Ночь стояла прекрасная: теплая и тихая. В десанте спать очень душно, и я лег под яблоней, разглядывая свои любимые звезды. В темноте кто-то возле самых ног пробежал, шурша листвой, и осторожно подошел к моему лицу, громко фыркая и любопытно принюхиваясь.
   – Кыш, брысь, зараза! – испуганно заорал я, и дремота мгновенно улетучилась.
   Существо испуганно метнулось в сторону, за ним побежал Свекольников.
   – Что случилось? – продирая глаза, спросил из БМП Игорь. – Чего орешь?
   – Ужас, привидится же такое сквозь сон! Только чуть-чуть задремал, а перед глазами стоит рожа черта. Большие уши, длинный нос, глазища черными пуговками, и обнюхивает мою физиономию.
   – У тебя, наверное, крыша поехала. Скажешь тоже, черт. Наверное, крыса хотела поужинать кусочком твоего длинного носа.
   – Жаль, что ты свой большой шнобель на траву не положил.
   Тем временем Витька метался по кустам, с громким шумом и треском ломая ветки.
   – Поймал, поймал! – заорал радостно солдат.
   – Витька, на кой хрен нам крыса, шашлык из нее делать будешь? – поинтересовался Марасканов.
   – Это не крыса, а ежик, товарищ старший лейтенант.
   – Какой еще ежик? Я что, ежей никогда не видал? Нос у зверя длинный, как у дятла, урод какой-то, – удивился я.
   – Это, товарищ лейтенант, пустынный ежик. Я таких зверьков у нас в Самарканде видел.
   С этими словами солдат протянул мне панаму, в которой лежал колючий комок сантиметров двадцать в диаметре.
   – Гляди-ка, какой большой! – восхитился я. – А ну, Витек, давай его выпустим в коробку из-под сухих пайков.
   Ежик полежал минут пять, осмелел и потихоньку начал разворачиваться из клубка, затем встал на ножки, которые оказались довольно длинными. Чудной! Большие уши, длинный нос, тонкий хвост, как у крысы. Вот так еж! Ну и ну, пародия! Как в анекдоте про верблюда: «Это кто так лошадь излупил?»
   – Свекольников, зачем он тебе, выпусти! – простонал, потирая распухшую ногу, взводный.
   – Пусть в казарме крыс и мышей ловит. Хор-ро-ший! Е-е-ежик! – произнес восторженно солдат, протягивая зверьку кусочек сахара, но тот сразу свернулся и угрожающе зашипел.
   – Ты к нему со всей душой, а он пока не понимает. Дикий, неукрощенный. Клоун у нас в роте есть, теперь еще дрессировщик ежей будет. Цирк «Шапито», – подвел итог Игорь и добавил – Всем спать! Кто не на постах, конечно!
* * *
   Ночью зверек бегал по коробке и пытался найти выход. Чавкал, пережевывая кусочки мяса и каши, сопел, тяжело и грустно вздыхал.
   Игорь тем временем мучился от сильной боли в ноге.
   Утром Грымов приехал для осмотра наших позиций в сопровождении саперов. С ним был Томилин, который наложил Игорю тугую повязку. Сержант глубоко вздохнул, укладывая свою сумку после оказания помощи.
   – Уеду до дому, кто вас лечить буде? Пропадете зовсим.
   – Степа, свято место пусто не бывает, найдем еще лучше, не бурчащего и не философствующего, – улыбнулся я. – Еще попросишься обратно.
   Ребята-минеры ушли за канал, поколдовали часа два и, избавившись от «сюрпризов», вернулись обратно.
   – Что там, «духов» не видно? Оставили «подарки» врагам? – спросил Марасканов.
   – Ага, заминировали выходы из кяризов. Им неприятно, а вам будет спокойнее, – ответил сапер, лейтенант Васин.
   Эдуард попил чайку, почти не разговаривая с нами, и вернулся в машину. И вновь взвод дремлет в тишине и одиночестве.
* * *
   Вечером Витька, вновь ползая в кустарнике, поймал ежика. Но другого, обыкновенного, как в России. Этот был с нормальными носом и ушками, короткими ножками и без длинного хвоста.
   – Витька, ты что, собрался всех ежиков переловить? Зачем тебе это надо? – удивился Игорь.
   – Прикормлю, будут жить у нас в роте. Они хорошие, интересные. Я их люблю.
   – Ежелов! Ты, главное, связь не проспи с командиром роты. А не то ежа, любого из них на выбор, в задницу засуну!
   Свекольников, грустно и тяжело вздыхая, поправил наушник радиостанции и продолжил наблюдать за зверьками. Вскоре он принес в коробку листьев, травы, набросал сухих груш, вишен и айвы.
   – Витька, ты бы лучше так заботился о больном командире. Я ни айву сорвать не могу, ни к костру лишний раз сходить чаю попить. Нога ноет просто жутко. А ты угощенье несешь ежам. Нужно тебя, наверное, уволить из связистов и отправить часовым к «братьям» Якубовым.
   – Нет, нет. Я буду заботиться о вас. Я и так беспокоюсь о вашем здоровье.
