Прудникова Елена Анатольевна. Берия. Преступления, которых не было

 

Снова на Кавказе.

   Когда немцы были под Москвой, Берия случалось бывать на фронте. Еще раз принять непосредственное участие в военных делах ему пришлось в дни битвы за Кавказ.
 
   25 июля 1942 года немецкая группа армий «А» начала наступление на юге, чтобы уничтожить советские войска южнее Ростова и прорваться на Кавказ, к грозненской и бакинской нефти. В течение первых трех недель наступления они вышли к предгорьям Большого Кавказского хребта. Хотя немцы и не смогли уничтожить наши части Южного фронта, однако серьезного сопротивления они не встречали. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.
   «Боевые действия Берия в Великой Отечественной войне фактически ограничиваются двумя его поездками в качестве члена ГКО на Кавказ в августе 1942 — марте следующего года. Архивы свидетельствуют: здесь он от имени Сталина нагонял страх на военных работников, снимал ему неугодных людей, расстреливал. Сопровождали его в тех поездках Кобулов, Мамулов, Милыитейн, Пияшев, Цанава, Рухадзе, Влодзимирский, Каранадзе, Какучая, его собственный сын. Досталось Тюленеву, Сергацкову, другим военачальникам».
   Дмитрий Волкогонов. «Триумф и трагедия»
   Нотка осуждения слышится даже в том, что Берия-де всего два раза на фронт ездил. А с какой стати ему мотаться по фронтам, когда в том не было необходимости? Возникла — поехал.
   Берия летел на Кавказ как представитель Ставки. Прошло всего четыре года с того времени, как он уехал из Закавказья, его там помнили, обстановку и специфику Кавказа он знал, как никто в Москве. Поэтому ничуть не удивительно, что в августе — сентябре 1942 года, когда над этим регионом нависла нешуточная угроза, он вместе с полковником Штеменко, который отвечал за кавказское направление в Генштабе, отправился туда, чтобы лично разобраться в ситуации и сделать все, что можно, для обороны.
   Кстати, Серго на самом деле ездил тогда на Кавказ, но не с Берия, а с полковником Штеменко, которого сопровождал в качестве радиста. Возможно, тот выбрал именно этого из своих подчиненных потому, что хотел сделать приятное Берия — а что тут, собственно, плохого, если отец и сын лишний раз увидятся?
   Правда, потом, когда Штеменко писал мемуары, он «запамятовал», с кем летал тогда на фронт. Надо думать, если бы не короткая память, ему было бы гораздо труднее издать свои воспоминания, ведь Берия приказано было вычеркнуть из советской истории.
   Ну, зато Серго все помнил.
   …Они летели на личном самолете Берия. За несколько часов до отлета нарком распорядился собрать с разных фронтов и отправить на Кавказ офицеров-грузин. Наркомат у него был так выдрессирован, что уже с ними в самолете летело несколько человек. По другому его приказу на Кавказ, также по воздуху, перебросили несколько пограничных частей по главе с генерал-полковником Масленниковым — в 1953 году, когда начнут «потрошить» НКВД, он застрелится, чтобы избежать хрущевского следствия и «суда».
   До Тбилиси добирались через Среднюю Азию, Крас-новодск и Баку — памятные места! Неподалеку от Баку самолет загорелся, однако летчик сумел сбить пламя, и катастрофы не произошло.
   Серго Берия был в курсе всего, что происходило в штабе, — его радиостанция находилась в соседней комнате, он зашифровывал и передавал в Москву донесения, ну и, конечно, все видел и слышал. Так что рассказывал о происходившем он не со слов отца, а по собственным впечатлениям. Думаю, лучше просто дать ему слово, как свидетелю.
   «Еще в Москве отец договорился со Сталиным, что части, которые в свое время были направлены в Иран, в противовес англичанам (сразу же после начала войны Черчилль предложил ввести для защиты Кавказа английские войска. Сталин отказался, объяснив на Политбюро свою позицию так: „Мы их потом оттуда не выведем“. Тогда же две армии, дислоцированные ранее на Кавказе, были по его приказу введены в сопредельный Иран), будут возвращены в Союз и использованы для обороны Кавказа. Отдельные противотанковые мобильные соединения из состава „иранских“ частей должны были прибыть на место дней через десять, но это время надо было продержаться. Сил же для настоящей обороны, повторяю, было явно мало.
