Страница:
– Болт, бегом давай, – распорядился он, заглянув в баню. – Я его сам отконвоирую. Забери со двора стволы – в тачку отнеси.
Болт удалился. Улюм обошел помещение предбанника, сделал три контрольных выстрела и остановился на миг возле коллекции на столе.
– Значит, ты с Вором не в одной колоде, – констатировал он, удовлетворенно хмыкнув. – А чего он у тебя хотел спросить?
– А того же, что и ты, – буркнул Рудин. – Ты перестарался – Димон уже давно остыл.
– В этом деде перебора не бывает, – возразил Улюм, забирая скальпель и пряча его в карман куртки. – Давай – пошел на выход. Только без баловства. Мочить не буду – нужен, а продырявлю всего в разных местах, пацаны потащат. Давай…
Выбравшись на трассу, переложили начавших приходить в себя Масло и Соловья в багажное отделение «Чероки», Рудина посадили на почетное переднее место – чтобы дорогу показывал и был на виду. Димонову машину бросили на произвол судьбы и быстро покатили к промзоне.
– В «горячо-холодно» играть не будем, – сообщил Улюм, влажно дыша Сереге в затылок и для убедительности поглаживая его глушителем по голове. – Приводишь – бабок нет. «А-а-а, место перепутал! Пошли поищем!» – Так не покатит. Бабок нет раз – мочу одного. Бабок нет два – второго. Бабок нет три – едем ко мне… Ты с Сашей Рубцом знаком?
– С детства ненавижу, – с надрывом ответил Рудин. – Как увижу – стрелять хочется.
– Я рад, – хмыкнул Улюм. – Не хочешь его видеть – веди себя хорошо. Ты понял?
– Понял, – рассеянно пробормотал Рудин – мысли его в этот момент были заняты другим. Сергей лихорадочно перебирал возможные варианты действий и вспоминал особенности расположения комбината. Здесь они не охотились – захиревший гигант социалистической эпохи крысы не посещали ввиду отсутствия там чего-либо съедобного. Но несколько раз – в порядке ознакомительных экскурсий – Рудин с командой наведывались на комбинат. Более того, движимые исследовательским азартом, они в свое время обшарили там каждый закоулок, надеясь обнаружить что-нибудь интересное. И, вполне естественно, ничего не обнаружили – все, что можно было, народные умельцы утащили еще несколько лет назад. Из достопримечательностей Рудину запомнился лишь небольшой гальванический цех, располагавшийся на третьем этаже одного из корпусов. Там Ваня Соловей свалился в здоровенный бетонный колодец, но в последний момент успел зацепиться за край – и коллективными усилиями был вытащен на свет Божий. Когда цех действовал, в этот колодец, судя по всему, сливали что-то нехорошее – пахло какими-то дрянными химикатами. С этой достопримечательностью Сергей и хотел познакомить большого бандита…
Через пустующий проем ворот «Чероки» въехал на территорию комбината. Улюм вышел из салона, с минуту озабоченно осматривался. Стояла мертвая тишина, изредка нарушаемая сиротливым скрипом колыхаемых ветром листов жести, чудом уцелевших кое-где на крышах зданий. Комбинат занимал обширную площадь: несколько корпусов высидись на значительном удалении друг от друга, как памятники канувшей в Лету энтузиастической эпохи великих строек.
– Где? – поинтересовался Улюм у Рудина, жестом приглашая его покинуть машину.
– Третий корпус. – Рудин выпростался из салона, неопределенно кивнул черт знает в какую сторону и попросил: – Перекинули бы наручники! Там ветхое все – запросто можно загреметь. А руки перед собой – так хоть уцеплюсь за что-нибудь. Перекинули бы, а?
– Можно. – С минуту посомневавшись, Улюм достал связку ключей, скомандовал: – Сядь на землю. Ноги шире. Пойдет, – и перековал Серегу в положение «руки спереди».
– Вставай – показывай. – Улюм ткнул пальцем в сторону Буханки: – Ты останешься с этими. Дернутся – мочи. Болт, идешь за Псом, контролируешь. Я сзади. Давай.
– А ты совсем не герой, Николай, – неожиданно заметил Рудин, направляясь к третьему корпусу. – Давеча, у Димона: пацаны в дверь – ты в оконце. Риск минимальный. Сейчас – между мной и собой поставил Болта. А я про тебя наслышан – Рембо в квадрате, да и только. Врут, что ли?
– Ты не волнуйся – я в свое время башку достаточно подставлял, – ответил Улюм, тревожно озираясь по сторонам, он отчего-то чувствовал себя крайне неуютно, как волк, забравшийся на чужую территорию. – А теперь уже не в том возрасте, чтобы в войнушку играться. С каждым годом жить почему-то хочется все сильнее – а обстановка все сложнее… А ты, если думаешь Болту на мозги капать, – здорово ошибаешься. Придет и его время – за чужой спиной ходить. Если доживет…
Поднявшись на третий этаж корпуса, процессия завернула в гальванический цех и двинулась в его дальний конец. Приблизившись к колодцу, Рудин шепотом сообщил:
– Здесь. Веревка нужна – там внизу техническое помещение.
– А где веревку взять? – недовольно поинтересовался Улюм, заглядывая в колодец. – Вы не затарили, что ли?
– Ага, затарили. – Рудин скосил глаза на приблизившегося без спроса Болта, заглядывавшего в колодец. Нормально. Как и следовало ожидать, любопытство оказалось сильнее исполнительской дисциплины – теперь конвоиры стояли по обе стороны, рядом. Можно работать.
– Ннн-на! – крутанувшись на пятках, Рудин рубанул сцепленными руками по затылку Болта – «бык» вспорхнул ласточкой и рухнул в колодец, огласив тишину истошным воплем.
– Ннн-на! – Рудин мощно лягнул Улюма в пах – большой бандит сложился в поясе, Сергей тотчас же добавил обеими руками по голове, больно отбивая кулаки.
Улюм рухнул у края колодца – образцово «выключиться» не пожелал, крепок череп оказался – замычал нечто нечленораздельное, суча ногами. Подняв оброненный пистолет, Рудин отступил на пару шагов, прислушался: из колодца доносилось какое-то нездоровое бульканье и прерывистые хрипы.
– Наверно, все же кислота, – посочувствовал Рудин, направляя пистолет на Улюма. – Ключи отдай. Если нет – замочу, ключи все равно заберу. Быстро!
Дрожащей рукой достав из кармана куртки связку ключей, Улюм повернул голову в сторону колодца и на секунду застыл в нерешительности.