   – Это в чем, интересно, выражается? – спросил Игорь.
   – Переживаю.
   – Переживаешь – это уже хорошо. А то я тебя на Гришку Рожкова поменяю, будешь его пулемет носить. Он хотя и «тормоз», но про чай не забудет. Намек понял?
   – Понял, отчего же не понять.
   Солдат сорвался с места и потрусил в сторону костра. Вскоре Свекольников вернулся с двумя глубокими мисками плова и голубцами в виноградных листьях.
   – Кушайте на здоровье, товарищи офицеры!
   – Черт, а мы совсем про обед забыли. Молодец! Ладно, оставайся при радиостанции, но не расслабляйся.
   Голубцы были замечательными, но по поводу качества плова Игорь высказал ряд замечаний:
   – Рис перетомили, не хватает морковочки, и суховат.
   – Игорек, не гурманствуй. Ешь и радуйся, что это не перловка из банки.
   – Ем и радуюсь. Но как сын этой восьмой дивизии и коренной «азиат», разбираюсь в этом блюде и сам отменно готовлю его.
   – Как это понимать – сын дивизии? Сын полка – знаю, сын дивизии – не слышал. Да и староват ты для этого звания.
   – Понимаешь, я родился в этой дивизии. Отец был замначальника дивизионной автошколы в Термезе – учебке автомобилистов. Вот тогда, в шестидесятых годах, там стояла наша дивизия, оттуда ее в Афган позднее перебросили. Так что мы с ней родственники, а я – настоящий сын дивизии.
   – Ну а я, выходит, пасынок. Довелось два месяца служить на ее руинах, на базе того, что осталось после ее ухода «за речку». В гарнизоне позднее сформировали центр подготовки «пушечного мяса». Находился я там после окончания училища в пехотном полку, в степи, возле «моста дружбы». Офицеров в каждой роте было по два человека на должность, и в течение этих двух месяцев половину выпускников послали воевать, а остальных разбросали по округу. Пришлось почти год еще в Туркменской глуши гнить, «комара-пиндинку» кормить.
   – Знаю, слышал про эту гадость. Ох, и дрянь! В Кандагаре от этих комариков сам малярию заработал. Такая неприятная вещь, скажу я тебе.
   – Верно. Прививки не ставил случайно от нее?
   – Делали, и много, но кто его знает, от чего.
   – То-то и оно, ставят уколы, а чего прививают – неизвестно. У меня твердое убеждение, что прививки – это основная причина заболевания. Только оно проходит в легких формах. Не делаю уколы – и здоров. Тьфу-тьфу-тьфу, – и я суеверно сплюнул три раза через левое плечо.
   Тем временем по связи передали приказ быть готовыми к проходу колонны. На блокпостах БМП и пехота постреляли за канал из всех стволов, для морального успокоения руководства и собственного тоже. В ответ – только молчание, слишком много огня, на рожон никто лезть не хочет, это ведь не одинокая застава в центре зеленого моря, тут можно и по шее схлопотать.
   Мимо прополз, коптя отработанной соляркой, танк с командиром танкового батальона на башне, затем в замыкании – пять грузовых машин и БМП с Лонгиновым. Бронежилет, как всегда, в каске и тяжелом «панцире».
   Все солдаты нашего блока тотчас надели каски на головы и броники на тело. Семен Николаевич притормозил и рявкнул в мою сторону:
   – Почему вы, товарищ лейтенант, без «защиты»? Это что за нарушение приказа командира?
   – Так у меня его нет, без этой обузы по канавам и арыкам прыгать и от пуль уворачиваться легче.
   – Опять нарываетесь на взыскание. Разберемся в Баграме, когда выйдем из кишлака, обещаю.
   – Воля ваша, только железо таскать на себе я не буду все равно. У меня столько здоровья, как у вас, нет.
   – А как же солдаты одевают, а как же личный пример для них?
   – Я еще и всех умирающих, выбившихся из сил подгонять должен и пулеметы за них нести. Поэтому мне нужно быть легким, свободным и мобильным.
   – Вот влепит комбат выговор, будешь и свободным, и мобильным, – и он уехал на пост.
   – Черт! Все настроение испортил, монстр! – рявкнул я.
   – Что ты так на Семена? Хороший мужик, мне он нравится.
   – А что в нем хорошего?
   – Мы с ним учились в ЛенВОКУ, только в разные года, ко мне он не придирается.
   – О! Вот и первый любимчик Бронежилета нашелся!
   Поздно вечером Витька поставил коробку с ежами в левый десант БМП, предварительно поинтересовавшись, не лягу ли я туда, свободно ли место?
   – Нет, Свекольников, не лягу. Тут свежо, небо, звезды, ветерок. А что там? Броня над головой и запах мазута да пороховой гари, да вонь от портянок Кобылина.
   – А чего это вонь именно от моих портянок? – обиженно поинтересовался стоящий рядом механик-водитель. – Может, это Сидорчука?
   – Да нет, дорогой, это твои портянки, твои. Такой специфический запах не спутать ни с чем другим во взводе. Ноги нужно мыть почаще! Когда мыл в последний раз?
