Меня перекосило:
   - Вот как? Она улыбнулась:
   - Я знаю, о чем ты подумал. Но я не назвала своего имени.
   - С кем ты говорила?
   - С Диди, конечно. Она обычно отвечает на телефонные звонки.
   - Разве она могла не узнать твой голос?
   - Возможно. Но какое это имеет значение? Какой от этого вред?
   Никакого, подумал я. Только не со стороны Диди - милой, обаятельной Диди. Может, и ни с чьей стороны из сотрудников "Мамзель", даже не со стороны Лоуренса, пусть даже кто-то из них сообразит, кто звонил и откуда. Я пожал плечами - веду себя старой нянькой. Однако я вовсе не чувствовал себя как старая нянька.
   Мои физические ощущения напомнили мне кое о чем, и я позвал:
   - Лита!
   - Да?
   - Когда я наполнял ванну, я сделал мучительное открытие.
   - Мучительное? - Она улыбнулась. - Что за открытие?
   - Что ванна достаточно велика для двоих.
   - Такая большая? - Она рассмеялась. - Но что делать двоим в ванне? Даже в большой?
   - Ну, разумеется, все зависит от этих двоих. Какая-нибудь седовласая старушка, например, скорее всего выскочила бы из ванны, кинулась бы к телефону, позвонила администратору и завопила: "Господи Всемогущий, в моей ванне мужчина!" Что-то в этом духе.
   - Понятно. Ты имел в виду, что ванна достаточно велика для двух старичков?
   - Нет-нет. Вовсе нет. Ты подумала совсем не то.
   - Так что ты имеешь в виду, Шелл? Она прекрасно знала, что я имею в виду. Она просто издевалась надо мной. Поэтому я сказал:
   - Ты вынуждаешь меня быть откровенным до грубости. Я имел в виду, что в ванне хватит места для нас обоих. И под "нами" я подразумеваю тебя и себя. Нас двоих.
   Она допила свой стакан и поставила его на столик. На ее губах играла улыбка. И я был тоже не прочь поиграть на ее губах. Пока я допивал свое виски, она сказала:
   - Ох, Шелл. Какие сумасшедшие вещи ты говоришь.
   Что мы будем делать в ванне?
   - Что мы будем делать? Черт возьми, мы можем потереть друг другу спинку или... Придумаем еще что-нибудь.
   - Да уж, ты придумаешь! - Она усмехнулась. - Спорю, что уже придумал что-то. - Она встала и подошла к двери в спальню. - Подожди здесь. Я проверю температуру воды. В самом ли деле двести десять градусов.
   Она вошла в спальню и затворила за собой дверь.
   Отсутствовала она лишь несколько минут. Но мне показалось гораздо дольше. Но даже если бы это длилось часы или дни, ждать, без сомнения, стоило. Ибо, когда дверь снова отворилась, в ее раме появилась Лита. Просто Лита, и все. До этого мы только посмеивались, теперь шутки кончились. Она стояла почти в той же позе, что была у скульптуры Мамзель, с руками, опущенными по бокам, с чуть откинутой назад головой, с втянутым животом и с бесстыдно торчащими грудями. Она не была обнаженной Мамзель, она была голой Литой Коррел, дьявольски красивой.
   Я испытывал до этого танталовы муки, постоянно искушаемый за последние сутки картинами и статуями Литы, Литой в трико, в неглиже, в бикини, прикосновением Литы, ее поцелуями, ее лаской. Я знал, что она красива, желанна, чувственна, сексуальна.
   Но сейчас она была гораздо большим, чем все это. Она была невероятна, буквально сногсшибательна. Как если бы все сексуально привлекательные признаки женщины были в Лите подчеркнуты, выпячены, более очевидны, доведены почти до излишества. Почти, но не совсем. Как если бы каждый дюйм, каждая частица ее пульсировала жизнью, как если бы под ее обнаженной кожей кровь билась горячее и возбужденнее, чем в других женщинах.
   Она шагнула вперед. Она ничего не говорила. Ее глаза не отрывались от моего лица, и нежная улыбка округлила ее красные губы, когда она подошла ко мне.
