Даже если влюбленный безумен, его безумие -- священно: ибо подчинившийся Эросу сам становится частью вселенской силы, два лика которой -- жизнь и смерть. Наша беда в том, что мы не умеем ни доверять чувству, ни распознавать его внушений. Страдания и горе приносит не любовная страсть, а то, что люди с ней делают. Что способно стать источником воодушевления и обновления жизни превращается в истязание и позор; что могло возвысить, становится тошнотворным и постылым; а в том, в чем открыта возможность обрести себя, мы теряем даже то немногое, что имеем. Так мстит Эрос, чей великий дар мы пытаемся разменять на мелочные желания и жалкие потуги самолюбия. Нигде так не проявляется суть человека, как в тот момент, когда свершилась близость, когда самый неудержимый порыв желания утолен и нужно жить дальше, с этим вошедшим в твою жизнь событием. Описывая многообразие реакций в этих ситуациях, можно составить целую энциклопедию человеческих типов. Задача эта, может быть, будет решена когда-нибудь, мы же вернемся к основной мысли: изменяя, не человек предает человека, а в смертном существе торжествует и властвует любовная страсть.
Изменивший просто покоряется этой вселенской силе, по своей прихоти соединившей его с одним человеком, и столь же своенравно отторгнувшей от него, чтобы увлечь другим. Люди -- всего лишь игрушки Любви, великого древнего Эроса, чьи пути никогда не постичь смертным и чьи предпочтения, даря одним радость, оборачиваются горечью для других. Увы! языческие боги не знали милосердия.
x x x
Жертвы измен вызывают законное сочувствие, а их обидчики -- законное осуждение. Но вершащие суд редко задумываются о том, что измена -- драма обоих, и что положение виновного может быть не лучше, чем у потерпевшего.
Изменивший покидает мир, в котором прежде жил. Даже если он остался на прежнем месте, если воспроизводится привычный ритм существования, изменивший все равно ушел из этого мира. Он в полной мере становится существом "не от мира сего". Он пришелец, гость, странник, остановившийся в чужом месте -ибо раз отвергнув то, что некогда принимал, человек стал чужим своему прошлому. Он покинул то, к чему был привязан, чему отдавал свои силы и чувства. То, что составляло его жизнь, перестало быть таковым.
Когда я представляю личность в таком положении, меня пробирает озноб. Вникните, столь тяжко приходится человеку, в котором совершился подобный переворот. Весь мир, который прежде служил ему опорой и был обустроен им, был его родиной и хранителем, теперь превращается в ложь и постылость наихудшие из видов бремени. Гнет их отступник переживает неизбежно в одиночку. От этого особенно тяжело. Трудности своего бытия мы, привычно делим с близкими, друзьями, случайным встречным. Когда нам очень уж плохо, непременно найдется кто-то, хотя бы тварь бессловесная, в ком мы встретим сочувствие или чье сочувствие мы придумаем, облегчая тем свое страдание. Последний, кто нас может утешить -- мы сами, и в обычных обстоятельствах надежда на себя редко обманывает. Всего этого лишен изменивший. Ведь он виновен не только перед любимой -- он виновен перед своей любовью. Он отступился от самого себя и потому даже в себе не имеет надежной опоры.
Изменник находится в бесконечно ложном положении. Он продолжает оставаться в знакомом мире, где он знает все и все знает его. Но лишь ему одному известно, что теперь он не тот, за кого его принимают. Он чужд всему, что продолжает считать его своим. Для отступника утрата, известная только ему одному, создает не только внешний, но и внутренний гнет. Ведь мир неотъемлем от человека, он проникает в душу его, срастается с ней, получает свое продолжение в качествах души. Поэтому отступник вступает в разлад не только с миром, но и со скрытым строем собственной натуры. Он имеет врага в себе самом, и оттого одиночество его наиболее горькое.
Изменившему приходится начинать жизнь на пустом месте. Сделав себя изгнанным и отторгнутым, он не имеет никакого достатка, кроме собственного отчаяния, или исступления, или надежды. Свое отчаяние или свою надежду он должен положить в основание собственного бытия, ибо более нечем основать его. Трудно сказать, чего в этом больше: героизма, безумия или обреченности.
Остается добавить, что мир сам приучает нас к изменам и было бы неоправданно делать конкретное человеческое "я" всецело виновным и ответственным за них. К чему бы ни обратились мы своим взглядом, во всем мы находим урок измены. Поистине, прежде чем человек чему-либо изменит, ему самому изменят неоднократно. Посмотрите, стоит нам привязаться к какому-нибудь месту, как тут же происходит случай, заставляющий его покинуть. С нами расстаются друзья, уходят наши родные, прихотливо меняются обстоятельства. А время, наш постоянный и непреклонный спутник! Оно -худший предатель, изменник и отступник, какого когда-либо видел свет! Едва лишь мы привыкли быть детьми -- как, глядь, уже выросли. Только-только усердием молодых сил приобрели благополучное положение -- как иссякает желание им воспользоваться. Долгими стараниями мы наконец-то овладели непростым умением, но уже умение это никому не нужно и время нашего дела ушло. Так на каждом шагу мир, люди, вещи, природа, тело, дух, внушая нам устремления и надежды, обещая достижения и удовлетворенность, изменяют и предают без зазрения совести. И не на кого жаловаться, не от кого требовать -- что было, того нет, и чем жили -- то исчезло. Скорбь, одна лишь скорбь, печаль и горечь накапливается в душе, будто нет на свете других сокровищ, которыми можно было бы ее наполнить.
Кто удивится после этого, что существо, которому постоянно изменяет окружающий его мир, от которого отступается всякий миг его бытия -безвозвратно убегая в прошлое,-- кто удивится, спрашиваю я, что такое существо само постепенно усваивает этот главный урок, преподносимый ему жизнью. И так же, как мир изменял человеку, человек рано или поздно изменит миру. И родина, отступающая от детей своих, будет покинута детьми своими. Это не выбор, это -- судьба. Но пусть лучше судьба людей будет иной. И да не иссякнет наша любовь, и да не обманет нас надежда! ***
Признаюсь, я не чувствую уверенности в том, что говорю по поводу измен. Я пытался подступиться к предмету с разных сторон, но ни разу результат не удовлетворил меня вполне. Остается лишь расписаться в своем бессилии и завершить сюжет неким подобием элегии.
