Пратчетт Терри. Роковая музыка (Музыка души)

   И с точки зрения Сьюзан, только проявлением человеческой глупости был тот факт, что ее никогда не брали в команду, несмотря на то что она явно была одним из лучших игроков школы. Даже прыщавых толстух брали охотнее, чем ее. Это было обескураживающе бессмысленно и приводило ее в ярость.
   Она пыталась объяснять другим девочкам, как она хороша, демонстрировала свой уровень и указывала, как это глупо — не брать ее в команду. По каким-то совершенно невозможным причинам это не производило никакого эффекта.
   Поэтому сегодня она отправилась вместо занятий на официальную прогулку. Это была приемлемая альтернатива, предусматривающая, что девочки будут гулять группами. Как правило, они отправлялись в город и покупали сушеную рыбу и чипсы в одном из вонючих магазинчиков на Аллее Трех Роз; мисс Буттс считала пищу такого рода исключительно нездоровой и поэтому ее покупали при первой же возможности.
   Девочки гуляли группами по трое и больше. Согласно предположительному опыту мисс Буттс, опасности не угрожали подразделениям, состоящим из более чем двух человек.
   Так или иначе, но Опасностям было бы крайне неприятно произойти с любой группой, в состав которой входили принцесса Жадеита и Глория дочь Сога. Владелицы школы с беспокойством относились к возможности приема в школу тролля, но приветствовали украшение списка учеников особами королевской крови, а отец Жадеиты был королем целой горы. А кроме того — как заметила мисс Буттс в беседе с мисс Делкросс — наш долг поддерживать их в стремлении стать настоящими людьми, а король действительно весьма очарователен, он уверял меня, что уже и не помнит, когда в последний раз кого-то ел. У Жадеиты было плохое зрение, кстати защищавшее ее от солнечного света, и вязаная кольчуга ручной работы.
   Глория, в свою очередь, была изгнана из спорта за ее склонность на угрожающий манер использовать свой топор. Мисс Буттс намекала, что топор — не слишком-то девичье оружие, даже если девушка — гном, но Глория объяснила, что этот топор перешел к ней от бабушки, которая владела им всю жизнь и чистила его каждую субботу, даже если ни разу не воспользовалась им за всю прошедшую неделю. В том, как она сжимала его, было нечто такое, что даже мисс Буттс предпочла сдаться. Демонстрирую добрую волю, Глория отказалась от своего железного шлема и — поскольку в Уставе Школы не содержалось никаких правил относительно бритья бород — обязалась заплетать свою бороду в косу и выкрасить ее в школьные цвета.
   Сьюзан чувствовала себе до странности уютно в их компании, чем заслужила осторожную похвалу мисс Буттс. Очень мило с ее стороны проявлять такое дружелюбие, сказала та. Сьюзан была удивлена. Слово «дружелюбие» еще никогда не употреблялось в отношении ее.
   Все три плелись с игрового поля по прибрежной дороге.
   — Не понимаю я спорт, — сказала Глория, глядя на стаю пыхтящих девушек, носящихся по полю.
   — Есть такая троллья игра, — сказала Жадеита. — Называется «ааргруха».
   — Как в нее играют? — спросила Сьюзан.
   — Эээ… Ну, ты отрываешь у человека голову и пинаешь ее специальным ботинком из обсидиана, пока не попадешь в цель или пока она не развалится. Конечно, в нее уже не играют, — добавила она быстро.
   — Полагаю, что нет, — сказала Сьюзан.
   — Разучились делать такие ботинки, я думаю, — сказала Глория.
   — Я подозреваю, что если бы в нее играли сейчас, то кто-нибудь вроде Железной Лили бегал бы вдоль боковой и орал: «Покажите, что у вас есть голова, бабье стадо!»
   Некоторое время они шли в молчании.
   — Я думаю, — осторожно заметила Глория, — что, вероятно, она бы не стала.