   Глава 16
   Лита шагала ко мне медленно, дразняще, руки по бокам, большие полные груди торчали вперед и подрагивали, рисуя упругими сосками узоры в воздухе, бедра двигались плавно и ровно. Легко и свободно она вошла в мои объятия, подняла свое лицо навстречу моему, ее красные губы раздвинулись, обнажая белые зубы.
   Наши губы слились. Мои руки прижались к ее спине, мои пальцы погрузились в ее мягкую плоть. А ее руки прикасались к моей груди, спине, щекам, волосам, шее. Они порхали по мне, а мои руки скользили по ее коже. Потом, улыбаясь, она взяла мои руки в свои и потянула меня в спальню. Надо ли говорить о том, что сопротивления с моей стороны не наблюдалось?
   За дверью спальни она остановилась и отпустила мои руки. Я стянул с себя пиджак и швырнул его на пол. Ее пальцы прикоснулись к моей груди и стали расстегивать пуговицы на моей рубашке.
   Она снова подняла ко мне свой рот. Я с силой прижал ее к себе, ощущая жар ее тела и горячую влажность ее губ. Потом она отклонилась, изогнув спину, обжигая меня своим взглядом, нестерпимо медленно извиваясь всем телом, прижатым ко мне. Потом резко прижалась ко мне, лаская своими напряженно торчащими сосками мою голую грудь, опять взяла мои руки в свои и отступила от меня. Над ее плечом я увидел кровать. Ее ноги коснулись кровати, и она опустилась на нее, откинулась назад, все еще держа меня за руки, притягивая меня к себе, на себя...
   Было уже около пяти часов дня, когда я оделся. Лита лежала в постели, прикрыв простыней свое потрясающее тело. Я же снова наполнял ванну для нее. Налитая час назад вода уже здорово остыла - во всяком случае, остыла больше, чем я. Я вернулся в спальню и сказал:
   - Готово. Пойдем туда.
   - Спасибо. - Она улыбнулась. - Но тебе лучше подождать меня в гостиной.
   - Ага! Только этого не хватало!
   - Я серьезно.
   - Но.., это кажется расточительством. Я имею в виду, расходованием тебя впустую...
   - Нет. Уходи, Шелл, я так хочу. - Она улыбнулась. - Ты просто не понимаешь женщин.
   - Даже сами женщины не понимают женщин...
   - Уходи.
   И я ушел. Закрыв дверь, я услышал, как она прошлепала босыми ногами по полу и как всплеснула вода, когда она погрузилась в ванну. В гостиной я уселся в кресло. Но только я успел удобно развалиться и прикурить сигарету, в дверь позвонили.
   Поскольку я все еще был поглощен мыслями о Лите, мой мозг не функционировал пока должным образом. Несколько секунд после того, как прозвучал звонок, меня еще не начал интересовать вопрос, кто мог звонить в дверь или почему кто-то пришел сюда. Я встал, пересек комнату и уже положил было руку на ручку двери, когда вдруг мне пришла в голову мысль, что это действительно странно.
   Выхватив кольт и взведя курок, я чуть приоткрыл дверь. В коридоре стоял мужчина. Он официально склонил голову и сухо улыбнулся. На нем был темный костюм, в руках он держал светло-коричневую папку на "молнии". Он выглядел вполне безобидным - человечек среднего роста, с лунообразным лицом и розовыми щечками.
   - Добрый вечер, - произнес он. - Передайте, пожалуйста, мисс Коррел, что пришел адвокат. - Он сделал паузу. - Я - Вальтер Эдварде из "Эдварде, Лэйн и Бристон".
   Он сделал шаг вперед, и я автоматически отступил на шаг, шире раскрывая дверь. О чем это, черт возьми, договорилась Лита по телефону?
   Человечек подошел к креслу, где я только что сидел, и опустился в него. Только тогда он заметил револьвер в моей руке. Его щеки утратили розовый оттенок. Все его лицо чрезвычайно быстро посерело, и я даже решил, что он вывалится из кресла. Он медленно и аккуратно поставил папку рядом с креслом и поднял руки над головой.
