите, больше не попадайтесь.
   Широкими шагами он направился обратно к Ринсвинду.
   — А тебя-то каким ветром сюда занесло?
   — Ну… — начал Ринсвинд.
   — Очень интересно, — кивнул Коэн. — Что ж, нет у меня времени болтать тут с тобой, у меня дел невпроворот. Ты со мной или как?
   — Что?
   — Ладно, как знаешь.
   Коэн обвязался цепью и сунул за этот импровизированный пояс пару мечей.
   — Кстати, — вдруг поднял голову он, — а что ты сделал с Лающим Псом?
   — С кем?
   — А, неважно…
   Ринсвинд заторопился следом за удаляющейся фигурой. Не то чтобы рядом Коэном-Варваром он чувствовал себя в безопасности. Нельзя чувствовать себя в безопасности, находясь в непосредственной близости от Коэна-Варвара. Процесс старения у него проходил как-то странно. Коэн всегда был героем-варваром, потому что варварское геройство было единственной профессией, которую он освоил. Но старость не брала его — казалось, он становился только жилистее и крепче.
   Как говорится, приятно встретить на чужбине старого знакомого. Ринсвинд ничего не имел против старых знакомых, ему просто очень не нравились чужбины.
   — Там, за Овцепиками, нет никакого будущего, — вдруг сказал Коэн, пробиваясь сквозь сугробы. — Заборы и фермы, заборы и фермы — везде. Убьешь дракона, люди недовольны. И знаешь, что еще? Знаешь?
   — Даже не догадываюсь.
   — Совсем недавно ко мне подошел один человек и сказал, что мои зубы оскорбляют троллей. А, каково?
   — Ну, твои зубы, они ведь действительно сделаны из…
   — Я ответил ему, что лично мне тролли никогда не жаловались.
   — А ты, э-э, когда-нибудь давал им возмож…
   — Когда мне в горах попадается тролль в ожерелье из человеческих черепов, я очень ясно даю ему понять, что мне такие украшения не нравятся. Чего ж они-то молчат? Организации всякие появились, которые права троллей защищают. Причем так везде. В общем, я решил попытать счастья на этой стороне Диска.
   — А тут не опасно? Пуп рядом, всякие твари небось бродят… — уточнил Ринсвинд.
   — Раньше было опасно, — Коэн жутковато ух мыльнулся.
   — В смысле пока ты не отправился в путь?
   — Эт' точно. Кстати, а где твой ящик на ножках? Вы все еще вместе?
   — Вместе. Наверное, болтается где-нибудь неподалеку. Как обычно.
   Коэн крякнул.
   — Помяни мои слова: в один прекрасный день я отчекрыжу его проклятую крышку. О. Лошади.
   Лошадей было пять, они бродили по округе со слегка угнетенным видом.
   Ринсвинд оглянулся на освобожденных узников. Те переминались с ноги на ногу, явно не зная, куда теперь податься.
   — Отлично, возьмем по лошади и… — жизнерадостно начал Ринсвинд.
   — Лошадей возьмем всех. Они нам еще пригодятся.
   — Но… одна для меня, одна для тебя… А остальные зачем?
   — А как же завтрак, обед и ужин?
   — Но это ведь несколько… несправедливо! А как лее они? — Ринсвинд ткнул пальцем в сторону растерянных пленников.
   Коэн усмехнулся усмешкой человека, который никогда в жизни не ощущал себя узником — даже когда его запирали в темницу.
   — Я освободил их, — отвечал он. — Впервые в жизни они свободны. Наверное, поначалу это слегка шокирует. Они ждут кого-нибудь, кто укажет им, что делать дальше.
   — Э-э…
   — Если хочешь, могу посоветовать им побыстрее умереть от голода.
   — Э-э…
   — Ну ладно, ладно. Эй вы, там! Ка-амне! Ше-велллись, быстрейбыстрей, чоп-чоп!
   Бывшие пленники торопливо подбежали к Коэну и в ожидании остановились у его лошади.
   — Говорю тебе, здесь неплохо. Это страна больших возможностей, — произнес Коэн, пуская лошадь в легкий галоп. Растерянные свободные люди трусили сзади, стараясь не отставать. — И знаешь что? Мечи здесь запрещены. Только солдатам, аристократии и Имперской Страже разрешено иметь оружие. Я сначала даже не поверил! Но кое-какая сермяжная правда тут есть. Мечи объявлены вне закона, поэтому только те, кто вне закона, имеют мечи. Нэпго, — Коэн сверкнул улыбкой, окидывая взглядом раскинувшийся перед ним ландшафт, — мне очень подходит.
   — Но… но тебя ведь заковали, — осмелился возразить Ринсвинд.
   — Спасибо, что напомнил, откликнулся Коэн. — Н-да. Но сначала отыщем ребят, а потом я найду того, кто мне это устроил, и побеседую с ним по душам.
   Тон, которым это было сказано, без сомнений подразумевал, что тот, с кем Коэн собирался по беседовать, вряд ли сможет ответить ему что-нибудь кроме: «Еще, еще! Твоя жена — форменная корова!»
