Страница:
Как только он начал подозревать, что встреченная им девушка и есть Аделаида, он велел им охранять виллу в Сент-Джон-Вуде — разумеется, так, чтобы никто не догадался. Они должны были прятаться в кустарнике на пустой вилле напротив дома Аделаиды и в случае опасности поднять тревогу. Тем утром после взрыва Джим первым делом наведался к ним. Они не видели, чтобы кто-то бросал бомбу, поэтому Джим понял, что это была адская машина.
Позже вечером, пока принц был на суаре в Бразильском посольстве, Джим зашел проинспектировать свою ирландскую гвардию. У них все было в порядке. Даже более чем: они выяснили, что местные хулиганы им не ровня, так что, когда Джим явился в их логово, они праздновали победу над подручным мясника и жарили на костре очень аппетитные на вид сосиски.
— Но мы же добываем провизию в полевых условиях! — запротестовал Лайам, когда Джим упрекнул их. — Разве партизанам это не положено?
— Вам положено, во-первых, вести себя незаметно. И забудьте про драки, пока не закончите эту работу. Леди дома?
— Она уезжала на машине, — ответил мальчуган по имени Чарли. — Вернулась с час назад. Послушайте, мистер, хотите знать кое-что про служанку?
— А что с ней?
— Она втюрилась в одного типа.
— Это настоящий альфонс!
— Похож на потрошеную скумбрию, уж поверьте мне.
— Ладно, только потише, — сказал Джим. — Что он делает, этот тип?
— Приходит каждый вечер, как стемнеет, — сказал Лайам. — Она выскальзывает из дома и точит с ним лясы в кустах. Может, стукнуть его по котелку, так, слегка? И посмотреть, что у него в карманах.
— И не вздумайте. Почему вы за ним не проследили, не выяснили, откуда он взялся?
— Тише! — прошипел дозорный, и Джим попытался понять, куда тот указывает. — Вон там…
Дорога была освещена газовыми фонарями, но лавровые деревья в саду Аделаиды затеняли свет. Джим с трудом смог различить темную фигуру, скользнувшую вдоль дома и скрывшуюся в темноте. На пару секунд блеснула полоска света из кухни: дверь приотворилась и снова захлопнулась.
— Ладно, — сказал Джим. — Попробуем разузнать, о чем они толкуют. Я, Лайам, Чарли и Шон. Если крикну, хватайте его. Если нет, сидите тихо, как мыши.
Ирландские гвардейцы были настоящими профессионалами. Они проскользнули через дорогу, как кошки, и через несколько секунд вместе с Джимом уже были под деревьями в саду Аделаиды. Джим почувствовал, как Лайам коснулся его плеча и прошептал:
— Слушайте…
Невдалеке были слышны два приглушенных голоса. Девушка говорила:
— И она сказала этой наглой девке, что она за ним замужем!
— Замужем? — переспросил другой голос.
От волнения по шее Джима пошли мурашки. Какой чудной голос… Может, иностранец? Или дело в чем-то другом?
— А еще у меня есть вот что.
Послышалось шуршание бумаги, а потом появилась искорка света — мужчина зажег спичку. Джим видел, как заблестели глаза Лайама.
— Брачный сертификат, — сказал мужчина. — А это еще что за знак?
— Крестик. Вместо подписи. Эта дура — неграмотная, ни писать, ни читать не умеет, вот и ставит крестик. Вот здесь, пониже, ее имя, глядите… так что все по закону.
— Ага, — протянул мужчина. Послышался звон монет. Джим прошептал, воспользовавшись моментом:
— Как только служанка вернется в дом, хватаем его. Мне нужна эта бумага, дело жизни и смерти. И я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал, как он орет.
Больше ничего объяснять не потребовалось. Как и большинство ребят его возраста, Лайам был обмотан шелковым шарфом, полезным в различных ситуациях. Он снял его, нагнулся за камнем и привязал его к одному концу шарфа, чтобы, брошенный с размаху, он мог обмотаться удавкой вокруг шеи. Остальные мальчишки прокрались к воротам и спрятались там.
Им не пришлось долго ждать. Мужчина тихо сказал:
— Завтра, в это же время?
— Хорошо. Попробую найти что-нибудь еще. Но принесите в следующий раз побольше деньжат.
— Ты получишь свои деньги, — пообещал он.
Горничная повернулась и убежала, держась как можно ближе к стене дома. Мужчина остался на месте, закуривая сигарету. Лайам подрагивал от нетерпения рядом с Джимом; наконец мужчина двинулся к садовой калитке.
Он не сделал и двух шагов, как Лайам уже очутился у него за спиной. Его шарф с тонким шелковым свистом захлестнул шею мужчины; Лайам потянул его на себя, а Джим бросился под ноги мужчине. На пару секунд воцарился хаос, были слышны лишь удары и придушенные крики. Наконец незнакомца пригвоздили к земле, лицом вниз, на узенькой тропинке под лаврами. Лайам сидел у него на спине, двое других мальчишек держали его руки и ноги.
— Так, слушай, — прошептал Джим. — Мой друг прекратит душить тебя, как только ты кивнешь.
Мужчина отчаянно кивнул, и Лайам снял с него свой шарф-удавку.
— Что вам надо? — хрипло выдохнул незнакомец.
— Ту бумагу, которую ты только что получил от горничной. А ну-ка, переверните его, парни.
Они перевернули шпиона на спину, и Джим обыскал его карманы. Пока он искал, ощущение, что здесь что-то не так, усилилось и превратилось в странное подозрение. Он замер в нерешительности… Большие, темные, выразительные глаза незнакомца странно блестели в темноте. Но Джим все-таки нашел бумагу в жилетном кармане мужчины, засунул ее в свой собственный и снова сел на корточки.
Лайам встал и вновь набросил шарф себе на шею. Остальные ребята отпустили незнакомца. Шпион медленно перевернулся, потом сжался в комок, словно кошка. И вдруг в его руке что-то блеснуло.
Джим успел отпрыгнуть назад, но недостаточно быстро, чтобы избежать стремительного выпада ножом. Лезвие задело костяшки пальцев и обожгло их резкой болью. Джим выругался, и, так как незнакомец снова бросился на него, он быстро сцепил левую руку с правой, выставив их перед собой, — обычный прием против ножа: оружия у него при себе не было.
Лайам снова схватился за шарф. Теперь уже шпиону пришлось увернуться… И тут Джим услышал сразу несколько звуков: стук копыт и дребезжание колес на дороге, и над головой — скрип открывающейся оконной рамы. Шпион повернулся и выбежал вон из сада.
— За ним, ребята! — крикнул Джим. — Не отставайте от него!