   Первоочередной задачей отец считал закрытие перевалов. Их сразу же перекрыли пограничные части и горнострелковая дивизия. Привлекли альпинистов-студентов Института физкультуры. Словом, какой-то заслон врагу был, наконец, поставлен…»50
   Затем Берия предложил остроумный способ оттянуть время. По его предложению были сформированы небольшие группы снайперов, вооруженных только что появившимися бесшумными снайперскими винтовками и инфракрасными прицелами. У этих групп была особая задача.
   «Фронтовики отлично помнят, что немцы всегда работали по шаблону: прежде чем какое-то подразделение выдвигалось вперед, непременно впереди шла армейская разведка. В ее состав входило несколько старших офицеров — артиллерист, сапер, танкист, летчик. Кроме них, радист и, конечно же, охранение. Так было и здесь. Ни одна танковая колонна не выдвигалась без тщательной разведки, поддерживающей связь с воздухом. Как только намечался контакт с противником, охранение вступало в бой, а затем уже подходили танки.
   Решили шаблонные действия противника использовать. Всего за сутки было устроено в местах вероятного продвижения гитлеровцев около 500 засад. Принцип их действия в дальнейшем был такой. Метров за 100—150 офицерская разведка выбивалась, а без нее немцы вперед не шли. В те дни удалось человек 30 из состава таких групп взять в плен. Всего, насколько помню, таким образом армия Клейста потеряла до двух с половиной тысяч офицеров. Мы же выиграли дней пять-шесть.
   Лишь оправившись от растерянности, немецкое командование пустило танки. Но было уже поздно — начали подходить некоторые части, выведенные из Ирана, в этот район были переброшены несколько десятков танков, полученных от англичан.
 
   Численный перевес все еще оставался за противником, но темп наступления был сорван. Немцы завязли в боях и только под Моздоком потеряли сотню машин.
   Все эти две недели, пока немцы не были остановлены и обстановка не стабилизировалась, отец находился там. И лишь когда убедился, что оборона надежна, уехал в Новороссийск. Впоследствии Севере-Кавказскую группу войск во главе с заместителем отца генералом Масленниковым немцы немного потеснили, но до Владикавказа, как планировали, так и не дошли»51.
   О том же периоде рассказывает и Павел Судоплатов, который тоже был на Кавказе. В августе 1942 года Берия приказал ему за 24 часа найти и экипировать 150 альпинистов, и, как только приказ был выполнен, Судоплатов тут же вместе с ним и Меркуловым вылетел на место.
   «Было решено, что наше специальное подразделение попытается блокировать горные дороги и остановить продвижение частей отборных альпийских стрелков противника.
   Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Михаилом Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления. В то же время альпинисты взорвали цистерны с нефтью и уничтожили находившиеся в горах моторизованные части немецкой пехоты.
   Наши собственные потери были также велики, потому что альпинисты зачастую были недостаточно подготовлены в военном отношении. Их преимущество было в профессионализме, знании горной местности, а также активной поддержке со стороны горцев. Только в Чечне местное население не оказывало им помощи…»52.
   Что касается волкогоновских «репрессий», то о них Серго Берия тоже упоминает. Кое-кто был «репрессирован», правда не расстрелян, а всего лишь лишился должности. Речь идет о командовании Южного фронта, который к тому времени находился в критической ситуации.
   «Штаб фронта полностью утратил управление войсками и был деморализован, — пишет он. — По согласованию со Ставкой И ГКО отец тут же освободил от должности командующего фронтом Семена Буденного и члена Военного совета Лазаря Кагановича, еще целый ряд людей, повинных в развале обороны…
   Я видел Буденного, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: «Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!» Отец, хотя и знал, что как военачальник представлял собой маршал Буденный, был поражен. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.
   На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Буденный сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чем идет речь…»
   О том, что творилось на фронте, говорит еще один штрих. «Помню один разговор, состоявшийся… в штабе Южного фронта сразу же по приезде. Отец поинтересовался соотношением сил воюющих сторон. Тут и выяснилось, что бойцов вполне достаточно, но… во втором эшелоне. Просочились, доложили, из первого. Что ж, на войне всякое бывает, но где же командиры? Словом, кое-кому досталось крепко, но порядок навели». Призрак Бакинской коммуны отступил от Кавказских гор.
   Так что у Кагановича была причина десять лет спустя клеймить Берия позором на пленуме ЦК.
   Что же дальше делал Берия? «Обсудив ситуацию, отец по согласованию с Москвой принял решение о создании двух отдельных армий. Единый фронт в том виде, в каком он был до этого, себя не оправдал. Командующими армиями тогда же отец назначил двух молодых командиров. Оба, насколько я тогда понял, произвели на него хорошее впечатление своей компетентностью и решительностью. Речь — о Константине Николаевиче Леселидзе, будущем генерал-полковнике, Герое Советского Союза. Второй выдвиженец отца — Андрей Антонович Гречко»53.
   В общем, можно ли сказать, что именно благодаря действиям Берия удалось отстоять Кавказ и не допустить немцев не только к мандариновым рощам, но и к бакинской нефти — судите сами.
   Кстати, операция закончилась курьезом. Берия, естественно, ожидала благодарность, а вот Меркулов, его заместитель, получил от Сталина выговор за то, что во время минирования нефтепромыслов, буквально под носом у наступавших немцев, находился там, подвергая опасности свою жизнь, и, более того, рискуя попасть в плен. Меркулову досталось от Сталина, а Судоплатову — от Берия — зачем он это допустил. А попробуй не допусти… Берия за неоправданный риск не попало ни от кого — а он ведь тоже не в тылу отсиживался…
   Кстати, напоследок еще один нюанс. Судоплатов был хорошим разведчиком, но мало понимал в чисто военных вопросах и как-то раз заявил об этом на штабном совещании. И… получил втык от начальства. Берия сказал ему: «Надо серьезно изучать военные вопросы, товарищ Судоплатов. Не следует говорить, что вы некомпетентны…»
   Он-то когда успевал?
 

ГКО.

   К началу войны Берия был уже не только наркомом внутренних дел. 21 марта 1941 года его назначают заместителем председателя Совнаркома. В этом качестве он занимается не одним лишь НКВД, но обязан курировать и другие области. И, конечно же, избирает для себя промышленность.
   Страна предельно возможными темпами готовится к войне, в том числе и организационно. В военное время власть должна быть в одних руках, никакое разделение властей тут неуместно, и 7 мая 1941 года Сталин становится председателем Совнаркома СССР. Берия, его заместителю, поручено, кроме собственного, курировать наркоматы лесной, угольной и нефтяной промышленности и наркомат цветной металлургии — важнейшие оборонные отрасли. После начала войны к ним прибавляется еще и черная металлургия. Но вскоре все изменилось.
   30 июня, через неделю после начала войны, был учрежден чрезвычайный орган власти — Государственный Комитет Обороны. В его руках сосредотачивалась вся полнота власти в стране. Председателем ГК стал Сталин. А кто входил туда, помимо него?
   В выпущенных после 1953 года учебниках истории самого разного ранга из списка членов ГКО незаметно изъяли Берия. Более того, например, в краткой истории Второй мировой войны образца 1985 (!) года, в указателе имен, приведенном в конце книги, где присутствуют такие персоны, как Овидий и Шандор Петефи, Берия нет совсем. Получается, что к этой войне он не имел ни малейшего отношения. Интересно, как он это сумел и кто ему позволил, когда вся страна воюет, заниматься неизвестно какой ерундой. Неудивительно при такой забывчивости историков, что люди полагали, будто у него было время самолично лупить на допросах арестованных и насиловать многочисленных школьниц.
   На самом деле уже 30 июня Берия стал членом Государственного Комитета Обороны. Их всего-то было пять человек: Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов. И трое уполномоченных: Вознесенский, Микоян и Каганович. Но очень скоро война стала вносить коррективы. Берия, в частности, постепенно «выжимал» других из самых важных оборонных областей. Но это не потому, что другие плохо справлялись, это потому, конечно, что он интриговал… Вот только зачем ему столько лишней головной боли — брать на себя самые трудные и «провальные» участки работы?
