Прокопович Александр. Школа. Остаться в живых (сборник)

   – Машка, – говорит он мягко. – Что ты расстраиваешься? Было бы из-за кого.
   Маша поднимает глаза. Алые губы слегка приоткрыты.
   Он что же, вышел за ней?
   – Со мной все в порядке, – отвечает она. – Но все равно спасибо.
   Он поправляет ее локон. По-дружески.
   – Как приедешь – сходи на «London Еуе», – говорит он, – Колесо обозрения. Довольно круто, особенно когда темнеть начинает. Фотки выложишь?
   – Дан, – начинает она и останавливается.
   – Что?
   – Я, может быть, еще никуда и не поеду.
   Ей трудно объяснить ему, почему это так. Его отец может вынуть две тысячи евро из жилетного кармана, как раньше говорили. А ей надо больше. У Машки не хватит денег даже на месяц проживания. Даже на самолет не хватит.
   Вряд ли он должен знать об этом.
   – Я хочу, конечно, – говорит она. – Хочу поехать. Только тут мама одна останется. А ее вот-вот с работы уволят. Из офисного центра все арендаторы разбежались, выручки нету…
   – У нее кафе? – кивает Дан с пониманием.
   Ага, конечно. У нее кафе. У нее, если честно, зарплата двадцать тысяч. И вынести из этого кафе особо нечего, разве только чай «Липтон» и колбасу полукопченую. Но об этом уже нет смысла рассказывать. Он не поймет, как можно так жить.
   – Если я не уеду, я уйду из этой школы, – признается она вдруг. – Я не могу больше. Все будут смеяться.
   – Я не стану, – отзывается он.
   – За спиной все шепчутся. Надоело.
   – Я не шепчусь.
   Губы у него – красивые, и улыбается он красиво, хотя и насмешливо, как главный герой в фильме «Сумерки». Опасно улыбается.
   И тут звенит звонок. Хлопают двери, и гул голосов выплескивается на лестницу. Но Маша не оборачивается.
   – Все кончилось, – говорит Дан, – История кончилась.
   Светка смотрит на них с верхней площадки. Даник видит ее, а Машка – нет. Лицо у Светки идет красными пятнами.

* * *

   Такое же у нее лицо и вечером, после рюмки ворованного коньяка и двух пирожных. Они сидят вдвоем на Машкиной тесной кухне, где холодильник с Ялтой; часы на микроволновке подмигивают зелеными цифрами; в окне виден дом напротив, где живет Даник, и Светка нет-нет да и взглянет туда.
   – Нет, ну правда, он у тебя симпатичный, – оправдывается Маша, тоже краснея. – Он мне просто сказал, чтобы я не расстраивалась.
   Светка глядит на нее, подперев голову рукой.
   – Дурочка ты. Я не ревную. Куда он денется. Давай-ка лучше…
   Коньяк неумело разливают по рюмкам.
   – А что, отец не заметит? – смеется Машка.
   – Я туда заварки добавлю. Цвет тот же.
   Подруги смеются. Это страшно весело. Только нужно закусывать пирожным. Светка не забывает: зубки у нее белые, острые.
   – И потом, мы же подруги, – Светка берет Машу за руку, перебирает ее пальцы. Пальцы у Маши красивые. Правда, ногти она не красит. С ногтями у нее и так все в порядке.
   – Коньяк лучше, чем пиво, – оценивает Машка чуть погодя.
   – А то. Это тебе не с Витькиными друзьями в подъезде тусить. С семками и баллоном «жигуля».
   – Ну, ты скажешь, – Машка смеется.
   Что-то ей жарко. Можно снять через голову кофточку и остаться в одной маечке.
   Светка смотрит на это с любопытством.
   – Давай я тебя сфоткаю, – предлагает она, – Да не бойся. Шикарно выглядишь. So sexy. ^[4] Смотри сама.
   Она протягивает Машке телефон: на экранчике – смеющаяся полуголая девчонка с алыми губами – взять бы да поцеловать без промедления.
   – Офигенно, this is Madonna,^[5] – объявляет Светка, – Давай еще.
   Чудесно получается. Вообще все просто чудесно. Когда мать приходит с работы, Маша уже спит в своей комнате. Рюмочки чисто вымыты и спрятаны в сервант. Никаких следов. Только кусок пирожного остался в холодильнике – для мамы. Даже если кто что и заподозрил…
   Стараясь не шуметь, мать наливает чай. Задумчиво трогает пирожное ложечкой. На дверце холодильника – магнитик с Ялтой.
   Хорошо было в Крыму Как в детстве.
   Машка спит. Пусть спит. Завтра спросить ее – может, передумала?

* * *

   Утром в школе все идет как-то неправильно. Еще в гардеробе Машка уронила сумку Нагнулась поднять и заметила, как на нее смотрит охранник. Смотрит и только что не ржет, бритый даун.
   Это довольно странно.
   Маша глядится в зеркало. Ерунда, все с ней в порядке. Даже глаза не красные. Коньяку-то вчера хватило всего на две рюмки. Или на три?
   На литературу можно особо не спешить. С литературой у нее тоже все неплохо.
   Тут в сумке пиликает телефон. Машка ищет его в глубине, достает. Номер незнакомый.
   Она подносит трубку к уху и вначале слушает на ходу. А потом почему-то останавливается.
   Младшеклассники обгоняют ее, болтают о своем. А то, что слышит Маша в телефоне, заставляет ее побледнеть.
   – Я не понимаю, – говорит она, – Вы кому звоните?
   Она щелкает слайдером. Все еще моргает изумленно. Потом отключает телефон.
   – Привет-привет, – говорит она всем.
   Светки нету. Вот смешно. Позвонить ей, что ли? Как она после вчерашнего? Или дать выспаться? Однозначно, так будет гуманнее.
   Девчонки целуют ее, как ни в чем не бывало. Как-то даже по-новому нежно. Загадочно.
   Да ладно, ерунда. Показалось.
   На литературе она ловит Витюшин взгляд. Глаза у Витюши голубые, прозрачные, как льдинки. Почему она раньше этого не замечала?
   Вот и звонок. В коридоре к ней подходит Даник. Отчего-то он грустен. Оттого, что Светки нет?
   – Она болеет, – оправдывает Маша подругу, – Мы вчера немножко много выпили.
   Почему-то он не смеется.
   – Маш, скажи… Тебе правда так деньги нужны? – спрашивает он.
   – Если честно – да.
   А что тут скрывать. Вчера он смотрел на нее так… что теперь она не хочет ему врать. Или не может. А чего она хочет – с этим трудно разобраться, и он это тоже понимает.
   – Я понимаю, – говорит он. И делает самую неожиданную вещь из всех возможных: разворачивается и уходит.
   Она глядит ему вслед в растерянности.
   Может, позвонить Светке? Может, что-то произошло у них вчера, а она не в курсе?
   Маша включает телефон. Валится с десяток непринятых звонков, все – от незнакомых. Вот это вообще чрезвычайно странно.
   И Светка не откликается. Просто не берет трубку.
   Еще два урока проходят тускло и бессмысленно. Наконец Маша понимает: что-то все равно не в порядке.
   Собирает вещи и спускается в гардероб.
   Охранник по-прежнему там. Сидит и лыбится.
   – Что-то не так? – Маша глядит на него в упор. – Какие проблемы?
   Ему и тридцати нет. Откормленный бездельник. Правильно Светка говорила про таких: будут сидеть до пенсии и хуи пинать. Противно даже подумать, для чего они в школу идут.
   – Проблемы-то у вас, девушка, как я посмотрю, – цедит он. Губы у него – как две сосиски, мерзость какая, – Хотя что еще проблемами считать.
   Маша чувствует неладное. Но охранник уже уткнулся в монитор. Там – картинки с видеокамер, знает Маша. А может, и еще на что-нибудь можно настроить.
   На улице она поправляет шарфик и видит, как по ступенькам торопливо спускается Витюша.
   – Погоди, Машка, – окликает он, – Я с тобой.
   Без особой охоты она идет с ним рядом.
   – Маш, – говорит он, – Тут такое дело.
   Она смотрит на него искоса.
   – Я же не знал ничего. Я не думал, что у тебя все так серьезно.
   – Вить, – она берет его за руку, – Я давно хотела тебе сказать… Все и было серьезно. До вчерашнего дня. Ты такой классный, но…
   Он слушает и не догоняет, как будто хотел услышать совсем другое. Маша хмурит брови. Определенно, что-то здесь не так.
   – Не, я все понимаю, – уверяет Витюша, – Только… может, зайдем ко мне? Ну, просто посидим. Музыку послушаем.
   Его дом уже рядом. Вон он виднеется. Длинная девятиэтажка. В подъезде пахнет мусоропроводом. Вечерами там собирается целая компания соседей. Без конца курят и пьют пиво. Как-то все это не очень заманчиво.
   – Нет, Витька. Я не могу сегодня.
   Он замедляет шаг. Его вдруг переклинивает не на шутку:
   – А почему нет? Потому что надо иметь два косаря евро? За поцелуйчик, да? Ты теперь бесплатно не знакомишься?
   – Ты охренел? – Машка уже заносит руку, чтобы влепить ему пощечину. Но удерживается. Слишком много новой информации.
   – Я же видел, – бормочет Витька, а сам хватает ее за руки. – Там уже двести заявок на Лавпланет. Еще бы, такие фотки. Эротические. Не, я все понимаю. Тебе деньги нужны. А без денег никак, да? Без денег я типа сегодня не могу?
   – Какой еще Лавпланет? – Машка вот-вот вцепится ему в морду.
   – С фотками, да. И с телефоном. «Дорого продам первую ночь». Значит, ты ради своей Англии вообще на все согласна? Так сказала бы раньше… а то строила целку из себя…
   Удар все-таки достигает цели. Витюша отвечает без промедления. Между двумя щелчками Машка наконец понимает, в чем дело.
   Фотосессия на кухне.
   Светка.
   Св-волочь.
   И тут Маша пропускает удар. Витюша, может, и не хотел. Но его кулак приходится прямо в грудь.
   Сказать по правде, это очень больно.
   Машка заливается слезами.
   Когда сзади подъезжает белая «пятерка», Витюша делает шаг назад.
   – Стоять, – говорят оттуда.
   Двое парней в линялом камуфляже как-то очень ловко выходят из машины. Подхватывают Витюшу под руки.
   – Спокойно, – советуют ему, – Ну чего, школота, опять межполовые конфликты?
   Витюша отнекивается. Машка плачет. Парни вглядываются повнимательнее.
   – Где-то я эту фотографию уже видел, – ухмыляется один, – Ну чего, в отдел? До выяснения?
   – Зачем в отдел, – говорит другой, – Просто покатаемся. В воспитательных целях.
   Машка уже на заднем сиденье, подпираемая плотным чуваком в камуфляже. Ее рюкзак поднят с асфальта и отправлен вслед за ней.
   Витюша отступает на шаг.
   – Свободен, – говорят ему.
   Он хлопает глазами.
   – Вали отсюда, герой-любовник, – говорят ему. – А то и для тебя наряд вызовем.
   Тот, что за рулем, оборачивается к Маше:
   – Дело в том, что в нашем районе все подобные объявления размещаются строго через нас. Я понятно излагаю?
   – Ничего я не объявляла, – всхлипывает Маша.
   – Факты говорят об обратном.
   Второй ласково поправляет на Машке курточку. И вот это еще страшнее, чем болтовня с переднего сиденья. Вот это по-настоящему страшно.
   – Да ты успокойся, – говорит он ей, – Про первую ночь – это у тебя хорошо расписано. Ну, так ночь-то еще и не началась. Есть время пообщаться.
   Длинная серая девятиэтажка проползает мимо, все ускоряясь. Маша оборачивается: Витюша смотрит вслед машине.
   Чувак в камуфляже достает сигареты:
   – Куришь? Нет? Правильно. Зачем тянуть в рот всякую гадость.
   Маша не знает, что теперь делать. И просто закрывает глаза.

* * *

   Когда она открывает их снова, белая «пятерка» уже катится прочь, подмигивая алыми фонариками. Поддает газу, и в воздухе повисает сладкая бензиновая вонь. Сладкий вкус и во рту – от дрянного ментовского коньяка. Коньяк бывает разным, понимает Маша. И жизнь бывает разной. На вкус и даже на запах.
   Всего лишь за день эта жизнь серьезно изменилась.
   И еще она потеряла серебряную заколку.
   Морщась, Маша смотрит вокруг. Где это она?
   Вдали – знакомая серая девятиэтажка, похожая на длинный мусорный ящик. Они не заехали слишком далеко.
   Маша идет туда, пошатываясь.
   Витюша маячит у подъезда. Что-то такое было связано с ним. Что-то неясное. Господи, как голова-то болит.
   Почему он прячет глаза?
   – А я тебя ждал, – говорит он. – Я в милицию звонил. Они сказали, обязательно приедут.
   – Уже приехали, – отзывается Маша.
   Витюша мнется.
   – Может, зайдем ко мне? – предлагает он несмело. – Просто… это… у меня родаки только в восемь…
   Да. А ее мать дома. У нее смена завтра. Совершенно невозможно показаться перед ней в таком виде.
   В прихожей он суетится. Снимает с нее курточку. Она вздрагивает. И внезапно понимает, что ей срочно нужно в ванную. Там она перегибается через бортик, и ее тошнит – неудержимо. После этого становится легче. Ненадолго, потому что она тут же чувствует на себе его руки.
   Ей хочется его ударить. Потом она понимает, что сделать это довольно трудно. Можно просто закрыть глаза и не видеть. Так гораздо легче.
   Гитара, отброшенная на пол, обиженно звенит.
   Витюша очень неловок. Ему так и не покоряются отдельные детали Машиной одежды, как сказали бы раньше. Но он не останавливается. Его ждет немало открытий.
   Вот только неудобно и тесно на этом диване. Особенно если не вполне знаешь, как все должно быть.
   – Тихо ты, – шепчет он, – Тихо.
   Он зажимает ей рот рукой. Все-таки соседи могут пропалить. Хотя ей уже не больно. Да, в общем, все уже и кончилось.
   Глаза у Витюши – блестящие, выпуклые.
   На нем футболка с «Арией».
   На потном носке – дырка.
   Маша прячет лицо в подушку.
   – Застирай покрывало, – говорит она оттуда, – В холодной воде.
   И еще, чуть помолчав:
   – Я тебя ненавижу.

* * *

   И следующий день тоже наступает, как и все остальные перед ним. Этим следующим утром Маша входит в класс, чуть заметно улыбаясь. Захлопывает за собой дверь. Но не замедляет шаг. И не смотрит ни на кого.
   Она смотрит на Светку.
   – Я пошутила, – успевает сообщить Светка, и вслед за этим ее сердце обмирает и проваливается куда-то вниз. А сама она вылетает из-за стола в проход, несколько неуклюже и не вполне самостоятельно. Потому что рука у Машки совсем не слабая.
   – С-с-сволочь, – Машка сжимает пальцы, – Ты умрешь.
   Слыша это, Дан Лозинский поднимается во весь рост – там, у окна – и делает шаг к Машке. Витюша вскакивает тоже и что-то кричит, но его никто не слышит, потому что все говорят одновременно. И все бросаются в одну сторону. А кто-то, кажется, лезет за мобильником – подснять на видео.
   Все это было бы похоже на скверный фильм, если бы не происходило прямо сейчас.
   – Ты не будешь жить, – твердит Машка.
   – Дура сумасшедшая!
   С этими словами Светка вырывается и отскакивает прочь. Даник крепко обнимает Машку сзади. Это выглядело бы довольно эротично, если бы фильм начался именно с этого момента. Да на нем же и кончился.
   – Ма-ша, – шепчет Даник ей на ухо.
   Она могла бы его ударить. Но она просто закрывает глаза.
   – Я все знаю, – говорит он. – Я уже все знаю.
   Если бы это и вправду был фильм, оператор показывал бы только их двоих. Остальных как бы и нет здесь. Остальные не нужны.
   Кому нужен Витюша, герой-любовник в потных носках? Кому нужна старая ворона Лариса Васильевна, которая мгновение назад отворила дверь и застыла, щелкая клювом от возмущения? Кому нужен жирный задрот-охранник, который что-то услышал и уже поднимается по лестнице, чтобы успеть столкнуться в дверях с убегающей Светкой? Да кому нужна и эта Светка, ревнивая дура, из-за которой вся эта история закончилась, как сказали бы раньше, идиотским фарсом?
   – Я не понял сразу, прости, – говорит Даник Маше на ухо.
   Очень нежно.
   Девчонки подходят тоже. Кто-то по-дружески берет Машку за руку. Пальцы у Машки длинные, красивые. Только ноготь она успела сломать.
   – Что здесь происходит? – вопрошает Лариса Васильевна.
   Да как бы и ничего.
   Все чудесно.
   Можно начинать урок истории. Про которую еще Уинстон Черчилль говорил, что она никого и ничему не учит.
   Он врал, этот Уинстон.
   Все видят, как Даник собирает вещи и садится рядом с Машкой. Рисует для нее в тетрадке какие-то загадочные круги. Все видят, как она улыбается сквозь слезы.
   – Кстати, я с папашей поговорил, – шепчет он ей. – Он же у себя в банке в кредитном комитете заседает. Он денег даст, вообще без проблем. Понимаешь?
   В глазах Машки не видно радости. Что-то новое появилось в ее взгляде. Особенно когда она смотрит на него.
   – Ты будешь скучать? – спрашивает она тихонько.
   – Не буду.
   Он улыбается своей удивительной улыбкой (как Элвис, сказала бы Лариса Васильевна). И продолжает: