— Привет. Еще как! Превосходная форма. Привет, Лилит.
— Ныряйте сюда.
— Не могу. Я весь заклеен. Всякие повязки и все такое прочее, знаете ли. Сломанное ребро. Не могу. Я бы... утонул.
— О, Шелл. — Она была разочарована. — Какая жалость! — Она оперлась руками на бетонный бортик бассейна и пошлепала по нему ладошкой. — По крайней мере, сядьте сюда, и поговорим. Вы ведь хотели поговорить, правда?
Я подошел и осторожно сел в футе от нее.
— Так-то лучше, — сказала она. — Так о чем вы хотели побеседовать?
По правде говоря, мне расхотелось вести беседу, но я все же начал:
— О том же, о чем и с Бароном. О том, что надо предпринять какие-то действия против парней, пытающихся захапать всю землю вокруг. Барон сообщил мне, что вы подумываете уехать из города.
— Подумывала. Не очень серьезно. — Ее ладони лежали на бетонном бортике между нами, а сама она отклонилась назад, держа плечи над водой. — Вы считаете, мне следует остаться?
— Вам решать, Лилит. Согласен с Бароном, парни очень неприятны, даже жестоки.
— Но вы хотите, чтобы я осталась?
— Вы бы нам очень помогли. Если откровенно, ваше имя весит больше, чем имена Дэйна и Барона.
— Ладно, я и не думала всерьез об отъезде. Мне даже начинает нравиться Сиклифф.
Мы побеседовали еще немного о наших планах, о статьях в «Стар» и тому подобном. Однако все происходило как бы в тумане, поскольку время от времени Лилит отклонялась назад, подтягивалась ближе ко мне, словно поглощенная разговором, не сознавая, какое впечатление производили на меня ее телодвижения, но я-то реагировал на каждое из них и временами просто глох.
Она высунулась из воды уже почти наполовину, я же был на грани того, чтобы соскользнуть в бассейн и, пуская пузыри, погрузиться на дно. Наконец она сказала что-то, чего я не услышал вовсе. Потом откуда-то издалека до меня донесся ее голос:
— Ше-е-елл? Вы слушаете? Шелл?
Я прокашлялся:
— А, да. Послушайте, Лилит, это, пожалуй, все. Просто хотелось знать, остаетесь ли вы с нами, готовы ли действовать завтра.
— Никакого действия сегодня ночью?
— Ну, уже довольно поздно, все разошлись по домам. Да и мне пора в путь. Нужно еще кое-что сделать.
— Но, Шелл, не можете же вы быть таким бестолковым. Давайте забудем пока о проблемах. Поговорим о нас с вами. — Она выдержала долгую паузу. — Или вообще помолчим. Вам не хочется поцеловать меня?
Она наклонилась ко мне, опираясь локтями на бетонный бортик бассейна, наполовину погруженная в воду, а я согнулся над ней так, что мое ребро с трещиной вот-вот могло сломаться, двинься я хоть на дюйм еще. Я почти полностью забыл о боли, а сейчас ощущение было такое, словно бок мне заливали расплавленным свинцом. Я мучительно изогнулся всем телом и очень сомневался, что смогу хотя бы шевельнуться. Повиснув в воздухе, я думал с величайшей печалью, что проклятое ребро доставляет мне больше неприятностей, чем доставило Адаму его ребро, и что, если Лилит и не ожидает большое разочарование, оно точно ожидает меня.
Однако Лилит не имела ни малейшего понятия о том, что творится в моей голове, ибо она поднялась мне навстречу, сев на бетонный бортик, обвив мою шею сначала одной рукой, потом другой. Ее губы без труда нашли мои, поскольку я и не собирался доставлять ей хлопоты. Секунд за пятнадцать она промочила меня насквозь. Ее рот походил на электровибратор, а моя голова вибрировала, как сумасшедший тамтам, и моему ребру точно пришел конец.
Она покусывала мою губу какое-то время, затем отстранилась и часто-часто заморгала. Похоже, я обманул ее надежды.
Через несколько секунд она вяло спросила:
— Сколько ребер у тебя сломано?
Как ни стыдно мне было, я признался:
— Одно.
Пристально взглянув на меня, она встала и, бросив меня сидящим на мокром бетоне, прошла к качелям под балдахином и взяла большое оранжевое полотенце. Завернувшись в него, она возвратилась и присела рядом со мной.
— Как быстро ты залечиваешь раны? — спросила она.
— Не так быстро, как хотелось бы. — Со стоном я поднялся на ноги.
— Сядь. Поговори со мной.
— Угу, детка. Если я опущусь опять, то потерплю аварию. Пора возвращаться домой. Еще нужно сделать дюжину вещей.
— Забудь об остальных одиннадцати.
Я рассмеялся без намека на юмор:
— Если бы я мог. Пока.
Она проводила меня до «кадиллака» и, прежде чем я влез за руль, встала передо мной и сказала:
— Ладно, поцелуй меня на ночь в подтверждение наших добрых отношений.
— Если я... — не договорив, я поцеловал ее.
Она отступила назад и подобрала с земли полотенце. А я сел в машину и уехал. Если и до этого у меня были причины не любить Джима Норриса, то сейчас я его просто ненавидел.
Я ехал в город, к дому Дэйна, медленно пробираясь сквозь туман, наплывавший с моря. Подъезжая к Сиклифф-Драйв, я уже не мог обойтись без «дворников». В доме Дэйна горел свет, шторы плотно прикрывали окно спальни. Завернув на подъездную дорожку, я увидел темный седан у дверей. Мои фары осветили его, и что-то в нем мне показалось странным, но в первые секунды я не сообразил, что именно. Пока я парковался и вылезал из «кадиллака», меня не оставляла мысль: кто бы мог навещать Эмметта в такой поздний час? Мгновение я стоял почти в полной темноте, слушая, как тихо мурлычет мотор седана перед дверями. За его рулем сидел мужчина. И тут я понял, что показалось мне странным в этой машине: ее двери со стороны дома были распахнуты.
Холодок пробежал по моей спине, каждый нерв был напряжен, в мозгу звенело: «Тревога!» — пока я бежал к дому, запустив руку под пиджак.
Сжимая кольт в правой руке, я перепрыгнул несколько ступенек, проскочил крыльцо и врезался в полуоткрытую дверь. Ворвавшись в дом и пытаясь восстановить равновесие, я заметил рядом с собой какое-то смазанное движение, но среагировал не сразу — я увидел Дэйна.
Он был распростерт на полу спальни головой ко мне. На месте макушки кровавая масса, отвратительное мокрое пятно, гармонировавшее с жуткой краснотой на ковре.