Измены печальны, измены мучительны. Но, по правде говоря, их попросту нет. Изменять можно только тому, что любишь. Кто изменяет -- тот отказывается от того, кем дорожил и кого любил. В прошедшем времени этих глаголов -- "дорожил", "любил",--кроется разгадка всех измен. Невозможно изменить любви. Ведь она -- самое замечательное, что есть на свете. Ею мы только и живы. Предать любовь -- то же самое, что покончить жизнь самоубийством. Люди сводят иногда счеты с жизнью, но за последним печальным действием стоит обычно отчаяние. А где есть любовь, там отчаянию не выжить долго. Невозможно отказаться от любви -- ведь она наша жизнь, и где мы очутимся, если покинем ее?
Однако, скажете вы, мы видим во множестве случаи, когда мужчина покидает женщину и предпочитает другую; когда женщина оказывается близка вовсе не с тем, кого называла "любимый". Мужчины уходят от женщин, женщины оставляют мужчин, и этот престранный танец длится испокон века и будет продолжаться до тех пор, пока существует человечество. Но все это -- не измены. Ибо совершаются они там, где нет уже любви. Тот или та, кого мы любили -- умер. Его нет больше, и потому предавать -- некого. Есть человек, которого мы некогда любили. Но он -- всего лишь телесная оболочка. Любимого мы не оставим никогда. Только если, не дай Бог, он покинет наше сердце, тогда лишь мы отдадим наше сердце другому. И никакой долг, никакие обязательства, коими мы связаны с некогда любимым, не имеют здесь власти. Измена -- нарушение прав любви, а не долга. Там, где остался только долг и где умерла любовь -- там нет измены. Просто люди, ставшие друг другу чужими, покидают один другого. Все то, что называют изменами -- это только новое обличие любви: вечная, неумирающая надежда на то, что любовь все-таки будет с нами.
Неверность в стремлениях, или ...
Стремления составляют суть человеческой души. Устойчивые, незатухающие, неуклонно пролагающие себе дорогу стремления называются страстями. Поэтому, заводя речь о стремлениях, мы тем самым говорим о началах страстей.
Непостоянный человек подобен женщине, которая ищет в отношениях с мужчинами разнообразия удовольствий, пренебрежительно относясь к миссии продолжения рода. Ей не по душе вынашивать, рожать, нянчить, растить ребенка. Весь смысл любовных отношений заключен для нее в прелести соития и интимной ласки. Соответственно в такой женщине более всего развивается замечательная способность увлекаться.
Так же и непостоянный человек постоянно увлекается. Он являет редкую приверженность смене одного предмета другим. Не в силах оставаться надолго в пределах одного впечатления, он устремляется к иному. И что же?
Непостоянство вызывает зачастую более суровое осуждение, чем пороки много более неприглядные. Людей раздражает неопределенность непостоянной натуры, сложность введения ее в определенные рамки. Они скорее извинят явный проступок, чем неясность поведения. Человек вообще тяготеет к установлению законченной картины мира. Все, что вносит в нее разлад, всякая вещь, вдруг поменявшая заданное ей место, вызывают его глухое негодование. Однако представим, что люди стали подчинять свою жизнь всецело тому, чтобы соответствовать представлению других о себе. Получилось бы из этого лишь всеобщее уныние и упадок сил.
Непостоянный собственной натурой избавлен от таких бессмысленных и тщетных попыток. Легко и непринужденно сменяет он предметы своей страсти, в чем проявляется чрезвычайная живость его характера. Веселье царит вокруг непостоянного человека, ибо даже в самом ответственном предприятии он не принимает угрюмого, сосредоточенного вида и не вздыхает от нелегкого бремени. Он вообще никогда не чувствует бремени и самое серьезное дело исполняет, словно играючи.
Страсть ничем не обременяться -- главный нерв непостоянной натуры -развивает в таком человеке умение мгновенно сосредоточиваться, быстро вникать в дела и ситуации, без промедления находить решение и спор его осуществлять. Во всякой задаче непостоянный ищет кратчайший путь, ибо хорошо знает, что на длинный его терпения и пыла не хватит.
Непостоянный либо никогда не достигает цели, либо добивается ее очень быстро. Зная свойства своего интереса, который подвижен, как лесной огонь, мгновенно перебрасывающийся с дерева на дерево, непостоянная личность вырабатывает способность действовать быстро и точно, соображать мгновенно и разом схватывать суть в ее полноте. Непостоянство формирует замечательное умение высвобождать себя, отвоевывать жизненное пространство для спонтанных проявлений своей личности. Кто не позавидует этому умению? Только обладающий им готов к творчеству, к открытию нового, достижению неожиданного и вообще только такого рода человек умеет радовать других и не быть им в тягость.
***
Состояние души, противоположное непостоянству, отрицающее даже намек на него -- носит имя одержимости. Одержимость! Когда произносится это слово, будто удар молнии разрывает мрак. Вся обыденность жизни отступает перед истовостью одержимого. Страстность его напоминает извержение солнечного протуберанца, а несокрушимостью действия он схож с буром, проникающим недра земли. Одержимость подобна беспощадному солнцу, превращающему землю в пустыню. Она пуста и немилосердна, вызывая лишь одно стремление -- вырваться из ее пут.
Согласимся, что человек одержимый, обуянный одной конкретной страстью, может произвести сильное впечатление. Однако мне гораздо интереснее непостоянные натуры, которые обаятельнее и глубже, в содержании которых можно привольно двигаться и при этом испытывать все впечатления увлекательного путешествия.