Лайам прокричал что-то остальным и сорвался с места. Когда Джим добрался до калитки, он увидел, как вся свора мальчишек с улюлюканьем и боевыми кликами преследует бегущего незнакомца.
И тут он понял, что рядом с ним стоит принц. Он только что вышел из экипажа и был при полном параде. На нем был белый галстук и фрак, на шее лента с блестящим орденом, но его лицо казалось перевернутым от страха.
— Что произошло? — воскликнул он. — С ней все в порядке?
— Это был шпион. Да, она в безопасности — пока. Но нам с вами нужно поговорить.
— У вас рука в крови, — заметил принц, и Джим увидел, что костяшки его пальцев сильно кровоточили. Рука жутко болела.
— Я думал, что вы в Бразильском посольстве, сэр, — сказал Джим, обматывая руку носовым платком.
— Я там был… но случилось кое-что неожиданное… И вдобавок еще шпион? Ну, это уже чересчур…
— Может быть, зайдем в дом? — предложил Джим. — Найди полицейского, и поскорей, — коротко бросил он кучеру.
Тот щелкнул кнутом и ускакал. Как только они вошли в дом, Джим отвел принца в гостиную и послал за горничной. Она хоть и была напугана, но оглядела обоих мужчин острым, пытливым взглядом. Джим не стал с ней церемониться.
— Ты воровка! — жестко сказал он. — Через пару минут придет полицейский и арестует тебя. И сколько ты проведешь в тюрьме, зависит от того, скажешь ли ты нам сейчас правду. Кто был тот человек, с которым ты разговаривала?
— Не знаю, — ответила она, нахально задирая подбородок. — Не посадят они меня в тюрьму.
— Может, и не посадят. Речь-то идет о государственной измене. За такое обычно вешают. Ты что, хочешь, чтобы тебе на голову надели черный мешок? А?
Он блефовал, но тактика сработала. Она выпучила глаза и испуганно вскрикнула:
— Не знаю, кто он такой… он дал мне пять соверенов, но я не хотела ничего плохого… Я думала, это неважно…
Она лгала, но больше ей было нечего сказать. Джим запер ее в буфетной. Когда он вернулся, принц ходил туда-сюда по комнате и грыз ногти.
— Что она украла? — спросил он.
— Вот это, — отвечал Джим, доставая свидетельство о браке.
Принц обхватил голову руками, его глаза были полны отчаяния. Джиму показалось, что случилось что-то еще, потому что, когда они только вошли в дом, его бедное высочество выглядело точно так же.
— Почему вы мне не сказали, сэр? — тихо спросил Джим. — Я же работаю на вас, не так ли?
Несмотря на свой парадный костюм, на крест Святого такого-то и орден Золотого чего-то, мерцавших на его мундире, принц выглядел совершенно подавленным. Слишком много на него сразу навалилось. Наконец он сказал Джиму, почему так рано вернулся с приема.
— Мне пришлось покинуть общество. Мне сообщили… ужасные новости. Мой брат, кронпринц Рацкавии, и его жена, принцесса Анна, стали жертвой покушения. Он застрелен насмерть, а она в безнадежном состоянии. Мне необходимо немедленно возвращаться. Я приехал, чтобы предупредить Аделаиду… Я попросил нашего посла с женой тоже прийти сюда, они будут минут через двадцать. Они еще не знают зачем.
Тут открылась дверь, и вошла Аделаида. Джим почувствовал, что сердце его забилось так, будто хотело выпрыгнуть и полететь к ней. Эти огромные темные глаза, эта стройная фигура, это выразительное лицо, взгляд одновременно серьезный и задорный, таящий в своей глубине сочувствие и печаль… В этот миг он понял, что, куда бы ни завела его эта история, он не отступит. Впрочем, летать от счастья было неуместно. «Спустись на землю! — сказал он себе. — Она замужем, она — принцесса, и я работаю на ее мужа».
— Привет, Джим.
— Привет, малышка Аделаида, — небрежно произнес он, но голос его дрогнул. — Где ты была все это время?
Она взглянула на принца и, кажется, что-то поняла по выражению его лица. Потом перевела взгляд на руку Джима.
— Ты ранен? — сказала она с тревогой. Подойдя поближе, она развязала платок, которым Джим обмотал себе руку. — Дай-ка я как следует это сделаю… Надо сперва промыть… О, Руди, объясни мне, что происходит? В чем дело?
Пока она посылала кухарку за теплой водой, принц поведал ей о том, что случилось в Рацкавии.
— Выходит, что я теперь наследник трона, — закончил он. — Когда мой отец умрет, я должен буду стать королем. Вот так обстоит дело. С минуты на минуту здесь будет посол. Я попросил его взять с собой жену: они оба должны знать. А потом мы уедем не задерживаясь.
— В Рацкавию?
— Разумеется. Но я без тебя не поеду. Ты должна отправиться со мной, Аделаида. И вы тоже, мистер Тейлор.
Она неодобрительно взглянула на Джима, а потом снова повернулась к мужу:
— Я хочу, чтобы Бекки тоже поехала с нами.
Все происходило одновременно. Кухарка принесла воду и чистые бинты для перевязки, и в тот же момент послышался стук в дверь. Джим выглянул из окна и увидел полицейского и фонари подъезжавшего экипажа.
— Пойдем наверх, — сказала Аделаида и взяла миску с водой.
Они с Джимом вышли, а принц остался в гостиной, чтобы предъявить обвинения горничной и принять посла и его жену.
«Бог знает какие подозрения крутятся у них сейчас в головах, — подумал Джим. — Ну, через пару минут они все равно узнают…»
Аделаида опустилась на колени, чтобы промыть рану водой и туго ее перевязать. Джим терпел, почти не замечая боли. Ошарашенные новостями, они перешептывались виновато и тихо, как нашалившие дети.
— Что же теперь будет, Джим? Не могу же я быть никакой дурацкой принцессой…
— Ты уже принцесса, не мели ерунды. Где ты была все это время? Что случилось после того, как ты исчезла? Той ночью, когда мы убегали от миссис Холланд…
— Там, на пристани… где вы с мистером Гарландом дрались с тем громилой…
— Мы убили его. И чуть сами не погибли. Зачем ты убежала?
— Не знаю. Мне стало страшно. О, Джим, я занималась такими ужасными вещами!
— Зачем ты связалась с принцем?
— Он попросил меня. Он меня любит.
— Сам вижу. Но как ты с ним встретилась?
— Я была… я… мне стыдно, я не могу тебе сказать.
— Это единственный шанс поговорить, Аделаида. Через минуту они будут здесь, а потом мы уже никогда не сможем остаться наедине, понимаешь? Ты была на панели, да?
Она кивнула. Она покраснела от горя и боли, и ему хотелось поцеловать ее. Но он поклялся себе, что этого никогда не произойдет. Пока жив принц, он никогда не дотронется даже до ее руки, никогда не подойдет к ней ближе чем на два метра. Есть любовь, и есть честь, но беда, когда они сталкиваются между собой.
— Я считала себя погибшей, Джим. Я не знала, что делаю. Я попрошайничала, воровала, подыхала с голоду… В конце концов я оказалась в этом доме на Шепард-Маркет. Ты понимаешь, что я имею в виду. У этой старухи, миссис Катлетт, было с полдюжины девок. Она была незлая, к нам каждый месяц заходил доктор… Как-то раз зашел какой-то знатный немец с друзьями. Он им там все показывал, как туристам. Среди них был принц. Сразу было видно, что ему не по себе. Ему явно ничего такого не было нужно, но мы нечаянно разговорились и… В общем, тогда он, наверное, и влюбился в меня. Ему недоставало любви, бедняге. Короче, он дал миссис Катлетт кучу денег, забрал меня оттуда и поселил здесь. А потом мы поженились. Он не слушал возражений. Знаешь, я сначала все время ходила в Блумсбери. Просто стояла и смотрела через дорогу на лавку Гарланда, на вывеску…
— Почему же ты не зашла, сумасшедшая? Мы ж нанимали сыщиков, они тебя по всему Лондону искали.
— Я думала, что, наверное, в чем-то виновата. А потом, когда я набралась смелости и пошла туда, там были одни угольки…
— Во время пожара погиб Фред.
— Не может быть! О боже мой… А мисс Локхарт? А Тремблер?
— Мисс Локхарт вышла замуж. Она теперь миссис Голдберг. А старик Тремблер женился на богатой вдове. У него гостиница в Излингтоне.
Наконец она снова заговорила:
— Джим, что же теперь будет? Я не могу поехать туда и быть принцессой, я не могу…
— Он твой муж. Тебе придется. Ты не можешь бросить его в тот момент, когда ты ему нужна. Но я буду там, и Бекки…
— А она поедет? Без нее я не поеду, ни за что!
— Конечно, поедет, — заверил ее Джим, хотя на самом деле не был в этом уверен. — Слышишь? Они уже поднимаются по лестнице. Улыбнись, старушка. В таких ли переделках мы бывали! Помнишь завод животных углей и лабиринты в подвале?
Она через силу улыбнулась, и Джиму хотелось заплакать.
В дверь коротко постучали, и вошел принц. Пожилой мужчина, вошедший следом за ним, застыл в изумлении, увидев взъерошенного молодого человека в порванном пиджаке, сидящую на полу девушку, поправляющую юбки, и миску с красноватой от крови водой. Но он справился с удивлением, щелкнул каблуками и поклонился. Посол был плотным, краснолицым военным с густыми усами, медалями и шрамом на щеке, памяткой старой дуэли. Его массивная, холодная жена сверкала, как новогодняя елка.
Принц закрыл дверь. Вид у него был бледный и растерянный.
— Мы будем говорить по-английски. — Он на мгновение замялся, но справился с волнением и твердо продолжил: — Я бы хотел, чтобы вы познакомились не при таких обстоятельствах. Но теперь уже ничего не поделаешь. Аделаида, это посол, граф Тальгау, и ее светлость графиня.
Джим заметил, что от посла с супругой не укрылась очевидная деталь: их представили ей, а не ее им, это означало, что ее статус выше. Посол удивленно ощетинил усы. Затем наступила очередь Джима.
— Граф Тальгау, это мой доверенный секретарь и советник, мистер Тейлор. Как видите, он был ранен на моей службе сегодня вечером.
На этот раз усы ощетинились одобрительно, посол щелкнул каблуками и кивнул. Джим не мог пожать ему руку, но умудрился уважительно, по-прусски наклонить голову. За всем этим налетом вежливости он видел непрерывно растущее любопытство, готовое вырваться наружу, как пар из чайника.
Принц взял Аделаиду под руку.
— Это моя жена Аделаида и ваша принцесса, — сказал он.
Граф отшатнулся назад, графиня от удивления открыла рот. Тут старик взорвался:
— О господи! Вы женаты! Женаты! Вы что, с ума сошли, сэр? Где ваши мозги? Женитьба принца — теперь кронпринца, боже мой, наследника престола! — не совершается по прихоти влюбленных поэтов и безумных фантазеров! Такие вещи решают дипломаты и политики! О мой Бог! Будущее Рацкавии зависит от союза, который будет заключен через ваш брак… Ach! Mein Gott!
— Что же! В моем браке есть весьма недурной резон, — отпарировал принц; он был бледен, но стойко держался под огнем. — Помимо, конечно, немаловажного резона моей любви к этой леди. Если бы мой брак был заключен по дипломатическим каналам, он стал бы показателем моей политической ориентации, а это было бы фатально. Теперь же я свободен поступать наилучшим образом для блага Рацкавии, не будучи связан никаким союзом, который мог бы расколоть страну.
— Ах! Sancta simplicitas! [1] — простонал граф. — Но семья принцессы… Кто она?
Принц взглянул на Аделаиду и сказал:
— Моя жена — английского происхождения. Насколько я помню, между народами Англии и Рацкавии существует только дружба. Нет никаких препятствий нашему браку.
— Нет препятствий, но есть причины его расторгнуть. Мы немедленно обратимся в Ватикан. Наш архиепископ…
— Никогда! — воскликнул принц, переходя на немецкий. Голос его сделался громким и сердитым. — Какое вы имеете право, граф Тальгау, оспаривать решения принцев? Если бы я спросил вашего совета, то выслушал бы его с уважением, но я не делал этого. Я не спрашивал вашего совета. Сейчас мне нужна ваша верность. Вы были верным другом моей семьи, так не предавайте же меня теперь. Я люблю эту леди, как собственную душу. Ничто, кроме смерти, не разлучит нас, и уж точно не какое-то жалкое решение Ватикана. Вы понимаете меня?
В этот момент Джим впервые увидел в принце что-то королевское. Граф закрыл глаза. Наконец он потер виски и сказал:
— Хорошо, что сделано, то сделано. Но брак, конечно же, будет морганатическим. На вас закончится королевский род Эштенбургов. Король Август Второй…
— Он не может быть морганатическим!
— Почему?
— Потому что он заключен в этой стране. По английским законам не существует морганатического брака. Моя жена имеет статус принцессы.
Посол не опустился на стул только потому, что принц все еще стоял. Но он покачнулся, и тогда заговорила Аделаида.
— Ваше превосходительство, — сказала она своим тоненьким голоском с сильным акцентом кокни. [2] — Я понимаю ваше удивление. Я очень рада встрече с вами; мой муж много рассказывал мне о вас, он восхищается вами и вашими военными подвигами. Я мечтаю больше о них услышать. Не хотите ли вы и графиня сесть? Возможно, мистер Тейлор будет так добр и пошлет за закусками?
«Молодец, старушка!» — подумал Джим, выходя из комнаты с миской кровавой воды и направляясь на кухню. Кухарка и мальчишка-посыльный сгорали от любопытства, и он велел им принести сэндвичей и вина как можно быстрее.
Когда Джим вернулся наверх, они обсуждали вопрос о Бекки, и он решительно вмешался в разговор:
— Я бы хотел предложить, сэр, чтобы вы и ее королевское высочество немедленно отправились к матери Ребекки, фрау Винтер. Очень важно, чтобы она поехала, — я согласен с Аде… с принцессой, — но девушке только шестнадцать лет, и необходимо убедить ее мать в полной, так сказать…
— Die Richtigkeit, — подсказала графиня.
— Да. Благопристойности, — согласился посол. — Совершенно верно.
Они оба еще не пришли в себя от шока. Джим понимал это и сочувствовал, но его рука начала дьявольски ныть, и, когда мальчишка-слуга внес вина, он выпил один за другим три бокала, чтобы заглушить боль. Затем принц встал и отбыл вместе с Аделаидой и графиней к фрау Винтер, оставив Джима наедине с послом.
— Ну а теперь, мистер Тейлор, — произнес граф, сверля Джима взглядом, который мог бы выбить из седла гусара, — я хотел бы знать правду. Каким образом вы замешаны в это дело? И кто этот шпион, с которым вам пришлось схватиться и пострадать? Я должен вас предупредить, мистер Тейлор. Да, сегодня я был поражен неожиданными известиями, но я люблю свою страну, я почитаю моего принца, и отныне, — тут он набрал в грудь побольше воздуха, — и отныне я преданнейший слуга принцессы. Мне кажется, что в этом деле слишком много таинственного. Расскажите все, что знаете, и советую вам ничего не утаивать, чтобы потом не пожалеть.
И Джим приступил к рассказу.
Глава четвертая
Позже вечером, пока принц был на суаре в Бразильском посольстве, Джим зашел проинспектировать свою ирландскую гвардию. У них все было в порядке. Даже более чем: они выяснили, что местные хулиганы им не ровня, так что, когда Джим явился в их логово, они праздновали победу над подручным мясника и жарили на костре очень аппетитные на вид сосиски.
— Но мы же добываем провизию в полевых условиях! — запротестовал Лайам, когда Джим упрекнул их. — Разве партизанам это не положено?
— Вам положено, во-первых, вести себя незаметно. И забудьте про драки, пока не закончите эту работу. Леди дома?
— Она уезжала на машине, — ответил мальчуган по имени Чарли. — Вернулась с час назад. Послушайте, мистер, хотите знать кое-что про служанку?
— А что с ней?
— Она втюрилась в одного типа.
— Это настоящий альфонс!
— Похож на потрошеную скумбрию, уж поверьте мне.
— Ладно, только потише, — сказал Джим. — Что он делает, этот тип?
— Приходит каждый вечер, как стемнеет, — сказал Лайам. — Она выскальзывает из дома и точит с ним лясы в кустах. Может, стукнуть его по котелку, так, слегка? И посмотреть, что у него в карманах.
— И не вздумайте. Почему вы за ним не проследили, не выяснили, откуда он взялся?
— Тише! — прошипел дозорный, и Джим попытался понять, куда тот указывает. — Вон там…
Дорога была освещена газовыми фонарями, но лавровые деревья в саду Аделаиды затеняли свет. Джим с трудом смог различить темную фигуру, скользнувшую вдоль дома и скрывшуюся в темноте. На пару секунд блеснула полоска света из кухни: дверь приотворилась и снова захлопнулась.
— Ладно, — сказал Джим. — Попробуем разузнать, о чем они толкуют. Я, Лайам, Чарли и Шон. Если крикну, хватайте его. Если нет, сидите тихо, как мыши.
Ирландские гвардейцы были настоящими профессионалами. Они проскользнули через дорогу, как кошки, и через несколько секунд вместе с Джимом уже были под деревьями в саду Аделаиды. Джим почувствовал, как Лайам коснулся его плеча и прошептал:
— Слушайте…
Невдалеке были слышны два приглушенных голоса. Девушка говорила:
— И она сказала этой наглой девке, что она за ним замужем!
— Замужем? — переспросил другой голос.
От волнения по шее Джима пошли мурашки. Какой чудной голос… Может, иностранец? Или дело в чем-то другом?
— А еще у меня есть вот что.
Послышалось шуршание бумаги, а потом появилась искорка света — мужчина зажег спичку. Джим видел, как заблестели глаза Лайама.
— Брачный сертификат, — сказал мужчина. — А это еще что за знак?
— Крестик. Вместо подписи. Эта дура — неграмотная, ни писать, ни читать не умеет, вот и ставит крестик. Вот здесь, пониже, ее имя, глядите… так что все по закону.
— Ага, — протянул мужчина. Послышался звон монет. Джим прошептал, воспользовавшись моментом:
— Как только служанка вернется в дом, хватаем его. Мне нужна эта бумага, дело жизни и смерти. И я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал, как он орет.
Больше ничего объяснять не потребовалось. Как и большинство ребят его возраста, Лайам был обмотан шелковым шарфом, полезным в различных ситуациях. Он снял его, нагнулся за камнем и привязал его к одному концу шарфа, чтобы, брошенный с размаху, он мог обмотаться удавкой вокруг шеи. Остальные мальчишки прокрались к воротам и спрятались там.
Им не пришлось долго ждать. Мужчина тихо сказал:
— Завтра, в это же время?
— Хорошо. Попробую найти что-нибудь еще. Но принесите в следующий раз побольше деньжат.
— Ты получишь свои деньги, — пообещал он.
Горничная повернулась и убежала, держась как можно ближе к стене дома. Мужчина остался на месте, закуривая сигарету. Лайам подрагивал от нетерпения рядом с Джимом; наконец мужчина двинулся к садовой калитке.
Он не сделал и двух шагов, как Лайам уже очутился у него за спиной. Его шарф с тонким шелковым свистом захлестнул шею мужчины; Лайам потянул его на себя, а Джим бросился под ноги мужчине. На пару секунд воцарился хаос, были слышны лишь удары и придушенные крики. Наконец незнакомца пригвоздили к земле, лицом вниз, на узенькой тропинке под лаврами. Лайам сидел у него на спине, двое других мальчишек держали его руки и ноги.
— Так, слушай, — прошептал Джим. — Мой друг прекратит душить тебя, как только ты кивнешь.
Мужчина отчаянно кивнул, и Лайам снял с него свой шарф-удавку.
— Что вам надо? — хрипло выдохнул незнакомец.
— Ту бумагу, которую ты только что получил от горничной. А ну-ка, переверните его, парни.
Они перевернули шпиона на спину, и Джим обыскал его карманы. Пока он искал, ощущение, что здесь что-то не так, усилилось и превратилось в странное подозрение. Он замер в нерешительности… Большие, темные, выразительные глаза незнакомца странно блестели в темноте. Но Джим все-таки нашел бумагу в жилетном кармане мужчины, засунул ее в свой собственный и снова сел на корточки.
Лайам встал и вновь набросил шарф себе на шею. Остальные ребята отпустили незнакомца. Шпион медленно перевернулся, потом сжался в комок, словно кошка. И вдруг в его руке что-то блеснуло.
Джим успел отпрыгнуть назад, но недостаточно быстро, чтобы избежать стремительного выпада ножом. Лезвие задело костяшки пальцев и обожгло их резкой болью. Джим выругался, и, так как незнакомец снова бросился на него, он быстро сцепил левую руку с правой, выставив их перед собой, — обычный прием против ножа: оружия у него при себе не было.
Лайам снова схватился за шарф. Теперь уже шпиону пришлось увернуться… И тут Джим услышал сразу несколько звуков: стук копыт и дребезжание колес на дороге, и над головой — скрип открывающейся оконной рамы. Шпион повернулся и выбежал вон из сада.
— За ним, ребята! — крикнул Джим. — Не отставайте от него!
Лайам прокричал что-то остальным и сорвался с места. Когда Джим добрался до калитки, он увидел, как вся свора мальчишек с улюлюканьем и боевыми кликами преследует бегущего незнакомца.
И тут он понял, что рядом с ним стоит принц. Он только что вышел из экипажа и был при полном параде. На нем был белый галстук и фрак, на шее лента с блестящим орденом, но его лицо казалось перевернутым от страха.
— Что произошло? — воскликнул он. — С ней все в порядке?
— Это был шпион. Да, она в безопасности — пока. Но нам с вами нужно поговорить.
— У вас рука в крови, — заметил принц, и Джим увидел, что костяшки его пальцев сильно кровоточили. Рука жутко болела.
— Я думал, что вы в Бразильском посольстве, сэр, — сказал Джим, обматывая руку носовым платком.
— Я там был… но случилось кое-что неожиданное… И вдобавок еще шпион? Ну, это уже чересчур…
— Может быть, зайдем в дом? — предложил Джим. — Найди полицейского, и поскорей, — коротко бросил он кучеру.
Тот щелкнул кнутом и ускакал. Как только они вошли в дом, Джим отвел принца в гостиную и послал за горничной. Она хоть и была напугана, но оглядела обоих мужчин острым, пытливым взглядом. Джим не стал с ней церемониться.
— Ты воровка! — жестко сказал он. — Через пару минут придет полицейский и арестует тебя. И сколько ты проведешь в тюрьме, зависит от того, скажешь ли ты нам сейчас правду. Кто был тот человек, с которым ты разговаривала?
— Не знаю, — ответила она, нахально задирая подбородок. — Не посадят они меня в тюрьму.
— Может, и не посадят. Речь-то идет о государственной измене. За такое обычно вешают. Ты что, хочешь, чтобы тебе на голову надели черный мешок? А?
Он блефовал, но тактика сработала. Она выпучила глаза и испуганно вскрикнула:
— Не знаю, кто он такой… он дал мне пять соверенов, но я не хотела ничего плохого… Я думала, это неважно…
Она лгала, но больше ей было нечего сказать. Джим запер ее в буфетной. Когда он вернулся, принц ходил туда-сюда по комнате и грыз ногти.
— Что она украла? — спросил он.
— Вот это, — отвечал Джим, доставая свидетельство о браке.
Принц обхватил голову руками, его глаза были полны отчаяния. Джиму показалось, что случилось что-то еще, потому что, когда они только вошли в дом, его бедное высочество выглядело точно так же.
— Почему вы мне не сказали, сэр? — тихо спросил Джим. — Я же работаю на вас, не так ли?
Несмотря на свой парадный костюм, на крест Святого такого-то и орден Золотого чего-то, мерцавших на его мундире, принц выглядел совершенно подавленным. Слишком много на него сразу навалилось. Наконец он сказал Джиму, почему так рано вернулся с приема.
— Мне пришлось покинуть общество. Мне сообщили… ужасные новости. Мой брат, кронпринц Рацкавии, и его жена, принцесса Анна, стали жертвой покушения. Он застрелен насмерть, а она в безнадежном состоянии. Мне необходимо немедленно возвращаться. Я приехал, чтобы предупредить Аделаиду… Я попросил нашего посла с женой тоже прийти сюда, они будут минут через двадцать. Они еще не знают зачем.
Тут открылась дверь, и вошла Аделаида. Джим почувствовал, что сердце его забилось так, будто хотело выпрыгнуть и полететь к ней. Эти огромные темные глаза, эта стройная фигура, это выразительное лицо, взгляд одновременно серьезный и задорный, таящий в своей глубине сочувствие и печаль… В этот миг он понял, что, куда бы ни завела его эта история, он не отступит. Впрочем, летать от счастья было неуместно. «Спустись на землю! — сказал он себе. — Она замужем, она — принцесса, и я работаю на ее мужа».
— Привет, Джим.
— Привет, малышка Аделаида, — небрежно произнес он, но голос его дрогнул. — Где ты была все это время?
Она взглянула на принца и, кажется, что-то поняла по выражению его лица. Потом перевела взгляд на руку Джима.
— Ты ранен? — сказала она с тревогой. Подойдя поближе, она развязала платок, которым Джим обмотал себе руку. — Дай-ка я как следует это сделаю… Надо сперва промыть… О, Руди, объясни мне, что происходит? В чем дело?
Пока она посылала кухарку за теплой водой, принц поведал ей о том, что случилось в Рацкавии.
— Выходит, что я теперь наследник трона, — закончил он. — Когда мой отец умрет, я должен буду стать королем. Вот так обстоит дело. С минуты на минуту здесь будет посол. Я попросил его взять с собой жену: они оба должны знать. А потом мы уедем не задерживаясь.
— В Рацкавию?
— Разумеется. Но я без тебя не поеду. Ты должна отправиться со мной, Аделаида. И вы тоже, мистер Тейлор.
Она неодобрительно взглянула на Джима, а потом снова повернулась к мужу:
— Я хочу, чтобы Бекки тоже поехала с нами.
Все происходило одновременно. Кухарка принесла воду и чистые бинты для перевязки, и в тот же момент послышался стук в дверь. Джим выглянул из окна и увидел полицейского и фонари подъезжавшего экипажа.
— Пойдем наверх, — сказала Аделаида и взяла миску с водой.
Они с Джимом вышли, а принц остался в гостиной, чтобы предъявить обвинения горничной и принять посла и его жену.
«Бог знает какие подозрения крутятся у них сейчас в головах, — подумал Джим. — Ну, через пару минут они все равно узнают…»
Аделаида опустилась на колени, чтобы промыть рану водой и туго ее перевязать. Джим терпел, почти не замечая боли. Ошарашенные новостями, они перешептывались виновато и тихо, как нашалившие дети.
— Что же теперь будет, Джим? Не могу же я быть никакой дурацкой принцессой…
— Ты уже принцесса, не мели ерунды. Где ты была все это время? Что случилось после того, как ты исчезла? Той ночью, когда мы убегали от миссис Холланд…
— Там, на пристани… где вы с мистером Гарландом дрались с тем громилой…
— Мы убили его. И чуть сами не погибли. Зачем ты убежала?
— Не знаю. Мне стало страшно. О, Джим, я занималась такими ужасными вещами!
— Зачем ты связалась с принцем?
— Он попросил меня. Он меня любит.
— Сам вижу. Но как ты с ним встретилась?
— Я была… я… мне стыдно, я не могу тебе сказать.
— Это единственный шанс поговорить, Аделаида. Через минуту они будут здесь, а потом мы уже никогда не сможем остаться наедине, понимаешь? Ты была на панели, да?
Она кивнула. Она покраснела от горя и боли, и ему хотелось поцеловать ее. Но он поклялся себе, что этого никогда не произойдет. Пока жив принц, он никогда не дотронется даже до ее руки, никогда не подойдет к ней ближе чем на два метра. Есть любовь, и есть честь, но беда, когда они сталкиваются между собой.
— Я считала себя погибшей, Джим. Я не знала, что делаю. Я попрошайничала, воровала, подыхала с голоду… В конце концов я оказалась в этом доме на Шепард-Маркет. Ты понимаешь, что я имею в виду. У этой старухи, миссис Катлетт, было с полдюжины девок. Она была незлая, к нам каждый месяц заходил доктор… Как-то раз зашел какой-то знатный немец с друзьями. Он им там все показывал, как туристам. Среди них был принц. Сразу было видно, что ему не по себе. Ему явно ничего такого не было нужно, но мы нечаянно разговорились и… В общем, тогда он, наверное, и влюбился в меня. Ему недоставало любви, бедняге. Короче, он дал миссис Катлетт кучу денег, забрал меня оттуда и поселил здесь. А потом мы поженились. Он не слушал возражений. Знаешь, я сначала все время ходила в Блумсбери. Просто стояла и смотрела через дорогу на лавку Гарланда, на вывеску…
— Почему же ты не зашла, сумасшедшая? Мы ж нанимали сыщиков, они тебя по всему Лондону искали.
— Я думала, что, наверное, в чем-то виновата. А потом, когда я набралась смелости и пошла туда, там были одни угольки…
— Во время пожара погиб Фред.
— Не может быть! О боже мой… А мисс Локхарт? А Тремблер?
— Мисс Локхарт вышла замуж. Она теперь миссис Голдберг. А старик Тремблер женился на богатой вдове. У него гостиница в Излингтоне.
Наконец она снова заговорила:
— Джим, что же теперь будет? Я не могу поехать туда и быть принцессой, я не могу…
— Он твой муж. Тебе придется. Ты не можешь бросить его в тот момент, когда ты ему нужна. Но я буду там, и Бекки…
— А она поедет? Без нее я не поеду, ни за что!
— Конечно, поедет, — заверил ее Джим, хотя на самом деле не был в этом уверен. — Слышишь? Они уже поднимаются по лестнице. Улыбнись, старушка. В таких ли переделках мы бывали! Помнишь завод животных углей и лабиринты в подвале?
Она через силу улыбнулась, и Джиму хотелось заплакать.
В дверь коротко постучали, и вошел принц. Пожилой мужчина, вошедший следом за ним, застыл в изумлении, увидев взъерошенного молодого человека в порванном пиджаке, сидящую на полу девушку, поправляющую юбки, и миску с красноватой от крови водой. Но он справился с удивлением, щелкнул каблуками и поклонился. Посол был плотным, краснолицым военным с густыми усами, медалями и шрамом на щеке, памяткой старой дуэли. Его массивная, холодная жена сверкала, как новогодняя елка.
Принц закрыл дверь. Вид у него был бледный и растерянный.
— Мы будем говорить по-английски. — Он на мгновение замялся, но справился с волнением и твердо продолжил: — Я бы хотел, чтобы вы познакомились не при таких обстоятельствах. Но теперь уже ничего не поделаешь. Аделаида, это посол, граф Тальгау, и ее светлость графиня.
Джим заметил, что от посла с супругой не укрылась очевидная деталь: их представили ей, а не ее им, это означало, что ее статус выше. Посол удивленно ощетинил усы. Затем наступила очередь Джима.
— Граф Тальгау, это мой доверенный секретарь и советник, мистер Тейлор. Как видите, он был ранен на моей службе сегодня вечером.
На этот раз усы ощетинились одобрительно, посол щелкнул каблуками и кивнул. Джим не мог пожать ему руку, но умудрился уважительно, по-прусски наклонить голову. За всем этим налетом вежливости он видел непрерывно растущее любопытство, готовое вырваться наружу, как пар из чайника.
Принц взял Аделаиду под руку.
— Это моя жена Аделаида и ваша принцесса, — сказал он.
Граф отшатнулся назад, графиня от удивления открыла рот. Тут старик взорвался:
— О господи! Вы женаты! Женаты! Вы что, с ума сошли, сэр? Где ваши мозги? Женитьба принца — теперь кронпринца, боже мой, наследника престола! — не совершается по прихоти влюбленных поэтов и безумных фантазеров! Такие вещи решают дипломаты и политики! О мой Бог! Будущее Рацкавии зависит от союза, который будет заключен через ваш брак… Ach! Mein Gott!
— Что же! В моем браке есть весьма недурной резон, — отпарировал принц; он был бледен, но стойко держался под огнем. — Помимо, конечно, немаловажного резона моей любви к этой леди. Если бы мой брак был заключен по дипломатическим каналам, он стал бы показателем моей политической ориентации, а это было бы фатально. Теперь же я свободен поступать наилучшим образом для блага Рацкавии, не будучи связан никаким союзом, который мог бы расколоть страну.