   - Не надо... - проговорил он, - не надо. Большим пальцем я опустил курок кольта, но не спрятал его.
   - Почему вы решили, что мисс Коррел находится здесь? И кто вообще приглашал адвоката?
   Лицо его оставалось серым, но он почти оправился и сказал:
   - Как? Меня прислал сюда мистер Лоуренс. Надеюсь, я... Не ошибся же я номером?
   - А при чем тут мистер Лоуренс?
   - Насколько я понял, мисс Коррел уедет на несколько дней из города, а мистеру Лоуренсу придется действовать от ее имени. Я должен получить у нее доверенность и подписи на нескольких документах. - Он сделал паузу. - А вы кто?
   - А почему Лоуренс решил, что мисс Коррел находится здесь?
   Он нахмурился:
   - Этого я не знаю. Он позвонил в нашу контору несколько минут назад и попросил срочно приехать сюда, в этот отель, в этот номер. А что? В чем дело?
   Что-то казалось весьма фальшивым в этом парне и в его болтовне о доверенности. Но я не мог понять, что именно. Он вполне мог говорить правду. Я знал, что Лита звонила в "Мамзель" и сообщила Диди номер телефона отеля. Лоуренс мог без труда узнать название отеля. Но все-таки может быть, что кто-то другой узнал номер телефона у Диди. Наверняка я не знал, но меня не устраивали все эти "может быть". И я принял решение.
   - Скажем так: вы ошиблись номером.
   Он было запротестовал, но потом поднялся.
   - Я понимаю.., да. - Он поколебался. - Ну что же, всего доброго. - Он подошел к двери, распахнул ее и выбрался в коридор.
   Я был здорово озадачен. Подойдя к двери, я выглянул в коридор, но парня уже там не было. Но когда я вышел в проход, то увидел его уже около лифта нажимающим кнопку вызова. Однако слишком уж он быстро там оказался. Или я потерял ощущение времени, или он пересек коридор бегом.
   Я уже собирался вернуться в комнату, и тут заметил его папку. Она была прислонена к креслу, в котором он немножко посидел. Эдварде все еще стоял у лифта. Одним прыжком я очутился у кресла, схватил папку и кинулся по коридору в тот самый момент, когда двери лифта разъехались в стороны и он вошел в кабину.
   - Эй, Эдварде, - позвал я, - подождите секундочку!
   Его реакция была весьма странной. Мне показалось, что он уже успел нажать кнопку нижнего этажа, но, подняв глаза и увидев меня, он судорожно ударил всей ладонью по ряду кнопок еще раз, потом еще, затем отступил к задней стенке кабины, вытаращившись на меня широко раскрытыми глазами.
   Я показал папку и сказал:
   - Вы забыли это.
   От лифта меня отделяло еще шагов пятнадцать, и двери уже начали закрываться. Он вжался в заднюю стенку кабины, опустив руки по бокам и прижав ладони к стенке. Рот его открылся, губы растянулись в кривой гримасе. Двери уже почти закрылись, когда я бросил папку в сужающуюся щель. Она задела дверцу, но все же попала внутрь. Двери задвинулись, и кабина пошла вниз.
   Что делал Эдварде, я не видел, но я слышал его звериный визг.
   Он был приглушен стенками лифта и расстоянием и поэтому прозвучал слабо, тонко. Но это визжал мужчина. Это был высокий вой агонизирующего человека, пронзительный, скребущий по нервам, почти нереальный звук. Не часто услышишь, как визжит мужчина, но сейчас я это слышал и вдруг понял, почему он визжит.
   Я это понял секунды за две до того, как это случилось. Кабина лифта опустилась уже на один этаж, когда раздался взрыв. Чертовски сильный взрыв. Даже приглушенный стенами, он ударил по моим ушам. Пол вздрогнул под моими ногами, справа от дверцы лифта треснула штукатурка, стекла дверец вылетели и разбились со звоном.
   Я повернулся и бросился в люкс. Я ворвался в ванную комнату в тот момент, когда Лита вылезала из ванны. Она роняла капли, ее кожа влажно блестела, ее мокрые каштановые волосы спадали тяжелыми прядями на голые плечи.
