Пратчетт Терри. Угонщики

   – А мы тут не знаем, что с тобой! Где тебя только носит! – По голосу ее было слышно, что она на грани истерики. – Мы услышали шум, а тебя не было, и эта тварь, она… она… унесла мистера Мерта и миссис Куум, разворотила весь вход и… – Она умолкла на полуслове: казалось, силы вдруг оставили ее.
   – Спасибо за беспокойство, – холодно произнес Масклин. – Со мной все в порядке, так что большое спасибо.
   – Что… Что случилось?
   Не обращая на нее внимания, он прошел в темноту норы и лег. Все глубже погружаясь в холодное сонное оцепенение, он слышал бормотание стариков, их шамкающий, свистящий шепот.
   «А ведь могло сложиться так, что я тоже был бы в норе, – думал он. – Они зависят от меня. Мы уедем. Все вместе».
 
   Тогда это казалось хорошей идеей.
   А сейчас все выглядело несколько иначе. Сейчас номы сбились в кучу в углу огромного темного пространства в кузове грузовика. Никто не произносил ни слова. Здесь было просто негде расшуметься. Рычание двигателя заполняло все вокруг, порой смолкало на мгновение и начиналось вновь. На слишком крутых поворотах грузовик бросало из стороны в сторону.
   Гримма подползла поближе к Масклину и устроилась рядом.
   – Сколько времени мы будем туда добираться? – прокричала она, перекрывая шум мотора.
   – Куда? – не понял Масклин.
   – Ну, туда, куда едем.
   – Просто не знаю. – Он пожал плечами.
   – Старики хотят есть. Слышишь?
   Они вечно чего-нибудь хотели. Масклин с отчаянием поглядел на стариков. Нахохлившись, они сидели на грязном полу грузовика… Они явно чего-то ждали от него…
   – Я ничем не могу им помочь. Грузовик пуст. Тут нет никакой еды. Я ведь тоже голоден, но с этим ничего не поделаешь.
   – Матушка Морки, проголодавшись, начинает брюзжать, – напомнила Гримма.
   Масклин посмотрел на старуху долгим, ничего не выражающим взглядом. Потом подполз поближе и сел между ней и Торритом.
   «А ведь я никогда толком с ними не говорил», – вдруг осознал Масклин. В детстве они казались ему гигантами, не обращавшими на него никакого внимания, а потом он стал охотником среди других охотников, а потом… Весь этот год он только и делал, что пытался найти им хоть какую-нибудь пищу, а в промежутках, вымотавшись до предела, проваливался в глубокий, тяжелый сон. Но все же он знал, почему предводителем племени был папаша Торрит. Само собой разумеется, вождем должен быть самый старый. Такова традиция, а она обсуждению не подлежала. Самый старый ном обязательно становился предводителем. Разумеется, самый старший из мужчин-номов. Женщина во главе племени – это же немыслимо! Даже матушка Морки всегда на этом настаивала, что было несколько странно, потому что она всегда выставляла Торрита идиотом, а он… он не принимал ни одного важного решения, не взглянув перед этим украдкой в сторону матушки Морки.
   Масклин вздохнул и опустил глаза, делая вид, что увлеченно рассматривает свои колени.
   – Видите ли, я не знаю, сколько…
   – Не беспокойся обо мне, мальчик, – прервала его матушка Морки. Казалось, она уже почти оправилась от недавнего потрясения. – Знаешь, во всем этом что-то есть…
   – Но… но путешествие… оно может растянуться на годы, – пролепетал Масклин. – Я не знал, что это будет так долго. Это была безумная идея…
   Морки направила на него свой костлявый палец.
   – Молодой человек, – произнесла старуха, – я пережила Великую Зиму тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. То было ужасное время. Так что не говори мне о голоде: я знаю, что это такое, получше вас всех. Гримма хорошая девочка, но слишком уж трясется над нами.
   – Но я даже не представляю, куда нас везут! – выпалил Масклин. – Простите меня, мне правда жаль, что я вас втянул в это.