Оторвав от него взгляд, я резко крутанулся влево, в сторону смазанного движения, которое я скорее почувствовал, чем различил в долю секунды до того, как заметил тело Дэйна. Там уже никого не оказалось. Какое-то движение отразилось в большом зеркале, и тут я увидел фигуру мужчины, взмахивающего рукой с пистолетом. За мгновение до того, как удар обрушился на мою голову, я узнал его. Я качнулся вперед, безуспешно пытаясь ухватиться рукой за гладкую поверхность стены, однако ноги подломились подо мной, и я рухнул на руки и колени. Кольт выскользнул из моих пальцев, а я еще пытался откачнуться в сторону, чтобы избежать следующего удара, но не мог даже пошевельнуться. Второго удара не последовало. Я услышал топот бегущих ног по деревянному крыльцу, потом их шлепанье по бетонной дорожке.
Я напрягся, пытаясь подняться, но каждая мышца, казалось, была парализована. Револьвер лежал в футе от моей руки, а у меня не было сил даже дотянуться до него.
В следующую секунд паралича как не бывало. Я схватил кольт и вскочил на ноги. Испытывая тошноту, содрогаясь и покачиваясь, миновал тело Дэйна и достиг входной двери в тот момент, когда взревел мотор и с громким стуком захлопнулись дверцы. Увидев рванувшую с места машину, я прыгнул на траву, поднял револьвер и поспешно нажал на спусковой крючок три-четыре раза. Машина газанула и растворилась в тумане. Я бросился к «кадиллаку», завел двигатель и нажал на газ.
Слева от меня мелькнули красным задние габаритные огни, завернули налево и исчезли. Я резко дернул руль, пробуксовывая, повернул за угол, едва не врезавшись в бордюрный камень, пока шины моего «кадиллака» скользили в тумане по мокрому от росы асфальту. Однако красное рдение задних габаритных огней еще различалось примерно в квартале от меня.
Моя спина ощущала усиливавшееся давление спинки сиденья по мере того, как мощный мотор все больше разгонял мой «кадиллак». Габаритные огни впереди метнулись вправо, но мой скоростной автомобиль уже начал нагонять их, и, когда я скользнул за угол и выровнял руль, они были ближе, чем в квартале от меня.
Я снова выхватил револьвер и теперь вел машину, не выпуская его из рук. Завыла сирена, я бросил мимолетный взгляд в зеркало заднего обзора и опять перевел его на дорогу передо мной. Сзади, совсем близко, вспыхнули фары, замигал яркий проблесковый «маячок», заливший светом салон моего «кадиллака». Я продолжал жать на акселератор. Хвостовые огни впереди меня мотнулись вправо и исчезли. Я врезал по тормозам, чуть отпустил педаль, когда машина заскользила, вновь вдавил ее в пол и стал поворачивать руль. Яркий свет проблескового «маячка» идущей сзади патрульной машины вновь залил кабину и на миг ослепил меня.
Я почувствовал, как «кадиллак» заскользил боком по мостовой, и уменьшил давление на тормоз, потом напряг зрение, вглядываясь в серое пятно впереди себя. Сирена уже визжала практически в моих ушах. Я выпрямил бег «кадиллака», и в это мгновение, мигая проблесковым «маячком», черная полицейская машина поравнялась со мной и начала прижимать меня к обочине. Мне пришлось остановиться, чтобы не врезаться в нее.
Высунувшись в окно, я завопил уже подходившему ко мне мужчине в форме:
— Парни в той машине только что убили человека! Бога ради, скорее за ними!
Луч фонарика упал на мое лицо, и ленивый голос произнес:
— Куда, к черту, вы так спешите? Хотите убиться в этом тумане?
Я заставил себя говорить спокойно, без ярости в голосе:
— Я гнался за машиной с двумя, может, с тремя парнями. Они только что застрелили Эмметта Дэйна.
В полицейской машине захлопнулась дверца, послышались шаги.
— А сейчас они уже в полумиле от нас, но если вы сделаете оповещение по вашей рации, их еще можно будет перехватить. Скоро они бросят машину.
— Что за бред? Ты не пьян, приятель?
Голос мне показался знакомым, и я выбросил руку в открытое окно, схватил руку с фонариком за запястье и осветил его лицо. Он даже не пытался остановить меня. Луч упал на тяжелую, грубую физиономию, отвислые щеки и мешки под глазами. Карвер!
— Я мог бы и догадаться, — пробормотал я.
Подошел второй коп, и я узнал «братца» Блэйка. Он обратился к сержанту Карверу:
— Ну, что за дела?
— Опять этот тип, Скотт, — устало, с нескрываемым омерзением отозвался Карвер. — Представляешь?
— Что ты думаешь? — спросил Блэйк.
— Черт, не знаю.
Я никак не мог сообразить, о чем это они толкуют. Карвер снова направил луч фонарика мне в лицо и прорычал:
— Скотт! Дай мне повод, и я вмажу тебе по зубам этим фонарем. Ты сказал правду?
У меня руки чесались врезать ему, но я спокойно ответил:
— Правду. Какого черта...
Он прервал меня, бросив Блэйку:
— Позвони, доложи. — Потом снова повернулся ко мне: — Что за тачка, Скотт? Засек ее номер?
Я зажмурился, пытаясь вспомнить. Свет моих фар осветил задний бампер той машины и ее номер. Я четко видел цифры и знал, что они отпечатались в моей памяти, но сейчас я не мог их вспомнить. Может, позже и удастся.
— Темный четырехдверный седан, может, «шевроле». Модель, пожалуй, пятидесятых годов. Номер калифорнийский, но цифр не помню.
Блэйк потрусил к патрульной машине, схватил телефонную трубку и начал докладывать. Тут я вспомнил кое-что еще — я же узнал парня в доме Дэйна. Тот самый привлекательный чистенький типчик, который встретил меня у больницы и который «никогда не носит оружия». Как мог, я описал его Карверу:
— Он назвался Циммерманом. Вряд ли, однако, это его настоящая фамилия.
— Тот самый Циммерман, что часами уговаривал Дэйна продать свою собственность «Сико», а сегодня ночью сообщил мне, что работает на Джима Норриса.
Вернувшийся Блэйк проронил:
— Сделано. Розыск объявлен. Но мало данных.
Карвер приказал:
— Выйди из машины, Скотт!
Я вылез, все еще сжимая в руке револьвер так, словно пальцы приросли к нему. Карвер протянул руку и забрал его.
— Минутку, сержант. Я бы оставил кольт себе.
— А я бы нет.
Я заметил револьвер в правой руке Блэйка и спросил:
— Какого черта?
— Спокуха! — бросил Карвер, скользнул за руль «кадиллака» и прижал его к обочине, потом вылез, запер дверцу, бросил ключи и кольт в карман и вернулся к нам.
— Поехали.
— Минутку. Как так получилось, парни, что вы меня перехватили? Как вы здесь очутились?
Света было достаточно, чтобы я заметил, как поджались губы Карвера. Он проворчал:
— Хоть тебя это и не касается, приятель, объясняю: мы получили вызов. Кто-то слышал выстрел на Сиклифф-Драйв. Мы подъезжали к дому Дэйна, когда ты рванул оттуда так, словно тебе смазали пятки скипидаром. Есть еще вопросы?
