Страница:
– Блестяще. Сто миллионов баррелей по три доллара пятьдесят центов за баррель равно тремстам пятидесяти миллионам долларов. Неужели вы это сосчитали в уме, а?
– Считать деньги – мой дар. О'кей, если нефть находится здесь и это не пустая болтовня, тогда почему вы сами...
– Почему? Похоже, что вы, – он щелкнул большим и указательным пальцами, – довольно славный малый...
И это было все.
Поэтому, когда он начал забираться за руль своего "CMG", я сказал:
– Так оно и есть. И я готов биться об заклад, что вы не преувеличиваете. Я еще подумал с минуту и добавил:
– Но у меня могут зародиться кое-какие мрачные подозрения, если я в вас ошибусь.
Когда я уселся на пассажирское место и защелкнул ремень безопасности, а мои ноги прочно уперлись в пол, Дев искоса посмотрел на меня.
– Минуту назад вы упомянули о мотивировке. Это, а также то, что вы заговорили о миллионах, навело меня на забавные размышления. Только вы и я знаем об этом поле, и если вы недостаточно порядочный, честный и благородный парень, то у вас есть то, что я называю отличным мотивом убить меня. Хотя это не обязательно.
– Рад, что вы об этом подумали, – сказал я. – Серьезно, я не могу придумать более смешной причины для убийства, чем триста пятьдесят миллионов долларов.
– А я могу. Четыреста миллионов. Или несколько миллиардов.
– Ха-ха. Но я тоже размышлял, Дев, пока вы занимались тем же самым. Я не мог не задуматься вот о чем. Что, если бы я, кипя коварством и алчностью, тюкнул бы вас по голове, потом превратил все свое земное имущество в наличность, закупил оборудование и просверлил бы здесь дырку глубиной более шести тысяч семисот футов. И там, на дне, набрел бы на большое поле люцерны?
– Чего?
– Не важно. Вся эта нефть действует мне на нервы. Поехали.
Нет нужды говорить, что менее чем через полсекунды после того, как я это предложил, мы тронулись.
Глава 17
Глава 18
– Считать деньги – мой дар. О'кей, если нефть находится здесь и это не пустая болтовня, тогда почему вы сами...
– Почему? Похоже, что вы, – он щелкнул большим и указательным пальцами, – довольно славный малый...
И это было все.
Поэтому, когда он начал забираться за руль своего "CMG", я сказал:
– Так оно и есть. И я готов биться об заклад, что вы не преувеличиваете. Я еще подумал с минуту и добавил:
– Но у меня могут зародиться кое-какие мрачные подозрения, если я в вас ошибусь.
Когда я уселся на пассажирское место и защелкнул ремень безопасности, а мои ноги прочно уперлись в пол, Дев искоса посмотрел на меня.
– Минуту назад вы упомянули о мотивировке. Это, а также то, что вы заговорили о миллионах, навело меня на забавные размышления. Только вы и я знаем об этом поле, и если вы недостаточно порядочный, честный и благородный парень, то у вас есть то, что я называю отличным мотивом убить меня. Хотя это не обязательно.
– Рад, что вы об этом подумали, – сказал я. – Серьезно, я не могу придумать более смешной причины для убийства, чем триста пятьдесят миллионов долларов.
– А я могу. Четыреста миллионов. Или несколько миллиардов.
– Ха-ха. Но я тоже размышлял, Дев, пока вы занимались тем же самым. Я не мог не задуматься вот о чем. Что, если бы я, кипя коварством и алчностью, тюкнул бы вас по голове, потом превратил все свое земное имущество в наличность, закупил оборудование и просверлил бы здесь дырку глубиной более шести тысяч семисот футов. И там, на дне, набрел бы на большое поле люцерны?
– Чего?
– Не важно. Вся эта нефть действует мне на нервы. Поехали.
Нет нужды говорить, что менее чем через полсекунды после того, как я это предложил, мы тронулись.
Глава 17
Путешествие назад оказалось легче. Я ни разу не зажмурил глаза, и мы даже смогли долго поддерживать разговор.
Основная часть этого разговора была о нефти, холаселекторе Моррейна и обо всякой всячине, касавшейся моей работы. Но, приближаясь к дому, Дев отпустил пару замечаний об "аспектах" и другой астрологической специфике, и я сказал:
– Это верно, что вы с Сайнарой Лэйн добрые друзья?
– Конечно. Она душка, замечательная девушка и замечательный астролог, лучший из всех, кого я знаю.
– Похоже, что вы знаете многих.
– Нескольких.
– И вы падки на это, да?
Он не отрывал взгляда от дороги, но я увидел, что он улыбается.
– Почему бы и нет? Факт заключается в том, что несколько лет назад я считал это все чушью, что и решил доказать Сайнаре. Это отняло у меня год, но я узнал об астрологии достаточно, чтобы понять, что не могу этого доказать.
– Не можете доказать, что это фальшивка, да? Это странно.
– Не так уж странно. Многие из действительно компетентных и хорошо известных профессиональных астрологов начинали с того же. Изучали астрологию, чтобы ее разоблачить – мол, это лженаука или искусство, основанное на жульничестве. И всегда оказывалось, что сеанс разоблачения не состоится.
– Это странно...
– Вы на это не купитесь, да?
– Я и гроша за это не дам.
– Но вы ведь сами не изучали астрологию?
– Черт возьми, нет, конечно!
– Это знаменательно.
– То есть?
– Большинство так называемых ученых высокомерно поносят астрологию, называют ее шарлатанством и даже хуже. Особенно этим грешат астрономы, они не слышали даже, что их собственная наука выросла из астрологии, и знают о ней не больше, чем вы. А может быть, и меньше. По крайней мере вы недавно получили о ней некоторое представление.
– Думаю, получил. От... – Я умолк и посмотрел на Моррейна. – Да, но как вы об этом узнали? Мы с вами впервые встретились час назад, а раньше обо мне вы наверняка никогда не слышали.
– Каюсь, никогда не слышат о вас, только за полчаса до нашей встречи узнал о вашем существовании. Трудно в это поверить, но, хотя я никогда прежде не слышал о Шелле Скотте, моя жизнь не казалась мне пустой.
– Значит, только за полчаса до нашей встречи?
– Именно так. После того как поговорил со своим другом Джиппи Уилфером, который чувствовал себя настолько хорошо, что намекнул, будто и вы не так уж плохи. А Одри Уилфер, краснея, призналась мне, что поцеловала вас куда-то рядом с ухом. Которым вы, несомненно, намеревались соблазнить ее. Я пространно побеседовал еще и с прекрасной Сайнарой.
– В больнице? Сайнара была там?
