Зимин уснул поздно, а разбудили его еще до света громкие мужские голоса, шум работающих моторов машин, хлопанье открываемых-закрываемых дверц. Это вернулся Сергей.
Когда Зимин поднялся и вышел, в освещенном дворе были только Сергей и Полина.
Сергей хоть и встал, шагнул навстречу ему с улыбкой на лице, со словами: «Привет. Заждался», был однако в самом мрачном расположении духа: Базавлука (впервые он назвал по фамилии главаря преступной группы) они упустили. Хоть верно все рассчитали до мелочей, перекрыли дороги точно там, где Базавлук с подельниками должен был обязательно вынырнуть и вынырнул, все равно упустили. Скрылись, в соседнюю область ушли.
Как? Не ожидали, не были готовы к такому ожесточенному сопротивлению. Не могли представить, что преступники окажутся вооружены лучше. Самый настоящий бой с применением гранат, с перестрелкой из «Калашниковых» и «узи» разгорелся в тайге, километрах в пятнадцати от западной границы района. Еще вчера. Ранним вечером. В четвертом часу. (Невольно Зимин подумал, что пока он с краеведом Лестнеговым неторопливо и обстоятельно вел ни к чему не обязывающую беседу о колчаковском золоте, Сергей находился под пулями...). Бой произошел у деревянного мостка через небольшую речушку. Бандиты закидали гранатами, разбили этот мосток, тем самым не дали возможности оперативникам следовать за собой по пятам, скрылись. Кстати, исчезая, избавились от раненого в ногу охотником Нифонтовым приятеля. В суматохе стычки сами пристрелили его в упор. Тот, весь в наколках, Зимин читал ориентировку на него, пристрелил.
– Лихо, – сказал Зимин.
– Лихо, – согласился Сергей. – Мамонтова осколком слегка зацепило.
– Это тот, который у церкви с овчаркой был? – вспоминая Мамонтова, спросил Зимин.
– Да, – Сергей кивнул. Шомполом он прочищал пистолетный ствол. – Не к добру все это, Андрей. Дома, в Сибири, как в Афгане себя почувствовал...
– Да ну уж...
– Нет-нет, серьезно. Оружие загуляло несчитано. Тебе, что ли, объяснять, что значит, загуляло оружие... Ладно, – вяло махнул он рукой.
– А откуда известно, что ушли в соседнюю область? – спросил Зимин.
– Отметились уже там, вот откуда, – сказал Сергей. – В деревне на автотрассе магазин взяли. Зеленый ЗИЛ бросили. Их почерк. По рации велели поиск свернуть...
Он выпил принесенную Полиной кружку квасу, убрал со стола пистолет.
– Все! Теперь другие ищут. А мы утром в тайгу, на рыбалку, – сказал, беря за руку Полину, усаживая ее рядом с собой.
– Давай после обеда, – предложил Зимин. – Мне тут надо с неким Пушели увидеться.
– Как хочешь, – согласился Сергей. – Мне лучше. Высплюсь.
Упоминание о Пушели на него никак не подействовало. То ли сознательно пропустил мимо ушей, то ли просто сильно устал, невнимательно слушал.
Мужчина лет около сорока, среднего роста, плотного телосложения, с рыжеватыми волнистыми волосами, с тонкими приятными чертами лица, одетый по спортивному, стоял среди группы рабочих в ярких спецовках около коттеджа на улице Красных Мадьяр, когда Зимин появился там ровно в полдень. В числе рабочих был и тот, который накануне вечером объяснял, в какое время завтра должен приехать из Новосибирска шеф.
Строительный рабочий, заметив Зимина, что-то сказал рыжеволосому мужчине, и тот внимательно, с интересом посмотрел на Зимина. Скорее всего, это и был директор канадской частной строительной компании «Альянс» Мишель Пушели.
Гадать долго не пришлось: что-то отрывисто бросив на чужом языке рабочим, рыжеволосый мужчина сделал несколько шагов навстречу приблизившемуся Зимину, поздоровался по-русски, назвался:
– Мишель Пушели.
– Андрей Зимин, – представился в свою очередь Зимин.
Рассматривая лицо канадца, он думал, что если перед ним в самом деле потомок сибирского рода купцов Пушилиных, то, наверное, старейшине этого рода – Игнатию Пушилину, – он доводится правнуком. Возможно, даже праправнуком.
– А отчество? – спросил Пушели. – У всех русских есть обязательно отчество. Не так ли?
– Андрей Андреевич, – назвал Зимин свое имя-отчество.
– Мне говорили, вы вчера искали меня, господин Зимин, – сказал Пушели. – Важное дело?
– Как вам покажется... Ваша компания ведь не только строит, но и реставрирует дома?
– Дома, которые имеют архитектурную ценность, – подтвердил канадец.
– Недавно я видел у одного человека картину, на которой изображена эта улица. Фрагмент улицы, начиная от кирпичного дома с куполом. Картину рисовали, когда дом еще имел ставни на окнах и обитые железом двупольные двери.
Зимин не импровизировал. Такая картина действительно была. В доме у Василия Терентьевича Засекина на Подъельниковском кордоне.
– Интересно, – сказал Пушели.
– Картина, правда, написана любителем, – продолжал Зимин. – Но это даже лучше. Выписан тщательно каждый кирпичик, каждый узор на ставнях.
– Можно и мне видеть эту картину? – спросил Пушели.
– Это трудно. Хозяин ее – пасечник. Сейчас далеко в тайге.
– Жаль. Я не могу посылать в тайгу своих людей.
– Но вы не сейчас, не немедленно займетесь реставрацией?
– Сейчас впереди – отделка четырех коттеджей.
– А к холодам, к снегу пасечник вернется в Пихтовое.
Разговаривая, они медленно шли по улице. Остановились, оказавшись около кирпичного дома с шатром на крыше.
– Скажите, господин Пушели, вы знаете, что было здесь, – Зимин кивнул на дом, – в начале века?
– Мне говорили, тоже магазин, – ответил директор «Альянса».
– Верно. Купеческий торговый дом. Владельцы его имели свой маслосырзавод, и были самыми богатыми в Пихтовом людьми.
– Так выгодно было торговать сыром и маслом?
– Не знаю. У них еще были магазины мануфактуры и скобяных изделий.
– Что значит «скобяных»? Я не совсем хорошо знаю русский.
– Очень даже хорошо, – возразил Зимин. – А скобяные – это металлические изделия. Пилы, топоры, замки, защелки... Много.
– Значит, они имели универсальную торговлю, – сказал директор «Альянса».
– Почти... Не знаю, где были их другие магазины, но вот в этом двухэтажном особняке, рядом с торговым домом, они жили, – сказал Зимин.
– Красивый особняк, – отозвался Пушели. – Но уже старый. Компания располагает чертежами этого дома и еще трех Те три совсем плохие. Будут строиться снова.