— Один. Почему к дому Дэйна? На Сиклифф-Драйв живет масса народу.
— Во-первых, звонили из восемнадцатого квартала. Во-вторых, вчера Дэйн купил «пушку». — Он помолчал. — Любители оружия обычно рано или поздно подстреливают кого-нибудь. Или оказываются подстреленными. Теперь скажи мне, Скотт, ты уверен, что была другая машина?
— Ах ты, тупой, проклятый...
Его рука шлепнулась о мою грудь, захватила мой пиджак. Я застонал от боли, пронзившей мне бок, и потянулся к его руке, однако он вдруг отпустил меня со словами:
— Извини. Совсем забыл, что ты весь избит. Но больше не распускай язык, Скотт. А теперь полезай в машину.
Блэйк сел вместе со мной на заднее сиденье. Карвер за рулем вздохнул и процедил:
— Ну что ж, поедем, взглянем на него.
Только тут до меня наконец дошло и наполнило все мое существо болью: Эмметт — мертв. Это было все равно что потерять руку. Я бы предпочел потерять руку.
Глава 9
— Ныряйте сюда.
— Не могу. Я весь заклеен. Всякие повязки и все такое прочее, знаете ли. Сломанное ребро. Не могу. Я бы... утонул.
— О, Шелл. — Она была разочарована. — Какая жалость! — Она оперлась руками на бетонный бортик бассейна и пошлепала по нему ладошкой. — По крайней мере, сядьте сюда, и поговорим. Вы ведь хотели поговорить, правда?
Я подошел и осторожно сел в футе от нее.
— Так-то лучше, — сказала она. — Так о чем вы хотели побеседовать?
По правде говоря, мне расхотелось вести беседу, но я все же начал:
— О том же, о чем и с Бароном. О том, что надо предпринять какие-то действия против парней, пытающихся захапать всю землю вокруг. Барон сообщил мне, что вы подумываете уехать из города.
— Подумывала. Не очень серьезно. — Ее ладони лежали на бетонном бортике между нами, а сама она отклонилась назад, держа плечи над водой. — Вы считаете, мне следует остаться?
— Вам решать, Лилит. Согласен с Бароном, парни очень неприятны, даже жестоки.
— Но вы хотите, чтобы я осталась?
— Вы бы нам очень помогли. Если откровенно, ваше имя весит больше, чем имена Дэйна и Барона.
— Ладно, я и не думала всерьез об отъезде. Мне даже начинает нравиться Сиклифф.
Мы побеседовали еще немного о наших планах, о статьях в «Стар» и тому подобном. Однако все происходило как бы в тумане, поскольку время от времени Лилит отклонялась назад, подтягивалась ближе ко мне, словно поглощенная разговором, не сознавая, какое впечатление производили на меня ее телодвижения, но я-то реагировал на каждое из них и временами просто глох.
Она высунулась из воды уже почти наполовину, я же был на грани того, чтобы соскользнуть в бассейн и, пуская пузыри, погрузиться на дно. Наконец она сказала что-то, чего я не услышал вовсе. Потом откуда-то издалека до меня донесся ее голос:
— Ше-е-елл? Вы слушаете? Шелл?
Я прокашлялся:
— А, да. Послушайте, Лилит, это, пожалуй, все. Просто хотелось знать, остаетесь ли вы с нами, готовы ли действовать завтра.
— Никакого действия сегодня ночью?
— Ну, уже довольно поздно, все разошлись по домам. Да и мне пора в путь. Нужно еще кое-что сделать.
— Но, Шелл, не можете же вы быть таким бестолковым. Давайте забудем пока о проблемах. Поговорим о нас с вами. — Она выдержала долгую паузу. — Или вообще помолчим. Вам не хочется поцеловать меня?
Она наклонилась ко мне, опираясь локтями на бетонный бортик бассейна, наполовину погруженная в воду, а я согнулся над ней так, что мое ребро с трещиной вот-вот могло сломаться, двинься я хоть на дюйм еще. Я почти полностью забыл о боли, а сейчас ощущение было такое, словно бок мне заливали расплавленным свинцом. Я мучительно изогнулся всем телом и очень сомневался, что смогу хотя бы шевельнуться. Повиснув в воздухе, я думал с величайшей печалью, что проклятое ребро доставляет мне больше неприятностей, чем доставило Адаму его ребро, и что, если Лилит и не ожидает большое разочарование, оно точно ожидает меня.
Однако Лилит не имела ни малейшего понятия о том, что творится в моей голове, ибо она поднялась мне навстречу, сев на бетонный бортик, обвив мою шею сначала одной рукой, потом другой. Ее губы без труда нашли мои, поскольку я и не собирался доставлять ей хлопоты. Секунд за пятнадцать она промочила меня насквозь. Ее рот походил на электровибратор, а моя голова вибрировала, как сумасшедший тамтам, и моему ребру точно пришел конец.
Она покусывала мою губу какое-то время, затем отстранилась и часто-часто заморгала. Похоже, я обманул ее надежды.
Через несколько секунд она вяло спросила:
— Сколько ребер у тебя сломано?
Как ни стыдно мне было, я признался:
— Одно.
Пристально взглянув на меня, она встала и, бросив меня сидящим на мокром бетоне, прошла к качелям под балдахином и взяла большое оранжевое полотенце. Завернувшись в него, она возвратилась и присела рядом со мной.
— Как быстро ты залечиваешь раны? — спросила она.
— Не так быстро, как хотелось бы. — Со стоном я поднялся на ноги.
— Сядь. Поговори со мной.
— Угу, детка. Если я опущусь опять, то потерплю аварию. Пора возвращаться домой. Еще нужно сделать дюжину вещей.
— Забудь об остальных одиннадцати.
Я рассмеялся без намека на юмор:
— Если бы я мог. Пока.
Она проводила меня до «кадиллака» и, прежде чем я влез за руль, встала передо мной и сказала:
— Ладно, поцелуй меня на ночь в подтверждение наших добрых отношений.
— Если я... — не договорив, я поцеловал ее.
Она отступила назад и подобрала с земли полотенце. А я сел в машину и уехал. Если и до этого у меня были причины не любить Джима Норриса, то сейчас я его просто ненавидел.
Я ехал в город, к дому Дэйна, медленно пробираясь сквозь туман, наплывавший с моря. Подъезжая к Сиклифф-Драйв, я уже не мог обойтись без «дворников». В доме Дэйна горел свет, шторы плотно прикрывали окно спальни. Завернув на подъездную дорожку, я увидел темный седан у дверей. Мои фары осветили его, и что-то в нем мне показалось странным, но в первые секунды я не сообразил, что именно. Пока я парковался и вылезал из «кадиллака», меня не оставляла мысль: кто бы мог навещать Эмметта в такой поздний час? Мгновение я стоял почти в полной темноте, слушая, как тихо мурлычет мотор седана перед дверями. За его рулем сидел мужчина. И тут я понял, что показалось мне странным в этой машине: ее двери со стороны дома были распахнуты.
