Аудитория, постепенно осознав, что с речами на сегодня покончено, отозвалась шарканьем ног и шебуршанием.
   Моркоу захлопал в ладоши. Зачастую таким образом среднее звено призывает низшие чины аплодировать высшему эшелону [1]. Но не в данном случае. В основе аплодисментов Моркоу лежал искренний энтузиазм, что в каком-то смысле было еще хуже. Пара новичков-констеблей повпечатлительнее подхватили его порыв, а затем, подобно тому как падение нескольких камешков кладет начало лавине, помещение наполнилось грохотом смыкающихся ладоней всех размеров, мастей и видов.
   Лицо Ваймса побагровело.
   – Очень вдохновляющая речь, сэр! – воскликнул Моркоу, перекрикивая громоподобные овации.
 
   На Анк-Морпорк обрушился ливень. Вода заполняла сточные канавы, переливалась через край, а потом порывы ветра отбрасывали ее обратно. Вода была соленой.
   Горгульи вылезли из укрытий, где обычно проводили дневные часы, и теперь с распростертыми в стороны крыльями, раскрыв пошире уши, восседали на каждом карнизе, на каждой башенке, готовые схватить все съедобное, что может принести вода. Поразительно, и что только не выпадало на Анк-Морпорк! Дожди из мелкой рыбешки или лягушек стали привычным делом, куда неприятнее было, когда шел дождь, допустим, из остовов кроватей.
   Из сломанной водосточной трубы излился поток воды – прямо в окно Осей Шока. Тот как раз сидел на кровати (за неимением стула, а также каких-либо других предметов меблировки). И Осей нисколечко не рассердился. Быть может, через пару минут он и рассердится. А может, и нет.
   Не то чтобы Осей был, ну, как это говорится, слегка чокнутым. Друзья назвали бы его тихим, безвредным человечком: сам в себе и по себе. Но они его таковым никогда не называли, потому что друзей у Осей Шока не было. Впрочем, была группка людей, собиравшихся по вторникам попрактиковаться в стрельбе из лука, и иногда после занятий Осей отправлялся вместе со всеми в трактир, сидел там и слушал разговоры, а однажды, поднакопив немного денег, взял да и угостил всю компанию – хотя никто, наверное, этого не запомнил. Разве что, спроси их кто-нибудь, сказали бы: «Ах, э-э-этот… нуда, его, кажется, Осей зовут… » Обычно именно так отзывались об Осей. Люди просто не замечали его, как не замечают пустое место. Не видели и не замечали.
   Причем он был не так уж и глуп. Наоборот, Осей очень много размышлял. Иногда сидел часами и думал, думал, упершись взглядом в стену напротив, на которой дождь влажными ночами рисовал карту Клатча.
   Кто-то что было силы заколотил в дверь.
   – Господин Шок? Вы в приличном виде? Можно зайти?
   – Я немного занят, госпожа Трата, – ответил он, пряча под кровать, к пыльным журналам, лук со стрелами.
   – Я насчет денег за комнату!
   – А что насчет них, госпожа Трата?
   – Вам известны мои правила!
   – Я заплачу завтра, госпожа Трата, – ответил Осей, глядя в окно.
   – До полудня и наличными – или убирайтесь вон!
   – Да, госпожа Трата.
   Наконец хозяйкины башмаки тяжело утопали вниз по лестнице.
   Очень медленно, не пропуская ни одной цифры, Осей Шок сосчитал до пятидесяти. Потом сунул руку под кровать и вытащил лук.
 
   Ангва дежурила в паре со Шнобби Шноббсом. Не самая идеальная компания, но Моркоу попал в другую смену, а Фред Колон, который составлял расписание, славился буквально фантастическим везением: в холодные и дождливые, подобные этой, ночи ему неизменно выпадало дежурить в штаб-квартире. Так оставшиеся без партнеров Шнобби и Ангва оказались вместе.
   – Э-э, Ангва, я хотел бы кое-что у тебя спросить… – робко произнес Шнобби, после того как они потрясли очередную дверную ручку и осветили фонарем очередной переулок.