   — Я хотела спросить, — сказала Сьюзан. — Вы не замечали в последнее время ничего странного?
   — Чего странного? — спросила Глория.
   — Ну… например, крыс, — сказала Сьюзан
   — Вообще не видела крыс здесь, в школе, — сказала Глория. — Мне как-то не везло.
   — Я имею в виду… Странных крыс, — пояснила Сьюзан.
   Девушки поравнялись с конюшнями. Они служили домом двум лошадям, которые возили школьную карету временным пристанищем нескольким другим лошадям, принадлежащим девочкам, которых не смогли с ними разлучить. В школе была категория девочек, которых даже под угрозой ножа невозможно было заставить вымыть спальню, но которые яростно отстаивали привилегию сгребать в конюшне навоз. Это было священнодействие, совершенно непонятное Сьюзан. Она ничего не имела против лошадей, но не понимала этой возни с трензелями, уздечками и щетками. А так же зачем их надо измерять «ладонями», когда для этого дела существуют прекрасно понятные всем дюймы. Наблюдая за девушками в бриджах, суетящихся вокруг конюшни, она подумала, что это оттого, что они не могут разобраться с таким сложным механизмом, как линейка.
   — Ну хорошо, — сказала она. — А как насчет воронов?
   Кто-то заржал ей прямо в ухо.
   Она повернулась.
   Белая лошадь стояла посреди двора, похожая на скверный спецэффект. Она была слишком яркой. Она сияла. Она казалась единственным реальным существом в мире серых форм. По сравнению с клубнеобразными пони, обыкновенно занимавшими денники, она была гигантской.
   Парочка бриджевых девушек суетились около нее. Сьюзан узнала Кассандру Фокс и леди Сару Благодарную, почти идентичных в своей любви к любому четвероногому, которое умеет ржать и в презрении ко всем остальном, в явной способности смотреть на мир зубами и виртуозному умению употреблять как минимум четыре гласных в слове "о".
   Белая лошадь нежно заржала, обращаясь к Сьюзан, и принялась обнюхивать ее руку.
   «Ты — Бинки, — подумала Сьюзан. — Я тебя знаю. Я на тебе ездила. Ты — моя. Я думаю…»
   — Я сказала, — сказала леди Сара. — Кому оуна принадлежит?
   Сьюзан оглянулась.
   — Что? Мне? — спросила она. — Да. Я предполагаю, что мне.
   — Оуаэ? Оуна стоуаяла в деннике сразу за Брауни. Я и не знала, чтоуаэо у тебя есть здесь лоуашадь. Ты должна была получить разрешение мисс Буттс, ты знаешь оуб этом?
   — Мне подарил ее, — сказала Сьюзан. — Подарил… кто-то.
   Бегемот воспоминания зашевелился в мутной воде сознания. Она удивилась, почему она это сказала. Она годами не думала о своем дедушке. До вчерашней ночи. Я помню его конюшню. Такую огромную, что не видно стен. И меня один раз катали на тебе. Кто-то держал меня, чтобы я не упала. Но ведь с этой лошади вообще невозможно упасть, если она того не захочет.
   — Оуеа. Я не знала, что ты ездишь верхоум.
   — Я… привыкла…
   — За тоу, чтоубы держать лоушадь, нужно платить дополнительно, ты знаешь? — спросила леди Сара.
   Сьюзан не знала. Она сильно сомневалась, что вообще платит.
   — И у тебя нет упряжи, — сказала леди Сара.
   Сьюзан покраснела.
   — Она мне и не нужна, — сказала она.
   — Оуэа! Ездишь без седла? — сказала леди Сара. — А направляешь ушами, да?
   Кассандра Фокс сказала:
   — Вероятно, просто не может позволить себе. И скажите этому гному, чтобы перестал смотреть на моего пони! Она смотрит на моего пони!
   — Я просто смотрю, — ответила Глория.
   — Да ты… пускаешь слюнки, — заявила Кассандра.