   — Ребят? Каких ребят?
   — У одиночного варварства нет будущего, ответил Коэн. — Я… В общем, сам увидишь.
   Обернувшись, Ринсвинд окинул взглядом тащившихся следом за ними «свободных людей», снег и Коэна.
   — Э-э… А ты, случаем, не знаешь, где тут находится Гункунг?
   — Знаю. Главный город. Мы туда и направляемся. Вроде как. Сейчас он в осадном положении.
   — В осадном положении? Это когда… кругом войска, а внутри едят крыс, да?
   — Верно, но, видишь ли, мы на Противовесном континенте, у них все шиворот-навыворот, так что и осада у них другая, вежливая. Хотя осада она везде осада. В общем, старый император умирает, и вокруг города собрались все главные родовитые семейства — ждут, когда можно будет въехать на освободившуюся территорию. Главных шишек у них пятеро, и все они следят друг за другом — никто не хочет первым наносить удар. Тут все иначе делается, сразу и не разберешься, но скоро ты привыкнешь…
   — Коэн?
   — Да?
   — Что, черт побери, ты задумал?
 
   Лорд Хон наблюдал за чайной церемонией. Она длилась уже три часа, однако чай — дело такое, тут спешить нельзя.
   Одновременно он играл в шахматы — сам с собой, то есть с поистине достойным противником, с которым было не грех помериться силами. Однако на данный момент игра зашла в тупик: обе стороны ушли в защиту — надо сказать, блестящую и талантливо выстроенную.
   Порой лорд Хон мечтал о том, чтобы встретить врага, который был бы так же умен, как и он сам. Ну, или (о, лорд Хон действительно был очень Умен!) врага, почти такого же умного, гения стратегии и тактики, но который бы тем не менее иногда совершал непоправимые ошибки. Тогда как сейчас его окружали полные дураки, которые Умели просчитывать не больше чем на дюжину ходов вперед.
   Покушения и убийства были главным блюдом придворной жизни Гункунга. «Блюдом» в буквальном смысле этого слова — на практике именно блюда зачастую становились орудием. Это была игра, в которую играли все.
   Разумеется, лобовое убийство императора рассматривалось как дурной тон. Ловким ходом считалось поставить императора в такое положении, когда его можно было контролировать. Однако на этом уровне всякий ход был сопряжен с большой опасностью. Сильные мира сего могут сколько угодно грызться между собой, но стоит появиться кому-нибудь, способному подняться и стадом, как они мгновенно объединятся. Поэтому лорд Хон избрал другую стратегию: он успешно внушил своим соперникам, что самым очевидным кандидатом на должность императора является, безусловно, каждый из них… ну я он, лорд Хон, всего лишь альтернатива, запасной вариант. Влияние лорда Хона росло как на дрожжах.
   Забавно, неужели они и вправду думают, будто ему нужен этот императорский жезл?..
   Оторвавшись от шахмат, он поймал взгляд девушки, занимавшейся приготовлением чая. Она покраснела и отвела взгляд.
   Дверь беззвучно распахнулась. На коленях вполз один из его людей.
   — Да? — произнес лорд Хон.
   — Э-э… О мой господин…
   Лорд Хон вздохнул. Хорошие новости с фразы «о мой господин» не начинаются.
   — Ну, что случилось? — спросил он.
   — Тот, кого зовут Великим Волшебником, прибыл, о мой господин. Его видели в горах. О прилетел верхом на драконе ветров. По крайне мере, так люди говорят, — быстро добавил гонец прекрасно осведомленный, как лорд Хон относится ко всяким предрассудкам.
   — Отлично. Но?.. Полагаю, есть какое-то «но».
   — Э-э… исчез один из Лающих Псов. Помните, из новой партии? Которую вы велели испытать. Мы не вполне… то есть… мы думаем, что, наверное, на капитана Три Высоких Дерева напали из засады… Поступает противоречивая информация… Наш… гм-м, осведомитель утверждает, что… видимо, это Великий Волшебник и его магия виноваты… — Гонец припал к земле.
   В ответ лорд Хон еще раз вздохнул. Магия… В империи она популярностью не пользовалась, к ней прибегали лишь для сугубо приземленных и практически;, целей. Она считалась чем-то некультурным. Магия — она же не знает отличий. А благодаря ей власть может попасть в руки человека, который даже ради спасения собственной жизни не сможет написать приличную поэму. Прецеденты уже были. Поэмы не получилось.
   Лорд Хон верил в совпадения, но не в магию.
   — Очень странно, произнес он.
   Встав, лорд Хон снял со стойки меч. Меч был Длинным и изогнутым. Его выковал самый искусный кузнец в империи, и этим искусным кузнецом был лорд Хон. Люди говорили, нужно Учиться целых двадцать лет, чтобы выковать более-менее приличный меч. Так что пришлось слегка поднапрячься. Лорд Хон уложился в три недели. Главное сосредоточиться на проблеме, вот и весь секрет…
   Посланник в очередной раз уткнулся головой в пол.
   — Офицера, я полагаю, казнили? — уточнил лорд Хон.