   – Да, Шнобби?
   – Это очень личное.
   – А-а…
   – Конечно, я мог бы спросить и Фреда, но я знаю, он бы не понял, а ты поймешь, потому что ты женщина. Большую часть времени, по крайней мере. Я в хорошем смысле, гм…
   – Так что ты хочешь спросить, Шнобби?
   – Это насчет моей… сексуальности.
   Ангва промолчала. Дождь тяжелыми каплями колотил по плохо подогнанному шлему Шнобби.
   – Думаю, пришло время посмотреть правде в глаза, – пробормотал Шнобби.
   Ангва вновь прокляла свое чересчур живое воображение.
   – И, э-э… как ты намереваешься это сделать, Шнобби?
   – Ну, я выписал всякие штуки. Крема и прочее.
   – Крема, – бесстрастно повторила Ангва.
   – Ну, чтоб втирать, – подсказал Шнобби.
   – Втирать.
   – И еще такую штуку, с которой можно по-всякому, ну, упражняться…
   – О боги…
   – Что-что?
   – А? О-о… Да нет, ничего, просто подумалось кое-что. Не обращай внимания, продолжай. Ты что-то говорил про упражнения?
   – Угу. Чтобы укрепить бицепсы и так далее.
   – Ага. УПРАЖНЕНИЯ.В самом деле?
   Чтобы что-то упражнять, нужно что-то иметь, а бицепсов у Шнобби никогда не было. Прежде всего потому, что им не к чему было крепиться. Строго говоря, предплечья присутствовали (руки ведь как-то присоединялись к плечам), но больше сказать о них было нечего.
   Острое, смешанное с ужасом любопытство побудило ее спросить:
   – Но ЗАЧЕМ,Шнобби?
   Он застенчиво опустил глаза.
   – Ну… понимаешь… девушки и все такое…
   К своему несказанному удивлению, Ангва увидела, что Шнобби краснеет.
   – Ты имеешь в виду, что… – начала было она. – Ты хочешь… ты ищешь…
   – О нет, я хочу не просто… ведь если хочешь что-то сделать как следует, ты должен… ну, то есть нет, – с легким упреком промолвил Шнобби. – Я к тому, что когда становишься старше, ну, понимаешь, начинаешь задумываться о доме, семье, чтобы был рядом кто-то, с кем бы идти рука об руку по ухабистой жизненной дороге… Гм, Ангва, у тебя почему-то рот открыт.
   Рот Ангвы резко захлопнулся.
   – Но я как будто вообще не встречаю девушек, – продолжал Шнобби. – То есть я их, конечно, встречаю, но, завидев меня, они сразу же убегают.
   – Несмотря на крема.
   – Точно.
   – И на упражнения.
   – Именно.
   – Н-да, вижу, ты сделал что мог, – подтвердила Ангва. – Вроде бы все было правильно, но… – Она вздохнула. – Слушай, а как тебе Стамина Хламз, ну, та, что с улицы Вязов?
   – У нее деревянная нога.
   – Да-да, конечно… Тогда, может, Верити Колотушка? Очень милая девушка, продает с тележки угрей на Заиндевелой улице.
   – Верити? От нее воняет рыбой. К тому же она косая.
   – Зато у нее собственное дело. И она готовит лучшую похлебку из угрей в Анк-Морпорке.
   – И косит при этом.
   – Это не совсем косоглазие, Шнобби.
   – Может, и так, но ты поняла, о чем я.
   Ангва кивнула, признавая собственное поражение. Верити страдала запущенным случаем противоположного косоглазия. Каждый ее глаз испытывал острый интерес к близлежащему уху, и, разговаривая с ней, ты чувствовал себя несколько неловко: казалось, будто Верити вот-вот уйдет направо и налево сразу. Но что касалось потрошения рыбы, тут ей не было равных.
   Ангва опять вздохнула. Как все это знакомо… Родная душа и верная подруга – вот и все, что человеку нужно. На первый взгляд. При дальнейших же расспросах выясняется, что список пожеланий непременно включает в себя атласную кожу и бюст, которого хватило бы на целое стадо коров.