   Раздался дробный топоток по булыжникам и Сьюзан взлетела на спину лошади.
   Она взглянула вниз на изумленных девушек, а потом на выгон позади конюшни. Там было несколько барьеров — просто жерди, лежащие на бочках.
   Без малейшего напряжения Бинки развернулась и порысила на выгон, к самому высокому барьеру. Возникло ощущение концентрируемой энергии, затем был момент ускорения и барьер промелькнул внизу. Бинки развернулась и встала, пританцовывая.
   Девушки смотрели на нее. У всех четырех на лицах застыло выражение полного изумления.
   — Что, так и должно быть? — спросила Жадеита.
   — А в чем дело? — спросила Сьюзан. — Никогда не видели, как лошади прыгают?
   — Да. Самое занимательное в том, — начала Глория тем медленным, взвешенным тоном, каким люди говорят, когда боятся, что вселенная сейчас разлетится вдребезги, — в том, что после этого они обычно возвращаются на землю.
   Сьюзан взглянула вниз.
   Лошадь стояла в воздухе.
   Какая команда нужна, чтобы заставить лошадь восстановить контакт с землей? Во всяком случае, школьный конный клуб до сих пор в такой не нуждался. Как бы поняв ее мысли, Бинки порысила вперед и вниз. На секунду ее копыта погрузились в землю, словно это была субстанция не плотнее тумана. Затем Бинки разобралась, на каком уровне находиться поверхность и решила остановиться на нем.
   Леди Сара была первой, к кому вернулся голос.
   — Мы расскажем оу тебе мисс Буттс, — заявила она.
   Сьюзан была почти сражена незнакомыми ощущениями, но мелочность, проскальзывающая в звуках голоса, вернула ее в какое-то подобие здравого рассудка.
   — О, да? — спросила она. — И что же вы скажете ей?
   — Ты заставила лошадь прыгнуть и… — девушка умолкла, испугавшись того, что она собиралась сейчас сказать.
   — О да! — сказала Сьюзан. — Я полагаю, что видеть, как лошади парят в воздухе — это глупо, не так ли?
   — Так или иначе, а это против школьных правил, — пробормотала леди Сара.
   Сьюзан направила белую лошадь назад в конюшню, соскользнула на землю и ввела ее в запасной денник. В ящике с сеном что-то прошуршало. Сьюзан показалось, что она разглядела матовый костяной блеск.
   — Эти мерзкие крысы! — сказала Кассандра, прорываясь назад к реальности. — Я слышала, как мисс Буттс велела садовнику рассыпать яд.
   — Вот досада, — сказала Глория.
   Леди Сара выглядела так, как будто у нее в голове что-то кипело.
   — Послушайте, — сказала он. — Ведь это лошадь на самом деле не стояла в воздухе, ведь правда? Лошади так не могут!
   — Значит, и эта не могла, — сказала Сьюзан.
   — Момент зависания, — сказала Глория. — Вот что это было. Момент зависания. Как в баскетболе ^[6]. Обязано быть что-то вроде этого.
   — Да.
   — Вот и все, что произошло.
   — Да
   Человеческое сознание обладает замечательной способностью к заживлению. Троллье и гномское — тоже. Сьюзан смотрела на них с искренним изумлением. Все они видели лошадь, стоящую в воздухе. А теперь они осторожно погружают этот факт куда-то в память и заклинивают ключ в замке.
   — Просто интересно, — сказала она, продолжая рассматривать ящик для сена. — Я думаю, никто из вас не знает, есть в этом городе волшебник или нет.
   — Я нашел место, где мы сыграем! — сообщил Глод.
   — Где? — спросил Лайас.
   Глод сказал.
   — "Залатанный Барабан" — переспросил Лайас. — Да там же топорами кидаются!
   — Зато там мы будем в безопасности, — убеждал Глод. — Гильдия не играет там.