   Она пялилась на меня широко распахнутыми глазами.
   - Что... - Она смолкла, потом заговорила снова:
   - Что случилось? Что это было?
   - Какой-то парень только что пытался подложить бомбу под тебя.., или под меня. Или, более вероятно, под нас обоих, не знаю. Но у него не получилось. Одень что-нибудь, и мы отсюда линяем. - Я свирепо уставился на нее. - Приди в себя. Я вернусь, как только смогу. Будь готова к выходу.
   Она кивнула, сглотнула, все еще пялясь на меня.
   Я выбежал в коридор и скатился по лестнице этажом ниже. Только два человека - оба мужчины - стояли перед лифтом, но я слышал топот ног поднимавшихся по ступенькам. Когда я подбежал, один из мужчин повернулся с таким перекошенным лицом, словно он надкусил что-то гнилое.
   Бомба в папке Эдвардса взорвалась, когда кабина спустилась на этот этаж и остановилась на пару дюймов выше пола коридора. Ее дверцы были выбиты взрывной волной и едва держались на скрюченных железках. Пол кабины был почти полностью разрушен, но оставался небольшой целый кусок, на котором уместилось мертвое тело.
   Оно лежало в самом углу, словно он пытался выцарапаться из кабины, когда бомба рванула. Его спина представляла собой сплошную рваную рану с развороченными красными мясистыми краями с беловатыми нитями. Но лицо его было вывернуто наружу, видимо от удара о стенку. Оно было спокойным и мирным, какими обычно бывают лица у мертвых. Страшное, нелепое зрелище этого спокойного лица, почти касающегося окровавленной спины.
   На какой-то миг мне стало жаль его, когда я представил тот ужас, который он испытал при виде папки, влетающей в кабину, то, как он повернулся и отчаянно пытался втиснуться в стенку без всякой надежды на спасение, какими нестерпимыми были для него последние три-четыре секунды жизни.
   Но потом я вспомнил, что бомба предназначалась для Литы Коррел или даже для Шелла Скотта, и решил, что единственное, о чем следовало сожалеть, это о том, что Эдварде умер слишком быстро. Звали его, несомненно, вовсе не Эдварде. И скорее всего не существовало никакой фирмы "Эдварде, Лэйн и Бристон". Но все это я намеревался разузнать чуть позже вместе со многими другими вещами и сделать это как можно быстрее.
   Я спустился к "кадиллаку". В багажнике среди прочего хлама у меня хранилась фотокамера "Поляроид" со вспышкой. Когда я вернулся на третий этаж, там уже собралось человек двенадцать, пялившихся на ужасное зрелище. Один из них - высокий, седовласый мужик, - казалось, пытался взять на себя руководство, но ограничивался лишь размахиванием рук. - Отойдите в сторону! рявкнул я. Фотоаппарат был уже наготове, лампочка вспышки вставлена на место, фокус поставлен на шесть футов. Люди расступились, и я подошел к краю кабины. Никто и не подумал бы мешать кому-то похожему, хотя бы отдаленно, на фоторепортера. Я сделал снимок и пошел к выходу из коридора.
   Седовласый мужик сказал:
   - Что это вы делаете... - Он присмотрелся к моему лицу. - Вы не Шелл Скотт?
   Не ответив ему, я выругался про себя. Очень много людей знало, как я выгляжу, и этот мужик оказался одним из них. Значит, обо мне сообщат полиции, которая вскоре появится здесь, и это будет стоить мне лишних нескольких часов допроса. Или даже ночи в камере, принимая во внимание все обстоятельства. Но мне предстояло слишком много сделать, и я не намеревался тратить время на пустую болтовню с полицией.
   Поэтому я поспешил по коридору в люкс Литы. Она уже оделась. Не очень аккуратно, ее мокрые волосы были в беспорядке, но, во всяком случае, в нужных местах она была прикрыта и готова к бегству. Прошло около минуты после того, как я сделал фото, поэтому я открыл камеру, подцепил ногтем и вытащил снимок.