– Нет, она позвонила, чтобы поговорить с Джиппи. Специально, чтобы успокоить его и уверить, что она изучила его гороскоп и убедилась, что худшие из его проблем уже решены и что он может брести вперед рука об руку с Одри по дороге в Юм-Юм, усыпанной лимонными леденцами.
– Она так и сказала?
– Едва ли. Это моя интерпретация, предназначенная для неверующих и непосвященных. Но если желаете, могу это изложить в научной форме, сказать о Скорпионе и Солнце в восьмом доме и в числе троицы с его пятым домом, и с Юпитером в знаке Рака, и что, пока Юпитер переходит в знак Рыб, тогда и происходит восхождение Джиппи, в котором он объединяется с движущимся Солнцем и Юпитером, стоящим на его пути к ориентированному на прибыль второму дому, в то время как Сатурн наконец...
– В Юм-Юм, это хорошо. Сайнара говорила что-нибудь обо мне?
Он посмотрел в мою сторону с кривой ухмылкой на своем загорелом лице.
– Она сказала, что вы, вероятно, спросите об этом.
– Черт возьми, она не может знать, что я собирался спросить у человека, которого еще даже не видел...
– Конечно нет. Кто сказал, что может? Я так понял, что гут сработала интуиция. У нее было кое-что сказать и о вас, и это ужасные веши, поверьте, но она осторожно намекнула, что вы, возможно, не совсем еще пропащий...
– Она позвонила в больницу как раз в те минуты, когда состоялся ваш краткий визит туда? Интересное... совпадение.
– Вовсе нет. Это было спланировано. Просто еще один ход в хитроумной игре, в которую она и я решили сыграть, чтобы ввести вас в заблуждение, украсть восемьдесят два доллара у Джиппи и свергнуть правительство.
– Сайнара должна была приехать и все разболтать.
– Она упомянула, что вы весьма подозрительный тип, но, откровенно говоря, производите впечатление сильной личности. Это, вне всякого сомнения, объясняется вашей постоянной близостью к разным низким особям, которые пытаются низвести вас до своего уровня, и с этой точки и начинается ваше падение. Тем не менее, Шелл, я думаю, что это хорошее дело...
– Она болтушка, сплетница, она...
– Или по крайней мере не безнадежное, так как вам не удалось заподозрить нас, невинных, а вас ведь могли ввести в заблуждение виновные.
Последние несколько минут, когда мы уже оказались на Гранит-Ледж-роуд, я заметил, что Дев сбавил скорость. Он повернул направо, поехал по крутой дорожке, поднимавшейся к его дому.
– Интересно, что делает эта, как-там-ее-звать? – спросил он небрежно.
– Вы имеете в виду прекрасную Лидию? Думаю, красит свой нос в синий цвет.
– Это представляется мне вполне логичным, – сказал он, останавливаясь и выключая мотор.
Прежде чем открыть дверцу машины, я произнес:
– Мы заговорили о Джиппи, и я вдруг вспомнил, что он сказал мне вчера. О вас. Вы не находили затонувшего корабля или чего-нибудь в этом роде? В Персидском заливе.
– Да, только это было давно, около трех месяцев назад. Этот корабль, а точнее, и не корабль вовсе, а просто большая лодка, по-видимому, пошел ко дну в водах Абу-Даби пару столетий назад. Группа мужчин, назовем их энтузиастами, которые все еще приходят в экстаз при мысли о сокровищах, решила, что эта посудина должна была перевозить их из Бандар-и-Ленги через запив на побережье Ирана. – Он улыбнулся своей яркой кривоватой улыбкой. – Тогда Иран назывался Персией, что для моих ушей звучит более привлекательно... Так вот, они раскопали в каких-то архивах сведения о судне и пришли в раж, были полны нетерпения найти этот потерпевший крушение корабль. Поэтому связались со мной. Я полетел туда посмотреть, могу ли я найти это место.
– Как они узнали о вас? И эта ваша штука, этот ваш холаселектор... он действует и тогда, когда надо найти что-нибудь, кроме нефти? Впрочем, по-видимому, действует.
Он кивнул, одна его рука все еще лежала на руле.
– Не знаю, как они разузнали обо мне, право, не знаю. Но достаточно того, что они решили меня нанять. Они согласились оплатить, мои расходы плюс часть сокровищ, которые мы должны были найти. А это много легче – искать затонувший корабль моим холаселектором, чем определять залегание нефтеносных пластов. В конце концов, если он там есть, то он торчит, как больной большой палец. Кроме того, там ведь больше нет ничего сделанного человеческими руками, только скалы и морское дно. Ну, мы и нашли его на второй день. Это был вопрос правильного выбора территории для поисков.
– Значит, вы действительно его нашли?
– Почему вы так недоверчивы? Черт возьми, да, мы его нашли, я его нашел. Там кое-что было на борту, кое-какие ценности, но немного. Через год я смогу получить пять – десять тысяч за эту работу, но дело не в них. Это было интересно, вот что самое главное.
– Вы там околачивались достаточно долго, чтобы эти парни могли спуститься вниз и посмотреть на затонувший корабль, да?
– Да, я видел первую пару ныряльщиков, но операция по подъему займет немало времени. Я там остался еще на неделю, и это оказались такие славные и памятные семь дней. Приятель, это была лучшая часть путешествия – провести неделю с...
Внезапно он осекся, и воцарилось тяжкое молчание. Потом он снова заговорил.
– Я провел эту неделю в Аздраке, точнее, поблизости от Аздрака. Огромная страна, совсем не похожая на Штаты, совсем другая.
– Мне кажется, Джиппи также упоминал какой-то дворец.
– Пойдем в дом, Шелл. О'кей?
Он вышел из машины. Я открыл дверцу со своей стороны, подождал немного, пока он вытащит свой прибор. Осторожно ступая, прижимая свой "черный ящик" к груди, Дев направился к дому. Я пристроился рядом.
– Дев, меня интересует скважина Уилфера...
Это было последнее слово, которое я произнес, а произнести следующего я уже не успел, потому что раздались выстрелы.
Именно тогда, между этим словом и тем, что должно было последовать. Я определил, что это были выстрелы из винтовки и с не очень дальнего расстояния, менее чем со ста ярдов. Они были громкими, одинаковой силы и звучали отвратительно, будто переламывались сухие кости.
Эта история могла оказаться совсем иной, если бы очередность выстрелов была лучше рассчитана, а целились бы точнее. Но этого, к счастью, не случилось. Сначала прозвучал один выстрел, потом наступила пауза в две или три секунды, затем следующий выстрел, опять такая же пауза, потом сразу три подряд, они последовали друг за другом слишком быстро, как если бы стрелявший вдруг понял, что промазал и старался наверстать упущенное. Мерзавец, должно быть, увидел, что мы продолжаем идти. Потому что мы торопились, чертовски торопились, во всяком случае я.
