Пратер Ричард С.. Тепло оружия

   В то время пока я стоял, разглядывая убитого, капитан Сэмсон подбежал к месту происшествия и склонился над трупом. Наверное он был одним из тех, кто приехал на последней полицейской машине.
   — Эй, Сэм, — окликнул его я.
   В это время он как раз разглядывал лицо мертвеца. Так что ему уже было известно, что это не я. Но он все равно вздрогнул и резко вскинул голову, как если бы его с размаху ударили в челюсть; уставился на меня и поднялся с земли.
   Лицо его утратило свой здоровый розовый цвет и казалось очень бледным. Он даже как будто несколько постарел — лет на сто, не больше.
   — Ты сукин сын, — сказал он, не обращая внимание на толпу. — Ты… как ты меня напугал.
   Я подошел к нему и хлопнул по плечу.
   — Признаться, я и сам немного струхнул, приятель, — заметил я. — Ты знаешь, кто это такой?
   Он покачал головой.
   Тогда я рассказал ему, что мне было известно, после чего он подошел к ближайшей полицейской машине и передал по рации информацию в участок.
   Затем он вернулся обратно и сказал:
   — Я подумал что это ты. Ты, козел безмозглый. — Он был все ещё зол на меня.
   — Кое-кто тоже так подумал, Сэм.
   Он взглянул в сторону машины “скорой помощи” в открытые задние дверцы которой уже грузили носилки с телом. Мне были видны лишь плечи и голова убитого.
   Сэмсон достал черную сигару, закурил её, зажал в зубах, но подбородок у него все ещё дрожал. Еще полминуты, и сигара окажется на земле, а он будет жевать табак.
   — Кто же? — спросил он, а затем огляделся по сторонам и поспешно добавил: — Ладно, потом.
   Вокруг было слишком много чужих ушей. Сэм знал, что в толпе должны находиться полицейские в штатском, чьей задачей было прислушиваться к репликам и разговорам прохожих, так как некоторые из них могли проявлять к случившемуся повышенный интерес, выходящий за рамки обыкновенного любопытства.
   Немного позже они поделятся с Сэмом своими наблюдениями, но пока известно нам было очень и очень немного. Сэм ввел меня в курс дела, когда мы вернулись в Департамент полиции и сидели у него в кабинете.
   К слову сказать, прежде чем уехать из “Гамильтон-Билдинг”, я не забыл заглянуть к малышке Хейзл и сообщить ей, что со мной все в порядке. Заодно я также одарил её крепким и страстным поцелуем — не взирая на все её визги и протесты, сопровождаемые не слишком убедительными взмахами маленьких кулачков. А потом ошул, потешаясь над фразой, оброненноей ей на прощание: “А я ведь была девственницей!”
   Когда мы расположились у Сэма в кабинете, он сказал:
   — Пока что, отбрасывая показания тех, кто утверждает, что преступники приехали на танке и их было семеро, выяснить удалось следущее: двое мужчин, не пешеходы, приехали в седане неброского цвета, не то синего, не то коричнего. Затормозили у тротуара, подняли капот — якобы у них там что-то сломалось, сам понимаешь, вынужденная остановка.
   Я кивнул.
   Никто не знал, что происходит, пока не прогремели выстрелы. Очевидно, когда они заметили Портера, то один из них закрыл капот, а водитель завел машину; так что они были готовы уезжать. Четыре пули угодили Портеру в спину, одна в шею, и ещё две разнесли голову. Но выстрелов было сделано больше; наверное, были разряжены две полные обоймы. Оружие автоматическое, 45-го калибра. Скорее всего, преступники отъехали за несколько кварталов и пересели в другую машину. Все чисто, ни одного мало-мальски нормального описания. Кто мог знать, что ты собираешься появиться у себя в офисе около двух?
   — А почему ты решил, что кто-то об этом знал?
   — По двум причинам. Во-первых, Портер. Вы очень похожи. Я и сам принял его за тебя.