   Торрит поудобнее устроил Талисман у себя на коленях и близоруко уставился на Масклина.
   – У нас есть Талисман, – объявил он. – И Талисман укажет нам Путь, вот оно как.
   Масклин уныло кивнул. Интересно, откуда Торрит всегда знает, чего хочет Талисман? Ведь это – черная безделушка, и только, а послушать Торрита – у Талисмана на все есть ответ: и как важно регулярно питаться, и почему ты всегда должен слушаться старших…
   – И куда же выведет нас этот Путь? – не удержался Масклин.
   – Будто ты не знаешь! На Небеса.
   – Да-да, – буркнул Масклин, сердито уставившись на Талисман.
   Он был абсолютно уверен, что тот вовсе ничего не говорил папаше Торриту. Масклин мог поклясться, что Талисман ни разу не издал ни звука. Ни разу не двинулся с места, ни разу вообще ничего не сделал. Единственное, что он умел, – это быть черным и квадратным. Но зато уж это у него получалось на славу.
   – Только покуда мы слушаем Талисман, остается надежда попасть на Небеса, – объявил Торрит. Но в голосе его звучала какая-то неуверенность – казалось, старик просто произносил давным-давно заученную фразу, значения которой он так и не понял.
   – О, конечно, – кивнул Масклин.
   Он поднялся – хотя пол под ногами ходил ходуном – и, пошатываясь, направился к брезентовой занавеске в конце кузова. Секунду он медлил, собираясь с духом, потом отодвинул край брезента и высунул голову наружу. Там не было ничего, кроме смазанных пятен и огней. И странного запаха.
   Все шло не так, как надо. Той ночью, неделю назад, эта идея казалась такой разумной: хуже, чем здесь, уже не будет, а значит, надо уходить. Но он ошибся. Он слишком часто ошибался. Взять тех же стариков – они всю жизнь стенали по любому поводу, их раздражал каждый пустяк, а сейчас, когда даже у Масклина опустились руки, они сохраняют присутствие духа.
   Чужая душа – куда более мрачные потемки, чем кажется. Может, и Талисман подтвердил бы это, если б только знать, как его спросить.
   Грузовик резко повернул, с грохотом съехал по наклонной плоскости вниз, во тьму, и вдруг остановился. И тут Масклин увидел, что они попали куда-то, где было светло и стояло множество грузовиков, а между ними ходили люди…
   Он быстро юркнул обратно и подбежал к Торриту.
   – Э-э… – начал он.
   – Ну, парень?
   – Небо… э-э… Люди попадают на небо?
   Старый ном покачал головой.
   – Небеса. Не небо, а Небеса. Много Небес. Туда попадают только номы.
   – Точно?
   – Ну конечно, – усмехнулся Торрит. – А люди… может, у них есть свои собственные Небеса, тут я ничего не знаю. Но на наших Небесах им нечего делать, уж поверь старику.
   – А…
   Торрит снова уставился на Талисман.
   – Мы остановились, – сказал он. – Где мы?
   Масклин уныло посмотрел во тьму.
   – Думаю, мне лучше пойти и все разведать, – пробормотал он.
   Снаружи донесся свист, отдаленный гул человеческих голосов. Огни вдруг погасли. Раздался дребезжащий звук, щелчок, и все затихло.
   Вскоре в кузове одного из замерших в молчании грузовиков послышалась какая-то непонятная возня. Из-под брезентового полога показался кусок веревки – вернее, нитки. Он стал удлиняться, пока не коснулся заляпанного соляркой пола гаража.
   …Прошла минута, и вслед за веревкой из-под брезента вынырнула маленькая коренастая фигурка. Осторожно перехватывая руками, странное создание соскользнуло по канату вниз и замерло, прижавшись к полу. Если бы не тревожно бегающие глаза, его можно было бы принять за камень.
   На человека оно было мало похоже. Несомненно, у него было точно такое же количество рук и ног, и прочие части тела были на месте, и все же одетое в мышиную шкуру существо больше всего напоминало булыжник на ножках. По сравнению с номом чемпион по японской борьбе сумо казался худым как спичка. Движения же этого коротышки наводили на мысль, что он куда лучше приспособлен противостоять превратностям судьбы, чем старый, проверенный временем и выдержавший не одно странствие кожаный ботинок…
   Масклин был перепуган до полусмерти. Все здесь выглядело таким незнакомым. Вот только запах солянки он слышал и раньше. Так всегда пахло там, где были люди и грузовики. (Торрит как-то раз сказал ему, что солянка – это такая огненная вода, которую пьют грузовики, и Масклин решил, что старик, видно, совсем выжил из ума. Ведь любому младенцу известно, что вода не горит.) Вещи вокруг были лишены всякого смысла. Какие-то пустые жестянки, в несколько раз выше нома, куски металла, непонятно для чего предназначенные. Нет, несомненно, эти Небеса предназначались для людей. Люди любят металл.
   Масклин осторожно обогнул сигаретный окурок, мысленно пообещав себе прихватить его на обратном пути: то-то папаша Торрит обрадуется.
   Здесь стояло множество грузовиков – недвижных, замерших в молчании. «Наверное, это их гнездо, – решил Масклин. – А значит, здесь нельзя найти никакой еды, кроме солянки».
   Масклин инстинктивно пригнулся – как он всегда пригибался, входя в нору, – и пролез под скамью, возвышавшуюся у стены, словно дом, выстроенный у крутого горного склона. Под скамьей валялась куча рваной бумаги, но Масклин безошибочно шел на запах, который был здесь гораздо сильнее запаха солянки. Перед ним лежала апельсиновая корка. Она чуть подгнила с одного боку, и все же это была замечательная находка.
   Масклин взвалил корку на плечо и огляделся по сторонам.
   Толстая, холеная крыса с интересом поблескивала на него глазками. Она была намного жирнее и больше своих товарок, которых номы застигали в мусорных баках рядом с кучами объедков. И тут Масклин почувствовал себя в своей стихии. Все эти огромные мрачные тени, пустые жестянки, призрачные запахи были выше его понимания. Но уж крыс-то Масклин знал, и знал, что с ними делать.
   Он бросил корку, медленно поднял копье, изготовившись для броска, отвел его назад, прицелился точно между глаз…
   И тут одновременно случились две вещи.
   Масклин заметил на морде крысы изящную красную уздечку. И услышал крик:
   – Нет! Стой! Я слишком долго его дрессировал… О Благоприятная Конъюнктура! Да откуда ты только взялся?
 
   Незнакомец был номом. В этом Масклин не сомневался. Рост – нома, движения – нома.
   Но вот одежда…
   Преобладающий цвет повседневной одежды нома – цвет грязи. Так велит здравый смысл. Гримма знала пятьдесят способов получения красок из травы, и все они давали цвет, который с большей или меньшей натяжкой можно было назвать «грязным». Иногда это был грязно-желтый, иногда грязно-коричневый, иногда даже грязно-зеленый, но обязательно грязный. Ибо любой ном, рискнувший надеть прелестный красный или голубой костюмчик, мог гулять в нем примерно полчаса, а потом ему предстояло на собственном опыте узнать, как протекает процесс пищеварения.
   А этот странный ном был похож на радугу: разноцветный костюм, рядом с которым даже упаковка из-под чипсов выглядела бы блеклой и серой, пояс, усыпанный стеклышками, настоящие кожаные ботинки да еще шляпа с пером! Разговаривая, он нервно похлестывал себя по ногам кожаным ремешком; присмотревшись, Масклин понял, что это поводья крысы.
   – Ну (щелк!), отвечай!
   – Я вылез из грузовика, – уклончиво сказал Масклин, косясь краем глаза на крысу.
   Та перестала прядать ушами и бочком, бочком спряталась за спину хозяина.