   Так со всеми, кроме Моркоу. И это почти… почти единственный из его НЕДОСТАТКОВ.Иной раз Ангве казалось, что Моркоу ничего не будет иметь против, даже обрей она голову или отпусти бороду. Не то что он не заметит, просто ему будет ВСЕ РАВНО– и вот это бесило больше всего.
   – Знаешь, я тут вспомнила… – сказала она. – Женщин частенько привлекают мужчины, способные их рассмешить.
   Лицо Шнобби просияло.
   – В самом деле? – радостно воскликнул он. – В таком случае я должен быть в первых рядах!
   – Вот и хорошо.
   – Люди всю дорогу надо мной смеются.
 
   А высоко над ними абсолютно безразличный к стекающим по спине дождевым струйкам Осей Шок в очередной раз проверил свой лук, вернее, обмотанную вокруг него промасленную шкуру, и приготовился к долгому ожиданию.
 
   Ливень – лучший друг всякого стражника. Во время дождя люди стараются совершать преступления у себя по домам.
   Ваймс стоял с подветренной стороны фонтана на Саторской площади. Фонтан не работал уже много лет, но Ваймс был такой же мокрый, как если бы фонтан работал в полную силу. Впервые в жизни командор Стражи столкнулся с горизонтальной разновидностью дождя.
   Поблизости не было ни души. Дождь шел, нет, маршировал по площади, как… как армия.
   А ведь это образ из ПРОШЛОГО.Забавно, как такие вот образы прячутся в темных закоулках души и вдруг нежданно-негаданно выпрыгивают на тебя.
   Капли дождя, падающие в сточную канаву…
   Ну да… Маленьким он не раз представлял себе, что эти дождевые капли на самом деле солдаты. Миллионы солдат. А проплывающие среди них пузыри – всадники.
   Правда, уже не вспомнить, кем были дохлые псы. Может, осадными орудиями?
   Вода закручивалась в водовороты вокруг башмаков и стекала с плаща. Ваймс попытался раскурить сигару, но ветер задул спичку, а если бы и не задул, то все равно – со шлема вдруг хлынула вода и насквозь промочила сигару.
   Ваймс широко улыбнулся в ночь.
   На какой-то миг он почувствовал себя счастливым. Три часа ночи, стихия бушует, вокруг ни души, он замерз и промок до самых костей. Именно так прошли некоторые лучшие ночи его жизни. В такие часы можно лишь… поднять вот так плечи и попытаться вот так втянуть голову, обретя маленькое убежище, где тепло и мирно. Дождь барабанит в шлем, а ты думаешь о жизни, и мысли одна за другой приходят и уходят: тик-так, тик-так…
   Совсем как в старые добрые времена, когда на Стражу никто не обращал внимания. Ты старался не лезть в неприятности, и они иногда обходили тебя стороной… В те времена работы было куда меньше.
   «Не обманывайся, ее было столько же, – вдруг вклинился внутренний голос. – Просто ты ее не выполнял».
   Ваймс снова ощутил тяжесть командорского жезла, оттягивающего новый карман, который Сибилла специально по такому случаю вшила ему в бриджи. «Самая обычная деревяшка… – помнится, подумал он, в первый раз взяв в руки жезл. – Меч в качестве символа власти был бы куда уместнее…» И вдруг он понял, почему это не меч, а…
   – Эгей, добрый гражданин! Могу ли я спросить, чем ты тут занимаешься в такую непогоду и в столь неурочный час?
   Ваймс вздохнул. Окруженный дождевым ореолом, впереди мутным пятном покачивался фонарь.
   «Эгей, добрый гражданин!…» Во всем городе только один человек мог на полном серьезе произнести нечто подобное.
   – Это я, капитан.
   Световой ореол приблизился. Осветилось мокрое лицо капитана Моркоу. Юноша бодро отдал честь. «И это в три часа ночи!» – подумал Ваймс. От такого салюта даже самого заскорузлого сержанта, всю жизнь занимавшегося муштровкой новобранцев, прошибла бы слеза.
   – Но что вы здесь делаете, сэр?