   Выдержка была отличной, и снимок получился отчетливым. На нем кровавое месиво спины того парня выглядело менее страшным, чем было на самом деле. Однако самым важным было то, что его лицо было ясно видно и легко узнаваемо для любого, кто его знал при жизни.
   - Шелл, что случилось?
   Я сунул фотографию под ее глаза:
   - Когда-нибудь видела этого дурня? Знаешь, кто он такой?
   Ее рука потянулась к горлу, ее лицо искривилось.
   - О! - пролепетала она. - О! - Выглядела она совершенно больной.
   - Мне очень жаль. Но... Говори быстро, знаешь его? Она потрясла головой:
   - Нет. Никогда не видела его. Какой ужас...
   - Пошли. Линяем отсюда. Позже я объясню. Сейчас нам нужно сваливать.
   Через двадцать минут я припарковался перед отелем "Спартан". Я уже рассказал Лите, что произошло в "Ласситере". Теперь я пояснил:
   - Здесь я живу, и ты побудешь в моей квартире, пока я займусь делами. Я всерьез думаю, что здесь ты будешь в меньшей безопасности, чем где бы то ни было еще, может, даже в большей.
   Лита молчала почти всю дорогу. Совершенно измученная, она почти дремала. Она не стала возражать, когда, войдя в мою квартиру, я сказал ей:
   - Даже не подходи к телефону Не звони никому, понятно?
   Она кивнула. Я сам позвонил в "Мамзель", но контора давно уже была закрыта. Ни один из двух телефонов Лоуренса, которые сообщила мне Лита, тоже не отвечал. Я проверил телефонную книгу, но в ней фигурировал только один домашний телефон Лоуренса, который Лита уже назвала мне.
   - А Диди? - спросил я. - Где она живет?
   - Где-то на Дентон-Плейс.
   Но и с ней тоже ничего не вышло. Диди не было ни в телефонной, ни в адресной книгах. А Лоуренс и Диди были единственными людьми, связанными с "Мамзель", с которыми я хотел поговорить в тот момент.
   Я положил трубку и повернулся к Лите. Она привалилась к толстым подушкам в конце дивана, ее веки были смежены, губы приоткрыты. Пока я звонил, она заснула. Я поднял ее, перенес в спальню, опустил на постель, стащил с нее туфельки и укрыл одеялом. Оставив ее спящей, я вышел из дома.
   Сев в "кадиллак", я поехал в Беверли-Хиллз. Мне не терпелось посетить еще раз ультрамодный дом Брайса и особенно его кабинет. Туда-то я и направлялся. Несколько мелких кусочков головоломки начали складываться в некую картинку, и мне не хватало лишь пары фрагментов, чтобы сложить головоломку полностью. По дороге я принуждал себя расслабиться, но усталость прикрывала веки моих глаз и словно завязывала в узел мышцы между лопатками.
   Дом Брайса стоял погруженный в темноту. Я припарковался в квартале от него, вернулся пешком назад, подошел к парадной двери как добропорядочный гость и позвонил. Поскольку ответа не было, я занялся задней дверью с помощью моих отмычек. На этот раз я проник в дом всего за минуту.
   Я захватил с собой фонарик и теперь освещал им путь к кабинету. В доме, несомненно, никого не было, но неприятное ощущение холодило мне спину. В кабинете я осветил фонариком стену, увешанную оружием. Через несколько секунд сомнений у меня не осталось: тут не хватало одной единицы.
   В левой части стены были два ряда винтовок и дробовиков. В левом ряду дробовиков с единственной винтовкой на самом верху вторая ячейка снизу была пуста. Я не мог припомнить точно, что там было вчера, но логика подсказывала, что это должен был быть дробовик.
   И я был больше чем уверен, что это был тот самый дробовик, из которого огромной литой пулей был убит Джон Рэндольф.