   – Что ты там делал? Отвечай!
   Масклин хотел уже было дать грубияну отпор, но сдержался.
   – Мы путешествуем, – объяснил он.
   Ном удивленно уставился на него.
   – Путешествуете? Это как? – И незнакомец опять щелкнул ремешком.
   – Переезжаем, – ответил Масклин. – Знаешь такое слово? Снялись с одного места, едем в другое.
   Услышанное произвело на незнакомца совершенно потрясающий эффект. Если он и не стал вежливее, то явно сбавил тон.
   – Ты хочешь сказать, что ты явился Снаружи?
   – Ну да.
   – Но ведь это невозможно!
   – То есть как невозможно?
   Масклин растерянно уставился на незнакомца.
   – Никакого Снаружи не существует!
   – Да? Прошу прощения, – заметил Масклин, – но, как нам кажется, именно оттуда мы и приехали. А в чем проблема?
   – Приехали Снаружи? Из настоящего Снаружного мира? – спросил ном, робко подбираясь поближе.
   – Э-э… да. Мы как-то никогда об этом не задумывались. А это что за мес…
   – И какое оно? – возбужденно перебил незнакомец.
   – Что – оно?
   – Снаружи! На что оно похоже?
   Масклин тупо посмотрел на собеседника.
   – Ну, оно такое… большое…
   – Да?
   – И… э-э… там много-много…
   – Да? Да?
   – Ну, этих… как их…
   – А правда, там такой высокий потолок, что его и не видно? – Незнакомец аж подпрыгнул от возбуждения.
   – Не знаю. Что такое «потолок»? – смешался Масклин.
   – Вот же он. – И незнакомец указал наверх, где что-то скрипело и раскачивалось под крышей гаража, отбрасывая неровные тени.
   – В жизни подобного не видел, – пробормотал Масклин. – Там, снаружи, наверху все голубое или серое, и по нему плывут такие белые штуковины…
   – А стены – они что, страшно далеко друг от друга, да? А правда, что там прямо на полу растет такой зеленый ковер… – спросил ном, который места себе не находил от распиравшего его любопытства.
   – Э-э… что такое «ковер»? – спросил Масклин, озадаченный еще больше.
   – У-у-у! – Ном сгреб руку Масклина и начал возбужденно ее трясти. – Меня зовут Ангало. Ангало де Галантерейя. Ха-ха! Впрочем, это для тебя пустой звук. А вот – Бобо.
   Крысак оскалился. Масклин готов был поклясться, что он улыбался! К тому же Масклин впервые слышал, чтобы крыс именовали. Разве что «обедом».
   – А я – Масклин, – кивнул он. – Ничего, если я скажу остальным, что они могут вылезти? А то путешествие было очень длинным…
   – Ну, дела! Да конечно же! И все они из Снаружного мира? Отец просто не поверит!
   – Прошу прощения, – удивился Масклин. – Я чего-то не понимаю. Ну, мы были снаружи, теперь мы – внутри, и что в этом особенного?
   Ангало не обратил на его слова никакого внимания. Он, будто зачарованный, смотрел, как старики неуклюже спускаются по канату на землю.
   – О, даже старики! – воскликнул Ангало. – А выглядят совсем как мы! И головы у них никакие не заостренные!
   – Грубиян! – тут же возмутилась матушка Морки.
   Ухмылка сползла с лица Ангало.
   – Мадам, – начал он ледяным тоном, – вам известно, с кем вы говорите?
   – С мальцом, который еще не вышел из того возраста, когда хорошая порка только на пользу! Да я бы на твоем месте от стыда сгорела! Нет, надо же такое придумать: заостренные головы!
   Ангало потерял дар речи и некоторое время только беспомощно шевелил губами. Наконец он пробормотал:
   – Потрясающе. Просто потрясающе! А ведь Доркас говорил, что если и возможна жизнь за пределами Магазина, она не может быть жизнью в той форме, в какой мы ее знаем! Прошу, прошу за мной, пожалуйста.
   Они недоверчиво переглянулись, увидев, как Ангало тронулся прочь от гнездовья грузовиков, но все же пошли за ним. В общем-то, у них не было никакого выбора.
   – Помню, твой отец однажды перегрелся на солнце, – шепнула матушка Морки на ухо Масклину. – Так вот, он нес тогда такую же чушь, как этот парень.
   Тут папаша Торрит перестал шамкать ртом и приготовился изречь что-то важное. Все ждали, почтительно склонив головы.
   – Я так считаю, что мы должны… – наконец выдавил он из себя. – Мы должны съесть его крысу!
   – Заткнись-ка ты лучше, а? – по привычке шикнула на него Морки.
   – Я – предводитель, – обиженно протянул Торрит. – И не смей так со мной говорить, вот.
   – Конечно предводитель, – съязвила матушка Морки. – А кто говорит, что нет? Я говорю – нет? Да, конечно, ты предводитель.
   – Вот-вот, – засопел Торрит.
   – Ну и заткнись тогда, – презрительно бросила матушка.
   Масклин нагнал Ангало и потряс его за плечо.
   – Что это за место?
   Ангало остановился. Путь ему преграждала стена.
   – А ты не знаешь? – удивился он.
   – Ну… э-э… мы просто полагали… ну, что нам посчастливится и грузовик приедет в какое-нибудь славное местечко, и… – начала Гримма.
   – И вы были правы, – гордо объявил Ангало. – Это самое лучшее место, какое можно придумать. Это – Универсальный Магазин!

Глава 2

   XIII. И не было в Магазине ни дня, ни ночи, но Время Открытия и Время Закрытия. И не было там ни дождя, ни снега.
   XIV. И номы толстели и множились, и все дни жизни своей проводили в тяжбах и войнах, когда поднимался Отдел на Отдел. И забыли они все, что ведали о мире Снаружи.
   XV. Ибо говорили они: Разве не собрал Арнольд Лимитед (осн. 1905) Все Под Одной Крышей?
   XVI. А тех, кто говорил: Может, не все собрал он здесь? – подвергали они всяческому осмеянию и гнали прочь от очей своих.
   XVII. А иные говорили: Если и есть какое Снаружи, что пользы нам от того? Ибо здесь у нас Электричество, и Продовольственный Отдел, и всевозможные Игры и Аттракционы.
   XVIII. Так протекали их годы, и были они уютней кресел, что в отделе Мягкой Мебели (3 этаж).
   XIX. Доколе не явился к ним Странник из дальних пределов и не возвысил голос свой и не возопил: «О горе, горе!»

Книга Номов, Второй Этаж, ст. XIII–XIX

* * *

   Они семенили друг за дружкой, они шли, задрав головы вверх, они ошарашенно глазели по сторонам. Ангало остановился у какого-то провала в стене и нетерпеливо поманил их рукой.
   – Туда! – бросил он.
   Матушка Морки фыркнула.
   – Это же крысиная нора, – объявила она. – Ты что, хочешь, чтоб я спустилась в крысиную нору? – И она обернулась к Торриту: – Он хочет, чтобы я спустилась в крысиную нору! Не пойду я в крысиную нору!
   – Но отчего же? – недоумевал Ангало.
   – Потому что это – крысиная нора!
   – Она выглядит так только снаружи, – попробовал возразить Ангало. – Это всего лишь маскировка.
   – Нет. Это самая настоящая крысиная нора, вот оно как! Туда только что нырнула твоя крыса, – заявила матушка, очень довольная таким веским доказательством своей правоты.
   Ангало с мольбой посмотрел на Гримму и скрылся в норе. Гримма пожала плечами и заглянула в черный провал.
   – Знаешь, матушка, я не думаю, что это крысиная нора, – сказала она, чуть понизив голос.
   – Это еще почему, скажи на милость?
   – Представь себе, там ступеньки. И прелестные маленькие огоньки.