   — А что во-вторых?
   — Мне позвонили. Сейчас расскажу. Но ведь кто-то знал, что ты должен вернуться. — Это было утверждение, а не вопрос.
   — Да. Только не знаю, кто именно. — Я рассказал ему о том, как Хейзл позвонили, как встреча была назначена на два часа, а потом добавил: — Что-то многовато звонков на сегодня. Так кто тебе звонил?
   — Мужчина, голос сиплый, грубый, похоже, пропитой. Он не представился и своего адреса тоже назвать не пожелал.
   — И что он сказал?
   Сэм задумчиво прищурился, восстанавливая в памяти услышанное.
   — Примерно так: “Привет, папаша. Только что у “Гамильтон” стреляли в Шелла Скотта. Стреляли и пришили. Ну что, папаша, доволен?” Затем он с грохотом бросил трубку. — Сэм потер ухо, углубляясь в воспоминания.
   — Интересно, зачем, черт возьми, этому придурку понадобилось звонить тебе?
   — Да кто ж его знает. В последнее время эта шваль совсем распоясалась. Возможно это кто-то из них… или ещё какой-нибудь ухарь, которому не терпится поскорее сжить меня со свету.
   — Догадываюсь, что и меня тоже.
   — А может быть и нет. Может быть он вовсе и не собирался никого изводить. Просто терпеть не может полицейских, вот и решил лишний раз “уесть”. Вот такие странные дела, Шелл.
   — Ага, все может быть. Так в какое время он тебе позвонил?
   Сэм заглянул в раскрытый блокнот, лежавший на столе.
   — Позвонив мне, он ничем не рисковал. Это было в пять минут третьего. Ну, возможно, за минуту до того, как сообщение о происшествии поступило на пульт.
   — Ясно. Значит, сразу после стрельбы. Когда звонивший решил, что меня благополучно пристрелили. Возможно, тот парень находился довольно близко, чтобы слышать выстрелы — может быть он даже видел, как Портер упал на тротуар.
   Сэм почесал затылок.
   — Да уж, такого уже давненько не случалось, да ещё и в самом центре города. Должно быть, им слишком приспичило тебя укокошить, если уж пришлось решиться на такой риск. Но… — Тут он сделал паузу. — Если бы нам было суждено задержать их по горячим следам на улице, что-то уже стало бы известно.
   Это было чистейшей правдой. К настоящему моменту они, наверное, успели уже пару раз поменять машины. Или же отсиживались где-нибудь в номере отеля, разгуливали по улицам или же преспокойненько сидели в каком-либо баре. Возможно даже поднимая тост за упокой души незабвенного Шелла Скотта.
   Еще с минуту я сидел молча погрузившись в раздумья.
   — Что ж, — сказал я наконец, — поначалу у меня ещё теплилась робкая надежда, что, возможно, им нужен был Портер, а не я. Но тот звонок напрочь отметает эту версию. К этому делу приложил руку кто-то из бандитов. Работа достойная профессионала или очень опытного любителя. Единственными представителями преступного мира, с которыми мне выпало общаться за последнее время был Джимми Вайолет и сборище его оболтусов.
   — Зная. С час назад я говорил с лейтенантом Питерсоном. Думаю, он готов пожертвовать даже собственной пенсией, лишь бы как следует поприжать эту шваль… У них там почти все беды от этой проклятой шайки.
   — Похоже, что троица провела не слишком-то много времени в железных лапах закона, так?
   — Разумеется, — подтвердил Сэм. Сказал он это совершенно беззлобно и даже не счел нужным сокрушенно покачать головой. Похоже, он уже начинал привыкать к такому положению дел.
   — А чем сейчас промышляет Джимми? — поинтересовался я.