   Глава 17
   Следующие несколько часов выдались весьма хлопотными. Я побывал в самых мрачных и грязных забегаловках и пивных Лос-Анджелеса, в том числе и в Голливуде. Я беседовал с жуликами, сутенерами, проститутками, бродягами, коридорными... Я задал, казалось, тысячу вопросов о Рое Тоби и Дэне Брайсе. Всем, с кем я разговаривал, я показывал полароидный снимок развороченной спины и спокойного лица. За эти три часа я ничего не добился: никто не имел понятия, где находятся Брайс или Тоби, и никто не узнал покойника на фотографии.
   Слух о том, что я делал, несомненно, должен был достигнуть Брайса и Тоби, ибо половина из тех, с кем я разговаривал, продали бы меня за полбутылки портвейна. И пока я охотился, нельзя было скидывать со счетов возможность того, что одновременно охотились и на меня. Но в конце концов я был вознагражден: один парень ответил на пару моих вопросов.
   Это был рыжий итальянец с вполне подходящим именем Даго Ред <Даго насмешливое прозвище американцев итальянского происхождения. Ред - рыжий (англ.).>. Десять лет назад он считался весьма опасным и ловким убийцей в банде Раиса в Сан-Франциско. Сейчас же он был всего лишь маленьким, толстым пьяницей с налитыми кровью глазами, которые могли бы служить настроечной таблицей для цветного телевизора. Сквозь такие глаза мир должен был выглядеть постоянно кровавым. Его руки тряслись не переставая.
   В течение года я встречал его примерно раз в месяц и при каждой встрече отстегивал ему десятку. Он знал, что я делаю это не потому, что он мне нравится, ибо он мне не нравился. Но это как бы ставило его на мою сторону, если такой человек вообще может быть на чьей-либо стороне. Нашел я его почти случайно в грязной обжираловке, куда приходят поесть только люди, которым уже на все наплевать. На ее двери висело объявление:
   "Суп - 5 центов", а внутри, за одним из круглых, покрытых линолеумом столов сидел Даго Ред. Он был в полосатом от царапин костюме, в армейской рубахе цвета хаки и задрипанном черном галстуке, повязанном на два дюйма ниже его кадыка. Ему было всего сорок семь лет, но он казался мертвым и только временно воскресшим.
   Ред сидел за угловым столом спиной к сходившимся углом стенам. Эта привычка осталась у него от тех дней, когда он наводил ужас своей пушкой, когда он убил троих человек выстрелом в спину, и с тех пор всегда садился лицом к входу и спиной к стене. Теперь никто не собирался убивать его, но он продолжал садиться все так же, может по привычке, а может потому, что так он чувствовал себя лучше, вспоминая лихие старые денечки. Ибо в нынешние дни мало что его радовало.
   Я сел за его столик и положил обычную уже десятку рядом с его суповой тарелкой. Он схватил банкнот, спрятал его и посмотрел на меня.
   - Рад тебя видеть, Скотт. Особенно сейчас.
   Это означало, что он был еще больше на мели, чем обычно. Говорил он сиплым голосом от выпитого им в последние годы дешевого виски, вина и пива. Ему следовало бы побриться. В черной щетине проглядывали седые и серые волоски, и лицо выглядело поперченным и посоленным.
   - Приятно видеть, - сказал я, - как ты что-то ешь, Ред.
   Он ухмыльнулся. У него не хватало одного переднего зуба.
   - Ага. Восемь тарелок горохового супа за день. - Содержимое его тарелки походило на помои - жидкие, сероватого цвета. - Одна горошина на тарелку. Обычно они и этого в него не кладут. Просто сплевывают в воду, вот и все дела.
   - Может, ты окажешься мне полезным сегодня, Ред.
   - Это было бы любопытно.
   - Рой Тоби скрылся. Я хочу найти его. То же самое касается Дэна Брайса.
   Продолжая елозить ложкой в тарелке и чавкая, он кивнул:
   - Ага. Я тебе помогу, Скотт. Только не с Брайсом. Понятия не имею, где он может быть. В Лас-Вегасе, вероятно.
   Он слил последнюю ложку супа из миски и допил остатки. Поставив миску на стол, он сказал:
   - Паршивый до последней капли. - Он рыгнул. - Тоби, да?
   Он говорил так небрежно, что поначалу я не мог поверить, что он действительно знает, где находится Тоби. Но он знал.