   — Ну да. Они там лишились несколько своих членов. Их члены лишились членов.
   — И мы получим пять долларов, — сказал Глод.
   Тролль заколебался.
   — Я мог бы потратить пять долларов, — признал он.
   — Одну треть от пяти долларов, — поправил Глод.
   Тролль наморщил лоб.
   — Это больше или меньше пяти долларов? — спросил он.
   — Послушайте, мы сможем там засветиться, — сказал Глод.
   — Я бы не хотел засветиться в «Барабане», — заметил тролль. — Засветка — это последнее, что мне требуется в «Барабане». В «Барабане» мне хочется, как правило, спрятаться.
   — Все, что от нас потребуется — это что-нибудь сыграть, — сказал Глод. — Все равно что. Новый владелец кровно заинтересован в увеселениях.
   — Я думал, у них есть однорукий бандит.
   — Был. Его арестовали.
   Цветочные часы были настоящей достопримечательностью Квирма, поскольку представляли из себя не то, что все ожидали увидеть. По всей Множественной Вселенной лишенные воображения городские власти сооружали цветочные часы, представляющие из себя здоровенный механизм, вкопанный в клумбу, с часовым полем и цифрами из цветов ^[7]. А цветочные часы Квирма были круглой клумбой, на которой росло двадцать четыре вида цветов, подобранных так, что они последовательно распускались и закрывались в течение суток.
   Когда Сьюзан проходила мимо, как раз распускался Пурпурный Вьюнок, а Любовь-на-Лету закрывалась. Что означало где-то половину одиннадцатого.
   Улицы были пусты. Квирм не является ночным городом. Люди, которые прибывают в Квирм, чтобы весело провести время, отправляются куда-нибудь еще. Квирм так респектабелен, что даже собаки спрашивают здесь разрешения, прежде чем справить нужду.
   То есть улицы были почти пусты. Сьюзан представляла, что она слышит нечто, преследующее ее, быстрое и частое, пересекавшее булыжники так стремительно, что могли быть не более чем намеком на образ.
   Достигнув Аллеи Трех Роз, Сьюзан замедлила шаг.
   Где-то у рыбной лавки на Трех Роз, сказала Глория. В школе не поощрялись знания о волшебниках. Они не вписывались во вселенную мисс Буттс.
   В темноте Аллея Трех Роз выглядела незнакомо. Факел, укрепленный на кронштейне в конце улицы, только делал тени гуще. А на полпути, во мраке, какая-то молодая женщина собиралась влезть на стену по приставной лестнице. И что-то в ней было знакомое.
   Она смотрела на приближающуюся Сьюзан и, казалось, была рада видеть ее.
   — Привет! — сказала она. — Доллара не найдется, мисс?
   — Пардон?
   — Пара полудолларовых монет. Полдоллара — ставка. Возьму и мелочью. Как угодно, словом.
   — О. Извините. Нет. Вообще-то мое недельное содержание — пятьдесят пенсов.
   — Проклятье. Ни на что не хватит.
   Насколько Сьюзан могла заметить, девушка не походила на тех молодых женщин, которые проводят свою жизнь на аллеях. Она была довольно мускулистой и напоминала сиделку того типа, которые ассистируют докторам, чьи пациенты время от времени приходят в сильное смущение и отказываются вылезать из-под одеяла. И кроме того, она казалось Сьюзан знакомой.
   Девушка извлекла из кармана клещи, взбежала по лестнице и влезла в окно. Сьюзан заколебалась. Девушка выглядела весьма деловито, но согласно довольно ограниченному опыту Сьюзан люди, проникающие по ночам в дома с помощью приставных лестниц, являются Злодеями, которых Отважная Девица должна Схватить. Она подумала, что может хотя бы поискать стражника, но в этот момент дальше по улице открылась дверь.
   Двое мужчин, шатаясь и поддерживая друг друга, выбрались наружу и зигзагами двинулись по улице. Сьюзан отступила назад. Если она не хотела, чтобы ее не замечали — ее не замечали.