   Они шли – все вверх и вверх. Это был очень долгий подъем. Несколько раз пришлось останавливаться – старики не поспевали, а Торрита почти всю дорогу пришлось поддерживать под руки. Наконец на верхней площадке они прошли через дверь – настоящую дверь…
   Даже в дни юности Масклин не видел больше сорока номов сразу.
   А здесь было много, много больше. И здесь была еда. Правда, выглядела она совершенно не похоже на все, с чем ему когда-либо приходилось иметь дело, но это точно была еда. В конце концов, ее ведь ели, он сам видел.
   Зал, высотой примерно в два его роста, тянулся куда-то в бесконечность. Еда была сложена аккуратными кучками, между которыми оставались проходы, и в проходах суетилось множество номов. Никто не обращал внимания на маленькую группку незнакомцев, нерешительно топтавшихся за спиной Ангало, к которому вернулась его заносчивая манера держаться.
   Некоторые номы вели под уздцы откормленных, лоснящихся крыс, а дамы – мышек, покорно семенивших за своими владелицами. Краем уха Масклин слышал возмущенный шепот матушки Морки.
   Слышал он и то, как папаша Торрит восторженно пробормотал:
   – Ой, я знаю, что это! Помнишь, в восемьдесят четвертом мы нашли на помойке сандвич с сыром?
   Матушка Морки ткнула его локтем под тощие ребра.
   – Заткнись, а? – зашипела она. – Или хочешь всех нас опозорить? Ты как-никак предводитель. Веди себя достойно!
   Все чувствовали себя немного не в своей тарелке. В ошеломленном молчании шли они по залу, глядя на все эти фрукты и овощи, горками сложенные на подставках, а рядом сновали сотни номов и деловито все это поглощали. И тут Масклин увидел какую-то штуку, совершенно ему незнакомую. Ему было очень стыдно признаваться в своем невежестве, но любопытство взяло верх.
   – А это что такое там, наверху? – спросил он, кивая на странный предмет.
   – Это? Салями. Неужто никогда не ел? – усмехнулся Ангало.
   – В последнее время как-то не приходилось, – честно признался Масклин.
   – Вот финики, – продолжал Ангало. – А это – бананы. В жизни небось не видели, а?
   Масклин открыл было рот, чтобы ответить, но тут матушка Морки резко дернула его за рукав.
   – Что-то он маловат, – фыркнула она. – И тощий какой-то… Разве сравнишь с теми, которые были у нас дома?
   – Неужели? – подозрительно спросил Ангало.
   – Да уж конечно, – пожала плечами Морки, нащупывая под ногами почву. – Это не банан, а недомерок какой-то. Вот те, что мы ели дома… – Она на мгновение смолкла и оценивающе взглянула на банан, лежавший на двух подставочках, словно каноэ. Губы ее беззвучно шевелились. Наконец она придумала ответ.
   – О, – объявила она с видом триумфатора, – да их и выкопать-то было непросто! – И старуха победоносно посмотрела на Ангало.
   Тот лишь отвел глаза в сторону, признавая свое поражение.
   – Ну, как бы там ни было, – пробормотал он, – угощайтесь. А номам-распределителям скажете, чтобы записали все на счет де Галантерейи. Только не говорите, что вы из Снаружного мира. Я хочу, чтобы это было сюрпризом!
   Дважды никого приглашать не потребовалось. Даже матушка Морки, и та в мгновение ока оказалась около кучи лакомств. Вид огромного куска пирожного наполнил ее душу удивлением и восторгом.
   Один лишь Масклин остался стоять, где стоял, хотя живот у него сводило от голода. Он пока плохо понимал, как устроена жизнь в Магазине, и его не покидало смутное чувство, что не надо сразу соглашаться, иначе потом из этого никогда не выпутаешься.
   – А ты что, не голоден? – спросил Ангало.
   – Голоден, – кивнул Масклин. – Я совсем ничего не ел… Но откуда берется эта еда?