– Вам не рассказывали о судьбе владельцев торгового дома? – спросил Зимин поспешно, опасаясь, как бы разговор не ушел окончательно на сугубо деловые темы, касающиеся возведения коттеджей и реставрации ветхих домов дореволюционной постройки.
– Конфискация, экспроприация – их судьба? Да? – с улыбкой сказал Пушели.
– В общем-то так. Но это судьба недвижимости, всего, что имели Пушилины, это фамилия владельцев торгового дома. Сами они с падением старой власти ушли в тайгу. Сколотили отряд в триста с лишним штыков и сабель и воевали восемь месяцев. Пока ие прислали против них регулярную часть Красной армии. Отряд был разбит, глава торгового дома Игнатий Пушилин погиб в урочище Трех Истуканов. Сын его, Степан, еще очень недолго был в тайге, потом решил выйти. Объявили амнистию. Прощение. И вот под эту амнистию его на шестнадцать лет закатали в концлагеря. До тридцать шестого года.
Рассказывая, Зимин внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять, новость ли для него все то, о чем он говорит. По лицу Пушели невозможно было угадать.
– А в тридцать шестом, – продолжал Зимин, – из него, рядового зека, заключенного то есть, решили сделать крупную фигуру – руководителя движения, выступающего против новой власти. Он чудом вырвался, застрелил (Зимин хотел сказать «сотрудника НКВД», но передумал, сказал по-другому): – застрелил своего тюремщика и вместе с семьей ушел в Читу, где ему помогли скрыться за границу.
Директор частной строительной компании уже давно не улыбался, смотрел серьезно и слушал очень внимательно.
– Сын главы торгового дома ушел за границу не бедным. Имея около пятидесяти килограммов золота. Три пуда высокопробного золота. Оно ему досталось волею случая еще в Гражданскую войну. Кстати, не без помощи золота Степан Пушилин вырвался на свободу.
– Он подкупил своего тюремщика? – заговорил наконец, задал вопрос канадец.
– Не совсем так. Он пообещал, выбравшись на волю, поделиться золотом, а когда они оказались вдвоем в тайге, на берегу глухой речушки, убил тюремщика...
– Очень подробно рассказываете, Андрей Андреевич. Даже как в тюрьме был. Вы из КГБ? – Тон диретора «Альянса» был по-прежнему спокойным, дружелюбным.
– Нет. Я историк, Из Москвы.
– О, московские историки теперь приезжают в Сибирь изучать жизнь мелких торговцев начала века?
Прозвучало на сей раз холодно и с легкой насмешкой. Чувствовалось, еще минута – и собеседник пожелает с ним распрощаться. Если еще не сделал этого, то лишь из желания понять, кто все-таки Зимин, чего хочет добиться своим рассказом?
Однако могла быть и вторая причина: директору канадской частной строительной компании очень интересно знать о пихтовских лавочниках-маслоделах Пушилиных из далекого прошлого. В таком случае...
– Я о Пушилиных случайно услышал, – сказал Зимин. – От здешних краеведов. А они о Пушилиных знают, потому что это имя связано с колчаковским кладом, который здесь где-то спрятан.
– Так вы приехали сюда искать клад? – холодок отчуждения, недоверия как возник, так не ослабевал.
– Приехал к другу, с которым вместе воевал.
– Воевали? – удивленно переспросил Пушели.
– Да. В Афганистане. Слышали об этой войне?
– О, да-да. Конечно. Значит, ваш друг живет здесь?
– Да. А то, что мне известно даже, как Пушилин в тюрьме сидел, об этом рассказывал человек, который в тридцать шестом году находился с ним в одной камере. Ростислав Андреевич Мурашов.
– Вы сказали – Мурашов?
– Ростислав Андреевич Мурашов.
– Когда он рассказывал? – спросил Пушели. Все!
Зимин готов был с этой минуты чем угодно поклясться: директор частной строительной компании Мишель Пушели – потомок сибирского, пихтовского рода Пушилиных. До этого вопроса можно было еще сомневаться, можно было объяснить интерес иностранца к судьбам русских купцов, фамилия которых была созвучна с его фамилией, простым человеческим любопытством. Но вот этот вопрос. Чересчур уж далеко простиралось любопытство заокеанского предпринимателя.
– Давно, – ответил Зимин. – И не мне. Лет тридцать назад Мурашов жил здесь после освобождения из лагерей.
– В Пихтовом?
– Нет. В Летнем Остроге. Там и умер.
– Умер в остроге?
– В Остроге, – ответил Зимин.
Тут же сообразил, что вопрос был задан совсем не о том, поправился:
– Умер в селе под названием Летний Острог. Старинное название.
– Понял, понял, – закивал Пушели, – и могила его там?
– Это можно узнать. Наверно.
Директор «Альянса» посмотрел на часы.
– Скажите, господин Зимин, где вас можно найти?
– У Сергея Нетесова. Сергея Ильича Нетесова.
– Это ваш друг по войне?
– Да. Он живет на Красноярской улице. Красноярская, двенадцать. Можете не записывать. Его в Пихтовом знают. Он начальник уголовного розыска.
– Начальник криминальной полиции?
– Отдела криминальной полиции, – уточник Зимин.
– Вечером я вас найду?
– Нет. Мы сегодня уезжаем в тайгу, в урочище Трех Истуканов. На неделю.
– А потом вы уедете в Москву?
– Не сразу, через день-два. Если больше не увидимся, я обязательно попрошу, чтобы картину вам показали.
– Спасибо, – поблагодарил Пушели. Еще раз взглянул на часы. – Мне нужно быть уже в местной мэрии...
Опять, как неделю с лишним назад, все было готовок отъезду. «Урал» с коляской, заполненной рюкзаками, стоял посреди двора, уже раскрыты были ворота, когда к нетесовскому дому подкатил на красном «джипе» Мишель Пушели.
Выбравшись из машины, вошел во двор. Поздоровался, остановился, глаза скользнули по снаряженному в дорогу мотоциклу.
– В тайгу? – спросил он.
– В тайгу, – ответил Нетесов, загонявший рассыпанные на столе охотничьи патроны в пустые гнезда патронташа. Он оторвался от своего занятия, пригласил не стесняться, подходить ближе.
Визита канадца Зимин не ожидал никак. Расставшись с ним два часа назад, был уверен, что встреча их была первой и последней. И вот.
Прозвучавшая вслед за вопросом просьба директора «Альянса» была еще более неожиданной, чем сам приезд.
– Можно мне с вами, Андрей Андреевич, Сергей Ильич? – сказал он.
– А вас нигде не потеряют? – посмотрев озадаченно на Зимина, спросил после короткой заминки Сергей.
Перед тем как подъехать иностранцу, был разговор и о нем, и о Пушилиных. В родственные корни Сергей не верил. Теперь он тоже был сильно удивлен, хотя и старался не подавать виду.