– Бросишь – яйца отстрелю и оставлю кровью истекать, – поспешил заверить противника Сергей. – А потом раскуюсь – вон, железяк хватает. Давай!
Ненавидяще глядя на Рудина, Улюм бросил на пол ключи. Освободившись от наручников, Сергей сообщил:
– Я тебя убивать не буду – по башке дам. Не потому что люблю как брата, просто хочу, чтобы вы с Сарановым знали – это не я. Понимаешь? Я не брад бабки – понятия не имею, о чем речь. Я не трогал Гришу – что я, совсем дурак, благодетеля обижать? Понимаешь? Я попал в какое-то дурацкое стечение обстоятельств – ума не приложу, как из него выкарабкаться. Но я выкарабкаюсь. Сейчас завалю Буханку, спрячусь с пацанами и буду разбираться. Все – бывай. – Приблизившись к бандиту, Рудин ухватил его за шиворот, приподнял и крепко стукнул головой о бетонный пол. Улюм замер. Взяв его за запястье, Рудин с полминуты подождал: признаков жизни не прослеживалось, но пульс присутствовал. Колодец молчал – несчастный Болт уже не боролся с химической стихией. Обшарив карманы Улюма, Рудин слегка помародерствовал: забрал толстую пачку сторублевых купюр, запасной магазин к «ТТ» и «Мотороллу», мобильный телефон оставил, рассудив, что пользоваться им будет проблематично.
Спустившись этажом ниже, Сергей поставил на верстак кирпич, отошел на двадцать шагов и произвел три прицельных выстрела, проверяя бой оружия. «ТТ» приветливо «пукал», не особенно тревожа тишину пустынного помещения: глушитель был хорошего качества, заводской.
– Ружьецо бы какое-никакое, – с сожалением буркнул Сергей, рассматривая раздробленный пулей кирпич – два первых выстрела ушли в «молоко». Рудин вдруг почувствовал себя не в своей тарелке – виртуозно владея любыми видами вооружения, имевшими длинный ствол и приклад, он не доверял карманным «пукалкам», считая пистолет не более чем бандитской игрушкой или узаконенным средством персонального суицида для командного состава Вооруженных Сил.
– Однако делать нечего – придется обходиться этим. – Посетовав таким образом, Сергей покинул здание, перемахнул через ограждение комбината и, крадучись двигаясь вдоль забора, направился к воротам.
Буханка в джипе не сидел – волновался отчего-то. Топтался у переднего бампера, неотрывно смотрел в сторону третьего корпуса и, приложив к щеке мобильный телефон, настойчиво бубнил что-то в трубку. В правой руке держал пистолет, нетерпеливо постукивая себя по бедру глушителем.
– А ты, наверно, услышал, как Болт искупался, – прошептал Рудин, наблюдая за «быком» из-за края проема. – А никто тебе не ответит – зря телефон насилуешь! И смотришь не туда – башкой крутить надо…
Выскочив из-за укрытия, Рудин поднял пистолет на уровень лица, вложил кулак с рукояткой в левую ладонь и медленно двинулся к джипу, целясь в «быка».
Когда до цели оставалось шагов пятнадцать, Буханка, уловив периферийным зрением какое-то движение сзади слева, резко обернулся и от удивления разинул рот.
Рудин остановился, прицелился, как в тире, краем глаза зафиксировал, что бандит поднимает пистолет от бедра, и три раза нажал на спусковой крючок.
«Быка» отбросило к джипу – испачкав дверь, он медленно сполз на землю и замер без движения.
– Попал, – нервно пробормотал Рудин, приближаясь к поверженному врагу. – Попал… Извини, братан, – ты мешал. А мы того… мы, пожалуй, поедем отсюда потихоньку…
Глава 2
Болт удалился. Улюм обошел помещение предбанника, сделал три контрольных выстрела и остановился на миг возле коллекции на столе.
– Значит, ты с Вором не в одной колоде, – констатировал он, удовлетворенно хмыкнув. – А чего он у тебя хотел спросить?
– А того же, что и ты, – буркнул Рудин. – Ты перестарался – Димон уже давно остыл.
– В этом деде перебора не бывает, – возразил Улюм, забирая скальпель и пряча его в карман куртки. – Давай – пошел на выход. Только без баловства. Мочить не буду – нужен, а продырявлю всего в разных местах, пацаны потащат. Давай…
Выбравшись на трассу, переложили начавших приходить в себя Масло и Соловья в багажное отделение «Чероки», Рудина посадили на почетное переднее место – чтобы дорогу показывал и был на виду. Димонову машину бросили на произвол судьбы и быстро покатили к промзоне.
– В «горячо-холодно» играть не будем, – сообщил Улюм, влажно дыша Сереге в затылок и для убедительности поглаживая его глушителем по голове. – Приводишь – бабок нет. «А-а-а, место перепутал! Пошли поищем!» – Так не покатит. Бабок нет раз – мочу одного. Бабок нет два – второго. Бабок нет три – едем ко мне… Ты с Сашей Рубцом знаком?
– С детства ненавижу, – с надрывом ответил Рудин. – Как увижу – стрелять хочется.
– Я рад, – хмыкнул Улюм. – Не хочешь его видеть – веди себя хорошо. Ты понял?
– Понял, – рассеянно пробормотал Рудин – мысли его в этот момент были заняты другим. Сергей лихорадочно перебирал возможные варианты действий и вспоминал особенности расположения комбината. Здесь они не охотились – захиревший гигант социалистической эпохи крысы не посещали ввиду отсутствия там чего-либо съедобного. Но несколько раз – в порядке ознакомительных экскурсий – Рудин с командой наведывались на комбинат. Более того, движимые исследовательским азартом, они в свое время обшарили там каждый закоулок, надеясь обнаружить что-нибудь интересное. И, вполне естественно, ничего не обнаружили – все, что можно было, народные умельцы утащили еще несколько лет назад. Из достопримечательностей Рудину запомнился лишь небольшой гальванический цех, располагавшийся на третьем этаже одного из корпусов. Там Ваня Соловей свалился в здоровенный бетонный колодец, но в последний момент успел зацепиться за край – и коллективными усилиями был вытащен на свет Божий. Когда цех действовал, в этот колодец, судя по всему, сливали что-то нехорошее – пахло какими-то дрянными химикатами. С этой достопримечательностью Сергей и хотел познакомить большого бандита…
Через пустующий проем ворот «Чероки» въехал на территорию комбината. Улюм вышел из салона, с минуту озабоченно осматривался. Стояла мертвая тишина, изредка нарушаемая сиротливым скрипом колыхаемых ветром листов жести, чудом уцелевших кое-где на крышах зданий. Комбинат занимал обширную площадь: несколько корпусов высидись на значительном удалении друг от друга, как памятники канувшей в Лету энтузиастической эпохи великих строек.