   Мужчины прошли сквозь лестницу.
   То ли мужчины были недостаточно плотными — хотя звуки, издаваемые ими, свидетельствовали об обратном — то ли с лестницей было что-то не то… но ведь девушка поднялась по ней… а сейчас она по ней спускалась, пряча что-то в карман.
   — Даже не проснулся, маленький ангелок, — сообщила она.
   — Прошу прощения? — сказала Сьюзан.
   — Не приготовил для меня Подарка, — сказала девушка. Он легко подхватила лестницу и взвалила на плечо. — Правила есть правила. Пришлось выдрать другой зуб.
   — Пардон?
   — Отчетность проверяется. Будут большие проблемы, если доллары и зубы не совпадут. Знаешь, как это бывает.
   — Я знаю?
   — Короче, я не могу болтать с тобой всю ночь. Мне еще шестнадцать предстоит обработать.
   — Почему я должна знать? Как обработать? Шестнадцать кого?
   — Детей, конечно. Я ведь не могу их разочаровать, правда? Только представь их личики, когда они поднимают свои маленькие подушечки, благослови их боги.
   Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
   — А ты не ждешь от меня, что я поверю, будто ты одна из этих Зубных Фей? — спросила Сьюзан подозрительно.
   Она потрогала лестницу. Та была достаточно плотной.
   — Не одна из, — ответила девушка. — Зубная Фея и все. Я удивляюсь, что ты этого не знаешь.
   И она скрылась за углом, прежде чем Сьюзан успела спросить — Почему я?
   — Потому что она может сказать, — произнес голос позади нее. — Ухватить — значит узнать.
   Она повернулась. Ворон выглядывал из открытого окна.
   — Ты бы лучше вошла, — сказал он. — Кого только не встретишь на этой аллее.
   — Да я уже.
   Латунная табличка, прибитая к стене рядом с дверью, сказала:
   — Эс Вэ Сыроваллер, Дэ-Эм (Невид), Б. Чуд., Б.Ф.
   Первый раз в жизни Сьюзан слышала металлический голос.
   — Простой фокус, — объяснил ворон. — Она чувствует, когда ты на нее смотришь. Просто толкни…
   — Эс Вэ Сыроваллер, Дэ-Эм (Невид), Б. Чуд., Б.Ф.
   — Заткнись! Просто толкни дверь.
   — Она заперта.
   Ворон, повернув голову, посмотрел на нее похожим на бусинку глазом.
   — И это остановило тебя? Ну что ж. Сейчас принесу ключ.
   Он появился минуту спустя и сбросил на булыжники большой металлический ключ.
   — А сам-то волшебник есть в…?
   — Да, в! В постели. Отхрапывает себе голову.
   — Я думала, они не спят по ночам.
   — Только не этот. Чашка какао около девяти и через пять минут он все равно что мертв.
   — Но я не могу позволить себе просто взять и войти в его дом.
   — Почему? Ты же ко мне шла. И потом именно я — мозг предприятия. А он просто носит забавную шляпу и делает пассы руками.
   Сьюзан повернула ключ в замке.
   Внутри оказалось жарко. Все было заполнено обычным волшебническим оборудованием: верстак, заставленный бутылками и заваленный свертками, забитый книгами шкаф, чучело аллигатора, свисающее с потолка, огромные свечи, утонувшие в лавовых потоках воска и ворон, сидящий на черепе.
   — Они заказывают все это по каталогу, — сказал ворон. — Верь мне. Все приходит в таком здоровенном ящике. Думаешь, со свечей само собой так накапало? Это три дня работы опытного свечного капальщика.
   — Ты все это компенсируешь, — сказала Сьюзан. — Кроме того, нельзя же вот просто так взять и купить череп.
   — Я уверен, ты все знаешь лучше меня, — сказал ворон. — Образование!