Через одну долю секунды после первого выстрела я подпрыгнул и оказался высоко в воздухе, а потом сделал еще один прыжок и уже сверху слышал остальные выстрелы и то, как пули ударялись об асфальт где-то поблизости от моих ног и рикошетом отлетали со звоном – дзин.
Но Дев, этот идиот, был все еще на приличном расстоянии от того места, где после двух прыжков оказался я. Он согнулся, обнимая свой тяжелый "черный ящик", и двигался быстро, но ноги ставил бережно и осторожно. Его движения замедлял этот чертов прибор.
Я же считал, что это как раз тот момент, когда скорость – самое главное. Поэтому и шлепнулся на асфальт, повернулся, сделал еще один прыжок, но на этот раз в направлении слабоумного Девина Моррейна.
Его взгляд не отрывался от чего-то впереди, по-видимому, там было что-то важное, и он торопливо приближался к нему, как большой хромой краб, глаза его напряженно всматривались во что-то, а во что, я не имел ни малейшего представления.
Я находился на расстоянии добрых десяти футов от Моррейна, когда, бросив торопливый взгляд в то место, которое приковало к себе внимание Моррейна, я убедился, что там не было ничего, кроме скалы. Большой скалы, а точнее, огромного-преогромного валуна, но другого там ничего не было.
Я сказал себе: единственное, чего хочет этот странный малый, – добраться до валуна и спрятать за ним свой "черный ящик", чтобы обезопасить от всех летающих вокруг пуль. Но это было совершенно бессмысленно.
Я уже упоминал, что был в десяти футах от него, когда все это пришло мне в голову, вот я и прыгнул, чтобы заставить этого кретина опуститься вниз и тем самым спасти от пуль. Я заорал:
– Брось эту чертову штуку, ты, псих, и ложись!
Таким образом я в какой-то степени привлек его внимание. Совсем капельку внимания. Я почти добился цели, толкнув его плечом и заставляя опуститься, когда заметил, что голова Моррейна повернута ко мне и, хотя его ноги все еще продолжали свои шаркающие движения, правая рука оказалась вытянутой в мою сторону. Я это осознал, потому что он ударил меня раскрытой ладонью прямо по лбу, в самую середину.
"Это чертовски странно", – подумал я.
Случившееся со мной чрезвычайно походило на весьма распространенную ситуацию в регби, когда овладевший мячом толкает приблизившегося противника вытянутой рукой в лоб и несется к воротам.
Не исключено, что, кроме гоночных автомобилей, Моррейн попробовал себя еще и в других видах спорта и что он провел веселенький сезон в Лос-Анджелесе. Держа в объятиях свой "ящик", он продолжал двигаться к скале, но то, что случилось со мной, обычно не случалось с профессиональными игроками. А произошло это отчасти оттого, что толчок в голову оказался для меня полной неожиданностью. Уж чего-чего, а этого в такой ситуации я от Моррейна никак не ожидал. Чуть позже я снова оказался рядом с ним, и я хотел использовать эту возможность, чтобы сбить его с ног и, если повезет, спасти его жизнь. И вот пожалуйста – удар – и я оказался опять на расстоянии двадцати или тридцати футов от него! Сначала покатился, потом приземлился и, наконец, замер – мой подбородок уперся в асфальт дорожки.
– Эй!
Я так понял, что окрик принадлежал Деву Моррейну, к которому в тот момент я не испытывал большой теплоты. Я помнил только, что кто-то в нас стрелял, но теперь, казалось, опасность потеряла значительную часть своей актуальности. Кроме того, у меня было такое ощущение, что это случилось давным-давно. Поэтому я осторожно поднял голову, покрутил ею, осматриваясь и отыскивая Моррейна.
Да, это кричал он. Он все-таки сумел добраться до скалы. "Черный ящик" стоял на асфальте у ее основания.
– Эй!
– Ах, заткнись ты!
– Шелл, с тобой все в порядке?
– Теперь ты меня спрашиваешь. Где ты был, когда я в тебе нуждался?
– Что, черт возьми, случилось? Тебя задело? Я имею в виду пулей?
– Нет, это была не пуля.
И тогда я понял, что если этот стрелок все еще находится где-то поблизости и по-прежнему мечтает меня пристрелить, то на этот раз сделать это ему было бы легче, потому что я больше не был движущейся мишенью. Значит, его уже поблизости не было. Почти наверняка. Я поднялся и заковылял к Моррейну. Ничего из ряда вон выходящего не случилось, если не считать того, что я, возможно, отшиб себе копчик.
Дев серьезно смотрел на меня.
– Все в порядке?
– Думаю, зашиб копчик.
– Боже, кто-то стрелял в нас!
– Но в остальном я чувствую себя прекрасно. Кроме... подбородка, который я тоже сильно ушиб, а также кожи на руках...
– Но кто-то же стрелял в вас или в меня? Кому, черт возьми, понадобилось в нас стрелять?
– А также и ног, и грудной клетки, и... Боюсь проверять все остальное. Кому понадобилось в нас стрелять? Черт бы меня побрал, если я знаю. Но это хороший вопрос.
Да, это был хороший вопрос. Задать-то его было легко. Труднее было получить хороший ответ.
Когда мы двинулись к дому, я спросил Дева, что он, черт возьми, думает о своем поведении, когда он шел на цыпочках, будто гулял среди тюльпанов, а вокруг свистели пули. Он сказал, что вообще-то его холаселектор очень неприхотлив, но в нем есть тонкая ртутная пленка, своего рода сердце основного его компонента, называемого "мультифазовым виброном", и что малейший толчок способен ее погубить.
Такое объяснение не вполне меня удовлетворило. Может быть, потому, что я не имел ни малейшего представления о том, что такое "мультифазовый виброн". И я не мог не подумать, а имеет ли об этом представление кто-нибудь еще.
В доме я тотчас же подошел к телефону, но Дев отобрал у меня трубку.
– Я так понимаю, что вы собираетесь позвонить в полицию, – начал он. – Забудьте об этом.
– Но, Дев, есть все основания полагать, что парень собирался убить именно вас. Если бы меня – такое бы произошло поблизости от моего дома. Но ведь это-то ваш дом.
– Забудьте об этом, Шелл.
То же самое, что и раньше. То же самое! Все вернулось на круги своя. За небольшим исключением: если я хочу сообщить в полицию, что кто-то стрелял в меня, то все нормально, сказал Дев. Все о'кей. Но он решительно не хотел, чтобы я впутывал в это дело его. Я не стал спорить.