   4 февраля 1942 года Берия стал, вместо Вознесенского, курировать производство вооружений и минометов, 2 февраля — еще и боеприпасов. Взамен Вознесенский получил нефть, черную и цветную металлургию. Однако уже в июле 1941 года В. Н. Новиков, бывший замнаркома вооружений (наркомом во время войны был Д.Ф.Устинов), после начала войны переведенный в Москву, вспоминает такую сцену:
   «Помнится, в конце июля 1941 г. Берия проводил совещание. Мы с Д. Ф. Устиновым были приглашены по поводу необходимости резкого увеличения выпуска винтовок. Сидели от Берия сбоку, шагах в семи-восьми. Производил он впечатление человека решительного. Лицо широкое, бритое, холеное с бледным оттенком, очки-пенсне. Волосы темные, лысина. На руках кольца<Что касается этих колец, то Серго Берия очень удивлялся: его отец не только никогда не носил колец, но и вообще не интересовался, как он выглядит и во что одет>. По виду национальность понять трудно.
   Вопрос к нам:
   — Товарищ Устинов, когда вы по Ижевску выйдете на выпуск пяти тысяч винтовок в сутки?
   Дмитрий Федорович попросил, чтобы по этому вопросу доложил его заместитель — Новиков, который еще недавно был директором этого завода и меньше месяца как переведен в Москву.
   Я встал и доложил, что для достижения такого уровня потребуется не менее семи-восьми месяцев, так как сейчас выпускают порядка двух тысяч винтовок в сутки.
   Берия нахмурился:
   — Что же вы, товарищ Новиков, не знаете, что на фронте одних убивают или ранят, а другие ждут освободившиеся винтовки, а вы — семь месяцев… Это не годится, надо уложиться в три месяца. Вы завод знаете, кто еще может нам помочь?
   Я ответил, что при любых условиях уложиться в назначенный срок невозможно…»
   И что же сделал «злодей Берия»? Пригрозил стереть саботажника в лагерную пыль? Ничуть не бывало.
   «…Создали комиссию из двух заместителей председателя Госплана В. В. Кузнецова и П. И. Кирпичникова — и меня. Срок — два дня. Дать предложения, как выйти на пять тысяч винтовок в сутки за три месяца.
   Сидели мы двое суток, почти не уезжая домой. Говорили с заводами, с главком и так далее, придумать ничего не могли. Кузнецов и Кирпичников склонялись согласиться с трехмесячным сроком. Я отказался подписать бумагу, ссылаясь на нереальность такого решения. Документ ушел с пометкой «т. Новиков от подписи отказался».
   Опять мы на докладе у Берия, опять полный кабинет народа, включая наркомов не только оборонных отраслей, но и других.
   Дошла очередь до нашего вопроса. Берия читает бумагу. Обращаясь к Кузнецову, спрашивает, почему нет подписи Новикова?
   Василий Васильевич отвечает, что Новиков считает сроки нереальными.
   Тогда Берия ко мне довольно сердито:
   — Какой срок ставить, товарищ Новиков? Я еще раз подтвердил, что минимальный срок — это семь с натяжкой месяцев. Берия сплюнул в сторону, выругался и сказал:
   — Принять предложение Новикова.
   На этом инцидент был исчерпан».
   Правда, к этому эпизоду Новиков присовокупляет еще и объяснение.
   «Я как-то у товарищей поинтересовался: „Почему же Берия принял мое предложение при другом мнении авторитетных членов комиссии!“ Мне разъяснили, что он смертельно боится обмануть Сталина, который многое прощает, но обмана — никогда».
   Правда, точно так же вел себя в подобных ситуациях и Сталин. А он, интересно, кого боялся?
   На самом деле Берия ведет себя как любой хороший хозяйственник, прекрасно знающий, что зачастую «нереальные» сроки на поверку оказываются реальными и понимающий тот предел, за которым давить на подчиненного уже не имеет смысла. Поражает совсем другое. Во-первых, полное отсутствие у Новикова — в конце июля 1941 года, в ситуации, когда нерву у всех были на пределе и чуть что, могли обвинить в саботаже и расстрелять, — так вот, поражает полное отсутствие страха перед всесильным «наркомом страха». Создается впечатление, что Новиков прекрасно знает: он имеет дело с компетентным человеком, способным разобраться, где саботаж или неумение, а где техническая невозможность. То есть, что значит: «создается впечатление»? Разумеется, он прекрасно это знал, потому и не боялся.
   Кстати, тот же Новиков пишет, что после того, как они оказались под кураторством Берия, аресты заводских работников практически прекратились. Что, кстати, опять же косвенно говорит о том, что промышленностью Берия занимался гораздо больше и внимательнее, чем собственным наркоматом, коль скоро ему приходилось защищать своих заводчан от своих же чекистов. Защищал он их и от Комиссии партийного контроля, и от партийных органов. Вот, например, какой случай произошел с Новиковым.
   Как-то раз первый заместитель наркома В. М. Ряби-ков проездом остановился на один день в Ижевске. Новиков тоже был там. День был воскресный, и они с местным начальством решили отметить встречу. А в одной из комнат дома, где все это происходило, находился представитель КПК. Его не пригласили, и он, по-видимому, обиделся и написал в родное ведомство донос. Дней через десять Рябикова и Новикова вызывают к зам. председателя КПК Шкирятову: за «пьянку во время войны» оба получили по выговору. Обиженные — что же, раз война, так уже и выпить нельзя? — они пишут заявление председателю КПК Андрееву: мол, нас оклеветали. Их снова зовут к Шкирятову: «Что же, для вас — решение ЦК — ложь и клевета?» С испугу те попросили заявления обратно — не отдали. А через две недели ожидания неприятностей внезапно прислали новые решения, где уже объявленные выговоры снимали.
   И что же оказалось? Оказалось, что, узнав об этой истории, Берия не поленился, позвонил в Ижевск наркому внутренних дел Удмуртии и попросил разобраться, как там было на самом деле. Получив доклад наркома, позвонил Андрееву, заявил, что историю работники КПК исказили, что он все проверил и считает: выговоры нужно снять. Ненормативная лексика, надо думать, была у него внутри в большом количестве, но наружу не прорвалась.
   Вскоре в руках Берия оказалось и производство танков. Нарком танкостроения Малышев никак не мог увеличить их выпуск и жаловался, что ГКО ему мало помогает.
   Тогда произошла история, отдаленно напоминающая банкет в турецком посольстве. По воспоминаниям Микояна, как-то у Сталина обсуждался вопрос производства танков, и Сталин поинтересовался у Берия, как именно Молотов осуществляет руководство отраслью.
   «Он не имеет связи с заводами, оперативно не руководит, не вникает в дела производства, а когда вопросы ставят Малышев или другие, Молотов созывает большое совещание, часами обсуждают вопрос и формируют какое-либо решение. В этих решениях мало пользы, а на деле он отнимает время у тех, кто непосредственно должен заниматься оперативными вопросами, — говорит Берия, — так что вместо пользы получается вред».
   В общем, подсидел Вячеслава Михайловича коварный Лаврентий Павлович, жестоко обидел и отобрал у него танковое производство. И, что удивительно, положение там сразу же резко изменилось. «Берия, пользуясь властью, оказал Малышеву всю необходимую помощь за счет других наркоматов. И здесь его успеху способствовало то, что к этому времени заработали заводы, эвакуированные за Урал. Производство танков резко выросло и скоро превысило их производство в Германии и оккупированных ею странах».
   Ну конечно же, у бедного Молотова власти совсем не было. Да и к успеху отрасли Берия отношения не имеет — просто заводы заработали, так надо понимать… Только почему-то это «ни при чем» все повторялось и повторялось…
 
   Спрашивал Берия с подведомственных ему руководителей жестко, зато и опекал буквально, как нянька. Вспоминает все тот же В. И. Новиков.
   «…В особо острых ситуациях звонил прямо Берия. Если его не было на месте, видимо, ему сразу докладывали и он, не дожидаясь повторного вызова, перезванивал сам, задавая вопрос: „Ну, в чем там дело?“. Если я отвечал, что угля осталось на сутки, прошу помочь, он обычно отвечал: „Ладно, что-нибудь придумаем“. Или говорил: „Вот, даю трубку Вахрушеву (нарком угольной промышленности), расскажи ему, пусть принимает меры“. Власть у Берия была большая, и часто маршруты из Кузбасса, направленные в Казань, где были авиационные заводы, он поворачивал в Ижевск. Известно, что через некоторое время, видимо, дело дошло до Маленкова, который опекал авиацию, и поезда с углем шли до Казани под особой военной охраной».
   Кстати, угольную промышленность тогда курировал «финансовый гений» Вознесенский…
   Результаты работы Берия на посту члена ГКО лучше всего видны из цифр. Если 22 июня немцы имели 47 тысян орудий и минометов против наших 36 тысяч, то уже к 1 ноября 1942 года их количество сравнялось, а к 1 января 1944 года у нас уже было 89 тысяч против немецких 54,5 тысяч. Ижевские оружейники, которые в начале войны торговались с Берия по поводу 5 тысяч винтовок, в 1943 году выпускали по 12 тысяч винтовок в сутки. С 1942 по 1944 годы СССР выпускал примерно по 2 тысячи танков в месяц, намного опередив Германию.
   Именно тогда Берия начал сотрудничать с Б. Л. Ванниковым, который с конца 30-х годов руководил производством вооружений. Ванников был человеком неудобным, постоянно спорил с замнаркома обороны маршалом Куликом, и в итоге был арестован и приговорен к расстрелу. Находясь в камере смертников, он в начале войны пишет Сталину докладную записку с рекомендациями — как усилить производство вооружений, и прямо из камеры попадает на прием к Сталину. (Интересно бы узнать, сыграл ли тут какую-либо роль Лаврентий Павлович?) В результате Ванников становится наркомом боеприпасов и пребывает в этом качестве до 20 августа 1945 года, когда Берия берет его с собой в Спецкомитет, сделав начальником Первого главного управления. В 1953 году Ванников ничем не смог помочь Берия, но сделал все, чтобы спасти его сына…
   …30 сентября 1943 года, в самый разгар войны, за работу в качестве члена ГКО Берия получает звание Героя Социалистического Труда. 11 мая 1944 года он становится председателем Оперативного Бюро ГКО и заместителем председателя Комитета. 9 июня 1949 года получает звание маршала.
   Фактически к 1945 году Берия становится вторым после Сталина человеком в стране…

ГЛАВА 4
КОГДА БЕРИЯ РУГАЛСЯ МАТОМ.

   Вот что интересно: после 1953 года многие говорили и писали о высокомерии, заносчивости, хамстве Берия. Однако те, кто работал с ним лично, вспоминают несколько иное. Так, Павел Судоплатов, едва начав рассказ о первой встрече с новым наркомом, тут же пишет:
   «Берия хорошо говорил по-русски с небольшим грузинским акцентом и по отношению ко мне вел себя предельно вежливо». Собственно, и те, кто с ним работал, и даже те, кто бывал у него на допросах, говорят одно и то же: вежлив, корректен, хотя и суховат, исключительно деловой человек.
   Однако «вежлив» не значит «флегматичен». В воспоминаниях иной раз встречаются рассказы о том, каков Берия бывал, когда выходил из себя, когда его, что называется, «доставали». Они такие «вкусные», что хочется привести их целиком, лишь с незначительными сокращениями.
   Первые две истории рассказывает Павел Судоплатов. Дело было, по-видимому, в 1939 году или, может быть, в начале 1940-го. По крайней мере, уже после оккупации Польши немцами. В город Черновцы, неподалеку от польской границы, с достаточно серьезным поручением по линии разведки отправились из Москвы капитан Адамович и еще один сотрудник, Вильям Фишер, впоследствии известный под именем Рудольфа Абеля. В то время Первым на Украине был Хрущев, а наркомом внутренних дел — Серов. Украинские деятели были недовольны, что для работы на их территории прислали людей из Москвы: мол, мы что, сами не справимся? И вот что было дальше: