И все же… кажется, это случилось. Если происходящее с ним не сон, он сидит на больничной койке в городе под названием Сан-Паулу, а на календаре 2189 год.
Внутри у него все похолодело.
Джин умерла. Дети тоже.
Западная Европа разрушена, говорилось в книге. Он схватил ее и нашел нужную страницу: «…за исключением юго-западного угла Пиренейского полуострова, западная и центральная Европа была превращена в пустыню второй волной бомбардировок…»
Ни одной даты. Ни единой чертовой даты в целой книге!
Уэнтик еще раз посмотрел названия остальных книг на полке, но не смог найти ничего, что могло бы содержать сведения об этой войне. Он вернулся к столу и сел.
Он осознал, наконец, истинную безысходность своей ситуации. Как день назад пришлось смириться со своим пребыванием в будущем, теперь надо было признать страшную изолированность этого будущего. Если бы он и вернулся в свое время, ничего хорошего из этого выйти не могло. Война — историческая определенность. Так же как смерть его семьи.
Уэнтик поставил локти на стол, подался вперед и утопил лицо в ладонях. Вскоре он ощутил горький вкус на губах, ручейки теплых слез потекли по его рукам.
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Внутри у него все похолодело.
Джин умерла. Дети тоже.
Западная Европа разрушена, говорилось в книге. Он схватил ее и нашел нужную страницу: «…за исключением юго-западного угла Пиренейского полуострова, западная и центральная Европа была превращена в пустыню второй волной бомбардировок…»
Ни одной даты. Ни единой чертовой даты в целой книге!
Уэнтик еще раз посмотрел названия остальных книг на полке, но не смог найти ничего, что могло бы содержать сведения об этой войне. Он вернулся к столу и сел.
Он осознал, наконец, истинную безысходность своей ситуации. Как день назад пришлось смириться со своим пребыванием в будущем, теперь надо было признать страшную изолированность этого будущего. Если бы он и вернулся в свое время, ничего хорошего из этого выйти не могло. Война — историческая определенность. Так же как смерть его семьи.
Уэнтик поставил локти на стол, подался вперед и утопил лицо в ладонях. Вскоре он ощутил горький вкус на губах, ручейки теплых слез потекли по его рукам.
Глава шестнадцатая
Позднее тем же утром его навестил доктор.
Уэнтик сидел за столом и читал одну из книг. Она была наименее вычурной из того, что было на полке, и повествовала о владельце скотоводческой фермы на холмах возле Риу Гранди; его стадо поразила какая-то неведомая болезнь. Как жанр фантастики книга была в высшей степени неинтересной, но ее пришлось предпочесть романтическим кривляниям хозяйки какого-то воздушного замка.
Доктор вошел без стука.
— Ну, мистер Масгроув, как вы себя чувствуете? — начал он.
— Прекрасно, — ответил Уэнтик. — И прежде всего хотел бы договориться об одной вещи. Меня зовут не Масгроув, а Уэнтик. Доктор Элиас Уэнтик. Я хотел бы выписаться.
Доктор растерянно уставился в свой блокнот.
— Понимаю. Не произнесете ли имя по буквам?
Уэнтик членораздельно повторил имя и спросил:
— Когда я смогу покинуть больницу?
— Боюсь, мы не сможем вас выписать. Вы еще не вполне реабилитировались. — Он что-то торопливо писал на клочке бумаги. — Мне бы хотелось, чтобы вы как можно больше читали, а мы покажем вам вечером еще пару фильмов. Постарайтесь сосредоточиться на них, понимаете? Это очень важно.
Уэнтик кивнул.
— Ну а теперь, — сказал доктор, — скажите, не нуждаетесь ли вы в чем-то еще?
— Мне нужны часы, — ответил Уэнтик.
— Да, да. Вы их получите. Я имел в виду нечто более — как бы это сказать? — абстрактное. Как насчет общения?
— Не знаю на что вы намекаете.
— Не обращайте внимания. Что-нибудь еще?
— Не назовете ли вы мне сегодняшнюю дату?
Доктор взглянул на свои наручные часы.
— Пятнадцатое.
— Пятнадцатое чего?
— Февраля. Э-э… 2189 года.
— Спасибо. Видите ли, доктор, произошла ошибка. Я знаю, что вы считаете меня Масгроувом, но это не так. Мое имя Уэнтик. Элиас Уэнтик. Я прибыл сюда на самолете вместе с Масгроувом. И думаю был принят по ошибке вашими людьми из машины скорой помощи за него.
— Понимаю, — сказал доктор.
— И все же, — тоном, не терпящим возражений, продолжил Уэнтик, — вы мне не верите?
— Вы можете это доказать?
— Не думаю, если Масгроува в аэропорту не нашли.
— Что ж, прошу прощения.
Доктор открыл дверь.
— Посмотрю что можно для вас сделать. Но вам придется пока оставаться здесь.
Он закрывал дверь явно чувствуя себя растерянным. Уэнтик несколько секунд не отрывал взгляд от закрывавшейся двери.
Было бы прекрасно выбраться отсюда для нового глотка свободы. С другой стороны, у него не было никакой стоящей причины покидать это место. Он не имел представления зачем его доставили в Сан-Паулу, неизвестно и кто несет за это ответственность. Если Масгроув, то это очень странно, поскольку его самого принимали за Масгроува, для которого, видимо, и предназначалось занимаемое им место. По всему видно, что это какое-то принудительное лечение, которое имеет целью реабилитацию пациентов, хотя Уэнтик был не в силах понять из какого состояния и в какое его стремятся перевести. Во всяком случае можно предполагать, что Масгроув нуждался в этом лечении и, следовательно, не вполне контролировал собственные действия.
Сбежать сейчас не так уж и невозможно. При единственном страже — женщине и тонкой перегородке он мог бы выбраться без большого труда. В конце концов, это больница, а не тюрьма. Мелкие детали, вроде оставляемых в дверях ключей, указывают на то, что принудительность лечения здешних пациентов зачастую уступает место добровольности.
Уэнтик вернулся к столу и углубился в проблемы скотовода.
Он дочитал историю скотовода еще до ленча, а после еды снова взялся за историю Бразилии.
Как раз в это время сиделка принесла ему часы и он сразу же почувствовал себя лучше. В четыре часа до его слуха донеслись звуки сдачи сиделкой смены и вскоре подтвердилось, что на дежурство заступила та молодая. На мгновение он попытался представить как выглядит его невидимая охранница, та, что дежурит от полуночи до восьми утра.