Мы сидели и говорили о том, что же случилось. Совсем недолго, минут пять – не больше. И две из них были потеряны, потому что вскоре в комнату ввалилась Петрушка, естественно, с голым задом, впрочем, все остальное было тоже голым, и начала веселый импровизированный танец. Но Дев послал ее. Не куда-нибудь подальше, а только из гостиной.
Мы не пришли ни к какому заключению, не решили даже, кому были адресованы выстрелы: мне или Моррейну. Или, возможно, нам обоим. После краткого совещания мы отложили этот вопрос, так сказать, оставили его томиться на маленьком огне.
Дев все больше становился похож на человека, готового впасть в прострацию, а у меня появилось желание попасть домой. Поэтому через пять минут я пожал Деву руку, прокричал Петрушке слова прощания и с большими предосторожностями, поглядывая вокруг, довольно резво впрыгнул в свой "кадиллак" и двинулся к отелю "Спартанец".
К половине третьего я был дома, в своих трехкомнатных апартаментах с ванной. Освежился под душем, переоделся, водрузил моментально зажаренный тонкий нью-йоркский бифштекс на кусок тоста и принялся жевать, усевшись на скамеечку перед двумя аквариумами.
Я все еще сидел и смотрел на рыбок, когда мой телефон зазвонил, и Эдди, дневной портье, сидящий внизу за конторкой, сказал мне своим тихим голосом:
– Шелл, тут внизу какой-то мрачный субъект...
Основная часть этого разговора была о нефти, холаселекторе Моррейна и обо всякой всячине, касавшейся моей работы. Но, приближаясь к дому, Дев отпустил пару замечаний об "аспектах" и другой астрологической специфике, и я сказал:
– Это верно, что вы с Сайнарой Лэйн добрые друзья?
– Конечно. Она душка, замечательная девушка и замечательный астролог, лучший из всех, кого я знаю.
– Похоже, что вы знаете многих.
– Нескольких.
– И вы падки на это, да?
Он не отрывал взгляда от дороги, но я увидел, что он улыбается.
– Почему бы и нет? Факт заключается в том, что несколько лет назад я считал это все чушью, что и решил доказать Сайнаре. Это отняло у меня год, но я узнал об астрологии достаточно, чтобы понять, что не могу этого доказать.
– Не можете доказать, что это фальшивка, да? Это странно.
– Не так уж странно. Многие из действительно компетентных и хорошо известных профессиональных астрологов начинали с того же. Изучали астрологию, чтобы ее разоблачить – мол, это лженаука или искусство, основанное на жульничестве. И всегда оказывалось, что сеанс разоблачения не состоится.
– Это странно...
– Вы на это не купитесь, да?
– Я и гроша за это не дам.
– Но вы ведь сами не изучали астрологию?
– Черт возьми, нет, конечно!
– Это знаменательно.
– То есть?
– Большинство так называемых ученых высокомерно поносят астрологию, называют ее шарлатанством и даже хуже. Особенно этим грешат астрономы, они не слышали даже, что их собственная наука выросла из астрологии, и знают о ней не больше, чем вы. А может быть, и меньше. По крайней мере вы недавно получили о ней некоторое представление.
– Думаю, получил. От... – Я умолк и посмотрел на Моррейна. – Да, но как вы об этом узнали? Мы с вами впервые встретились час назад, а раньше обо мне вы наверняка никогда не слышали.
– Каюсь, никогда не слышат о вас, только за полчаса до нашей встречи узнал о вашем существовании. Трудно в это поверить, но, хотя я никогда прежде не слышал о Шелле Скотте, моя жизнь не казалась мне пустой.
– Значит, только за полчаса до нашей встречи?
– Именно так. После того как поговорил со своим другом Джиппи Уилфером, который чувствовал себя настолько хорошо, что намекнул, будто и вы не так уж плохи. А Одри Уилфер, краснея, призналась мне, что поцеловала вас куда-то рядом с ухом. Которым вы, несомненно, намеревались соблазнить ее. Я пространно побеседовал еще и с прекрасной Сайнарой.
– В больнице? Сайнара была там?
– Нет, она позвонила, чтобы поговорить с Джиппи. Специально, чтобы успокоить его и уверить, что она изучила его гороскоп и убедилась, что худшие из его проблем уже решены и что он может брести вперед рука об руку с Одри по дороге в Юм-Юм, усыпанной лимонными леденцами.
– Она так и сказала?
– Едва ли. Это моя интерпретация, предназначенная для неверующих и непосвященных. Но если желаете, могу это изложить в научной форме, сказать о Скорпионе и Солнце в восьмом доме и в числе троицы с его пятым домом, и с Юпитером в знаке Рака, и что, пока Юпитер переходит в знак Рыб, тогда и происходит восхождение Джиппи, в котором он объединяется с движущимся Солнцем и Юпитером, стоящим на его пути к ориентированному на прибыль второму дому, в то время как Сатурн наконец...
– В Юм-Юм, это хорошо. Сайнара говорила что-нибудь обо мне?
Он посмотрел в мою сторону с кривой ухмылкой на своем загорелом лице.
– Она сказала, что вы, вероятно, спросите об этом.
– Черт возьми, она не может знать, что я собирался спросить у человека, которого еще даже не видел...
– Конечно нет. Кто сказал, что может? Я так понял, что гут сработала интуиция. У нее было кое-что сказать и о вас, и это ужасные веши, поверьте, но она осторожно намекнула, что вы, возможно, не совсем еще пропащий...
– Она позвонила в больницу как раз в те минуты, когда состоялся ваш краткий визит туда? Интересное... совпадение.
– Вовсе нет. Это было спланировано. Просто еще один ход в хитроумной игре, в которую она и я решили сыграть, чтобы ввести вас в заблуждение, украсть восемьдесят два доллара у Джиппи и свергнуть правительство.
– Сайнара должна была приехать и все разболтать.
– Она упомянула, что вы весьма подозрительный тип, но, откровенно говоря, производите впечатление сильной личности. Это, вне всякого сомнения, объясняется вашей постоянной близостью к разным низким особям, которые пытаются низвести вас до своего уровня, и с этой точки и начинается ваше падение. Тем не менее, Шелл, я думаю, что это хорошее дело...
– Она болтушка, сплетница, она...
– Или по крайней мере не безнадежное, так как вам не удалось заподозрить нас, невинных, а вас ведь могли ввести в заблуждение виновные.
Последние несколько минут, когда мы уже оказались на Гранит-Ледж-роуд, я заметил, что Дев сбавил скорость. Он повернул направо, поехал по крутой дорожке, поднимавшейся к его дому.
– Интересно, что делает эта, как-там-ее-звать? – спросил он небрежно.