– Нет, нет. И мне можно, разрешено в тайгу. Если вы согласны, возьмете. Мне одному нельзя.
– Пожалуйста, – согласился Нетесов. – Но мы прямо сейчас и едем.
– Да подождем немного, если надо, – Зимин посмотрел на друга.
– Зачем ждать. Я готов, – поспешил сказать Пушели.
– Хорошо. Тогда едем, – сказал Нетесов.
– Только, Андрей Андреевич, Сергей Ильич, я могу быть сутки и ночь, полтора суток в тайге, – сказал Пушели. – Дела в Новосибирске.
– Выедем, как попросите, – заверил Сергей и велел нежданно-негаданно свалившемуся компаньону загонять «джип» во двор.
Из дома он принес для Пушели резиновые сапоги, шерстяной плотной вязки свитер, из которого уже никакая самая тщательная стирка не способна была удалить запах дыма от костров.
Рюкзаки перекочевали из коляски один за спину Зимину, другой – на колени иностранцу.
Полина была в школе, первый день занятий. Сергей написал ей записку. Можно было трогаться.
Пушели своим появлением не внес изменений, не спутал планы. Как намечали выехать в три, так и выехали.
По асфальтовой в выбоинах дороге, ведущей на северо-восток, в противоположную от железной дороги сторону, ехали недолго. Почти тотчас, как пропали из виду окраинные городские дома, свернули на заросший травой проселок, покатили по нему среди лиственного леса. Забытая дорога то плавно шла вниз, то некруто взбегала на подъем; забирала влево, вправо. «Урал» по колее старого проселка мчал, редко где сбавляя или увеличивая скорость.
За двое последних суток листва как-то разом переменила цвет. Осиновые листья вспыхнули багрянцем, закраснелась кистями рябина, густая желтизна потекла по березам. Хотя на многих деревьях не было еще ни единого мазка ранней осени, впечатление создавалось такое, будто лес уже сплошь красно-багряно-желтый.
Пушели, сидя в коляске, с жадным интересом глядел по сторонам. Рюкзак на его коленях мешал обзору. Он часто оборачивался, чтобы получше разглядеть местность, по которой ехали.
Зимин, посматривая на канадца, не мог отделаться от вопросов, почему он все-таки напросился поехать в тайгу? Оттого ли, что в недавнем их разговоре на улице Красных Мадьяр он, Зимин, сказал, что отправляются в урочище Истуканов, а прежде упомянул о погибшем там в бою Игнатии Пушилине? Или, может, увязался из желания продолжить небезразличный для него разговор о купцах Пушилиных? Или же – и то, и другое?
Мелькнуло в стороне от дороги среди деревьев какоето высокое и очень длинное, метров в пятнадцать длиной строение без единого окна в бревенчатых стенах, с тесовой двухскатной крышей, провалившейся на гребне посередине от старости.
– Амбар хлебный, – пояснил назначение странного строения Нетесов. – Хутор раньше стоял тут. Сгорел, когда бой с польскими легионерами был...
У кого, в какие времена был бой с польскими легионерами, можно было только догадываться и додумывать.
Через некоторое время возник прямо на колее проселка, так что пришлось обогнуть, зарывшийся в землю по ватерлинию катерок, самый настоящий, с белой трубой, опоясанной красной полоской, со спасательными кругами по бортам, с рубкой рулевого, в которой сквозь запыленные стекла виден был штурвал.
– В пионерлагерь, на Большой Кужербак везли, – не вдаваясь в подробности, объяснил Нетесов присутствие катерка в далеком от судоходных рек месте.
– А скоро урочище? – спросил Пушели.
– Каменных Идолов? – повернулся к нему Нетесов.
– Истуканов.
– Это все равно. Кто как хочет зовет. Истуканы, столбы... Часа через полтора, – сказал и надолго умолк Сергей.
Чем дальше в лес, тем медленнее ехали. Путь пошел по низменным кочковатым лощинам, заросшим елью, с примесью пихты, кедра, березы, осины, с подлеском из рябины и ивняка. Колеса мотоцикла с добрый час мудрили по этим лощинам, пока наконец не выбрались в чистый сосновый лес, хоть и изреженный прежними пожарами, зато с хорошим подростом.
Лес рассеялся, и среди шиповниковых зарослей, черемушника, обвитого хмелем с недозрелыми шишками, Зимин наяву увидел метрах в сорока то, что уже видел в доме у краеведа Лестнегова на фотографии: три невысоких каменных столба, жмущихся друг к другу и издали напоминающих человеческие фигуры. Высвеченные лучами клонящегося к закату солнца, столбы отливали густой-густой, до лиловости, синевой.
Нетесов заглушил мотор, слез с сиденья и медленно, раздвигая низкие, по пояс ему, кусты шиповника, направился к столбам. Зимин и Пущели последовали за ним.
– Шиповник нынче совсем не уродился, – сказал Нетесов. – В прошлом году с Мамонтовым по мешку набрали. Только по краю брали...
Он умолк, чувствуя, что про шиповник интересно ему одному.
– Ты говорил, тут бой был, Игнатия Пушилина убили, – сказал Зимин.
– Точно. Было такое, – ответил Нетесов.
– И возле одного из столбов Игнатий похоронен?
– А вот этого не говорил, не знаю, – сказал Сергей.
– Это Лестнегов так говорит.
– Раз говорит, так и есть. Константин Алексеевич всем этим занимался.
– Кстати, он будет ходить?
– Нет, там безнадежно. Это однозначно.
– Жалко.
– Еще бы не жалко. Мужик всю жизнь на бешеной скорости крутился, и вдруг – в каталке, в четырех стенах.
Пушели, шедший к каменным столбам замыкающим, смотрел на столбы и по сторонам, слушал разговор и помалкивал.
Это издалека казалось, будто каменные Истуканы жмутся друг к другу. Подойдя, увидели, что каждый столб отстоит от соседа на метр-полтора. И не выстроившись в шеренгу, как создавалось впечатление при взгляде от проселка, стояли Истуканы: тот, что посередине, выдвигался вперед. На нем, на уровне глаз, была прикреплена потускневшая, позеленевшая небольшая медная пластинка с выгравированной надписью:
"Здесь 29 августа 1920 года в ожесточенном бою доблестный краснознаменный полк И. П. Калинкина наголову разбил белую банду Пушилиных, проливавших кровь мирного населения.
Вечная память красногвардейцам-калинкинцам, павшим за свободу, за народную власть".
Канадец тоже прочитал выгравированное на табличке. Вряд ли ему было приятно, если прямой потомок Пушилиных. Но что мог сказать Зимин? Что в Гражданской войне победителей не бывает? Вообще, почему что-то должен обязательно сказать? Не хватало оправдываться. Написано и написано. Скорее всего, от души, с твердой убежденностью.
– Вот около этого, – Зимин провел ладонью по ребристой шершавой поверхности столба, стоящего справа от центрального, на котором была медная табличка с гравировкой, – похоронен Игнатий Пушилин.