Холодок пробежал по моей спине, каждый нерв был напряжен, в мозгу звенело: «Тревога!» — пока я бежал к дому, запустив руку под пиджак.
Сжимая кольт в правой руке, я перепрыгнул несколько ступенек, проскочил крыльцо и врезался в полуоткрытую дверь. Ворвавшись в дом и пытаясь восстановить равновесие, я заметил рядом с собой какое-то смазанное движение, но среагировал не сразу — я увидел Дэйна.
Он был распростерт на полу спальни головой ко мне. На месте макушки кровавая масса, отвратительное мокрое пятно, гармонировавшее с жуткой краснотой на ковре.
Оторвав от него взгляд, я резко крутанулся влево, в сторону смазанного движения, которое я скорее почувствовал, чем различил в долю секунды до того, как заметил тело Дэйна. Там уже никого не оказалось. Какое-то движение отразилось в большом зеркале, и тут я увидел фигуру мужчины, взмахивающего рукой с пистолетом. За мгновение до того, как удар обрушился на мою голову, я узнал его. Я качнулся вперед, безуспешно пытаясь ухватиться рукой за гладкую поверхность стены, однако ноги подломились подо мной, и я рухнул на руки и колени. Кольт выскользнул из моих пальцев, а я еще пытался откачнуться в сторону, чтобы избежать следующего удара, но не мог даже пошевельнуться. Второго удара не последовало. Я услышал топот бегущих ног по деревянному крыльцу, потом их шлепанье по бетонной дорожке.
Я напрягся, пытаясь подняться, но каждая мышца, казалось, была парализована. Револьвер лежал в футе от моей руки, а у меня не было сил даже дотянуться до него.
В следующую секунд паралича как не бывало. Я схватил кольт и вскочил на ноги. Испытывая тошноту, содрогаясь и покачиваясь, миновал тело Дэйна и достиг входной двери в тот момент, когда взревел мотор и с громким стуком захлопнулись дверцы. Увидев рванувшую с места машину, я прыгнул на траву, поднял револьвер и поспешно нажал на спусковой крючок три-четыре раза. Машина газанула и растворилась в тумане. Я бросился к «кадиллаку», завел двигатель и нажал на газ.
Слева от меня мелькнули красным задние габаритные огни, завернули налево и исчезли. Я резко дернул руль, пробуксовывая, повернул за угол, едва не врезавшись в бордюрный камень, пока шины моего «кадиллака» скользили в тумане по мокрому от росы асфальту. Однако красное рдение задних габаритных огней еще различалось примерно в квартале от меня.
Моя спина ощущала усиливавшееся давление спинки сиденья по мере того, как мощный мотор все больше разгонял мой «кадиллак». Габаритные огни впереди метнулись вправо, но мой скоростной автомобиль уже начал нагонять их, и, когда я скользнул за угол и выровнял руль, они были ближе, чем в квартале от меня.
Я снова выхватил револьвер и теперь вел машину, не выпуская его из рук. Завыла сирена, я бросил мимолетный взгляд в зеркало заднего обзора и опять перевел его на дорогу передо мной. Сзади, совсем близко, вспыхнули фары, замигал яркий проблесковый «маячок», заливший светом салон моего «кадиллака». Я продолжал жать на акселератор. Хвостовые огни впереди меня мотнулись вправо и исчезли. Я врезал по тормозам, чуть отпустил педаль, когда машина заскользила, вновь вдавил ее в пол и стал поворачивать руль. Яркий свет проблескового «маячка» идущей сзади патрульной машины вновь залил кабину и на миг ослепил меня.
Я почувствовал, как «кадиллак» заскользил боком по мостовой, и уменьшил давление на тормоз, потом напряг зрение, вглядываясь в серое пятно впереди себя. Сирена уже визжала практически в моих ушах. Я выпрямил бег «кадиллака», и в это мгновение, мигая проблесковым «маячком», черная полицейская машина поравнялась со мной и начала прижимать меня к обочине. Мне пришлось остановиться, чтобы не врезаться в нее.
Высунувшись в окно, я завопил уже подходившему ко мне мужчине в форме:
— Парни в той машине только что убили человека! Бога ради, скорее за ними!
Луч фонарика упал на мое лицо, и ленивый голос произнес:
— Куда, к черту, вы так спешите? Хотите убиться в этом тумане?
Я заставил себя говорить спокойно, без ярости в голосе:
— Я гнался за машиной с двумя, может, с тремя парнями. Они только что застрелили Эмметта Дэйна.
В полицейской машине захлопнулась дверца, послышались шаги.
— А сейчас они уже в полумиле от нас, но если вы сделаете оповещение по вашей рации, их еще можно будет перехватить. Скоро они бросят машину.
— Что за бред? Ты не пьян, приятель?
Голос мне показался знакомым, и я выбросил руку в открытое окно, схватил руку с фонариком за запястье и осветил его лицо. Он даже не пытался остановить меня. Луч упал на тяжелую, грубую физиономию, отвислые щеки и мешки под глазами. Карвер!
— Я мог бы и догадаться, — пробормотал я.
Подошел второй коп, и я узнал «братца» Блэйка. Он обратился к сержанту Карверу:
— Ну, что за дела?
— Опять этот тип, Скотт, — устало, с нескрываемым омерзением отозвался Карвер. — Представляешь?
— Что ты думаешь? — спросил Блэйк.
— Черт, не знаю.
Я никак не мог сообразить, о чем это они толкуют. Карвер снова направил луч фонарика мне в лицо и прорычал:
— Скотт! Дай мне повод, и я вмажу тебе по зубам этим фонарем. Ты сказал правду?
У меня руки чесались врезать ему, но я спокойно ответил:
— Правду. Какого черта...
Он прервал меня, бросив Блэйку:
— Позвони, доложи. — Потом снова повернулся ко мне: — Что за тачка, Скотт? Засек ее номер?
Я зажмурился, пытаясь вспомнить. Свет моих фар осветил задний бампер той машины и ее номер. Я четко видел цифры и знал, что они отпечатались в моей памяти, но сейчас я не мог их вспомнить. Может, позже и удастся.
— Темный четырехдверный седан, может, «шевроле». Модель, пожалуй, пятидесятых годов. Номер калифорнийский, но цифр не помню.
Блэйк потрусил к патрульной машине, схватил телефонную трубку и начал докладывать. Тут я вспомнил кое-что еще — я же узнал парня в доме Дэйна. Тот самый привлекательный чистенький типчик, который встретил меня у больницы и который «никогда не носит оружия». Как мог, я описал его Карверу:
— Он назвался Циммерманом. Вряд ли, однако, это его настоящая фамилия.