– Где? – поинтересовался Улюм у Рудина, жестом приглашая его покинуть машину.
– Третий корпус. – Рудин выпростался из салона, неопределенно кивнул черт знает в какую сторону и попросил: – Перекинули бы наручники! Там ветхое все – запросто можно загреметь. А руки перед собой – так хоть уцеплюсь за что-нибудь. Перекинули бы, а?
– Можно. – С минуту посомневавшись, Улюм достал связку ключей, скомандовал: – Сядь на землю. Ноги шире. Пойдет, – и перековал Серегу в положение «руки спереди».
– Вставай – показывай. – Улюм ткнул пальцем в сторону Буханки: – Ты останешься с этими. Дернутся – мочи. Болт, идешь за Псом, контролируешь. Я сзади. Давай.
– А ты совсем не герой, Николай, – неожиданно заметил Рудин, направляясь к третьему корпусу. – Давеча, у Димона: пацаны в дверь – ты в оконце. Риск минимальный. Сейчас – между мной и собой поставил Болта. А я про тебя наслышан – Рембо в квадрате, да и только. Врут, что ли?
– Ты не волнуйся – я в свое время башку достаточно подставлял, – ответил Улюм, тревожно озираясь по сторонам, он отчего-то чувствовал себя крайне неуютно, как волк, забравшийся на чужую территорию. – А теперь уже не в том возрасте, чтобы в войнушку играться. С каждым годом жить почему-то хочется все сильнее – а обстановка все сложнее… А ты, если думаешь Болту на мозги капать, – здорово ошибаешься. Придет и его время – за чужой спиной ходить. Если доживет…
Поднявшись на третий этаж корпуса, процессия завернула в гальванический цех и двинулась в его дальний конец. Приблизившись к колодцу, Рудин шепотом сообщил:
– Здесь. Веревка нужна – там внизу техническое помещение.
– А где веревку взять? – недовольно поинтересовался Улюм, заглядывая в колодец. – Вы не затарили, что ли?
– Ага, затарили. – Рудин скосил глаза на приблизившегося без спроса Болта, заглядывавшего в колодец. Нормально. Как и следовало ожидать, любопытство оказалось сильнее исполнительской дисциплины – теперь конвоиры стояли по обе стороны, рядом. Можно работать.
– Ннн-на! – крутанувшись на пятках, Рудин рубанул сцепленными руками по затылку Болта – «бык» вспорхнул ласточкой и рухнул в колодец, огласив тишину истошным воплем.
– Ннн-на! – Рудин мощно лягнул Улюма в пах – большой бандит сложился в поясе, Сергей тотчас же добавил обеими руками по голове, больно отбивая кулаки.
Улюм рухнул у края колодца – образцово «выключиться» не пожелал, крепок череп оказался – замычал нечто нечленораздельное, суча ногами. Подняв оброненный пистолет, Рудин отступил на пару шагов, прислушался: из колодца доносилось какое-то нездоровое бульканье и прерывистые хрипы.
– Наверно, все же кислота, – посочувствовал Рудин, направляя пистолет на Улюма. – Ключи отдай. Если нет – замочу, ключи все равно заберу. Быстро!
Дрожащей рукой достав из кармана куртки связку ключей, Улюм повернул голову в сторону колодца и на секунду застыл в нерешительности.
– Бросишь – яйца отстрелю и оставлю кровью истекать, – поспешил заверить противника Сергей. – А потом раскуюсь – вон, железяк хватает. Давай!
Ненавидяще глядя на Рудина, Улюм бросил на пол ключи. Освободившись от наручников, Сергей сообщил:
– Я тебя убивать не буду – по башке дам. Не потому что люблю как брата, просто хочу, чтобы вы с Сарановым знали – это не я. Понимаешь? Я не брад бабки – понятия не имею, о чем речь. Я не трогал Гришу – что я, совсем дурак, благодетеля обижать? Понимаешь? Я попал в какое-то дурацкое стечение обстоятельств – ума не приложу, как из него выкарабкаться. Но я выкарабкаюсь. Сейчас завалю Буханку, спрячусь с пацанами и буду разбираться. Все – бывай. – Приблизившись к бандиту, Рудин ухватил его за шиворот, приподнял и крепко стукнул головой о бетонный пол. Улюм замер. Взяв его за запястье, Рудин с полминуты подождал: признаков жизни не прослеживалось, но пульс присутствовал. Колодец молчал – несчастный Болт уже не боролся с химической стихией. Обшарив карманы Улюма, Рудин слегка помародерствовал: забрал толстую пачку сторублевых купюр, запасной магазин к «ТТ» и «Мотороллу», мобильный телефон оставил, рассудив, что пользоваться им будет проблематично.
Спустившись этажом ниже, Сергей поставил на верстак кирпич, отошел на двадцать шагов и произвел три прицельных выстрела, проверяя бой оружия. «ТТ» приветливо «пукал», не особенно тревожа тишину пустынного помещения: глушитель был хорошего качества, заводской.
– Ружьецо бы какое-никакое, – с сожалением буркнул Сергей, рассматривая раздробленный пулей кирпич – два первых выстрела ушли в «молоко». Рудин вдруг почувствовал себя не в своей тарелке – виртуозно владея любыми видами вооружения, имевшими длинный ствол и приклад, он не доверял карманным «пукалкам», считая пистолет не более чем бандитской игрушкой или узаконенным средством персонального суицида для командного состава Вооруженных Сил.
– Однако делать нечего – придется обходиться этим. – Посетовав таким образом, Сергей покинул здание, перемахнул через ограждение комбината и, крадучись двигаясь вдоль забора, направился к воротам.
Буханка в джипе не сидел – волновался отчего-то. Топтался у переднего бампера, неотрывно смотрел в сторону третьего корпуса и, приложив к щеке мобильный телефон, настойчиво бубнил что-то в трубку. В правой руке держал пистолет, нетерпеливо постукивая себя по бедру глушителем.
– А ты, наверно, услышал, как Болт искупался, – прошептал Рудин, наблюдая за «быком» из-за края проема. – А никто тебе не ответит – зря телефон насилуешь! И смотришь не туда – башкой крутить надо…
Выскочив из-за укрытия, Рудин поднял пистолет на уровень лица, вложил кулак с рукояткой в левую ладонь и медленно двинулся к джипу, целясь в «быка».
Когда до цели оставалось шагов пятнадцать, Буханка, уловив периферийным зрением какое-то движение сзади слева, резко обернулся и от удивления разинул рот.
Рудин остановился, прицелился, как в тире, краем глаза зафиксировал, что бандит поднимает пистолет от бедра, и три раза нажал на спусковой крючок.
«Быка» отбросило к джипу – испачкав дверь, он медленно сполз на землю и замер без движения.
– Попал, – нервно пробормотал Рудин, приближаясь к поверженному врагу. – Попал… Извини, братан, – ты мешал. А мы того… мы, пожалуй, поедем отсюда потихоньку…
Глава 2
By закрыл глаза и прислушался. Автомобильный мотор работал очень тихо. Старый кореец поднялся на пару ступенек и с любопытством выставил голову из колодца. Автомобиль прошелестел мимо, еле различимым во тьме черным сгустком уплотненной субстанции, за ним на незначительном удалении следовало нечто более громоздкое, похожее на большую тень. By суеверно вздрогнул – не иначе злой дух Бьен-Хак удосужился спуститься с ночного неба за грешной душой старого корейца, посчитав, что тот уже достаточно топчет эту землю.
– Четыре внучки маленькие, – залопотал было By по-корейски. – Хо не подымет одна – рано пришел. Иди обратно – мне пока нельзя к тебе…
Тень медленно пронеслась мимо, подпрыгнула на ухабе, громыхнув железом, – некоторое время раздавался характерный скрип автомобильных рессор. By, полжизни работавший в автомастерской, стряхнул мимолетное мистическое оцепенение и облегченно перевел дух. Значит, не время еще – рано покидать этот мир. Можно было бы сразу догадаться – это опять та белая женщина, что в течение недели шастает в ночное время по промзоне. Вчера и позавчера ее машина зазвучала по-другому: видимо, посетила мастеров. Не хочет, чтобы двигатель работал громко, видимо, что-то хитрое замышляет. Но By это не касается: лишь бы стрельбу не устроили да не распугали всю дичь…
By прикрыл лаз самодельной мелкоячеистой сетью и спустился в неглубокий сухой колодец: пару часов можно было вздремнуть, не напрягая слух, – результативная охота будет лишь под утро, когда хитрые звери устанут бродить по пустошам в поисках пищи и начнут сбиваться в небольшие стайки для дневного отдыха. К этому моменту нужно быть бодрым и свежим, а если вслушиваться всю ночь в загадочные звуки промзоны, к утру обязательно устанешь. Годы уже не те: 49 лет для корейца, вся жизнь которого состояла из одних мытарств, это весьма глубокий возраст – по всем канонам, надо бы с утра до вечера валяться под навесом на тахте и пить чай, лениво наблюдая, как в огороде трудятся твои здоровые дети.
– Ой-е, – тяжело вздохнул By, скрючиваясь на заботливо припасенном пучке соломы и накрываясь драной телогрейкой. – Может, пусть придет Бьен-Хак, заберет… Посмотрим, как вы справитесь без By…
By покинул родину лет двадцать назад – приехал в Союз, в числе многих соотечественников, искать лучшей доли. Поначалу получалось довольно сносно: осваивал Сибирь, жил в бараках с первопроходцами, которые не интересовались, какой ты нации, лишь бы стоящим человеком был. By, имевший профессию автомеханика, зарабатывал довольно прилично. Жили весело, бестолково, как принято в Сибири, как завещали деды-каторжане: вкалывай, пока не упал от усталости, а как упал – отдыхай, пей водку до беспамятства, гуляй с друзьями, крой баб, что под гузно подвернутся, дерись с кем попало. Корейцы, которые потолковее, в Сибири неплохо пристроились – заимели дома, хозяйство, прочно сели на землю. A By – душа-парень – так и продолжал гулять: даже женился под пьяную руку на соотечественнице, к которой на родине на длину рисового ряда не подошел бы. Хохотушка Хо обслуживала весь их барак – даже не за деньги, а так, за стол, выпивку, хорошее отношение суровых бородатых мужиков, которые никогда не называли ее блядью и уважали как личность. Сестричка. Примерно так именовался социальный статус корейской семнадцатилетней девчонки, потерявшей семью в перестрелке при переходе границы.
– Сестричка, что сапожки стоптаны? На бабки – купи себе новые… – Или так – примерно в таком же тоне: – Сестричка, чем занимаешься? Ничем? Ну так поди сюда, попрыгай на моем звере! Смотри, с утра торчит, хочет чего-то, гад…
Когда Хо простывала, лечили всем бараком – доставали черт знает откуда малину, гусиный жир, разные травы у шаманов добывали, на цыпочках ходили мимо ее комнатушки… А в иное время, под пьяную руку, пользовали в несколько смычков, пока не вырубится да кровью исходить не начнет: мужики-то здоровые, матерые, а девчонка крохотная, одно слово – кореяночка… Странные отношения, очень странные…
Женившись на Хо, By удрал с ней в Центральную Россию. Родили трех дочерей, долго жили в семейном общежитии авторемонтного предприятия – пока не наступили новые времена. Предприятие обанкротилось, имущество пустили с молотка, из общежития сделали платную гостиницу для базарных хачиков. Мыкались долгое время где придется – By не мог найти работу, поскольку все приличные места занимали русские; в отличие от вольного сибирского края в Центральной России к корейцам относились подозрительно, как к ненужному элементу, который, ко всему прочему, намеревается оттяпать у аборигенов законный кусок хлеба с маслом.
В настоящий момент семья By ютилась на одной из заброшенных дач, неподалеку от промзоны – на северо-западной окраине. Надежда на то, что дочери удачно выйдут замуж и богатые зятья будут кормить их с Хо, не оправдалась. Все три дочурки-погодки получились смазливыми, имели пропорциональную фигурку и характером удались в мать: с двенадцати лет их с необъяснимой тягой влекло в постель к большому белому мужику – бороться с этой тягой было совершенно невозможно. Добро бы хоть деньги за это приносили, так нет же – спали со всеми подряд за так, ради дармового угощения с выпивкой, ради большой плотской любви. Плодом этой любви стали четыре дитяти женска пола – By уже и не помнил, кто из дочерей кого родил. Однако нетрудно было догадаться, какова будет судьба этих очаровательных пищалок, когда им стукнет лет двенадцать-четырнадцать…
– Ой-е! – прокряхтел By, ворочаясь под телогрейкой. – Зачем столько баб? Хоть бы один мужик получился – продолжатель рода…
Сегодня что-то не спалось – тревожно было на душе. By страшно не нравилось, что белая баба шастает по промзоне и чего-то вынюхивает. Он существовал за счет промзоны уже третий год, изучил нравы и обычаи тутошних обитателей и знал, что разведка подобного рода ничем хорошим не закончится. Каждый раз, как кто-то начинает втихаря перемещаться по пустошам и следить за кем-то, дело в конечном итоге заканчивается большой стрельбой. А после стрельбы всегда приезжают много вооруженных людей, прочесывают промзону, вспугивая привыкшего к определенному укладу зверя. После таких безобразий семья By несколько дней сидит голодная – пока зверь не успокоится и не придет обратно…
– Ой-е! – опять пробормотал By. – Зачем пришла, злая белая баба? Езжай обратно – спи…
By отлавливал собак. На обширных пустошах промзоны водилось великое множество разнообразных представителей песьей породы, удравших от прелестей цивилизации и объединявшихся в небольшие стаи, по своей структуре и социальному укладу мало чем отличающиеся от волчьих.
С некоторых пор собаки составляли для семьи By основную пищу. Благодаря бездомным дворнягам не было необходимости зарабатывать деньги на приобретение дорогостоящих мясных продуктов – еда бесконтрольно бегала по пустошам, нужно было только пойти и взять ее. Этот промысел был практически безотходным: из шкур шили на зиму шапки и примитивные шубы, шерсть шла на душегрейки, варежки и носки, жир собачий являлся прекрасным лекарственным средством от многих заболеваний, которые массово посещали корейскую семью в зимний период.
Технология отлова была предельно простой и, на взгляд цивилизованного индивида, варварской до чрезвычайности. Нужно было подкрасться как можно ближе к отдыхающей стае, ловко метнуть сеть, по краям которой свисали несколько металлических шаров, и, подскочив, глушить дубиной все, что не успело за эти несколько секунд убраться восвояси.
Псы не подпускали By в дневное время. Устраиваясь на отдых, они выставляли «часового» (так думал By), который, едва учуяв постороннего, мгновенно поднимал тревогу. В этом случае стая, словно зная, что кореец является их заклятым врагом, стремительно уносилась прочь. Ночью приблизиться к ним тоже не представлялось возможным: шустрые четвероногие постоянно перемещались в поисках пищи, не останавливаясь ни на секунду. Более того, в этот период они были агрессивны и могли оказать достойное сопротивление, чреватое самыми непредсказуемыми последствиями. С течением времени By выработал универсальную тактику, которой с успехом пользовался на протяжении почти полутора лет. Нужно было прийти перед закатом на промзону, забраться как можно выше и внимательно наблюдать за миграциями стай: при тщательном анализе прослеживалась определенная система, позволявшая безошибочно определить, по каким маршрутам будут в ночное время шастать четвероногие. Затем, с наступлением темноты, необходимо было забраться в безопасное местечко и часа за полтора до рассвета пройтись по намеченным днем пунктам, чтобы на слух определить, где кучкуются наиболее крупные бандформирования шерстистых обедов. Последний этап был самым сложным: с первыми лучами рассвета следовало выследить место, где стая собирается укладываться на дневку, поймать ветер – чтобы дул от собак на охотника, и скрытно выдвинуться к стае. С рассветом псы на некоторое время впадали в состояние какой-то благостной эйфории, особенно если удавалось ночью набить желудки. Перестав перемещаться, они собирались в кучу и принимались безобразничать: играть друг с другом, вздорно тявкать, выкусывать блох и так далее. В этот момент они утрачивали бдительность – оставалось только подскочить поближе и метнуть сеть.
В последнее время дела у By шли из рук вон. Раньше за ночь он привозил домой на небольшой самодельной тележке несколько собачьих трупов. Удавалось не только накормить семью, но и порой продавать мясо знакомым корейцам из города, выручая незначительные суммы на мелкие расходы. Но с каждым месяцем результат становился хуже: то ли слабели ноги у охотника, то ли хитрые псы стали ловчее: пока By бежал после броска к копошащейся сети, большинство четвероногих успевали выбраться из ловушки и убраться прочь. Бывало и так, что, просидев всю ночь на пустошах, охотник возвращался домой с пустыми руками. А настанет день, когда он не сможет точно бросить тяжелую сеть: все чаще болят отмороженные в Сибири суставы, ноют к непогоде, ломотной болью отдаваясь в голове. Если это случится зимой, семья скорее всего умрет от голода. В зимнюю стужу в полуразвалившейся даче плохо, особенно если нечем набить урчащий от хронической пустоты желудок…
…Удалившись от фармацевтического комбината, Ли заглушила двигатель, вышла из машины и некоторое время напряженно прислушивалась. Звуки стрельбы не возобновлялись, значит, все идет по намеченному плану. Преследователи, видя тщетность своих попыток, побежали вытаскивать из кустов замаскированные авто: пока они будут этим заниматься, рудинский «уазик» надежно выпадет из зоны их визуального контроля. Придется обшаривать все более-менее сносные пути движения в секторе между комбинатом и трассой. Очень приятно.
Ли приседа рядом с машиной, достала сигареты и осторожно прикурила от автозажигалки, пряча сигарету в кулаке. Жадно затянувшись, подсветила часы: для надежности следовало подождать минут пятнадцать. Отсюда до трассы немногим менее получаса неспешной езды: к тому моменту, как она выберется к крайнему выезду, люди Первого альянса должны успеть перехватить Рудина и снять ставшие ненужными посты на всех трех шоссе, ведущих в промзону.
Пятнадцать минут тянулись томительно долго. Ли успела выкурить три сигареты, несколько раз ощупала мешки, проверяя герметичность укупорки, и даже сделала специальную гимнастику, стараясь унять боль в пояснице – расстаралась, когда толкала ворота, теперь с месяц будет ныть, не отвяжется…
Дождавшись, когда упрямая минутная стрелка достала заветную цифру, Ли выбросила окурок, села за руль и, включив двигатель, щелкнула тумблером ночного прибора. Двигаться с фарами пока нельзя: если руководитель поисковых работ от Второго альянса слабо разбирается в расположении объектов на местности, запросто может перепутать и послать людей обследовать ненужный сектор – тот самый, в котором в настоящий момент перемещалась Ли. Да и необязательно, чтобы руководитель был лопухом: люди Улюма – дети асфальта – вполне могут заблудиться в темноте и плутать до рассвета. В общем, не стоит без прибора, слишком опасно…
Экран прибора тревожно вспыхнул красным заревом, несколько раз мигнул и потух. Ли сорвала ремни с головы, осмотрела корпус: на блоке питания светилась медленно гаснущая красная точка – кончился заряд аккумулятора.