Однако день тянулся с едва выносимой медлительностью.
Он съел массу фруктов и, вопреки собственному предубеждению, прочитал книгу дамы из воздушного замка. Как он и предполагал, чтиво оказалось плохим; все события романа строились вокруг возможного принесения девственности в жертву главному злодею. В Британии подобное было бы просто невозможно, подумал он.
По крайней мере, в его время… состояние подавленности снова навалилось на него с еще большей силой.
Закат был долгим и оранжевые ореолы вокруг ветки дерева за окном держались добрых полчаса. Наконец они растаяли и небо быстро превратилось из синего в черное.
Он нажал кнопку на стене и створки окна повернулись, словно переложенные паруса, опять превратившись в белую стену.
Прежде чем вернуться в постель, он приоткрыл дверь и посмотрел на сидевшую за столом девушку. Пришитая к рукаву ее блузки именная полоска гласила: «Сид Карина Доусон». Она не подавала вида, что знает о его подглядывании, но несколько секунд спустя краска смущения залила ей щеки. Он тихонько отошел от двери и сел на край койки.
Минуты шли, а фильм, казалось, начинаться не собирается.
Снаружи послышался скрип стула сиделки Доусон. Она встала. Он услыхал звук поднятой трубки телефона, она стала набирать номер.
Через приоткрытую дверь он видел ее спину. Девушка говорила быстро, но тихо, потом положила трубку и осталась стоять, скрестив руки на груди, словно чего-то ожидая.
Любопытство заставило Уэнтика снова направиться к двери, мешавшей ему видеть, однако он остановился, не доходя до нее, чтобы она не могла его заметить.
Минут через пять послышались шаги и в приемную вошла другая медсестра. Две девушки заговорили очень быстро, вторая то и дело кивала.
Уэнтик вернулся к постели и сел. Что бы ни намечалось, это наверняка касается его, но ему вряд ли будет позволено войти в курс дела.
Он ждал не более двух минут. Сиделка вошла в палату. Уэнтик заметил легкий румянец на ее лице.
— Через минуту начнется фильм, — сказала она. — Полагаю я должна смотреть его вместе с вами, чтобы давать объяснения происходящему на экране.
Она закрыла дверь и спросила его более мягким голосом:
— Ключ у вас?
Он утвердительно кивнул и подал ключ. Когда она брала его, у нее немного дрожали руки. Повернув ключ и убедившись, что дверь заперта, она снова подошла к постели.
— Анна в долгу передо мной, — сказала она. — И я подумала, что могу воспользоваться этим.
Как раз в этот момент освещение потускнело и начался фильм. Уэнтик бросил взгляд на экран и увидел, что это вчерашние кадры.
— Зачем вы здесь? — спросил он.
— Просто, чтобы составить вам компанию.
— Это ваша обязанность?
Она засмеялась.
— Нет. По крайней мере, по отношению к тому, за кого вас здесь принимали.
— Вы хотите сказать, что меня больше не считают Масгроувом?
— Теперь не считают. Завтра утром вас выписывают. Но об этом пока не велено вам говорить.
— Почему?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Надеюсь, вам здесь не хуже, чем в любом другом месте.
Уэнтик бросил взгляд на стену, куда проецировался фильм.
— Значит, мне незачем это смотреть?
Она отрицательно покачала головой и сказала:
— Это вроде оправдания. Я не сказала Анне, зачем вошла к вам.
— И зачем же?
— Подвиньтесь, — сказала девушка.
Он послушался и она села на постель рядом с ним.
— Я же сказала, мне подумалось, что вам необходима компания.
— Вы правильно подумали.
— Вы женаты, доктор Уэнтик? — спросила она.
Он смотрел на нее… впервые воочию глядя в лицо одной из сторон своей новой жизни.
— Нет, — медленно проговорил он. — Моей жены больше нет в живых.
— Простите.
Он нерешительно обнял ее за плечи и сказал:
— Вы очень привлекательны.
Она промолчала, но опустила руку на его бедро.
И тогда он поцеловал ее и она сразу же ответила на поцелуй. Его рука совершенно естественно опустилась ей на грудь и она прижалась к нему всем телом. Их поцелуи становились все более страстными и он повалил ее на постель рядом с собой.
На стене сменяли одна другую бессмысленные цветные картинки. Возможно Анне не было сказано все, но у нее, по крайней мере, оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не включить музыку.
Уэнтик сидел за столом и читал одну из книг. Она была наименее вычурной из того, что было на полке, и повествовала о владельце скотоводческой фермы на холмах возле Риу Гранди; его стадо поразила какая-то неведомая болезнь. Как жанр фантастики книга была в высшей степени неинтересной, но ее пришлось предпочесть романтическим кривляниям хозяйки какого-то воздушного замка.
Доктор вошел без стука.
— Ну, мистер Масгроув, как вы себя чувствуете? — начал он.
— Прекрасно, — ответил Уэнтик. — И прежде всего хотел бы договориться об одной вещи. Меня зовут не Масгроув, а Уэнтик. Доктор Элиас Уэнтик. Я хотел бы выписаться.
Доктор растерянно уставился в свой блокнот.
— Понимаю. Не произнесете ли имя по буквам?
Уэнтик членораздельно повторил имя и спросил:
— Когда я смогу покинуть больницу?
— Боюсь, мы не сможем вас выписать. Вы еще не вполне реабилитировались. — Он что-то торопливо писал на клочке бумаги. — Мне бы хотелось, чтобы вы как можно больше читали, а мы покажем вам вечером еще пару фильмов. Постарайтесь сосредоточиться на них, понимаете? Это очень важно.
Уэнтик кивнул.
— Ну а теперь, — сказал доктор, — скажите, не нуждаетесь ли вы в чем-то еще?
— Мне нужны часы, — ответил Уэнтик.
— Да, да. Вы их получите. Я имел в виду нечто более — как бы это сказать? — абстрактное. Как насчет общения?
— Не знаю на что вы намекаете.
— Не обращайте внимания. Что-нибудь еще?
— Не назовете ли вы мне сегодняшнюю дату?
Доктор взглянул на свои наручные часы.
— Пятнадцатое.
— Пятнадцатое чего?
— Февраля. Э-э… 2189 года.