— Тот самый Циммерман, что часами уговаривал Дэйна продать свою собственность «Сико», а сегодня ночью сообщил мне, что работает на Джима Норриса.
Вернувшийся Блэйк проронил:
— Сделано. Розыск объявлен. Но мало данных.
Карвер приказал:
— Выйди из машины, Скотт!
Я вылез, все еще сжимая в руке револьвер так, словно пальцы приросли к нему. Карвер протянул руку и забрал его.
— Минутку, сержант. Я бы оставил кольт себе.
— А я бы нет.
Я заметил револьвер в правой руке Блэйка и спросил:
— Какого черта?
— Спокуха! — бросил Карвер, скользнул за руль «кадиллака» и прижал его к обочине, потом вылез, запер дверцу, бросил ключи и кольт в карман и вернулся к нам.
— Поехали.
— Минутку. Как так получилось, парни, что вы меня перехватили? Как вы здесь очутились?
Света было достаточно, чтобы я заметил, как поджались губы Карвера. Он проворчал:
— Хоть тебя это и не касается, приятель, объясняю: мы получили вызов. Кто-то слышал выстрел на Сиклифф-Драйв. Мы подъезжали к дому Дэйна, когда ты рванул оттуда так, словно тебе смазали пятки скипидаром. Есть еще вопросы?
— Один. Почему к дому Дэйна? На Сиклифф-Драйв живет масса народу.
— Во-первых, звонили из восемнадцатого квартала. Во-вторых, вчера Дэйн купил «пушку». — Он помолчал. — Любители оружия обычно рано или поздно подстреливают кого-нибудь. Или оказываются подстреленными. Теперь скажи мне, Скотт, ты уверен, что была другая машина?
— Ах ты, тупой, проклятый...
Его рука шлепнулась о мою грудь, захватила мой пиджак. Я застонал от боли, пронзившей мне бок, и потянулся к его руке, однако он вдруг отпустил меня со словами:
— Извини. Совсем забыл, что ты весь избит. Но больше не распускай язык, Скотт. А теперь полезай в машину.
Блэйк сел вместе со мной на заднее сиденье. Карвер за рулем вздохнул и процедил:
— Ну что ж, поедем, взглянем на него.
Только тут до меня наконец дошло и наполнило все мое существо болью: Эмметт — мертв. Это было все равно что потерять руку. Я бы предпочел потерять руку.
Глава 9
Его тело лежало на ковре рядом с большим глубоким креслом, с одной рукой, подвернутой под него, и другой — вытянутой в сторону. Карвер заставил меня повторить каждое мое движение, и я показал ему, как я вошел, где упал, как выскочил из двери. Когда мы вернулись в спальню, Блэйк поднимался на ноги рядом с телом Дэйна.
Остановившись, я посмотрел вниз, на Эмметта, на то, что от него осталось. Меня переполняла ярость, но это была бессильная ярость, заглушённая, подавленная охватившей меня дурнотой. И я уже совершенно не сомневался, что не уеду отсюда, пока не найду безжалостных убийц Дэйна.
Карвер притронулся к моей руке. Он держал мой кольт с откинутым барабаном.
— Только одна пуля, — констатировал он. — Как так получилось?
— О, я забыл. Когда они рванули отсюда, я выстрелил три-четыре раза. Может, попал в машину. Насчет сидевших в ней не знаю.
Он вернул барабан на место и снова сунул кольт в свой карман. Взглянув на Дэйна, он спросил Блэйка:
— Из какого оружия его застрелили?
Блэйк пожал плечами:
— А Бог его знает.
Я не слышал никакой сирены, но перед домом остановилась машина, и появились новые полицейские, двое из них в штатском. Карвер проворчал:
— О'кей, Скотт, поехали в участок.
Вспышка фотографа сверкнула за нашими спинами, когда мы выходили.
Шеф полиции Турмонд опять читал газету, когда мы вошли, — он должен был быть здорово информирован о текущих событиях. Мы с Блэйком сели, пока Карвер, стоя рядом с письменным столом шефа, коротко докладывал о случившемся.
Шеф полиции посмотрел на меня — его глаза под редкими бровями походили на затуманенные омуты на фоне молочно-белого лица — и бросил:
— Ну?
— Примерно так оно и было. И что бы вы там ни говорили во время нашей последней встречи, в городе действуют профессиональные гангстеры.
— Вот как?
— Убийство было совершено весьма профессионально. Один или два головореза в доме — я, кажется, слышал, как бежали двое, — и один за рулем машины с работающим двигателем и открытыми дверцами. Вероятно, в краденой машине и с крадеными номерами. Если повезет, вы еще сможете застукать их.
Я продолжал говорить и вдруг понял, что все бесполезно. К этому моменту убийцы наверняка уже бросили машину и отвалили на другой, заранее приготовленной. Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить то мгновение, когда мои фары осветили задний бампер темного седана. Я не мог тогда себе объяснить, почему седан стоит у дома Дэйна, и машинально взглянул на номер. Но до сих пор я все время мотался и не мог спокойно подумать. Наконец я вспомнил: 1Р61245.
Я назвал номер Турмонду, тот кивнул Блэйку, который поспешно покинул кабинет. Турмонд спросил Карвера:
— Так оно и было?
Карвер пожал своими тяжелыми плечами:
— Пока вроде все совпадает. Но у нас нет ничего, кроме рассказа Скотта. Я уже сказал, мы подъехали, как раз когда он рванул оттуда.
— За «шевроле», — уточнил я.
Карвер пристально посмотрел на меня и ровно произнес:
— Скотт, мы видели только твою машину, выскочившую, как чертик из ада. Я не утверждаю, что не было «шевроле». Я сообщаю только, что больше мы никого не видели. Вполне возможно, что ты говоришь правду, приятель, но пока у нас нет никакого подтверждения.
Я начал было горячиться, потом постарался расслабиться и поразмышлял спокойно. Даже мне с трудом удавалось разглядеть задние габаритные огни «шевроле» в тумане, вероятно, Блэйк и Карвер не могли видеть их за моей машиной, к тому же все их внимание сосредоточилось на мне. В самом деле, он был прав. Кроме моего рассказа, им не от чего было оттолкнуться.
Я сообщил Турмонду все: как вышел из больницы, разговаривал с Циммерманом, звонил Дэйну, посетил Барона и Лилит Мэннинг.
— От нее я поехал прямо к Дэйну. Тогда и увидел машину перед его домом. Остальное вы уже знаете. Кстати, Циммерман говорил мне, что работает на Джима Норриса. Циммерман — тот ублюдок, который убил Дэйна, по крайней мере, один из них. Именно шутник Норрис отправил меня в больницу. И пора уже воздать им должное.
Помолчав немного, шеф полиции спросил:
— У тебя есть хоть какое-нибудь доказательство?