   — Ничем, что можно было бы доказать. Но даже если у нас и были бы этим самые доказательства…, — он безнадежно махнул рукой. — Ах да, он все ещё контролирует проституцию; держит при себе девочек по вызову, которые платят ему дань. Кое-какие деньжата ему перепадают из профсоюза, который он возглавлял прежде, чем загремел за решетку.
   Он все ещё в состоянии проворачивать полюбовные соглашения и время от времени оказывать посильную помощь в предотвращении угрозы забастовок. Короче говоря, на карманные расходы хватает. Но мы подозреваем, что с тех пор, как четыре года назад его освободили из тюрьмы “Сан-Квентин”, он начал промышлять наркотиками. Однако ничего определенного, никаких веских доказательств на сей счет нет. Есть только общая картина, и это все.
   У меня уже была возможность ознакомиться с материалами разведывательной службы по Джимми Вайолету. Кроме того, что уже было упомянуто Сэмсоном, он, похоже, успел попробовать себя практически во всем, что могло бы принести легкую и быструю прибыль. Очевидно, за время трехгодичной отсидки ему на ум пришло несколько новых идей.
   Тогда я сказал:
   — Итак, двое парней в синем или коричневом автомобиле. Добавь ещё звонок от доброжелателя, который, судя по всему, тоже был частью этого спектакля. Итого трое. Может быть больше. А это уже начинает походить на организованную банду. Я тут недавно свернул Джимми клюв на сторону, но…
   — Что?
   — Я от души дал ему по морде.
   — Какого черта тебе понадобилось связываться с ним?
   — Тогда это показалось хорошей идеей. Он вел себя очень по-хамски. Да ещё дышал мне в лицо.
   — Неужели ты так никогда и не…
   — Слушай, ну приложил я его маленько, и что с того? Не думаю, что из-за этого Джимми стал бы посылать на расправу со мной двоих или троих своих “шестерок” — только не это. Конечно, он не отказался бы, но если уж тебя интересует лично мое мнение, то для этого была бы нужна другая, более веская причина.
   — Но ты ведь тоже можешь ошибаться.
   — Что ж, и такое возможно.
   Еще пару минут мы проговорили об убийстве Холстеда. Ничего нового выяснить не удалось, по крайней мере, ничего такого, что могло бы оказать существенную помощь следствию. Я рассказал Сэму о том, как мне удалось найти Эда Уоллса, а также короткопосвятил его в том, что было сделано мною за день.
   Выслушав мой рассказ, он взглянул на часы.
   — Похоже, мы их упустили.
   — Ничего, может быть в следующий раз повезет больше.
   Он сурово взглянул на меня, и его глаза встретились с моими. Мне кажется, в ту минуту он думал о Портере, лежавшем на тротуаре с простреленной головой.
   Признаться, я тоже время от времени вспоминал об этом.

Глава 11

   Я вошел в ту же самую калитку и продолжил свой путь по дорожке из белого гравия, ведущей через все тот же прекрасный сад.
   На этот раз день был уже в самом разгаре, но банальная разница между светлым и темным временем суток была далеко не единственным различием между моим предыдущим и теперешним визитами. Было очень тихо. Мертвая тишина нарушалась лишь приглушенным гулом насоса в бассейне. Вода была голубой и прозрачной, и на её поверхности то и дело образовывались небольшие водовороты.
   Миссис Холстед ждала моего прихода.
   Она ожидала меня на заднем дворе и выглядела очень хорошо, хотя и казалась немного усталой: на её светлых волосах играли и переливались солнечные блики, а безупречная фигура на этот раз была скрыта под свободным белым платьем прямого покроя. Мы не стали заходить в дом, а просто расположились на низенькой скамейке, по земле вокруг которой стелились пышные плети вьюнка; две плакучие ивы и широкие листья высоких королевских пальм защищали от солнца, отбрасывая на землю рваные тени.