   — Что ты пытался сказать мне прошлой ночью?
   — Пытался сказать? — переспросил ворон с виноватым выражением на клюве.
   — Вся эта «смы-смы-смы-СМЫ»-чепуха.
   Ворон повесил голову.
   — Он не велел мне говорить тебе это. Предполагалось, что я только предупрежу тебя о лошади. Меня просто увело в сторону. Она уже появилась, не так ли?
   — Да!
   — Скачи на ней.
   — Я уже. Но она не настоящая! Настоящие лошади знают, где находится земля.
   — Мисс, не существует лошадей реальней этой.
   — И я помню ее имя! Я уже ездила на ней раньше!
   Ворон вздохнул. Или по крайней мере издал свистящий звук, который из всех звуков извлекаемых клювом, больше всего походил на вздох.
   — Сядь на лошадь и скачи. Он выбрала тебя одну.
   — Куда скакать?
   — Это то, что мне невозможно знать, а тебе — понять
   — Предполагается, что я слишком глупа для этого… Можешь ты хотя бы намекнуть, что должно произойти?
   — Ну… Я вижу, ты читаешь книги. Попадались ли тебе такие, в которых дети отправлялись в далекое магическое королевство и участвовали в приключениях с гоблинами и так далее?
   — Да, конечно, — ответила Сьюзан с гримаской.
   — Пожалуй, лучше всего для тебя ожидать чего-то подобного, — сказал ворон.
   Сьюзан взяла с верстака пучок какой-то травы и принялась в задумчивости перебирать ее.
   — Я только что видела на улице одну особу, которая утверждала, что она Зубная Фея, — сказала она.
   — А почему бы ей не быть Зубной Феей? — осведомился ворон. — Тут их по крайней мере три.
   — Да нет их тут! То есть… я хочу сказать, что всегда думала, что это просто… истории. Как про Песчаного Человека или Быка-Отца [Согласно деревенским легендам, рассказываемым по крайней мере в тех местностях, где крупный рогатый скот занимает значительное место в домашнем хозяйстве, Бык— Отец — это мифический зимний персонаж, который в Ночь Быкоявления скачет от дома к дому в грубых санях, влекомых четырьмя дикими быками, развозя сосиски, черные пудинги и ветчину всем хорошим детям. Он произносит очень много «Хо хо хо». Детям, которые вели себя плохо, доставался мешок, полный окровавленных костей (это те маленькие детали, которые говорят нам, что эта история для маленьких детей). О нем сложена песня. Она начинается так: А ну-ка оглянись!
   Эта история берет начало в легенде об одном мелком короле. Этот король проходил мимо (во всяком случае, он так говорил) мимо дома, в котором жили три девицы. Он услышал, как они стенают — у них не было никаких припасов на празднование середины зимы. Он преисполнился сострадания и зашвырнул к ним в окно связку сосисок. Тяжело контузив одну из них, но нет никакого смысла портить этой деталью красивую легенду].
   — Ага, заговорили в другом тоне? — сказал ворон. — Уже не так много решительных деклараций, да? Чуть меньше «Такого не бывает!» и чуть больше «Я о таком не знала», да?
   — Любой поймет, что я имею в виду. Совершенно нелогично верить, что где— то есть старик с большой бородой, который раздает всем подряд сосиски и требуху в Ночь Быкоявления, разве не так?
   — Я не знаю насчет логики. Никогда не учил логику, — ответил ворон. — Но не слишком логично жить на черепе, а это именно то, что я делаю.
   — И не может быть никакого Песчаного Человека, который швыряет детям песок в глаза, — сказала Сьюзан неуверенным тоном. — Потому что… ни в какую сумку не поместится так много песка.
   — Может быть, может быть.
   — Я, пожалуй, лучше пойду, — сказала Сьюзан. — Мисс Буттс всегда проверяет спальни в полночь.
   — Сколько спален в школе? — спросил ворон.