   – Просто решил… проверить.
   – Вы могли бы предоставить это мне, сэр, – укоряющее сказал Моркоу. – Делегирование полномочий – ключ к успешному управлению подчиненными.
   – Неужели? Кто бы мог подумать! – Ваймс криво улыбнулся. – Как говорится, век живи, век учись.
   «Ты-то уж точно учишься, – добавил он себе и про себя. – Учишься быть злобным и тупым, как и подобает настоящему командиру».
   – Мы вот-вот закончим, сэр. Проверили все пустующие здания. Вдоль маршрута следования будут расставлены дополнительные стражники. А горгульи займут посты на крышах, как можно выше. Лучших наблюдателей и пожелать нельзя, если хотите знать мое мнение, сэр.
   – Горгульи? Во множественном числе? Но я думал, что у нас имеется только констебль Водослей…
   – Недавно к нему добавился констебль Фронтон.
   – А, еще один из твоих новобранцев…
   – Из наших, сэр. Вы подписали…
   – Да, да, конечно, подписал. Черт!
   Порыв ветра зачерпнул воды из переполненной сточной канавы и щедрой рукой вылил ее Ваймсу за воротник.
   – Говорят, этот новый остров своим появлением вызвал возмущение воздушных потоков, – заметил Моркоу.
   – Не только воздушных и не только потоков. – Ваймс попытался отряхнуться. – Столько шумихи из-за пары квадратных миль ила и груды старых развалин! Да какая разница, чьи они будут?
   – Говорят, это место очень важно стратегически. – Моркоу подстроился под шаг Ваймса.
   – А нам-то что? Мы-то ни с кем не воюем. Ха! Но мы способны развязать войну ради какого-то богом проклятого островка только потому, что он нам может понадобиться в случае войны, – так, да?
   – О, его светлость сегодня во всем разберется. Уверен, когда спокойные и выдержанные люди доброй воли собираются за круглым столом, нет такой проблемы, которую они не смогли бы решить, – бодро отозвался Моркоу.
   «Можно не сомневаться, – хмуро подумал Ваймс. – Он совершенно искренне так считает».
   – Ты что-нибудь знаешь о Клатче? – спросил он.
   – Читал немного, сэр.
   – Говорят, там кругом пески.
   – Да, сэр. Наверное.
   Где-то впереди раздался грохот, за ним последовал пронзительный крик. Если ты стражник, то со временем начинаешь отлично разбираться в криках. Знаток с первой ноты отличит «Я вдребезги пьян, только что наступил на собственные пальцы и не могу встать!» от «Осторожно! У него нож!»
   Не сговариваясь, Ваймс и Моркоу бросились на крик.
   Узкий переулок озарился вспышкой. Тяжелый топот затих во мраке.
   За разбитой витриной какой-то лавчонки плясал огонь. Едва не оступившись, Ваймс взбежал по ступенькам, рывком стянул намокший плащ и швырнул его на горящий пол.
   Послышалось шипение, потом запахло паленой кожей.
   Отступив на пару шагов, Ваймс попробовал понять, где, собственно говоря, очутился.
   На него смотрели какие-то люди. Его мозг медленно составлял цельную картину из отдельных кусочков мозаики: тюрбан, борода, рядом – женские украшения…
   #– Откуда взялся этот челокек? Кто он такой?# [2]
   – Э-э… Доброе утро?… – откликнулся Ваймс – Здесь, похоже, что-то стряслось?
   Он аккуратно поднял с пола плащ. В луже шипящего масла валялась разбитая бутылка.
   Ваймс бросил взгляд на разбитую витрину.
   – О…
   Рядом с мужчиной стоял юноша почти такого же роста, а из-за юбки женщины выглядывала маленькая девочка.
   От этого зрелища желудок у Ваймса скрутился узлом. В дверях появился Моркоу.
   – Ушли, – тяжело выдохнул он. – Их, похоже, было трое. Когда так хлещет, ничего не видно… #О-о, это ты, господин Горифф. Что тут стряслось?#
   #– Капитан Моркоу! Кто-то бросил в окно горящую бутылку, а потом сюда ворвался этот оборванец и погасил пламя!#
   – Что он говорит? А ты что сказал? – встрял Ваймс. – Кстати, ты что, говоришь по-клатчски?
