В течение длительного времени у Рерихов не было связи с Западом. После долгого молчания 24 мая 1928 года в Нью-Йорк дошла телеграмма. Ее сжатые фразы передают атмосферу путешествия: «Американская экспедиция Рериха после многих трудностей достигла Гималаев. На этом закончилась большая Центрально-Азиатская экспедиция. Множество художественных и научных результатов. Уже отослали несколько серий полотен в Нью-Йорк. Надеемся, что последняя посылка из Монголии дошла в сохранности. Масса наблюдений относительно буддизма.
   Экспедиция отправилась в 1924 году из Сиккима, через Пенджаб, Кашмир, Ладак, Каракорум, Хотан, Кашгар, Карашар, Урумчи, Иртыш, Алтайские горы, район Ойрота, Монголию, Центральную Гоби, Кансу, Цайдом и Тибет.
   Мирный американский флаг исколесил Центральную Азию. Повсюду были тепло встречены, кроме властей Хотана и Лхасы. Дальнейшее продвижение экспедиции из Хотана сопровождал Британский консул в Кашгаре. На территории Тибета были атакованы вооруженными разбойниками. Превосходство наших ружей предотвратило кровопролитие. Несмотря на тибетские паспорта, экспедиция была силой остановлена тибетскими властями 6-го октября, в двух днях пути к северу от Нагчу. С бесчеловечной жестокостью экспедицию задерживали в течение пяти месяцев на высоте 15 000 футов, в летних палатках среди свирепого холода около 40 градусов по Цельсию.
   Экспедиция испытывала нехватку топлива и фуража. Во время стоянки в Тибете погибли пять человек — монголы, буряты и тибетцы, также пало двенадцать животных из каравана. По приказу властей все письма и телеграммы, адресованные правительству Лхасы и Британским властям Калькутты, были перехвачены. Запрещено разговаривать с проходящими караванами. Запрещено покупать продукты у населения. Деньги и медикаменты подошли к концу. Присутствие трех женщин в караване и медицинское свидетельство о сердечном заболевании не приняты во внимание. С огромными трудностями четвертого марта экспедиция двинулась на юг. Все девять европейцев из экспедиции живы. Мужественно перенесли тяготы исключительно суровой зимы. Приветствуем[121].
   Во время перехода, несмотря на непреодолимые препятствия, Рерих написал около 500 картин. Он также вел дневник о путешествии, позже опубликованный под названием «Алтай-Гималаи». Это гобелен, расшитый свободным полетом мыслей о науке, археологии и религии, соединенных с беглым отчетом о путешествии. Это собрание рериховских «размышлений верхом на лошади и в палатке», однажды охарактеризованное как «Симфония Азии[122]». Мы не знаем о существовании ни одного труда, сопоставимого с этим. Он весь, до каждой мельчайшей детали, является памятником прекрасному, как и захватывающие, проникающие в самую душу картины.
   В ходе своих наблюдений за религиозными обычаями Рерих собрал великое множество сведений, как устных, так и письменных, не только подтверждающих открытия Нотовича, но и добавивших новые тексты к уже собранным. Счастливы исследователи забытых лет Иисуса, мировых религий и мистицизма в искусстве двадцатого века, ибо поиски святого Иссы приведут их к неизученным архивам Николая и Елены Рерих и миру запредельной красоты, которая манит духовных странников, стремящихся войти в двадцать первое столетие с внутренней чистотой и силой, дабы встретить мир хаоса с пониманием и спокойствием.
   «Экспедиция выехала из Нью-Йорка в мае 1923 года и в декабре того же года прибыла в Дарджилинг, — писал Юрий Рерих в своем дневнике „По тропам срединной Азии“. — Здесь мы провели весь 1924 год, готовясь к странствиям по Внутренней Азии[123]».
   Рерихи покинули Дарджилинг 6 марта 1925 года, держа путь в Шринагар, Кашмир. Там они заказали умелым мастерам изготовить огромное количество снаряжения, которое могло бы пригодиться, потому что «путешествие вроде этого, из Кашмира в Китайский Туркестан, по высочайшему в мире горному маршруту, — писал Юрий, — требует необычайной предусмотрительности и точного расчета.