   Проведя тыльной стороной ладони по губам, он продолжил:
   - Он в доме Ральфа Гулда с парой парней. Может, там их и больше, но я знаю о двоих.
   Ральф Гулд был одним из "респектабельных" мошенников, дружащих, с одной стороны, с местными уголовными авторитетами, с другой стороны, с политиками и чиновниками, которых можно купить. Ред сообщил мне, что дом Гулда был выставлен на продажу и, предположительно, был пуст, а сам Гулд отдыхал в Майами.
   - Я сидел в сортире в отеле "Вагнер" - мне нравится посещать иногда шикарные местечки, - когда какой-то мужик сунул голову в дверь и говорит: "Пошли, Дэнди, только что позвонил Рой. Мы должны составить ему компанию". Или что-то в этом роде - точно не помню, но похоже на это.
   - Угу. Это все, Ред?
   - Дэнди говорит.., кстати, это Дэнди Пьяница, который пашет на Тоби: так я и сообразил, что Рой, упомянутый другим парнем, - это Рой Тоби. И я узнал голос Дэнди. Да и кто бы не узнал? В общем, Дэнди говорит:
   "А где он?", и второй отвечает, что на куче камней у Гулда. Что-то в этом роде.
   Вот так это и бывает. Долгие часы я разговаривал с множеством людей, давил на них, угрожал им, пытался соблазнить и вдруг случайно добился успеха с бывшим гангстером. Но это было еще не все.
   Я собрался уже уходить, но все же сунул под нос Реду полароидную фотографию:
   - Скажи-ка, ты когда-нибудь видел этого мужика? Ред взглянул на фото покойного и спросил:
   - А что, черт возьми, с ним приключилось?
   - Подорвался на бомбе. На своей собственной.
   - Неудивительно.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Лицо принадлежит Джо Кучу. А эту спину я никогда не видел.
   - Кто такой этот Джо Куч?
   - Чистильщик. - На языке Реда это означало "профессиональный убийца". Пользуется в основном динамитом, иногда пушкой. Предпочитает спортивный пистолет 22-го калибра с глушителем. Или много шума, или уж совсем бесшумно. Он ухмыльнулся. - Знавал его в старые денечки в Сан-Франциско.
   Я ухмыльнулся в ответ. Я уже раскопал почти все, подумалось мне. Все основывалось на знании того, что подручный Тоби Арк убил Рэндольфа, что Тоби пытался силой завладеть частью прибыли "Мамзель", что он был связан с Зоу Авилла, что кто-то в "Мамзель" узнал, что Лоуренс должен был позвонить по оставленному Литой телефону, среди прочих вещей. Но, желая найти подтверждение своих выводов, я спросил:
   - На кого пахал Куч? На Роя Тоби?
   - На Тоби? Ну нет. Он работал на Дэна Брайса.
   ***
   Было уже почти полдесятого вечера, когда я подкатил с выключенным мотором к забору, ограждавшему участок Ральфа Гулда. Последние два квартала я ехал, погасив фары. Захватив обтянутую кожей короткую дубинку, заранее взятую из багажника, я подошел к забору. Из тени выскочил котенок и остановился в нескольких ярдах от меня, едва различимый в лунном свете. Забор служил не столько преградой для проникновения снаружи, сколько для украшения, и перебраться через него не составляло труда. Сложнее будет проникнуть в дом, если вообще мне это удастся.
   Я поразмышлял над этим. Котенок все еще сидел в нескольких ярдах от меня, вылизывая шерстку. Маленький разноцветный уличный кот, оказавшийся совсем не диким. Он позволил мне погладить его и замурлыкал, когда я почесал его за ухом. Я дал ему привыкнуть ко мне, потом взял его на руки. Мне не составило труда перебраться через забор даже с котенком в одной руке, с небольшим фонариком, отмычками и тяжелой дубинкой, оттягивавшими карманы пиджака. Медленно приближаясь к дому, я продолжал ласкать котенка, чтобы он молчал. Он вцепился коготками в мой пиджак и довольно мурлыкал.