   – Так, немного, – скромно ответил Моркоу. – Никак не удается овладеть этим гортанным звуком, ну, знаете…
   – Но… ты понимаешь, что он говорит?
   – О, конечно. Он, кстати, очень вас благодарил. утром и поздним вечером, в часы, когда улицы отдаются на откуп пекарям, ворам и стражникам.
   Ваймсу это место было известно под названием «Едальня». Шнобби Шноббс как-то рассказывал, что, придумывая имя для своего заведения, Горифф хотел дать ему такое название, чтобы сразу становилось ясно: здесь подают нечто обычное, ежедневное, простое. Торговец наводил справки до тех пор, пока не услышал это слово. Оно пришлось ему по вкусу.
   – Э-э… скажи ему… скажи, что останешься здесь, а я вернусь в штаб-квартиру Стражи и пришлю кого-нибудь тебе в подмогу, – сказал Ваймс.
   – Спасибо, – поблагодарил Горифф.
   – О, так ты понима… – Ваймс почувствовал себя полным идиотом. – Ну конечно, ты же здесь уже сколько – пять, шесть лет?
   – Десять лет, сэр.
   – В самом деле? Десять? – как завороженный, повторил Ваймс. – Так долго? Кто бы мог подумать… Ну я, пожалуй, пойду. Доброго вам всем утра…
   Он заторопился прочь, под дождь.
   «Я ходил сюда год за годом, – думал он, шлепая сквозь ночь по лужам. – И все, что я выучил, это «виндалу». А Моркоу… Стоило ему зайти сюда разок-другой – и вот он уже вовсю болтает на чужом языке как на родном.
   О боги, я могу кое-как говорить по-гномьи и с горем пополам сказать на ломаном тролльем «Бросай каменюку, ты арестован», но…»
   #– Его можно не бояться, господин Горифф. Он стражник.#
   – Слушай, это невероятно, ведь ты…
   Опустившись на колени, Моркоу принялся изучать разбитую бутылку.
   – Знаете, как это бывает… – пожал плечами он. – Заходишь сюда во время ночной смены съесть парочку-другую горячих плюшек, слово за слово, ну и начинаешь постепенно говорить. Вам и самому, наверное, случалось подхватывать всякие необычные словечки.
   – Разве что «виндалу» какое-нибудь, но ты…
   – Это была зажигательная бомба, сэр.
   – Вижу, капитан.
   – Очень плохо… И кто же это мог сделать?
   – В данный момент? Думаю, добрая половина города.
   Ваймс в растерянности посмотрел на Гориффа. Лицо господина Гориффа выглядело смутно знакомым. Такие лица, как правило, видишь на противоположном конце руки, протягивающей тебе порцию карри или кебаба. Иногда посетителей обслуживал мальчик. Заведение работало ранним утром и поздним вечером, в часы, когда улицы отдаются на откуп пекарям, ворам и стражникам. Ваймсу это место было известно под названием «Едальня». Шнобби Шноббс как-то рассказывал, что, придумывая имя для своего заведения, Горифф хотел дать ему такое название, чтобы сразу становилось ясно: здесь подают нечто обычное, ежедневное, простое. Торговец наводил справки до тех пор, пока не услышал это слово. Оно пришлось ему по вкусу.
   – Э-э… скажи ему… скажи, что останешься здесь, а я вернусь в штаб-квартиру Стражи и пришлю кого-нибудь тебе в подмогу, – сказал Ваймс.
   – Спасибо, – поблагодарил Горифф.
   – О, так ты понима… – Ваймс почувствовал себя полным идиотом. – Ну конечно, ты же здесь уже сколько – пять, шесть лет?
   – Десять лет, сэр.
   – В самом деле? Десять? – как завороженный, повторил Ваймс. – Так долго? Кто бы мог подумать… Ну я, пожалуй, пойду. Доброго вам всем утра…
   Он заторопился прочь, под дождь.
   «Я ходил сюда год за годом, – думал он, шлепая сквозь ночь по лужам. – И все, что я выучил, это «виндалу». А Моркоу… Стоило ему зайти сюда разок-другой – и вот он уже вовсю болтает на чужом языке как на родном.
   О боги, я могу кое-как говорить по-гномьи и с горем пополам сказать на ломаном тролльем «Бросай каменюку, ты арестован», но…»
   Оставляя за собой приличных размеров лужи, он ввалился в штаб-квартиру. За столом мирно подремывал Фред Колон. Ваймс знал Фреда уже много лет, и из уважения к этому факту командор Стражи снимал свой плащ особенно шумно и долго.
   Когда он наконец все лее повернулся к сержанту, тот сидел по стойке «смирно».
   – Я не знал, что вы сегодня дежурите, господин Ваймс…
   – И никто не знал, Фред, – откликнулся Ваймс. От определенной категории людей он терпел обращение «господин». Ведь люди людям рознь. – Пошли кого-нибудь в «Едальню», что в Скандальном переулке, хорошо? Там небольшая заварушка.
   Он двинулся к лестнице.
   – Вы остаетесь, сэр? – спросил Фред.
   – Ага, – мрачно отозвался Ваймс. – Нужно разобраться с бумагами.
 
   И на Лешп тоже обрушился ливень такой силы, что остров, наверное, уже не раз пожалел о своем решении подняться из морских пучин.
   Большинство первопроходцев и исследователей новых земель крепко спали, каждый в своей лодке. На вознесшейся над морем суше, конечно, имелись дома, но…
   … Эти дома были не совсем в порядке.
   Дубина Джексон высунулся из установленного на палубе брезентового шатра. Пропитанная водой почва источала туман, а вспыхивающие время от времени молнии заставляли туман светиться. Город, периодически освещаемый грозовыми огнями, выглядел крайне зловеще. Нет, что-то знакомое тут было – колонны, например, лестницы, арки и тому подобное, – но было и кое-что другое… Его бросило в дрожь. Город выглядел так, будто люди, некогда тут жившие, долго и тщетно пытались привнести нечто ЛЮДСКОЕв строения, которые были древними задолго до появления племени человеческого…
   Это из-за его сына Леса все сегодня ночевали в своих лодках.
   Утром несколько анк-морпоркских рыбаков отправились на берег в поисках сокровищ, которыми, как всем известно, усыпано океанское дно. Вскоре рыбаки наткнулись на выложенную плитками площадку, чисто вымытую дождем. Из красивых сине-белых квадратов слагался узор: волны, морские раковины, а в самой середине – кальмар.
   И в этот момент Лес произнес:
   – Ну и здоровый же он, па.
   И тогда все посмотрели на высящиеся вокруг поросшие водорослями здания, и у всех возникла одна и та же большая Мысль, оставшаяся невысказанной, но породившая множество маленьких мыслей. Мыслей о зловещей ряби на морской поверхности, о таинственных всплесках в темной воде подвалов, о щупальцах, шевелящихся в зеленой глуби, и о всяких разных странностях, которые иной раз находишь в своих сетях или на берегу после прилива. Вид некоторых таких странностей мог отбить охоту к рыболовству на всю оставшуюся жизнь.
   И как-то вдруг оказалось, что никто больше не хочет ничего искать – из опасения найти.
   Дубина Джексон юркнул обратно под брезент.
   – Почему бы нам не вернуться домой, а, пап? – спросил сын. – Ты ж сам говорил, что здесь, похоже, кишмя кишат привидения.
   – Пусть кишат, это АНК-МОРПОРКСКИЕпривидения! И ни один поганый иностранец даже пальцем их не коснется!
   – Па?
   – Что, сынок?
   – А кто такой был господин Хонг?
   – Откуда мне знать?
   – Да нет, я так… Просто когда мы возвращались, один человек сказал: «Все мы знаем, что случилось с господином Хонгом, когда он в полнолуние устроил торжественное открытие рыбного ресторана «Три Веселых Сколько-Съешь Рыбы», причем ресторан тот – помните? – стоял прямо на месте старого, посвященного какому-то рыбьему богу храма, что на Дагонской улице…» Но я, к примеру, ничего такого не знаю и не помню.