   — Около тридцати, я думаю.
   — Ты веришь, что ровно в полночь она проверяет их все и не веришь в Быка-Отца?
   — Лучше я все равно пойду, — сказала Сьюзан. — Хм. Спасибо.
   — Закрой за собой дверь и забрось ключ в окно, — попросил ворон.
   После ее ухода комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием угля в очаге.
   Потом череп заметил:
   — Эти современные дети, а?
   — Я обвиняю образование, — ответил ворон.
   — Обилие знаний чрезвычайно опасно, — заявил череп. — Гораздо опаснее, чем немножко знания. Я всегда это говорил, когда был жив.
   — Когда это было, кстати?
   — Не могу припомнить. Мне кажется я был замечательно умен. Учитель или философ — в этом роде. А теперь я лежу на верстаке с птицей на макушке.
   — Весьма аллегорично, — согласился ворон.
   Никто не объяснял Сьюзан, на что способна вера. Или по крайней мере, на что она способна в условиях сочетания высокого магического потенциала с нестабильной реальностью, существующих на Диске. Вера создает свободное пространство. Потом появляется нечто и заполняет его. Это не значит, что вера отрицает логику. Например, совершенно очевидно, что Песчаному Человеку вполне достаточно небольшого мешка. В Плоском Мире он постоянно наполняется сам.
   Было около полуночи. Сьюзан прокралась в конюшню. Она была из не тех людей, которые способны оставить тайну неразгаданной. Пони в присутствии Бинки вели себя тише воды ниже травы. Лошадь светилась в темноте.
   Сьюзан потащила было седло со стойки, но призадумались. Если она свалится, седло ничуть ей не поможет. А уздечка в данном случае будет столь же полезна, сколь руль на скале.
   Она открыла дверь в денник. Большинство лошадей ни за что не станут пятиться задом, поскольку то, что им не видно, для них не существует. Но Бинки вышла сама, остановилась у подсадки и выжидающе посмотрела на Сьюзан. Та вскарабкалась ей на спину. Это было все равно, что сидеть на столе.
   — Ну хорошо, — прошептала она. — И имей в виду: я не собираюсь верить во все это.
   Бинки наклонила голову и тихо заржала. Затем она вышла во двор и направилась в поле. У ворот она сорвалась в галоп и поскакала прямо к ограде. Сьюзан зажмурилась. Она ощутила мгновенное напряжение мускулов под бархатной шкурой и лошадь взлетела над оградой, над полем. Позади нее секунду или две пламенели в торфе два огненных отпечатка копыт.
   Когда они пролетали над школой, Сьюзан заметила мерцающий в окне свет. Мисс Буттс совершала свой обход.
   Это может стать проблемой, сказала себе Сьюзан.
   А потом она подумала: я сижу на спине лошади, скачущей по воздуху на высоте сто футов; я вляпалась во что-то таинственное, очень напоминающее магическую страну с гоблинами и говорящими животными. Чего-чего, а проблем у меня и так выше головы. А кроме того, разве в школьных правилах есть что-нибудь о полетах на лошадях? Готова поспорить, что нет.
   Квирм растаял далеко внизу и мир распахнулся перед ней, весь в пятнах тьмы и серебра. Шахматная доска полей с редкими огоньками ферм мерцала в лунном свете. Рваные облака разлетались по сторонам.
   Далеко слева стояли белой стеной Овцепикские горы. Справа Краевой Океан прочерчивала лунная дорожка. Ветра не было, было только мощное ощущение скорости и плавный ход Бинки.
   И наконец ей показалось, что кто-то разлил во тьме золото.
   Облака расступились перед ней и вот, раскинувшийся внизу, лежал Анк— Морпорк, город, в котором Опасностей было даже больше, чем могла вообразить даже мисс Буттс. Свет факелов обрисовывал сеть улиц, среди которых Квирм не только бы затерялся, но и был бы ограблен и сброшен в реку.