   Зимнее обмундирование для морозной погоды на горных перевалах и для зимнего времени в Китайском Туркестане было сшито из меха кашмирской козы и состояло из (курток), гилгитских сапог, меховых шапок, носков и спальных мешков. Мы заказали несколько палаток из водонепроницаемой парусины на теплой подкладке. Эти палатки были специально сделаны так, чтобы противостоять трудностям путешествия и бурям высокогорья. Они имели двойной полог. Наружный доходил до земли и предохранял от сильных ветров. Каркасные шесты были сделаны из толстого бамбука с металлическими креплениями, а колья — из гальванизированного железа[124]».
   15 апреля семья подошла к Кашмирской горной станции в Гульмарге, где они провели остаток апреля, май, июнь и июль. 8 августа они начали свое путешествие по Лехскому торговому пути с восемьюдесятью двумя пони в упряжках.
   «Мухи, москиты, блохи, уховертки! Всякие дары Кашмира. Уход наш был не без крови. — Писал Н.К. Рерих в книге „Алтай-Гималаи“. — В Тангмарге банда провокаторов напала на наш караван и начала железными палками избивать наших людей. Семерых повредили. Пришлось с револьверами и маузерами оберегать порядок… В Хунде конюхи накормили коней ядовитой травою — кони начали дрожать и легли. Всю ночь их выхаживали. Особенно пострадали мой Мастан и Сабза Юрия. Погонщики развели костры вокруг ящика с патронами. В палатку под постель Юрия заползла дикая кошка[125]».
   В книге «Сердце Азии» он писал: «Древний караванный путь от Шринагара до Леха делается в семнадцать переходов, но обычно предлагается задержаться на день или на два. Только случаи крайней поспешности могут заставить сделать этот путь без перерывов. Такие незабываемые места, как Маулбек, Ламаюра, Базгу, Саспул, Спитуг, заставляют остановиться и запомнить их как с художественной, так и с исторической стороны. Маулбек, теперь одряхлевший монастырь, судя по развалинам, когда-то был настоящей крепостью, отважно утвердившись на вершине скалы. Около Маулбека, на самой дороге, вы будете поражены древним гигантским изображением Майтрейи. Вы чувствуете, что не тибетская рука, но, вероятно, рука индуса во время расцвета буддизма трудилась над ним…
   Нужно было иметь и чувство красоты и мужественную самоотверженность, чтобы укрепляться на таких высотах. Во многих подобных безводных жильях в скалах были пробиты подземные ходы к реке, чтобы мог пройти груженый ослик. Эта сказка подземных ходов, как увидим, сложила многие, самые лучшие предания. Также как и в Сиккиме, ладакские ламы оказались приветливы, терпимы к прочим верам и внимательны к путешественникам, как и подобает буддистам…
   В Ниму, маленьком месте на высоте около 11 000 футов перед Лехом, с нами произошло одно явление, на котором нельзя не остановиться, и было бы чрезвычайно желательно слышать об аналогиях. Был спокойный ясный день. Мы остановились в палатках. Около десяти часов вечера я уже спал, а Е.И. (Рерих) подошла к своей постели и хотела откинуть шерстяное одеяло. Но едва она дотронулась до него, как вспыхнуло большое розово-лиловое пламя цвета напряженного электричества, образовавшее как бы целый костер около фута высотою. Е.И. с криком «огонь! огонь!» разбудила меня. Вскочив, я увидел следующее. Темный силуэт Е.И., а за нею движущееся, определенно осветившее палатку пламя. Е.И. пыталась руками гасить этот огонь, но он костром вырывался из-под рук и рассыпался на части. Эффект от прикосновения был лишь теплота, но ни малейшего ожога, ни звука, ни запаха. Постепенно пламя уменьшилось и исчезло, не оставив на одеяле никаких следов. Нам случалось видеть различные электрические явления, но должен сказать, что явление подобной силы нам никогда не приходилось наблюдать. В Дарджилинге шаровидная молния была в двух футах от моей головы. В Гульмарге в Кашмире в течение трехдневной беспрестанной грозы с градом в голубиное яйцо мы наблюдали всевозможные виды молнии. В Трансгималаях неоднократно мы испытывали на себе различные электрические явления. Помню, как в Чунаргене на высоте около 15.000 футов, ночью проснувшись в палатке, я дотронулся до одеяла и был поражен синим светом, блеснувшим и как бы окружившим мою руку. Предполагая, что это явление могло произойти лишь в соприкосновении с шерстью одеяла, я тронул мою подушку. Эффект получился тот же. Затем я начал прикасаться к различного рода поверхностям — к дереву, бумаге, брезенту — и всюду получался тот же синий свет, неощутимый, без треска и без запаха.