– Черт, – растерянно пробормотала дама. – Как же так, а?! Черт… Придется на ощупь ехать. Да, пожалуй – иначе никак…
С минуту Ли размышляла, сосредоточенно всматриваясь в ночь, убеждая себя в том, что в данной ситуации ее решение единственно верное. В принципе утрата прибора ночного видения не была катастрофой. Можно было дождаться, когда первые лучики солнца слегка разбавят мутную мглу, зависшую над пустошами, – полтора-два часа при сложившихся обстоятельствах ничего не решали. Активно прочесывать промзону люди Второго альянса начнут только тогда, когда рассветет, и то только в том случае, если Ли объективно просчитала их организаторские способности.
– Ну уж нет – я тут поседею за это время! – буркнула Ли, представив себе, что придется сидеть полтора-два часа и чего-то выжидать: тут за пятнадцать минут вся извелась! – Давай, железо, не подведи…
Тронув машину, Ли высунула голову в окно и, напряженно всматриваясь в смутно белеющую ленту грунтовки, осторожно поехала к трассе. Даже если двигаться такими черепашьими темпами, менее чем через час она приблизится к границе промзоны, а там уже можно будет включить фары и рвануть во все лопатки. Нет, рвануть – это слишком. Не хватало еще, чтобы после всего пережитого какой-нибудь полупьяный гаишник (или гибэдэдэшник – по-новому) тормознул за превышение скорости и принялся вымогать взятку! То-то будет потеха, когда она полезет в один из мешков за деньгами, а с гаишником от удивления случится припадок…
Приноровившись следить за еле различимой лентой грунтовки, Ли чуть прибавила скорость – и тут же поплатилась. Машину слегка подкинуло на ухабе, от неожиданности Ли резко надавила на акселератор: «БМВ» приемисто прыгнул наискось через дорогу, в какую-то неглубокую рытвину. По ушам резанул противный скрежет давимого стекла, затем послышался негромкий свист пробитых скатов – сначала правого переднего, затем левого.
– Нет-нет, ребятки – не надо! – взмолилась Ли, не желая верить в случившееся. – Нет, только не это!!! Пусть лучше меня изнасилуют какие-нибудь «отморозки»…
Выбравшись из машины, Ли обеими ногами угодила на кучу битого стекла. Осторожно ступая, обошла вокруг, пощупала скаты – так и есть, два передних приказали долго жить.
– Ну, если б ты мне сейчас попался, животное!!! – сквозь зубы простонала Ли. – Да я бы тебя на ку-соч-ки!!! На кусочки разорвала бы!!! Тварь поганая, гадина… – и так далее. С минуту прекрасная дама изрыгала ругательства ненормативного характера, никак не сочетающиеся с хрестоматийным образом женщины-матери. Или женщины-сестры. Женщины, одним словом. Все это предназначалось тому нехорошему человеку, который высыпал в рытвину пару кубометров стеклотары, не удосужившись довезти оную до свалки. А самое обидное – Ли неоднократно проезжала мимо этой рытвины накануне, производя подготовку к акции. Куча стекла была заметна издалека, рытвина отстояла от грунтовки метров на пять-семь, предположить, что на малом ходу она умудрится в нее зарулить, Ли никак не могла.
– Дура, Господи, какая дура! – плаксиво воскликнула Ли. – Профи, мать твою! Все, все предусмотрела, а это… – В отчаянии махнув рукой, она прихватила свою сумку и выбралась на грунтовку.
– Четыре внучки маленькие, – залопотал было By по-корейски. – Хо не подымет одна – рано пришел. Иди обратно – мне пока нельзя к тебе…
Тень медленно пронеслась мимо, подпрыгнула на ухабе, громыхнув железом, – некоторое время раздавался характерный скрип автомобильных рессор. By, полжизни работавший в автомастерской, стряхнул мимолетное мистическое оцепенение и облегченно перевел дух. Значит, не время еще – рано покидать этот мир. Можно было бы сразу догадаться – это опять та белая женщина, что в течение недели шастает в ночное время по промзоне. Вчера и позавчера ее машина зазвучала по-другому: видимо, посетила мастеров. Не хочет, чтобы двигатель работал громко, видимо, что-то хитрое замышляет. Но By это не касается: лишь бы стрельбу не устроили да не распугали всю дичь…
By прикрыл лаз самодельной мелкоячеистой сетью и спустился в неглубокий сухой колодец: пару часов можно было вздремнуть, не напрягая слух, – результативная охота будет лишь под утро, когда хитрые звери устанут бродить по пустошам в поисках пищи и начнут сбиваться в небольшие стайки для дневного отдыха. К этому моменту нужно быть бодрым и свежим, а если вслушиваться всю ночь в загадочные звуки промзоны, к утру обязательно устанешь. Годы уже не те: 49 лет для корейца, вся жизнь которого состояла из одних мытарств, это весьма глубокий возраст – по всем канонам, надо бы с утра до вечера валяться под навесом на тахте и пить чай, лениво наблюдая, как в огороде трудятся твои здоровые дети.
– Ой-е, – тяжело вздохнул By, скрючиваясь на заботливо припасенном пучке соломы и накрываясь драной телогрейкой. – Может, пусть придет Бьен-Хак, заберет… Посмотрим, как вы справитесь без By…
By покинул родину лет двадцать назад – приехал в Союз, в числе многих соотечественников, искать лучшей доли. Поначалу получалось довольно сносно: осваивал Сибирь, жил в бараках с первопроходцами, которые не интересовались, какой ты нации, лишь бы стоящим человеком был. By, имевший профессию автомеханика, зарабатывал довольно прилично. Жили весело, бестолково, как принято в Сибири, как завещали деды-каторжане: вкалывай, пока не упал от усталости, а как упал – отдыхай, пей водку до беспамятства, гуляй с друзьями, крой баб, что под гузно подвернутся, дерись с кем попало. Корейцы, которые потолковее, в Сибири неплохо пристроились – заимели дома, хозяйство, прочно сели на землю. A By – душа-парень – так и продолжал гулять: даже женился под пьяную руку на соотечественнице, к которой на родине на длину рисового ряда не подошел бы. Хохотушка Хо обслуживала весь их барак – даже не за деньги, а так, за стол, выпивку, хорошее отношение суровых бородатых мужиков, которые никогда не называли ее блядью и уважали как личность. Сестричка. Примерно так именовался социальный статус корейской семнадцатилетней девчонки, потерявшей семью в перестрелке при переходе границы.
– Сестричка, что сапожки стоптаны? На бабки – купи себе новые… – Или так – примерно в таком же тоне: – Сестричка, чем занимаешься? Ничем? Ну так поди сюда, попрыгай на моем звере! Смотри, с утра торчит, хочет чего-то, гад…
Когда Хо простывала, лечили всем бараком – доставали черт знает откуда малину, гусиный жир, разные травы у шаманов добывали, на цыпочках ходили мимо ее комнатушки… А в иное время, под пьяную руку, пользовали в несколько смычков, пока не вырубится да кровью исходить не начнет: мужики-то здоровые, матерые, а девчонка крохотная, одно слово – кореяночка… Странные отношения, очень странные…
Женившись на Хо, By удрал с ней в Центральную Россию. Родили трех дочерей, долго жили в семейном общежитии авторемонтного предприятия – пока не наступили новые времена. Предприятие обанкротилось, имущество пустили с молотка, из общежития сделали платную гостиницу для базарных хачиков. Мыкались долгое время где придется – By не мог найти работу, поскольку все приличные места занимали русские; в отличие от вольного сибирского края в Центральной России к корейцам относились подозрительно, как к ненужному элементу, который, ко всему прочему, намеревается оттяпать у аборигенов законный кусок хлеба с маслом.
В настоящий момент семья By ютилась на одной из заброшенных дач, неподалеку от промзоны – на северо-западной окраине. Надежда на то, что дочери удачно выйдут замуж и богатые зятья будут кормить их с Хо, не оправдалась. Все три дочурки-погодки получились смазливыми, имели пропорциональную фигурку и характером удались в мать: с двенадцати лет их с необъяснимой тягой влекло в постель к большому белому мужику – бороться с этой тягой было совершенно невозможно. Добро бы хоть деньги за это приносили, так нет же – спали со всеми подряд за так, ради дармового угощения с выпивкой, ради большой плотской любви. Плодом этой любви стали четыре дитяти женска пола – By уже и не помнил, кто из дочерей кого родил. Однако нетрудно было догадаться, какова будет судьба этих очаровательных пищалок, когда им стукнет лет двенадцать-четырнадцать…
– Ой-е! – прокряхтел By, ворочаясь под телогрейкой. – Зачем столько баб? Хоть бы один мужик получился – продолжатель рода…
Сегодня что-то не спалось – тревожно было на душе. By страшно не нравилось, что белая баба шастает по промзоне и чего-то вынюхивает. Он существовал за счет промзоны уже третий год, изучил нравы и обычаи тутошних обитателей и знал, что разведка подобного рода ничем хорошим не закончится. Каждый раз, как кто-то начинает втихаря перемещаться по пустошам и следить за кем-то, дело в конечном итоге заканчивается большой стрельбой. А после стрельбы всегда приезжают много вооруженных людей, прочесывают промзону, вспугивая привыкшего к определенному укладу зверя. После таких безобразий семья By несколько дней сидит голодная – пока зверь не успокоится и не придет обратно…
– Ой-е! – опять пробормотал By. – Зачем пришла, злая белая баба? Езжай обратно – спи…
By отлавливал собак. На обширных пустошах промзоны водилось великое множество разнообразных представителей песьей породы, удравших от прелестей цивилизации и объединявшихся в небольшие стаи, по своей структуре и социальному укладу мало чем отличающиеся от волчьих.
С некоторых пор собаки составляли для семьи By основную пищу. Благодаря бездомным дворнягам не было необходимости зарабатывать деньги на приобретение дорогостоящих мясных продуктов – еда бесконтрольно бегала по пустошам, нужно было только пойти и взять ее. Этот промысел был практически безотходным: из шкур шили на зиму шапки и примитивные шубы, шерсть шла на душегрейки, варежки и носки, жир собачий являлся прекрасным лекарственным средством от многих заболеваний, которые массово посещали корейскую семью в зимний период.
Технология отлова была предельно простой и, на взгляд цивилизованного индивида, варварской до чрезвычайности. Нужно было подкрасться как можно ближе к отдыхающей стае, ловко метнуть сеть, по краям которой свисали несколько металлических шаров, и, подскочив, глушить дубиной все, что не успело за эти несколько секунд убраться восвояси.
Псы не подпускали By в дневное время. Устраиваясь на отдых, они выставляли «часового» (так думал By), который, едва учуяв постороннего, мгновенно поднимал тревогу. В этом случае стая, словно зная, что кореец является их заклятым врагом, стремительно уносилась прочь. Ночью приблизиться к ним тоже не представлялось возможным: шустрые четвероногие постоянно перемещались в поисках пищи, не останавливаясь ни на секунду. Более того, в этот период они были агрессивны и могли оказать достойное сопротивление, чреватое самыми непредсказуемыми последствиями. С течением времени By выработал универсальную тактику, которой с успехом пользовался на протяжении почти полутора лет. Нужно было прийти перед закатом на промзону, забраться как можно выше и внимательно наблюдать за миграциями стай: при тщательном анализе прослеживалась определенная система, позволявшая безошибочно определить, по каким маршрутам будут в ночное время шастать четвероногие. Затем, с наступлением темноты, необходимо было забраться в безопасное местечко и часа за полтора до рассвета пройтись по намеченным днем пунктам, чтобы на слух определить, где кучкуются наиболее крупные бандформирования шерстистых обедов. Последний этап был самым сложным: с первыми лучами рассвета следовало выследить место, где стая собирается укладываться на дневку, поймать ветер – чтобы дул от собак на охотника, и скрытно выдвинуться к стае. С рассветом псы на некоторое время впадали в состояние какой-то благостной эйфории, особенно если удавалось ночью набить желудки. Перестав перемещаться, они собирались в кучу и принимались безобразничать: играть друг с другом, вздорно тявкать, выкусывать блох и так далее. В этот момент они утрачивали бдительность – оставалось только подскочить поближе и метнуть сеть.