– Вы имеете в виду прекрасную Лидию? Думаю, красит свой нос в синий цвет.
– Это представляется мне вполне логичным, – сказал он, останавливаясь и выключая мотор.
Прежде чем открыть дверцу машины, я произнес:
– Мы заговорили о Джиппи, и я вдруг вспомнил, что он сказал мне вчера. О вас. Вы не находили затонувшего корабля или чего-нибудь в этом роде? В Персидском заливе.
– Да, только это было давно, около трех месяцев назад. Этот корабль, а точнее, и не корабль вовсе, а просто большая лодка, по-видимому, пошел ко дну в водах Абу-Даби пару столетий назад. Группа мужчин, назовем их энтузиастами, которые все еще приходят в экстаз при мысли о сокровищах, решила, что эта посудина должна была перевозить их из Бандар-и-Ленги через запив на побережье Ирана. – Он улыбнулся своей яркой кривоватой улыбкой. – Тогда Иран назывался Персией, что для моих ушей звучит более привлекательно... Так вот, они раскопали в каких-то архивах сведения о судне и пришли в раж, были полны нетерпения найти этот потерпевший крушение корабль. Поэтому связались со мной. Я полетел туда посмотреть, могу ли я найти это место.
– Как они узнали о вас? И эта ваша штука, этот ваш холаселектор... он действует и тогда, когда надо найти что-нибудь, кроме нефти? Впрочем, по-видимому, действует.
Он кивнул, одна его рука все еще лежала на руле.
– Не знаю, как они разузнали обо мне, право, не знаю. Но достаточно того, что они решили меня нанять. Они согласились оплатить, мои расходы плюс часть сокровищ, которые мы должны были найти. А это много легче – искать затонувший корабль моим холаселектором, чем определять залегание нефтеносных пластов. В конце концов, если он там есть, то он торчит, как больной большой палец. Кроме того, там ведь больше нет ничего сделанного человеческими руками, только скалы и морское дно. Ну, мы и нашли его на второй день. Это был вопрос правильного выбора территории для поисков.
– Значит, вы действительно его нашли?
– Почему вы так недоверчивы? Черт возьми, да, мы его нашли, я его нашел. Там кое-что было на борту, кое-какие ценности, но немного. Через год я смогу получить пять – десять тысяч за эту работу, но дело не в них. Это было интересно, вот что самое главное.
– Вы там околачивались достаточно долго, чтобы эти парни могли спуститься вниз и посмотреть на затонувший корабль, да?
– Да, я видел первую пару ныряльщиков, но операция по подъему займет немало времени. Я там остался еще на неделю, и это оказались такие славные и памятные семь дней. Приятель, это была лучшая часть путешествия – провести неделю с...
Внезапно он осекся, и воцарилось тяжкое молчание. Потом он снова заговорил.
– Я провел эту неделю в Аздраке, точнее, поблизости от Аздрака. Огромная страна, совсем не похожая на Штаты, совсем другая.
– Мне кажется, Джиппи также упоминал какой-то дворец.
– Пойдем в дом, Шелл. О'кей?
Он вышел из машины. Я открыл дверцу со своей стороны, подождал немного, пока он вытащит свой прибор. Осторожно ступая, прижимая свой "черный ящик" к груди, Дев направился к дому. Я пристроился рядом.
– Дев, меня интересует скважина Уилфера...
Это было последнее слово, которое я произнес, а произнести следующего я уже не успел, потому что раздались выстрелы.
Именно тогда, между этим словом и тем, что должно было последовать. Я определил, что это были выстрелы из винтовки и с не очень дальнего расстояния, менее чем со ста ярдов. Они были громкими, одинаковой силы и звучали отвратительно, будто переламывались сухие кости.
Эта история могла оказаться совсем иной, если бы очередность выстрелов была лучше рассчитана, а целились бы точнее. Но этого, к счастью, не случилось. Сначала прозвучал один выстрел, потом наступила пауза в две или три секунды, затем следующий выстрел, опять такая же пауза, потом сразу три подряд, они последовали друг за другом слишком быстро, как если бы стрелявший вдруг понял, что промазал и старался наверстать упущенное. Мерзавец, должно быть, увидел, что мы продолжаем идти. Потому что мы торопились, чертовски торопились, во всяком случае я.
Через одну долю секунды после первого выстрела я подпрыгнул и оказался высоко в воздухе, а потом сделал еще один прыжок и уже сверху слышал остальные выстрелы и то, как пули ударялись об асфальт где-то поблизости от моих ног и рикошетом отлетали со звоном – дзин.
Но Дев, этот идиот, был все еще на приличном расстоянии от того места, где после двух прыжков оказался я. Он согнулся, обнимая свой тяжелый "черный ящик", и двигался быстро, но ноги ставил бережно и осторожно. Его движения замедлял этот чертов прибор.
Я же считал, что это как раз тот момент, когда скорость – самое главное. Поэтому и шлепнулся на асфальт, повернулся, сделал еще один прыжок, но на этот раз в направлении слабоумного Девина Моррейна.
Его взгляд не отрывался от чего-то впереди, по-видимому, там было что-то важное, и он торопливо приближался к нему, как большой хромой краб, глаза его напряженно всматривались во что-то, а во что, я не имел ни малейшего представления.
Я находился на расстоянии добрых десяти футов от Моррейна, когда, бросив торопливый взгляд в то место, которое приковало к себе внимание Моррейна, я убедился, что там не было ничего, кроме скалы. Большой скалы, а точнее, огромного-преогромного валуна, но другого там ничего не было.
Я сказал себе: единственное, чего хочет этот странный малый, – добраться до валуна и спрятать за ним свой "черный ящик", чтобы обезопасить от всех летающих вокруг пуль. Но это было совершенно бессмысленно.
Я уже упоминал, что был в десяти футах от него, когда все это пришло мне в голову, вот я и прыгнул, чтобы заставить этого кретина опуститься вниз и тем самым спасти от пуль. Я заорал:
– Брось эту чертову штуку, ты, псих, и ложись!
Таким образом я в какой-то степени привлек его внимание. Совсем капельку внимания. Я почти добился цели, толкнув его плечом и заставляя опуститься, когда заметил, что голова Моррейна повернута ко мне и, хотя его ноги все еще продолжали свои шаркающие движения, правая рука оказалась вытянутой в мою сторону. Я это осознал, потому что он ударил меня раскрытой ладонью прямо по лбу, в самую середину.
"Это чертовски странно", – подумал я.
Случившееся со мной чрезвычайно походило на весьма распространенную ситуацию в регби, когда овладевший мячом толкает приблизившегося противника вытянутой рукой в лоб и несется к воротам.