— Ах! Sancta simplicitas! [1] — простонал граф. — Но семья принцессы… Кто она?
Принц взглянул на Аделаиду и сказал:
— Моя жена — английского происхождения. Насколько я помню, между народами Англии и Рацкавии существует только дружба. Нет никаких препятствий нашему браку.
— Нет препятствий, но есть причины его расторгнуть. Мы немедленно обратимся в Ватикан. Наш архиепископ…
— Никогда! — воскликнул принц, переходя на немецкий. Голос его сделался громким и сердитым. — Какое вы имеете право, граф Тальгау, оспаривать решения принцев? Если бы я спросил вашего совета, то выслушал бы его с уважением, но я не делал этого. Я не спрашивал вашего совета. Сейчас мне нужна ваша верность. Вы были верным другом моей семьи, так не предавайте же меня теперь. Я люблю эту леди, как собственную душу. Ничто, кроме смерти, не разлучит нас, и уж точно не какое-то жалкое решение Ватикана. Вы понимаете меня?
В этот момент Джим впервые увидел в принце что-то королевское. Граф закрыл глаза. Наконец он потер виски и сказал:
— Хорошо, что сделано, то сделано. Но брак, конечно же, будет морганатическим. На вас закончится королевский род Эштенбургов. Король Август Второй…
— Он не может быть морганатическим!
— Почему?
— Потому что он заключен в этой стране. По английским законам не существует морганатического брака. Моя жена имеет статус принцессы.
Посол не опустился на стул только потому, что принц все еще стоял. Но он покачнулся, и тогда заговорила Аделаида.
— Ваше превосходительство, — сказала она своим тоненьким голоском с сильным акцентом кокни. [2] — Я понимаю ваше удивление. Я очень рада встрече с вами; мой муж много рассказывал мне о вас, он восхищается вами и вашими военными подвигами. Я мечтаю больше о них услышать. Не хотите ли вы и графиня сесть? Возможно, мистер Тейлор будет так добр и пошлет за закусками?
«Молодец, старушка!» — подумал Джим, выходя из комнаты с миской кровавой воды и направляясь на кухню. Кухарка и мальчишка-посыльный сгорали от любопытства, и он велел им принести сэндвичей и вина как можно быстрее.
Когда Джим вернулся наверх, они обсуждали вопрос о Бекки, и он решительно вмешался в разговор:
— Я бы хотел предложить, сэр, чтобы вы и ее королевское высочество немедленно отправились к матери Ребекки, фрау Винтер. Очень важно, чтобы она поехала, — я согласен с Аде… с принцессой, — но девушке только шестнадцать лет, и необходимо убедить ее мать в полной, так сказать…
— Die Richtigkeit, — подсказала графиня.
— Да. Благопристойности, — согласился посол. — Совершенно верно.
Они оба еще не пришли в себя от шока. Джим понимал это и сочувствовал, но его рука начала дьявольски ныть, и, когда мальчишка-слуга внес вина, он выпил один за другим три бокала, чтобы заглушить боль. Затем принц встал и отбыл вместе с Аделаидой и графиней к фрау Винтер, оставив Джима наедине с послом.
— Ну а теперь, мистер Тейлор, — произнес граф, сверля Джима взглядом, который мог бы выбить из седла гусара, — я хотел бы знать правду. Каким образом вы замешаны в это дело? И кто этот шпион, с которым вам пришлось схватиться и пострадать? Я должен вас предупредить, мистер Тейлор. Да, сегодня я был поражен неожиданными известиями, но я люблю свою страну, я почитаю моего принца, и отныне, — тут он набрал в грудь побольше воздуха, — и отныне я преданнейший слуга принцессы. Мне кажется, что в этом деле слишком много таинственного. Расскажите все, что знаете, и советую вам ничего не утаивать, чтобы потом не пожалеть.
И Джим приступил к рассказу.
Глава четвертая
Театр «Альгамбра»
Бекки склонилась над столом, погруженная в учебник итальянской грамматики. Книга лежала на краю освещенного лампой круга, в котором ее мать терпеливо корпела над рисунком: Гнилой Дик палил из двух пистолетов в какого-то огромного бородача, также палившего в него из двух револьверов. Должно быть, пули столкнулись в воздухе, не долетев, потому никто из них явно не пострадал. Наконец мама тщательно вытерла перо, потерла руками поясницу и потянулась.
— На сегодня довольно, — сказала она и зевнула.
— Хочешь какао? — предложила Бекки, всовывая закладку в учебник.
Вскипевший чайник уже тихонько свистел, и настенные часы в деревянном футляре готовы были пробить десять.
Но прежде чем она успела встать из-за стола, в наружную дверь постучали. Бекки с матерью переглянулись; пансион, в котором они жили, был чинным и респектабельным местом, визиты после шести часов вечера случались крайне редко. Они слышали, как миссис Пейдж прошлепала вниз в переднюю и отперла дверь.
Послышался шум голосов, потом шаги, и наконец раздался стук в дверь их гостиной. Бекки бросилась отворять, обеспокоенная мама последовала за ней. В дверях появилось лицо старой миссис Пейдж.
— К вам джентльмен и две леди, дорогая… Имени я что-то не разобрала, — добавила она шепотом и посторонилась.
Бекки увидела перед собой Аделаиду в плаще и шляпе, рядом с ней принца, а также даму такой холодной и монументальной внешности, что она казалась сделанной из мрамора.
— Боже мой! — воскликнула она в замешательстве. — Аделаида! Принц! Ваше высочество, мадам… какое… Ах, входите, пожалуйста!
Мама была озадачена, но встретила гостей очень любезно, хотя и была явно смущена убогостью пансионной обстановки. Вообразите, в комнате было всего лишь четыре стула! Впрочем, миссис Пейдж заметила эту несообразную ситуации деталь и исчезла, намереваясь принести еще один стул.
Бедняжка Бекки только пыталась сообразить, кого и кому она должна представлять и следует ли ей раскрыть матери имя принца (конечно, а как же иначе! ), но Аделаида опередила ее.
— Рудольф, — сказала она просто, — вы уже знакомы с мисс Винтер, а это ее мать. Бекки, я думаю, твоя мама уже поняла, что герр Штраус на самом деле принц Рудольф.
Мама густо покраснела и сделала реверанс принцу. Бекки тоже сделала короткий реверанс, а Аделаида повернулась к вошедшей с ними даме.
— Графиня, — сказала она, — позвольте вам представить фрау и фрейлейн Винтер. А это графиня Тальгау, супруга посла Рацкавии в Лондоне.
Вновь последовали реверансы, а также прохладное рукопожатие. Графиня огляделась вокруг и красноречиво прикрыла веки.