   Вся область Гималаев представляет исключительное поле для научных исследовании. Нигде в мире не могут быть собраны воедино такие разнообразные условия. Высочайшие вершины до 30 000 футов, озера на 15 000 —16000 футах; глубокие долины с гейзерами и прочими минеральными горячими и холодными источниками; самая неожиданная растительность — все это служит залогом новых научных нахождений. Если иметь возможность сопоставить научно условия Гималаев с нагорьями других частей света, то какие поучительные аналогии и антитезы могут возникнуть! Гималаи — это место для истинного ученого. Когда мы вспоминали книгу профессора Милликана «Космический луч», мы думали: вот бы этому замечательному ученому произвести исследования у гималайских высот. Пусть это будут не мечты, но пусть эти пожелания во имя науки обратятся в действительность[126]»!
   Всего за восемнадцать дней караван Рерихов добрался до Леха. Юрий писал: «Экспедиция находилась в столице Ладака с 26 августа по 19 сентября 1925 года, за исключением нескольких дней, потраченных на путешествие в знаменитый Хемис и на осмотр других достопримечательностей в окрестностях города. Большая часть времени была занята подготовкой к предстоящему трудному переходу через высокие горы в Китайский Туркестан[127]».
   Химисская интерлюдия была не из приятных. Профессора Рериха монастырь не впечатлил. Он, однако, нашел доказательства существования манускриптов об Иссе, хотя и не указал, там ли были переписаны тексты, опубликованные им позже. В остальном удручающее впечатление от Химиса описано в книге «Гималаи», монографии, изданной в 1926 году по выдержкам из его дневника, присланного по почте домой:
   «Нужно видеть и обратную сторону буддизма — поезжайте в Хеми. Подъезжая, уже чуете атмосферу мрачности и подавленности. Ступы с какими-то страшными ликами — рожами. Темные знамена. Черные вороны. Черные псы гложут кости. И ущелье тесно смыкается. Конечно, и храмы, и дома — все скучено. И в темных углах навалены предметы служения, точно награбленная добыча. Ламы полуграмотны. Наш проводник смеется:
   «Хеми — имя большое, а монастырь маленький». Конечно, маленький не размерами, но внутренним содержанием. Вот оно — суеверие и корысть! Лучшее было, что на близкие острые скалы утром выходили олени и долго стояли, поводя головой навстречу солнцу.
   Монастырь старый. Основан большим ламою, оставившим книгу о Шамбале, и лежат эти манускрипты под спудом, может быть кормят собою мышей.
   О манускриптах об Иисусе сперва полное отрицание. Конечно, отрицание прежде всего идет из миссионерских кругов. Потом понемногу ползут отрывочные боязливые сведения, очень трудно добываемые. Наконец, выясняется, что о манускриптах слыхали и знают старые люди в Ладакхе.
   Такие документы, как манускрипты о Христе и книга о Шамбале, лежат в самом «темном» месте. И фигура ламы — составителя книги о Шамбале стоит, как идол, в каком-то фантастическом уборе. И сколько еще других реликвий погибает по пыльным углам. И тантрикам-ламам нет до них дела. Надо было видеть обратную сторону буддизма[128]».
   «И как легко убрать эту грязь и пыль изуверства. Как легко привести в порядок звучную стенопись. Как легко очистить тонко сделанные статуи. Нетрудно вернуть организациям монастырей смысл трудящихся общин, по завету великого Льва (Сингха) Будды[129]».
   Лех принял Рерихов с большими почестями. Они были приглашены остановиться в разрушающемся, но великолепном королевском дворце семнадцатого века, который возвышался над местностью. «Вообще вся атмосфера Ладака для нас осталась под необычайно благожелательным знаком. — Вспоминал Рерих. — Сам Лех — резиденция бывшего ладакского махараджи, теперь завоеванный Кашмиром, является типично тибетским городом со множеством глинобитных стен, с храмами и целыми рядами ступ субурганов, которые придают месту торжественную молчаливость. На высокой скале завершает город восьмиэтажный дворец махараджи. По приглашению махараджи мы остановились там, занимая верхний этаж этой колеблющейся под порывами ветра твердыни. При нас рухнула дверь и часть стены, но виды с верхней плоской крыши заставляли забыть о непрочности древнего строения. Под дворцом расстилался весь город, базар, наполненный шумливыми караванами, фруктовые сады. За городом тянулись поля ячменя. Гирлянды звонких песен кончали дневную работу. Живописно ходили ладакские женщины в высоких меховых шапках с поднятыми ушами и длинной повязкой на спине, украшенной множеством бирюзы и металла. На плечи обычно накинута, как древнее византийское корзно, шкура яка, скрепленная пряжкой на правом плече. Более богатые носят это корзно из цветной ткани, еще более в этом наряде напоминая византийские иконы. И фибулы-пряжки на правом плече мы могли бы найти в северных и даже скандинавских погребениях.
   Недалеко от Леха на каменистом бугре находятся древние могилы, называемые доисторическими и напоминающие друидические древности. Также невдалеке место стоянки монголов, пробовавших завоевать Ладак. В этой же долине находятся несторианские кресты, еще раз напоминающие, как широко по Азии было распространено несторианство и манихейство[130]. (Несторианство: учение, выдвинутое в пятом веке константинопольским епископом Нестором, который утверждал, что существовало два отдельных начала — человеческое и божественное — в воплотившемся Христе, и опровергал ортодоксальное учение о том, что Христос был божественной личностью, принявшей человеческий облик. После того как несторианские взгляды были осуждены в 431 г. Эфесским Собором, сторонники его религии основали центр сопротивления и известную теологическую школу в Эфессе.
   Школа была закрыта в 489 г. по императорскому указу, и немногие остававшиеся несторианцы ушли в Персию (Иран). В 637 г.. Впоследствии при завоевании Персии арабами несторианцы были признаны как религиозная община и их наставники оказали влияние на формирование арабской культуры. Сегодня большинство их членов, обычно относящихся к ассирийским христианам, живут в Ираке, Сирии и Иране.
   Манихейство: Вероучение, основанное в третьем веке в Персии Мани (216 — 276 гг.). Мани, объявивший себя учеником Иисуса, считал себя орудием обещанного Утешителя и посланником Духа г Святого, преемником пророков или вестников Бога, главные среди которых — Зороастр, Будда и Христос. Последователи Мани были вегетарианцами, верили в перевоплощения души и исполняли молитвенные обряды несколько раз в день. Их вероучение также включало частые посты, пожертвования и покаяния. Синкретическое движение Мани в древности было конкурентом христианской церкви, которая называла его доктрину ересью. Мани подвергся также преследованиям ортодоксальных зороастриицев и был предан их жрецами мученической смерти в Персии. Манихейство распространялось на запад через Египет, Северную Африку и Римскую империю, исчезнув в шестом веке после жестоких преследований, — и проникло на восток до Китайского Туркестана, где про shy;существовало приблизительно до десятого века.)
   И среди изобилия и красок азиатского базара, приходов и уходов караванов, шумливых торговцев, среди захватывающей красоты Гималаев, древних традиций, живущих в городе Лех, воскресали легенды об Иссе.
   «В Лехе мы опять встретились с легендой о пребывании Христа. Индус-почтмейстер Леха и некоторые ладакцы-буддисты говорили нам, что в Лехе находится недалеко от базара пруд — и теперь существующий, — около которого росло старое дерево, под которым Христос говорил проповеди перед своим уходом в Палестину. С другой стороны мы слышали легенду, рассказывающую о том, как Христос в юных годах прибыл с купеческим караваном в Индию и продолжал изучать мудрость в Гималаях. В этой легенде, так широко обошедшей Ладак, Сензиян и Монголию, мы слышали несколько вариантов, но все они утверждали, что в течение лет отсутствия Христос находился в Индии и Азии. Безразлично, откуда и как пришла эта легенда. Может быть она несторианского происхождения. Ценно увидеть, что она произносится с полным доброжелательством[131]».
   «Алтай-Гималаи» добавляет к этому: «Хороший и чуткий индиец значительно говорит о манускрипте, о жизни Иссы: «Почему всегда направляют Иссу на время (его) отсутствия из Палестины в Египет? Его молодые годы, конечно, прошли в обучении. Следы (буддийского) учения конечно сказались на последующих проповедях. К каким же истокам ведут эти проповеди? Что в них египетского? И неужели не видны следы буддизма, Индии? Не понятно, почему так яростно отрицается хождение Иссы караванным путем в Индию и в область, занимаемую ныне Тибетом.
   Учения Индии славились далеко; вспомним хотя бы жизнеописание Апполония Тианского и его посещения индийских мудрецов…»
   Другой рассказчик напомнил нам, что в Сирии была найдена плита с выбитым на ней правительственным эдиктом о преследовании сподвижников Иисуса как врагов правительства. Эта археологическая находка может быть интересна тем, кто отрицает историчность Иисуса-Учителя. И как объяснить существование маленьких икон, которые использовали ранние христиане в катакомбах? А первые катакомбы все еще существуют. Всегда есть люди, которые любят презрительно отвергать то, что с трудом входит в их сознание; но потом знание превращается в семинаристскую схоластику, а злословие культивируется в качестве изящного искусства. Каким на самом деле осуществимым способом могла бы современная подделка проникнуть в сознание всего Востока? И где тот ученый, который способен написать длинный трактат на пали и тибетском? Мы ни одного такого не знаем…
   Лех — место замечательное. Здесь предание соединило пути Будды и Христа. Будда шел через Лех на север. Исса беседовал здесь с народом по пути из Тибета. Тайно и тщательно хранимые предания. Трудно нащупать их, ибо ламы умеют молчать лучше всех людей. Только найдя общий язык — не только физический, но и внутреннее понимание, — можно приблизиться к их многозначительным тайнам. Как пришлось убедиться, каждый образованный гелонг (монах) знает очень много. Даже по глазам не догадаетесь, когда он согласен с вами или внутренне смеется, зная более чем вы. Сколько у этих молчальников есть рассказов о проезжих «ученых», попадавших в самые смешные положения. И сколько ошибок незнания вынесла печатная бумага Европы. Пришла пора просветления Азии[132]».
   Живя во дворце Ладака, Рерих получал вдохновение для своего изобразительного творчества. «С этого места проповедей Иссы, с террас высоких надо написать серию всего, что видно оттуда. На высоких очищенных ветрами местах были следы великого общения. Конечно, места изменились: разрушение и созидание сменяли друг друга. Завоеватели наносили новые нагромождения, но основной силуэт остался невредимым. Горное обрамление, так же как и прежде, венчает землю. Те же сверкающие звезды и волны песков, как застывшее море. И оглушающий, отрывающий от земли ветер…»
   Затем непрошено всплыло еще одно подтверждение о манускриптах.
   «Пришел сам старый король-лама. Несмотря на бедность, он привел с собой до десяти провожатых — лам и родственников. В беседе выяснилось, что семья короля знает о рукописи об Иссе. Они же сказали, что многие мусульмане хотели бы завладеть этим документом. Затем беседовали о пророчествах, связанных с Шамбалою, о сроках, о многом, что наполняет действительность красотою. Уходит король-лама, и толпа в белых кафтанах почтительно склоняется перед ним. Просто и красиво…
   …Как прекрасно, что Юрий знает все нужные тибетские наречия! Только без переводчика люди здесь будут говорить о серьезных вещах. Сейчас нужно брать в полном знании, в ясном, реальном подходе. Любопытство неуместно. Только настойчивая любознательность!
   Восьмого сентября (1925 г.) — письма из Америки. Многие вести нас уже не застанут. Письма шли шесть недель — удачно попали на пароход.
   В комнате, избранной как столовая, на стенах писаны вазы с разноцветными растениями. В спальне, по стенам, — все символы чинтамани, камня сокровища мира. И черные от времени резные колонны держат потемневший потолок на больших берендеевских балясинах. Низкие дверки на высоких порогах. И узкие окна без стекол. И вихрь предвечерний довольно гуляет по переходам. Пол покрыт яркендскими цветными кошмами. На нижней террасе лают черный пес Тумбал и белый Амдонг, наши новые спутники. Ночью свистит ветер и качаются старые стены.
   Пишу в верхней комнате, имеющей выход на все крыши. Двери с широкими резными наличниками. Колонны с тяжелыми расписными капителями. Приступочки, ступеньки и патинированный временем темный потолок. Где же я уже видел эту палату? Где же уже играли те же пестрые краски? Конечно в «Снегурочке» — в чикагской постановке. (Рерих был автором декораций и костюмов для «Снегурочки» Римского-Корсакова, поставленной в 1921 году в Чикагской опере ) Входят мои и говорят: «Вот уж подлинный Берендей в своей собственной палате.
   Кончилась «Берендеевка» раньше, чем думали. Осень не ждет. Надо пройти Каракорум до осеннего северо-восточного ветра. Путь на Шайок хорош, но длин shy;нее на неделю. Кроме того, жители разобрали мосты на топливо, а вода в человеческий рост. Остается путь через Кардонг и Сасир перевалами. Много разных повелительных соображений заставляет ускорить срок пути. При большом караване делаешься подневольным…
   …Каракорум — «черный трон». За ним Китай — опять старая вотчина Будды…
   … Кончают грузить яков. Сейчас идем! День сверкающий.
   Сентябрь 18-ое, 1925[133].
   Рерих отослал предшествующую часть своего дневника в Америку вместе с картинами, законченными к тому времени, но караван не отбыл до 19-го сентября и он добавил к записям об Иссе: «…мы узнали о подлинности преданий об Иссе… Важно лишь знать содержание этого документа. Ведь рассказанная в нем проповедь об общине, о значении женщины, все указания на буддизм так поразительно современны… Ламы знают значение документа. Но почему миссионеры так яростно восстают и порочат рукопись?… Порочить так называемые „апокрифы“ всякий умеет; для порочения много ума не надо. Но кто же не признает, что очень многие „апокрифы“ гораздо более основательны, нежели многие официальные свидетельства. Всеми признанная Краледворская рукопись оказалась подделкой, а многие подлинники не входят в чье-то разумение. Достаточно вспомнить про так называемое евангелие эбионитов, или двенадцати. Такие авторитеты, как Ориген, Иероним и Епифаний, говорят о существовании этого жизнеописания. Ириней во II веке знает его. Где же оно теперь?.. Было бы лучше вместо пустых дискуссий по-доброму подумать о тех фактах и мыслях, которые доносят до нас легенды об Иссе, „лучшем из сынов человеческих“. Оценить, как близка современному сознанию суть этих легенд и поразиться тому, сколь широко весь Восток знает о них и как настойчиво они повторяются.
   Долго грузились на яков. Кони, мулы, яки, ослы, бараны, собаки — целое библейское шествие. Караванщики — целый шкаф этнографического музея. Прошли мимо пруда, где, по преданию, впервые учил Исса. Влево остались доисторические могилы, за ними — место Будды, когда древний основатель общины шел на север через Хотан. Дальше — развалины строений и сада, так много нам говорящие. Прошли каменные рельефы Майтрейи, при дороге напутствующие дальних путников надеждою на будущее. Остался позади дворец на скале с храмом Дуккар — светлой, многорукой Матери Мира. Последним знаком Леха было прощание ладакхских женщин. Они вышли на дорогу с освященным молоком яков. Помазали молоком лбы коней и путников, чтобы придать им мощь яков, так нужную на крутых подъемах и на скользких ребрах ледников. Женщины проводили[134]».
   Так Рерих и его семья отправились в следующий этап своего путешествия — вверх в Кардонг Ла, чтобы пройти высочайшим в мире караванным путем. Следующие три года они были поглощены Сердцем Азии.
   Одна прощальная легенда об Иссе настигла их после того, как они пересекли Кардонг Ла 23 сентября: «Вечер кончается неожиданной встречей с мусульманином. Вот на границе пустыни разговор идет о Магомете, о домашней жизни пророка, о его уважении к женщине. Разговор идет о движении ахмадиев, о легендах, говорящих, что могила Христа находится в Сринагаре, а могила Марии — в Кашгаре. Опять о легендах об Иссе. Мусульмане особенно интересуются (этими легендами)…