Только непостоянный умеет по-настоящему отдыхать. Сменяя труд досугом, он отдается последнему с той же полнотой, что и самому значительному делу. Вообще непостоянный человек с редкой живостью отдается своему стремлению. Зная, что его собственная природа отмерила краткое время любому его увлечению, он концентрирует на избранном все силы души, дабы за немногие мгновения, пока живет овладевшее им побуждение, исчерпать весь заключенный в нем смысл и не оставить вне себя ничего не испробованного.
Непостоянный человек -- личность поистине универсальная. Он переходит от одного занятия к другому, не успокаиваясь на достигнутом, он весь -символ вечного, неостановимого движения, которое да будет благословенно!... даже если оно не знает своей цели... Ведь так?
Неверность в действиях, или...
Деятельный человек -- истинный герой современной цивилизации, ее надежда и предмет поклонения. Ничто не прельщает наше сознание больше, чем уверенные, выверенные, неколебимые действия личности, последовательно приближающие ее к цели. Никого, пожалуй, не уважают больше, чем того, кто умеет действовать решительно, находя при этом именно такой способ действий, который кратчайшим путем приведет к успеху.
Поэтому, оправдывая неверность в действиях, мы покушаемся на основы современной цивилизации. При этой мысли меня пробирает дрожь, холодный страх проползает по спине и я готов отказаться от начинания... Однако ведь тогда я сам окажусь непоследовательным, а для меня, человека этого мира, не может быть огорчительней приговора. Да, лучше перенести внешнее осуждение, чем ощущать внутренний изъян. Будем же последовательными в оправдании непоследовательности!
Непоследовательному человеку не хватает истовости. Ведь достижение любой, даже скромной цели, предполагает долгую цепь опосредующих действий. Цель редко дается в руки, а то, что само в них идет, никогда не становится целью. Поэтому всякий деятельный, целеустремленный человек ведет себя "во имя чего-то". Если Вы попытаетесь в каждом его действии обнаружить смысл, то скоро почувствуете абсурдность его действий. Так бывает потому, что ни одно действие не имеет самостоятельного значения. Все они -- подчиненные, не значащие элементы достижения того, что действительно полагается значительным.
Однако задайте вопрос: что за великое, значительное, сокровенное содержание скрыто за мощью человеческой деятельности? Боюсь, что Вы не получите вразумительного ответа, ибо ответить здесь нечего. Парадокс в том, что смыслом для деятельного человека является сама деятельность, а не цель; непрестанная смена действий, упоенное владение средствами, гордость собственным умением -- и ничего больше. За покровами самой интенсивной деятельности сокрыт не высший смысл, а абсурд.
Непоследовательный не способен принять аскетический идеал деятельного человека. Он настоящий сибарит, и потому делает лишь то, в чем находит непосредственный смысл и удовольствие. Ему претит самоотверженность деятельного человека. "Ради чего стоит пренебрегать самим собою?" -- ставит он резонный вопрос, на который еще никем не найден неопровержимый ответ.
Для успеха деятельности важнее всего последовательность действий. Когда одно деяние словно ступает в след предыдущему, когда складывается цепочка их, взаимно усиливающих друг друга, тогда деятельность достигает своей наивысшей мощи и эффективности. Благодаря последовательности слабость превращается в силу, а цель из далекого миража становится присвоенным достоянием.
Непостоянная натура как будто скрывается от этого закона. Как только дело близится к завершению, как только наступает время последних решающих усилий, как только предчувствуется конец, тотчас непоследовательный человек стремится убежать от него. И для этого бегства всегда находятся весомые поводы.
Начав делать одно, непоследовательный переходит к другому, едва оно покажется более привлекательным. За счет этого он охватывает гораздо более обширную сферу жизненных проявлений, нежели деятельный субъект. Ведь тот стремится к одному, а непоследовательный разменивается на многое. Он расточает себя со щедростью транжиры, чем вызывает законное негодование деятельного, а значит рачительного, человека. В глазах последнего он выглядит безумцем, поскольку способен вдруг отказаться от почти достигнутого результата и заняться другим.
Однако при этой очевидной безалаберности, непоследовательная личность иногда становится обладателем выигрыша, который никогда не попадает в руки людей более целеустремленных. Что, впрочем, не удивительно, ибо целеустремленная личность приобретает лишь то, к чему направлены ее действия, тогда как непоследовательный ищет неизвестно что. Закономерно, что именно он скорее всего находит неизвестное, необычное, чудесное.
***
Непоследовательной натурой руководит неодолимый инстинкт не доводить дело до завершения. Мне кажется, что в каждой непоследовательной личности живет крохотный гомункулюс, который то и дело твердит: "Брось начатое... Не доводи до конца..." Я не отважусь решить: злой или добрый этот голос. Очевидно лишь, что в указанном инстинкте проявляется упорное избегание однозначности, то есть тупости. Под влиянием этого инстинкта развивается чуткость к своему и чужому душевному складу, к обстоятельствам места и времени.
В склонности к перемене образа действий проявляется отнюдь не одна хаотичность и слабость непоследовательной натуры. Не меньшее значение в этом характере имеет интуиция и постепенно вырабатывающееся редкой остроты чутье. Во всяком действии непоследовательный человек быстро разгадывает, что оно сулит. Когда он, с внешней точки зрения беспричинно и неоправданно оставляет избранный способ действий, то часто в этом проявляется угаданная им раньше других бесплодность попытки.
И еще одно важное достоинство есть в непоследовательной натуре. Мне кажется, что поступающий непоследовательно разгадал и крепко усвоил одну из величайших тайн человеческого бытия. Суть этой тайны в том, что цель норовиста и редко дается в руки тому, кто прямо к ней стремится. Мир своенравен, он не любит зависеть от человека и, напротив, предпочитает себя дарить. Оттого все наиболее значительные достижения людей получены как бы "косвенным образом", словно бы ненарочно. И я подозреваю, что непоследовательный разгадал этот характер мира; похоже, что своей безалаберностью он просто усыпляет его бдительность и напрашивается на его дары. Ведь, кажется, давно сошел непоследовательный с верного пути, потратил время и силы, далеко отстал от целеустремленного, упорно бьющего в одну точку человека, и вдруг... Нежданно-негаданно блеснет среди пустой руды алмаз, и вот уже непоследовательный стал счастливым обладателем драгоценности. "Удача слепа и редко избирает достойного!" --говорит тогда в досаде истовый деятель. Но, пожалуй, теперь мы увидели, что счастливый каприз судьбы подготовлен всем характером непоследовательного человека. И кто не позавидует его свойствам в момент счастливой удачи, которую приносит непоследовательность?
Неверность в повседневности, или...
Неверность широко распространена в повседневной жизни и давно стала явлением обыденным. О том, какой вид она приобретает в быту, мне и хочется сейчас посудачить.
Собственная неверность внушает нам недоверие к другим, а развивающаяся из этого подозрительность, то есть стремление уличить другого в коварстве, делает догадливыми. Поэтому неверный по натуре человек обычно отличается тонким чутьем и весьма сообразителен. Если свойственная ему ловкость становится преобладающей чертой характера, тогда он превращается в плута.
Плутовство -- старинный вид игры человека с себе подобными. Внушить другому иллюзию, хитростью вынудить его к выгодному для себя поведению, к вящей своей пользе разыграть маскарад -- так действует плут. Он никогда в своей недобросовестности не преступает известной границы, за которой последствия поступков могут стать для него губительны. Люди, одержимые иными порочными наклонностями, нередко становятся преступниками и сознательно принимают сторону зла. Плутующий же всегда готов сказаться если и не добродетельным, то вполне безобидным.
Плут чрезвычайно заботится о том, чтобы даже в случае обнаружения его прегрешений они не выглядели преступными и непростительными. Поэтому во всяком действии плута есть известная неокончательность, недоведенность поступка до решительного -- только злого или только доброго, только благородного или только подлого -- выражения. В плутовском деянии рядом с коварством, изменой, корыстью и жестокостью вдруг да и проглянет учтивость, нежность, доброжелательность и даже, подчас, жертвенность. Своего возможного судью плут всегда оставляет в сомнении и колебаниях, даже если проступок установлен совершенно точно. Ведь в осуждении всегда кроется тщеславная надежда на исправление провинившегося, и продуманными, добропорядочными черточками своих неблаговидных деяний плут внушает свою неокончательную порочность. "Я не погиб для дела добра",-- словно говорит он. "Еще слышен мне голос совести, и готов я следовать ему".
Подобная манера поведения приводит к тому, что плут редко попадает под суровое наказание. Он заранее готовит себе возможность отступить, умело используя ее в момент опасности или настигшего его осуждения. Почуяв проигрышность своего дела, плут не упорствует в неблаговидной затее и не стремится осуществить ее во что бы то ни стало. Вследствие органической неверности своей натуры плут не способен стать человеком зла и держаться злого умысла до любого исхода. Девиз: "победа или смерть!"--самое отвратительное сочетание слов для плута. Жизнь, только жизнь предпочитает он, сколь бы скудными ни были ее проявления. Он редкостный жизнелюб.
Поэтому как только опасность становится грозной и плутовская затея обнаруживает свою бесперспективность, так сразу плут меняется и спешит отречься от того, что делал. До окружающих еще только начинает доходить неблаговидный смысл его поступков, а плут уже кается. И, предупреждая обвинения, сам указывает на свои грехи, тут же отыскивая, на кого свалить бремя вины. Так покаянием, ужимками, искренними слезами и ловкой подтасовкой фактов плут ускользает от ответственности. Как-то уж странно оказывается при разборе плутовского дела, что в нем причудливо замешаны почтенные и, несомненно, достойные люди. Одной ли, другой стороной они, выясняется, причастны К плутовскому замыслу и невольно способствовали осуществлению его. От этого пренеприятного открытия гаснет их обвинительный пыл и смущается общественное мнение, неспособное судить неоднозначно. И редко кто догадывается, что все это плут заранее имел в виду и предусмотрительно позаботился сделать своими невольными пособниками честных людей.
Так, вспыхивая, угасая и кружась, проходит жизнь плута и никогда нельзя вынести о ней определенного суждения, и сам плут, я полагаю, его не имеет, ибо неистребима в нем лукавая переменчивость.
Неверность слову, или...
Проблема несоответствия слова и дела стала проблемой так давно, что уже не различишь ее истока. Можно предположить, что не держащий слова просто... занят делом. Однако, предвидя ироническое и недоверчивое отношение читателя к этому предположению, я спешу подыскать более серьезные объяснения названному недостатку.
Держать слово в наш разговорчивый век чрезвычайно трудно. Трудно хотя бы по причине небеспредельности человеческой памяти. Ведь, право же, невозможно удержать в голове все то, что произнесет собственный язык в течение хотя бы одного беспокойного дня. А если такие дни нескончаемой чередой тянутся из месяца в месяц? И даже из года в год? Эх, суета суесловия...
Так уж странно устроена наша цивилизация, что все только говорят. Никто не хочет слушать, и потому быть услышанным -- редкая удача. Не приученный слушать, человек сам не слышит, что он болтает. А если он не слышит собственных слов, то было бы странно, если бы он их держал. Как держать, если толком не знаешь что?
Или еще одна особенность нашей жизни: никто не ищет в словах то содержание, которое вложил в них говорящий. Все готовы откликаться лишь на расхожие, общеупотребительные значения слов, а значит, понимают их в самом плоском, истершемся, пошлом смысле. Оттого и получается, что даже сам перестаешь принимать собственную речь за свою. Никто уже не вкладывает в нее содержание собственной жизни; не стремится, напрягаясь и мучаясь, выразить в ней свои, только ему принадлежащие мысли, чувства, желания. Приученный всеобщим невниманием к небрежности, человек все чаще употребляет слова не в их собственном -- своем личном, выношенном -- смысле, а в обыденном, расхожем, общепринятом. Тогда ему сразу становится легко, слова сыпятся с его языка словно горох, он воспаряет на крыльях бойкой речи. Однако если слова существуют как бы между людьми, если их значения выражают не твой опыт, а нечто публичное, в реальности чего убедиться весьма трудно, то нужно быть величайшим глупцом, чтобы за этакие слова отвечать. С какой стати! Пусть отвечает тот, кто их выдумал! Из этого справедливого негодования и рождается неверность слову.
Изменивший просто покоряется этой вселенской силе, по своей прихоти соединившей его с одним человеком, и столь же своенравно отторгнувшей от него, чтобы увлечь другим. Люди -- всего лишь игрушки Любви, великого древнего Эроса, чьи пути никогда не постичь смертным и чьи предпочтения, даря одним радость, оборачиваются горечью для других. Увы! языческие боги не знали милосердия.
x x x
Жертвы измен вызывают законное сочувствие, а их обидчики -- законное осуждение. Но вершащие суд редко задумываются о том, что измена -- драма обоих, и что положение виновного может быть не лучше, чем у потерпевшего.
Изменивший покидает мир, в котором прежде жил. Даже если он остался на прежнем месте, если воспроизводится привычный ритм существования, изменивший все равно ушел из этого мира. Он в полной мере становится существом "не от мира сего". Он пришелец, гость, странник, остановившийся в чужом месте -ибо раз отвергнув то, что некогда принимал, человек стал чужим своему прошлому. Он покинул то, к чему был привязан, чему отдавал свои силы и чувства. То, что составляло его жизнь, перестало быть таковым.
Когда я представляю личность в таком положении, меня пробирает озноб. Вникните, столь тяжко приходится человеку, в котором совершился подобный переворот. Весь мир, который прежде служил ему опорой и был обустроен им, был его родиной и хранителем, теперь превращается в ложь и постылость наихудшие из видов бремени. Гнет их отступник переживает неизбежно в одиночку. От этого особенно тяжело. Трудности своего бытия мы, привычно делим с близкими, друзьями, случайным встречным. Когда нам очень уж плохо, непременно найдется кто-то, хотя бы тварь бессловесная, в ком мы встретим сочувствие или чье сочувствие мы придумаем, облегчая тем свое страдание. Последний, кто нас может утешить -- мы сами, и в обычных обстоятельствах надежда на себя редко обманывает. Всего этого лишен изменивший. Ведь он виновен не только перед любимой -- он виновен перед своей любовью. Он отступился от самого себя и потому даже в себе не имеет надежной опоры.
Изменник находится в бесконечно ложном положении. Он продолжает оставаться в знакомом мире, где он знает все и все знает его. Но лишь ему одному известно, что теперь он не тот, за кого его принимают. Он чужд всему, что продолжает считать его своим. Для отступника утрата, известная только ему одному, создает не только внешний, но и внутренний гнет. Ведь мир неотъемлем от человека, он проникает в душу его, срастается с ней, получает свое продолжение в качествах души. Поэтому отступник вступает в разлад не только с миром, но и со скрытым строем собственной натуры. Он имеет врага в себе самом, и оттого одиночество его наиболее горькое.
Изменившему приходится начинать жизнь на пустом месте. Сделав себя изгнанным и отторгнутым, он не имеет никакого достатка, кроме собственного отчаяния, или исступления, или надежды. Свое отчаяние или свою надежду он должен положить в основание собственного бытия, ибо более нечем основать его. Трудно сказать, чего в этом больше: героизма, безумия или обреченности.
Остается добавить, что мир сам приучает нас к изменам и было бы неоправданно делать конкретное человеческое "я" всецело виновным и ответственным за них. К чему бы ни обратились мы своим взглядом, во всем мы находим урок измены. Поистине, прежде чем человек чему-либо изменит, ему самому изменят неоднократно. Посмотрите, стоит нам привязаться к какому-нибудь месту, как тут же происходит случай, заставляющий его покинуть. С нами расстаются друзья, уходят наши родные, прихотливо меняются обстоятельства. А время, наш постоянный и непреклонный спутник! Оно -худший предатель, изменник и отступник, какого когда-либо видел свет! Едва лишь мы привыкли быть детьми -- как, глядь, уже выросли. Только-только усердием молодых сил приобрели благополучное положение -- как иссякает желание им воспользоваться. Долгими стараниями мы наконец-то овладели непростым умением, но уже умение это никому не нужно и время нашего дела ушло. Так на каждом шагу мир, люди, вещи, природа, тело, дух, внушая нам устремления и надежды, обещая достижения и удовлетворенность, изменяют и предают без зазрения совести. И не на кого жаловаться, не от кого требовать -- что было, того нет, и чем жили -- то исчезло. Скорбь, одна лишь скорбь, печаль и горечь накапливается в душе, будто нет на свете других сокровищ, которыми можно было бы ее наполнить.
Кто удивится после этого, что существо, которому постоянно изменяет окружающий его мир, от которого отступается всякий миг его бытия -безвозвратно убегая в прошлое,-- кто удивится, спрашиваю я, что такое существо само постепенно усваивает этот главный урок, преподносимый ему жизнью. И так же, как мир изменял человеку, человек рано или поздно изменит миру. И родина, отступающая от детей своих, будет покинута детьми своими. Это не выбор, это -- судьба. Но пусть лучше судьба людей будет иной. И да не иссякнет наша любовь, и да не обманет нас надежда! ***
Признаюсь, я не чувствую уверенности в том, что говорю по поводу измен. Я пытался подступиться к предмету с разных сторон, но ни разу результат не удовлетворил меня вполне. Остается лишь расписаться в своем бессилии и завершить сюжет неким подобием элегии.
Измены печальны, измены мучительны. Но, по правде говоря, их попросту нет. Изменять можно только тому, что любишь. Кто изменяет -- тот отказывается от того, кем дорожил и кого любил. В прошедшем времени этих глаголов -- "дорожил", "любил",--кроется разгадка всех измен. Невозможно изменить любви. Ведь она -- самое замечательное, что есть на свете. Ею мы только и живы. Предать любовь -- то же самое, что покончить жизнь самоубийством. Люди сводят иногда счеты с жизнью, но за последним печальным действием стоит обычно отчаяние. А где есть любовь, там отчаянию не выжить долго. Невозможно отказаться от любви -- ведь она наша жизнь, и где мы очутимся, если покинем ее?
Однако, скажете вы, мы видим во множестве случаи, когда мужчина покидает женщину и предпочитает другую; когда женщина оказывается близка вовсе не с тем, кого называла "любимый". Мужчины уходят от женщин, женщины оставляют мужчин, и этот престранный танец длится испокон века и будет продолжаться до тех пор, пока существует человечество. Но все это -- не измены. Ибо совершаются они там, где нет уже любви. Тот или та, кого мы любили -- умер. Его нет больше, и потому предавать -- некого. Есть человек, которого мы некогда любили. Но он -- всего лишь телесная оболочка. Любимого мы не оставим никогда. Только если, не дай Бог, он покинет наше сердце, тогда лишь мы отдадим наше сердце другому. И никакой долг, никакие обязательства, коими мы связаны с некогда любимым, не имеют здесь власти. Измена -- нарушение прав любви, а не долга. Там, где остался только долг и где умерла любовь -- там нет измены. Просто люди, ставшие друг другу чужими, покидают один другого. Все то, что называют изменами -- это только новое обличие любви: вечная, неумирающая надежда на то, что любовь все-таки будет с нами.
Неверность в стремлениях, или ...
Стремления составляют суть человеческой души. Устойчивые, незатухающие, неуклонно пролагающие себе дорогу стремления называются страстями. Поэтому, заводя речь о стремлениях, мы тем самым говорим о началах страстей.
Непостоянный человек подобен женщине, которая ищет в отношениях с мужчинами разнообразия удовольствий, пренебрежительно относясь к миссии продолжения рода. Ей не по душе вынашивать, рожать, нянчить, растить ребенка. Весь смысл любовных отношений заключен для нее в прелести соития и интимной ласки. Соответственно в такой женщине более всего развивается замечательная способность увлекаться.
Так же и непостоянный человек постоянно увлекается. Он являет редкую приверженность смене одного предмета другим. Не в силах оставаться надолго в пределах одного впечатления, он устремляется к иному. И что же?
Непостоянство вызывает зачастую более суровое осуждение, чем пороки много более неприглядные. Людей раздражает неопределенность непостоянной натуры, сложность введения ее в определенные рамки. Они скорее извинят явный проступок, чем неясность поведения. Человек вообще тяготеет к установлению законченной картины мира. Все, что вносит в нее разлад, всякая вещь, вдруг поменявшая заданное ей место, вызывают его глухое негодование. Однако представим, что люди стали подчинять свою жизнь всецело тому, чтобы соответствовать представлению других о себе. Получилось бы из этого лишь всеобщее уныние и упадок сил.
Непостоянный собственной натурой избавлен от таких бессмысленных и тщетных попыток. Легко и непринужденно сменяет он предметы своей страсти, в чем проявляется чрезвычайная живость его характера. Веселье царит вокруг непостоянного человека, ибо даже в самом ответственном предприятии он не принимает угрюмого, сосредоточенного вида и не вздыхает от нелегкого бремени. Он вообще никогда не чувствует бремени и самое серьезное дело исполняет, словно играючи.
Страсть ничем не обременяться -- главный нерв непостоянной натуры -развивает в таком человеке умение мгновенно сосредоточиваться, быстро вникать в дела и ситуации, без промедления находить решение и спор его осуществлять. Во всякой задаче непостоянный ищет кратчайший путь, ибо хорошо знает, что на длинный его терпения и пыла не хватит.
Непостоянный либо никогда не достигает цели, либо добивается ее очень быстро. Зная свойства своего интереса, который подвижен, как лесной огонь, мгновенно перебрасывающийся с дерева на дерево, непостоянная личность вырабатывает способность действовать быстро и точно, соображать мгновенно и разом схватывать суть в ее полноте. Непостоянство формирует замечательное умение высвобождать себя, отвоевывать жизненное пространство для спонтанных проявлений своей личности. Кто не позавидует этому умению? Только обладающий им готов к творчеству, к открытию нового, достижению неожиданного и вообще только такого рода человек умеет радовать других и не быть им в тягость.
***
Состояние души, противоположное непостоянству, отрицающее даже намек на него -- носит имя одержимости. Одержимость! Когда произносится это слово, будто удар молнии разрывает мрак. Вся обыденность жизни отступает перед истовостью одержимого. Страстность его напоминает извержение солнечного протуберанца, а несокрушимостью действия он схож с буром, проникающим недра земли. Одержимость подобна беспощадному солнцу, превращающему землю в пустыню. Она пуста и немилосердна, вызывая лишь одно стремление -- вырваться из ее пут.
Согласимся, что человек одержимый, обуянный одной конкретной страстью, может произвести сильное впечатление. Однако мне гораздо интереснее непостоянные натуры, которые обаятельнее и глубже, в содержании которых можно привольно двигаться и при этом испытывать все впечатления увлекательного путешествия.
Только непостоянный умеет по-настоящему отдыхать. Сменяя труд досугом, он отдается последнему с той же полнотой, что и самому значительному делу. Вообще непостоянный человек с редкой живостью отдается своему стремлению. Зная, что его собственная природа отмерила краткое время любому его увлечению, он концентрирует на избранном все силы души, дабы за немногие мгновения, пока живет овладевшее им побуждение, исчерпать весь заключенный в нем смысл и не оставить вне себя ничего не испробованного.