   – Ах, вот оно что… – Некоторое время Джексон сосредоточенно размышлял. – Что ж, Лес, ты уже, гм, взрослый… В общем, господин Хонг… он очень быстро закрыл свое заведение и уехал вроде как в спешке, сынок. Так торопился, что даже кое-что забыл.
   – Правда? И что он забыл?
   – Ну, если тебе так хочется знать… половину ушной раковины и почку.
   – Круто!
   Лодка вдруг качнулось, раздался треск взламываемой древесины. На отца и сына обрушился поток водяных брызг, и кто-то прокричал из влажной тьмы:
   – Ты почему не зажигаешь огни, второй двоюродный брат шакала?!
   Джексон схватил лампу и поднял над головой.
   – А ты что делаешь в анк-морпоркских территориальных водах, верблюдоедный дьявол?
   – Эти воды принадлежат нам!
   – Мы сюда первыми прибыли!
   – Да ну? Это мы прибыли первыми!
   – Ты повредил мою лодку! Это ПИРАТСТВО,вот что это такое!
   Кругом уже вовсю кричали. Во мраке две флотилии столкнулись. Бушприты обрывали снасти. Борт бился о борт. Контролируемая паника, нормальная для процесса мореплавания, перешла в панику неконтролируемую, бешеную, состоящую из мрака, водяных брызг и треска обрываемых снастей.
   В такие минуты древние морские традиции, объединяющие всех мореплавателей в борьбе против общего врага – голодного и безжалостного океана, – эти традиции должны выходить на первый план.
   И то, что господин Ариф огрел господина Джексона веслом по голове, не укладывалось ни в какие традиции.
 
   – Гм-м? Вм-м-м?
   Ваймс с трудом разлепил один, глаз, который еще как-то слушался его приказов. Взгляду предстало нечто жуткое:
    «…Я зачитал иму иво права на что, он сказал а ни пашел бы, ты лягавый. Тогда, сержант Детрит вынис иму строгое придупржедение и он громка ойкнул…»
   «На свете есть много такого, в чем я не большой мастак, – подумал Ваймс, – но, по крайней мере, я не обращаюсь с пунктуацией так, как будто играю с запятыми в «пятнашки»…»
   Он перекатил голову на другую сторону, подальше от ломаной грамматики Моркоу. Кипа бумаг под ним шевельнулась.
   Письменный стол Ваймса уже стал притчей во языцех. Когда-то на нем лежали аккуратные стопки бумаг, но постепенно они, как это свойственно слишком высоким стопкам, перекосились и расползлись в стороны. В результате сформировался плотный слой, мало-помалу превращающийся в нечто вроде канцелярского торфа. Поговаривали, что где-то в глубине его прячутся тарелки и остатки еды. Проверить достоверность слухов желающих не находилось. Некоторые даже утверждали, что слышали доносящийся из бумажных залежей шорох, как будто там что-то шевелилось.
   Кто-то благовоспитанно кашлянул. Ваймс поднял голову и увидел большое розовое лицо Вилликинса, дворецкого госпожи Сибиллы. Собственно, и егодворецкого тоже, хотя Ваймс никак не мог к этому привыкнуть.
   – Думаю, нам следует поспешить, сэр Сэмюель. Ваш парадный мундир я доставил, а принадлежности для бритья стоят готовые на раковине.
   – Что? Что?!
   – Через полчаса вы должны быть возле Университета. Госпожа Сибилла просила передать, что, если к указанному времени вас там не будет, она вытащит из вас все кишки и пустит их на чулки, сэр.
   – Она при этом улыбалась? – С трудом поднявшись, Ваймс неверным шагом направился к источающей пар раковине.
   – Совсем чуть-чуть, сэр.
   – О боги…
   – Совершенно согласен, сэр.
   Ваймс пытался бриться, в то время как Вилликинс у него за спиной подметал пол и вытирал пыль. Городские часы пробили десять.