– Тоже от Лестнегова узнал? – спросил Сергей.
– От него... Сфотографируемся на память около столбов? – предложил Зимин Пушели.
– Да-да, – охотно согласился канадец, в задумчивости стоявший перед каменными истуканами.
У Зимина фотоаппарат был уложен в рюкзаке вместе с другими вещами, и он направился было к мотоциклу.
– Подожди, – остановил его Нетесов. – Потом снимешь. Еще почти час до места ехать. До темноты устроиться, рыбы на уху наловить нужно успеть.
– Место-это где? – спросил Пушели.
– Большой Кужербак, у слияния с Омутной. Там, иа соседнем берегу Никифоровы поля начинаются, – обстоятельно, будто иностранцу это о чем-то могло говорить, объяснил Нетесов. – А сфотографируемся завтра. Или на обратном пути. Пошли.
Подавая пример. Нетесов энергично зашагал прочь от каменных истуканов...
Опять они ехали, и опять шум работающего мотора оглашал тайгу.
Но вот в этот шум вмешался еле различимый шум другого работающего мотора.
Сергей остановился, приглушил двигатель, вслушался: не показалось ли?
– Слышишь? – спросил у Зимина, полуобернувшись.
Рюкзак, в котором находился фотоаппарат, был на коленях у Пушели, и Зимин был целиком поглащен тем, что пытался вытащить из рюкзака «Зенит».
– Что? – спросил он.
– Мотор.
Зимин вслушался. Кажется, и Пушели, вскинув голову, попытался уловить шум чужого мотора.
– Машина, – сказал Зимин. – Ну и что?
– Да ничего. Просто... – ответил Сергей. Крутнул ручку скорости, дал газ.
Проехали еще немного. И опять Сергей сбросил газ, притормозил.
Урчание двигателя теперь доносилось все явственней.
– Грузовик, что ли, впереди? – снова повернулся к Зимину.
– Ну, может, и грузовик, – сказал Зимин. – В чем дело?
– Не может – точно, – быстро проговорил Сергей. – Глянь!
Впереди, где-то в полукилометре, или чуть, может, больше, от места, где остановились начинался густой пихтовый массив. И оттуда, со стороны пихтача, темного, словно прихваченного сумерками, вырвавшись из его недр, навстречу им мчал зеленый ЗИЛ.
Пока еще он только вынырнул из хвойных лап, еще только отделился от них, однако быстро приближался.
– Андрей, это они!
– Кто? – непроизвольно вырвалось у Зимина, хотя и без того было ясно.
Совсем некстати на языке вертелся другой неуместный, никчемный сейчас вопрос: они давно в другой области, бросили грузовик. И он бы, наверно, спросил об этом, если бы внезапно вспыхнувшая новая мысль не обожгла мозг.
– Они тебя знают в лицо?
– Не должны... – процедил сквозь зубы Сергей. В голосе его не было уверенности.
Пушели, слушая их разговор, глядя попеременно то на их лица, то на летящий навстречу грузовик, не мог понять, в чем, собственно, дело, почему такой переполох при виде обыкновенной грузовой машины, однако у него хватало ума сообразить, что именно грузовик таит для них какую-то очень большую опасность. Тревога спутников передалась и ему. Ему очень хотелось спросить, что происходит, однако он молчал, понимая, что сейчас совершенно не до него.
– Что будем делать? – спросил Зимин.
– Что?..
Нетесов бросил быстрые взгляды на обочины проселка. Развернуться никакой возможности, даже нет смысла пытаться. Слева, за оплывшим земляным бруствером, – зыбкая почва, справа – старая трухлявая поваленная береза, усыпанная опятами. Можно было еще попробовать втроем поднять, развернуть «Урал» на сто восемьдесят градусов, но – поздно, в считанные секунды этого не успеть. Или, если даже успеть, все равно машина нагонит.
– Что? – еще раз вопросом на вопрос Зимина ответил Нетесов, лихорадочно соображая. Под мышкой слева у него был пистолет. Но потянуться за ним, убрать руки с руля, было бы чистым самоубийством. Наверняка из зеленого ЗИЛа следят за каждым его движением, и попробуй он достань пистолет, отреагируют однозначно, мгновенно.
Второй раз в жизни он оказывался в таком положении. Первый – в восьмидесятом году, в Афганистане, на горной дороге. БТР, который он вел, был подбит. Автоматы лежали под рукой, но нечего было думать взяться за них. они были на мушке у «духов». Их могли застрелить немедленно, но по ним не стреляли, хотели взять живыми. И тогда они приняли решение – вышли и встали с поднятыми руками у БТРа... Пять стволов смотрели тогда на них двоих, но они сумели выйти победителями из поединка...
Не Андрей был с ним вторым тогда. Колонна, в которой он находился, подоспела через несколько минут, но Андрей знал в деталях, каким образом все произошло. Если только он не забыл, можно бы сейчас с ним попытаться повторить...
– Помнишь, как мы с Брагиным под Гератом? – Он повернул голову к Зимин.
– Ну... – В голосе Зимина звучало нетерпение.
– Попробуем повторить?
– Давай...
Зеленый ЗИЛ неумолимо приближался, был уже метрах в двухстах. Сразу не попытался, теперь уж и подавно поздно пробовать скрываться от него. Нетесов выключил двигатель.
– Встали, – распорядился. – Встанешь за мной. В шаге. В метре. Не дальше, – велел он Пушели. – Ясно? Пушели понял.
Из грузовика словно не замечали встречный мотоцикл, мчали, как ни в чем ни бывало. Видны были уже сквозь запыленное ветровое стекло лица двоих находившихся в кабине. Чем ближе, тем отчетливей. Разделяло где-то метров сто... пятьдесят... двадцать... Наконец, словно очнувшись от сна, сидевший за рулем в грузовике резко затормозил. Сквозь шум работающего мотора послышался нудный скрежет от этого торможения. Зеленый ЗИЛ замер шагах в пятнадцати от мотоцикла.
Дверцы кабины распахнулись. Из кабины вышли оба.
– Базавлук, – успел «представить» Нетесов находившегося в кабине пассажиром.
Шлепнули об землю подошвы сапог. Это третий, ютившийся до сих пор на корточках в кузове, спрыгнул вниз. Едва не потерял равновесие, но удержался на ногах, громко выругался. Далеко не пошел, приткнулся к бамперу машины. У всех троих в руках было по «Калашникову».
Тот, что сидел секунду назад за рулем, лохматый, с почти сросшимися на переносице бровями, забрался на капот ЗИЛа, передернул затвор автомата. Базавлук, – светловолосый, долговязый, худой, в распахнутой куртке с закатанными по локоть рукавами, – нарочито медленно направился к мотоциклу, не сводя глаз со стоящих около него. Взгляд серых глаз скользнул по Зимину по Пушели, остановился на Сергее. Усмешка тронула тонкие губы.