— Спасибо. Видите ли, доктор, произошла ошибка. Я знаю, что вы считаете меня Масгроувом, но это не так. Мое имя Уэнтик. Элиас Уэнтик. Я прибыл сюда на самолете вместе с Масгроувом. И думаю был принят по ошибке вашими людьми из машины скорой помощи за него.
— Понимаю, — сказал доктор.
— И все же, — тоном, не терпящим возражений, продолжил Уэнтик, — вы мне не верите?
— Вы можете это доказать?
— Не думаю, если Масгроува в аэропорту не нашли.
— Что ж, прошу прощения.
Доктор открыл дверь.
— Посмотрю что можно для вас сделать. Но вам придется пока оставаться здесь.
Он закрывал дверь явно чувствуя себя растерянным. Уэнтик несколько секунд не отрывал взгляд от закрывавшейся двери.
Было бы прекрасно выбраться отсюда для нового глотка свободы. С другой стороны, у него не было никакой стоящей причины покидать это место. Он не имел представления зачем его доставили в Сан-Паулу, неизвестно и кто несет за это ответственность. Если Масгроув, то это очень странно, поскольку его самого принимали за Масгроува, для которого, видимо, и предназначалось занимаемое им место. По всему видно, что это какое-то принудительное лечение, которое имеет целью реабилитацию пациентов, хотя Уэнтик был не в силах понять из какого состояния и в какое его стремятся перевести. Во всяком случае можно предполагать, что Масгроув нуждался в этом лечении и, следовательно, не вполне контролировал собственные действия.
Сбежать сейчас не так уж и невозможно. При единственном страже — женщине и тонкой перегородке он мог бы выбраться без большого труда. В конце концов, это больница, а не тюрьма. Мелкие детали, вроде оставляемых в дверях ключей, указывают на то, что принудительность лечения здешних пациентов зачастую уступает место добровольности.
Уэнтик вернулся к столу и углубился в проблемы скотовода.
* * *
После того как он поужинал и поднос был убран, Уэнтик прилег отдохнуть на постель и приготовился смотреть фильмы. За неимением лучшего, это неплохое отвлечение от скучного чтения.Он дочитал историю скотовода еще до ленча, а после еды снова взялся за историю Бразилии.
Как раз в это время сиделка принесла ему часы и он сразу же почувствовал себя лучше. В четыре часа до его слуха донеслись звуки сдачи сиделкой смены и вскоре подтвердилось, что на дежурство заступила та молодая. На мгновение он попытался представить как выглядит его невидимая охранница, та, что дежурит от полуночи до восьми утра.
Однако день тянулся с едва выносимой медлительностью.
Он съел массу фруктов и, вопреки собственному предубеждению, прочитал книгу дамы из воздушного замка. Как он и предполагал, чтиво оказалось плохим; все события романа строились вокруг возможного принесения девственности в жертву главному злодею. В Британии подобное было бы просто невозможно, подумал он.
По крайней мере, в его время… состояние подавленности снова навалилось на него с еще большей силой.
Закат был долгим и оранжевые ореолы вокруг ветки дерева за окном держались добрых полчаса. Наконец они растаяли и небо быстро превратилось из синего в черное.
Он нажал кнопку на стене и створки окна повернулись, словно переложенные паруса, опять превратившись в белую стену.
Прежде чем вернуться в постель, он приоткрыл дверь и посмотрел на сидевшую за столом девушку. Пришитая к рукаву ее блузки именная полоска гласила: «Сид Карина Доусон». Она не подавала вида, что знает о его подглядывании, но несколько секунд спустя краска смущения залила ей щеки. Он тихонько отошел от двери и сел на край койки.
Минуты шли, а фильм, казалось, начинаться не собирается.
Снаружи послышался скрип стула сиделки Доусон. Она встала. Он услыхал звук поднятой трубки телефона, она стала набирать номер.
Через приоткрытую дверь он видел ее спину. Девушка говорила быстро, но тихо, потом положила трубку и осталась стоять, скрестив руки на груди, словно чего-то ожидая.
Любопытство заставило Уэнтика снова направиться к двери, мешавшей ему видеть, однако он остановился, не доходя до нее, чтобы она не могла его заметить.
Минут через пять послышались шаги и в приемную вошла другая медсестра. Две девушки заговорили очень быстро, вторая то и дело кивала.
Уэнтик вернулся к постели и сел. Что бы ни намечалось, это наверняка касается его, но ему вряд ли будет позволено войти в курс дела.
Он ждал не более двух минут. Сиделка вошла в палату. Уэнтик заметил легкий румянец на ее лице.
— Через минуту начнется фильм, — сказала она. — Полагаю я должна смотреть его вместе с вами, чтобы давать объяснения происходящему на экране.
Она закрыла дверь и спросила его более мягким голосом:
— Ключ у вас?
Он утвердительно кивнул и подал ключ. Когда она брала его, у нее немного дрожали руки. Повернув ключ и убедившись, что дверь заперта, она снова подошла к постели.
— Анна в долгу передо мной, — сказала она. — И я подумала, что могу воспользоваться этим.
Как раз в этот момент освещение потускнело и начался фильм. Уэнтик бросил взгляд на экран и увидел, что это вчерашние кадры.
— Зачем вы здесь? — спросил он.
— Просто, чтобы составить вам компанию.
— Это ваша обязанность?
Она засмеялась.
— Нет. По крайней мере, по отношению к тому, за кого вас здесь принимали.
— Вы хотите сказать, что меня больше не считают Масгроувом?
— Теперь не считают. Завтра утром вас выписывают. Но об этом пока не велено вам говорить.
— Почему?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Надеюсь, вам здесь не хуже, чем в любом другом месте.
Уэнтик бросил взгляд на стену, куда проецировался фильм.
— Значит, мне незачем это смотреть?
Она отрицательно покачала головой и сказала:
— Это вроде оправдания. Я не сказала Анне, зачем вошла к вам.
— И зачем же?
— Подвиньтесь, — сказала девушка.
Он послушался и она села на постель рядом с ним.
— Я же сказала, мне подумалось, что вам необходима компания.
— Вы правильно подумали.
— Вы женаты, доктор Уэнтик? — спросила она.
Он смотрел на нее… впервые воочию глядя в лицо одной из сторон своей новой жизни.
— Нет, — медленно проговорил он. — Моей жены больше нет в живых.
— Простите.
Он нерешительно обнял ее за плечи и сказал:
— Вы очень привлекательны.
Она промолчала, но опустила руку на его бедро.
И тогда он поцеловал ее и она сразу же ответила на поцелуй. Его рука совершенно естественно опустилась ей на грудь и она прижалась к нему всем телом. Их поцелуи становились все более страстными и он повалил ее на постель рядом с собой.
На стене сменяли одна другую бессмысленные цветные картинки. Возможно Анне не было сказано все, но у нее, по крайней мере, оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не включить музыку.
Глава семнадцатая
Уэнтик еще спал, когда на следующее утро сиделка среднего возраста принесла завтрак. Она нажала кнопку на стене и палату залил поток солнечного света. Уэнтик открыл глаза и увидел за окном цветущую ветку. Розовое цветение, невинность.
Она поставила поднос на столик и быстро вышла.
Он полежал еще пару минут, пытаясь дать телу окончательно проснуться. Мышцы ощущались отделенными от костей. Услады и пороки цивилизации уже высасывают из него энергию. Тюрьма, при всей ее отвратительности, восстановила силу телодвижений до уровня, какого он не знал за собой с юности.
Он поднялся, наконец, с постели и пододвинул к себе поднос. Сегодня никаких почек. Просто миска каши, яичница из одного яйца и кофе.
Покончив с едой, он умылся, оделся и попытался придать постельному белью хотя бы видимость опрятности. Затем уселся ждать дальнейшего развития событий.
Его сиделка Карина, как она позволила ему называть себя, сказала, что по ее сведениям сегодня утром он будет выписан. Из-за происшествия с ним в больнице был переполох.
Часы уже показывали десять тридцать. Уэнтика снова охватывала тоска, когда в дверь постучали и вошла сиделка. Следом за ней появился высокий мужчина. Он сразу же подошел к Уэнтику.
— Доктор Уэнтик! Прошу прощения за случившееся с вами!
Уэнтик пожал протянутую руку. Он не сводил с вошедшего глаз.
Тот был в возрасте, вероятно далеко за шестьдесят, хотя еще достаточно строен, взгляд чистый и умный. Голова почти лысая, остатки волос только на висках. Несмотря на морщины, черты лица строгие, кожа здорового розового цвета. На мужчине такая же одежда, что и на Уэнтике, хорошо пригнанная, нейтрального серого цвета. На плечах он носил яркую бледно-зеленую накидку.
— Не имею чести, — сказал Уэнтик.
— Джексон. Сэмюел Джексон.
Они продолжали трясти друг другу руки. Джексон вел себя так, словно они встретились после долгой разлуки.
Наконец он сказал:
— Как только вы сложите вещи, я доставлю вас на вашу квартиру.
— Я готов отправиться как есть.
— У вас нет даже смены одежды?
— Нет. Только то, что выдала мне сиделка. Старая одежда пришла почти в полную негодность.
— Я полагал, вы что-нибудь захватили с собой.
— Я действительно брал вещи. Но они потерялись где-то по дороге.
— Посмотрим что я смогу для вас сделать. У меня есть здесь самолет. Ваша квартира в нескольких домах от моего офиса. Я поручу студентам подыскать что-нибудь для вас.
— Студентам?
— В университете.
Уэнтик взял с собой историческую книгу и последовал за Джексоном в коридор. Полная сиделка бросила на него взгляд и он заметил, что от ее вчерашнего дружелюбия не осталось и следа. Словно теперь, когда ей стало известно, что он действительно не Масгроув и следовательно не нуждается в ее заботе и внимании, она чувствовала себя обиженной.
В том, как Джексон шел по коридорам здания, безошибочно узнавалась аура власти. Уэнтик следовал за ним по пятам.
Наконец он не удержался и с вызовом спросил:
— На этот раз на меня не наденут смирительную рубашку?
— Кто посмел это сделать? — с болезненной миной на лице спросил Джексон. — Не Масгроув ли?
— Думаю, да. Мне дали сильное болеутоляющее и я очнулся в ней связанным.
— Примите мои извинения, доктор Уэнтик, если сможете. Говорите мне все, что наболело без стеснения. Я именно тот, кто затащил вас сюда.
Они как раз вышли в сияние солнечного света позади здания, куда почти двое суток назад его привезли в машине скорой помощи. На бетонной площадке стоял небольшой, выкрашенный в зеленый цвет самолет с высоким бульбовидным фонарем, нескладно прилепленным к узкому фюзеляжу.
Уэнтик остановился, как вкопанный.
— Вы затащили меня сюда, — повторил он.
— Это так.
— Скажите-ка мне одну вещь. Зачем?
Джексон показал на книгу в руке Уэнтика.
— Если вы это прочитали, то часть ответа уже знаете.
— Отсюда я узнал немногое. Только о том, что была война.
— Война действительно была, — сказал Джексон насмешливо-кротким тоном. — Надеюсь, она положила конец всем войнам. Я уверен, именно с такой иронией говорили о ней в ваше время. Что ж, имелось в виду как раз то, что произошло. Просто мир не развалился на куски, но был сломлен дух человека. Видите ли, нам потребовалось два столетия, чтобы достичь нынешнего положения дел? Вероятно, для вас все это выглядит странным, но мы имеем теперь много такого, чем вы не располагали. Мы вас схватили, доктор Уэнтик, только и всего.
— Но затащили вы меня сюда не за то, что разразилась война.
— Отчасти и по этой причине, — Джексон кивнул в сторону самолета. — Идите. Поднимайтесь на борт. Думаю, вы поймете, в чем истинная причина, когда я объясню вам некоторые вещи.
Они забрались в самолет и сели. Джексон разместился возле органов управления, которые, на непросвещенный взгляд Уэнтика, выглядели не более сложными, чем в легковом автомобиле.
— Вы говорите, что схватили меня? — напомнил он. — И отчасти за то, что случилась война?
Двусмысленность последнего заявления Джексона не выходила у него из головы.
Пожилой мужчина улыбнулся.
— Вина не на вас лично. Она на вашем обществе. Мы здесь заново отстраиваем цивилизацию. Наш уровень технологии примерно такой же, как в ваше время. На некоторых направлениях социальных наук мы вас опередили, в техническом отношении — тоже. Но в целом образ здешней жизни не очень отличается от вашего.
Уэнтик видел, что пока этот человек говорил, самолет поднялся в воздух. Они были уже на высоте пяти метров и быстро поднимались в полной тишине.
— Насколько я понимаю, этот самолет — одно из ваших технических достижений, превзошедших наши?
— Да. — Руки мужчины спокойно лежали на рычагах управления, он вел машину без малейшего напряжения.
Уэнтик посмотрел вниз сквозь широкий прозрачный фонарь и увидел раскинувшийся под ними город. День был ясным и теплым, небо сияло прозрачной голубизной. Главным впечатлением от этого города был его простор. Он изобиловал высокими зданиями, бетонными и металлическими конструкциями, но все это не было похоже на то, что Уэнтик привык видеть в своем времени. Здания не лепились друг к другу, между ними было много места, усеянного пятнами зелени. Ближе к окраинам здания были менее высокими, но и там их окружала естественная зелень деревьев и кустарников.
— Вам это нравится? — спросил Джексон.
Уэнтик кивнул, но добавил:
— Здесь не так, как дома.
— Где ваш…
— В Лондоне.
— Я думал, вы американец.
— Нет.
Уэнтик взглянул на холмы за городом. Действительно красиво, если бы не жара. В другом направлении на горизонте серебряной полосой виднелось море, Южная Атлантика.
— Мистер Джексон, — заговорил он, — если вы действительно то лицо, которому я обязан своим здесь появлением, то вам придется очень многое объяснить.
— Обычно меня называют доктор Джексон, — сказал мужчина.
— Извините.
— У нас похожие интересы, доктор Уэнтик. Мы оба ученые, пусть и не в одной области. Ученый — это человек, который имеет дело с идеей. У некоторых ученых есть собственные идеи, другие работают над тем, что открыто не ими. Я один из последних. Социолог. Я имею дело с абстрактными представлениями о людях, управлении и общественном движении. Вы, как биохимик-исследователь имеете дело с составами и химикатами. Но и вы, и я — профессиональные рационалисты.
— Я приму это к сведению, — осторожно согласился Уэнтик.
— В таком случае, ваш рационализм должен подсказывать, что прежде чем дать вам объяснение, мне необходимо знать, что требуется объяснить.
— Вы хотите сказать, что вам неизвестно о моих злоключениях в течение последних едва ли не дюжины недель?
— Нет. Мне известно одно: то, что было вопросом нескольких дней, произошло лишь сейчас. То есть мы с вами встретились.
— И вы не догадываетесь о причине задержки?
— Не имею ни малейшего представления.
Уэнтик начал рассказывать что с ним случилось.
Сидя в этом крохотном самолете, медленно и без видимого источника энергии летевшим над совершенно чужим для него городом, Уэнтик заново переживал всю череду событий. Он начал с того момента, когда Эстаурд и Масгроув явились к нему на станции — при упоминании имени Эстаурда Джексон задал Уэнтику несколько коротких вопросов, — поведал о трагическом эпизоде в тюрьме, а затем о том, как был доставлен в больницу. Единственной деталью, которую он опустил, была новизна сексуальных ощущений прошедшей ночи; это событие оставалось пока слишком свежим для его разума, чтобы делиться воспоминаниями о нем в данный момент.
Когда он закончил, Джексон переспросил:
— Вы говорите, что этот Эстаурд погиб?
— Это был несчастный случай. Он разлил авиационный бензин и поджег его, прежде чем успел выбраться.
— С вами были и другие люди? Имеете ли вы представление кто они?
— Нет. Насколько я могу судить, какое-то время все они служили в американской армии, но все это не очень ясно.
— Где они сейчас?
— Полагаю, до сих пор в тюрьме, — ответил Уэнтик. — У них есть вертолет и один умеет им управлять. Возможно им уже удалось улететь.
— Можете рассказать об Эстаурде еще что-нибудь?
— Вряд ли. Я только знаю, что он работал на какой-то правительственный департамент и предположительно обследовал по его заданию район Планальто.
— Меня заинтриговало то, что вы рассказали об этих допросах, — сказал Джексон. — Есть у вас соображения о мотивах Эстаурда?
Уэнтик на мгновение задумался.
— Не уверен. Думаю, он зашел в тупик; один из его людей намекал на это, когда говорил, что Эстаурд «клянет» меня за происходящее в тюрьме. Людям он, например, говорил, что туда их затащил я. Но на мой взгляд, было совершенно ясно, кто кого затащил.
— Думаю, я смогу разрешить ваши сомнения, — сказал Джексон.
Он напряг руки на рычагах и нос самолета нырнул вниз. Ток воздуха за бортом сразу усилился и Уэнтик почувствовал, что машина устремилась к земле.
Теперь он видел перед собой громадное здание, раскинувшееся на несколько сотен квадратных метров. Хотя он с трудом отличал здесь старые постройки от новых, это здание выглядело подвергавшимся воздействию непогоды не один год. Самолет сделал над ним круг, затем тихо опустился на небольшой луг, где уже парковалось несколько подобных летательных аппаратов. Остановив машину, Джексон встал.
— Вы не собираетесь рассказать мне, как эта штуковина работает? — спросил Уэнтик.
— Потом, — засмеялся Джексон. — Это наш самый большой вклад в общее дело мира и мы не упускаем случая поговорить на эту тему. Я расскажу вам о нем во второй половине дня, как и о других вещах, которые могут оказаться для вас интересными. Но прежде мне необходимо сделать пару звонков. Я не знал, что в дело вовлечен кто-то еще.
— Но вы знали о Масгроуве.
— О да. Он фактически центральная фигура.
Пожилой мужчина зашагал прочь от самолета и Уэнтик поспешил следом за ним в здание.
Как и говорил Джексон, и то, и другое — часть университетских владений. Квартира была в полном распоряжении Уэнтика. В ней были все удобства, какие можно вообразить, и даже, к великому его изумлению, телевизионный приемник. Но гораздо больший его интерес вызвала лаборатория, которая — Джексон сказал об этом перед тем, как оставить Уэнтика одного, — предоставлена исключительно ему одному. Были обещаны любые помощники, студенты и квалифицированные сотрудники, а также все, в чем появится нужда. Он тщательно осмотрел лабораторию и нашел в ней буквально все элементы оборудования, каким приходилось пользоваться на антарктической станции.
В два часа пришел Джексон.
Уэнтик отдыхал в одном из удобных мягких кресел, наслаждаясь кондиционером. На дворе стояла полуденная жара, а здесь была атмосфера, позволявшая снять утомление после пребывания в знойном городе.
Джексон подошел к застекленному шкафчику и приготовил два напитка в длинных бокалах, щедро наполнив их льдом и фруктовыми дольками. Он протянул один Уэнтику.
— Я только что навестил Масгроува в больнице, — сказал он. — Его лечат так же, как пытались лечить вас.
— Счастливчик, — сказал Уэнтик, думая о проведенных с Кариной часах минувшей ночи. Получает ли и Масгроув это лекарство?
— Я еще раз прошу простить меня. Боюсь, как и большинство всего остального, это мой промах. Я распорядился, чтобы вас встретили в аэропорту, а Масгроува отправили в больницу. Когда самолет приземлился, скорая помощь уже была там, а мой человек еще не прибыл. Вы были в смирительной рубашке и они приняли вас за Масгроува.
— Почему вы не искали меня в больнице?
— У нас даже подозрения не было, что вы там. Масгроув исчез вскоре после того, как вас увезли, — нынче утром он говорил мне, что вы пытались убежать, — и я решил, что вы где-то в городе, а Масгроув в больнице. На самом деле оказалось наоборот. Как бы там ни было, теперь все на своих местах.
Уэнтик хлебнул из стакана и нашел напиток приятным: сладкий освежающий пунш с неизвестными ему специями.
— У меня нет в мыслях винить вас, — сказал он, снова подумав о Карине. — Я прекрасно отдохнул. Как же вы все-таки нашли Масгроува?
— Как только нам стало известно, что он где-то в городе, мы позвонили и он появился через пятнадцать минут. Его продержали в полицейском участке около тридцати шести часов.
Уэнтик слегка нахмурился, почувствовав недомолвку в этом замечании. Он не очень поверил в полицейский участок, который задерживал человека, не сообщая об этом вышестоящим властям, и отпустил его. Вероятно, какое-то объяснение этому было.
— Как бы там ни было, — продолжал Джексон, — проблем больше нет. Вы здесь и это факт.
— Который, как я полагаю, — сказал Уэнтик, — возвращает нас к моему вопросу. Зачем я здесь?
Джексон улыбнулся.
— Чтобы выполнить работу. Возможно очень простую или слишком приятную, но тем не менее работу, для которой подходите только вы.
— И что же это за работа?
— Исправить то, что вы натворили, доктор Уэнтик. Помочь нам собрать воедино человеческое общество. Навести порядок в том, что сделано неправильно. Называйте как хотите, но это должно быть сделано.
— Что должно быть сделано? — мягко спросил Уэнтик.
— Необходимо избавить нас от газа беспорядков.
Джексон сделал долгий глоток, затем стал следить за реакцией Уэнтика.
Уэнтик пожал плечами.
— Это то, о чем говорил Эстаурд? Он связывал мое появление здесь с моей работой.
— Именно так. Вы создали газ беспорядков… вы и должны его уничтожить.
— А если я этого не сделаю? Или не смогу сделать?
— Вам придется. Я могу дать вам очень веские основания почему вы должны это сделать. Воочию убедившись как его поражающее действие повлияло на наше общество, я уверен, вы сделаете все необходимое. Если не сделаете… Что ж, дело ваше. Если вы сможете аргументировать свой отказ, нашим ученым и технологам останется положиться лишь на самих себя.
— Я не бесчеловечен, Джексон, но после того, через что я прошел, вам придется дать мне действительно очень веские основания, почему я должен что-то для вас делать.
— Полагаю, смогу их вам дать. Но, принимая решение, следует не забывать одну вещь: нет возможности вернуться в ваше время. Ваш мир погиб и это произошло более двухсот лет назад.
Она поставила поднос на столик и быстро вышла.
Он полежал еще пару минут, пытаясь дать телу окончательно проснуться. Мышцы ощущались отделенными от костей. Услады и пороки цивилизации уже высасывают из него энергию. Тюрьма, при всей ее отвратительности, восстановила силу телодвижений до уровня, какого он не знал за собой с юности.
Он поднялся, наконец, с постели и пододвинул к себе поднос. Сегодня никаких почек. Просто миска каши, яичница из одного яйца и кофе.
Покончив с едой, он умылся, оделся и попытался придать постельному белью хотя бы видимость опрятности. Затем уселся ждать дальнейшего развития событий.
Его сиделка Карина, как она позволила ему называть себя, сказала, что по ее сведениям сегодня утром он будет выписан. Из-за происшествия с ним в больнице был переполох.
Часы уже показывали десять тридцать. Уэнтика снова охватывала тоска, когда в дверь постучали и вошла сиделка. Следом за ней появился высокий мужчина. Он сразу же подошел к Уэнтику.
— Доктор Уэнтик! Прошу прощения за случившееся с вами!
Уэнтик пожал протянутую руку. Он не сводил с вошедшего глаз.
Тот был в возрасте, вероятно далеко за шестьдесят, хотя еще достаточно строен, взгляд чистый и умный. Голова почти лысая, остатки волос только на висках. Несмотря на морщины, черты лица строгие, кожа здорового розового цвета. На мужчине такая же одежда, что и на Уэнтике, хорошо пригнанная, нейтрального серого цвета. На плечах он носил яркую бледно-зеленую накидку.
— Не имею чести, — сказал Уэнтик.
— Джексон. Сэмюел Джексон.
Они продолжали трясти друг другу руки. Джексон вел себя так, словно они встретились после долгой разлуки.
Наконец он сказал:
— Как только вы сложите вещи, я доставлю вас на вашу квартиру.
— Я готов отправиться как есть.
— У вас нет даже смены одежды?
— Нет. Только то, что выдала мне сиделка. Старая одежда пришла почти в полную негодность.
— Я полагал, вы что-нибудь захватили с собой.
— Я действительно брал вещи. Но они потерялись где-то по дороге.
— Посмотрим что я смогу для вас сделать. У меня есть здесь самолет. Ваша квартира в нескольких домах от моего офиса. Я поручу студентам подыскать что-нибудь для вас.
— Студентам?
— В университете.
Уэнтик взял с собой историческую книгу и последовал за Джексоном в коридор. Полная сиделка бросила на него взгляд и он заметил, что от ее вчерашнего дружелюбия не осталось и следа. Словно теперь, когда ей стало известно, что он действительно не Масгроув и следовательно не нуждается в ее заботе и внимании, она чувствовала себя обиженной.
В том, как Джексон шел по коридорам здания, безошибочно узнавалась аура власти. Уэнтик следовал за ним по пятам.
Наконец он не удержался и с вызовом спросил:
— На этот раз на меня не наденут смирительную рубашку?
— Кто посмел это сделать? — с болезненной миной на лице спросил Джексон. — Не Масгроув ли?
— Думаю, да. Мне дали сильное болеутоляющее и я очнулся в ней связанным.
— Примите мои извинения, доктор Уэнтик, если сможете. Говорите мне все, что наболело без стеснения. Я именно тот, кто затащил вас сюда.
Они как раз вышли в сияние солнечного света позади здания, куда почти двое суток назад его привезли в машине скорой помощи. На бетонной площадке стоял небольшой, выкрашенный в зеленый цвет самолет с высоким бульбовидным фонарем, нескладно прилепленным к узкому фюзеляжу.
Уэнтик остановился, как вкопанный.
— Вы затащили меня сюда, — повторил он.
— Это так.
— Скажите-ка мне одну вещь. Зачем?
Джексон показал на книгу в руке Уэнтика.
— Если вы это прочитали, то часть ответа уже знаете.
— Отсюда я узнал немногое. Только о том, что была война.
— Война действительно была, — сказал Джексон насмешливо-кротким тоном. — Надеюсь, она положила конец всем войнам. Я уверен, именно с такой иронией говорили о ней в ваше время. Что ж, имелось в виду как раз то, что произошло. Просто мир не развалился на куски, но был сломлен дух человека. Видите ли, нам потребовалось два столетия, чтобы достичь нынешнего положения дел? Вероятно, для вас все это выглядит странным, но мы имеем теперь много такого, чем вы не располагали. Мы вас схватили, доктор Уэнтик, только и всего.
— Но затащили вы меня сюда не за то, что разразилась война.
— Отчасти и по этой причине, — Джексон кивнул в сторону самолета. — Идите. Поднимайтесь на борт. Думаю, вы поймете, в чем истинная причина, когда я объясню вам некоторые вещи.
Они забрались в самолет и сели. Джексон разместился возле органов управления, которые, на непросвещенный взгляд Уэнтика, выглядели не более сложными, чем в легковом автомобиле.
— Вы говорите, что схватили меня? — напомнил он. — И отчасти за то, что случилась война?
Двусмысленность последнего заявления Джексона не выходила у него из головы.
Пожилой мужчина улыбнулся.
— Вина не на вас лично. Она на вашем обществе. Мы здесь заново отстраиваем цивилизацию. Наш уровень технологии примерно такой же, как в ваше время. На некоторых направлениях социальных наук мы вас опередили, в техническом отношении — тоже. Но в целом образ здешней жизни не очень отличается от вашего.
Уэнтик видел, что пока этот человек говорил, самолет поднялся в воздух. Они были уже на высоте пяти метров и быстро поднимались в полной тишине.
— Насколько я понимаю, этот самолет — одно из ваших технических достижений, превзошедших наши?
— Да. — Руки мужчины спокойно лежали на рычагах управления, он вел машину без малейшего напряжения.
Уэнтик посмотрел вниз сквозь широкий прозрачный фонарь и увидел раскинувшийся под ними город. День был ясным и теплым, небо сияло прозрачной голубизной. Главным впечатлением от этого города был его простор. Он изобиловал высокими зданиями, бетонными и металлическими конструкциями, но все это не было похоже на то, что Уэнтик привык видеть в своем времени. Здания не лепились друг к другу, между ними было много места, усеянного пятнами зелени. Ближе к окраинам здания были менее высокими, но и там их окружала естественная зелень деревьев и кустарников.
— Вам это нравится? — спросил Джексон.
Уэнтик кивнул, но добавил:
— Здесь не так, как дома.
— Где ваш…
— В Лондоне.
— Я думал, вы американец.
— Нет.
Уэнтик взглянул на холмы за городом. Действительно красиво, если бы не жара. В другом направлении на горизонте серебряной полосой виднелось море, Южная Атлантика.
— Мистер Джексон, — заговорил он, — если вы действительно то лицо, которому я обязан своим здесь появлением, то вам придется очень многое объяснить.
— Обычно меня называют доктор Джексон, — сказал мужчина.
— Извините.
— У нас похожие интересы, доктор Уэнтик. Мы оба ученые, пусть и не в одной области. Ученый — это человек, который имеет дело с идеей. У некоторых ученых есть собственные идеи, другие работают над тем, что открыто не ими. Я один из последних. Социолог. Я имею дело с абстрактными представлениями о людях, управлении и общественном движении. Вы, как биохимик-исследователь имеете дело с составами и химикатами. Но и вы, и я — профессиональные рационалисты.
— Я приму это к сведению, — осторожно согласился Уэнтик.
— В таком случае, ваш рационализм должен подсказывать, что прежде чем дать вам объяснение, мне необходимо знать, что требуется объяснить.
— Вы хотите сказать, что вам неизвестно о моих злоключениях в течение последних едва ли не дюжины недель?
— Нет. Мне известно одно: то, что было вопросом нескольких дней, произошло лишь сейчас. То есть мы с вами встретились.
— И вы не догадываетесь о причине задержки?
— Не имею ни малейшего представления.
Уэнтик начал рассказывать что с ним случилось.
Сидя в этом крохотном самолете, медленно и без видимого источника энергии летевшим над совершенно чужим для него городом, Уэнтик заново переживал всю череду событий. Он начал с того момента, когда Эстаурд и Масгроув явились к нему на станции — при упоминании имени Эстаурда Джексон задал Уэнтику несколько коротких вопросов, — поведал о трагическом эпизоде в тюрьме, а затем о том, как был доставлен в больницу. Единственной деталью, которую он опустил, была новизна сексуальных ощущений прошедшей ночи; это событие оставалось пока слишком свежим для его разума, чтобы делиться воспоминаниями о нем в данный момент.
Когда он закончил, Джексон переспросил:
— Вы говорите, что этот Эстаурд погиб?
— Это был несчастный случай. Он разлил авиационный бензин и поджег его, прежде чем успел выбраться.
— С вами были и другие люди? Имеете ли вы представление кто они?
— Нет. Насколько я могу судить, какое-то время все они служили в американской армии, но все это не очень ясно.
— Где они сейчас?
— Полагаю, до сих пор в тюрьме, — ответил Уэнтик. — У них есть вертолет и один умеет им управлять. Возможно им уже удалось улететь.
— Можете рассказать об Эстаурде еще что-нибудь?