   Мне очень не хотелось беспокоить миссис Холстед, тем более, что со дня гибели её мужа прошло совсем мало времени. Но ведь в конце концов она была моей клиенткой. К тому же у меня были сильные подозрения насчет того, что она была со мной не слишком-то откровенна. Разумеется, кое-что выведать у неё удалось, но все-таки ещё больше осталось недосказанным. Впрочем, я был далек от того, чтобы винить её за это.
   Хотя, с другой стороны, пора бы уже и докопаться до истины, и думаю, что если слегка надавить на миссис Холстед, то мне это удастся.
   Поэтому я начал с рассказа о последней сцене перед “Гамильтон-Билдинг”, дополняя свое повествование весьма живописными подробностями и деталями.
   — Последний раз мне удалось взглянуть на Портера — того мужика, которого, как я уже говорил, по ошибке приняли за меня — когда его укладывали в машину “скорой помощи”, — сказал я в завершение своей истории. — И за мгновение до того, как его задвинули туда, его голова свесилась с носилок, и огромный кусок мозгов шлепнулся на тротуар.
   Она прикрыла свои огромные, холодные зеленые глаза и немного покачнулась.
   — Почему… зачем вы мне об этом рассказываете?
   — Потому что это должны были быть мои мозги, а лишнего кусочка на выброс у меня, представьте себе, нет. По крайней мере для таких целей. И существует большая возможность, или скорее даже вероятность, что меня вот так и убьют не за что, если от меня по-прежнему будут скрывать разные мелкие подробности, которые могли бы сохранить мне жизнь.
   — Я вас не понимаю.
   — Тогда слушайте дальше. Я хотел сказать, что меня может постигнуть участь Портера, если все будут продолжать утаивать от меня информацию. Подобно тому, как это делаете вы.
   — Но я рассказала все…
   — Когда вы в последний раз общались с Джимми Вайолетом?
   — С Джимми… с кем, простите?
   Ставлю сто против одного, что она не ответила бы так, если бы ей когда-либо уже приходилось слышать это имя. Тут не было ни “Как, вы говорите, его зовут?”, ни даже “Какой ещё Джимми?” Это был просто недоуменный вопрос, и не более того.
   Она отрицательно покачала головой.
   — Вы сказали Джимми Вайолет?
   — Да.
   Она снова покачала головой.
   — Впервые слышу. А кто это?
   — Так, бандит. Ладно, не берите в голову. Возможно, он тут не при чем.
   Миссис Холстед, казалось, была очень озабочена. Она положила руки на колени и устремила на меня взор своих зеленых глаз.
   — Так вам удалось выяснить хоть что-нибудь, мистер Скотт? Вы уже знаете, кто мог убить Джорджа?
   — Пока ещё нет. Можно сказать, что центральная часть картины до сих пор остается покрытой мраком, но мне уже удалось прояснить кое-что по краям. Например, я наконец-то выяснил, что имел в виду мистер Прайер, проговорившись вчера вечером о том, что Уисты и Райли выбыли. Я думал-то поначалу думал, что они зашли сюда, а потому, в ходе вечеринки куда-то отлучились. Мне тогда и в голову не могло прийти, что они просто выбыли из клуба.
   Она краснела медленно, но верно. Пожалуй, это даже можно было бы заметить издалека, с расстояния в несколько шагов. Сначала зарделась шея, потом краска медленно переползла на лицо, достигая самых корней волос. Если бы она была голой, как тогда, когда я впервые увидел её в спальне, то вероятно можно было бы наблюдать, как эта пунцовая волна берет свое начало у кончиков пальцев на ногах и пробегает по всему телу.
   — Клуб? — переспросила она после довольно долгой паузы.
   — Ага. Секс-клуб. Там, где меняются женами и поправляют здоровье; или как вы ещё его там называете меж собой. Значит, Райли и Уисты вернули… ну, то, что положено. Интересно, а что положено? Членские карточки? Кстати, Уист не настоящее имя — на самом деле его фамилия Уоллс. Вам это ничего не говорит? И кто ещё помимо присутствоваших накануне, позвольте узнать, обычно участвовал в ваших мероприятиях? То есть, конечно, кроме упомянутых вчера Кентов и Нельсонов.
   Она встала со скамейки. Еще какой-то время молча теребила руки, стараясь не глядеть на меня. Затем снова села. И взглянула в мою сторону.
   — Откуда вы узнали? Кто вам сказал?
   — Это не важно. — Я не собирался рассказывать ей об Эгги. — Но не беспокойтесь, к вашим друзьям это не имеет никакого отношения. Мне известно, что вам или кому-то из ваших знакомых пришлось очень постараться, чтобы пикантные подробности вчерашних событий не попали на страницы газет. Я же получил эту информацию из своих собственных источников.
   — Ладно. И что теперь? — на этот раз её голос прозвучал несколько воинственно.
   — Да ничего, — ответил я. — Просто перестаньте держать меня за идиота, черт возьми. Если, конечно, хотите, чтобы я продолжал заниматься вашим делом.
   — Разумеется, хочу. Но, о, Боже ты мой… я даже не думала, что это так важно… то есть, что об этом уместно говорить вслух; я не думала, что это может иметь отношение к тому, что случилось с Джорджем.
   — Позвольте уж мне самому делать выводу. Покуда мои мозги ещё при мне.
   — Я… наверное, нужно было рассказать вам с самого начала.
   — И вы сами это прекрасно понимаете.
   — А вам обязательно на меня ругаться?
   — Я ругаюсь не на вас. Я просто ругаюсь. В конце концов, мне далеко не каждый день доводится рисковать своими собственными мозгами…
   — Не надо. Я все поняла. Я просто забыла.
   — Возможно вы и забыли. Ладно, мисс Холстед. Думаю, было бы очень хорошо посидеть здесь с вами ещё несколько минут. Только теперь уже говорить будете вы, а я возьму на себя роль благодарного слушателя.
   Она очень старалась быть полезной. Я бы сказал, что она говорила три минуты без перерыва, чувствуя себя несколько скованно поначалу, и разговорившись к концу. Выложила все как на духу, без утайки. Лично мне так показалось. Разумеется, тогда я ещё не мог быть уверен в этом.
   Когда она прервала свой рассказ, то ли для того, чтобы перевести дыхание, или же потому, что рассказывать, собственно, было уже больше нечего, я сказал:
   — Замечательно. Жаль, конечно, что я не знал всего этого несколько часов назад — да ладно, уже ничего не поделаешь. Итак, вопрос: До встречи с Уистами вы с мистером Холстедом не практиковали это… эээ… коллективное развлечение?
   — Нет, они были первой парой, которую… Постойте-ка, а вы, кажется, говорили, что их фамилия совсем не Уист? Столько много информации, что я даже растерялась.
   — Я сказал, что их настоящая фамилия Уоллс. У-о-л-л-с. Они дали вам выдуманное имя.
   — Но почему?
   — Хороший вопрос. Я и сам до сих пор пытаюсь это понять. И пока не знаю. Хотя, возможно, уже и начинаю понимать. Скажите, фамилия Уоллс вам о чем-нибудь говорит?
   — Нет.
   — Я виделся с Эдом, но с его женой мне поговорить не удалось. Пока что. Вы уже рассказывали мне, какая она из себя, но я очень попрошу описать её снова. Ладно?
   — Она довольно миленькая. Ростом чуть повыше меня, блондинка, карие глаза. Даже не знаю, что ещё сказать о ней. Это, пожалуй, все.
   — А какие-нибудь особые приметы? Ну, там, родинки, шрамы или ещё что-либо в этом роде? Вы ничего такого не заметили?
   — Нет. Но должна признать, что у неё отличная фигура. Ни разу в жизни не видела ничего подобного.
   Эта Марсель, по всей видимости, должна была представлять из себя нечто выдающееся. Ведь миссис Холстед и сама была далеко не дурнушкой. Хозяйка тем временем продолжала говорить.
   — Она просто красивая женщина, вот и все. — За этим последовала пауза. — Вот об Эде я могла бы рассказать вам более подробно.
   — Спасибо, но полагаю, что об Эде я и сам уже знаю достаточно. Ладно, значит эти Уисты-Уоллсы были первой парой, вместе с которой вы и ваш супруг решили, так сказать, весело провести время?
   — Да.
   — И чья это была идея?
   — Ну… я правда не знаю. Просто… так получилось. Само собой. Сначала были только разговорчики, шуточки. А потом всерьез.
   — Но ведь кто-то должен был сделать первый шаг.
   — Наверное. Я просто не помню. Вам может это показаться странным, но все произошло так естественно.
   — Ни с того ни с сего. Ни вы, ни ваш муж даже не помышляли об этом и вдруг — раз! и готово…
   — Я совсем другое имела в виду. Мы — Джордж и я — часто и подолгу разговаривали о самых различных вещах. И подобные явления мы тоже обсуждали. Но безотносительно к нашей семье, просто как часть… общей социологической картины, так сказать. Мы лишь задумывались над этим. Для меня это было абстракцией — честно говоря, меня эти разговоры ничуть не трогали и не волновали. А вот Джордж… ему захотелось выйти за рамки теоретических знаний и испытать все на себе. Особенно после знакомства с Марсель… — Она наклонилась и, сорвав зеленый листик вьюнка, принялась мять его между пальцами.
   Нашарив в кармане пачку сигарет, я предложил ей закурить. В ответ она лишь покачала головой. Тогда я закурил сам и сказал:
   — Как я понимаю, в моем распоряжении имеется полный список, так сказать, заинтересованных лиц. Тем имена и адреса, что вы назвали мне вчера вечером.
   — Да, это так.
   — Итак, первыми были вы и Уоллсы — на тот момент известные вам под фамилией Уист. Затем идут Берсудианы.
   — Да, они как будто читали наши мысли. Джордж лишь слегка намекнул, как они мгновенно уцепились за эту идею и принялись увлеченно претворять фантазии в жизнь. Анжелика положила глаз на Джорджа, вот и все.
   Я улыбнулся. Наверное, вид у меня в тот момент был совершенно дурацкий.
   — Анжелика, значит? Что ж, я тотчас же отправлюсь к ней. То есть я хотел сказать, после того, как уйду отсюда. Вернее, я имел в виду, что визит к ней был мной уже запланирован. Следующим пунктом. Заранее, ещё перед тем, как приехать сюда.
   Миссис Холстед заставила себя улыбнуться. Это была самая любезная улыбка из тех, какие мне когда-либо доводилось видеть на её милом личике с момента нашего знакомства.
   — Ну разумеется, — сказала она с той понимающей интонацией, к какой часто прибегают женщины, когда за вполне искренней фразой фразой угадывается невысказанная вслух издевка: “Ха-ха, ну и кретин же ты.” — Вскоре Эд и Марсель познакомили нас с Райли, которые затем бывали у нас всего один или два раза, чтобы поддержать компанию.
   — Ага. Значит, получается, что Райли были единственной парой, с которой вы познакомились непосредственной через Уоллсов. Все остальные участники подобрались из числа ваших собственных друзей и знакомых.
   Она поджала губы и ещё какое-то время молча разглядывала меня.
   — Да, это так. — Пауза. — Знаете, раньше мне это не приходило в голову. Я даже как-то не задумывалась об этом. Ведь это Эд…, — тут она осеклась на полуслове и замолчала.
   — Что Эд?
   — Так… ничего. Просто они с Марсель были первыми, кто выбыл из нашей компании. Затем Райли. Ушли только эти две пары. Не думаю, что в этом может крыться какой-то тайный смысл.
   Мне тоже так не казалось. Но в то же время я был уверен, что поначалу она собиралась сказать что-то другое.
   Но, похоже, сказано уже было и так предостаточно. Так что через несколько минут я поблагодарил её за откровенность и за то, что она сочла возможным уделить мне время, извинился за доставленное беспокойство, после чего удалился.
   Еще раньше, утром того же дня, мне уже предоставилась возможность побеседовать с Анжеликой Берсудиан, этой красоткой с пышным бюстом и томным взглядом, но тогда разговор получился очень коротким и не принес никаких результатов. Просто я задал несколько вопросов, в ответ на которые она искреннее посетовала на то, что не знает ничего такого, что могло бы помочь мне в расследовании. Короче, и рада бы оказать всяческое содействие следствию, но, видно, не судьба. Я даже не был допущен в дом, а просто постоял три-четыре минуты в дверях, задавая свои вопросы.
   Но тогда мне ещё не было известно всего того, что я знал сейчас.
   У меня сложилось такое впечатление, что, едва оправившись от шока и потрясения, вызванного событиями вчерашнеого вечера — а возможно, и задолго до случившегося — все заинтересованные парочки сговорились между собой, что никто и ни при каких обстоятельствах не скажет ни слова о “приватных и личных” делах, которые, как считалось, не имели никакого отношения к убийству Джорджа Холстеда. Потому что, стоит только кому-то одному распустить язык, и тогда отдуваться придется всем.
   Я ничего не знал наверняка. Но бесспорно, у меня не было никаких зацепок по этому делу до тех пор, пока не удалось выведать у Агаты Смеллоу всю их поднаготную.
   Так что, если разобраться, я был обязан Эгги очень многим. И не только возможностью продолжать расследование в нужном направлении, но и тем, что её мартини и уговоры “задержаться хоть чуточку дольше” уберегли меня от рокового происшествия со смертельным исходом, а не то бы лежать мне сейчас в морге с четырьмя пулями в спине, одной в шее и ещё двумя в голове.
   Берсудианы жили в Вествуде, примерно на полпути между Загородным клубом Лос-Анджелеса и студенческим городком Калифорнийского университета. Я проезжал по бульвару Уилшир, когда после очередного взгляда на зеркало заднего обзора, у меня снова появилось нехорошее предчувствие.
   Темный седан следовал за мной в общем автомобильном потоке, держась на небольшом расстоянии, но не приближаясь вплотную и сохраняя дистанцию в две-три машины. У меня не было ровным счетом никакх оснований связывать его со своим вчерашним преследователем — темным седаном со скошенной фарой. Но это был “Додж Полара”. И заметил я его несколько минут назад, перед поворотом на Уилшир.
   Скорее всего, ничего особенного. Просто какая-нибудь семейка — мама, папа и детки — выбрались из дома на традиционную субботнюю прогулку — “Глядите, ребятки, вот здесь живет сам Стони Вирил, величайший подающий всех времен!” — но, видимо, лицезрение простреленной головы Портера оказало на меня столь глубокое впечатление, что теперь я был готов заподозрить во всем, чем угодно, и маму, и папу, и даже детей. Поэтому я сбавил скорость, и убедившись, что мне удалось последним проскочить следующий перекресток, в то время, как на светофоре погас желтый и загорелся красный сигнал, прибавил газу. Больше темный “Додж Полара” мне на глаза не попадался.
   А ещё через пару минут я уже подъезжал к вилле Берсудианов, розовые оштукатуренные стены которой были отделаны лепниной. Это был огромный дом, очень похожий на дворец, и создавалось впечатление, что вокруг него должны быть проложены каналы, заполненные водой с обязательной гондолой, покачивающейся на приколе у парадного входа.
   Я шел по вымощенной розовым камнем дорожке, направляясь к украшенной замысловатой резьбой парадной двери, и у меня возникло почти непреодолимое желание просвистеть национальный гимн Венеции.
   И ещё больше мне захотелось присвистнуть, когда дверь открыла сама миссис Берсудиан. Потому что удержаться было просто невозможно.