   – Мы просто берем ее у людей, – беззаботно пожал плечами Ангало. – Они же такие глупые, сам ведь знаешь.
   – И они ничего не замечают?
   – Они думают, что во всем виноваты крысы, – хихикнул Ангало. – Когда идем за едой, мы прихватываем с собой крысиные орешки. То есть так делают семейства из Продовольственного Отдела, – поправился он. – Но иногда они позволяют и другим кланам сопровождать их. А люди думают, что это все – крысы.
   Брови Масклина поползли вверх.
   – Орешки? – пробормотал он.
   – Ну да, – отмахнулся Ангало. – Катышки, ясно?
   Масклин кивнул.
   – И люди на это ловятся? – с сомнением спросил он.
   – О, они страшно глупые, я же говорил тебе. – Ангало ходил вокруг Масклина кругами. – Ты должен познакомиться с моим отцом. Хотя, конечно, и так все ясно – вы присоединяетесь к отделу Галантерейи, это дело решенное.
   Масклин взглянул на своих. Они разбрелись между продуктовыми лотками. Торрит был занят поеданием куска сыра величиной с собственную голову. Матушка Морки с подозрением изучала банан, словно он мог взорваться, как только она к нему прикоснется. Даже Гримма не обращала на Масклина никакого внимания.
   Масклин почувствовал себя одиноким и никому не нужным. В чем он знал толк, так это в выслеживании крыс по полям. Он умел завалить дичь одним ударом копья и в одиночку дотащить добычу домой. Ему и впрямь все это нравилось; а еще ему нравилось, когда он слышал что-нибудь вроде: «Молодчина, парень, хорошо поработал».
   А здесь у него зародилось подозрение, что выслеживать бананы нет необходимости…
   – Твой отец, кто он? – произнес Масклин.
   – Герцог де Галантерейя, – гордо объявил Ангало. – Защитник Антресолей и Самодержец Служебной Столовой.
   – Как, три разных человека? – спросил сбитый с толку Масклин.
   – Да нет, это его титулы. Некоторые из них. Мой отец – один из самых влиятельных номов в Магазине. А там, Снаружи, у вас есть отцы?
   «Забавно, – подумал Масклин. – Он чуть ли не лопается от сознания собственной значительности, но стоит ему заговорить о том, что Снаружи, и он превращается в любопытного мальчишку».
   – Когда-то у меня был один… – Ему не хотелось говорить на эту тему.
   – Держу пари, на твою долю выпало немало приключений!
   Масклин вспомнил все, что случилось, вернее, чуть не случилось с ним в последнее время.
   – Да уж, – пробормотал он.
   – Держу пари, у тебя была захватывающая жизнь! Весело было, да?
   «Весело, – подумал Масклин. – Это, пожалуй, не совсем точное слово. Вряд ли можно сказать, что я веселился, когда бежал сломя голову через грязные канавы, а за спиной клацали лисьи зубы».
   – Вы охотитесь? – спросил он вместо ответа.
   – На крыс. Иногда. Там, в бойлерной. Иначе они слишком расплодятся и что мы тогда будем делать?
   Ангало почесал Бобо за ухом.
   – Вы их едите?
   Ангало потрясенно уставился на него.
   – Есть крыс?!
   Масклин посмотрел на горы еды.
   – Нет, думаю, что нет, – произнес он. – Знаешь, я никогда не думал, что в мире так много номов. Сколько вас здесь?
   Ангало сказал.
   – Две – чего? – переспросил Масклин.
   Ангало повторил.
   – Похоже, ты и не такое видывал, – сказал Ангало, заметив, что выражение лица Масклина абсолютно не изменилось.
   Масклин тоскливо посмотрел на наконечник копья. То был кусок кремня, однажды найденный им в поле. Он вспомнил, как целую вечность выпрашивал у Гриммы обрывок толстой нитки, чтобы привязать заостренный камень к копью. А сейчас этот кусочек кремня казался ему единственной родной вещью в новом безумном мире.