— Вряд ли. Я только знаю, что он работал на какой-то правительственный департамент и предположительно обследовал по его заданию район Планальто.
— Меня заинтриговало то, что вы рассказали об этих допросах, — сказал Джексон. — Есть у вас соображения о мотивах Эстаурда?
Уэнтик на мгновение задумался.
— Не уверен. Думаю, он зашел в тупик; один из его людей намекал на это, когда говорил, что Эстаурд «клянет» меня за происходящее в тюрьме. Людям он, например, говорил, что туда их затащил я. Но на мой взгляд, было совершенно ясно, кто кого затащил.
— Думаю, я смогу разрешить ваши сомнения, — сказал Джексон.
Он напряг руки на рычагах и нос самолета нырнул вниз. Ток воздуха за бортом сразу усилился и Уэнтик почувствовал, что машина устремилась к земле.
Теперь он видел перед собой громадное здание, раскинувшееся на несколько сотен квадратных метров. Хотя он с трудом отличал здесь старые постройки от новых, это здание выглядело подвергавшимся воздействию непогоды не один год. Самолет сделал над ним круг, затем тихо опустился на небольшой луг, где уже парковалось несколько подобных летательных аппаратов. Остановив машину, Джексон встал.
— Вы не собираетесь рассказать мне, как эта штуковина работает? — спросил Уэнтик.
— Потом, — засмеялся Джексон. — Это наш самый большой вклад в общее дело мира и мы не упускаем случая поговорить на эту тему. Я расскажу вам о нем во второй половине дня, как и о других вещах, которые могут оказаться для вас интересными. Но прежде мне необходимо сделать пару звонков. Я не знал, что в дело вовлечен кто-то еще.
— Но вы знали о Масгроуве.
— О да. Он фактически центральная фигура.
Пожилой мужчина зашагал прочь от самолета и Уэнтик поспешил следом за ним в здание.
* * *
Джексон обещал быть вскоре после полудня. Уэнтик провел утро в своей новой квартире и примыкавшей к ней лаборатории.Как и говорил Джексон, и то, и другое — часть университетских владений. Квартира была в полном распоряжении Уэнтика. В ней были все удобства, какие можно вообразить, и даже, к великому его изумлению, телевизионный приемник. Но гораздо больший его интерес вызвала лаборатория, которая — Джексон сказал об этом перед тем, как оставить Уэнтика одного, — предоставлена исключительно ему одному. Были обещаны любые помощники, студенты и квалифицированные сотрудники, а также все, в чем появится нужда. Он тщательно осмотрел лабораторию и нашел в ней буквально все элементы оборудования, каким приходилось пользоваться на антарктической станции.
В два часа пришел Джексон.
Уэнтик отдыхал в одном из удобных мягких кресел, наслаждаясь кондиционером. На дворе стояла полуденная жара, а здесь была атмосфера, позволявшая снять утомление после пребывания в знойном городе.
Джексон подошел к застекленному шкафчику и приготовил два напитка в длинных бокалах, щедро наполнив их льдом и фруктовыми дольками. Он протянул один Уэнтику.
— Я только что навестил Масгроува в больнице, — сказал он. — Его лечат так же, как пытались лечить вас.
— Счастливчик, — сказал Уэнтик, думая о проведенных с Кариной часах минувшей ночи. Получает ли и Масгроув это лекарство?
— Я еще раз прошу простить меня. Боюсь, как и большинство всего остального, это мой промах. Я распорядился, чтобы вас встретили в аэропорту, а Масгроува отправили в больницу. Когда самолет приземлился, скорая помощь уже была там, а мой человек еще не прибыл. Вы были в смирительной рубашке и они приняли вас за Масгроува.
— Почему вы не искали меня в больнице?
— У нас даже подозрения не было, что вы там. Масгроув исчез вскоре после того, как вас увезли, — нынче утром он говорил мне, что вы пытались убежать, — и я решил, что вы где-то в городе, а Масгроув в больнице. На самом деле оказалось наоборот. Как бы там ни было, теперь все на своих местах.
Уэнтик хлебнул из стакана и нашел напиток приятным: сладкий освежающий пунш с неизвестными ему специями.
— У меня нет в мыслях винить вас, — сказал он, снова подумав о Карине. — Я прекрасно отдохнул. Как же вы все-таки нашли Масгроува?
— Как только нам стало известно, что он где-то в городе, мы позвонили и он появился через пятнадцать минут. Его продержали в полицейском участке около тридцати шести часов.
Уэнтик слегка нахмурился, почувствовав недомолвку в этом замечании. Он не очень поверил в полицейский участок, который задерживал человека, не сообщая об этом вышестоящим властям, и отпустил его. Вероятно, какое-то объяснение этому было.
— Как бы там ни было, — продолжал Джексон, — проблем больше нет. Вы здесь и это факт.
— Который, как я полагаю, — сказал Уэнтик, — возвращает нас к моему вопросу. Зачем я здесь?
Джексон улыбнулся.
— Чтобы выполнить работу. Возможно очень простую или слишком приятную, но тем не менее работу, для которой подходите только вы.
— И что же это за работа?
— Исправить то, что вы натворили, доктор Уэнтик. Помочь нам собрать воедино человеческое общество. Навести порядок в том, что сделано неправильно. Называйте как хотите, но это должно быть сделано.
— Что должно быть сделано? — мягко спросил Уэнтик.
— Необходимо избавить нас от газа беспорядков.
Джексон сделал долгий глоток, затем стал следить за реакцией Уэнтика.
Уэнтик пожал плечами.
— Это то, о чем говорил Эстаурд? Он связывал мое появление здесь с моей работой.
— Именно так. Вы создали газ беспорядков… вы и должны его уничтожить.
— А если я этого не сделаю? Или не смогу сделать?
— Вам придется. Я могу дать вам очень веские основания почему вы должны это сделать. Воочию убедившись как его поражающее действие повлияло на наше общество, я уверен, вы сделаете все необходимое. Если не сделаете… Что ж, дело ваше. Если вы сможете аргументировать свой отказ, нашим ученым и технологам останется положиться лишь на самих себя.
— Я не бесчеловечен, Джексон, но после того, через что я прошел, вам придется дать мне действительно очень веские основания, почему я должен что-то для вас делать.
— Полагаю, смогу их вам дать. Но, принимая решение, следует не забывать одну вещь: нет возможности вернуться в ваше время. Ваш мир погиб и это произошло более двухсот лет назад.