В последнее время дела у By шли из рук вон. Раньше за ночь он привозил домой на небольшой самодельной тележке несколько собачьих трупов. Удавалось не только накормить семью, но и порой продавать мясо знакомым корейцам из города, выручая незначительные суммы на мелкие расходы. Но с каждым месяцем результат становился хуже: то ли слабели ноги у охотника, то ли хитрые псы стали ловчее: пока By бежал после броска к копошащейся сети, большинство четвероногих успевали выбраться из ловушки и убраться прочь. Бывало и так, что, просидев всю ночь на пустошах, охотник возвращался домой с пустыми руками. А настанет день, когда он не сможет точно бросить тяжелую сеть: все чаще болят отмороженные в Сибири суставы, ноют к непогоде, ломотной болью отдаваясь в голове. Если это случится зимой, семья скорее всего умрет от голода. В зимнюю стужу в полуразвалившейся даче плохо, особенно если нечем набить урчащий от хронической пустоты желудок…
…Удалившись от фармацевтического комбината, Ли заглушила двигатель, вышла из машины и некоторое время напряженно прислушивалась. Звуки стрельбы не возобновлялись, значит, все идет по намеченному плану. Преследователи, видя тщетность своих попыток, побежали вытаскивать из кустов замаскированные авто: пока они будут этим заниматься, рудинский «уазик» надежно выпадет из зоны их визуального контроля. Придется обшаривать все более-менее сносные пути движения в секторе между комбинатом и трассой. Очень приятно.
Ли приседа рядом с машиной, достала сигареты и осторожно прикурила от автозажигалки, пряча сигарету в кулаке. Жадно затянувшись, подсветила часы: для надежности следовало подождать минут пятнадцать. Отсюда до трассы немногим менее получаса неспешной езды: к тому моменту, как она выберется к крайнему выезду, люди Первого альянса должны успеть перехватить Рудина и снять ставшие ненужными посты на всех трех шоссе, ведущих в промзону.
Пятнадцать минут тянулись томительно долго. Ли успела выкурить три сигареты, несколько раз ощупала мешки, проверяя герметичность укупорки, и даже сделала специальную гимнастику, стараясь унять боль в пояснице – расстаралась, когда толкала ворота, теперь с месяц будет ныть, не отвяжется…
Дождавшись, когда упрямая минутная стрелка достала заветную цифру, Ли выбросила окурок, села за руль и, включив двигатель, щелкнула тумблером ночного прибора. Двигаться с фарами пока нельзя: если руководитель поисковых работ от Второго альянса слабо разбирается в расположении объектов на местности, запросто может перепутать и послать людей обследовать ненужный сектор – тот самый, в котором в настоящий момент перемещалась Ли. Да и необязательно, чтобы руководитель был лопухом: люди Улюма – дети асфальта – вполне могут заблудиться в темноте и плутать до рассвета. В общем, не стоит без прибора, слишком опасно…
Экран прибора тревожно вспыхнул красным заревом, несколько раз мигнул и потух. Ли сорвала ремни с головы, осмотрела корпус: на блоке питания светилась медленно гаснущая красная точка – кончился заряд аккумулятора.
– Черт, – растерянно пробормотала дама. – Как же так, а?! Черт… Придется на ощупь ехать. Да, пожалуй – иначе никак…
С минуту Ли размышляла, сосредоточенно всматриваясь в ночь, убеждая себя в том, что в данной ситуации ее решение единственно верное. В принципе утрата прибора ночного видения не была катастрофой. Можно было дождаться, когда первые лучики солнца слегка разбавят мутную мглу, зависшую над пустошами, – полтора-два часа при сложившихся обстоятельствах ничего не решали. Активно прочесывать промзону люди Второго альянса начнут только тогда, когда рассветет, и то только в том случае, если Ли объективно просчитала их организаторские способности.
– Ну уж нет – я тут поседею за это время! – буркнула Ли, представив себе, что придется сидеть полтора-два часа и чего-то выжидать: тут за пятнадцать минут вся извелась! – Давай, железо, не подведи…
Тронув машину, Ли высунула голову в окно и, напряженно всматриваясь в смутно белеющую ленту грунтовки, осторожно поехала к трассе. Даже если двигаться такими черепашьими темпами, менее чем через час она приблизится к границе промзоны, а там уже можно будет включить фары и рвануть во все лопатки. Нет, рвануть – это слишком. Не хватало еще, чтобы после всего пережитого какой-нибудь полупьяный гаишник (или гибэдэдэшник – по-новому) тормознул за превышение скорости и принялся вымогать взятку! То-то будет потеха, когда она полезет в один из мешков за деньгами, а с гаишником от удивления случится припадок…
Приноровившись следить за еле различимой лентой грунтовки, Ли чуть прибавила скорость – и тут же поплатилась. Машину слегка подкинуло на ухабе, от неожиданности Ли резко надавила на акселератор: «БМВ» приемисто прыгнул наискось через дорогу, в какую-то неглубокую рытвину. По ушам резанул противный скрежет давимого стекла, затем послышался негромкий свист пробитых скатов – сначала правого переднего, затем левого.
– Нет-нет, ребятки – не надо! – взмолилась Ли, не желая верить в случившееся. – Нет, только не это!!! Пусть лучше меня изнасилуют какие-нибудь «отморозки»…
Выбравшись из машины, Ли обеими ногами угодила на кучу битого стекла. Осторожно ступая, обошла вокруг, пощупала скаты – так и есть, два передних приказали долго жить.
– Ну, если б ты мне сейчас попался, животное!!! – сквозь зубы простонала Ли. – Да я бы тебя на ку-соч-ки!!! На кусочки разорвала бы!!! Тварь поганая, гадина… – и так далее. С минуту прекрасная дама изрыгала ругательства ненормативного характера, никак не сочетающиеся с хрестоматийным образом женщины-матери. Или женщины-сестры. Женщины, одним словом. Все это предназначалось тому нехорошему человеку, который высыпал в рытвину пару кубометров стеклотары, не удосужившись довезти оную до свалки. А самое обидное – Ли неоднократно проезжала мимо этой рытвины накануне, производя подготовку к акции. Куча стекла была заметна издалека, рытвина отстояла от грунтовки метров на пять-семь, предположить, что на малом ходу она умудрится в нее зарулить, Ли никак не могла.
– Дура, Господи, какая дура! – плаксиво воскликнула Ли. – Профи, мать твою! Все, все предусмотрела, а это… – В отчаянии махнув рукой, она прихватила свою сумку и выбралась на грунтовку.