Алкаш поднял руку, попытавшись ободряюще похлопать девушку по щеке:

– Между прочим, вскрытие показало, что больной умер от вскрытия.

Скривившая лицо девушки гримаса омерзения обезобразила ее лицо, она передернула плечами и бросилась бежать:

– Пойду, стопаря накачу…

Вертихвостка сбежала по ступенькам вниз, стремглав пролетела по темным коридорам к себе в комнату и заперла за собой дверь на все засовы. Схватив граненый стакан, гордо возвышавшийся на туалетном столике среди бутылочек с разной косметикой, она нашарила под кроватью полупустую бутыль и плеснула себе приличную порцайку. Залпом проглотив выпивку, девушка со всей дури засветила стаканом в окно, которое наудачу было широко распахнуто.

Топтавшийся под дверьми назойливый хмырь, услышав звон бьющегося стекла, решил, что уж сегодня-то добыча никуда от него не уйдет, и направился в «ресторацию»… «принять на грудь грамм двести пятьдесят – триста»… «для храбрости».

Сопровождаемая неприветливыми взглядами бодунайцев, банда Пендальфа пролетела по улочкам города:

– Гля, до чего докатились! Вчетвером на трех лошадях!!! Пропили скотинку, ироды…

Плохо переносящий критику Гиви даже запустил пару ножей в особо острых на язык горожан – так… на всякий случай.

Влетев на площадь перед атаманской халупой, они спешились и, дав пробегавшему мимо мальчугану по шапке и мелкую монетку, приказали парню привязать лошадок неподалеку, а сами двинулись прямиком к крутой лестнице, взбиравшейся в хоромы местного главаря.

Пендальф недовольно поморщился, быстро подсчитав, сколько ступенек придется преодолеть:

– Твою мать… понастроили… хоть кино снимай… «Броненосец Потемкин»…

В этот момент прилетевший сверху стакан, чуть не угодив в лоб Гиви, с характерным звуком шрапнелью разлетелся за их спинами на миллионы кусочков. Гном заозирался по сторонам, ища нового подвоха:

– Тут, кажись, праздник. Юбилей какой или поминки…

Тяжело дыша, они почти взобрались на верхнюю ступеньку, когда через распахнувшиеся настежь двери атаманской дачки им навстречу вывалила толпа коротко стриженных ребят в камуфляже с нашивками «ЧОП „Нежность"».

Пендальф, едва успевший перевести дух, помахал встречающим ручкой:

– Хай.

Самый круглорожий и потому довольный охранник запустил большие пальцы рук за пряжку на ремне, сдвинул плечи вперед и, внимательно оглядев кандидатов в посетители с ног до головы, пробасил:

– Здорово, коль не шутишь. Откуда такие красивые нарисовались? Если хотите зайти, сдавайте ножи и волыны, вытирайте ноги. И эта… в кроссовках не пускаем.

Пендальф, поймав на себе вопросительные взгляды своих спутников, коротко кивнул, и те принялись разоружаться, нехотя вытягивая из самых укромных мест замысловатые орудия уничтожения рабоче-крестьянского класса. Запаслись ребята нехило – потому из горки оружия, высившейся теперь перед охранниками, вполне можно было экипировать вооруженные силы Люксембурга или еще какого-нибудь географического недоразумения.

Когда запасы волын и прочих сюррикенов иссякли, Пендальф было дернулся ко входу во дворец, но самый наглый и потому, конечно же, самый главный охранник остановил его, выставив ладонь, в которую уперлось плечо торопливого посетителя:

– Сами кто будете?

Сердито оглянувшись на закашлявшегося Гиви, Пендальф растер плечо и выдал заранее приготовленную легенду:

– Экстрасенсы мы. Лечим по фотографиям.

Охранник недоверчиво покачал головой, но все же был вынужден признать, что «экзамен сдан». Он отошел в сторону, всем видом показывая, что «вход открыт, но может в любой момент закрыться». Не желая проверять это утверждение, самозваные целители поспешили пройти внутрь. Пендальф, миновав нехотя освободивших проход охранников, склонил голову набок и подмигнул своим спутникам, дабы побахвалиться собственной ловкостью и заодно добавить парням оптимизма.

Двинувшуюся по коридорам четверку через несколько секунд обогнал начальник охраны, окольными путями поведший их в главную залу. Порядком поводив гостей «вокруг да около», он, наконец, широко распахнул двери и первым вошел внутрь. Кивнув сидящим во главе длиннющего стола людям, он тут же отошел в сторону, пропуская вошедших посетителей, и одновременно отдал неслышный приказ дежурящим на дверях охранникам, которые моментально захлопнули массивные двери за спинами гостей.

Хмырь в синем трико, до того вяло жевавший куриную кость по правую руку от атамана, завидев гостей, пожаловавших «пред светлые очи» местного властителя дум, не на шутку озаботился персонами непрошеных визитеров.

Несмотря на порядочную, а вернее, совершенно непорядочную дозу алкоголя, бродившую по организму синяка, он моментально сообразил, что к чему, и, отринув бесполезную в ближнем бою кость, принялся трясти своего полумертвого собутыльника – дряхлого старикана, скорчившегося в высоком резном кресле:

– Босс, похоже, санитары из дурдома приперлись. Гони их на фиг.

Пендальф, поправив фуражку, направился широкими шагами в обход стола, загораживавшего подход к восседавшему, а вернее, возлежавшему на троне атаману:

– Мы – известные народные целители. Снимаем венец безбрачия, выводим из запоев.

Синячина в трико пуще прежнего заверещал своему хозяину на ухо, едва не кусая того в мочку на манер Тайсона:

– Зубы заговаривают.

Домохозяин, наконец-то выпавший из коматозного состояния в «бодрозалупанское», не стал оценивать обстановку, а просто брякнул кулаком по столу и заплетающимся языком отмел все инсинуации по своему поводу еще на двадцать лет вперед:

– Я вот что-то не пойму, понимаешшшшь, кто это тут у нас в запое?

Алкаш в спортивно-оздоровительном прикиде аж икнул от удовольствия:

– Мощно задвинул, внушает.

Вдохновленный поддержкой «вышестоящих инстанций», он двинулся навстречу «медицинской» бригаде, вполне резонно порешив, что дело сделано и пора гнать взашей надоедливых выскочек:

– Спасибо, конечно, за беспокойство. Только не при деньгах мы сегодня, чтобы с докторами разговаривать.

Прихватив по пути наполовину распитую пол-литру, он попытался всучить ее гостям в качестве компенсации за «неприемный день», но Пендальф отодвинул алканавта в сторону и двинулся к уже успевшему задремать атаману:

– И тем не менее сейчас состоится презентация. Пенсионерам лечение бесплатно, студентам и беременным девушкам скидка пятьдесят процентов. Беременные девушки-студентки по законам математики приравниваются к пенсионерам.

Потерявший равновесие хмырь в трико растянулся на полу и, почувствовав себя несправедливо обиженным, принялся верещать на всю залу:

– Милиция! Гоните шарлатанов!

И без того настороженно наблюдавшие за происходящим чоповцы ринулись демонстрировать неутомимую силу «Нежности».

Гиви, Агроном и Лагавас, прикрывавшие Пендальфу спину, шустро похватали все, что только могло попасться под руку, и принялись отбиваться от наседавших охранников, раскидывая их по углам и закоулкам. Агроном месил ребят в камуфляже с нескрываемым воодушевлением, успевая вполглаза приглядывать за Лагавасом, демонстрировавшим собравшимся малоизвестный доселе стиль «Шустрая черепаха». Гном же, всегда славившийся умением выбрать достойную жертву, набросился на алканавта в трико, выхватил у него бутыль, хряснул ею со всей дури о край стола и уселся на поверженного врага, приставив «розочку» к горлу бедолаги:

– Лыжать, баяцца!

Пендальф же, не обращая внимания на схватку за своей спиной, подскочил к атаману и принялся дубасить того по коленке невесть откуда взявшимся молотком. Нога старика подскакивала в такт ударам, а сам он орал почище мартовской кошки. Пендальф, не прекращая избиения, только укоризненно качал головой:

– Картина ясная. Глубокий запой. Делириум тремен, белая горячка.

Потом, нацепив стетоскоп, принялся прикладывать его к разным частям тела «больного», то и дело хмурясь и засекая время на карманных «котлах»:

– Да ты, я вижу… наш клиент!!! «Пациент» попытался было отпихнуть от себя самозваного лекаря и, приподняв голову, вяло болтающуюся в районе груди, заявил:

– Я в полной завязке. С обеда не пью.

Пендальф отошел на пару шагов назад и внимательно оглядел местного небожителя, пребывавшего в отчаянно жалком ввиду беспробудного пьянства виде. Сочтя картину весьма достойной сожаления, он укоризненно покачал головой:

– Понятно, а с начала года обеда, видать, не было еще?

Он почесал подбородок, расстегнул пуговицы и, отчаянно гусаря, широким движением скинул с себя заляпанную дорожной грязью плащ-палатку, представ перед собравшимися во всем великолепии ослепительно белого мундира, увенчанного внушительной позолотой на плечах. Стремительно трезвеющий в своем кресле атаман даже прикрыл глаза – так нестерпимо блестели медальки на внушительном иконостасе пришедшего по его душу «военврача».

Пендальф, явно довольный произведенным впечатлением, принялся «ломать» жертву, медленно надвигаясь на скукожившегося в кресле «больного»:

– Что-то не бросается в глаза, что ты в завязке.

Блондинистая девушка, так лихо разбрасывающаяся пустой тарой, появилась в зале несколькими секундами ранее. С ходу не согласившись с методами нетрадиционной медицины, она ринулась к Пендальфу, намереваясь причинить псевдолекарю какие-нибудь тяжелые увечья в области паха, но за пару шагов до вожделенной цели была предельно аккуратно перехвачена шустрым Агрономом:

– Стоять, Мурзик!

Впрочем, вариант, при котором Агроном решал отнюдь не вопросы безопасности своего босса, а личные сексуальные проблемы, также не представлялся фантастическим.

Во всяком случае, ухватить девушку, пробегающую мимо нетвердой походкой, гораздо удобнее, например, за руку, а не за пятую точку. Впрочем, местная красотка не слишком-то сопротивлялась такому с собой обращению.

Пендальф не обращал внимания на происходящую за спиной возню – он уже заломал бухарю-атаману руку, пристегнул ее наручниками к подлокотнику кресла и, заголив пациенту плечо, принялся ковырять его скальпелем.

Тот извивался, как обрывок туалетки в унитазе, и вопил дурным голосом:

– Не имеешь правов таких! Покажи лицензию. Пендальф, не прекращая лечебных процедур, только огрызался сквозь зубы:

– Поговори мне тут… типа ты сам, когда пьешь, на акцизы смотришь?

Наконец-то закончив вшивать торпеду, он заклеил плечо атамана красивым крестом из пластыря и похлопал больного по щеке, приводя того в чувства:

– Даю установку, Борис! Скажи водке – нет!

Атаман приоткрыл один глаз, и Пендальф, воодушевленный успехом операции, вдарил бедняге по плечу. От неожиданности тот подлетел в кресле на добрый метр и тут же рухнул обратно, корчась от боли в пристегнутой наручниками руке:

– Иокарный бабай.

Пендальф укоризненно покачал головой, нашарил в планшете маленькую баночку китайского бальзама «Звездочка», нюхнул, привычно сморщился и, щедро обмакнув палец, намазал виски и переносицу больного вонючей гадостью:

– Изыди, ломка!

Из глаз атамана хлынули слезы, он принялся чихать, корчась в кресле и утирая лицо сальной бороденкой, которая принялась клоками отваливаться, оставаясь в руках своего хозяина.

Блондинка – «метательница стаканов» – смахнула порядком подзадержавшуюся на ее бюсте руку Агронома и бросилась к корчащемуся в неземных муках батяне-комбату.

Отпихнув замешкавшегося Пендальфа, она принялась утирать лицо своего папашки рукавом собственного платья, по полной мере ощутив на себе волшебное действие «тысячелетних традиций восточной медицины».

Когда оба они наконец-то перестали рыдать и чихать, проморгавшийся атаман уставился на девушку красноватыми глазками и спросил:

– Простите, как ваше имя-отчество? А? Как зовут?

Девушка снова прослезилась:

– Марфа Васильна я.

Атаман оглядел всех собравшихся, шлепнул дочурку по заднице и возопил заметно окрепшим голосом:

– Эх, Марфуша, нам ли быть в печали!

Пендальф, аккуратно складывавший в планшет завернутый в тряпочку «дохтурский струмент», только усмехнулся:

– Камрад! На поправку пошел, дружище! Излеченный приподнялся в кресле, ослабшие ноги подкосились, и он чуть было не рухнул обратно, судорожно вцепившись в ручку кресла и успев-таки выкрикнуть:

– Я требую продолжения банкета! Пендальф протянул ему соленый огурчик со стола и погрозил пальцем:

– Ну-ууууу, ваше благородие, давай уже… завязывай с банкетами!

Атаман потянулся за огурцом, едва утихомирив дрожащие пальцы. Оглядел вялый овощ так, будто видел его в первый раз, надкусил и сморщился. Тут взгляд его остановился на толпе собравшихся – под тяжелым башмаком Гиви, почти забыв как дышать, затихарился алканавт в синем трико – с рваной дырой на месте значка, который уже перекочевал в качестве заслуженного трофея на кафтан гнома-мародера…

* * *

Несколькими минутами позже порядком побитые бандой лекарей-детоксикаторов и потому теперь особо ревниво выполняющие свои обязанности охранники из «Нежности» выволокли вяло сопротивляющегося алканавта на ступеньки гигантской лестницы и швырнули бедолагу вниз.

Хмырь в рваном трико благополучно пересчитал все ступеньки первых трех пролетов лестницы, а те, в свою очередь, пересчитали все его ребра, пострадав, к слову, куда меньше. По пути вчерашний алко-фаворит сшиб десяток юродивых, пришедших ко дворцу просить милостыню, и теперь коляска одной из нищенок лихо подпрыгивала по ступенькам далеко внизу, а отчаянно матерящаяся «мамаша» неслась за ней, на ходу грозя кулаком толпе вооруженных людей, высыпавших на ступеньки перед атаманскими покоями.

Словивший «бодряка» атаман понесся вслед за алканавтом, перепрыгивая на ходу по пяти ступенек кряду и грозя своей жертве действиями сексуального плана. Гипотетическая жертва косилась на приближающегося к нему бывшего собутыльника, размахивающего надкушенным огурцом, и жалобно скулила, растирая ушибленные конечности:

– Что вы делаете, это же не наш метод. Атаман на ходу запустил в него огрызком и заорал:

– А мешать водку с портвейном – наш метод? Корчащийся в муках адовых синяк принялся оправдываться:

– Это коктейль. Это по-европейски.

Но набросившемуся на него «чудесно исцеленному» управителю Рохляндии было уже все равно – он принялся ногами пинать извивающегося алканавта, всякий раз умудряясь попасть тому по ребрам. От скорой расправы алкаша спас… Агроном, принявшийся вязать разбушевавшегося феодала по рукам и ногам:

– Остынь, батя. Это же не наш метод! Не по-пацански это!!! Мы будем судить его справедливым революционным судом.

При отягчающих обстоятельствах многогодичного пьянства мыслительный процесс в голове местного «владыки морского», вызванный пламенной речью Агронома, слишком уж затянулся.

Быстро сообразивший, что другого удобного случая не представится, «ответственный комсомольский работник», только что изображавший из себя невинно убиенную жертву царизма, кубарем скатился по оставшимся лестничным пролетам и, распихав недовольную толпу местных попрошаек, ринулся прочь от «проклятого дома»:

– Догони сперва! Ситуацию явно надо было спасать – кроме попрошаек, у подножия лестницы толпилось приличное количество челяди, и в целях поддержания должного уважения к власти посвящать их в подробности дворцовых разборок было крайне нежелательно. Но поскольку случившееся уже стало достоянием общественности, оставалось лишь повернуть все в нужное русло и лишний раз напомнить о силе и доброте управителя. Пендальф, порядком поднаторевший в PR-e феодального строя, выкрикнул зычным голосом:

– Борис, атаман Рохляндии!

Толпа, сперва не признавшая в обрюзгшем старикане писаного красавца с официальных портретов и рохляндских дензнаков, настороженно загудела и, не осмелившись идти вразрез с генеральной линией партии, рухнула на колени, склонив головы перед атаманом, слегка окосевшим от подзабытого внимания к собственной персоне.

Прищурив глаз, рохляндский генсек оглядел собравшихся, потом повернулся лицом к придворной братии, сгрудившейся позади «воскресшего» хозяина, и недовольно спросил:

– А где Тиаприд? Сынок мой единоутробный?

Глава пятая

КИНО, ВИНО И МИМИНО

По петляющей среди холмов дороге, поднимающейся к крепостной стене, тянулась людская процессия. Пендальф смотрел вслед возвращающейся в город толпе и краем глаза следил за своим пациентом, сидевшим на земле возле свежего холмика. Рохляндский предводитель вертел в руках пластиковую розу, бормоча себе под нос:

– Ромашка новозеландская. Между прочим, на похоронах Тиаприда… – он заоглядывался, – кстати, где он?

Пендальф только покачал головой, а атаман, не дождавшись ответа, продолжил:

– Так вот! На похоронах Тиаприда только я догадался принести цветы юбиляру!!! Я с самого детства хотел стать ботаником. Собирать гульбарии, делать из мышей чучела. Я теперь на пенсии, время есть, начну писать диссертацию.

Пендальф наконец повернулся к своему собеседнику и, тщательно подбирая слова, заговорил:

– Поздновато ты решил… науку двигать. И потом, не стоило Кунсткамеру с себя начинать – заспиртовал бы для начала зверюшек каких…

Психотерапевт из Пендальфа был хреновый. Рохляндский управитель закусил нижнюю губу, веко правого глаза у него задергалось, и сперва предательская слеза сбежала по его щеке, а потом он уж и просто уронил лицо в руки, и плечи его затряслись мелкой дрожью:

– Значит, никогда мне не стать кандидатом наук? Пендальф поспешил загладить ситуацию, принявшись врать напропалую:

– Купим мы тебе корочки. За хорошие деньги – даже сразу профессорские. Ты, главное, с бухлом завязывай.

За широким столом все в том же «колонном зале» рохляндский управитель потчевал сегодня «спасителей отечества» во главе с Пендальфом.

Собственно за столом восседали Гиви, Агроном и Лагавас, а сам «великий лекарь» примостился на табуреточке возле впавшего в депрессию хозяина, которого настигло вполне ожидаемое похмелье. Он полулежал в своем резном кресле, нежно придерживая рукой раскалывающуюся надвое голову.

Обхаживавшая гостей белокурая наследница престола периодически недовольно поглядывала на папашу, который то и дело отмахивался от что-то настойчиво втолковывающего ему Пендальфа. Наконец ее терпение лопнуло, и она заявила, обиженно поджимая губы:

– Кончайте разговоры разговаривать, а то уже все остыло. Я больше разогревать не буду. У нас все по-простому, но от души: борщ и биточки по-селянски.

Как всегда умело работавший ложкой Гиви встрепенулся:

– А компот? – и тут же получил подзатыльник от Агронома, пытающегося заработать пару очков в свою пользу в глазах местной нимфетки.

Пендальф на секунду отвлекся от «работы с агентурой» и поблагодарил заботливую особу:

– Спасибо, не голодные мы. Мы в беляшную сходили.

И тут же переключился на прерванную беседу:

– Я обо что гутарю: надо выманить Сарумяна из заимки. Выкатим все твои запасы бухла. Что про такое скажешь?

Подслушивавший Агроном поднялся из-за стола, облизал ложку и поддакнул боссу:

– Точно, урки пережрутся в хлам, а мы их ночью – шомполами в ухо! Толковый план. А не хлопнуть ли нам за такое дело по рюмашке?

Едва подавив рвотные позывы, рохляндский атаман вскочил на ноги и бросился к Агроному:

– Заметьте, не я это предложил! Че ты меня прикалываешь?

Пендальф метнулся между Агрономом и разошедшимся хозяином фазенды, решив поучаствовать в конфликте в качестве ограниченного миротворческого контингента. Помогло, но не сразу – едва справившись с приступом праведного гнева, рохляндец продолжил:

– Не могу я чести офицерской замарать! У нас на фронте этому живо учили. Не царское это дело – по ночам урок шомполами в уши тыкать.

Агроном под гневными взглядами Пендальфа первым решил дать заднего ходу:

– Не хотите, как хотите. Тогда предлагаю вызвать Сарумяна на дуэль.

Атамана же остановить было куда сложнее, да и последствия жуткой интоксикации не благоприятствовали поиску компромиссов:

– Так, я человек военный. Говори два раза… и медленно.

Пендальф исподлобья уставился на разошедшегося царька:

– Не юродствуй. Че делать-то будем?

Рохляндский выскочка схватился за голову, изобразив на лице адские муки, и, доковыляв до кресла, рухнул в него, погрузившись в раздумья…

* * *

Банда Пендальфа шустро скатилась по лестнице и, расталкивая прохожих, бросилась по кривым улочкам к крепостным воротам еще до того, как на балконе королевской фазенды появился глашатай:

– Внимание, внимание! Передаем экстренный выпуск новостей. Сегодня наш атаман, наш почетный строитель, наш заслуженный доктор наук, наш народный академик издал указ: «Все в сад!»

Гиви, то и дело спотыкавшийся на мощенной булыжником мостовой, отчаянно пыхтя, просипел в спину своим товарищам:

– Ничего не понял. Все в сад – это что, шифровка какая, что ли?

Пендальф, снова облаченный в плащ-палатку, не сбавляя ходу, отрывисто бросил через плечо:

– Точно, шифровка. Типа Юстас – Алексу. Грузите апельсины бочками. Мысленно с вами, и все такое.

Агроном на всякий случай поинтересовался:

– Ну, и что эта ахинея означает?

Лагавас тоже решил поучаствовать в разговоре:

– А чефо тут непонятнафа? Крути петали, пока не тали.

Пендальф остановился около привязи, возле которой переминался с копыта на копыто его личный гужевой транспорт:

– Очень правильная постановка вопроса. – Он замолчал, явно что-то обдумывая, а затем обратился лично к Агроному: – Про старика думаю. Силы у него слабые. Боюсь, как бы не сорвался. Если сорвется… сам знаешь… обертывание в мокрую простыню… или обоссать – и на мороз.

Агроном поразминал запястье правой руки, всем видом показывая свою решительность:

– У меня не сорвется.

Пендальф, вполне удовлетворенный его ответом, повернулся к своей лошади:

– Мерин мой деревянный. Соскучился по папочке? Совсем отощал на казенном овсе. А ведь я говорил: не экономьте на лошадином питании.

Агроном оглядел вверенных ему бойцов и, прихватив лошадку за уздцы, обратился к лихо запрыгнувшему в седло командиру:

– Гостинцев привези, старый. Пендальф только улыбнулся:

– Да помню я, помню. Тебе – журнал эльфийского порно, эльфу – ящик пилок для ногтей, а гному – метр с кепкой.

Агроном довольно кивнул и отошел в сторону, освобождая дорогу для всадника:

– Точно.

Сорвавшийся с места конь чуть не зашиб замешкавшихся Гиви с Лагавасом и унес Пендальфа по пыльной дороге с одной ему ведомой целью…

* * *

На фазенде рохляндского атамана царил хаос: туда-сюда носились люди с оружием, спешно снимались со стен и упаковывались в ящики картины и гобелены. Чертыхались на высоких козлах рабочие, крест-накрест клеившие на гигантские витражи полоски бумаги. В дальнем углу зала в камине полыхали веселым огнем архивные папки.

Среди этой суеты никто не обращал внимания на белокурую наследницу рохляндского престола. Нимфетка развлекалась тем, что сшибала головы многочисленным гипсовым статуям, всем видом изображая из себя непризнанного гения боя на мечах. Орудовала она антикварным клинком, по случаю утянутым со стены, увешанной коллекционным оружием. В тот самый момент, когда она решила попрактиковаться в ударе с разворота, за ее спиной возник Агроном:

– Где это ты так махать научилась?

Не успев остановить уже начатое движение, девушка развернулась ему навстречу, наверняка перерубив бы подкравшегося напополам, но Агроном, еще утром верно оценивший недюжинный потенциал красотки, предусмотрительно выставил свой клинок, отражая удар.

– Положь саблю, не ровён час – зарубишь кого.

Вспыхнув, как светофор на выданье, блондинка отшвырнула железяку, которой размахивала, и заскороговорила:

– А я еще и нунчаками умею. Я раньше в детской спортивной школе занималась. И еще в секции фигурного катания.

Агроном только усмехнулся, оглядывая нехилое «поле деятельности»:

– Я бы с тобой откатал произвольную программу. Нимфетка облизала пересохшие губы и парировала:

– Произвольную? Ты сперва обязательную откатай. И учти – за технику баллов больше дают, чем за артистизм!!! – Она отвела взгляд в сторону. – Глянулся ты мне, солдатик. Приходи в полночь к амбару, не пожалеешь.

Агроном, в очередной раз убедившийся в собственной неотразимости, задешево не продавался:

– Не, не могу. У меня дома невеста чижолая, – он попробовал пальцем свой клинок и, откинув со лба прядку волос, красивым плавным жестом погрузил сталь в ножны, причмокнув губами и усмехнувшись: – Впрочем, я еще не сказал «нет».

Он весьма учтиво поклонился и, не спуская с лица издевательской улыбочки, пошел прочь из королевских покоев.

Спустившись в город, он нашел своих подельников, и вскоре они смешались с толпой горожан, которая вытекала через крепостные ворота на дорогу и направлялась прочь от города, волоча на себе нехитрые пожитки. Взобравшиеся на ближайший холм рохляндские всадники, во главе которых выделялся сам атаман, контролировали исполнение утреннего указа.