Не исключено, что, кроме гоночных автомобилей, Моррейн попробовал себя еще и в других видах спорта и что он провел веселенький сезон в Лос-Анджелесе. Держа в объятиях свой "ящик", он продолжал двигаться к скале, но то, что случилось со мной, обычно не случалось с профессиональными игроками. А произошло это отчасти оттого, что толчок в голову оказался для меня полной неожиданностью. Уж чего-чего, а этого в такой ситуации я от Моррейна никак не ожидал. Чуть позже я снова оказался рядом с ним, и я хотел использовать эту возможность, чтобы сбить его с ног и, если повезет, спасти его жизнь. И вот пожалуйста – удар – и я оказался опять на расстоянии двадцати или тридцати футов от него! Сначала покатился, потом приземлился и, наконец, замер – мой подбородок уперся в асфальт дорожки.
– Эй!
Я так понял, что окрик принадлежал Деву Моррейну, к которому в тот момент я не испытывал большой теплоты. Я помнил только, что кто-то в нас стрелял, но теперь, казалось, опасность потеряла значительную часть своей актуальности. Кроме того, у меня было такое ощущение, что это случилось давным-давно. Поэтому я осторожно поднял голову, покрутил ею, осматриваясь и отыскивая Моррейна.
Да, это кричал он. Он все-таки сумел добраться до скалы. "Черный ящик" стоял на асфальте у ее основания.
– Эй!
– Ах, заткнись ты!
– Шелл, с тобой все в порядке?
– Теперь ты меня спрашиваешь. Где ты был, когда я в тебе нуждался?
– Что, черт возьми, случилось? Тебя задело? Я имею в виду пулей?
– Нет, это была не пуля.
И тогда я понял, что если этот стрелок все еще находится где-то поблизости и по-прежнему мечтает меня пристрелить, то на этот раз сделать это ему было бы легче, потому что я больше не был движущейся мишенью. Значит, его уже поблизости не было. Почти наверняка. Я поднялся и заковылял к Моррейну. Ничего из ряда вон выходящего не случилось, если не считать того, что я, возможно, отшиб себе копчик.
Дев серьезно смотрел на меня.
– Все в порядке?
– Думаю, зашиб копчик.
– Боже, кто-то стрелял в нас!
– Но в остальном я чувствую себя прекрасно. Кроме... подбородка, который я тоже сильно ушиб, а также кожи на руках...
– Но кто-то же стрелял в вас или в меня? Кому, черт возьми, понадобилось в нас стрелять?
– А также и ног, и грудной клетки, и... Боюсь проверять все остальное. Кому понадобилось в нас стрелять? Черт бы меня побрал, если я знаю. Но это хороший вопрос.
Да, это был хороший вопрос. Задать-то его было легко. Труднее было получить хороший ответ.
Когда мы двинулись к дому, я спросил Дева, что он, черт возьми, думает о своем поведении, когда он шел на цыпочках, будто гулял среди тюльпанов, а вокруг свистели пули. Он сказал, что вообще-то его холаселектор очень неприхотлив, но в нем есть тонкая ртутная пленка, своего рода сердце основного его компонента, называемого "мультифазовым виброном", и что малейший толчок способен ее погубить.
Такое объяснение не вполне меня удовлетворило. Может быть, потому, что я не имел ни малейшего представления о том, что такое "мультифазовый виброн". И я не мог не подумать, а имеет ли об этом представление кто-нибудь еще.
В доме я тотчас же подошел к телефону, но Дев отобрал у меня трубку.
– Я так понимаю, что вы собираетесь позвонить в полицию, – начал он. – Забудьте об этом.
– Но, Дев, есть все основания полагать, что парень собирался убить именно вас. Если бы меня – такое бы произошло поблизости от моего дома. Но ведь это-то ваш дом.
– Забудьте об этом, Шелл.
То же самое, что и раньше. То же самое! Все вернулось на круги своя. За небольшим исключением: если я хочу сообщить в полицию, что кто-то стрелял в меня, то все нормально, сказал Дев. Все о'кей. Но он решительно не хотел, чтобы я впутывал в это дело его. Я не стал спорить.
Мы сидели и говорили о том, что же случилось. Совсем недолго, минут пять – не больше. И две из них были потеряны, потому что вскоре в комнату ввалилась Петрушка, естественно, с голым задом, впрочем, все остальное было тоже голым, и начала веселый импровизированный танец. Но Дев послал ее. Не куда-нибудь подальше, а только из гостиной.
Мы не пришли ни к какому заключению, не решили даже, кому были адресованы выстрелы: мне или Моррейну. Или, возможно, нам обоим. После краткого совещания мы отложили этот вопрос, так сказать, оставили его томиться на маленьком огне.
Дев все больше становился похож на человека, готового впасть в прострацию, а у меня появилось желание попасть домой. Поэтому через пять минут я пожал Деву руку, прокричал Петрушке слова прощания и с большими предосторожностями, поглядывая вокруг, довольно резво впрыгнул в свой "кадиллак" и двинулся к отелю "Спартанец".
К половине третьего я был дома, в своих трехкомнатных апартаментах с ванной. Освежился под душем, переоделся, водрузил моментально зажаренный тонкий нью-йоркский бифштекс на кусок тоста и принялся жевать, усевшись на скамеечку перед двумя аквариумами.
Я все еще сидел и смотрел на рыбок, когда мой телефон зазвонил, и Эдди, дневной портье, сидящий внизу за конторкой, сказал мне своим тихим голосом:
– Шелл, тут внизу какой-то мрачный субъект...
Глава 18
Лежа на спине в центре улицы Норт-Россмор, я слышал завывание мотора и пронзительный визг шин, когда машина резко поддала газа и помчалась прочь. Унося, вне всякого сомнения, сукина сына, подстрелившего меня.
Он стрелял дважды. Но я не знал, насколько серьезно ранен... Осторожно ощупывая свое тело, с опаской двигаясь, я проверил себя всего и наконец выпрямился. Сидя посреди улицы на своей и без того совсем недавно отшибленной заднице, я решил, что это недавнее физическое оскорбление имело целью остановить меня. Конечно, помешать мне могут. Но остановить – дудки!
Одна из этих пуль, первая, вскользь задела левую лодыжку, вторая, выпущенная, вероятно, когда я уже падал, просвистела между моей грудной клеткой и левой рукой. Рука кровоточила, кровь шла и из лодыжки – там была сорвана кожа, – но кости, слава Богу, были целы. Голова у меня разрывалась от боли, но дырок в ней не было, и я чувствовал, что мне повезло уже потому, что я жив.
Я поднялся, стараясь поменьше опираться на левую ногу. Было такое ощущение, будто я ступаю по раскаленным углям, но идти я мог, а гримасы, сопровождающие каждый мой шаг, значения не имели.
Поднявшись на ноги, я взглянул на отель – и там, у открытых дверей увидал Шейха Файзули. Весь в черном, он стоял, расставив ноги, с руками, скрещенными на груди, и даже отсюда я мог любоваться игрой яркого света на его орлином носу. Уж не отражался ли этот свет от лезвия острой кривой сабли?
В этот момент он стал спускаться по ступеням пружинистой походкой, как человек, командующий парадом, и остановился на тротуаре, ожидая меня. Я довольно бодро дохромал до него.
Пронзая меня взглядом черных, горячих, как ночные ветры пустыни, глаз, Файзули спокойно сказал:
– В последние минуты меня посетило опасение, что вы будете не в состоянии найти мой гарем.
– Я скажу вам, Шейх, сэр, что вы можете сделать с этим вашим незаконно приобретенным гаремом. Там ведь шесть жен, да? По одной на каждый случай...
– Шелл, шутки в сторону. Право же, я действительно испугался за вас. Но нам не стоит об этом говорить, верно?
Что-то в его тоне убедило меня, что он действительно так думает, или я просто хотел поверить в его искренность. Как бы то ни было, я произнес:
– Да, конечно, это верно. Приятель, я хочу поскорее выбраться с этой чертовой улицы, она кишмя кишит убийцами.
– Даже в Аздраке не так гибельно, пугающе и опасно, как в этом городе безумия, – промолвил он.
– Аздрак, – сказал я, – Аздрак...
"Интересно, что у меня с этим связано? Ах да! Дев ведь сказал, что провел там свою лучшую неделю – в Аздраке".
Я переместил вес на правую ногу и сделал попытку пошевелить своей пылающей лодыжкой.
– Если вы заглянете в мой номер, Шейх Файзули, мне кажется, у нас найдется, что обсудить.
Но сначала я был профессионально забинтован и заштопан Полом Энсоном, моим другом и соседом, постояльцем 208-го номера, через две двери от холла. Затем я вернулся на огромный шоколадного цвета диван в моей гостиной, переодевшись за этот утомительный день в третий раз, и продолжил свою беседу с Шейхом.
– Вам не кажется, Шейх, что это как-то связано: "охота" за вашим исчезнувшим гаремом и мгновенно за этим последовавшая попытка подстрелить меня? Причем дважды? Возможно, вы теперь поймете, почему я не горю желанием искать гаремы.
– Это верно, это я все предвидел. Я же сказал, что покопаюсь в вашей проблеме. И поскольку я это сказал, то попытаюсь сделать. Но только если вы расскажете мне об этой истории побольше.
– "Неладно что-то в датском королевстве", Шейх, я это знаю, и вам лучше поверить, а эту фразу, готов побиться об заклад на мешок мексиканских бобов, вы подцепили от Девина Моррейна.
На это мое замечание Шейх ответствовал:
– Да, эта фраза усладила мой слух, когда я впервые услышал ее из уст Девина Моррейна. Но что там за нелады в датском королевстве?
– Это из другой оперы, и для нас они не столь важны. Но что мне важно знать, это почему вы здесь. А также почему вы столь категорично заявили, что мои проблемы тесно переплетаются с вашими? Я хотел бы услышать все объяснения по этим вопросам, притом исчерпывающие, какие вы сможете мне представить. Поэтому, если вы хотите, чтобы мы поладили, вы не должны ничего скрывать от меня. И тогда, если мне повезет, я найду ваших девушек. Идет?
Шейх Файзули некоторое время обдумывал мое предложение. И по мере того как он его обдумывал, его бронзовое, продубленное ветрами и солнцем лицо мрачнело, а выражение жесткости все больше и больше определяло его черты. Что вовсе не означало, что он был жестоким или порочным человеком, вовсе нет. Но он, конечно, не принадлежал к разряду тех, кого мне хотелось бы прогневить или серьезно огорчить.
– Можно мне воспользоваться вашим телефоном, мистер Скотт?
– Конечно.
Он уже сидел у столика с телефоном. Сверившись с записями в маленькой красной книжечке, вынутой из кармана его черного костюма, Шейх быстро набрал номер.
– Так, вы на месте? Прекрасно. Это Шейх Файзули.
Ему что-то ответили, он улыбнулся и при этом снова показался мне чрезвычайно красивым. Его зубы и глаза сверкнули, он сказал:
– Это так. Я здесь или, лучше сказать, там. Я как раз с ним. И он настаивает, причем очень воинственно, чтобы я рассказал ему обо всех тех вещах, которые мы отчасти обсудили, и даже больше. Да... да... нет... да.
Что там, черт возьми, происходило? Я недоумевал. С кем он разговаривал? Но, уже задавая себе этот вопрос, я имел некоторые подозрения. Или предчувствия, если угодно.
– Что? – говорил он. – А, это... да, его настойчивость объясняется тем, что в него стреляли. Да, в него... Нет, немного иначе... Вот только что, несколько минут назад... Действительно, это довольно убедительная причина, можете поверить. Нет, он передвигается... и ведет со мной разговоры. Ставит условия. Он мужчина. Пули его сбили с ног, но также сбили с него и налет неуязвимости. – Шейх Файзули посмотрел на меня, подмигнул и улыбнулся этой своей белозубой, обезоруживающей улыбкой, потом продолжил: – Да, он ужасно орал, этот... Просто невероятно... Да, да... с большой серьезностью.
Разговор продолжался. Теперь Шейх долго слушал, потом сказал:
– Великолепно. Благодарю. Я вас вознагражу. Нет, нет. Я настаиваю. Я дам вам знать... – И повесил трубку.
– В чем дело? – спросил я его.
– Все в порядке. Мисс Сайнара Лэйн уверила меня...
– Вот как! Я это подозревал, но все-таки!
– Что я могу рассказать вам свою тайну, поделиться своими секретами, очень важными и опасными, и что вы никому их не расскажете. Она сказала: я не должен опасаться, что вы их откроете кому-нибудь...
– Вы хотите сказать, черт возьми, что она сообщила вам, будто я умею хранить секреты? Ради всех святых, почему вы не спросили об этом меня самого?
Он стрелял дважды. Но я не знал, насколько серьезно ранен... Осторожно ощупывая свое тело, с опаской двигаясь, я проверил себя всего и наконец выпрямился. Сидя посреди улицы на своей и без того совсем недавно отшибленной заднице, я решил, что это недавнее физическое оскорбление имело целью остановить меня. Конечно, помешать мне могут. Но остановить – дудки!
Одна из этих пуль, первая, вскользь задела левую лодыжку, вторая, выпущенная, вероятно, когда я уже падал, просвистела между моей грудной клеткой и левой рукой. Рука кровоточила, кровь шла и из лодыжки – там была сорвана кожа, – но кости, слава Богу, были целы. Голова у меня разрывалась от боли, но дырок в ней не было, и я чувствовал, что мне повезло уже потому, что я жив.
Я поднялся, стараясь поменьше опираться на левую ногу. Было такое ощущение, будто я ступаю по раскаленным углям, но идти я мог, а гримасы, сопровождающие каждый мой шаг, значения не имели.
Поднявшись на ноги, я взглянул на отель – и там, у открытых дверей увидал Шейха Файзули. Весь в черном, он стоял, расставив ноги, с руками, скрещенными на груди, и даже отсюда я мог любоваться игрой яркого света на его орлином носу. Уж не отражался ли этот свет от лезвия острой кривой сабли?
В этот момент он стал спускаться по ступеням пружинистой походкой, как человек, командующий парадом, и остановился на тротуаре, ожидая меня. Я довольно бодро дохромал до него.
Пронзая меня взглядом черных, горячих, как ночные ветры пустыни, глаз, Файзули спокойно сказал:
– В последние минуты меня посетило опасение, что вы будете не в состоянии найти мой гарем.
– Я скажу вам, Шейх, сэр, что вы можете сделать с этим вашим незаконно приобретенным гаремом. Там ведь шесть жен, да? По одной на каждый случай...
– Шелл, шутки в сторону. Право же, я действительно испугался за вас. Но нам не стоит об этом говорить, верно?
Что-то в его тоне убедило меня, что он действительно так думает, или я просто хотел поверить в его искренность. Как бы то ни было, я произнес:
– Да, конечно, это верно. Приятель, я хочу поскорее выбраться с этой чертовой улицы, она кишмя кишит убийцами.
– Даже в Аздраке не так гибельно, пугающе и опасно, как в этом городе безумия, – промолвил он.
– Аздрак, – сказал я, – Аздрак...
"Интересно, что у меня с этим связано? Ах да! Дев ведь сказал, что провел там свою лучшую неделю – в Аздраке".
Я переместил вес на правую ногу и сделал попытку пошевелить своей пылающей лодыжкой.
– Если вы заглянете в мой номер, Шейх Файзули, мне кажется, у нас найдется, что обсудить.
Но сначала я был профессионально забинтован и заштопан Полом Энсоном, моим другом и соседом, постояльцем 208-го номера, через две двери от холла. Затем я вернулся на огромный шоколадного цвета диван в моей гостиной, переодевшись за этот утомительный день в третий раз, и продолжил свою беседу с Шейхом.
– Вам не кажется, Шейх, что это как-то связано: "охота" за вашим исчезнувшим гаремом и мгновенно за этим последовавшая попытка подстрелить меня? Причем дважды? Возможно, вы теперь поймете, почему я не горю желанием искать гаремы.
– Это верно, это я все предвидел. Я же сказал, что покопаюсь в вашей проблеме. И поскольку я это сказал, то попытаюсь сделать. Но только если вы расскажете мне об этой истории побольше.
– "Неладно что-то в датском королевстве", Шейх, я это знаю, и вам лучше поверить, а эту фразу, готов побиться об заклад на мешок мексиканских бобов, вы подцепили от Девина Моррейна.
На это мое замечание Шейх ответствовал:
– Да, эта фраза усладила мой слух, когда я впервые услышал ее из уст Девина Моррейна. Но что там за нелады в датском королевстве?
– Это из другой оперы, и для нас они не столь важны. Но что мне важно знать, это почему вы здесь. А также почему вы столь категорично заявили, что мои проблемы тесно переплетаются с вашими? Я хотел бы услышать все объяснения по этим вопросам, притом исчерпывающие, какие вы сможете мне представить. Поэтому, если вы хотите, чтобы мы поладили, вы не должны ничего скрывать от меня. И тогда, если мне повезет, я найду ваших девушек. Идет?
Шейх Файзули некоторое время обдумывал мое предложение. И по мере того как он его обдумывал, его бронзовое, продубленное ветрами и солнцем лицо мрачнело, а выражение жесткости все больше и больше определяло его черты. Что вовсе не означало, что он был жестоким или порочным человеком, вовсе нет. Но он, конечно, не принадлежал к разряду тех, кого мне хотелось бы прогневить или серьезно огорчить.
– Можно мне воспользоваться вашим телефоном, мистер Скотт?
– Конечно.
Он уже сидел у столика с телефоном. Сверившись с записями в маленькой красной книжечке, вынутой из кармана его черного костюма, Шейх быстро набрал номер.
– Так, вы на месте? Прекрасно. Это Шейх Файзули.
Ему что-то ответили, он улыбнулся и при этом снова показался мне чрезвычайно красивым. Его зубы и глаза сверкнули, он сказал:
– Это так. Я здесь или, лучше сказать, там. Я как раз с ним. И он настаивает, причем очень воинственно, чтобы я рассказал ему обо всех тех вещах, которые мы отчасти обсудили, и даже больше. Да... да... нет... да.
Что там, черт возьми, происходило? Я недоумевал. С кем он разговаривал? Но, уже задавая себе этот вопрос, я имел некоторые подозрения. Или предчувствия, если угодно.
– Что? – говорил он. – А, это... да, его настойчивость объясняется тем, что в него стреляли. Да, в него... Нет, немного иначе... Вот только что, несколько минут назад... Действительно, это довольно убедительная причина, можете поверить. Нет, он передвигается... и ведет со мной разговоры. Ставит условия. Он мужчина. Пули его сбили с ног, но также сбили с него и налет неуязвимости. – Шейх Файзули посмотрел на меня, подмигнул и улыбнулся этой своей белозубой, обезоруживающей улыбкой, потом продолжил: – Да, он ужасно орал, этот... Просто невероятно... Да, да... с большой серьезностью.
Разговор продолжался. Теперь Шейх долго слушал, потом сказал:
– Великолепно. Благодарю. Я вас вознагражу. Нет, нет. Я настаиваю. Я дам вам знать... – И повесил трубку.
– В чем дело? – спросил я его.
– Все в порядке. Мисс Сайнара Лэйн уверила меня...
– Вот как! Я это подозревал, но все-таки!
– Что я могу рассказать вам свою тайну, поделиться своими секретами, очень важными и опасными, и что вы никому их не расскажете. Она сказала: я не должен опасаться, что вы их откроете кому-нибудь...
– Вы хотите сказать, черт возьми, что она сообщила вам, будто я умею хранить секреты? Ради всех святых, почему вы не спросили об этом меня самого?