Миссис Пейдж тем временем внесла пятый стул, и, когда все расселись, принц приступил к рассказу. Он начал с истории покушения на кронпринца и своего брака с Аделаидой. Сперва он говорил по-английски, в котором чувствовал себя достаточно уверенно, но некомфортно, однако затем, повернувшись к Аделаиде, произнес:
— Простите меня, дорогая, но я вынужден продолжать по-немецки, иначе я не сумею точно объяснить все детали. — Оборотив к матери Бекки свое бледное, задумчивое лицо, принц сказал: — Фрау Винтер, когда моя супруга рассказала мне, что нанятая мною преподавательница языка сама родом из нашей страны, я почувствовал в этом совпадении перст судьбы. Когда я узнал, кто был ее отцом, я еще более в этом убедился. Однажды я имел честь познакомиться с вашим покойным мужем, сударыня. Он пришел во дворец, чтобы побеседовать со мной об улучшении законов, — встреча была устроена в рамках программы моего образования. Поверьте, я горько сожалею о его смерти. В числе самых моих горячих желаний — желание изменить конституцию с тем, чтобы предоставить демократическим партиям возможность работать на благо страны — так, как это предлагал ваш муж. В этом, как и во всем остальном, что я намерен сделать, я полагаюсь также на чуткие суждения моей жены.
Жизненный опыт сделал ее сильной и мудрой не по годам. Эта сила и мудрость, я надеюсь, будут мне величайшей подпорой.
Бекки обратила внимание, что при этих словах графиня покосилась на Аделаиду; в ее взгляде были холодность и враждебность. Принцесса сидела, сложив руки на коленях и внимательно слушая своего мужа; она ничего не заметила.
— Но моей жене потребуется помощь, — продолжал принц. — Ей потребуются дружба и добрый совет. И она мне сказала, что лишь фрейлейн Бекки может сослужить ей эту службу, и никто другой. Фрау Винтер, я, может быть, говорил слишком пространно, за что приношу свои извинения. Если вы не можете позволить фрейлейн Винтер сопровождать принцессу в Рацкавию, я это пойму и, уважая ваше решение, пожелаю вам спокойной ночи. В любом случае прошу прощения за причиненное вам беспокойство.
— На сегодня довольно, — сказала она и зевнула.
— Хочешь какао? — предложила Бекки, всовывая закладку в учебник.
Вскипевший чайник уже тихонько свистел, и настенные часы в деревянном футляре готовы были пробить десять.
Но прежде чем она успела встать из-за стола, в наружную дверь постучали. Бекки с матерью переглянулись; пансион, в котором они жили, был чинным и респектабельным местом, визиты после шести часов вечера случались крайне редко. Они слышали, как миссис Пейдж прошлепала вниз в переднюю и отперла дверь.
Послышался шум голосов, потом шаги, и наконец раздался стук в дверь их гостиной. Бекки бросилась отворять, обеспокоенная мама последовала за ней. В дверях появилось лицо старой миссис Пейдж.
— К вам джентльмен и две леди, дорогая… Имени я что-то не разобрала, — добавила она шепотом и посторонилась.
Бекки увидела перед собой Аделаиду в плаще и шляпе, рядом с ней принца, а также даму такой холодной и монументальной внешности, что она казалась сделанной из мрамора.
— Боже мой! — воскликнула она в замешательстве. — Аделаида! Принц! Ваше высочество, мадам… какое… Ах, входите, пожалуйста!
Мама была озадачена, но встретила гостей очень любезно, хотя и была явно смущена убогостью пансионной обстановки. Вообразите, в комнате было всего лишь четыре стула! Впрочем, миссис Пейдж заметила эту несообразную ситуации деталь и исчезла, намереваясь принести еще один стул.
Бедняжка Бекки только пыталась сообразить, кого и кому она должна представлять и следует ли ей раскрыть матери имя принца (конечно, а как же иначе! ), но Аделаида опередила ее.
— Рудольф, — сказала она просто, — вы уже знакомы с мисс Винтер, а это ее мать. Бекки, я думаю, твоя мама уже поняла, что герр Штраус на самом деле принц Рудольф.
Мама густо покраснела и сделала реверанс принцу. Бекки тоже сделала короткий реверанс, а Аделаида повернулась к вошедшей с ними даме.
— Графиня, — сказала она, — позвольте вам представить фрау и фрейлейн Винтер. А это графиня Тальгау, супруга посла Рацкавии в Лондоне.
Вновь последовали реверансы, а также прохладное рукопожатие. Графиня огляделась вокруг и красноречиво прикрыла веки.
Миссис Пейдж тем временем внесла пятый стул, и, когда все расселись, принц приступил к рассказу. Он начал с истории покушения на кронпринца и своего брака с Аделаидой. Сперва он говорил по-английски, в котором чувствовал себя достаточно уверенно, но некомфортно, однако затем, повернувшись к Аделаиде, произнес:
— Простите меня, дорогая, но я вынужден продолжать по-немецки, иначе я не сумею точно объяснить все детали. — Оборотив к матери Бекки свое бледное, задумчивое лицо, принц сказал: — Фрау Винтер, когда моя супруга рассказала мне, что нанятая мною преподавательница языка сама родом из нашей страны, я почувствовал в этом совпадении перст судьбы. Когда я узнал, кто был ее отцом, я еще более в этом убедился. Однажды я имел честь познакомиться с вашим покойным мужем, сударыня. Он пришел во дворец, чтобы побеседовать со мной об улучшении законов, — встреча была устроена в рамках программы моего образования. Поверьте, я горько сожалею о его смерти. В числе самых моих горячих желаний — желание изменить конституцию с тем, чтобы предоставить демократическим партиям возможность работать на благо страны — так, как это предлагал ваш муж. В этом, как и во всем остальном, что я намерен сделать, я полагаюсь также на чуткие суждения моей жены.
Жизненный опыт сделал ее сильной и мудрой не по годам. Эта сила и мудрость, я надеюсь, будут мне величайшей подпорой.
Бекки обратила внимание, что при этих словах графиня покосилась на Аделаиду; в ее взгляде были холодность и враждебность. Принцесса сидела, сложив руки на коленях и внимательно слушая своего мужа; она ничего не заметила.
— Но моей жене потребуется помощь, — продолжал принц. — Ей потребуются дружба и добрый совет. И она мне сказала, что лишь фрейлейн Бекки может сослужить ей эту службу, и никто другой. Фрау Винтер, я, может быть, говорил слишком пространно, за что приношу свои извинения. Если вы не можете позволить фрейлейн Винтер сопровождать принцессу в Рацкавию, я это пойму и, уважая ваше решение, пожелаю вам спокойной ночи. В любом случае прошу прощения за причиненное вам беспокойство.