Когда Зимин поднялся и вышел, в освещенном дворе были только Сергей и Полина.
Сергей хоть и встал, шагнул навстречу ему с улыбкой на лице, со словами: «Привет. Заждался», был однако в самом мрачном расположении духа: Базавлука (впервые он назвал по фамилии главаря преступной группы) они упустили. Хоть верно все рассчитали до мелочей, перекрыли дороги точно там, где Базавлук с подельниками должен был обязательно вынырнуть и вынырнул, все равно упустили. Скрылись, в соседнюю область ушли.
Как? Не ожидали, не были готовы к такому ожесточенному сопротивлению. Не могли представить, что преступники окажутся вооружены лучше. Самый настоящий бой с применением гранат, с перестрелкой из «Калашниковых» и «узи» разгорелся в тайге, километрах в пятнадцати от западной границы района. Еще вчера. Ранним вечером. В четвертом часу. (Невольно Зимин подумал, что пока он с краеведом Лестнеговым неторопливо и обстоятельно вел ни к чему не обязывающую беседу о колчаковском золоте, Сергей находился под пулями...). Бой произошел у деревянного мостка через небольшую речушку. Бандиты закидали гранатами, разбили этот мосток, тем самым не дали возможности оперативникам следовать за собой по пятам, скрылись. Кстати, исчезая, избавились от раненого в ногу охотником Нифонтовым приятеля. В суматохе стычки сами пристрелили его в упор. Тот, весь в наколках, Зимин читал ориентировку на него, пристрелил.
– Лихо, – сказал Зимин.
– Лихо, – согласился Сергей. – Мамонтова осколком слегка зацепило.
– Это тот, который у церкви с овчаркой был? – вспоминая Мамонтова, спросил Зимин.
– Да, – Сергей кивнул. Шомполом он прочищал пистолетный ствол. – Не к добру все это, Андрей. Дома, в Сибири, как в Афгане себя почувствовал...
– Да ну уж...
– Нет-нет, серьезно. Оружие загуляло несчитано. Тебе, что ли, объяснять, что значит, загуляло оружие... Ладно, – вяло махнул он рукой.
– А откуда известно, что ушли в соседнюю область? – спросил Зимин.
– Отметились уже там, вот откуда, – сказал Сергей. – В деревне на автотрассе магазин взяли. Зеленый ЗИЛ бросили. Их почерк. По рации велели поиск свернуть...
Он выпил принесенную Полиной кружку квасу, убрал со стола пистолет.
– Все! Теперь другие ищут. А мы утром в тайгу, на рыбалку, – сказал, беря за руку Полину, усаживая ее рядом с собой.
– Давай после обеда, – предложил Зимин. – Мне тут надо с неким Пушели увидеться.
– Как хочешь, – согласился Сергей. – Мне лучше. Высплюсь.
Упоминание о Пушели на него никак не подействовало. То ли сознательно пропустил мимо ушей, то ли просто сильно устал, невнимательно слушал.
Мужчина лет около сорока, среднего роста, плотного телосложения, с рыжеватыми волнистыми волосами, с тонкими приятными чертами лица, одетый по спортивному, стоял среди группы рабочих в ярких спецовках около коттеджа на улице Красных Мадьяр, когда Зимин появился там ровно в полдень. В числе рабочих был и тот, который накануне вечером объяснял, в какое время завтра должен приехать из Новосибирска шеф.
Строительный рабочий, заметив Зимина, что-то сказал рыжеволосому мужчине, и тот внимательно, с интересом посмотрел на Зимина. Скорее всего, это и был директор канадской частной строительной компании «Альянс» Мишель Пушели.
Гадать долго не пришлось: что-то отрывисто бросив на чужом языке рабочим, рыжеволосый мужчина сделал несколько шагов навстречу приблизившемуся Зимину, поздоровался по-русски, назвался:
– Мишель Пушели.
– Андрей Зимин, – представился в свою очередь Зимин.
Рассматривая лицо канадца, он думал, что если перед ним в самом деле потомок сибирского рода купцов Пушилиных, то, наверное, старейшине этого рода – Игнатию Пушилину, – он доводится правнуком. Возможно, даже праправнуком.
– А отчество? – спросил Пушели. – У всех русских есть обязательно отчество. Не так ли?
– Андрей Андреевич, – назвал Зимин свое имя-отчество.
– Мне говорили, вы вчера искали меня, господин Зимин, – сказал Пушели. – Важное дело?
– Как вам покажется... Ваша компания ведь не только строит, но и реставрирует дома?
– Дома, которые имеют архитектурную ценность, – подтвердил канадец.
– Недавно я видел у одного человека картину, на которой изображена эта улица. Фрагмент улицы, начиная от кирпичного дома с куполом. Картину рисовали, когда дом еще имел ставни на окнах и обитые железом двупольные двери.
Зимин не импровизировал. Такая картина действительно была. В доме у Василия Терентьевича Засекина на Подъельниковском кордоне.
– Интересно, – сказал Пушели.
– Картина, правда, написана любителем, – продолжал Зимин. – Но это даже лучше. Выписан тщательно каждый кирпичик, каждый узор на ставнях.
– Можно и мне видеть эту картину? – спросил Пушели.
– Это трудно. Хозяин ее – пасечник. Сейчас далеко в тайге.
– Жаль. Я не могу посылать в тайгу своих людей.
– Но вы не сейчас, не немедленно займетесь реставрацией?
– Сейчас впереди – отделка четырех коттеджей.
– А к холодам, к снегу пасечник вернется в Пихтовое.
Разговаривая, они медленно шли по улице. Остановились, оказавшись около кирпичного дома с шатром на крыше.
– Скажите, господин Пушели, вы знаете, что было здесь, – Зимин кивнул на дом, – в начале века?
– Мне говорили, тоже магазин, – ответил директор «Альянса».
– Верно. Купеческий торговый дом. Владельцы его имели свой маслосырзавод, и были самыми богатыми в Пихтовом людьми.
– Так выгодно было торговать сыром и маслом?
– Не знаю. У них еще были магазины мануфактуры и скобяных изделий.
– Что значит «скобяных»? Я не совсем хорошо знаю русский.
– Очень даже хорошо, – возразил Зимин. – А скобяные – это металлические изделия. Пилы, топоры, замки, защелки... Много.
– Значит, они имели универсальную торговлю, – сказал директор «Альянса».
– Почти... Не знаю, где были их другие магазины, но вот в этом двухэтажном особняке, рядом с торговым домом, они жили, – сказал Зимин.
– Красивый особняк, – отозвался Пушели. – Но уже старый. Компания располагает чертежами этого дома и еще трех Те три совсем плохие. Будут строиться снова.
– Вам не рассказывали о судьбе владельцев торгового дома? – спросил Зимин поспешно, опасаясь, как бы разговор не ушел окончательно на сугубо деловые темы, касающиеся возведения коттеджей и реставрации ветхих домов дореволюционной постройки.
– Конфискация, экспроприация – их судьба? Да? – с улыбкой сказал Пушели.
– В общем-то так. Но это судьба недвижимости, всего, что имели Пушилины, это фамилия владельцев торгового дома. Сами они с падением старой власти ушли в тайгу. Сколотили отряд в триста с лишним штыков и сабель и воевали восемь месяцев. Пока ие прислали против них регулярную часть Красной армии. Отряд был разбит, глава торгового дома Игнатий Пушилин погиб в урочище Трех Истуканов. Сын его, Степан, еще очень недолго был в тайге, потом решил выйти. Объявили амнистию. Прощение. И вот под эту амнистию его на шестнадцать лет закатали в концлагеря. До тридцать шестого года.
Рассказывая, Зимин внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять, новость ли для него все то, о чем он говорит. По лицу Пушели невозможно было угадать.
– А в тридцать шестом, – продолжал Зимин, – из него, рядового зека, заключенного то есть, решили сделать крупную фигуру – руководителя движения, выступающего против новой власти. Он чудом вырвался, застрелил (Зимин хотел сказать «сотрудника НКВД», но передумал, сказал по-другому): – застрелил своего тюремщика и вместе с семьей ушел в Читу, где ему помогли скрыться за границу.
Директор частной строительной компании уже давно не улыбался, смотрел серьезно и слушал очень внимательно.
– Сын главы торгового дома ушел за границу не бедным. Имея около пятидесяти килограммов золота. Три пуда высокопробного золота. Оно ему досталось волею случая еще в Гражданскую войну. Кстати, не без помощи золота Степан Пушилин вырвался на свободу.
– Он подкупил своего тюремщика? – заговорил наконец, задал вопрос канадец.
– Не совсем так. Он пообещал, выбравшись на волю, поделиться золотом, а когда они оказались вдвоем в тайге, на берегу глухой речушки, убил тюремщика...
– Очень подробно рассказываете, Андрей Андреевич. Даже как в тюрьме был. Вы из КГБ? – Тон диретора «Альянса» был по-прежнему спокойным, дружелюбным.
– Нет. Я историк, Из Москвы.
– О, московские историки теперь приезжают в Сибирь изучать жизнь мелких торговцев начала века?
Прозвучало на сей раз холодно и с легкой насмешкой. Чувствовалось, еще минута – и собеседник пожелает с ним распрощаться. Если еще не сделал этого, то лишь из желания понять, кто все-таки Зимин, чего хочет добиться своим рассказом?
Однако могла быть и вторая причина: директору канадской частной строительной компании очень интересно знать о пихтовских лавочниках-маслоделах Пушилиных из далекого прошлого. В таком случае...
– Я о Пушилиных случайно услышал, – сказал Зимин. – От здешних краеведов. А они о Пушилиных знают, потому что это имя связано с колчаковским кладом, который здесь где-то спрятан.
– Так вы приехали сюда искать клад? – холодок отчуждения, недоверия как возник, так не ослабевал.
– Приехал к другу, с которым вместе воевал.
– Воевали? – удивленно переспросил Пушели.
– Да. В Афганистане. Слышали об этой войне?
– О, да-да. Конечно. Значит, ваш друг живет здесь?
– Да. А то, что мне известно даже, как Пушилин в тюрьме сидел, об этом рассказывал человек, который в тридцать шестом году находился с ним в одной камере. Ростислав Андреевич Мурашов.
– Вы сказали – Мурашов?
– Ростислав Андреевич Мурашов.
– Когда он рассказывал? – спросил Пушели. Все!
Зимин готов был с этой минуты чем угодно поклясться: директор частной строительной компании Мишель Пушели – потомок сибирского, пихтовского рода Пушилиных. До этого вопроса можно было еще сомневаться, можно было объяснить интерес иностранца к судьбам русских купцов, фамилия которых была созвучна с его фамилией, простым человеческим любопытством. Но вот этот вопрос. Чересчур уж далеко простиралось любопытство заокеанского предпринимателя.
– Давно, – ответил Зимин. – И не мне. Лет тридцать назад Мурашов жил здесь после освобождения из лагерей.
– В Пихтовом?
– Нет. В Летнем Остроге. Там и умер.
– Умер в остроге?
– В Остроге, – ответил Зимин.
Тут же сообразил, что вопрос был задан совсем не о том, поправился:
– Умер в селе под названием Летний Острог. Старинное название.
– Понял, понял, – закивал Пушели, – и могила его там?
– Это можно узнать. Наверно.
Директор «Альянса» посмотрел на часы.
– Скажите, господин Зимин, где вас можно найти?
– У Сергея Нетесова. Сергея Ильича Нетесова.
– Это ваш друг по войне?
– Да. Он живет на Красноярской улице. Красноярская, двенадцать. Можете не записывать. Его в Пихтовом знают. Он начальник уголовного розыска.
– Начальник криминальной полиции?
– Отдела криминальной полиции, – уточник Зимин.
– Вечером я вас найду?
– Нет. Мы сегодня уезжаем в тайгу, в урочище Трех Истуканов. На неделю.
– А потом вы уедете в Москву?
– Не сразу, через день-два. Если больше не увидимся, я обязательно попрошу, чтобы картину вам показали.
– Спасибо, – поблагодарил Пушели. Еще раз взглянул на часы. – Мне нужно быть уже в местной мэрии...
Опять, как неделю с лишним назад, все было готовок отъезду. «Урал» с коляской, заполненной рюкзаками, стоял посреди двора, уже раскрыты были ворота, когда к нетесовскому дому подкатил на красном «джипе» Мишель Пушели.
Выбравшись из машины, вошел во двор. Поздоровался, остановился, глаза скользнули по снаряженному в дорогу мотоциклу.
– В тайгу? – спросил он.
– В тайгу, – ответил Нетесов, загонявший рассыпанные на столе охотничьи патроны в пустые гнезда патронташа. Он оторвался от своего занятия, пригласил не стесняться, подходить ближе.
Визита канадца Зимин не ожидал никак. Расставшись с ним два часа назад, был уверен, что встреча их была первой и последней. И вот.
Прозвучавшая вслед за вопросом просьба директора «Альянса» была еще более неожиданной, чем сам приезд.
– Можно мне с вами, Андрей Андреевич, Сергей Ильич? – сказал он.
– А вас нигде не потеряют? – посмотрев озадаченно на Зимина, спросил после короткой заминки Сергей.
Перед тем как подъехать иностранцу, был разговор и о нем, и о Пушилиных. В родственные корни Сергей не верил. Теперь он тоже был сильно удивлен, хотя и старался не подавать виду.
– Нет, нет. И мне можно, разрешено в тайгу. Если вы согласны, возьмете. Мне одному нельзя.
– Пожалуйста, – согласился Нетесов. – Но мы прямо сейчас и едем.
– Да подождем немного, если надо, – Зимин посмотрел на друга.
– Зачем ждать. Я готов, – поспешил сказать Пушели.
– Хорошо. Тогда едем, – сказал Нетесов.
– Только, Андрей Андреевич, Сергей Ильич, я могу быть сутки и ночь, полтора суток в тайге, – сказал Пушели. – Дела в Новосибирске.
– Выедем, как попросите, – заверил Сергей и велел нежданно-негаданно свалившемуся компаньону загонять «джип» во двор.
Из дома он принес для Пушели резиновые сапоги, шерстяной плотной вязки свитер, из которого уже никакая самая тщательная стирка не способна была удалить запах дыма от костров.
Рюкзаки перекочевали из коляски один за спину Зимину, другой – на колени иностранцу.
Полина была в школе, первый день занятий. Сергей написал ей записку. Можно было трогаться.
Пушели своим появлением не внес изменений, не спутал планы. Как намечали выехать в три, так и выехали.
По асфальтовой в выбоинах дороге, ведущей на северо-восток, в противоположную от железной дороги сторону, ехали недолго. Почти тотчас, как пропали из виду окраинные городские дома, свернули на заросший травой проселок, покатили по нему среди лиственного леса. Забытая дорога то плавно шла вниз, то некруто взбегала на подъем; забирала влево, вправо. «Урал» по колее старого проселка мчал, редко где сбавляя или увеличивая скорость.
За двое последних суток листва как-то разом переменила цвет. Осиновые листья вспыхнули багрянцем, закраснелась кистями рябина, густая желтизна потекла по березам. Хотя на многих деревьях не было еще ни единого мазка ранней осени, впечатление создавалось такое, будто лес уже сплошь красно-багряно-желтый.
Пушели, сидя в коляске, с жадным интересом глядел по сторонам. Рюкзак на его коленях мешал обзору. Он часто оборачивался, чтобы получше разглядеть местность, по которой ехали.
Зимин, посматривая на канадца, не мог отделаться от вопросов, почему он все-таки напросился поехать в тайгу? Оттого ли, что в недавнем их разговоре на улице Красных Мадьяр он, Зимин, сказал, что отправляются в урочище Истуканов, а прежде упомянул о погибшем там в бою Игнатии Пушилине? Или, может, увязался из желания продолжить небезразличный для него разговор о купцах Пушилиных? Или же – и то, и другое?
Мелькнуло в стороне от дороги среди деревьев какоето высокое и очень длинное, метров в пятнадцать длиной строение без единого окна в бревенчатых стенах, с тесовой двухскатной крышей, провалившейся на гребне посередине от старости.
– Амбар хлебный, – пояснил назначение странного строения Нетесов. – Хутор раньше стоял тут. Сгорел, когда бой с польскими легионерами был...
У кого, в какие времена был бой с польскими легионерами, можно было только догадываться и додумывать.
Через некоторое время возник прямо на колее проселка, так что пришлось обогнуть, зарывшийся в землю по ватерлинию катерок, самый настоящий, с белой трубой, опоясанной красной полоской, со спасательными кругами по бортам, с рубкой рулевого, в которой сквозь запыленные стекла виден был штурвал.
– В пионерлагерь, на Большой Кужербак везли, – не вдаваясь в подробности, объяснил Нетесов присутствие катерка в далеком от судоходных рек месте.
– А скоро урочище? – спросил Пушели.
– Каменных Идолов? – повернулся к нему Нетесов.
– Истуканов.
– Это все равно. Кто как хочет зовет. Истуканы, столбы... Часа через полтора, – сказал и надолго умолк Сергей.
Чем дальше в лес, тем медленнее ехали. Путь пошел по низменным кочковатым лощинам, заросшим елью, с примесью пихты, кедра, березы, осины, с подлеском из рябины и ивняка. Колеса мотоцикла с добрый час мудрили по этим лощинам, пока наконец не выбрались в чистый сосновый лес, хоть и изреженный прежними пожарами, зато с хорошим подростом.
Лес рассеялся, и среди шиповниковых зарослей, черемушника, обвитого хмелем с недозрелыми шишками, Зимин наяву увидел метрах в сорока то, что уже видел в доме у краеведа Лестнегова на фотографии: три невысоких каменных столба, жмущихся друг к другу и издали напоминающих человеческие фигуры. Высвеченные лучами клонящегося к закату солнца, столбы отливали густой-густой, до лиловости, синевой.
Нетесов заглушил мотор, слез с сиденья и медленно, раздвигая низкие, по пояс ему, кусты шиповника, направился к столбам. Зимин и Пущели последовали за ним.
– Шиповник нынче совсем не уродился, – сказал Нетесов. – В прошлом году с Мамонтовым по мешку набрали. Только по краю брали...
Он умолк, чувствуя, что про шиповник интересно ему одному.
– Ты говорил, тут бой был, Игнатия Пушилина убили, – сказал Зимин.
– Точно. Было такое, – ответил Нетесов.
– И возле одного из столбов Игнатий похоронен?
– А вот этого не говорил, не знаю, – сказал Сергей.
– Это Лестнегов так говорит.
– Раз говорит, так и есть. Константин Алексеевич всем этим занимался.
– Кстати, он будет ходить?
– Нет, там безнадежно. Это однозначно.
– Жалко.
– Еще бы не жалко. Мужик всю жизнь на бешеной скорости крутился, и вдруг – в каталке, в четырех стенах.
Пушели, шедший к каменным столбам замыкающим, смотрел на столбы и по сторонам, слушал разговор и помалкивал.
Это издалека казалось, будто каменные Истуканы жмутся друг к другу. Подойдя, увидели, что каждый столб отстоит от соседа на метр-полтора. И не выстроившись в шеренгу, как создавалось впечатление при взгляде от проселка, стояли Истуканы: тот, что посередине, выдвигался вперед. На нем, на уровне глаз, была прикреплена потускневшая, позеленевшая небольшая медная пластинка с выгравированной надписью:
"Здесь 29 августа 1920 года в ожесточенном бою доблестный краснознаменный полк И. П. Калинкина наголову разбил белую банду Пушилиных, проливавших кровь мирного населения.
Вечная память красногвардейцам-калинкинцам, павшим за свободу, за народную власть".
Канадец тоже прочитал выгравированное на табличке. Вряд ли ему было приятно, если прямой потомок Пушилиных. Но что мог сказать Зимин? Что в Гражданской войне победителей не бывает? Вообще, почему что-то должен обязательно сказать? Не хватало оправдываться. Написано и написано. Скорее всего, от души, с твердой убежденностью.
– Вот около этого, – Зимин провел ладонью по ребристой шершавой поверхности столба, стоящего справа от центрального, на котором была медная табличка с гравировкой, – похоронен Игнатий Пушилин.
– Тоже от Лестнегова узнал? – спросил Сергей.
– От него... Сфотографируемся на память около столбов? – предложил Зимин Пушели.
– Да-да, – охотно согласился канадец, в задумчивости стоявший перед каменными истуканами.
У Зимина фотоаппарат был уложен в рюкзаке вместе с другими вещами, и он направился было к мотоциклу.
– Подожди, – остановил его Нетесов. – Потом снимешь. Еще почти час до места ехать. До темноты устроиться, рыбы на уху наловить нужно успеть.
– Место-это где? – спросил Пушели.
– Большой Кужербак, у слияния с Омутной. Там, иа соседнем берегу Никифоровы поля начинаются, – обстоятельно, будто иностранцу это о чем-то могло говорить, объяснил Нетесов. – А сфотографируемся завтра. Или на обратном пути. Пошли.
Подавая пример. Нетесов энергично зашагал прочь от каменных истуканов...
Опять они ехали, и опять шум работающего мотора оглашал тайгу.
Но вот в этот шум вмешался еле различимый шум другого работающего мотора.
Сергей остановился, приглушил двигатель, вслушался: не показалось ли?
– Слышишь? – спросил у Зимина, полуобернувшись.
Рюкзак, в котором находился фотоаппарат, был на коленях у Пушели, и Зимин был целиком поглащен тем, что пытался вытащить из рюкзака «Зенит».
– Что? – спросил он.
– Мотор.
Зимин вслушался. Кажется, и Пушели, вскинув голову, попытался уловить шум чужого мотора.
– Машина, – сказал Зимин. – Ну и что?
– Да ничего. Просто... – ответил Сергей. Крутнул ручку скорости, дал газ.
Проехали еще немного. И опять Сергей сбросил газ, притормозил.
Урчание двигателя теперь доносилось все явственней.
– Грузовик, что ли, впереди? – снова повернулся к Зимину.
– Ну, может, и грузовик, – сказал Зимин. – В чем дело?
– Не может – точно, – быстро проговорил Сергей. – Глянь!
Впереди, где-то в полукилометре, или чуть, может, больше, от места, где остановились начинался густой пихтовый массив. И оттуда, со стороны пихтача, темного, словно прихваченного сумерками, вырвавшись из его недр, навстречу им мчал зеленый ЗИЛ.
Пока еще он только вынырнул из хвойных лап, еще только отделился от них, однако быстро приближался.
– Андрей, это они!
– Кто? – непроизвольно вырвалось у Зимина, хотя и без того было ясно.
Совсем некстати на языке вертелся другой неуместный, никчемный сейчас вопрос: они давно в другой области, бросили грузовик. И он бы, наверно, спросил об этом, если бы внезапно вспыхнувшая новая мысль не обожгла мозг.
– Они тебя знают в лицо?
– Не должны... – процедил сквозь зубы Сергей. В голосе его не было уверенности.
Пушели, слушая их разговор, глядя попеременно то на их лица, то на летящий навстречу грузовик, не мог понять, в чем, собственно, дело, почему такой переполох при виде обыкновенной грузовой машины, однако у него хватало ума сообразить, что именно грузовик таит для них какую-то очень большую опасность. Тревога спутников передалась и ему. Ему очень хотелось спросить, что происходит, однако он молчал, понимая, что сейчас совершенно не до него.
– Что будем делать? – спросил Зимин.
– Что?..
Нетесов бросил быстрые взгляды на обочины проселка. Развернуться никакой возможности, даже нет смысла пытаться. Слева, за оплывшим земляным бруствером, – зыбкая почва, справа – старая трухлявая поваленная береза, усыпанная опятами. Можно было еще попробовать втроем поднять, развернуть «Урал» на сто восемьдесят градусов, но – поздно, в считанные секунды этого не успеть. Или, если даже успеть, все равно машина нагонит.
– Что? – еще раз вопросом на вопрос Зимина ответил Нетесов, лихорадочно соображая. Под мышкой слева у него был пистолет. Но потянуться за ним, убрать руки с руля, было бы чистым самоубийством. Наверняка из зеленого ЗИЛа следят за каждым его движением, и попробуй он достань пистолет, отреагируют однозначно, мгновенно.
Второй раз в жизни он оказывался в таком положении. Первый – в восьмидесятом году, в Афганистане, на горной дороге. БТР, который он вел, был подбит. Автоматы лежали под рукой, но нечего было думать взяться за них. они были на мушке у «духов». Их могли застрелить немедленно, но по ним не стреляли, хотели взять живыми. И тогда они приняли решение – вышли и встали с поднятыми руками у БТРа... Пять стволов смотрели тогда на них двоих, но они сумели выйти победителями из поединка...
Не Андрей был с ним вторым тогда. Колонна, в которой он находился, подоспела через несколько минут, но Андрей знал в деталях, каким образом все произошло. Если только он не забыл, можно бы сейчас с ним попытаться повторить...
– Помнишь, как мы с Брагиным под Гератом? – Он повернул голову к Зимин.
– Ну... – В голосе Зимина звучало нетерпение.
– Попробуем повторить?
– Давай...
Зеленый ЗИЛ неумолимо приближался, был уже метрах в двухстах. Сразу не попытался, теперь уж и подавно поздно пробовать скрываться от него. Нетесов выключил двигатель.
– Встали, – распорядился. – Встанешь за мной. В шаге. В метре. Не дальше, – велел он Пушели. – Ясно? Пушели понял.
Из грузовика словно не замечали встречный мотоцикл, мчали, как ни в чем ни бывало. Видны были уже сквозь запыленное ветровое стекло лица двоих находившихся в кабине. Чем ближе, тем отчетливей. Разделяло где-то метров сто... пятьдесят... двадцать... Наконец, словно очнувшись от сна, сидевший за рулем в грузовике резко затормозил. Сквозь шум работающего мотора послышался нудный скрежет от этого торможения. Зеленый ЗИЛ замер шагах в пятнадцати от мотоцикла.
Дверцы кабины распахнулись. Из кабины вышли оба.
– Базавлук, – успел «представить» Нетесов находившегося в кабине пассажиром.
Шлепнули об землю подошвы сапог. Это третий, ютившийся до сих пор на корточках в кузове, спрыгнул вниз. Едва не потерял равновесие, но удержался на ногах, громко выругался. Далеко не пошел, приткнулся к бамперу машины. У всех троих в руках было по «Калашникову».
Тот, что сидел секунду назад за рулем, лохматый, с почти сросшимися на переносице бровями, забрался на капот ЗИЛа, передернул затвор автомата. Базавлук, – светловолосый, долговязый, худой, в распахнутой куртке с закатанными по локоть рукавами, – нарочито медленно направился к мотоциклу, не сводя глаз со стоящих около него. Взгляд серых глаз скользнул по Зимину по Пушели, остановился на Сергее. Усмешка тронула тонкие губы.