— Треснувшее ребро, шишки на голове и мое честное слово. Тебе мало? На основании того, что я тебе сообщил, вы могли бы заполнить вашу тюрьму до отказа.
— Ага, — отозвался шеф полиции. — Беда в том, что ты единственный, кто говорит это. Разумеется, мы пригласим Норриса сюда еще раз.
— Еще раз? Уж не хочешь ли ты сказать, что не поленился побеседовать с ним.
Бледное лицо Турмонда вспыхнуло от гнева.
— Мне уже надоел твой треп, Скотт. Да, мы говорили с ним. Здесь, четыре часа. Мне лично не нравится Норрис, но у нас нет никаких доказательств того, что он совершил какое-либо преступление. Почти все, чем мы располагаем, мы услышали из твоего громкоголосого рта.
— Разве Клайд Барон и мисс Мэннинг не подтвердили мои показания?
Он кивнул:
— Они оба были у меня. Высказали кое-какие подозрения, главным образом то, что подсказал им ты.
Наш разговор продолжился. Еще целый час просидел я с шефом Турмондом, с Карвером и Блэйком. За это время было напечатано мое заявление, и я подписал его. Полицейские были посланы за Норрисом и за некоторыми из его подручных, описанных мною. Циммермана тоже объявили в розыск, но я сомневался, что его найдут. Сообщений о «шевроле» так и не поступало.
В конце концов шеф сказал мне:
— Ладно, Скотт, мы тебя отпускаем. Где ты остановился?
Я даже и не подумал об этом.
— Не знаю. Собирался остановиться у Дэйна. А сейчас не знаю.
— Мы должны знать, где ты будешь, Скотт. Ты можешь нам понадобиться.
— Пусть будет у Дэйна.
За этот час Карвер выходил из кабинета и, вернувшись, положил мой кольт на стол шефа. Поэтому я спросил:
— Как насчет моей «хлопушки»?
Он пожевал губу, потом подтолкнул пальцем кольт в мою сторону, а я схватил его, откинул и осмотрел барабан. В нем были только четыре пустые гильзы. Обычно я оставляю под бойком пустой патронник. Сейчас были пусты два патронника. Я посмотрел на Карвера.
— Пробный выстрел, — небрежно бросил он. — Не думаешь же ты, что мы это упустим?
Я пожал плечами, сунул незаряженный кольт в кобуру и вышел из кабинета. Карвер проводил меня до главного входа на Третью улицу.
В дверях он вручил мне ключи от моей машины, и я спросил:
— У вас не найдется безнадзорных патронов 38-го калибра? Пустая пушка не пушка.
— Не найдется. Я бы предпочел, чтобы ты остался без них. Шеф сказал, что ты должен побыть пока в городе, но не думаю, что он очень уж расстроится, если ты вернешься в Лос-Анджелес. Если хочешь знать мое мнение, тебе лучше убраться к черту из нашего города.
— Мне твое мнение без пользы, Карвер. И вообще не считаю нужным прислушиваться к тому, что говорят местные копы.
Его окруженные мешками глаза превратились в щелочки, а на щеках набухли желваки. Он схватил меня за пиджак и прорычал:
— Мне чертовски надоел твой поганый язык.
— Ну-ка отпусти, Карвер. — Я поднял свой правый кулак.
Он усмехнулся, не разжимая губ:
— Знаешь, что произойдет, если ты попытаешься ударить меня?
— Ага, ты потеряешь несколько зубов. Так что отпусти.
Глядя вправо от себя, он выпустил из руки мой пиджак. Проследив за его взглядом, я увидел поблизости Блэйка, прислонившегося к стене.
— О'кей, убирайся! — бросил Карвер. — Меня уже тошнит от тебя. Убирайся как можно дальше отсюда. Доставишь мне еще одну неприятность, и ты пожалеешь, что родился на свет, Скотт.
Я промолчал. Он присоединился к Блэйку, и я ушел.
Я поймал такси, доехал до своего «кадиллака» и попросил водителя подождать, пока я открою багажник. Мне не хотелось оставаться одному на пустынной улице, и мне нужен был свет. Порывшись в барахле, которым забит мой багажник, я наконец нашел коробку патронов 38-го калибра, зарядил револьвер и сунул несколько патронов в карман пиджака. Заперев багажник, я расплатился с таксистом и забрался за руль «кадиллака».
Я подгадал на двух светофорах так, что проскочил их, когда уже зажигался красный свет, потом простоял пару минут у знака «Стоп». Убедившись в том, что никто не висит у меня на «хвосте», я поспешил обратно на то место, где Карвер остановил мою машину. Туда, где я потерял «шевроле». Я проехал в том же направлении несколько кварталов, развернулся и рванул обратно, заглядывая во все боковые улицы.
Если только я не спятил, «шевроле» наверняка был брошен где-то тут. Нужно было убедиться в этом. Через пятнадцать минут я и убедился, найдя «шевроле» на улице Каштанов, меньше чем в полумиле от того места, где меня остановили Карвер и Блэйк. Сзади него стояла патрульная машина, вокруг собрались любопытные. Оставив «кадиллак» за углом, я вернулся пешком. Тот самый «шевроле», четырехдверный седан модели пятидесятых, номер 1Р61245, с пулевым отверстием в правом заднем крыле. Паршиво же я целился. Полицейские из патруля не были склонны выдавать какую-либо информацию, но я ухитрился взглянуть на регистрационную карточку. Она была выписана на имя Мануэля Мендосы из города Санта-Анна.
Не было смысла дольше торчать там, пытаясь найти подтверждение того, что я уже знал: именно здесь стояла наготове другая машина, на которой убийцы и смылись два часа назад. Я вернулся к своему «кадиллаку», отъехал подальше от города и остановился у телефонной кабины на заправочной станции. Позвонил я приятелю из дорожно-патрульной службы Лос-Анджелеса, попросив его проверить регистрацию номера «шевроле», повесил трубку и подождал ответного звонка. Номера были выданы некоему Артуру Сиберну, проживающему на Прибрежном бульваре в Лагуна-Бич. Что и требовалось доказать.
Проехав дальше на север по прибрежному шоссе до ближайшего мотеля, я снял бунгало, загнал «кадиллак» в примыкающий гараж и бросился на койку. Однако долго еще не мог заснуть, обуреваемый мрачными мыслями. Я собирался вернуться в Сиклифф, но только средь бела дня. Пока я лишь прикоснулся к краю всей этой заварухи и не хотел, чтобы меня убили выстрелом в спину, пока я добираюсь до ее сердцевины. В Сиклифф я въехал в одиннадцать утра и чувствовал себя в относительной безопасности на заполненных народом улицах, однако не настолько, чтобы полностью расслабиться и утратить бдительность. На Главной улице у красного светофора я машинально оглядывался вокруг — на случай, если увижу знакомую физиономию, и заметил газетный киоск на углу. В глаза бросился большой черный заголовок местной «Стар», но его смысл дошел до меня не сразу. Через мгновение я все же врубился. Светофор переключился, и сзади меня засигналила машина, но я в изумлении смотрел на кричащий заголовок: «САМОУБИЙСТВО ЭММЕТТА ДЭЙНА».
Я крикнул продавцу, чтобы он принес мне газету, расплатился под вой и визг клаксонов позади меня, завернул за угол, припарковался и залпом «проглотил» заметку. Подписанная «Э.С. Лэйн», она занимала самое видное место — две колонки в правой части первой полосы. Я быстро пробежал ее глазами. Заметка не подтверждала в целом вынесенного в заголовок факта, а лишь указывала: «Хотя и не отвергается возможность грязной игры, предварительное расследование свидетельствует о том, что вчера ночью Дэйн совершил самоубийство в своем доме на Сиклифф-Драйв. Активный общественный деятель города, Дэйн...».
Просмотрев остальную часть заметки, я включил передачу и поехал в редакцию «Стар». Скомкав газету в руке, я ворвался в помещение и увидел Бетти сидящей за письменным столом. На нем я и расправил газету под ее носом.
— Кто, черт побери, накатал подобную глупость?
Она подняла на меня глаза:
— О, Шелл! — Лицо ее было искажено усталостью. — Это написала я. Э.С. Лэйн — Элизабет Лэйн.
— Неужели вы не знаете, что Дэйн никогда бы не покончил с собой?
Остановившись, я посмотрел вниз, на Эмметта, на то, что от него осталось. Меня переполняла ярость, но это была бессильная ярость, заглушённая, подавленная охватившей меня дурнотой. И я уже совершенно не сомневался, что не уеду отсюда, пока не найду безжалостных убийц Дэйна.
Карвер притронулся к моей руке. Он держал мой кольт с откинутым барабаном.
— Только одна пуля, — констатировал он. — Как так получилось?
— О, я забыл. Когда они рванули отсюда, я выстрелил три-четыре раза. Может, попал в машину. Насчет сидевших в ней не знаю.
Он вернул барабан на место и снова сунул кольт в свой карман. Взглянув на Дэйна, он спросил Блэйка:
— Из какого оружия его застрелили?
Блэйк пожал плечами:
— А Бог его знает.
Я не слышал никакой сирены, но перед домом остановилась машина, и появились новые полицейские, двое из них в штатском. Карвер проворчал:
— О'кей, Скотт, поехали в участок.
Вспышка фотографа сверкнула за нашими спинами, когда мы выходили.
Шеф полиции Турмонд опять читал газету, когда мы вошли, — он должен был быть здорово информирован о текущих событиях. Мы с Блэйком сели, пока Карвер, стоя рядом с письменным столом шефа, коротко докладывал о случившемся.
Шеф полиции посмотрел на меня — его глаза под редкими бровями походили на затуманенные омуты на фоне молочно-белого лица — и бросил:
— Ну?
— Примерно так оно и было. И что бы вы там ни говорили во время нашей последней встречи, в городе действуют профессиональные гангстеры.
— Вот как?
— Убийство было совершено весьма профессионально. Один или два головореза в доме — я, кажется, слышал, как бежали двое, — и один за рулем машины с работающим двигателем и открытыми дверцами. Вероятно, в краденой машине и с крадеными номерами. Если повезет, вы еще сможете застукать их.
Я продолжал говорить и вдруг понял, что все бесполезно. К этому моменту убийцы наверняка уже бросили машину и отвалили на другой, заранее приготовленной. Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить то мгновение, когда мои фары осветили задний бампер темного седана. Я не мог тогда себе объяснить, почему седан стоит у дома Дэйна, и машинально взглянул на номер. Но до сих пор я все время мотался и не мог спокойно подумать. Наконец я вспомнил: 1Р61245.
Я назвал номер Турмонду, тот кивнул Блэйку, который поспешно покинул кабинет. Турмонд спросил Карвера:
— Так оно и было?
Карвер пожал своими тяжелыми плечами:
— Пока вроде все совпадает. Но у нас нет ничего, кроме рассказа Скотта. Я уже сказал, мы подъехали, как раз когда он рванул оттуда.
— За «шевроле», — уточнил я.
Карвер пристально посмотрел на меня и ровно произнес:
— Скотт, мы видели только твою машину, выскочившую, как чертик из ада. Я не утверждаю, что не было «шевроле». Я сообщаю только, что больше мы никого не видели. Вполне возможно, что ты говоришь правду, приятель, но пока у нас нет никакого подтверждения.
Я начал было горячиться, потом постарался расслабиться и поразмышлял спокойно. Даже мне с трудом удавалось разглядеть задние габаритные огни «шевроле» в тумане, вероятно, Блэйк и Карвер не могли видеть их за моей машиной, к тому же все их внимание сосредоточилось на мне. В самом деле, он был прав. Кроме моего рассказа, им не от чего было оттолкнуться.
Я сообщил Турмонду все: как вышел из больницы, разговаривал с Циммерманом, звонил Дэйну, посетил Барона и Лилит Мэннинг.
— От нее я поехал прямо к Дэйну. Тогда и увидел машину перед его домом. Остальное вы уже знаете. Кстати, Циммерман говорил мне, что работает на Джима Норриса. Циммерман — тот ублюдок, который убил Дэйна, по крайней мере, один из них. Именно шутник Норрис отправил меня в больницу. И пора уже воздать им должное.
Помолчав немного, шеф полиции спросил:
— У тебя есть хоть какое-нибудь доказательство?
— Треснувшее ребро, шишки на голове и мое честное слово. Тебе мало? На основании того, что я тебе сообщил, вы могли бы заполнить вашу тюрьму до отказа.
— Ага, — отозвался шеф полиции. — Беда в том, что ты единственный, кто говорит это. Разумеется, мы пригласим Норриса сюда еще раз.
— Еще раз? Уж не хочешь ли ты сказать, что не поленился побеседовать с ним.
Бледное лицо Турмонда вспыхнуло от гнева.
— Мне уже надоел твой треп, Скотт. Да, мы говорили с ним. Здесь, четыре часа. Мне лично не нравится Норрис, но у нас нет никаких доказательств того, что он совершил какое-либо преступление. Почти все, чем мы располагаем, мы услышали из твоего громкоголосого рта.
— Разве Клайд Барон и мисс Мэннинг не подтвердили мои показания?
Он кивнул:
— Они оба были у меня. Высказали кое-какие подозрения, главным образом то, что подсказал им ты.
Наш разговор продолжился. Еще целый час просидел я с шефом Турмондом, с Карвером и Блэйком. За это время было напечатано мое заявление, и я подписал его. Полицейские были посланы за Норрисом и за некоторыми из его подручных, описанных мною. Циммермана тоже объявили в розыск, но я сомневался, что его найдут. Сообщений о «шевроле» так и не поступало.
В конце концов шеф сказал мне:
— Ладно, Скотт, мы тебя отпускаем. Где ты остановился?
Я даже и не подумал об этом.
— Не знаю. Собирался остановиться у Дэйна. А сейчас не знаю.
— Мы должны знать, где ты будешь, Скотт. Ты можешь нам понадобиться.
— Пусть будет у Дэйна.
За этот час Карвер выходил из кабинета и, вернувшись, положил мой кольт на стол шефа. Поэтому я спросил:
— Как насчет моей «хлопушки»?
Он пожевал губу, потом подтолкнул пальцем кольт в мою сторону, а я схватил его, откинул и осмотрел барабан. В нем были только четыре пустые гильзы. Обычно я оставляю под бойком пустой патронник. Сейчас были пусты два патронника. Я посмотрел на Карвера.
— Пробный выстрел, — небрежно бросил он. — Не думаешь же ты, что мы это упустим?
Я пожал плечами, сунул незаряженный кольт в кобуру и вышел из кабинета. Карвер проводил меня до главного входа на Третью улицу.
В дверях он вручил мне ключи от моей машины, и я спросил:
— У вас не найдется безнадзорных патронов 38-го калибра? Пустая пушка не пушка.
— Не найдется. Я бы предпочел, чтобы ты остался без них. Шеф сказал, что ты должен побыть пока в городе, но не думаю, что он очень уж расстроится, если ты вернешься в Лос-Анджелес. Если хочешь знать мое мнение, тебе лучше убраться к черту из нашего города.
— Мне твое мнение без пользы, Карвер. И вообще не считаю нужным прислушиваться к тому, что говорят местные копы.
Его окруженные мешками глаза превратились в щелочки, а на щеках набухли желваки. Он схватил меня за пиджак и прорычал:
— Мне чертовски надоел твой поганый язык.
— Ну-ка отпусти, Карвер. — Я поднял свой правый кулак.
Он усмехнулся, не разжимая губ:
— Знаешь, что произойдет, если ты попытаешься ударить меня?
— Ага, ты потеряешь несколько зубов. Так что отпусти.
Глядя вправо от себя, он выпустил из руки мой пиджак. Проследив за его взглядом, я увидел поблизости Блэйка, прислонившегося к стене.
— О'кей, убирайся! — бросил Карвер. — Меня уже тошнит от тебя. Убирайся как можно дальше отсюда. Доставишь мне еще одну неприятность, и ты пожалеешь, что родился на свет, Скотт.
Я промолчал. Он присоединился к Блэйку, и я ушел.
Я поймал такси, доехал до своего «кадиллака» и попросил водителя подождать, пока я открою багажник. Мне не хотелось оставаться одному на пустынной улице, и мне нужен был свет. Порывшись в барахле, которым забит мой багажник, я наконец нашел коробку патронов 38-го калибра, зарядил револьвер и сунул несколько патронов в карман пиджака. Заперев багажник, я расплатился с таксистом и забрался за руль «кадиллака».
Я подгадал на двух светофорах так, что проскочил их, когда уже зажигался красный свет, потом простоял пару минут у знака «Стоп». Убедившись в том, что никто не висит у меня на «хвосте», я поспешил обратно на то место, где Карвер остановил мою машину. Туда, где я потерял «шевроле». Я проехал в том же направлении несколько кварталов, развернулся и рванул обратно, заглядывая во все боковые улицы.
Если только я не спятил, «шевроле» наверняка был брошен где-то тут. Нужно было убедиться в этом. Через пятнадцать минут я и убедился, найдя «шевроле» на улице Каштанов, меньше чем в полумиле от того места, где меня остановили Карвер и Блэйк. Сзади него стояла патрульная машина, вокруг собрались любопытные. Оставив «кадиллак» за углом, я вернулся пешком. Тот самый «шевроле», четырехдверный седан модели пятидесятых, номер 1Р61245, с пулевым отверстием в правом заднем крыле. Паршиво же я целился. Полицейские из патруля не были склонны выдавать какую-либо информацию, но я ухитрился взглянуть на регистрационную карточку. Она была выписана на имя Мануэля Мендосы из города Санта-Анна.
Не было смысла дольше торчать там, пытаясь найти подтверждение того, что я уже знал: именно здесь стояла наготове другая машина, на которой убийцы и смылись два часа назад. Я вернулся к своему «кадиллаку», отъехал подальше от города и остановился у телефонной кабины на заправочной станции. Позвонил я приятелю из дорожно-патрульной службы Лос-Анджелеса, попросив его проверить регистрацию номера «шевроле», повесил трубку и подождал ответного звонка. Номера были выданы некоему Артуру Сиберну, проживающему на Прибрежном бульваре в Лагуна-Бич. Что и требовалось доказать.
Проехав дальше на север по прибрежному шоссе до ближайшего мотеля, я снял бунгало, загнал «кадиллак» в примыкающий гараж и бросился на койку. Однако долго еще не мог заснуть, обуреваемый мрачными мыслями. Я собирался вернуться в Сиклифф, но только средь бела дня. Пока я лишь прикоснулся к краю всей этой заварухи и не хотел, чтобы меня убили выстрелом в спину, пока я добираюсь до ее сердцевины. В Сиклифф я въехал в одиннадцать утра и чувствовал себя в относительной безопасности на заполненных народом улицах, однако не настолько, чтобы полностью расслабиться и утратить бдительность. На Главной улице у красного светофора я машинально оглядывался вокруг — на случай, если увижу знакомую физиономию, и заметил газетный киоск на углу. В глаза бросился большой черный заголовок местной «Стар», но его смысл дошел до меня не сразу. Через мгновение я все же врубился. Светофор переключился, и сзади меня засигналила машина, но я в изумлении смотрел на кричащий заголовок: «САМОУБИЙСТВО ЭММЕТТА ДЭЙНА».
Я крикнул продавцу, чтобы он принес мне газету, расплатился под вой и визг клаксонов позади меня, завернул за угол, припарковался и залпом «проглотил» заметку. Подписанная «Э.С. Лэйн», она занимала самое видное место — две колонки в правой части первой полосы. Я быстро пробежал ее глазами. Заметка не подтверждала в целом вынесенного в заголовок факта, а лишь указывала: «Хотя и не отвергается возможность грязной игры, предварительное расследование свидетельствует о том, что вчера ночью Дэйн совершил самоубийство в своем доме на Сиклифф-Драйв. Активный общественный деятель города, Дэйн...».
Просмотрев остальную часть заметки, я включил передачу и поехал в редакцию «Стар». Скомкав газету в руке, я ворвался в помещение и увидел Бетти сидящей за письменным столом. На нем я и расправил газету под ее носом.
— Кто, черт побери, накатал подобную глупость?
Она подняла на меня глаза:
— О, Шелл! — Лицо ее было искажено усталостью. — Это написала я. Э.С. Лэйн — Элизабет Лэйн.
— Неужели вы не знаете, что Дэйн никогда бы не покончил с собой?