Непостоянный человек -- личность поистине универсальная. Он переходит от одного занятия к другому, не успокаиваясь на достигнутом, он весь -символ вечного, неостановимого движения, которое да будет благословенно!... даже если оно не знает своей цели... Ведь так?
Неверность в действиях, или...
Деятельный человек -- истинный герой современной цивилизации, ее надежда и предмет поклонения. Ничто не прельщает наше сознание больше, чем уверенные, выверенные, неколебимые действия личности, последовательно приближающие ее к цели. Никого, пожалуй, не уважают больше, чем того, кто умеет действовать решительно, находя при этом именно такой способ действий, который кратчайшим путем приведет к успеху.
Поэтому, оправдывая неверность в действиях, мы покушаемся на основы современной цивилизации. При этой мысли меня пробирает дрожь, холодный страх проползает по спине и я готов отказаться от начинания... Однако ведь тогда я сам окажусь непоследовательным, а для меня, человека этого мира, не может быть огорчительней приговора. Да, лучше перенести внешнее осуждение, чем ощущать внутренний изъян. Будем же последовательными в оправдании непоследовательности!
Непоследовательному человеку не хватает истовости. Ведь достижение любой, даже скромной цели, предполагает долгую цепь опосредующих действий. Цель редко дается в руки, а то, что само в них идет, никогда не становится целью. Поэтому всякий деятельный, целеустремленный человек ведет себя "во имя чего-то". Если Вы попытаетесь в каждом его действии обнаружить смысл, то скоро почувствуете абсурдность его действий. Так бывает потому, что ни одно действие не имеет самостоятельного значения. Все они -- подчиненные, не значащие элементы достижения того, что действительно полагается значительным.
Однако задайте вопрос: что за великое, значительное, сокровенное содержание скрыто за мощью человеческой деятельности? Боюсь, что Вы не получите вразумительного ответа, ибо ответить здесь нечего. Парадокс в том, что смыслом для деятельного человека является сама деятельность, а не цель; непрестанная смена действий, упоенное владение средствами, гордость собственным умением -- и ничего больше. За покровами самой интенсивной деятельности сокрыт не высший смысл, а абсурд.
Непоследовательный не способен принять аскетический идеал деятельного человека. Он настоящий сибарит, и потому делает лишь то, в чем находит непосредственный смысл и удовольствие. Ему претит самоотверженность деятельного человека. "Ради чего стоит пренебрегать самим собою?" -- ставит он резонный вопрос, на который еще никем не найден неопровержимый ответ.
Для успеха деятельности важнее всего последовательность действий. Когда одно деяние словно ступает в след предыдущему, когда складывается цепочка их, взаимно усиливающих друг друга, тогда деятельность достигает своей наивысшей мощи и эффективности. Благодаря последовательности слабость превращается в силу, а цель из далекого миража становится присвоенным достоянием.
Непостоянная натура как будто скрывается от этого закона. Как только дело близится к завершению, как только наступает время последних решающих усилий, как только предчувствуется конец, тотчас непоследовательный человек стремится убежать от него. И для этого бегства всегда находятся весомые поводы.
Начав делать одно, непоследовательный переходит к другому, едва оно покажется более привлекательным. За счет этого он охватывает гораздо более обширную сферу жизненных проявлений, нежели деятельный субъект. Ведь тот стремится к одному, а непоследовательный разменивается на многое. Он расточает себя со щедростью транжиры, чем вызывает законное негодование деятельного, а значит рачительного, человека. В глазах последнего он выглядит безумцем, поскольку способен вдруг отказаться от почти достигнутого результата и заняться другим.
Однако при этой очевидной безалаберности, непоследовательная личность иногда становится обладателем выигрыша, который никогда не попадает в руки людей более целеустремленных. Что, впрочем, не удивительно, ибо целеустремленная личность приобретает лишь то, к чему направлены ее действия, тогда как непоследовательный ищет неизвестно что. Закономерно, что именно он скорее всего находит неизвестное, необычное, чудесное.
***
Непоследовательной натурой руководит неодолимый инстинкт не доводить дело до завершения. Мне кажется, что в каждой непоследовательной личности живет крохотный гомункулюс, который то и дело твердит: "Брось начатое... Не доводи до конца..." Я не отважусь решить: злой или добрый этот голос. Очевидно лишь, что в указанном инстинкте проявляется упорное избегание однозначности, то есть тупости. Под влиянием этого инстинкта развивается чуткость к своему и чужому душевному складу, к обстоятельствам места и времени.
В склонности к перемене образа действий проявляется отнюдь не одна хаотичность и слабость непоследовательной натуры. Не меньшее значение в этом характере имеет интуиция и постепенно вырабатывающееся редкой остроты чутье. Во всяком действии непоследовательный человек быстро разгадывает, что оно сулит. Когда он, с внешней точки зрения беспричинно и неоправданно оставляет избранный способ действий, то часто в этом проявляется угаданная им раньше других бесплодность попытки.
И еще одно важное достоинство есть в непоследовательной натуре. Мне кажется, что поступающий непоследовательно разгадал и крепко усвоил одну из величайших тайн человеческого бытия. Суть этой тайны в том, что цель норовиста и редко дается в руки тому, кто прямо к ней стремится. Мир своенравен, он не любит зависеть от человека и, напротив, предпочитает себя дарить. Оттого все наиболее значительные достижения людей получены как бы "косвенным образом", словно бы ненарочно. И я подозреваю, что непоследовательный разгадал этот характер мира; похоже, что своей безалаберностью он просто усыпляет его бдительность и напрашивается на его дары. Ведь, кажется, давно сошел непоследовательный с верного пути, потратил время и силы, далеко отстал от целеустремленного, упорно бьющего в одну точку человека, и вдруг... Нежданно-негаданно блеснет среди пустой руды алмаз, и вот уже непоследовательный стал счастливым обладателем драгоценности. "Удача слепа и редко избирает достойного!" --говорит тогда в досаде истовый деятель. Но, пожалуй, теперь мы увидели, что счастливый каприз судьбы подготовлен всем характером непоследовательного человека. И кто не позавидует его свойствам в момент счастливой удачи, которую приносит непоследовательность?
Неверность в повседневности, или...
Неверность широко распространена в повседневной жизни и давно стала явлением обыденным. О том, какой вид она приобретает в быту, мне и хочется сейчас посудачить.
Собственная неверность внушает нам недоверие к другим, а развивающаяся из этого подозрительность, то есть стремление уличить другого в коварстве, делает догадливыми. Поэтому неверный по натуре человек обычно отличается тонким чутьем и весьма сообразителен. Если свойственная ему ловкость становится преобладающей чертой характера, тогда он превращается в плута.
Плутовство -- старинный вид игры человека с себе подобными. Внушить другому иллюзию, хитростью вынудить его к выгодному для себя поведению, к вящей своей пользе разыграть маскарад -- так действует плут. Он никогда в своей недобросовестности не преступает известной границы, за которой последствия поступков могут стать для него губительны. Люди, одержимые иными порочными наклонностями, нередко становятся преступниками и сознательно принимают сторону зла. Плутующий же всегда готов сказаться если и не добродетельным, то вполне безобидным.
Плут чрезвычайно заботится о том, чтобы даже в случае обнаружения его прегрешений они не выглядели преступными и непростительными. Поэтому во всяком действии плута есть известная неокончательность, недоведенность поступка до решительного -- только злого или только доброго, только благородного или только подлого -- выражения. В плутовском деянии рядом с коварством, изменой, корыстью и жестокостью вдруг да и проглянет учтивость, нежность, доброжелательность и даже, подчас, жертвенность. Своего возможного судью плут всегда оставляет в сомнении и колебаниях, даже если проступок установлен совершенно точно. Ведь в осуждении всегда кроется тщеславная надежда на исправление провинившегося, и продуманными, добропорядочными черточками своих неблаговидных деяний плут внушает свою неокончательную порочность. "Я не погиб для дела добра",-- словно говорит он. "Еще слышен мне голос совести, и готов я следовать ему".
Подобная манера поведения приводит к тому, что плут редко попадает под суровое наказание. Он заранее готовит себе возможность отступить, умело используя ее в момент опасности или настигшего его осуждения. Почуяв проигрышность своего дела, плут не упорствует в неблаговидной затее и не стремится осуществить ее во что бы то ни стало. Вследствие органической неверности своей натуры плут не способен стать человеком зла и держаться злого умысла до любого исхода. Девиз: "победа или смерть!"--самое отвратительное сочетание слов для плута. Жизнь, только жизнь предпочитает он, сколь бы скудными ни были ее проявления. Он редкостный жизнелюб.
Поэтому как только опасность становится грозной и плутовская затея обнаруживает свою бесперспективность, так сразу плут меняется и спешит отречься от того, что делал. До окружающих еще только начинает доходить неблаговидный смысл его поступков, а плут уже кается. И, предупреждая обвинения, сам указывает на свои грехи, тут же отыскивая, на кого свалить бремя вины. Так покаянием, ужимками, искренними слезами и ловкой подтасовкой фактов плут ускользает от ответственности. Как-то уж странно оказывается при разборе плутовского дела, что в нем причудливо замешаны почтенные и, несомненно, достойные люди. Одной ли, другой стороной они, выясняется, причастны К плутовскому замыслу и невольно способствовали осуществлению его. От этого пренеприятного открытия гаснет их обвинительный пыл и смущается общественное мнение, неспособное судить неоднозначно. И редко кто догадывается, что все это плут заранее имел в виду и предусмотрительно позаботился сделать своими невольными пособниками честных людей.
Так, вспыхивая, угасая и кружась, проходит жизнь плута и никогда нельзя вынести о ней определенного суждения, и сам плут, я полагаю, его не имеет, ибо неистребима в нем лукавая переменчивость.
Неверность слову, или...
Проблема несоответствия слова и дела стала проблемой так давно, что уже не различишь ее истока. Можно предположить, что не держащий слова просто... занят делом. Однако, предвидя ироническое и недоверчивое отношение читателя к этому предположению, я спешу подыскать более серьезные объяснения названному недостатку.
Держать слово в наш разговорчивый век чрезвычайно трудно. Трудно хотя бы по причине небеспредельности человеческой памяти. Ведь, право же, невозможно удержать в голове все то, что произнесет собственный язык в течение хотя бы одного беспокойного дня. А если такие дни нескончаемой чередой тянутся из месяца в месяц? И даже из года в год? Эх, суета суесловия...
Так уж странно устроена наша цивилизация, что все только говорят. Никто не хочет слушать, и потому быть услышанным -- редкая удача. Не приученный слушать, человек сам не слышит, что он болтает. А если он не слышит собственных слов, то было бы странно, если бы он их держал. Как держать, если толком не знаешь что?
Или еще одна особенность нашей жизни: никто не ищет в словах то содержание, которое вложил в них говорящий. Все готовы откликаться лишь на расхожие, общеупотребительные значения слов, а значит, понимают их в самом плоском, истершемся, пошлом смысле. Оттого и получается, что даже сам перестаешь принимать собственную речь за свою. Никто уже не вкладывает в нее содержание собственной жизни; не стремится, напрягаясь и мучаясь, выразить в ней свои, только ему принадлежащие мысли, чувства, желания. Приученный всеобщим невниманием к небрежности, человек все чаще употребляет слова не в их собственном -- своем личном, выношенном -- смысле, а в обыденном, расхожем, общепринятом. Тогда ему сразу становится легко, слова сыпятся с его языка словно горох, он воспаряет на крыльях бойкой речи. Однако если слова существуют как бы между людьми, если их значения выражают не твой опыт, а нечто публичное, в реальности чего убедиться весьма трудно, то нужно быть величайшим глупцом, чтобы за этакие слова отвечать. С какой стати! Пусть отвечает тот, кто их выдумал! Из этого справедливого негодования и рождается неверность слову.