   – Я и так их мою. Каждый раз, когда в баню хожу, – произнес солдат протяжно, почти нараспев.
   Стоящие вокруг бойцы дружно рассмеялись над незадачливым бывшим сельским трактористом.
   – Кобылин, слушай приказ! Умываться каждый день, регулярно чистить зубы, портянки стирать! Ноги мыть не только раз в неделю в бане, а каждый вечер.
   – Уф-ф, – выдохнул солдат. – Постараюсь, очень уж много наговорили, главное – не забыть.
   – Якубов-большой! Назначаю тебя над ним старшим и закрепляю за этим балбесом.
   – Есть быть старшим! Кобылин, каждый день будешь со мной вместе в умывальник ходить, я из тебя, неандерталец, цивилизованного человека сделаю.
   – Ну ты, повар, даешь! Какие слова умные знаешь, – удивился я.
   – Обижаете, товарищ лейтенант, я ведь техникум закончил. Еще и не такое заумное могу сказать, – улыбнулся Якубов.
* * *
   Таким образом, ежики стали жить в БМП. Но однажды что-то им не понравилось, и зверюшки принялись бегать, прыгать, скакать по всей коробке. Особенно старался длинноухий. Не понятно, каким образом – может, он забрался на маленького ежа и высоко подпрыгнул, – но «пустынник» выскочил из ящика. Свекольников вернулся с поста и обнаружил зверька, обнюхивающего край сиденья и испуганно глядевшего вниз. Все-таки было довольно высоко, даже для длинноногого.
   – Ежик! Ты куда? Иди в коробку, глупенький мой, не бойся. Я тебе киш-миш принес, – ласково заворковал солдатик.
   – Свекольников, негодяй! – взвыл проснувшийся Игорь. – Нога ноет страшно, еле-еле заснул, и тут ты разбудил. Воркуешь все с ежами. Надоел! Пойди прочь с глаз долой. Теперь всю ночь мучиться.
   – Я не виноват, ежик сбежать хотел, а я ему еды принес.
   – Ты не его, а меня изюмом угости.
   – А тут на всех хватит: и вам, и лейтенанту Ростовцеву.
   – Слушай, «студент-недоучка», ты явно готовишься вместо философского факультета перейти на биофак. От гнева взводного тебя может спасти только огромное количество изюма. Где взял-то? – поинтересовался я у солдата.
   – Да Якубов в сарае обнаружил. Целый мешок, соломой присыпанный.
   – А «Стингер» случайно в сарае не нашли или китайские эрэсы? За «Стингер» орден Красного Знамени дают, знаешь или нет? – спросил Игорь.
   – Знаю, но там еще только орехи лежали. Больше ничего.
   – Жалко, ну что ж, неси орехи, будем лечить старшего лейтенанта Марасканова. Ему бы еще водочный компресс и коньяк для смазки сосудов и внутренностей.
   Свекольников принес «деликатесы» и вытащил из отсека коробку с живностью. Игорь, постанывая, выбрался из машины, и мы занялись орехами и изюмом. Кое-что перепадало зверькам, которые, пугливо и осторожно принюхиваясь, поедали угощенье.
   – Слушай меня, юный натуралист, – строго произнес командир взвода. – Можешь хоть спать вместе с ними в коробке, можешь пыхтеть и фыркать дружно с ежами, но только уйди от меня куда-нибудь подальше. Разрешаю лечь рядом с замполитом, но «клубки колючие» эти, бегающие, с собой забери и не мешай человеку спокойно болеть. Понял?
   – Так точно! Ухожу.
   Центр шума и суеты переместился в мою сторону. Около полутора часов, пока была моя очередь бодрствовать и проверять посты, я терпел этот зоосад. Но затем пришло время моего отдыха, и я возмутился. Зверюшки вздыхали, пыхтели, чихали…
   – Витька! Свекольников! Уйми их, ради бога, или уйди с ними. Не надо буквально дословно воспринимать приказ Марасканова. Вокруг БМП места много, отойди под яблоню, что ли.
   Мучающийся Игорь радостно прокричал из спальника:
   – Вот, теперь понял, как я тут страдал и мучался, а ты еще защищал этого ботаника-биолога. Все издеваются над раненым львом…
* * *
   – Вначале тропы минируешь от нечего делать, ищешь приключения на свой зад, а теперь снимать идешь. Рисковать-то зачем, все-таки граната – вещь очень опасная, – сморщил нос Игорь.
   – Все будет хорошо! Не писай кипятком! Якубов, за мной!
   – Ну-ну, посмотрим, как ты ее снимешь, – вздохнул взводный.
   На лице бывшего повара не было заметно никакого желания идти, но, глубоко вздохнув, сержант двинулся следом.
   Мы пошли вдвоем с Гурбоном в виноградник. Ловушку в саду я снял легко и без проблем, но из второй гранаты при первом же прикосновении вылетела в траву чека из запала. Хорошо, что еще сама граната из руки не выскользнула. Перебросив ее через дувал, я пригнул голову Якубова к земле. Ба-бах! За стеной раздался взрыв, и комочки земли и глины ударили по спине и голове. Что ж, неприятно, но не смертельно, осколки застряли в стене.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента